лицо старика озарилось каким-то торжественным благожелательством. Эта чудесная пара показалась Саксон такой же знакомой, как и луговина возле горы и сама гора. Она уже успела полюбить их. -- Добрый вечер, -- приветствовал их Билл. -- Да благословит вас бог, милые дети, -- отозвался старик. -- Если бы вы знали, как вы славно выглядите, сидя вот так, рядышком! И это было все. Фургон прокатил мимо, шурша опавшими листьями клена, дуба и ольхи, ковром устилающими дорогу. Вскоре они достигли слияния двух речек. -- Какое чудесное место, вот бы где жить! -- воскликнула Саксон, указывая на противоположный берег Дикарки. -- Видишь, Билл, вон на той террасе, над лугом. -- Почва тут богатая и под ней и на ней. Взгляни, Саксон, какие мощные деревья! Там, верно, и родники есть. -- Поедем туда, -- предложила она. Свернув с большой дороги, они по узкому мостику перебрались через Дикарку и покатили по старой, изрытой выбоинами дороге, вдоль которой тянулся не менее старый, полуразрушенный забор из досок секвойи. Затем они увидели открытые, снятые с петель ворота; дорога вела через них дальше, до террасы. -- Вот оно, я узнаю это место, -- убежденно сказала Саксон. -- Въезжай, Билли. Между деревьями показался небольшой белый домик с выбитыми стеклами. -- Ну и мадроньо! Прямо гигант! И Билл указал на росшее перед домом мощное земляничное дерево, ствол которого у основания имел в диаметре не меньше шести футов. Переговариваясь шепотом, они объехали дом, осененный величественными дубами, и остановились перед небольшим амбаром. Чтобы не терять времени, они не распрягли лошадей, а только привязали и отправились осматривать участок. Крутой спуск к лужку густо порос дубами и мансанитами. Пробираясь сквозь кусты, они спугнули выводок куропаток. -- Что ты скажешь насчет дичи? -- спросила Саксон. Билл усмехнулся и принялся исследовать прозрачный ключ, который, булькая, протекал по лужку. Здесь почва была высушена солнцем и вся потрескалась. Саксон, видимо, огорчилась, но Билл взял комок земли и растер между пальцами. -- Земля великолепная, -- сказал он. -- Самая лучшая и богатая почва; ее смывало сюда с гор десятки тысяч лет. Но... Он остановился, посмотрел вокруг, поинтересовался местоположением луга, затем прошел до окаймлявших его секвой и вернулся обратно. -- В том виде, в каком он сейчас, луг никуда не годится, -- заявил он. -- И ему не будет цены, если им заняться как следует. А для этого нужно иметь только немного здравого смысла и много оросительных канав. Этот луг -- естественный бассейн, только воду пустить. С той стороны, за секвойями, есть крутой спуск к реке. Идем, я тебе покажу. Они прошли между секвойями и очутились на берегу Сономы. Здесь река уже не пела; она в этом месте образовала тихий плес. Плакучие ивы почти касались воды своими ветвями. Противоположный берег поднимался крутым обрывом. Билл измерил высоту обрыва на глаз, а глубину омута шестом. -- Пятнадцать футов, -- объявил он. -- Тут отлично нырять с обрыва, да и поплавать можно; вперед и назад будет сто ярдов. Они пошли по берегу. Дно речки, протекавшей по каменистому ложу, постепенно мельчало, затем начинался другой плес. Вдруг в воздухе мелькнула форель и скрылась под водой; по спокойной глади пошли, расширяясь, круги. -- Кажется, мы не будем зимовать в Кармеле, -- заметил Билл. -- Это место прямо создано для нас. Утром я узнаю, кому оно принадлежит. Полчаса спустя, подсыпая корм лошадям, Билл услышал свисток паровоза и обратил на него внимание Саксон. -- Вот тебе и железная дорога, -- сказал он. -- Это поезд, он идет в Глен-Эллен, который всего в одной миле отсюда. Саксон уже засыпала, когда он спросил ее: -- А что, если владелец не захочет продать землю? -- На этот счет не беспокойся, -- отвечала с невозмутимой уверенностью Саксон. -- Участок наш. Я это знаю твердо. ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Их разбудил Поссум, который, негодуя, упрекал белку за то, что она не хочет спуститься с дерева и попасть к нему в зубы. Белка в свою очередь болтала такой вздор, что Поссум в бешенстве пытался вскочить на дерево. Билл и Саксон неудержимо хохотали, глядя на ярость терьера. -- Если этот участок достанется нам, то никто здесь белок трогать не будет, -- сказал Билл. Саксон пожала ему руку и села. С луга донеслось пение жаворонка. -- Здесь все есть, и желать больше нечего, -- с радостным вздохом сказала она. -- Кроме самой покупки, -- поправил ее Билл. Позавтракав на скорую руку, Саксон и Билл отправились на разведку. Они обошли весь участок, который имел неправильную форму, несколько раз пересекли его от изгороди до речки и обратно. У подножия террасы они насчитали семь родников. -- Воды достаточный запас, -- сказал Билл. -- Выроем канавы, вспашем землю, и при помощи удобрений и всей этой воды можно будет круглый год собирать урожай, один за другим. Тут всего акров пять, но я бы