что нет. Я зарабатываю по три доллара на каждой паре мокасин, которые я захватил, не говоря уже о сапогах. Знаете, Уэлз, вы здорово провели меня на сахаре, хоть я и не могу сказать, чтобы я был окончательно выбит из седла. Не так ли? Джекоб Уэлз улыбнулся. -- Мне помогла хитрость! Послушайте, у вас есть резиновые сапоги? -- Нет, все проданы еще в начале зимы. Дэйв тихо хихикнул: --И я та самая компания, которая это сделала. -- Нет. Я дал особое предписание приказчикам. Их не продавали оптом. -- Так оно и было. По человеку на пару и по паре на человека, а всего-то их было пар двести. Но ваши приказчики клали в кассу мои деньги, только мои, других там не было. "Не хотите ли выпить чего-нибудь?" -- спрашивал я. Они не возражали. Пожалуйста! Но за это я получал то, что мне нужно. Называйте это своего рода уступкой. Мне это было по карману. Так вы говорите -- уехать? Нет, в этом году я не уеду. Стачка на Гендерсон-Крике в середине апреля, обещавшая быть сенсационной, привела Сент-Винсента на реку Стюарт. Немного позже Джекоб Уэлз, заинтересовавшись ущельем Галлахера, а также медными залежами у реки Белой, прибыл в тот же район вместе с Фроной, так как эта поездка была скорее увеселительной, чем деловой. Тем временем Корлисс и Бишоп, объехавшие в течение месяца с лишним районы Мао и Макквестчен, свернули на левый приток Гендерсона, где надо было разобрать множество заявок. В мае установилась настоящая весна, и путешествовать по речному льду стало опасно. Старатели по остаткам талых льдов пробрались к группе островов ниже устья Стюарт, где одни из них устроили себе временное жилище, а другие воспользовались гостеприимством владельцев хижин. Корлисс и Бишоп поселились на Острове Распутья (получившем свое название из-за того, что партии старателей с материка обыкновенно делились здесь на группы, расходившиеся в разные стороны, где Томми Макферсон уже раньше устроился довольно уютно. Двумя днями позже Джекоб Уэлз и Фрона подъехали сюда после опасного путешествия по реке Белой и расположились на возвышенности в верхнем конце острова. Несколько измученных чечако, первых ласточек золотой лихорадки по этой весне, разбили лагерь на берегу реки. Здесь же были какие-то молчаливые люди, которым преградил путь тающий лед; они выходили на берег и строили плоты, выжидая, когда река станет судоходной, либо скупали лодки у местных жителей. Среди них особенно выделялся барон Курбертен. -- О! Сногсшибательно! Великолепно! Не правда ли? Фрона первая столкнулась с ним на следующий день. -- Что именно? -- спросила она, подавая ему руку -- Вы! Вы!..--Он снял шляпу.--Какая прелесть! -- Я уверена...-- начала она. -- Нет! Нет!--тряхнул он кудрявой головой.--Нет, вы посмотрите!--Он повернулся к очень знакомой рыбачьей лодке: только что его надул Макферсон, взяв за перевоз тройную цену.--Вот это каноэ! Прелестное каноэ, ведь, кажется, так говорят янки? -- А! Вы про лодку,-- сказала она с легким оттенком грусти. -- Да нет же! Извините...-- Он раздраженно топнул ногой.-- Дело не в вас и не в лодке. Ага! Дело в вашем обещании. Вы помните, мы как-то разговорились у мадам Шовилл о лодке и о моем неумении с ней обращаться, и вы обещали, вы сказали... -- Что я дам вам первый урок? -- Ну разве это не чудесно? Послушайте! Слышите? Журчание! О, журчание, глубоко, в самом сердце реки! Вода скоро сбросит оковы. Вот лодка! Здесь мы встретились! Первый урок! Чудесно? Чудесно! Ближайший к Распутью остров носил название Острова Рубо и был отделен от первого узким проливом. Сюда, когда от дороги почти ничего уже не осталось и собакам приходилось передвигаться вплавь, прибыл Сент-Винсент, последний, кто осмелился ехать по зимнему пути. Он поселился в хижине Джона Борга, угрюмого, мрачного субъекта, мизантропа. Роковая случайность заставила Сент-Винсента выбрать во время ледохода именно хижину Борга в качестве убежища. -- Ладно,-- ответил Борг, когда Сент-Винсент пришел к нему.-- Бросьте ваши одеяла в угол. Бэлла уберет свое барахло с койки. Вторично он заговорил только вечером. -- Вы можете сами себе стряпать. Когда баба освободит плиту, будет ваш черед. Его "баба", иначе Бэлла, была молодая, хорошенькая индианка, красивее всех виденных Сент-Винсентом. Она вовсе не была грязновато-смуглой, как многие ее подруги; ее чистая кожа отливала бронзой, и черты ее лица были вовсе не так резко очерчены, как у иных ее соплеменниц. После ужина Борг положил оба локтя на стол и, поддерживая подбородок и челюсти уродливыми руками, сидел неподвижно, уставившись перед собой, покуривая вонючий сивашский табак. Его взгляд мог бы показаться задумчивым, если бы глаза его щурились или мигали. Но теперь лицо его точно застыло в трансе. -- Вы давно в этой местности? --спросил Сент-Винсент, стараясь завести разговор. Борг мрачно взглянул на него своими черными глазами, не то видя его насквозь, не