зал
вполголоса:

     -- Мистер Эванс, до свидания.

     Я был почти уверен, что  он  меня не услышит -- за  дверью
слабо жужжало  печатающее устройство компьютера. Но звук исчез,
а еще  через  мгновение  мистер  Эванс  недоуменно посмотрел на
меня.

     -- Вы уходите?

     Я кивнул.

     -- Жаль... -- Он беспомощно улыбнулся. -- Честно говоря...
Тимми вчера так здорово развеселился, когда играл с Дэйвом.

     -- Пусть и дальше играют.

     Он  понял.  И  кивнул   --   не  соглашаясь,  а  скорее  с
благодарностью. Потом вдруг шагнул ко мне и взял за руку.

     -- Скажи, если, конечно, тебя не задевает мое любопытство.
Ты тот самый мальчишка,  который  однажды довел до конца синтез
ПКФ?

     -- Я  принимаю ваше обращение применительно к биовозрасту.
-- Я попытался улыбнуться. -- Да, тот самый.

     Он кивнул, ничего больше не спрашивая.

     --  Это  очень  трудно,  -- тихо сказал я.  --  Понимаете,
человеческий мозг не рассчитан на то, что со  мной сделали. Ему
не хватает  каналов  восприятия.  Ну,  он  и выкручивается, как
может, превращая запахи в свет,  звук...  Иногда  и боль. Очень
больно, честное слово. А если просто лишить меня  обоняния -- я
ослепну и оглохну. Все слишком тесно связано...

     -- Я верю.

     Он ни о чем не просил. И от этого было еще тяжелей.

     -- Я вернусь  в  Веллесбергский Центр, -- торопливо сказал
я.  Мне  показалось,  что он уже  готов  уйти.  --  Я тогда был
младше, чем  Тимми.  А  сейчас,  наверное,  выдержу... Ведь все
равно, что бы я ни делал, моя дорога туда. И с нее не свернуть,
я понимаю.

     -- Тебе очень трудно?

     Я молча кивнул и спросил сам:

     -- Тимми выдержит год?

     -- Да. А почему год?

     --  Не знаю.  Просто  думаю, что за  год  успею. Игорь  не
сможет, никогда не сможет работать так, как вы  -- в миллионную
долю. Только не обижайтесь.

     -- Я не обижаюсь.

     -- У  него характер такой. Ему  надо быть или  первым, или
хотя бы в первом  ряду. Если он не найдет своей дороги,  то так
всю  жизнь  и  останется  роддэром. Лучшим роддэром в  мире.  И
многим задурит головы,  не  со зла, а так...  Но  это не нужно,
роддэры ведь не форма протеста  и  не поиск нового пути. Мы  --
боль. Форма боли в  середине  двадцать первого века. Такие, как
я, у которых  боль  внутри, и  такие,  как Игорь. Середина,  не
желающая ей оставаться. А я все верю, что помогу ему найти свое
место.

     Мистер Эванс посмотрел мне в глаза. И сказал:

     -- Теперь я знаю, что ты вернешься в Центр.

     Я улыбнулся и сделал шаг к спальне. Попросил:

     -- Потушите на пять минут свет. Пусть Игорь думает, что мы
уходим, как настоящие роддэры -- не прощаясь, тайком.

     Мистер Эванс  улыбнулся.  У  него  была  красивая  улыбка,
сильная и  добрая. Знаю, что про улыбки так  не говорят, но мне
она виделась именно такой.

     -- Ветра в лицо, роддэр, -- сказал он.

     Я кивнул. И подумал, что иногда не нужно даже логэм, чтобы
понять друг друга.

        xxx

     Мы  шли  на  восток,  и солнце медленно  выкатывалось  нам
навстречу.  Игорь   насвистывал   какую-то   мелодию.  Сумка  с
продуктами и всякой полезной мелочью болталась у него на плече.

     -- Не обижаешься,  что я решил оставить Рыжика? -- спросил
он меня, когда дом скрылся из глаз.

     Я покачал  головой.  И  вдруг  почувствовал, как невидимые
пальцы крепко сжали мою ладонь.  Там,  в  маленькой комнатке на
втором этаже, проснулся Тимми.

     Я улыбнулся. И пожал протянутую через холодное утро руку.