не променял их на весь участок миссис Мортимер. Они стояли на террасе, в прежнем фруктовом саду. Здесь было двадцать семь деревьев, неухоженных, но необыкновенно крепких и полных жизни. -- Ас той стороны, за домом, мы посадим ягодные кусты. Саксон умолкла, ей пришла в голову новая мысль: -- Вот если бы миссис Мортимер согласилась приехать и помочь нам своими советами! Как ты думаешь, Билл, она приедет? -- Конечно, приедет. Ведь отсюда не больше четырех часов до Сан-Хосе. Но сначала надо зацепиться за этот участок, а тогда уж и написать можно. Границами маленькой фермы служила с одной, самой длинной, стороны река Сонома, с двух других -- изгороди, а с четвертой -- река Дикарка. -- Как хорошо, что нашими соседями будут эти милые люди, -- сказала Саксон, вспомнив вчерашнюю встречу. -- Их участок отделен от нашего только речкой. -- Но ведь ферма-то пока еще не наша, -- заметил Билл. -- Давай зайдем к ним. Они, наверно, расскажут нам все насчет участка. -- Да он все равно что наш, -- заявила Саксон. -- Главное было найти его. А кто владелец -- не важно. Здесь давно уже не живут. Ты, Билл, скажи мне, тебе-то участок по душе? -- Да, мне все здесь нравится, -- ответил он чистосердечно. -- Беда только в том, что тут не развернешься. Но, увидев ее огорченное лицо, он сейчас же решил отказаться от своей любимой мечты. -- Решено, мы его покупаем! -- сказал он. -- Правда, за лугом начинаются леса, и пасти скот негде -- места хватит всего на парочку лошадей и на корову, -- да не беда! Всего сразу иметь нельзя, а то, что есть, очень хорошо, и от добра добра не ищут. -- Будем считать, что это только начало, -- утешала его Саксон. -- Потом нам, может быть, удастся прикупить земли; хотя бы тот участок, который мы видели вчера. Помнишь, от Дикарки до трех холмов? -- Где я мечтал пасти моих лошадей? -- вспомнил он, и глаза его блеснули. -- А почему бы и нет? Столько наших желаний уже сбылось, с тех пор как мы пустились в путь, что может сбыться и это. -- Мы будем работать, Билл, и оно сбудется. -- Мы будем работать как черти, -- решительно сказал он. Они открыли калитку и пошли по тропинке, извивавшейся среди девственного леса. Издали не было видно дома, они увидели его вдруг, когда чуть не наткнулись на него. Он был восьмиугольный и так пропорционально построен, что, несмотря на свои два этажа, не казался высоким. Дом настолько подходил к окружающему пейзажу, что казалось -- вырос из этой почвы, как выросли обступившие его деревья. Перед домом ни палисадника, ни лужайки, лесная чаща подступала прямо к дверям. Крыльцо главного входа чуть возвышалось над землей, к нему вела всего одна ступенька. Над дверью они прочли вырезанную причудливыми буквами надпись "Тихий приют". -- Идите, милые, прямо наверх, -- послышался голос, когда Саксон постучала. Отступив назад и подняв глаза, они увидели маленькую женщину, улыбавшуюся им из окна. В легком розовом домашнем платье, она снова напомнила Саксон цветок. -- Толкните дверь, она не заперта, и вы увидите, куда идти, -- продолжала хозяйка. Саксон шла впереди, Билл следовал за ней. Они оказались в залитой светом комнате; целый ствол какого-то дерева тлел в камине из неотесанного камня. На каминной полке стоял большой мексиканский кувшин с осенними ветками и вьющимися усатыми лозами. Стены были обшиты мореным деревом, но неотполированным, воздух пропитан чистыми запахами леса. В этом восьмиугольном доме все углы были тупые. В одном из углов комнаты стояла фисгармония орехового дерева. В другом высились полки с множеством книг. В окна, под которыми стояла низенькая кушетка, была видна мирная картина осенних деревьев и желтеющей травы с протоптанными на ней дорожками, которые вели в разные концы этой крошечной усадьбы. Легкая витая лесенка поднималась во второй этаж. Там их встретила маленькая хозяйка и ввела в свою комнату, -- Саксон сразу поняла, что это был ее уголок. Две наружные стены этой комнаты были целиком заняты окнами. От высоких подоконников до самого пола шли полки с книгами. Книги лежали всюду -- на рабочем столике, на кушетке, на письменном столе, -- в том беспорядке, который показывает, что их постоянно читают. На открытом окне стоял кувшин с осенними листьями, дополняя очарование прелестной смуглой женщины, усевшейся в крошечную, выкрашенную красной краской бамбуковую качалку, в каких любят качаться дети. -- Странный дом, правда? -- засмеялась довольным девичьим смехом миссис Хэйл. -- Но мы его очень любим. Эдмунд построил его собственными руками -- все, вплоть до водопровода, хотя ему здорово пришлось поработать, пока, наконец, удалось навести окончательный порядок. -- Как, неужели и паркет внизу?.. И камин? -- допытывался Билл. -- Все, решительно все! -- с гордостью ответила она. -- И чуть не половину мебели. Вон видите тот столик кедрового дерева и тот стол -- все сделано его руками. -- Такие прекрасные