то глядя куда-то мимо. Казалось, он забыл о существовании Сент-Винсента. Должно быть, обдумывает какие-то важные проблемы, вероятнее всего, собственные грехи, решил журналист, нервно скручивая себе папиросу. Когда растаяли клубы желтого дыма и Сент-Винсент собирался скрутить себе вторую папиросу, Борг внезапно заговорил. -- Пятнадцать лет,-- вымолвил он и снова мрачно задумался. Словно зачарованный, Сент-Винсент с полчаса изучал его непроницаемую физиономию. Прежде всего бросалась в глаза массивная, неправильной формы голова с сильно развитой верхней частью. Ее поддерживала толстая, бычья шея. Она была вылеплена с расточительностью, свойственной первобытным формам, и все относящееся к ней носило печать той же первобытной асимметричной необработанности. Волосы, растущие целым лесом, густые и лохматые, местами переплетались в причудливые седые пряди, а кое-где, как бы издеваясь над старостью своего обладателя, свивались тусклыми черными кудрями необычайной густоты, похожими на толстые скрюченные пальцы. Жесткая борода местами совершенно вылезла, а местами торчала седоватыми пучками, напоминая кустарник. Она разрослась по всему лицу и спускалась космами на грудь, не закрывая, однако, впалых щек и кривого рта. Его тонкие губы были бесстрастно жестоки. И больше всего обращал на себя внимание его лоб, служивший необходимым дополнением к неправильности всего лица. Это был великолепный лоб, крутой и широкий; в нем было что-то величественное. Он казался вместилищем великого ума; за ним могла скрываться мудрость. Бэлла, мывшая посуду и расставлявшая ее на полке за спиной Борга, уронила тяжелую оловянную чашку. В хижине было очень тихо, и резкий звон прозвучал неожиданно. В ту же минуту раздался звериный рев, и Борг, опрокинув стул, вскочил со сверкающими глазами и искаженным лицом. Бэлла издала нечленораздельный, животный крик ужаса и припала к его ногам. Сент-Винсент почувствовал, что волосы у него встают дыбом, и жуткий холодок, словно струя ледяного воздуха, пробежал по спине. Вдруг Борг, придвинув стул, опять принял прежнюю позу и, подперев подбородок руками, глубоко о чем-то задумался. Никто не проронил ни слова. Бэлла как ни в чем не бывало продолжала убирать посуду, а Сент-Винсент крутил папиросу дрожащей рукой и спрашивал себя, не было ли все это сном. Джекоб Уэлз рассмеялся, когда журналист рассказал ему об этой сцене. -- Это его манера вести себя,-- сказал Уэлз,-- такая же необычная, как вся его внешность. Он антиобщественное животное. Он прожил в этой стране много лет, но знакомых так и не приобрел. По правде говоря, у него вряд ли найдется приятель во всей Аляске, даже среди индейцев, а он не раз жил среди них. "Джонни-ворчун", называют они его, но ему больше подошла бы кличка "Джонни-головорез": у него вспыльчивый нрав и тяжелая рука. Как-то между ним и агентом из Серкла возникло маленькое недоразумение. Он был прав, ошибался агент, но он немедленно решил, что будет бойкотировать Компанию, и целый год питался одним мясом. Затем я случайно встретился с ним в Танане, и, выслушав мои объяснения, он наконец согласился опять покупать у нас продукты. -- Он добыл эту женщину у истоков реки Белой,-- сообщил Сент-Винсенту Билл Браун.--Уэлз считает себя пионером на этом пути, но Борг мог бы дать ему много очков вперед. Он уже бывал там несколько лет тому назад. Да, странный тип этот Борг. Мне бы не хотелось быть его постояльцем. Но Сент-Винсенту не мешали эксцентричные выходки старика, так как большую часть времени он проводил на Острове Распутья с Фроной и бароном. Впрочем, как-то раз Сент-Винсент невольно вызвал гнев Борга. Два шведа, которые охотились на белок по всему острову, остановились у хижины Борга, чтобы попросить спичек и поболтать под теплыми солнечными лучами на просеке. Сент-Винсент и Борг разговорились с ними, причем последний по большей части задумчиво мычал. За их спиной у дверей хижины Бэлла стирала белье. Чан, громоздкая, домашнего изготовления вещь, до половины наполненный водой, был слишком тяжел для женщины. Журналист заметил, что Бэлле не поднять его, и поспешил на помощь. Они вместе понесли чан в сторону, чтобы слить воду в канаву. Сент-Винсент поскользнулся на талом снегу, и мыльная вода пролилась. Потом поскользнулась Бэлла, потом оба вместе. Бэлла хихикала и смеялась, а Сент-Винсент вторил ей. Весна трепетала в воздухе и у них в крови, и жизнь казалась прекрасной. Только обледенелое сердце могло не радоваться такому дню. Бэлла снова поскользнулась, постаралась удержать равновесие, поскользнулась другой ногой и внезапно уселась на землю. Они оба весело засмеялись, и журналист взял ее за руки, чтобы помочь ей подняться. Борг, дико рыча, одним прыжком оказался возле них. Он резко разъединил их руки и грубо отшвырнул Сент-Винсента. Тот покачнулся и чуть не упал. Затем повторилась сцена, имевшая место в хижине. Бэлла ползала по земле на коленях, а ее повелитель в гневе стоял над ней. -- Смотрите, вы!