- с улыбкой сказала Мод. -- Теперь и я
верю, что мы проскочим.


     I had seen a distant headland past the extreme edge of  the promontory,
and as we looked we  could see grow  the intervening coastline  of  what was
evidently  a  deep  cove.  At  the  same time  there broke  upon  our ears a
continuous  and mighty  bellowing. It partook of the magnitude and volume of
distant thunder, and it came to us directly  from  leeward, rising above the
crash of the surf and travelling  directly in the teeth of  the storm. As we
passed the point the  whole cove  burst upon our view,  a half-moon of white
sandy beach upon which broke a huge surf, and which was covered with myriads
of seals. It was from them that the great bellowing went up.

     За краем  мыса  уже  виден  был  вдали  высокий берег,  и нашим  глазам
постепенно открывалась  глубокая  бухта. Одновременно с  этим до нас долетел
какой-то  глухой, неумолчный рев.  Он перекатывался, как отдаленный гром,  и
доносился  с  подветренной стороны  сквозь грохот  прибоя  и  вой  бури.  Мы
обогнули  мыс,  и  вся  бухта  сразу  открылась  нам   --  белый,  изогнутый
полумесяцем песчаный берег, о который разбивался мощный прибой и который был
сплошь усеян мириадами котиков. От них-то и исходил долетавший до нас рев.


     "A rookery!" I  cried. "Now are we indeed saved. There must be  men and
cruisers to protect  them from the seal-hunters. Possibly there is a station
ashore."

     -- Лежбище! -- воскликнул я, -- теперь мы и вправду спасены. Тут должна
быть охрана и сторожевые  суда для защиты животных от охотников. Быть может,
на берегу есть даже пост.


     But  as I  studied the surf which beat upon  the beach, I said,  "Still
bad, but  not so bad. And now, if the gods  be truly kind, we shall drift by
that next  headland and come upon a perfectly sheltered beach,  where we may
land without wetting our feet."

     Однако, продолжая всматриваться в линию прибоя, разбивавшегося о берег,
я вынужден был заметить:
     --  Не  так-то  все  это  просто,  конечно,  ну да  ничего.  Если  боги
смилостивятся над нами, мы обогнем еще один мыс и, может быть, найдем хорошо
защищенную бухту, где сможем выйти из шлюпки, даже не замочив ног.


     And the gods were kind. The first and second headlands were directly in
line  with the south-west wind;  but once around  the second, - and  we went
perilously  near,  - we picked up the third headland, still in line with the
wind  and with the other  two. But the  cove  that intervened! It penetrated
deep into the land, and the tide,  setting in, drifted us under  the shelter
of  the  point.  Here  the  sea  was  calm,  save  for  a  heavy but  smooth
ground-swell,  and I took in the sea-anchor and began to row. From the point
the shore curved away, more and more to the south and west, until at last it
disclosed a cove within  the cove, a little  land-locked  harbour, the water
level as a pond, broken only by tiny ripples where vagrant breaths and wisps
of the  storm hurtled down from over the  frowning wall of rock that  backed
the beach a hundred feet inshore.

     И боги  смилостивились. Чуть  не врезавшись  во второй  мыс, мы все  же
обогнули его, гонимые юговосточным ветром, и увидели третий, почти на  одной
линии  с  первыми  двумя.  Но  какая  бухта  открылась  нам здесьОна глубоко
вдавалась в сушу, и прилив сразу подхватил нашу шлюпку и  отнес  под укрытие
второго мыса. Здесь море было почти спокойно, крупная, но ровная зыбь качала
шлюпку, и я втянул плавучий якорь и сел на весла. Берег загибался все дальше
на  юго-запад,  и  вдруг внутри этой большой  бухты нам  открылась еще  одна
небольшая, хорошо закрытая естественная  гавань, где вода стояла тихо, как в
пруду, лишь изредка  подергиваемая рябью,  когда из-за нависшей над песчаным
берегом отвесной  гряды скал, футах  в  ста от воды,  налетали слабые порывы
ветра -- отголоски бушевавшего в океане шторма.


     Here were no seals whatever. The boat's stern touched the hard shingle.
I sprang out,  extending my hand to Maud. The next moment she was beside me.
As my fingers released hers, she clutched  for my arm  hastily. At  the same
moment I swayed, as about to fall to the sand. This was the startling effect
of the cessation of motion. We had been so long upon the moving, rocking sea
that the stable land  was  a shock to us. We expected the beach to  lift  up
this  way and  that,  and the rocky walls to swing  back and forth like  the
sides  of  a ship; and when we braced  ourselves,  automatically,  for these
various   expected   movements,  their  non-occurrence  quite  overcame  our
equilibrium.

     Котиков  здесь  совсем не было видно. Киль  лодки  врезался  в  твердую
гальку. Я выскочил, протянул Мод руку, и секунду спустя она уже стояла рядом
со мною. Но, как только я отпустил ее руку, она поспешно ухватилась за меня.
В тот же  миг я сам пошатнулся и чуть не  упал на песок. Так повлияло на нас
прекращение качки.  Слишком долго носило нас по морю и  швыряло на волнах, и
теперь, став на твердую почву, мы  были ошеломлены. Нам  казалось, что берег
тоже должен опускаться и подниматься у нас под ногами, а скалы --  качаться,
как  борта судна. И  когда  мы по привычке  приготовились противостоять этим
движениям, отсутствие их совершенно нарушило наше чувство равновесия.


