мама. Доказательств-то нет, машина времени улетела... - А Шидла? - Что? - Ну, сфинкс наш. Он ведь живой... ну, не совсем живой, но и не совсем мертвый. Он в музее лежит. Папа подскочил и испустил сдавленный вопль. Потом ловко метнул в Стаса его одежду, а в меня - мою. - Бежим в музей, чтобы быстрее сфинкса увидеть, чтобы первооткрывателями стать. В окно лезем, чтобы мама не услышала, чтобы объяснять не пришлось... - папа набрал полную грудь воздуха и торжественно закончил: - чтобы не задерживаться! В таком состоянии папа для споров не приспособлен. Мы со Стасом быстро одели свои обноски и вслед за ним выпрыгнули в окно. Папа стоял на тротуаре, приплясывая от нетерпения. Одет он был лишь в штаны от трико, пузырящиеся на коленях, и тапочки на босу ногу. Но это его не смущало. - Бежим, - велел папа, и мы побежали. Нами овладел азарт: здорово все-таки будет вновь увидеть Шидлу, пусть и в засушенном состоянии. - А ключ от музея у нас, - похвастался Стас. - Вот. Можно сторожа не беспокоить, через служебный ход пройти. - Знаю, что у вас, - на бегу ответил папа. - Как бы вы иначе в музей попали. Думаете, папа у вас совсем дурак? Папа по детски подпрыгнул на бегу и торжествующе закончил: - Нетушки! Не совсем! Дальше мы бежали молча. Войдя в музей, папа сразу защелкал выключателем, но свет не горел. - Наверное, из-за старта машины времени все пробки перегорели, - предположил Стас. - Возможно, возможно, - рассеянно сказал папа. Он двинулся в темноту, а мы пошли следом, ориентируясь по его шагам. Но папа пошел не в египетский зал, а в зал девятнадцатого века. Там он снял с экспозиции керосиновую лампу, быстрым шагом направился в свой зал доисторического периода и вытащил из шкафа графин с маслянистой жидкостью. Мы знали, что на графине написано: "Нефть". - Нефть, нефть... - раздраженно сказал папа. - Где я им нефть найду? У нас не Баку и не Уренгой. Керосин тут... Но это даже хорошо. Быстро заправив лампу, папа с поразительной ловкостью высек искру кремнем и куском железного колчедана, лежавшими под табличкой: "Огонь - друг первобытного человека." Когда стало светло, мы с облегчением вздохнули. Все-таки, в темноте как-то неуютно. Тем более, что у меня вдруг возникло гнетущее предчувствие. Что-то мы забыли. Что? - Костя, а чего мы забыли? - вдруг спросил Стас. Я даже не удивился и просто пожал плечами. Вслед за папой мы спустились в запасник. И сразу же увидели среди каменных обломков бедного сфинкса, валявшегося лапами кверху. Поставив керосиновую лампу на пол, папа присел возле Шидлы. Бережно перевернул его в нормальное положение, на лапы, отряхнул пыль и каменное крошево. - Видели бы сфинксы, как бережно люди к ним относятся! - с гордостью сказал мне Стас. Я кивнул. - Наконец-то, - прошептал папа. - Так вот ты какой, инопланетянин! - Это не ино... - пискнул было Стас. И замолчал. Действительно, Шидла ведь был не только пришельцем из будущего, но и инопланетянином! Сбылась папина мечта! Минуту мы стояли в тишине, пока папа ощупывал, обнюхивал и осматривал Шидлу. Потом он повернулся к нам и виновато спросил: - Исследовать вы его не дадите, да? - Не дадим! - хором ответили мы. Потом я пояснил: - Он ведь живой! Он в будущем оживет! А Стас укоризненно добавил: - Шидла нам жизнь спас, папа! И домой помог вернуться! Тяжело вздохнув, папа поднялся, окинул взглядом зал. От керосинки по стенам бегали причудливые тени. - Полиглоты, зачем оружие-то со стен сняли? - Укоризненно спросил папа. - Только не говорите, что это не вы - не поверю! Действительно, на стене больше не было древнеегипетских дротиков. И бронзовый меч, лежавший в застекленной витрине, исчез... - Папа, ты конечно