--сказал он Сент-Винсенту хриплым, гортанным голосом.-- Можете спать в моей хижине и готовить в моей кухне. Но мою бабу оставьте в покое. После этого все пошло обычным порядком, как будто ничего не случилось. Сент-Винсент держался в стороне от Бэллы и, по-видимому, забыл о ее существовании. Но шведы вернулись на свой конец острова, посмеиваясь над пустячным инцидентом, которому суждено было сыграть в будущем большую роль. ГЛАВА XXIII Лаская землю нежными теплыми лучами, явилась чудесная весна и, уже готовясь превратиться в цветущее лето, как бы предавалась томным мечтам. В ущельях и долинах снега уже не осталось, он держался только на северных склонах обледенелых гор. Вот-вот должно было начаться таяние ледников, и каждый ручеек грозил внезапно выйти из берегов. Солнце вставало все раньше и заходило все позже. В три часа теперь начинался холодный рассвет, а в девять вечера наступали мягкие сумерки. Скоро золотой шар будет непрестанно кружить по небу, и глубокая полночь превратится в светлый, яркий полдень. Ивы и осины давно покрылись почками и уже наряжались в новый зеленый убор, а на стволах сосен выступила смола. Природа-мать, пробудившись от сна, торопливо принялась за работу. Сверчки пели по ночам в тихих хижинах, и северные насекомые, привлеченные солнечным светом, выползали из расщелин и трещин в скалах; эти большие, шумные, безобидные создания, родившиеся в прошлом году и пролежавшие зиму в спячке, теперь ожили, чтобы, чуть пожужжав в воздухе, умереть снова. Все ползающие, пресмыкающиеся и порхающие существа вылезли на свет божий и торопились вырасти, размножиться и погибнуть. Только раз вдохнуть ароматный воздух, а там опять бесконечные морозы! Они знали это слишком хорошо и не теряли времени. Береговые ласточки отрывали свои старые ходы в мягких глиняных берегах, и малиновки пели на лесистых островах. Над головой настойчиво стучал дятел, а в глубине чащи кричала куропатка, словно гордясь, что пришло и ее время... Юкон не принимал участия во всей этой лихорадочной суете. Он тянулся на протяжении тысяч миль, холодный, неподвижный, мертвый. Шумные косяки диких птиц, принесенные южным ветром, тщетно искали открытой воды и неустрашимо мчались дальше к северу. От берега до берега тянулся сплошной лед. Кое-где сквозь трещины просачивалась вода. Но в холодные ночи все замерзало снова. Легенда говорит, что в старину бывали времена, когда Юкон оставался подо льдом в течение трех лет. Глядя на него, можно было поверить и в менее правдоподобные вещи. Так лето проходило в ожидании вскрытия реки, и медлительный Юкон со дня на день откладывал свое освобождение, лишь потрескивая своими крепкими оковами. Иногда на поверхности реки образовывались полыньи и трещины, которые все увеличивались и уже больше не замерзали. Тогда оторвавшийся от берегов лед проплывал по воде какой-нибудь ярд. Но река все еще не хотела освободиться от его власти. Это был тяжкий, медленный труд, и человек, привыкший украшать природу с искусством пигмея, сумевший обуздать смерчи и водопады, ничего не мог поделать с миллиардами тонн замерзшей воды, которые отказывались катиться вниз к Берингову морю. На Острове Распутья все ожидали вскрытия реки. Водные пути были издавна первыми проезжими дорогами, а Юкон оставался единственным из них во всей стране. Лодочники с верховьев реки сбивали плоты, скрепляя их железом. Лодочники с нижнего течения конопатили лодки и баржи и топором и стругом выкраивали запасные весла. Джекоб Уэлз бездельничал и радовался полному затишью в работе, и Фрона радовалась вместе с ним. Барон Курбертен сильно нервничал из-за отсрочки. Его горячая кровь бурлила после долгой зимы, и весеннее солнце возбуждало в нем пылкие фантазии. -- О! О! Река никогда не вскроется! Никогда! --Он смотрел на неподвижный лед, осыпая его учтивыми проклятиями.-- Это заговор, бедная моя "Бижу", настоящий заговор! И он нежно поглаживал "Бижу", как окрестил он свое сверкающее каноэ, точно это была лошадь. Фрона и Сент-Винсент смеялись и толковали ему о терпении, которое он упорно посылал ко всем чертям, пока однажды Джекоб Уэлз не сказал ему: -- Смотрите, Курбертен! Вон там, к югу от утеса. Можете разглядеть? Что-то движется! -- Будто бы собака. -- Слишком медленно для собаки. Фрона, принеси бинокль. Курбертен и Сент-Винсент вместе кинулись за биноклем, но последний знал, где он хранится, и вернулся победителем. Джекоб Уэлз приставил бинокль к глазам и смотрел, не отрываясь, на противоположный берег. До острова была добрая миля, и солнечный блеск на льду сильно мешал ему. -- Человек! -- Он передал бинокль и напряженно уставился на реку.-- Что-то там неладно. -- Он ползет! -- воскликнул барон.