руки... -- невольно промолвила Саксон. Миссис Хэйл бросила на нее быстрый взгляд, и ее оживленное лицо озарилось благодарностью. -- О да, они удивительные, я более прекрасных рук не видела, -- мягко сказала она. -- А какая вы милая, что заметили это, вы ведь их только мельком видели вчера. -- Они мне сразу бросились в глаза, -- просто ответила Саксон. Ее взгляд невольно скользнул мимо миссис Хэйл, привлеченный удивительно красивым рисунком на обоях, изображавшим соты, усеянные золотыми пчелами. На стенах висело всего несколько картин в рамках. -- У вас одни портреты, -- заметила Саксон, вспоминая чудесные картины в бунгало Марка Холла. -- Мои окна -- вот рамки для моих пейзажей, -- отозвалась миссис Хэйл, указывая на осенний лес за окном. -- У себя в комнате я хочу иметь только тех, кто мне близок и с кем я не могу быть постоянно вместе. Некоторые мои друзья вечно где-то странствуют. -- О! -- воскликнула Саксон, подбегая к одной из фотографий. -- Вы знаете Клару Хастингс! -- Еще бы! Я только что не выкормила Клару, но я ее воспитала. Ее мать была моей сестрой. А вы знаете, как удивительно вы на нее похожи? Я уже вчера говорила об этом Эдмунду. Он и сам заметил сходство. Немудрено, что вы оба так понравились ему, когда проезжали мимо нас на ваших чудесных лошадках. Итак, миссис Хэйл оказалась теткой Клары, -- она была из того же племени пионеров, которые в свое время совершили переход через прерии. Теперь Саксон поняла, почему она так напомнила ей мать. Билл только прислушивался к разговору обеих женщин, любуясь тщательной отделкой кедрового столика. Саксон рассказала о встрече с Кларой и Джеком Хастингсом, об их яхте и о поездке в Орегон. По словам миссис Хэйл, они опять путешествуют, отправили лошадей из Ванкувера домой, а сами сели на пароход, идущий в Англию. Миссис Хэйл знавала мать Саксон, вернее -- ее стихи. Кроме сборника "Из архивов прошлого", у нее хранился еще объемистый альбом, где Саксон нашла много до сих пор ей неизвестных стихотворений своей матери. -- Талантливая поэтесса, -- сказала миссис Хэйл, -- но сколько было поэтов, воспевавших то золотое время, а теперь забыты и они и их песни. Ведь тогда не выходило такого множества журналов, как теперь, и отдельные стихотворения, напечатанные в местных газетах, утеряны. -- Джек Хастингс сначала влюбился в Клару, -- продолжала свой рассказ миссис Хэйл, -- а потом, когда приехал к нам сюда, влюбился в долину Сономы и купил здесь великолепное ранчо. Правда, он пользуется им очень мало, так как большую часть года скитается по свету. Миссис Хэйл рассказала, что и она маленькой девочкой, в конце пятидесятых годов, переходила через прерии; как и миссис Мортимер, она знала все подробности битвы при Литтл Мэдоу, а также историю уничтожения той партии переселенцев, от которой в живых остался только отец Билла. -- Итак, -- час спустя сказала в заключение Саксон, -- мы три года искали нашу лунную долину -- и вот нашли ее. -- Лунную долину? -- удивилась миссис Хэйл. -- Разве вы знали о ней и раньше? Чего же вы так долго мешкали? -- Нет, мы ничего не знали. Мы отправились искать ее наудачу. Марк Холл называл это паломничеством и в шутку советовал нам взять в руки длинные посохи. Он говорил: когда мы найдем лунную долину, то сразу узнаем ее, так как наши посохи зацветут. Он все смеялся над тем, сколько требований мы к ней предъявляем. Однажды вечером повел меня на балкон и показал луну в телескоп: "Только на луне, -- заявил он, -- можно найти такую волшебную долину". Он-то считал, что это фантазия, но нам понравилось название "лунная долина", и мы пошли на поиски. -- Какое поразительное совпадение! -- воскликнула миссис Хэйл. -- А ведь это и есть Лунная долина. -- Я знаю, -- сказала Саксон со спокойной уверенностью. -- Здесь мы нашли все, о чем мечтали. -- Вы меня не поняли, дорогая. Это действительно Лунная долина -- долина Сономы. Сонома -- индейское слово, и оно значит: Лунная долина. Так называли ее индейцы с незапамятных времен, еще задолго до того, как здесь появился белый человек. И мы и те, кто любит это место, всегда называем его так. Тут Саксон вспомнила таинственные намеки Джека Хастингса и его жены, и разговор продолжался, пока Билл не стал обнаруживать признаков нетерпения. Он многозначительно откашлялся и прервал беседу: -- Нам бы хотелось узнать насчет того участка у речки: кто владелец, согласится ли он продать его, где найти хозяина и прочее. Миссис Хэйл встала. -- Пойдемте к Эдмунду, -- сказала она и, взяв Саксон за руку, пошла вперед. -- Господи! -- воскликнул Билл, глядя на нее с высоты своего роста. -- Я считал, что Саксон маленькая, а она, оказывается, вдвое выше вас. -- Это вы великан, -- улыбнулась маленькая хозяйка. -- Но Эдмунд все-таки выше вас и шире в плечах. Они прошли большие светлые сени и увидели ее красавца мужа; он читал, сидя в огромной старинной качалке. Рядом с этой