не верь, но это не мы, - сказал Стас. - Да? - Да. Мы со Стасом посмотрели друг на друга. И вдруг, мгновенно, поняли. Фараон! На его руках были браслеты-оживители! А папа щелкал дистанционным пультом. Значит... Мы повернулись к саркофагу. Неменхотепа там не было. - Выходит, нам тогда не показалось! - непонятно чему обрадовался я. - Папа, только не пугайся, - деревянным голосом сказал Стас. - По музею бродит ожившая мумия. - Что? - папа неуверенно улыбнулся. - Шутите, колумбы? - Она всего одна, - неуверенно сказал Стас, словно даже в этом вопросе испытывал сомнения. - Бедный, напуганный, маленький фараончик. Из темноты, словно укоряя Стаса за неискренность, со свистом вылетел дротик. Брошенный меткой рукой и с недюжинной силой, он проделал в волосах Стаса аккуратный пробор, и глубоко вонзился в кирпичную стену. Стас ошалело заморгал, явно удивленный тем, что еще жив. - Кто кидается в моего сына дротиками? - строго спросил папа. Потом принял позу танцующего павлина из индонезийской народной борьбы башкахана, и добавил: - Чтобы убить. - Это фараон-н-н! - плаксиво сказал Стас и сел на пол. Маленький он все-таки, не выдержали нервы, подумал я, садясь рядом. А из темноты гордо вышел Владыка Верхнего и Нижнего Египта, четырехкратный победитель в гонках на колесницах, фараон Неменхотеп IV. Он похорошел. Браслет не только оживил его, но еще и исцелил от туберкулеза и, наверное, от десятка других мелких болезней. На щеках играл здоровый румянец, в глазах поблескивали задорные искорки. - Мерзкие слуги Сета! - заорал фараон, потрясая оставшимся дротиком. Меч был заткнут у него за пояс. - Вы обманом бросили меня в кипящее масло! Вы заточили меня после смерти в подземелье, без придворных, слуг и жен! И вот сейчас я вас убью! Вряд ли папа понял всю эту речь, произнесенную, естественно, на древнеегипетском. Но последнюю фразу понял точно. "Зап ук кизнец!" - часто кричали мы со Стасом друг другу. "Я тебя убью!" Но мы же кричали понарошку, а фараон - нет! - Послушайте, мы же интеллигентные люди, - начал по-русски папа. - Я - археолог, вы - фараон. Мы сможем договориться... - А вот и Сет, - не слушая папу, удовлетворенно сказал фараон. - Вначале убью твоих прислужников, потом - тебя. Подумав, фараон добавил: - Чтобы Осирис меня похвалил. Интонацию папа понял. Он затравленно огляделся, потом сказал нам со Стасом: - Быстро - в японский зал. Я прикрою. Нас долго упрашивать не пришлось. Мы на четвереньках бросились по лестнице. На ходу я подумал, что папа выбрал японский зал, потому что там очень трогательные картинки на стенах, и обстановка умиротворяющая. Ошибся я. Плохо знал папу. Вслед нам несся шум. Фараон все-таки боялся в открытую броситься на самого Сета, зато осыпал папу угрозами. Хорошо еще, что папа их не понимал. Подхватив фонарь, он отступал следом за нами, и, надеясь, что фараон угомониться, успокаивающе приговаривал: - Я всегда уважал фараонов. Мы можем договориться, как интеллигенты. Все будет хорошо... Фараон шел за папой, махая дротиком и распаляя себя выкриками. Я вдруг очень четко понял: не угомонится. Самостоятельно не угомонится. - Надо милицию вызвать, - прошептал я Стасу, поднимаясь на ноги. - А что скажем? В египетском зале фараон с дротиком бегает? Они не приедут, они скорую пришлют. А врачей жалко, даже психиатров. Им в двадцать пятом веке столько работы предстоит... - Давай скажем, что пьяный хулиганит, папу убить грозится, - с неожиданной дрожью в голосе сказал я. - Не поможет, - заявил Стас. - Он иностранец. У него дипломатическая неприкосновенность. Папа с фонарем и фараон с дротиком вошли в японский зал. Взглянув на фараона, я понял - тот на