-- Этот человек ползет на четвереньках! Смотрите! Вы видите? -- Его рука вздрагивала, когда передавала бинокль Фроне. По ту сторону искрящегося белого пространства почти невозможно было различить небольшой темный предмет, смутно выступавший на таком же темном фоне земли и кустов. Но Фрона ясно увидела человека и, сузив глаза, уже могла следить за каждым его движением, в особенности когда он добрался до поваленной ветром сосны. С трудом она продолжала наблюдать. Человек дважды тщетно пытался, карабкаясь и извиваясь, переползти через огромный ствол и лишь после третьей попытки почти на исходе сил одолел его только для того, чтобы беспомощно свалиться в густой кустарник. -- Да, человек.-- Фрона передала бинокль Сент-Винсенту.-- Он едва двигается. Только что упал по ту сторону ствола. -- Шевелится? -- спросил Джекоб Уэлз. И, когда Сент-Винсент покачал головой, старик принес из палатки свою винтовку и выстрелил в воздух шесть раз подряд. -- Шевелится! -- Журналист напряженно следил за ним.--Он ползет к берегу. Ах!.. Нет, подождите секунду. Да! Теперь он лежит на земле и поднимает шляпу или что-то другое на палку. Машет... (Джекоб Уэлз сделал еще шесть выстрелов.) Снова машет. Все. Уронил палку и лежит без движения. Все трое вопросительно посмотрели на Джекоба Уэлза. Он пожал плечами. -- Откуда мне знать? Белый или индеец? Наверно, изголодался или ранен... -- Но ведь, может быть, он умирает?--умоляюще сказала Фрона, как будто для ее отца, совершившего в жизни так много, не существовало ничего невыполнимого. -- Мы ничего не можем сделать. -- Ах! Ужас! Ужас! -- ломал руки барон.-- На наших глазах! И мы ничего не можем сделать! Нет! -- воскликнул он, внезапно решившись.-- Нельзя! Перейду по льду. Он побежал было вниз, но Джекоб Уэлз схватил его за руку. -- Не торопитесь, барон! Не теряйте головы. -- Но... -- Никаких "но". Что нужно этому человеку -- пища, лекарства, что еще? Подождите минутку. Пойдем вместе. -- Считайте, что я иду с вами,-- немедленно вызвался Сент-Винсент, и глаза Фроны заблестели. Пока она в палатке готовила сверток с провизией, мужчины достали шестьдесят или семьдесят футов легкой веревки. Джекоб Уэлз и Сент-Винсент привязали себя к обоим концам ее, а барона посередине. Барон заявил, что о провизии будет заботиться он, и навьючил сверток на свои широкие плечи. Фрона следила за ними с берега. Первые сто ярдов они прошли без труда, но она сразу заметила перемену, когда они перешли границу сравнительно плотного прибрежного льда. Ее отец уверенно вел их вперед, нащупывая путь палкой и постоянно меняя направление. Сент-Винсент, шедший последним, прежде всех провалился под лед. Но голова его не окунулась в воду, несмотря на сильное течение, и спутники вытащили его, сильно дернув за веревку. Фрона видела, как они посовещались минуту и барон все показывал на что-то и жестикулировал, после чего Сент-Винсент отвязал себя и пошел обратно к берегу. -- Бр-р-р...-- поежился он, приближаясь к Фроне.-- Это невозможно. -- Так отчего же они не вернулись? -- спросила она с легким оттенком неудовольствия в голосе. -- Они сказали, что сделают еще одну попытку. Этот Курбертен -- горячая голова, вы же знаете. -- И отец мой -- упрямец,-- улыбнулась она.-- Не хотите ли переодеться? В палатке есть запасная смена. -- О. нет! -- Он прилег на землю рядом с ней.-- На солнце тепло. Целый час они следили за обоими мужчинами, которые тем временем превратились в черные точки. Им удалось пробраться на середину реки и продвинуться на милю вверх по течению. Фрона внимательно следила за ними в бинокль, но они часто исчезали за ледяными глыбами. -- Это нечестно с их стороны,-- жаловался ей Сент-Винсент,-- они сказали, что сделают только еще одну попытку. Иначе я бы не вернулся. Но им это все равно не удастся. Это совершенно невозможно. -- Да... Нет... Да! Они возвращаются,--заявила она.-- Но слушайте! Что это? Глухой гул, словно отдаленный гром, шел с середины реки. Фрона испуганно вскочила. -- Грегори, неужели река вскрывается? -- Нет, конечно, нет! Видите, как все стихло. Гул, поднявшийся сверху, замер где-то внизу реки. -- Вот! Опять! Второй раскат, более глухой и зловещий, спугнул малиновок и белок. Он прозвучал, словно грохот поезда, мчащегося по эстакаде. Третий раскат, перешедший в продолжительный рев, начался сверху и пронесся мимо них. -- О, чего они медлят! Обе точки остановились: по-видимому, путники совещались. Фрона поспешно навела бинокль на реку. Снова раздался гул, но она не видела никаких изменений. Лед оставался по-прежнему спокойным и неподвижным. Малиновки снова запели, а белки начали верещать, казалось, с некоторым злорадством. -- Не бойтесь, Фрона! -- Сент-Винсент покровительственно обнял ее.-- Если есть опасность, то они понимают ее лучше нас и выжидают. -- Я никогда не видела, как вскрывается большая река,-- сказала она, примиряясь с необходимостью ждать. Тул то раздавался вновь, то затихал, но других признаков начала ледохода не было, и двое мужчин, бредя по воде, постепенно продвигались к берегу. Они промокли насквозь и дрожали от холода, поднимаясь наверх. -- Наконец-то! -- Фрона схватила отца за руки.