качалкой стояло еще одно крошечное детское бамбуковое креслице; на коленях хозяина растянулась, мордочкой к тлеющему в камине стволу, невероятно крупная полосатая кошка, -- вслед за хозяином, приветствовавшим гостей, и она повернула голову. Саксон снова почувствовала ту особую благостную доброту, которая исходила от его лица, глаз и рук, на которые она невольно опять посмотрела. И она была вновь поражена красотой этих рук. Они как бы выражали любовь. Это были руки человека, принадлежавшего к какой-то еще неведомой породе людей. Ни один из членов веселой кармелской компании не походил на него. То были люди искусства. Здесь же перед ней был ученый, философ. Взамен страстей и безрассудной мятежности, присущей тем, кто молод, она видела благородную мудрость. Эти прекрасные руки много горького зачерпнули в жизни, а удержали только ее радость. При всей своей любви к друзьям-кармелитам Саксон содрогнулась, представив себе, как будут выглядеть некоторые из них, достигнув таких же преклонных лет, как этот старец, -- особенно театральный критик и Железный Человек. -- Вот эти милые дети, Эдмунд, -- начала миссис Хэйл. -- Можешь себе представить, они хотят купить ранчо "Мадроньо". Три года они искали его. Я забыла сказать им, что мы искали наш "Тихий уголок" десять лет! Расскажи им все об этом ранчо. Мистер Нейсмит, наверное, еще не раздумал продавать его. Они уселись в простые массивные кресла, а миссис Хэйл придвинула свое крошечное бамбуковое креслице к качалке мужа, и ее маленькая ручка доверчиво приютилась в его руке. Прислушиваясь к разговору, Саксон рассматривала строгую комнату и полки с бесчисленными книгами. Она начинала понимать, как простой дом из дерева и камня может передать дух человека, задумавшего и построившего его. "Эти прекрасные руки создали все тут, даже мебель", -- решила она, переводя взгляд с рабочего стола на кресло и с письменного стола на стоящий в другой комнате пюпитр у кровати, где виднелась лампа с зеленым абажуром и лежали сложенные аккуратными стопками журналы и книги. Что касается ранчо "Мадроньо", то, по словам мистера Хэйла, дело обстояло весьма просто. Нейсмит охотно продаст его. Он уже пять лет продает свой участок -- с тех пор как вошел компаньоном в предприятие по эксплуатации минерального источника, который находится ниже в долине. Им повезло, что владелец этого ранчо именно он, ибо все остальное здесь принадлежит французу, одному из первых поселенцев. Тот и пяди земли не отдаст. Он крестьянин, с характерной для крестьян любовью к земле, причем у него она стала болезнью, манией. Он дрожит над каждым клочком, но он не деловой человек; он стар и упрям, а земля у него скудная, и вопрос только в том, что постигнет его раньше -- смерть или банкротство. Что же касается ранчо "Мадроньо", то оно принадлежит Нейсмиту, и он просит по пятидесяти долларов за акр. Это составит всего тысячу долларов, так как земли там двадцать акров. При старых способах обработки земли эта ферма себя не окупит. Но с точки зрения деловой, приобрести ее очень выгодно: красоты долины приобретают все более широкую известность, и лучшее место для дачи трудно себе представить. Если же принять во внимание пейзаж и климат, то земля эта стоит в тысячу раз больше назначенной цены. Мистер Хэйл был, кроме того, уверен, что Нейсмит охотно согласится на рассрочку платежа. Он посоветовал взять участок на два года в аренду с правом купить его в любой момент и зачислением арендных денег в счет уплаты долга. Нейсмит как-то уже сдавал ранчо в аренду одному швейцарцу, вносившему ежемесячно по десять долларов. Жена швейцарца умерла, и он уехал. Эдмунд скоро понял, что Билл отказывается от какой-то своей заветной мечты, но не мог понять, в чем тут дело, однако несколько умело поставленных вопросов открыли ему, что Билл во власти той самой давней мечты об обширных пространствах, которая владела первыми поселенцами: о стадах, пасущихся на десятках холмов, об участке по меньшей мере в сто шестьдесят акров... -- Вам совсем не нужно столько земли, милый мальчик, -- мягко заметил Хэйл. -- Я вижу, вы понимаете, что такое интенсивное земледелие. А вы не думали об интенсивном коневодстве? Пораженный новизной этой мысли, Билл невольно открыл рот. Он всячески напрягал свой мозг, но не мог уловить никакого сходства между этими двумя отраслями хозяйства. В его глазах отразилось сомнение. -- Объясните, в чем тут соль? -- воскликнул он. Старик мягко улыбнулся. -- А вот смотрите: во-первых, вам эти двадцать акров не нужны, разве что для красоты. Луг занимает пять акров. Чтобы развести огород и жить за счет продажи овощей, вам вполне хватит и двух акров. А на деле, даже если вы и ваша жена будете трудиться от зари до зари, вам не обработать как следует и эти два акра. Остаются еще три акра. Ваши родники дадут вам воду в избытке. Не довольствуйтесь одним урожаем в год, как наши