     "I really must sit down," Maud said,  with a nervous  laugh and a dizzy
gesture, and forthwith she sat down on the sand.

     -- Нет,  я  должна присесть,  --  сказала  Мод,  нервно рассмеявшись и,
взмахнув руками, как пьяная, опустилась на песок.


     I attended  to making the boat secure and joined her. Thus we landed on
Endeavour Island, as we came to it, land-sick from long custom of the sea.

     Втащив  лодку повыше, я  присоединился к Мод.  Так произошла высадка на
"Остров Усилий"  двух людей, отвыкших от земли и после долгого пребывания на
море испытавших "качку" на суше.


        CHAPTER XXIX

        ГЛАВА XXIX


     "Fool!" I cried aloud in my vexation.

     -- Дурак! -- воскликнул я, давая выход своей досаде.


     I had unloaded the boat  and carried its contents high up on the beach,
where  I had set  about making a camp. There was driftwood, though not much,
on the  beach,  and the sight of a  coffee tin I had taken from the  Ghost's
larder had given me the idea of a fire.

     Я только что  разгрузил шлюпку  и перенес все наши вещи туда, где думал
устроить стоянку, --  подальше от воды. На берегу валялись выброшенные морем
обломки  дерева,   и  вид  банки  кофе,  которую  я  прихватил  из  кладовой
"Призрака", сразу навел меня на мысль разжечь костер.


     "Blithering idiot!" I was continuing.

     -- Жалкий идиот! -- продолжал я.


     But Maud said, "Tut, tut," in gentle reproval, and then asked why I was
a blithering idiot.

     -- Что вы, что вы!.. -- проговорила Мод тоном мягкого упрека и пожелала
узнать, почему я жалкий идиот.


     "No matches," I  groaned. "Not  a match did I bring.  And now  we shall
have no hot coffee, soup, tea, or anything!"

     -- Спичек-то нет! --  простонал  я.  --  Я не припас ни одной спички, и
теперь  у  нас не  будет ни горячего кофе,  ни супа, ни чая -- вообще ничего
горячего!


     "Wasn't it - er - Crusoe who rubbed sticks together?" she drawled.

     -- А ведь, кажется, Робинзон Крузо добывал огонь трением  одной палки о
другую? -- заметила она.


     "But I have read the personal narratives of a score of  shipwrecked men
who tried, and tried in vain," I answered. "I remember Winters, a  newspaper
fellow with an Alaskan and Siberian reputation. Met him at the Bibelot once,
and  he was telling us  how  he attempted to make a fire  with a  couple  of
sticks. It was most amusing. He told it inimitably, but it was the story  of
a failure.  I remember his  conclusion, his black eyes flashing  as he said,
'Gentlemen, the South Sea  Islander may do it, the Malay may do it, but take
my word it's beyond the white man.'"

     -- Ну да! Я раз двадцать читал рассказы потерпевших кораблекрушение, --
они тоже пытались это делать, но  без малейшего успеха, -- сказал я. -- Знал
я  еще некоего Винтерса,  газетного репортера,  -- он побывал  на Аляске и в
Сибири. Мы  как-то  встретились  с ним, и он рассказал  мне о  своей попытке
развести костер с помощью двух палок. Забавная история, и рассказывал он  ее
неподражаемо.  Но его попытка  тоже  кончилась  неудачей.  Я  помню,  как  в
заключение  он изрек,  сверкнув  своими  черными  глазами:  "ДжентльменыБыть
может, жителям тихоокеанских  островов это  и удается, быть может,  малайцам
это удается, но даю вам слово, что белому человеку это недоступно".


     "Oh, well, we've managed  so far without it," she said cheerfully. "And
there's no reason why we cannot still manage without it."

     -- Ну  что ж, мы ведь до сих  пор обходились без огня, -- бодро сказала
Мод. -- И теперь как-нибудь обойдемся, надо полагать.


     "But  think of the coffee!" I  cried. "It's good coffee, too, I know. I
took it from Larsen's private stores. And look at that good wood."

     --  Но  подумайте, у нас есть кофе! -- воскликнул  я. -- И превосходный
кофе! Я же знаю, --  я  взял  его из личных  запасов Волка Ларсена.  И  есть
отличные дрова!


     I  confess,  I  wanted  the  coffee  badly; and  I  learned,  not  long
afterward, that the berry was likewise a little weakness of Maud's. Besides,
we had been  so long on a cold diet that we were numb inside as well as out.
Anything warm would have been most gratifying. But I complained  no more and
set about making a tent of the sail for Maud.

     Признаюсь, мне ужасно хотелось кофе, а вскоре я узнал, что и Мод питает
слабость к этому напитку. К тому  же мы так долго были  лишены горячей пищи,
что, казалось, окоченели изнутри не меньше, чем  снаружи. Глоток чего-нибудь
горячего пришелся бы нам очень  кстати. Но  я перестал  сетовать и  принялся
сооружать из паруса палатку для Мод.