--• Я боялась, что вы никогда не вернетесь. -- Хорошо, хорошо. Давай скорее обедать.-- Джекоб Уэлз засмеялся.--Опасности не было никакой. -- Но что же это было? -- Река Стюарт вскрылась, и ее лед заплыл под ледяную корку Юкона. Мы там ясно слышали треск ломающихся глыб. -- О, это было ужасно! Ужасно! -- воскликнул барон.--И тот несчастный! Мы не можем его спасти! -- Нет, можем. Мы еще раз попытаемся после обеда. Отправим собак. Поторапливайся, Фрона. Но и собаки потерпели неудачу. Джекоб Уэлз выбрал самых умных вожаков, привязал к их спинам пакеты с провизией и хотел заставить их спуститься с берега. Но собаки не могли понять, что от них требуется. При каждой попытке вернуться их снова гнали к реке палками, камнями и криками. Это только сбивало их с толку, и, отойдя на почтительное расстояние, они поднимали свои мокрые, холодные лапы и жалобно выли, глядя на берег. -- Если бы удалось согнать вниз хоть одну, они поняли бы, что мне от них нужно, и дело пошло бы как часы. А ну, вперед, Мириам! Вперед! Вся суть в том, чтобы хоть одна из них спустилась на лед. Джекоб Уэлз наконец заставил Мириам, вожака упряжки Фроны, пойти по следу, проложенному им и бароном. Собака храбро поднималась вперед, карабкалась и барахталась, иногда пускаясь вплавь. Но, добравшись до того места, откуда они повернули назад, Мириам беспомощно села на задние лапы. Потом она бросилась наперерез к берегу, выбралась на пустынный остров, расположенный выше, и через час вернулась домой без пакета с провизией. Тогда две собаки, притаившиеся в сторонке, окончательно испортили дело, пожрав Друг у друга продовольствие. После этого пришлось отказаться от дальнейших попыток, и собак позвали домой. В течение дня гул все учащался, а ночью стал непрерывным. К утру он, однако, совершенно прекратился. Река поднялась на восемь футов, и во многих местах вода просочилась сквозь ледяной покров. Всюду слышался треск и хруст, и трещины разбегались по всем направлениям. -- Лед с реки Стюарт застрял ниже между островами,--пояснил Джекоб Уэлз.--Это вызвало подъем Юкона. А в самом устье реки Стюарт образовался затор, и теперь лед идет обратно. Когда же он прорвется назад, то пойдет к нижнему затору у островов. -- И тогда? Тогда? -- ликовал барон. -- "Бижу" поплывет. Когда рассвело, они принялись высматривать человека на той стороне реки. Он не сдвинулся с места, но в ответ на ружейные выстрелы слабо шевелился. -- Ничего нельзя сделать, пока не вскроется река, барон. Но скоро мы махнем на "Бижу". Сент-Винсент, вам лучше принести ваши одеяла и переночевать здесь. Нам понадобятся трое гребцов, и я думаю взять Макферсона. -- У меня нет необходимости оставаться здесь,-- поспешил ответить журналист.--Лед тверд, как алмаз, и я поднимусь с зарей. -- А я? Обо мне забыли? -- спросил барон Курбертен. Фрона засмеялась. -- Вспомните, что вы еще не взяли первого урока. -- И что для него завтра едва ли найдется время,-- прибавил Джекоб Уэлз.--Мы должны спешить. Боюсь, что команда будет состоять из Сент-Винсента, Макферсона и меня. Очень сожалею, барон. Поживите с нами еще год, и тогда мы от вас не откажемся. Но барон Курбертен никак не мог утешиться и дулся еще целых полчаса. ГЛАВА XXIV -- Проснитесь! Эй вы, сони! Проснитесь! Едва услышав голос Дэла Бишопа, Фрона сбросила меховые одеяла, которыми укрывалась, но прежде чем она успела накинуть юбку и сунуть босые ноги в мокасины, ее отец. спавший за занавеской, откинул полы палатки и вышел. Река вздулась. В холодной предрассветной дымке Фрона увидела, как лед мягко терся о высокий берег, местами покрывая его. Огромные глыбы колыхались на расстоянии многих футов от них. Вдали ледяное поле сливалось с тусклым, серым утренним небом. До Фроны донеслись легкий плеск, журчание и едва заметный скрип. -- Когда река тронется?-- спросила она Дэла. -- Мы и так уже заждались. Смотрите! Он указал на воду, которая пробивалась сквозь лед и жадно подползала к ним. Каждые десять минут она поднималась на несколько футов. -- Опасно? -- усмехнулся он.-- Ничего подобного. Все будет хорошо. Те острова,-- он неопределенно махнул в сторону реки -- не смогут выдержать более сильный напор. Если они задержат лед, то он вообще сметет их с лица земли. Наверняка! Но мне надо бежать домой. Наша стоянка расположена ниже. Вода залила пол в хижине дюймов на пятнадцать, и Макферсон с Корлиссом прячут провизию на койки. -- Скажите Макферсону, чтобы он был готов, когда мы пошлем за ним!--крикнул вслед ему Джекоб Уэлз. Потом он обратился к Фроне: -- Теперь Сент-Винсент как раз должен переходить пролив. Барон, продрогший, босоногий, вынул часы. -- Без десяти минут три,-- стуча зубами, сказал он. -- Идите домой и наденьте мокасины,-- сказала Фрона.