etter. I struck  a
match  and looked  at my watch.  It marked midnight. And I had not left  the
deck until three! I should have been puzzled had I not guessed the solution.
No wonder I was sleeping brokenly. I  had slept twenty-one hours. I listened
for a while to the behaviour of the Ghost,  to the  pounding of the seas and
the  muffled roar of the wind on deck,  and then turned over on my ride  and
slept peacefully until morning.

     Я  проснулся вторично,  оттого что  сон  мой  стал  неспокоен.  Чиркнув
спичкой,  я  посмотрел на часы. Они показывали полночь. А я ушел с  палубы в
три часа ночи. В первую минуту это  меня озадачило, но я тут же сообразил, в
чем дело.  Немудрено, что сон  мой стал беспокоен, ведь  я проспал  двадцать
один час! Я еще полежал, прислушиваясь, как завывает ветер  и  волны бьют  о
борт, а потом повернулся на бок и мирно проспал до утра.


     When I arose  at seven I saw no sign of Maud  and concluded she was  in
the galley preparing breakfast.  On deck I found the Ghost doing  splendidly
under her patch of canvas. But in the galley, though a fire  was burning and
water boiling, I found no Maud.

     Я встал  в  семь часов и, не обнаружив Мод в  кают-компании, решил, что
она  в камбузе готовит завтрак.  Выйдя  на палубу, я убедился, что "Призрак"
отлично  держится под  своим маленьким  парусом. В камбузе топилась плита  и
кипел чайник, но Мод не было и там.


     I  discovered her in the steerage, by  Wolf  Larsen's bunk. I looked at
him, the  man  who had been hurled down from the topmost pitch of life to be
buried  alive  and be  worse  than  dead. There  seemed a relaxation of  his
expressionless face which was new. Maud looked at me and I understood.

     Я  нашел ее в  кубрике  у  койки  Волка Ларсена.  Я вгляделся в него  и
подумал:  вот  человек, который  в полном расцвете сил  потерпел крушение  и
оказался  погребенным  заживо.  Что-то новое почудилось  мне  в смягчившихся
чертах его застывшего тела. Мод посмотрела на меня, и я понял.


     "His life flickered out in the storm," I said.

     -- Его жизнь угасла во время шторма, -- сказал я.


     "But he still lives," she answered, infinite faith in her voice.

     --  Но она не  окончена для  него, -- промолвила  с глубоким убеждением
Мод.


     "He had too great strength."

     -- Сила его была чрезмерна.


     "Yes," she  said,  "but  now it no  longer  shackles him.  He is a free
spirit."

     -- Да, -- сказала Мод. -- Но теперь  она уже не обременяет его. Дух его
свободен.


     "He is a free spirit  surely," I  answered; and, taking her hand, I led
her on deck.

     -- Да, теперь дух его свободен,  -- повторил я и, взяв ее за руку, увел
на палубу.


     The  storm  broke  that  night,  which is to say  that it diminished as
slowly  as it had arisen.  After breakfast next morning, when I had  hoisted
Wolf  Larsen's body on deck ready  for burial,  it was still blowing heavily
and a  large sea  was running.  The deck was  continually awash with the sea
which  came  inboard over the rail and through  the scuppers. The wind smote
the schooner with a  sudden gust, and she heeled over till her lee rail  was
buried, the roar in her rigging rising in pitch to a shriek. We stood in the
water to our knees as I bared my head.

     За  ночь шторм заметно утих. Но он затихал  так же  постепенно,  как  и
нарастал, и утром, когда я поднял на палубу приготовленное к погребению тело
Волка  Ларсена,  был  еще  довольно  сильный  ветер и  большие  волны.  Вода
поминутно  заливала палубу  и  стекала  в  шпигаты.  Внезапный  порыв  ветра
накренил шхуну,  и она зарылась в воду по планшир подветренного борта. Ветер
истошно выл в снастях. Мы с Мод стояли по колено в воде. Я обнажил голову.


     "I  remember only one part of the service," I said,  "and that is, 'And
the body shall be cast into the sea.'"

     -- Я помню только часть похоронной службы, -- сказал я. --  Она гласит:
"И тело да будет предано морю".


     Maud looked at me, surprised and shocked; but the spirit of something I
had seen before was strong upon me,  impelling me  to give service  to  Wolf
Larsen as  Wolf Larsen had once given  service  to another man. I lifted the
end of  the hatch cover and the canvas-shrouded body slipped feet first into
the sea. The weight of iron dragged it down. It was gone.

     Мод взглянула на  меня  удивленно и негодующе. Но передо мною воскресла
сцена, свидетелем  которой  я  был  когда-то,  и  это  воспоминание  властно
побуждало  меня отдать последний долг Волку Ларсену именно так, как он отдал
его  в  тот  памятный день своему  помощнику.  Я  приподнял крышку  люка,  и
завернутое в брезент тело соскользнуло ногами  вперед в море.  Привязанный к
нему груз потянул его вниз. Оно исчезло.