грани. Сейчас взорвется. - А что с ним милиция может сделать? - спросил я Стаса. - Выслать, - неуверенно предположил тот. - Куда? В Древний Египет? Стас вдруг разразился истерическим хохотом. Это спасло папу. Фараон как раз замахнулся, чтобы пронзить его дротиком, но от неожиданного звука рука у него дрогнула, и смертоносное оружие вновь пролетело над нами. - Ты опять хочешь убить моего младшего сына?! - заорал папа, и взмахнул ногой. С нее слетел тапочек и врезал фараону по глазу. Тот взвыл и отскочил в сторону. Я-то понял, что папа вовсе не замышлял такой хитрый финт, он просто хотел продемонстрировать удар Ека-гири. Но фараон этого не знал. Теперь он с опаской поглядывал на оставшийся у папы тапочек, ожидая нового нападения. Меч фараон вытащил из-за пояса и крепко сжал в руках. - Конец тебе, фараон, - ледяным голосом сказал папа. Подошел к одной из витрин и грохнул кулаком по стеклу. Стекло не разбилось. Тогда папа просто выдвинул из-под стекла деревянный лоток и небрежно сгреб с него что-то. Сюрикены! Я вспомнил, что именно здесь хранилось смертоносное оружие ниндзя, и затаил дыхание. А фараон, почуявший неладное, побежал к папе, крутя меч над головой. - Ий-я! - крикнул папа и по очереди метнул в фараона всю горсть сюрикенов. Метнул просто шикарно, всеми возможными способами: навскидку, через плечо, с замахом от живота, а под конец, уворачиваясь от меча, в падении. Все сюрикены нашли цель и вонзились в фараона. Концы сюрикенов торчали из Неменхотепа IV, как иглы из ежа. Фараон слегка покачивался, но еще стоял. В шоке, наверное. Папа медленно поднялся с пола, в глазах его были слезы. - Прости, фараон, - прошептал папа. - Так получилось... Неменхотеп поднял руку, и вынул изо лба сюрикен. Задумчиво осмотрел его, и бросил на пол. На лбу появилась капелька крови, и все. Даже дырки не осталось. Потом фараон встряхнулся, как мокрая кошка, и сюрикены осыпались на пол. Папа сразу прекратил сокрушаться. - Оживитель! - заорал я. - Он еще включен! Стас, доставай! Он уже и сам понял. Вытянул из кармана пульт, поглядел на переключатель и горестно закричал: - Включен! Неменхотеп неуязвим! - Так выключайте, чтобы уязвимым стал! - крикнул нам папа, отбегая обратно к экспозиции японского оружия. Ему предстоял еще один бой. Но, между прочим, по своей вине: кто просил его щелкать переключателем? А если бы у нас в карманах лежали портативные атомные бомбы? Никогда нельзя нажимать на кнопки, если не знаешь, какой получишь результат! Стас послушно выключил оживитель. И фараон, на мгновение остановившись, замотал головой. Почувствовал, видимо. Но все же крикнул в потолок: - Слава тебе, о, Осирис, сделавший тело мое прочно-неуязвимым против ударов Сета! Папа тем временем вооружался. Он взял в правую руку кусари-чигирики, в левую - тонфу. Грозно потрясая кусарями, произнес: - Последний раз предупреждаю тебя, фараон... Но Неменхотеп не стал его слушать. Он ринулся в атаку. И закипела жестокая битва. Вначале побеждал папа - за счет экзотичности своего оружия и удивления фараона, который почувствовал боль от ударов. Папа два раза съездил Неменхотепу по голове тонфой - это напоминало разборку американского полицейского с гаитянским эмигрантом. Потом удачно набросил кусари-чигирики на ноги фараона и свалил его на пол. Но и Неменхотеп оказался бойцом не промах. Ударом меча он перерубил цепь на кусарях-чигириках, и папа остался с древком, на котором болтался обрывок цепи. Другая часть цепи вместе с грузиком вдребезги расколотила древнюю вазу, лишь неделю назад отреставрированную мамой. - Па-па, па-па! - скандировали мы со Стасом. Папа и фараон сражались. Неменхотеп еще раз получил тонфой по голове, а это очень больно. Американские полицейские не зря свои дубинки с них скопировали. Но, видимо, ожив, фараон получил огромный запас сил. Он махал мечом как заведенный, а от ударов лишь морщился, но не отступал. - Анубисга гордак векп фараонга! [Именем Анубиса велю фараону остановиться! (возм. др.