-- Вы еще успеете. -- И пропущу все это великолепие? Слушайте! Неизвестно откуда раздался сильный треск, постепенно замерший вдали лед тронулся и медленно, очень медленно поплыл вниз по течению. Не было ни шума, ни оглушительного грома, ни грандиозной борьбы стихий -- уплывал безмолвный белый поток, чинная процессия плотного льда, настолько плотного, что не было видно ни одной капли воды. Она притаилась где-то под ледяной коркой, но это приходилось принимать на веру. Слышался не то неясный гул, не то тихий скрип, такой слабый, что ухо едва улавливало его. -- А где же великолепие? Это обман! Барон сердито погрозил кулаками реке, и густые брови Джекоба Уэлза поползли вниз, словно для того, чтоб скрыть насмешливо улыбающиеся глаза. -- Ха-ха-ха! Просто смешно. Плевать я хотел на этот лед! Черт с ним! И, сказав это, барон Курбертен наступил на льдину, которая медленно скользила мимо его ног. Это случилось так неожиданно, что, когда Джекоб Уэлз попытался удержать его, он уже уплыл. Лед двигался все быстрее, а гул становился все более громким и угрожающим. Грациозно раскачиваясь, точно цирковой наездник, француз скользил вдоль берега. Он сделал около пятидесяти футов, причем с каждой минутой его рысак казался все ненадежнее, а затем ловко прыгнул на сушу. Он вернулся, смеясь, и получил в награду за свои подвиги несколько самых отборных словечек, которые Джекоб Уэлз извлек из своего особого лексикона, предназначенного только для мужчин. -- За что? -- спросил Курбертен, сильно задетый. -- За что? -- раздраженно передразнил его Джекоб Уэлз, указывая на вязкий поток, скользивший мимо них. На тридцать футов ниже громадная льдина врезалась в русло реки и стремилась перевернуться. Вся полоса льда за ней дрожала и выгибалась, точно лист бумаги. Затем застрявшая льдина перевернулась, показав свое тинистое острие. Но, казалось, здесь было тесно, льдины наскакивали на нее, пока наконец вся глыба льда и ила в пятьдесят футов вышины не взлетела на воздух. Она с треском упала на движущуюся массу льда, и куски ее отскочили к ногам наблюдателей. Втянутая в этот хаос, она была стерта в порошок и исчезла. -- Боже! -- произнес барон с благоговением и страхом. Фрона схватилась одной рукой за него, а другой за отца. Теперь лед двигался быстрыми скачками. Где-то внизу тяжелая льдина ударилась о берег, и земля задрожала под ногами зрителей. Потом появилась другая, ближе к поверхности, и они едва успели отскочить, как льдину с силой подбросило вверх. Неся добрую тонну ила на широкой спине, она дерзко пронеслась дальше. Затем еще одна, зацепившись за берег огромной рукой, вырвала с корнем три беспечных сосны и увлекла их за собой. К восходу белый поток загромоздил Юкон от берега до берега. Под напором двигающейся воды лед несся с головокружительной быстротой. Льдины, не переставая, врезались в берег, и остров дрожал и колебался до самого основания. -- О, это замечательно, замечательно!--обращалась Фрона к мужчинам.--Ну, где тут обман, барон? -- Ах!--Он покачал головой.--Ах! Я был не прав. Я раскаиваюсь. Но это величественно! Смотрите! Он указал на группу островов, загромождавших излучину реки. Здесь течение в милю шириной разделялось на несколько рукавов, труднопроходимых для плотного льда. Ударяясь о верхушки заливаемых холодным потоком деревьев, льдины отскакивали и взлетали высоко в воздух. Они напирали друг на друга, вылезали из воды, скользили, скрипели, поднимались все выше, на них нагромождались новые льдины, пока между деревьями не образовались ледяные холмы и горы. -- Здесь, вероятно, и будет затор,-- сказал Джекоб Уэлз.-- Достань бинокль, Фрона.-- Он долго и пристально смотрел в него.-- Ледяной поток растет и ширится. Стоит какой-нибудь льдине попасть вовремя в подходящее место. -- Но вода спадает! -- воскликнула Фрона. Действительно, уровень воды стал на шесть футов ниже самого высокого места на берегу, и барон Курбертен измерил разницу своей палкой. -- Тот человек все еще лежит на месте, но он уже не шевелится. Совсем рассвело, и солнце сияло на северо-востоке. Они поочередно смотрели в бинокль через реку. -- Обратите внимание! Разве это не поразительно? -- Курбертен указал на сделанную им отметку. Вода упала еще на один фут.-- Ах, какая неприятность! Затора не будет! Джекоб Уэлз внимательно посмотрел на него. -- Что будет? -- спросил барон с воскресшей надеждой. Фрона вопросительно взглянула на отца. -- Заторы не всегда приятны,-- сказал он с отрывистым смехом.-- Все зависит от того, в каком месте они происходят и где вы в это время находитесь. -- Но вода! Посмотрите! Она спадает буквально на глазах! -- Еще не поздно! --Джекоб Уэлз скользнул взглядом по излучине реки и увидел, что ледяные горы все растут, громоздясь одна на другую.