старозаветные фермеры здесь, в долине, обрабатывайте ваш луг так же, как ваш огород, засевайте его весь год кормовыми травами, орошайте, не жалейте удобрений и соблюдайте правильный севооборот. И тогда ваши три акра прокормят столько же лошадей, сколько огромная площадь незасеянного и неудобренного пастбища. Обдумайте это хорошенько. Я дам вам книги. Не знаю, какой вы соберете урожай и сколько съедает лошадь, -- это уже ваше дело, -- но я уверен, что если вы наймете работника, чтобы он освободил вас от работы на огороде, и всецело займетесь лугом, то за кормами дело не станет: три акра с успехом прокормят столько лошадей, сколько вы на первых порах сможете купить. А уж затем вы подумаете о том, чтобы подкупить еще земли и еще лошадей, и вообще начнете богатеть, -- если только вы в этом находите свое счастье. Билл понял. В полном восторге он выпалил: -- Вы настоящий хозяин! Хэйл улыбнулся и бросил взгляд на жену. -- Скажи ему свое мнение на этот счет, Анетт. Ее синие глаза блеснули: -- Да какой он хозяин! Он никогда в жизни не занимался сельским хозяйством, но он знает, -- она показала рукой на стоявшие вдоль стен книжные полки, -- он изучает все, что ему кажется дельным, правильным, он изучает все то хорошее, что создано в мире хорошими людьми. Ему доставляет радость только чтение да столярный станок. -- Ты забыла Дулси, -- улыбаясь, запротестовал Хэйл. -- Да, конечно, и Дулси, -- рассмеялась она. -- Дулси -- это наша корова. Джек Хастингс вечно шутит насчет того, кто кого больше любит: Эдмунд ли Дулси, или она его. Когда он уезжает в Сан-Франциско, Дулси грустит. И Эдмунд тоже грустит и торопится скорее вернуться домой. О, Дулси заставила меня испытать все муки ревности. Но я должна признаться: никто так не понимает Дулси, как он. -- Это единственная отрасль хозяйства, которую я изучил на практике, -- подтвердил Хэйл. -- Я теперь авторитет по уходу за джерсейскими коровами. Можете всегда обращаться ко мне за советом. Он встал и подошел к книжным полкам; тут только они увидели, как он высок и как великолепно сложен. Держа книгу в руке, он отвлекся на миг, чтобы ответить на вопрос Саксон. Нет, москитов здесь нет, хотя было одно такое лето, когда южный ветер дул десять дней подряд, -- небывалое в этих краях явление, -- и занес к ним в долину немного москитов из бухты Сан-Пабло. Что касается туманов, то именно им долина и обязана своим плодородием. Там, где находятся их владения, защищенные горой Сономой, туман никогда не оседает особенно низко. Ветер приносит туманы с океанского побережья за сорок миль, а гора задерживает их и они плывут вверх. И важно еще вот что, добавил Эдмунд: его ранчо и ранчо "Мадроньо" удачно расположены на узкой полосе земли, где в морозные зимние утра температура всегда на несколько градусов выше, чем во всей долине. Да и вообще в этом поясе морозы большая редкость, это видно хотя бы из того, что здесь успешно произрастают некоторые сорта апельсинов и лимонов. Хэйл продолжал читать заглавия и откладывать книги, их набралась уже порядочная груда. Он открыл лежавший сверху том "Три акра и свобода" Болтона Холла и прочел им о человеке, который в год делал пешком шестьсот пятьдесят миль, обрабатывая старозаветными способами свои двадцать акров и собирая с них три тысячи бушелей дрянного картофеля; и о другом, "современном" фермере, -- этот обрабатывал всего пять акров, проходил в год лишь двести миль и выращивал три тысячи бушелей раннего отборного картофеля, который он продавал во много раз дороже, чем первый. Саксон взяла у Хэйла книги и, передавая их одну за другой Биллу, читала названия. Здесь были: "Фрукты Калифорнии" Уиксона и "Овощи Калифорнии", "Удобрения" Брукса, "Домашняя птица" Уотсона, "Орошение и осушка" Кинга, "Поля, фабрики и мастерские" Кропоткина, и "Земледельческий бюллетень N 22", посвященный вопросам кормления домашних животных. -- Приходите за книгами, как только они вам понадобятся, -- приглашал их Хэйл. -- У меня сотни книг по земледелию и все отчеты... И вы непременно должны познакомиться с Дулси, когда у вас будет свободное время, -- крикнул он им вслед. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Приехала миссис Мортимер и привезла с собой каталоги семян и руководства по земледелию. Саксон в это время была погружена в изучение книг, взятых у Хэйла. Она показала гостье усадьбу, и миссис Мортимер пришла в восторг от всего, что увидела, включая и условия арендного договора, предусматривавшие возможность последующей покупки этого ранчо арендаторами. -- А теперь, -- сказала она, -- посмотрим, с чего начать. Садитесь-ка вы оба. Это военный совет, а я -- тот самый человек, который может вас научить, что нужно делать. Еще бы! Если человек реорганизовал большую городскую библиотеку и составил каталог, то он всегда сможет направить молодую пару по верному пути. Итак, с чего мы начнем? Она помолчала, собираясь