-егип.)] - крикнул я в надежде отвлечь его. Но Неменхотеп лишь начал скверно ругаться. Когда он окончательно прижал папу к стене, а мы со Стасом готовы были разреветься, папа вновь продемонстрировал виртуозное мастерство. Он с жутким воплем бросил себе под ноги какой-то кулечек, и по глазам резанула яркая вспышка. Когда мы вновь прозрели, папы уже не было, а Неменхотеп бродил по кругу, растирая слезящиеся глаза и ругаясь уж совершенно неприлично. Я даже не ожидал, что древнеегипетский такой богатый. Временами, делая просвет между непристойностями, фараон выкрикивал: - Где ты, мерзкий Сет! Ну дай мне намотать твои кишки на твою голову! Ну дай мне потоптать тебя ногами, осквернитель гробниц! - Каких гробниц? - возмутился Стас. Тут фараон услышал его, и кровожадно улыбнулся: - Ладно, я пока изрежу на кусочки твоих прислужников! Мы с братом со страху прижались друг к другу. Но папа отозвался - из соседнего зала, австралийского. - Я здесь, любимая, приходи, чтобы я поцеловал тебя! Это было одно из немногих известных папе египетских предложений. Мама научила. Но фараон воспринял папины слова уж совершенно ужасно. Он заорал такое, что я вначале ничего не понял, а потом обрадовался, что не понимал. Фараон высоко поднял меч и бросился в австралийский зал. Мы - следом. - Последняя битва, - дрожащим голосом произнес Стас. Я не ответил. И так было ясно, что сейчас все решится. Папа стоял в самом конце зала. В руке у него был боевой бумеранг из железного дерева. За резинкой трико - еще один. Фараон бежал на папу, как носорог на аборигена. Папа отвел руку и небрежно бросил бумеранг. Тот с жужжанием разрезал воздух и стукнул фараона по лбу. Неменхотеп недоуменно крякнул, и сел на корточки. - Браво! - закричал я. - А почему бумеранг не вернулся? - поинтересовался Стас. Папа повернулся к нам и гордо пояснил: - Бумеранги возвращаются, только если промажешь. А боевые бумеранги не возвращаются вообще. Фараон неуверенно привстал. Папа, не целясь, метнул второй бумеранг. - А почему боевые не возвращаются? - полюбопытствовал Стас. - Видишь ли, это связано с аэродинамикой... - повернувшись к Стасу, начал папа. - Этот бумеранг был неправильный. Или не боевой. Он вернулся. Тюкнутый в затылок бумерангом, папа тоже сел на корточки. Он слабо мотал головой, но остальные члены у него не двигались. Фараон доковылял до папы и высоко занес бронзовый меч. - Сейчас убью тебя, потом - твоих прислужников, - сообщил он. Я схватил стоящий в углу зала веник - ну хоть чем-то надо запустить во врага. Но тут из-за спины послышался совершенно ледяной голос: - Неменхотепшиша! [Неменхотепчик! (возм. др.-егип.)] Удивленный фараон обернулся. Мы тоже. За нами стояла мама... С мумми-бластером в руках! - Получай, женишок, - сказала она по-русски, нажимая на спуск. Музей озарился голубым сиянием, запахло озоном и жареным мясом. Фараон, не выпуская меча, рухнул на пол. - Ма-ма-ма-мама! - взвизгнул Стас. - Так, так, так ты... ты... - Линка, - голосом мумифицированного фараона произнес я. - Мама. Хайлине. Мама, Членораздельные звуки давались нам с трудом. В отличии от папы. Он тоже все понял - все-таки чтение фантастики даром не проходит. - Ты в музей пошла, чтобы за нами следить, чтобы фараона убить, чтобы с женихом расквитаться, чтобы нас с детьми спасти... - папа глотнул воздух и с незнакомой интонацией продолжил: - Потому что ты была его невестой, потому что в Древнем Египте родилась, потому что тебя наши дети спасли, потому что они тебя в Ташкенте оставили, потому что ты всю жизнь узбечкой притворялась, потому что знала все наперед, потому что специально пацанов древнеегипетскому учила... - Потому что я вас люблю, - просто сказала мама, пряча в карман бластер. И тут мы с братом не выдержали, и бросились ее обнимать. А Стас завопил: - Я же говорил, что мы найдем тебя! Вот и нашли! Сегодня! Сегодня, мама! Я подумал, что он не совсем прав, и это мама нас нашла. Точнее даже, родила. Но спорить не стал. А папа сидел над свежемумифицированным фараоном и слабым голосом продолжал: - ...потому что я женился на невесте фараона, потому что наши дети его сварили в кипящем масле, потому что я с Неменхотепом на бумерангах дрался, потому что... ЭПИЛОГ. МЫ УЗНАЕМ, ЧТО НАС НАЗВАЛИ В НАШУ ЧЕСТЬ, РЕСТАВРИРУЕМ СФИНКСА, И РАЗМЫШЛЯЕМ, ЧТО ЖЕ ИЗ ВСЕГО ЭТОГО  ПОЛУЧИЛОСЬ Это Шидла дал маме мумми-бластер, прощаясь. Оставить вещь из будущего в прошлом! Не зря он считал себя преступником. И все же благородство победило. Когда мы немножко привели музей в порядок, уложили фараона в саркофаг, а папу подняли с пола и привели домой, то сразу же уселись пить чай и разговаривать. Тут нам мама все и поведала. Скверные у нас оказались знания истории. Мы совсем забыли про Ташкентское землетрясение 1966 года. И высадили Хайлине - свою будущую маму, прямо накануне первого подземного толчка. Ох, и испугалась же она! Но в итоге землетрясение сыграло ей на руку. После такой трагедии никто не удивлялся маленькой девочке без документов, в странной одежде, и ни слова не говорящей по-русски. А нашли ее как раз русские спасатели. Решили, что она узбечка из дальнего кишлака, только накануне приехавшая в Ташкент и оставшаяся без родителей. Маму определили в детский дом, некоторое время поискали родных, но так никого и не нашли. Это и понятно, без машины времени трудно было бы рассчитывать на успех. Настоящие узбеки в детском доме, конечно же, удивлялись, на каком это языке говорит темноглазая девочка Галина. Но особо не докапывались, не до того было. А через полгода мама уже неплохо болтала и по-русски, и по-узбекски. У нее хорошие способности к языкам оказались. Потом мама выросла, поступила в институт археологии: все-таки к своему времени поближе. Бластер всегда надежно прятала, помнила наказ Шидлы, применять лишь в крайнем случае, а лучше - не применять. Потом с папой познакомились, после института они поженились. Ну, в общем, и мы скоро появились. Но мама тогда еще ничего не подозревала. А нас назвала в память о своих спасителях - то есть о нас же. А потом, когда пару лет назад мы пошли всей семьей фотографироваться, мама глянула на фотографию - и обомлела. Узнала нас. Что делать, пришлось ничего не говорить, но заставлять учить древнеегипетский. Мама сказала, что с тех пор она нас еще больше полюбила: и как детей, и как спасителей, и как настоящих старых друзей. Все хотела папе рассказать правду, но боялась, что папа не поймет. К тому же и парадоксы какие-нибудь из этого могли получиться. Когда папа рассказал о "космическом корабле", мама заподозрила, что это и есть машина времени. Перепугалась, достала мумми-бластер. Ночью спала плохо, а когда, проснувшись увидела что нет ни папы, ни нас, все поняла, и пробралась в музей следом. И очень кстати. Разгром в музее, конечно же вызвал переполох. Но все списали на какого-то пьяного хулигана. А папа с мамой добровольно вызвались ликвидировать последствия разгрома, чем вызвали похвалу Ленинбаева. И премию получили, только она вся ушла на покупку новой одежды для