-- Идите в палатку, Курбертен, и наденьте мокасины, которые стоят у плиты. Ступайте! Вы ничего не пропустите. А ты, Фрона, разведи огонь и приготовь нам кофе. Через полчаса они увидели, что лед все еще медленно продвигается вперед, хотя уровень воды упал на двадцать футов. -- Теперь начнется потеха! Ну, посмотрите чуть в сторону, нетерпеливый француз. Пролив налево, дружище! Ну вот! Она сворачивает. Курбертен увидел, как закрылся вход в пролив налево, а затем поднялась белая громада и начала странствовать от острова к острову. Лед, плывший мимо них, замедлил свой ход и остановился. После этого вода сразу же стала прибывать. Это происходило с такой быстротой, как будто ничто, кроме неба, не могло ее остановить. И, как бы пробужденные, льдины сталкивались между собой и плыли к берегу, гоня перед собой тинистую воду, указывавшую им путь. -- Боже мой! Это уж совсем не так приятно. -- Зато великолепно, барон,--поддразнила его Фрона.--Все-таки вы напрасно мочите себе ноги. Он отошел как раз вовремя. Снежная лавина с грохотом обрушилась на то место, где он только что стоял. Под напором воды лед поднимался все выше, пока не встал над островом сплошной стеной. -- Но он быстро опустится, когда затор прорвется. Смотрите, лед уже почти стоит на месте. Затор прорвался. Фрона следила за белой громадой у островов. -- Нет,-- сказала она. -- Но вода уже не прибывает так стремительно. -- Но она все-таки прибывает. Барон притворился смущенным. Затем его лицо просияло. 184 -- О! Теперь я знаю! Где-нибудь выше есть еще один затор. А вдруг он еще больше, чем этот? Она схватила его трепещущую руку и задержала в своей. -- Подумайте, что будет, если верхний затор прорвется, а нижний еще удержится? Барон спокойно смотрел на нее, пока не понял значения ее слов. Его лицо вспыхнуло, он порывисто задышал, выпрямился и откинул голову назад. Потом сделал широкий жест рукой, указывая на остров, и произнес: -- Тогда вы и я, палатка, лодки, хижины, деревья -- все и даже "Бижу" полетит к черту. Фрона покачала головой. -- Ужасно досадно! -- Досадно? Нет. Великолепно! -- Нет-нет, барон. Я не то хочу сказать. Досадно, что вы не англосакс. Вы были бы гордостью науки. -- А вы, Фрона, могли стать украшением Франции. -- Опять говорите друг другу комплименты,-- ухмыльнулся Дэл Бишоп, собираясь так же быстро исчезнуть, как и появился.-- Закругляйтесь скорей. В хижине есть несколько больных. Идите туда. Вы им нужны. Не теряйте времени!--крикнул он через плечо, скрываясь за деревьями. Вода все еще прибывала, но уже медленно. Как только они покинули высокое место, им пришлось шлепать по воде, доходящей до лодыжек. Пробираясь между деревьями, они набрели на лодку, оставшуюся здесь с прошлой весны. Трое чечако, которым удалось добраться до острова по льду, влезли в нее вместе с палаткой, санями и собаками. Но лодка находилась в опасной близости от ледяного потока, который выл, извивался и вздымался всего в нескольких футах от нее. -- Уходите! Выбирайтесь отсюда, дурачье! -- крикнул Джекоб Уэлз мимоходом. Дэл Бишоп, пробегая, посоветовал им: -- Убирайтесь отсюда ко всем чертям. Но чечако не услышали их. Один из них поднял недоумевающее, перепуганное лицо. Другой, не обращая ни на что внимания, лежал ничком поперек лодки, совершенно обессиленный, а третий, с физиономией клерка, раскачиваясь взад и вперед, монотонно стонал: -- О господи! О господи! Барон остановился, чтобы дать ему встряску. -- Черт возьми! -- воскликнул он.-- Действуйте ногами, приятель! Не призывайте бога, а действуйте ногами. Ну! Ну, бодрее! Ну! Пошевеливайтесь! Отойдите от берега! Спрячьтесь где-нибудь в лесу или где угодно! Он сделал попытку вытащить его из лодки, но человек яростно отбивался и в конце концов остался на месте. -- Мой лексикон пополняется,-- с гордостью сказал барон Фроне, спешившей вместе с ним вперед.--Пошевеливайтесь! Это крепкое словцо и вполне уместное. -- Вам следовало бы путешествовать с Дэлом! -- рассмеялась она.-- Он моментально увеличил бы ваш запас слов. -- Неужели? -- Конечно! -- Ох, уж этот ваш язык! Я никогда не научусь говорить на нем.-- И он с отчаянием схватился за голову руками. Они вышли на просеку, где у самой реки стояла хижина. На ее плоской земляной крыше лежали двое больных, завернутых в одеяла, а Бишоп, Корлисс и Джекоб Уэлз разыскивали узлы с платьем и прочую поклажу, ступая по колено в воде. В самом низком месте уровень воды равнялся двум футам, но пол хижины был углублен для сохранения тепла, и вода здесь доходила до пояса. -- Не дайте табаку промокнуть! -- сказал слабым голосом один из больных, лежавших на крыше. -- К черту табак! -- заявил его товарищ.-- Позаботьтесь о муке и сахаре,-- добавил он, подумав. -- Это потому, что Билл не курит, мисс,-- объяснил первый.