с мыслями. -- Во-первых, вы получили ранчо "Мадроньо" за бесценок. Я знаю толк и в почве, и в пейзажах, и в климате. Ранчо "Мадроньо" -- золотое дно. Ваш луг -- целое состояние. Насчет обработки речь будет впереди. Главноеземля. Она у вас есть. Второе -- что вы с ней собираетесь делать? Жить на доход с этой земли? Да. Сажать овощи? Конечно. А как вы намерены поступить с вашими овощами, когда их вырастите? Продавать? А где? Вот послушайте. Вы должны делать то, что делала в свое время я. Никаких посредников! Продавайте овощи прямо потребителю. Сами создайте себе рынок. Знаете, что я видела из окна вагона, всего за несколько миль отсюда? Гостиницы, пансионы, летние и зимние курорты -- словом, там есть все -- многолюдное население, потребители, рынок. Как же снабжается этот рынок? Я напрасно искала по пути сюда огороды. Знаете что, Билл, запрягите-ка ваших лошадей и прокатите нас с Саксон после обеда. Бросьте все ваши дела. Плюньте на все остальное. Какой смысл ехать куда-нибудь, если у тебя нет адреса? Сегодня мы узнаем адрес. Тогда нам будет видно, что и как... -- сказала она, улыбаясь, Биллу. Но Саксон не поехала с ними. У нее было слишком много дел по уборке давно заброшенного дома, да и надо было приготовить комнату для гостьи. Время ужина давно прошло, когда они вернулись. -- Ну и везет вам, дети, -- начала миссис Мортимер, сходя с фургона. -- В этой долине только-только пробуждается жизнь. Вот вам и рынок. У вас нет пока ни одного конкурента. Я сразу поняла, что все эти курорты возникли совсем недавно -- Калиенте, Бойс Хот Спрингс, Эль Верано и другие. В Глен-Эллене также есть три небольшие гостиницы -- это совсем рядом. О, я уже переговорила со всеми владельцами и управляющими. -- Она просто волшебница! -- восторгался Билл. -- Она к самому господу богу подъехала бы с деловым предложением. Ты бы видела ее! Миссис Мортимер улыбнулась его комплименту и продолжала: -- Как вы думаете, откуда им доставляют овощи? Их привозят за двенадцать -- пятнадцать миль из Санта-Росы и с Сономы. Это ближайшие огороды, и когда они не в состоянии удовлетворить все растущий спрос, -- а я слышала, что это случается очень часто, -- приходится посылать за овощами в Сан-Франциско. Я им представила Билла. Они охотно согласились поддержать местное огородничество. Да им это и гораздо выгоднее. Вы будете поставлять такие же овощи и по тем же ценам; но уж постарайтесь, чтобы они были лучше и свежее. И не забывайте, что доставка вам обойдется дешевле, здесь ведь рукой подать. -- Однодневными яйцами такого потребителя не прельстишь. Вареньями и джемами тоже. У вас здесь на террасе очень много места, непригодного для грядок. Завтра с утра я помогу вам устроить загородки для цыплят и птичник. Советую поставлять каплунов в Сан-Франциско. Начать надо с малого. Пусть это будет покамест вашим побочным занятием. Я вам все расскажу на этот счет и пришлю литературу. Но вы должны и сами думать. Пусть работают другие. Хорошенько запомните это. Управляющим всегда платят больше, чем рабочим. Вы должны вести приходо-расходные книги, вы всегда должны знать, в каком состоянии ваши дела, что выгодно, что нет и что приносит наибольший доход. По книгам это сразу будет видно, я уж: научу вас, как их вести. -- И подумать только, все это на двух акрах! -- пробормотал Билл. Миссис Мортимер строго посмотрела на него. -- Откуда же два акра? -- резко спросила она, -- Пять акров. И то вас не хватит, чтобы удовлетворить ваш рынок. Как только начнутся дожди, и вы, мой мальчик, и ваши лошади с ног собьетесь, осушая луг. Мы завтра разработаем план действий. А затем ягоды; здесь, на террасе, самое подходящее место для ягод и шпалерного столового винограда. За него платят бешеные цены. Мы посадим бербенксовскую черную смородину, -- кстати, он живет в Санта-Росе, -- и гибриды малины и куманики, это крупные ягоды. Но с клубникой не связывайтесь. Клубника совершенно особая статья, это вам не виноград. Фруктовый сад я уже осмотрела. В общем он хорош. За подчистку и прививку примемся позже. -- Но Билл предполагал взять три акра луга себе, -- сказала Саксон, как только ей удалось вставить слово. -- Зачем? -- Он хочет засеять их кормовыми травами для лошадей, которых собирается завести. -- Пусть лучше покупает корм для лошадей из доходов с огорода, -- немедленно решила миссис Мортимер. И Биллу еще раз пришлось отказаться от своей мечты. -- Ну что ж! -- сказал он, сделав усилие, чтобы казаться веселыми -- Валяйте. Огород так огород. Миссис Мортимер прожила у них несколько дней, и Билл предоставил обеим женщинам решать все по-своему. В Окленде начался период делового оживления, и Биллу пришло письмо с требованием срочно выслать еще партию лошадей. Он с утра до ночи ездил по окрестностям, отыскивая молодых рабочих лошадей. Благодаря этим поездкам он основательно изучил всю долину. С другой стороны, управляющий