меня со Стасом. Зато за прекрасную реставрацию мумии фараона маму послали на конгресс археологов в Египте. И там она вызвала всеобщее удивление, свободно разговаривая на древнеегипетском, и легко читая самые каверзные надписи на пирамидах. На следующий год опять приглашают. Может, и мы со Стасом присоединимся... Хотя что нам этот Египет - мы его как свои пять пальцев знаем. Вот в Антарктиду нам в последнее время хочется смотаться, потому что мы увлеклись биологией, и изучаем особенности яйцеоткладывания пингвинов. Но это уже другая история. А папа отреставрировал Шидлу. Точнее он покрыл его толстым-толстым слоем бронзовой краски, прикрепил к каменной подставке. А еще написал научную работу, где высказал блестящую версию о том, что летающие тарелки - машины времени из будущего. Я ему говорю: "Ерунда, Департамент такого никогда не позволит". А он отвечает: "Никакой Департамент не вечен". Уфологи, которые ни про какой ДЗР не знают, пригласили папу на свое сборище в Антверпен. Может, и мы с папой съездим - надо же объяснить этим наивным энтузиастам, что такое межпланетные путешествия на самом деле. Тем более... Но это тоже другая история. От Шидловской гривы папа втайне от нас отрезал прядь волос. Спрятал ее в медальончик и носит на груди. Мы знаем, но молчим. Все-таки это мы у папы из-под носа космический корабль увели. Браслеты-регенераторы мы с фараона сняли, и все по очереди надевали. После этого у папы выправился сломанный в детстве нос, мама перестала чихать на тополиный пух, а Стас не то что пиво, кефир больше пить не в состоянии. (Говорил же я ему - алкоголиком становишься!) А у меня... Ну, это вообще-то дело личное. А потом мы мумми-бластер и браслеты замуровали в подставку, прямо под лапами Шидлы. И тонкими цепочками привязали к лапе. Представляете: Шидла оживает, слезает со своей подставки, а у него на лапах болтаются наши браслеты и оружие. Папа все настаивал, что нужно ему еще письмо оставить: мол, "Живите дружно, не воюйте, с людьми дружите..." Но мы его переспорили. Потому что были в будущем, и знаем: они там серьезно ссориться не умеют. Если самая страшная их диверсия - взрыв цистерны с валерьянкой, а любого убитого можно с помощью браслета оживить... Ну какие тут могут быть войны?! К тому же и Шидла теперь к людям по-другому относится, а он у них - авторитет. Стас долго грустил по Кубатаю. Последнюю память - фотографию - и ту египтяне отобрали. Порой проснусь ночью, а Стас во сне ворочается и бормочет: "Кубатай, можно мне с тобой в разведку?" И семечки полюбил щелкать. Я над ним не смеюсь - это еще не самая опасная привычка, которую он мог у генерал-сержанта перенять. А я вот стал языки разные изучать. Помимо русского, древнеегипетского и всеземного-венерианского, которыми владею свободно, могу со словарем читать по-английски, и торговаться на базаре по-узбекски. Это меня мама научила. Я специально на базары хожу, тренируюсь. Думаю начать изучать голландский - вдруг и в самом деле в Антверпен поедем? Тяжело, конечно. Как Смолянин говорил: труд, труд и труд. Правда, он еще уши себе расширил, а наша медицина до этого пока не дошла. Я знаю, я узнавал. С мамой нам теперь куда легче общаться. Вот заставляет она нас со Стасом вечером ноги мыть, а я на нее посмотрю и говорю: - Лина, ты пользуешься тем, что взрослая, и тиранишь нас! Мама сразу теряется, гладит нас по голове и отпускает спать с немытыми ногами. Класс! Вот вроде и все. А! Котенка безымянного мы назвали Шидлой! Он уже подрос, стал умным, и носить имя Валька отказывается наотрез. А когда совсем взрослым станет, мы его перекисью обесцветим. Чтобы совсем на сфинкса стал похож. Вот. Теперь все.