     I had looked upon it as  a simple task, what of the  oars,  mast, boom,
and sprit,  to  say  nothing  of  plenty  of  lines. But  as  I was  without
experience, and  as  every detail  was  an  experiment and every  successful
detail  an invention,  the day was  well  gone  before  her  shelter was  an
accomplished fact. And then, that night, it rained, and she was  flooded out
and driven back into the boat.

     Имея  в своем  распоряжении весла, мачту, шпринт и  гик да еще изрядный
запас веревок, я  считал, что легко справлюсь с этой задачей. Но у  меня  не
было опыта, и  мне  до  всего приходилось доходить  своим  умом и  все время
что-то изобретать, так что палатка  была готова лишь к вечеру. А ночью пошел
дождь, палатку затопило, и Мод перебралась обратно в шлюпку.


     The next morning I  dug a shallow ditch around the tent,  and,  an hour
later, a sudden gust of wind, whipping over the rocky wall behind us, picked
up the tent and smashed it down on the sand thirty yards away.

     На следующее утро  я окопал  палатку неглубокой канавой, а  часом позже
внезапным  порывом  ветра,  Налетевшим  из-за высокой  гряды  скал,  палатку
сорвало и швырнуло на песок в тридцати шагах от нас.


     Maud laughed at my  crestfallen expression, and I said, "As soon as the
wind abates I intend going in the boat to explore  the island. There must be
a  station  somewhere,  and  men.  And ships  must  visit the  station. Some
Government must protect all these seals. But I  wish to have you comfortable
before I start."

     Мод рассмеялась, увидав мое огорченное лицо, а я сказал:
     --  Как только ветер  спадет, я  сяду на  шлюпку и обследую берег. Тут,
верно,  есть  какой-нибудь  пост,  а значит,  и люди. И корабли не могут  не
заходить   сюда.   Эти   котики,   несомненно,   охраняются   правительством
какой-нибудь страны. Но прежде я хочу все-таки устроить вас поудобнее.


     "I should like to go with you," was all she said.

     -- Я бы предпочла поехать с вами, -- сказала Мод.


     "It would be better if  you  remained. You have had enough of hardship.
It is a miracle that you have survived. And  it won't  be comfortable in the
boat rowing and sailing in this rainy weather. What you  need is rest, and I
should like you to remain and get it."

     -- Нет, вам лучше остаться. Вы и так уж намучились. Просто чудо, что вы
еще живы. А  идти  на  веслах и ставить парус  под этим дождем  -- небольшое
удовольствие. Вам нужно отдохнуть, и я прошу вас остаться.


     Something  suspiciously akin  to  moistness dimmed her  beautiful  eyes
before she dropped them and partly turned away her head.

     Мне  показалось, что чудесные глаза Мод  затуманились; она потупилась и
отвернулась.


     "I should  prefer  going  with you," she said in  a low voice, in which
there was just a  hint of appeal. "I  might be able  to help you  a  - " her
voice broke, - "a little. And if anything should happen to you, think of  me
left here alone."

     -- Я предпочла бы поехать с вами, -- повторила она тихо и с мольбой. --
Я  могла  бы... -- голос ее дрогнул, -- помочь  вам, хоть немного.  А если с
вами чтонибудь случится -- подумайте, -- я останусь здесь совсем одна!


     "Oh, I intend being  very careful," I  answered. "And I shall not go so
far but what I can get back before night. Yes, all said and done, I think it
vastly better for you to remain, and sleep, and rest and do nothing."

     --  Я  буду  осторожен,  -- отвечал я. --  Далеко  не поеду и вернусь к
вечеру. Нет, нет, я считаю, что вам следует остаться,  отдохнуть как следует
и выспаться.


     She turned and  looked me in the eyes. Her  gaze  was  unfaltering, but
soft.

     Она подняла голову и заглянула мне в глаза мягким молящим взглядом.


     "Please, please," she said, oh, so softly.

     -- Пожалуйста, прошу вас! -- проговорила она кротко. О, так кротко...


     I  stiffened myself to refuse, and shook my head. Still  she waited and
looked at me. I tried to word my refusal, but wavered. I saw  the glad light
spring into her eyes and knew that I  had lost. It  was impossible to say no
after that.

     Я призвал на  помощь всю свою стойкость и отрицательно покачал головой.
Но она  продолжала молча заглядывать  мне в глаза.  Я пытался повторить свой
отказ и  не нашел  слов.  Радость вспыхнула  в  ее взоре,  и  я  понял,  что
проиграл. Теперь я уже не мог сказать "нет".


     The wind  died down in the afternoon, and we were prepared to start the
following morning. There was no way of penetrating the island from our cove,
for the walls  rose perpendicularly from  the  beach, and, on either side of
the cove, rose from the deep water.

     После  полудня  ветер  утих,  и мы  стали готовиться  к  поездке, решив
отправиться в путь на  следующее утро. Проникнуть в глубь острова  из  нашей
бухточки  было  невозможно, так как скалы  окружали  отлогий  песчаный берег
отвесной стеной, а по краям бухты поднимались прямо из воды.


     Morning broke dull  and grey, but calm, and I  was  awake early and had
the boat in readiness.

     С утра день обещал быть пасмурным, но тихим. Встав пораньше, я принялся
готовить шлюпку.