оклендскими конюшнями искал случая избавиться от нескольких кобыл, разбивших себе ноги на городских мостовых, и Биллу предложено было приобрести их на выбор по дешевке. Это были отличные лошади. Билл знал это, так как имел с ними дело еще раньше, в Окленде. Мягкая деревенская земля могла быстро вылечить этих лошадей, нужно было только сперва расковать их и дать отдохнуть на пастбище. Для работы в городе на мостовой они уже не годились, но еще много лет могли служить в поле. К тому же они годились и как производители. Но Билл не мог решиться на эту покупку. Он бился над этим вопросом в одиночестве и ни слова не говорил Саксон. Вечерами он обычно сидел в кухне, покуривая, и прислушивался к рассказам обеих женщин о том, что они сделали за день и что собирались делать дальше. Хороших лошадей раздобыть было трудно, из каждого фермера приходилось чуть не клещами вытягивать согласие на продажу лошади, хотя Биллу и предоставлено было право повысить среднюю цену долларов на пятьдесят. Несмотря на то, что автомобиль все больше входил в обращение, цена на тяжеловозов продолжала расти. С тех пор как Билл себя помнил, цены на них неуклонно повышались. После землетрясения они сразу подскочили и так и не снизились. -- Вы, Билл, гораздо больше заработаете, торгуя лошадьми, чем копаясь на огороде. Верно? -- спросила миссис Мортимер. -- И отлично. Я думаю, что вам незачем ни осушать ваш луг, ни пахать, ни вообще возиться с землей. Продолжайте покупать лошадей. Работайте головой. Но из ваших барышей вы должны оплачивать работника для огорода Саксон. Это будет выгодным помещением капитала, который даст большие проценты. -- Правильно, -- согласился он. -- Для того люди и нанимают других, чтобы за их счет наживаться. Но каким образом Саксон и один работник справятся с пятью акрами, это выше моего понимания: ведь мистер Хэйл уверял, что мы с ней не управимся и с двумя! -- Саксон работать и не придется, -- возразила миссис Мортимер. -- Разве вы видели, чтобы я работала в Сан-Хосе? Саксон будет руководить. Пора вам, наконец, понять это. Люди, которые не умеют шевелить мозгами, зарабатывают в день полтора доллара; а ее полтора доллара в день не устраивают. Теперь слушайте. Я сегодня имела долгий разговор с мистером Хэйлом. Он считает, что в долине невозможно найти хороших сельскохозяйственных рабочих. -- Я знаю, -- прервал ее Билл. -- Все хорошие работники уходят в город, остаются только плохие. А если хорошие и остаются, то не идут в батраки. -- Совершенно верно. Итак, слушайте, дети. Я знала это, и потому переговорила с мистером Хэйлом. Он берется вам помочь. Он знает, как что делается, и знаком с начальником тюрьмы. Словом, вы возьмете из Сен-Квентина на поруки двух заключенных. Вам пришлют людей тихих и к тому же умелых огородников. Там полным-полно китайцев и итальянцев, а это лучшие огородники в мире. Так вы одним ударом убьете двух зайцев: поможете несчастным арестантам и получите хороших рабочих. Саксон была неприятно удивлена и заколебалась, но Билл отнесся серьезно к предложению миссис Мортимер. -- Вы ведь знаете Джона? -- продолжала та. -- Работника мистера Хэйла. Он вам нравится? -- Ох, я только сегодня мечтала о том, чтобы нам найти такого человека, -- с жаром отозвалась Саксон. -- Он такой добрый и преданный. Миссис Хэйл рассказала мне о нем очень много хорошего. -- Но об одном она умолчала, -- заметила, улыбнувшись, миссис Мортимер: -- Джон взят ими на поруки. Двадцать восемь лет тому назад он повздорил с одним человеком из-за шестидесяти пяти центов и в запальчивости убил его. И вот уже три года, как он живет у Хэйлов. А помните Луи, старика француза у меня на ферме? Он тоже был взят мною из тюрьмы. Итак, решено. Когда ваши работники явятся, вы будете, понятно, платить им сколько полагается; нужно только, чтобы прислали людей одной национальности -- либо китайцев, либо итальянцев... Так вот, когда они явятся, то под руководством мистера Хэйла, -- да и Джон им поможет, -- сколотят себе небольшую хижину. Место мы выберем сами. Когда работа у вас пойдет полным ходом, вам понадобятся еще работники со стороны. И вы, Билл, разъезжая по окрестностям, подыскивайте себе подходящих людей. На следующий вечер Билл домой не вернулся, а в девять часов прискакал верхом мальчик из Глен-Эллена и привез телеграмму; Билл отправил ее из Озерной области, куда отправился искать лошадей для оклендских конюшен. Он вернулся только на третий день к ночи, усталый до изнеможения, но с трудом скрывая чувство удовлетворенной гордости. -- Что вы делали все эти дни? -- спросила миссис Мортимер. -- Работал головой, -- спокойно заявил он. -- Старался убить двух зайцев одним ударом. И, верьте мне, я убил не два, а целую кучу! Уф! Я узнал об этом в Лондэйле. И надо вам сказать, я зверски измотал Хазл и Хатти, прежде чем поставил их в конюшню в Калистоге, а сам в дилижансе поехал в