     "Good-bye, Lucifer,  proud spirit," Maud whispered, so  low that it was
drowned by the shouting of the wind; but I  saw the movement of her lips and
knew.

     -- Прощай,  Люцифер, гордый дух! --  прошептала  Мод так  тихо,  что ее
слова затонули в реве ветра, и я разгадал их лишь по движению ее губ.


     As  we clung  to the lee rail and worked  our way aft,  I  happened  to
glance  to leeward.  The Ghost, at the moment, was uptossed on a  sea, and I
caught  a clear view of a  small steamship two or three miles away,  rolling
and pitching, head on to the sea,  as it  steamed  toward us. It was painted
black,  and  from  the  talk  of the  hunters of  their  poaching exploits I
recognized it  as a United States revenue cutter.  I pointed it  out to Maud
and hurriedly led her aft to the safety of the poop. I started to rush below
to  the flag-locker,  then  remembered  that  in rigging  the  Ghost.  I had
forgotten to make provision for a flag- halyard.

     Держась за планшир, мы пробирались на  ют, и я случайно бросил взгляд в
подветренную сторону.  В эту минуту "Призрак" взмыл  на  высокую  волну, и я
совершенно  отчетливо  увидел  милях  в  двух-трех от нас небольшой пароход.
Ныряя и снова взлетая на гребни волн, он шел прямо на нас. Он  был окрашен в
черный цвет, и мне сразу припомнились рассказы охотников об их браконьерских
похождениях. Я понял, что это таможенное судно Соединенных Штатов. Я показал
на  него Мод и  поспешил  проводить ее  на ют,  где  меньше  заливало водой.
Оставив  Мод там, я  кинулся  было  вниз  к  сигнальному  шкафу, но  тут  же
вспомнил, что при оснащении "Призрака" не позаботился о сигнальном фале.


     "We need no distress signal," Maud said. "They have only to see us."

     -- Нам незачем поднимать  сигнал  бедствия, -- сказала Мод.  -- Они все
поймут, увидев нас!


     "We  are  saved,"  I  said,  soberly  and  solemnly. And  then,  in  an
exuberance of joy, "I hardly know whether to be glad or not."

     -- Мы спасены, -- спокойно и торжественно сказал  я. Я ликовал, радость
меня  душила...  И  вдруг я  прибавил: --  Мы  спасены  -- и вот я  не знаю,
радоваться мне или нет?


     I looked at her. Our eyes were not loath to meet. We leaned toward each
other, and before I knew it my arms were about her.

     Я посмотрел  на Мод. Теперь мы больше не боялись встретиться взглядами.
Нас властно  толкнуло  друг к другу, и уже не помню как, но Мод очутилась  в
моих объятиях.


     "Need I?" I asked.

     -- Нужно ли говорить? -- спросил я.


     And she  answered, "There is no need, though the telling of it would be
sweet, so sweet."

     Она ответила:
     -- Не нужно... Но услышать это было бы так приятно...


     Her lips met  the  press of  mine, and, by  what strange trick  of  the
imagination I know not, the scene in the cabin of the Ghost flashed upon me,
when she had pressed her fingers lightly on my lips and said, "Hush, hush."

     Губы ее слились с моими.  Не знаю почему,  но перед моими глазами вдруг
встала  кают-компания  "Призрака"  и   мне  вспомнилось,  как  Мод   однажды
прикоснулась   кончиками   пальцев  к  моим   губам,   шепча:  "Успокойтесь,
успокойтесь!"


     "My  woman,  my one  small woman,"  I said, my  free hand  petting  her
shoulder in the way all lovers know though never learn in school.

     -- Жена  моя, моя  единственная! -- сказал я, нежно гладя ее плечо, как
делают это все влюбленные, хотя никто их этому не учил. -- Моя малышка!


     "My man," she said,  looking at  me for an  instant with tremulous lids
which fluttered down and veiled her eyes as she snuggled her head against my
breast with a happy little sigh.

     --  Муж мой! -- сказала она, на мгновение  подняв на меня глаза, и, тут
же  опустив затрепетавшие  ресницы,  с тихим  счастливым вздохом прильнула к
моей груди.


     I  looked  toward  the cutter.  It  was  very close.  A  boat was being
lowered.

     Я посмотрел  на таможенный  пароход.  Он был  совсем близко. С него уже
спускали шлюпку.


     "One kiss, dear love," I whispered. "One kiss more before they come."

     -- Еще поцелуй, любовь моя! -- прошептал я. -- Еще один поцелуй, прежде
чем они подойдут...


     "And rescue us from ourselves," she  completed,  with  a  most adorable
smile, whimsical as I had never seen it, for it was whimsical with love.

     -- И спасут нас от нас самих, -- докончила она с  пленительной улыбкой,
исполненной нового, еще не знакомого мне лукавства -- лукавства любви.