     "Fool!  Imbecile!  Yahoo!" I shouted,  when I  thought it  was  meet to
arouse Maud;  but this time  I  shouted in merriment  as I  danced about the
beach, bareheaded, in mock despair.

     -- ДуракБолван! Иэху! --  закричал  я, решив,  что настало время будить
Мод. На  этот раз, однако,  я кричал  в притворном отчаянии, а сам без шапки
весело приплясывал на берегу.


     Her head appeared under the flap of the sail.

     Откинув край палатки, выглянула Мод.


     "What now?" she asked sleepily, and, withal, curiously.

     -- Что еще случилось? -- спросила она сонно, но не без любопытства.


     "Coffee!" I  cried. "What do  you  say  to a cup of coffee? hot coffee?
piping hot?"

     -- Кофе! -- крикнул  я.  -- Что вы скажете насчет чашки кофе? Горячего,
дымящегося кофе?


     "My!" she murmured, "you  startled me, and  you are cruel.  Here I have
been  composing my soul to do without  it, and  here you are vexing  me with
your vain suggestions."

     -- Боже  мой, -- пробормотала  она,  -- как вы напугали меня! И как это
жестоко! Я уже приучила себя к мысли, что придется обходиться без кофе, а вы
опять дразните меня.


     "Watch me," I said.

     -- А вот поглядите, что сейчас произойдет! -- возразил я.


     From under  clefts  among the  rocks  I gathered a few  dry  sticks and
chips.  These I  whittled  into shavings  or  split  into kindling. From  my
note-book  I tore out a page, and  from the ammunition  box took a  shot-gun
shell. Removing the wads from the latter with my knife, I emptied the powder
on a flat rock. Next I pried the primer, or cap, from the shell, and laid it
on the rock, in the midst of the scattered powder. All was ready. Maud still
watched from the tent. Holding  the  paper in my lelf  hand, I smashed  down
upon  the cap with a rock held in my right. There was a puff of white smoke,
a burst of flame, and the rough edge of the paper was alight.

     У  подножия нависших  скал  я собрал  немного  сухих  веточек и щепок и
приготовил из них растопку, наструтав тоненьких лучинок. Затем вырвал листок
из своей записной книжки и достал охотничий патрон. Выковырнув ножом пыжи, я
высыпал  порох на  большой плоский камень. Потом осторожно извлек из патрона
капсюль  и положил  его на кучку пороха.  Все было  готово.  Мод внимательно
следила  за мной, высунувшись  из  палатки.  Подняв с земли  камень и  держа
бумагу  наготове, я с  силой  ударил камнем  по капсюлю.  Поднялось  облачко
белого дыма, вспыхнул огонек, и край бумаги загорелся.


     Maud clapped her hands gleefully. "Prometheus!" she cried.

     Мод восторженно захлопала в ладоши.
     -- Прометей! -- воскликнула она.


     But I  was too  occupied  to acknowledge her  delight. The feeble flame
must be cherished tenderly if it were to gather strength and live. I fed it,
shaving  by shaving, and sliver by sliver, till at last it was  snapping and
crackling as it laid hold of the  smaller  chips and sticks. To be cast away
on an island had  not entered into  my  calculations, so  we were without  a
kettle or cooking utensils  of any sort; but I  made shift with the tin used
for bailing the boat, and later, as we consumed our supply  of canned goods,
we accumulated quite an imposing array of cooking vessels.

     Но в эту минуту мне было не до ликования. Чтобы сохранить слабый огонек
и придать ему силы,  его нужно было всячески  беречь  и лелеять. Стружку  за
стружкой,  лучинку  за лучинкой  давал  я  пожирать огню, пока не  затрещали
охваченные огнем веточки и щепки. У нас не было ни чайника, ни сковородки --
ведь я никак не предполагал, что шлюпку может прибить к какому-то безлюдному
острову, --  и  в ход пошел черпак  из  шлюпки. Впоследствии, когда мы съели
часть консервов, пустые банки недурно заменили нам кухонную утварь.


     I  boiled the water, but it  was Maud who made the coffee. And how good
it was! My contribution was canned beef  fried with crumbled sea-biscuit and
water. The breakfast was a success, and  we sat about  the  fire much longer
than  enterprising explorers should have  done, sipping the hot black coffee
and talking over our situation.

     Я вскипятил воду, а  Мод взялась за приготовление  кофе. И какой же это
был  вкусный   кофе!  Я  подал  к  столу  говяжью  тушенку,  разогрев  ее  с
размоченными в воде галетами, и завтрак удался на славу. Прихлебывая горячий
черный кофе и  обсуждая наши дела,  мы засиделись у костра  куда дольше, чем
могли позволить себе это предприимчивые исследователи необжитых земель.


     I was confident that we should find a station in some one of the coves,
for I  knew that  the rookeries  of Bering Sea  were thus guarded;  but Maud
advanced  the theory  - to prepare  me for disappointment, I  do believe, if
disappointment were to come - that we had discovered an unknown rookery. She
was in very  good spirits, however,  and made  quite merry in  accepting our
plight as a grave one.

     Я знал, что  лежбища в Беринговом море обычно находятся  под охраной, и
надеялся  обнаружить  в  одной  из  бухт сторожевой  пост.  Но  Мод,  желая,
по-видимому,  подготовить  меня  к   возможному   разочарованию,   высказала
предположение,  что мы  открыли новое  лежбище.  Тем  не  менее она  была  в
отличном настроении и  говорила о нашем довольно плачевном положении в самом
веселом тоне.