-- Присмотрите за табаком, будьте добры,-- умолял он. -- Вот, и заткнись! -- Дэл бросил ему жестянку с табаком, в которую больной вцепился, точно это был мешок с самородками золота. -- Нужна ли моя помощь? -- спросила Фрона, посмотрев наверх. -- Нет. У них цинга. Им могут помочь только царство небесное и сырой картофель.-- Старатель минуту разглядывал ее.-- Что, собственно говоря, вы здесь делаете? Возвращайтесь на более высокое место. Но тут со страшным грохотом обрушилась ледяная стена. Огромная глыба в пятьдесят тонн рассыпалась на мелкие куски у самой двери хижины, обрызгав их грязной водой. Льдина поменьше ударилась о выступающие угловые бревна, и хижина покачнулась. В ней находились Курбертен и Джекоб Уэлз. -- После вас,-- услышала Фрона голос барона, за которым последовал отрывистый смешок отца, и галантный француз вышел последним, протискиваясь между льдиной и бревнами. -- Послушай, Билл! Если этот нижний затор удержится, мы покойники! -- крикнул человек с жестянкой своему товарищу. -- Определенно! -- последовал ответ.-- Я видел ниже Нулато, как остров Биксби был начисто выметен -- не хуже, чем пол в кухне моей старухи матери. Мужчины торопливо окружили Фрону. -- Так не годится. Их нужно перенести в вашу хибарку, Корлисс. С этими словами Джекоб Уэлз ловко взобрался на крышу хижины и посмотрел вниз на огромную преграду. -- Где Макферсон? -- спросил он. -- Он окаменел от страха и сидит верхом на распорке палатки. Джекоб Уэлз помахал рукой. -- Пролом. Река тронулась. -- К черту пол в кухне, Билл, при всем уважении к твоей старухе!--закричал любитель табака. -- Верно,-- ответил невозмутимый Билл. Вся река словно пришла в движение и покатила вниз свой тяжелый груз. Под его возрастающим напором ледяная стена рухнула во многих местах. Скрип и треск вырываемых с корнем деревьев был слышен вдоль всего берега. Корлисс и Бишоп подняли Билла и направились к хижине Макферсона. А Джекоб Уэлз и барон только что начали спускать с крыши его товарища, как надвинулась огромная льдина, которая накрыла хижину. Фрона видела это и криком предостерегла их, но в то же мгновение плохо сколоченные бревна рассыпались, как карточный домик. Она видела, как Курбертен и больной были сметены лавиной, а ее отец погрузился в воду вместе с обломками. Она кинулась к нему, но он не мог выплыть. Тогда она постаралась приподнять его голову так, чтобы его рот был над уровнем воды, но, несмотря на ее усилия, голова Джекоба Уэлза едва показалась на поверхности. Она отпустила его и внимательно обследовала воду, пока не убедилась, что правая рука отца застряла между бревнами. Фрона не могла их сдвинуть, но просунула между ними стропило, видневшееся из-под грязного мха, грубый и малопригодный для этой цели рычаг. Под тяжестью ее тела он начал сгибаться и трещать. Это послужило ей предостережением. Она отошла на несколько футов и принялась в виде опыта осторожно раскачивать стропило, пока бревна не поддались и не показалось лицо Джекоба Уэлза, перепачканное тиной. Он несколько раз глубоко вздохнул и воскликнул: -- Ничего! Все годится! А затем, быстро оглянувшись, добавил: -- Фрона, Дэлу Бишопу можно верить. -- А в чем дело? -- спросила она с недоумением. -- Он сказал, что ты молодец. Джекоб Уэлз поцеловал ее, и они оба, смеясь, стерли тину с губ. Курбертен показался из-за развалин. -- В жизни не встречал подобного человека! -- весело воскликнул он.-- Он просто сумасшедший! Неугомонный какой-то! У него при падении треснул череп и табак пропал. Но его больше огорчает не череп, а табак! Впрочем, череп был цел, только на коже зияла рана дюймов в пять длиною. -- Вам придется подождать, пока не вернутся другие. Я не могу нести.-- Джекоб Уэлз показал на свою правую руку, которая висела, как плеть. -- Только вывих,--пояснил он.--Кости не сломаны. Барон театральным жестом указал на ноги Фроны. -- О, вода отхлынула, но здесь осталось сокровище, бесценная жемчужина! Поношенные мокасины Фроны разлезлись от воды, и маленький белый палец выглядывал наружу. -- Значит, я очень богатая, барон. Ведь у меня их еще девять. -- Кто с этим не согласится! Кто с этим не согласится! -- пылко воскликнул он. -- Какой вы потешный, сумасбродный, славный парень! -- Припадаю к вашим перстам! -- И он галантно опустился на колени в грязь. Она, запустив обе руки в его гриву, шутя оттаскала его за волосы. -- Что мне делать с ним, папа? Джекоб Уэлз пожал плечами и засмеялся. Фрона приподняла лицо Курбертена и поцеловала его в губы. И Джекоб Уэлз понял, что на долю барона пришлась самая большая радость. Уровень реки опустился до зимнего уровня, и она помчала дальше свой ледяной груз. Но вдоль берега осталась двадцатифутовая ограда льдин. Огромные глыбы, словно исполинские останки какого-то полярного чудовища, были разбросаны по острову среди сваленных деревьев и покрытых илом цветов и трав. Солнце светило вовсю, смывая грязь и тину с ледяных гор, пока они не засверкали под его лучами, точно груды алмазов молочно-голубоватого