Санта-Элена. Я попал туда как раз вовремя, и вся упряжка одного горного возчика -- восемь здоровенных тяжеловозов -- досталась мне. Лошади все молодые, крепкие; самая легкая весит не меньше полутора тысяч фунтов. Вчера вечером я отправил их из Калистоги. Но это не все. Еще до того, в первый день, когда я был в Лондэйле, я встретился с одним парнем; он подрядился вывозить камень из каменоломни для мостовых. Этот лошадей не продавал, -- наоборот, сам был не прочь купить их, лошади ему были нужны до зарезу. Он сказал, что даже готов брать лошадей напрокат. -- И ты послал ему тех, которых ты купил? -- перебила Саксон. -- Вот и не угадала! Я эту восьмерку приобрел на оклендские деньги -- в Окленд и отослал. Но я договорился с тем парнем на будущее, и он согласен платить полдоллара в день за прокат каждой лошади, а ему нужно шесть. Затем я телеграфировал старику хозяину в Окленд, чтобы мне выслали шесть кобыл с разбитыми ногами, по выбору Бэда Стродзерса, пусть вычтут из моих комиссионных. Бэд знает, что мне нужно. Как только лошади прибудут -- долой подковы, недельки две пусть попасутся на воле, а потом я их отправлю в Лондэйл. С работой они справятся: им придется возить камень на станцию; это под гору по мягкой грунтовой дороге. Каждая из них будет мне давать полдоллара в день -- то есть три доллара в неделю. И мне не придется ни кормить их, ни ковать, только присматривать, чтобы с ними хорошо обращались. Три доллара в день -- вот это я понимаю! На эти деньги я спокойно могу нанять двух работников для Саксон, если только она не заставит их работать и по воскресеньям. Да, вот тебе и Лунная долина! Этак мы скоро начнем брильянты носить! Черт побери! В городе можно тысячу лет прожить, и тебе так не подвезет. Почище китайской лотереи! Он встал. -- Пойду задам корму Хазл и Хатти и устрою их на ночь. Все сделаю, а тогда поужинаем. Женщины смотрели друг на друга сияющими глазами и только собирались заговорить, как Билл вернулся и, просунув голову в дверь, сказал: -- Может, вы не все поняли, что я вам говорил? Я каждый день зарабатываю на них три доллара; но самое главное, эти шесть кобыл -- мои. Они -- моя собственность. Они принадлежат мне. Ясно? ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ -- Я еще наведаюсь к вам, детки, -- сказала на прощание миссис Мортимер. В течение зимы она приезжала несколько раз и объясняла Саксон, какие делать посадки для ежедневных потребностей рынка, какие -- чтобы удовлетворять весною все растущий спрос на овощи, и, наконец, летом, в разгар сезона, когда будут раскупать все, что она вырастила, и все-таки будет не хватать. Хазл и Хатти каждую свободную минуту возили навоз из Глен-Эллена; тамошние скотные дворы еще не знали такой чистки. Приходилось также без конца доставлять со станции минеральные удобрения, которые закупались по указаниям миссис Мортимер. Взятые на поруки заключенные оказались китайцами. Оба они долгие годы служили при тюрьме и были уже стариками; но та работа, которую они способны были выполнить за день, вполне удовлетворяла миссис Мортимер. Гоу Юм двадцать лет назад был старшим огородником в одном из крупных поместий Менло-парка. Причиной постигшей его катастрофы была драка, начавшаяся за игрой в фан-тан в китайском квартале Редвуд-сити. Его товарищ Чан Чи считался одним из самых отчаянных в те бурные годы, когда в Сан-Франциско еще существовали тайные китайские общества -- тонги. Но четверть века сурового тюремного режима и работы на огородах охладили его пыл и приучили его руку вместо ножа к мотыге. Обоих помощников Саксон привезли в Глен-Эллен, как драгоценный груз, и сдали под расписку местному шерифу, который обязан был ежемесячно посылать тюремной администрации рапорт об их поведении. Саксон также должна была ежемесячно давать о них сведения. От страха, что они зарежут ее, Саксон скоро, избавилась: бронированный кулак государства каждую минуту готов был обрушиться на них; достаточно было им один раз выпить глоток вина, и рука правосудия схватила бы их и бросила обратно в тюремную камеру. Не пользовались они также свободой передвижения. Когда старику Гоу Юму понадобилось ехать в Сан-Франциско, чтобы подписать некоторые документы у китайского консула, ему сначала пришлось просить в Сен-Квентине разрешения на эту поездку. Но главное -- оба китайца были очень добродушны. Вначале Саксон угнетала мысль, что ей придется командовать двумя отчаянными каторжниками, но когда они приехали, оказалось, что работать с ними одно удовольствие. Достаточно было указать им, что надо сделать, -- а как сделать, они знали лучше ее. От них она научилась всем приемам и ухваткам мастеров-садоводов и скоро поняла, что, работай у нее местные жители, она бы ни за что не управилась с фермой. Не боялась она своих помощников еще и потому, что была с ними не одна. Саксон успешно шевелила мозгами. Так, вскоре выяснилось, что