     "If you are right," I said, "then  we must prepare to winter here.  Our
food will not last, but there are the seals. They go away  in the fall, so I
must soon begin to lay in a supply of meat. Then there will be huts to build
and driftwood  to  gather. Also we  shall try  out  seal  fat  for  lighting
purposes. Altogether, we'll  have  our  hands  full  if  we find  the island
uninhabited. Which we shall not, I know."

     --  Если  вы  правы, -- сказал я, -- нужно готовиться  к зимовке. Наших
запасов нам, конечно, не хватит, но тут выручат котики.  Однако  осенью  они
откочуют, так что надо уже сейчас начать запасаться мясом. Кроме того, нужно
будет построить  хижины и насобирать побольше дров. Для освещения попытаемся
использовать котиковый жир. Словом, если остров окажется необитаемым, хлопот
у нас будет по горло. Впрочем, не думаю, чтобы здесь не было людей.


     But  she  was  right.  We  sailed  with  a  beam wind  along the shore,
searching  the coves with  our  glasses  and  landing occasionally,  without
finding a sign of  human life. Yet we learned that we were not the first who
had landed on Endeavour Island. High up on the beach of the second cove from
ours, we discovered the  splintered wreck  of a boat -  a sealer's boat, for
the rowlocks were bound in  sennit, a gun-rack was on the starboard side  of
the bow, and  in white letters was  faintly visible Gazelle No. 2. The  boat
had  lain there for  a long time, for it was half filled  with sand, and the
splintered wood had that weather-worn appearance due to long exposure to the
elements.  In the stern-sheets I  found a  rusty ten- gauge shot-gun  and  a
sailor's sheath-knife broken short across and  so  rusted  as  to  be almost
unrecognizable.

     Но  она  оказалась  права.  В  полветра мы  обходили  на шлюпке остров,
рассматривали в бинокль каждую бухточку  и кое-где приставали  к  берегу, но
нигде не  обнаружили человеческого жилья. Правда, мы убедились, что люди уже
побывали на Острове Усилий. Во второй от нас бухте мы нашли разбитую шлюпку,
выброшенную волной  на берег. Это была  промысловая шлюпка:  уключины у  нее
были оплетены, на носу правого борта  имелась стойка для ружья, а на корме я
разобрал полустершуюся надпись, выведенную белой масляной  краской: "Газель.
N  2". Шлюпка лежала  здесь давно, так как  ее  наполовину занесло песком, а
растрескавшиеся  доски  почернели  от  непогоды.  В  кормовой  части я нашел
заржавленный  дробовик десятого калибра  и  матросский нож. Лезвие ножа было
обломано почти у рукоятки и тоже изъедено ржавчиной.


     "They  got away," I  said cheerfully; but I felt a sinking at the heart
and seemed to divine the presence of bleached bones somewhere on that beach.

     -- Им удалось  выбраться отсюда! -- бодро сказал я, хотя  сердце у меня
сжалось  при  мысли,  что  где-нибудь  на  берегу  мы  можем  наткнуться  на
побелевшие человеческие кости.


     I  did  not  wish Maud's spirits to be dampened by  such a  find,  so I
turned  seaward  again with our boat and skirted the  north-eastern point of
the  island. There  were  no beaches on the  southern  shore,  and by  early
afternoon we rounded the black promontory and completed the circumnavigation
of the island. I estimated its circumference at twenty-five miles, its width
as  varying from two to  five miles; while my most conservative  calculation
placed on  its beaches two hundred thousand seals. The island was highest at
its  extreme  south-western point,  the  headlands and backbone  diminishing
regularly until the north-eastern portion was only a few feet above the sea.
With the exception of our little  cove, the other beaches sloped gently back
for  a distance of half-a-mile or so, into what I might call rocky  meadows,
with here and there  patches of moss and tundra grass. Here the seals hauled
out, and the old  bulls guarded their harems,  while the young bulls  hauled
out by themselves.

     Мне  не хотелось, чтобы настроение Мод было омрачено подобной находкой,
поэтому я  поспешил оттолкнуть  нашу  шлюпку  от берега и направил ее вокруг
северо-восточной оконечности острова. На  южном  берегу отлогих  спусков  не
было совсем,  и,  обогнув  выступавший  в море  черный  мыс, мы вскоре после
полудня закончили объезд  острова. Я прикинул, что окружность его составляет
примерно двадцать пять  миль, а диаметр  -- от двух до пяти миль. И по самым
скромным подсчетам на нем было не меньше двухсот  тысяч котиков. Возвышенная
часть  острова  находилась  у  его  юго-западной  оконечности  и  постепенно
понижалась к северо-востоку, где суша лишь на  несколько футов выдавалась из
воды.  Во  всех  бухтах,  кроме  нашей,  песчаный берег  поднимался  полого,
переходя  на расстоянии  полумили  от  моря  в каменистые  площадки, кое-где
поросшие мхом и другой растительностью, напоминавшей тундру. Сюда и выходили
стада  котиков;   старые  самцы  стерегли  свои  гаремы,  молодые  держались
особняком.


     This brief description  is  all that Endeavour  Island merits. Damp and
soggy  where  it was not sharp and rocky, buffeted by storm winds and lashed
by the sea, with the  air continually  a-tremble with the  bellowing of  two
hundred  thousand  amphibians,   it   was   a   melancholy   and   miserable
sojourning-place. Maud, who  had prepared me for disappointment, and who had
been sprightly and  vivacious all  day, broke down as we  landed  in our own
little cove. She strove bravely to hide it from me, but while I was kindling
another fire I knew she was  stifling her  sobs  in the  blankets  under the
sail-tent.

     Остров Усилий навряд ли заслуживает более  подробного описания. Местами
скалистый, местами болотистый, повсюду  открытый штормовым ветрам, омываемый
бурным прибоем и вечно потрясаемый  ревом двухсот тысяч морских животных, он
представлял собой весьма  унылое, безрадостное прибежище. Мод,  которая сама
готовила  меня  к возможному  разочарованию  и  весь день сохраняла  бодрое,
жизнерадостное настроение, теперь, когда  мы вернулись в свою бухточку, пала
духом. Она  мужественно старалась скрыть это от меня, но, разжигая костер, я
слышал приглушенные рыдания и знал, что  она плачет,  уткнувшись в одеяла  в
своей палатке.


     It was my turn to be cheerful, and I played the part to the  best of my
ability,  and  with such success that I  brought the  laughter back into her
dear eyes and song  on her lips; for she sang to  me before she  went to  an
early  bed. It  was the first time I  had  heard her sing, and I  lay by the
fire,  listening  and  transported, for she was  nothing if not an artist in
everything she did, and her  voice, though not strong, was wonderfully sweet
and expressive.

     Настал мой черед  проявить бодрость.  Я старался играть  свою роль  как
можно лучше, и  мне это, повидимому, удалось, так как вскоре  Мод  уже снова
смеялась и даже распевала. Она рано легла спать,  но перед  сном  спела  для
меня. Я впервые слышал ее пение и с упоением внимал ему,  лежа  у костра. Во
всем, что она делала, сказывалась артистичность  ее натуры, а голос ее, хотя
и не сильный, был удивительно нежен и выразителен.


     I still slept in the boat,  and I lay awake  long that night, gazing up
at the first stars  I had seen in  many  nights and pondering the situation.
Responsibility  of this sort was  a  new thing to me.  Wolf Larsen had  been
quite  right. I had stood on  my  father's  legs. My lawyers  and agents had
taken care of my money for me. I  had had no responsibilities  at all. Then,
on the Ghost I  had learned to be responsible  for myself. And now, for  the
first time in my life, I found myself responsible for some one  else. And it
was required of me  that this should be the gravest of responsibilities, for
she  was the  one woman in  the world  -  the one small woman, as I loved to
think of her.

     Я по-прежнему спал в лодке и в  эту ночь  долго лежал без сна. Я глядел
на звезды, которых  так давно не было видно, и размышлял. Я понимал,  что на
мне  лежит  огромная  ответственность,  а  это  было  совершенно   для  меня
непривычно. Волк Ларсен оказался прав: прежде я не стоял на своих ногах. Мои
адвокаты и поверенные управляли за меня состоянием, доставшимся мне от отца,
сам же я не знал никаких забот. Только на "Призраке" научился я  отвечать за
себя. А теперь, впервые в жизни, должен был нести ответственность за другого
человека. И это была величайшая ответственность, какая может выпасть на долю
мужчины,  ведь  я  отвечал  за  судьбу   женщины,   которая  была  для  меня
единственной в мире, -- за судьбу "моей малышки", как я любовно называл ее в
своих мечтах.


        CHAPTER XXX

        ГЛАВА XXX


     No wonder we  called it Endeavour  Island.  For  two weeks we toiled at
building a  hut. Maud insisted  on  helping, and I could have wept over  her
bruised  and bleeding hands. And still, I was proud of  her  because  of it.
There  was  something  heroic  about  this  gently-bred woman  enduring  our
terrible hardship and  with her pittance of strength bending to the tasks of
a  peasant  woman. She  gathered many of the stones  which  I built into the
walls of the hut; also, she turned a deaf ear to my entreaties when I begged
her  to desist. She compromised, however, by taking upon herself the lighter
labours of cooking and gathering driftwood and moss for our winter's supply.

     Немудрено,  что  мы  назвали  наш  остров  Островом Усилий.  Две недели
трудились мы над возведением хижины. Мод непременно хотела помогать мне, и я
чуть не плакал, глядя на ее исцарапанные в кровь руки. Вместе с тем я не мог
не гордиться ею. Было поистине что-то  героическое в том, как эта изнеженная
женщина  переносила  столь тяжкие  лишения и невзгоды и  напрягала все  свои
слабые силы, стараясь  выполнять тяжелую работу. Она  таскала камни, помогая
мне строить хижину, и  слушать не хотела,  когда я молил ее предоставить это
дело мне.  Еле-еле  удалось мне  уговорить  ее  взять  на себя более  легкие
обязанности -- готовить пищу и собирать дрова и мох на зиму.


     The hut's walls rose without difficulty,  and everything  went smoothly
until  the problem  of  the roof confronted  me. Of what use  the four walls
without a roof? And of what could a roof be made? There were the spare oars,
very true.  They would  serve as roof- beams; but  with what was I  to cover
them?  Moss would never  do. Tundra grass was impracticable. We  needed  the
sail for the boat, and the tarpaulin had begun to leak.

     Стены хижины росли довольно быстро, и все шло как по маслу, пока передо
мной не  встал вопрос: из чего делать крышу? Без крыши и стены ни к чему!  У
нас, правда, были запасные  весла,  и они могли послужить стропилами, но чем
их покрыть?  Трава  для этого не годилась, мох  тоже, парус необходимо  было
сохранить для шлюпки, а брезент уже прохудился.


     "Winters used walrus skins on his hut," I said.

     -- Винтере пользовался шкурами моржей, -- заметил я.


     "There are the seals," she suggested.

     -- А у нас есть котики, -- подсказала Мод.


     So  next  day the  hunting  began.  I did not know how to shoot,  but I
proceeded  to learn. And  when I  had expended  some thirty shells for three
seals,  I decided  that the ammunition would be exhausted  before I acquired
the necessary knowledge. I had used eight shells for lighting fires before I
hit upon  the device of banking the embers with wet moss, and there remained
not over a hundred shells in the box.

     И на следующий день  началась  охота.  Стрелять я  не  умел -- пришлось
учиться. Однако, изведя тридцать патронов на трех котиков, я решил, что наши
боеприпасы иссякнут, прежде чем я постигну  это искусство. К  тому же я  уже
потратил  восемь  патронов  на  разжигание  костра,  прежде  чем   догадался
сберегать  огонь,  прикрывая   тлеющие  угли  сырым  мхом.  Теперь  в  ящике
оставалось не больше сотни патронов.


     "We  must  club  the  seals,"  I announced, when convinced  of  my poor
marksmanship. "I have heard the sealers talk about clubbing them."

     -- Придется  бить зверя дубинкой, -- заявил я, окончательно убедившись,
что стрелок из меня не получится. Я слышал от охотников, что так делают.


     "They are so pretty," she objected. "I cannot bear to think of it being
done. It is so directly brutal, you know; so different from shooting them."

     --  Как это можно!  -- запротестовала Мод. -- Эти животные так красивы!
Это же просто зверство. Стрелять еще куда ни шло...


     "That roof must go on," I  answered grimly. "Winter is almost  here. It
is  our  lives  against  theirs.  It  is  unfortunate  we haven't  plenty of
ammunition, but I think, anyway,  that they suffer  less from being  clubbed
than from being all shot up. Besides, I shall do the clubbing."

     -- Нам нужна крыша, -- сурово возразил  я. -- Зима уже на носу. Или мы,
или  они -- другого выбора нет. Жаль, конечно, что у нас мало патронов, но я
думаю,  что от удара дубинкой они будут даже меньше страдать, чем от пуль. И
уж, конечно, бить их я пойду один.


     "That's just it," she began eagerly, and broke off in sudden confusion.

     -- Вот в том-то и дело, -- взволнованно  начала она и вдруг смутилась и
замолчала.


     "Of course," I began, "if you prefer - "

     -- Конечно, -- сказал я, -- если вы предпочитаете...


     "But what shall I be doing?" she interrupted, with that softness I knew
full well to be insistence.

     -- Ну, а чем я буду заниматься? -- спросила она  мягко, что, как я знал
по опыту, означало настойчивость.


     "Gathering firewood and cooking dinner," I answered lightly.

     --  Вы  будете собирать дрова и  варить  обед, -- не раздумывая  долго,
отвечал я.


     She shook her head. "It is too dangerous for you to attempt alone."

     Она покачала головой.
     -- Нет, вам нельзя идти одному, это слишком опасно.


     "I know, I know,"  she waived  my protest. "I am only a weak woman, but
just my small assistance may enable you to escape disaster."

     Знаю, знаю,  --  поспешно  продолжала  она,  заметив, что  я  собираюсь
возражать. -- Я слабая женщина, пусть так.  Но может статься, что именно моя
маленькая помощь и спасет вас от беды.


     "But the clubbing?" I suggested.

     -- Помощь? Ведь их надо бить дубинкой, -- напомнил я.


     "Of course, you will do that. I shall  probably scream. I'll  look away
when - "

     --  Конечно,  это  будете  делать  вы.  А  я,  верно,  буду  визжать  и
отворачиваться, как только...


     "The danger is most serious," I laughed.

     -- Как только появится опасность? -- пошутил я.


     "I  shall  use  my judgment when  to  look and when not  to look,"  she
replied with a grand air.

     -- Это  уж позвольте  мне решать самой,  когда  отворачиваться, а когда
нет, -- с величественным видом отрезала она.


     The  upshot of the affair  was that she accompanied me next  morning. I
rowed  into the adjoining cove and up to the edge of  the  beach. There were
seals all about  us in the water, and the  bellowing  thousands on the beach
compelled us to shout at each other to make ourselves heard.

     Разумеется, дело кончилось тем, что на  следующее утро Мод  отправилась
со мной.  Сев на весла, я  привел шлюпку  в соседнюю бухту. Вода вокруг  нас
кишела  котиками, и на  берегу  их  были  тысячи; они  ревели так,  что  нам
приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.


     "I know men club  them,"  I said, trying to reassure myself, and gazing
doubtfully  at  a  large  bull,  not  thirty  feet  away,  upreared  on  his
fore-flippers and regarding me intently. "But  the  question is, How do they
club them?"

     -- Я знаю, что их бьют дубинками, -- сказал я, стараясь приободриться и
с  сомнением  поглядывая  на  огромного  самца,  приподнявшегося  на  ластах
примерно в тридцати  футах  от берега и  смотревшего прямо на меня. --  Весь
вопрос в том, как это делается?


     "Let us gather tundra grass and thatch the roof," Maud said.

     -- Давайте лучше наберем для крыши травы, -- сказала Мод.


     She  was  as frightened  as I at the prospect, and  we had reason to be
gazing at close range at the gleaming teeth and dog-like mouths.

     Она была напугана не  меньше  меня,  да  и  немудрено было  испугаться,
увидав вблизи эти сверкающие клыки и пасти, похожие на собачьи.


     "I always thought they were afraid of men," I said. "How do I know they
are not  afraid?" I queried a moment  later, after having rowed a  few  more
strokes along the  beach.  "Perhaps, if I were  to  step boldly ashore, they
would cut for it, and I could not catch up with one."

     -- А я всегда  думал, что они боятся людей, -- заметил я. -- Впрочем, с
чего  я взял, что они не боятся? -- добавил я, продолжая грести вдоль пляжа.
-- Быть может, стоит  мне только смело  выйти  на берег, как они обратятся в
бегство и покажут такую прыть, что я еще, пожалуй, и не догоню их.


     And still I hesitated.

     И все ж я медлил.


     "I  heard  of  a  man, once, who  invaded  the nesting  grounds of wild
geese," Maud said. "They killed him."

     -- Мне рассказывали, как один человек забрел на  гнездовье диких гусей,
-- сказала Мод. -- Они заклевали его.


     "The geese?"

     -- Гуси?


     "Yes, the geese. My brother told me about it when I was a little girl."

     -- Да, гуси. Я слышала об этом от своего брата, когда была маленькой.


     "But I know men club them," I persisted.

     -- Но я же знаю, что котиков бьют дубинками! -- настаивал я.


     "I think the tundra grass will make just as good a roof," she said.

     --  А я думаю, что из травы крыша получится ничуть не  хуже, -- сказала
Мод.


     Far from  her intention,  her words were maddening me, driving me on. I
could not  play the  coward before her eyes. "Here goes,"  I  said,  backing
water with one oar and running the bow ashore.

     Сама того не желая, она только подзадорила  меня.  Не мог же я показать
себя трусом.
     --  Была  не  была!  --  воскликнул  я и,  табаня  одним веслом,  начал
причаливать к берегу.


     I stepped  out and  advanced valiantly  upon a  long-maned bull  in the
midst  of his wives. I was  armed  with  the  regular  club with  which  the
boat-pullers killed the wounded seals  gaffed aboard by the  hunters. It was
only a foot and a half long, and in my superb ignorance I never dreamed that
the club used ashore when raiding the rookeries  measured four to five feet.
The cows lumbered out  of my way, and the distance between me  and  the bull
decreased. He raised himself on his flippers with an angry movement. We were
a dozen feet apart. Still I advanced steadily, looking for him to  turn tail
at any moment and run.

     Выпрыгнув из шлюпки,  я смело  пошел на гривастого секача,  окруженного
своими  многочисленными  самками. Я прихватил  с собой обыкновенную дубинку,
какою гребцы добивают раненых котиков,  вытащенных из  воды  охотниками. Она
была всего в полтора фута длиной, и я в своем неведении даже  не подозревал,
что при набегах на  лежбища применяются дубинки  длиною в четыре-пять футов.
Самки расползались при моем приближении; расстояние между мной и секачом все
уменьшалось. Он  сердито приподнялся на ластах.  Я  был от него  уже футах в
двенадцати и продолжал идти  вперед, ожидая, что он вот-вот пустится от меня
наутек...


     At six feet the  panicky thought rushed  into my mind,  What if he will
not  run? Why, then I shall club  him, came  the  answer. In  my fear I  had
forgotten that I was there to get the  bull instead of to make him run.  And
just  then  he  gave  a  snort  and a snarl  and rushed at me. His eyes were
blazing, his mouth was  wide open;  the teeth gleamed cruelly white. Without
shame, I confess that it was  I  who turned and footed it. He ran awkwardly,
but he ran  well. He was  but two paces behind when I tumbled into the boat,
and as I shoved off with an oar his teeth  crunched down upon the blade. The
stout  wood was  crushed like an egg-shell. Maud  and  I  were  astounded. A
moment later  he had dived under the boat, seized the keel in his mouth, and
was shaking the boat violently.

     Сделав еще несколько  шагов, я испугался: а вдруг он не побежит? Ну что
ж,  тогда я  стукну его дубинкой, -- решил я.  Со страху я даже позабыл, что
моя цель  --  убить зверя, а  не обратить его в бегство.  Но в эту минуту он
фыркнул, взревел  и бросился на  меня. Глаза его сверкали, пасть была широко
разинута, и в ней зловеще белели клыки. Без ложного стыда должен признаться,
что в бегство обратился не