мочий не имею, - грустно сказал Кубатай. - Впрочем, словом мудреным, да обхождением вежливым, всегда помочь могу. - И на том спасибо, - согласился Илья. - Ты, толмач? - У меня отпуск кончается, - засуетился Смолянин. - Боюсь, не успею вернуться вовремя, мне Кейсеролл голову оторвет. А вот яичко золотое, для ублажения княжеского взора, могу от души оторвать. Илья подумал и кивнул: - Оторви уж пару яичек. Мы и Василисе презент преподнесем. Смолянин пошевелил губами, потом кивнул: - Ладно, пару. Все равно я в прибыли. На том и порешили. Илья с Аленой пошли плот сколачивать, а Иван, по дурости своей любознательный, к Добрыне с вопросом подъехал. - Добрынюшка, а не было ли чего дивного в подводном царстве? - Было, - согласился Добрыня. - Примерещилось мне, что я не Добрыня-богатырь, а простой парень по имени Завгар. Неплохой вроде парень, умный, но сложения не богатырского. То ногу сломаю, то другую. Скучная, одним словом, жизнь. А потом поехал я на Русь, богатырем стал... Но рассудив трезво решил я, что галлюцинации эти были мороком, Кащеем напущенным. И больше их вспоминать не собираюсь. Так Иван и не удовлетворил толком любопытство, не узнал, чем занимался Добрыня в прошлой жизни. А вскоре и плот подоспел, сели на него всей командой и в путь отправились. Плыть не в пример легче было. Кикимора Лиза то плот подталкивала, плывя за кормой, то встречных русалок распугивала, не давала им петь песни свои завлекательные. А уж сколько радости было, когда к бережку пристали, да коней своих увидели! Те, бедненькие, уж и травку всю выщипали, и листочки с деревьев пообрывали. Рассупонили их богатыри, разнуздали, водичкой сладкой напоили. Иван на радостях Гнедка в губы поцеловал! Немножко по направлению к Киеву вместе проехали, а потом толмач прощаться стал. - Богатыри! - улыбаясь сказал он. - Рад я был с вами познакомиться, но пора и честь знать. Отправлюсь я к себе на родину, и всем буду про вас рассказывать. - Это правильно, - благосклонно кивнул Алеша. - Привет Кейсероллу, - сказал Кубатай. - У меня в Киеве еще дело есть, так что я завтра приеду. - Увижу - передам, - похихикивая сказал Смолянин. - Видишь ли, Кубатайчик, ухожу я из ДЗР. - Чего? - поразился Кубатай. - На что ты жить-то будешь? Кому твой русский язык нужен, кроме нашей конторы? Смолянин гордо потряс в воздухе кулечком с яйцами. - Вот оно - мое будущее! Организую я компанию, назову ее "Я+Я". Буду яйцами торговать. - Почему "Я+Я"? - изумился Кубатай. - "Я плюс Яйца"! - пояснил Смолянин. - Звучит? - Ну, в общем, да, - признался Кубатай. - Только ж яйца твои кончатся быстро, вот и прогоришь. Смолянин загадочно улыбнулся. - Во-первых, золотые яйца товар дорогой, штучный, на любителя. А во-вторых - он невольно схватился за поясницу, - во-вторых прав был Манарбит. - В чем прав? - Остаются кое-какие свойства после пребывания в этномагическом поле! - загадочно изрек толмач и пришпорил коня. Кубатай, разинув рот, следил за стелющимся за Смолянином облаком пыли. Потом тревожно сказал: - Что ж мне-то останется? А, Иван? - Весной увидишь, - дипломатично предположил дурак. Кубатай кивнул и сказал: - Придется мне с Кейсеролла молоко требовать за вредность работы. Молоко... и сливочки, и сметанку... Так и поехали дальше - Илья с Аленой и Алеша с Лизой счастливые, Добрыня - надежд преисполненный, Кубатай - задумчивый, а Иван-дурак, по обыкновению, радостный. А при дворе князя Владимира тем временем начинался бал. Была приглашена вся знать русская, послы кавказские, половецкие, и печенежские, татарва пленная да киргизы заезжие. Столы ломились от икры, блинов да зелена вина. Лишь Василиса Прекрасная, сидя в своей горенке, пребывала в глубокой печали. Марья-искусница, помогающая ей одеваться, пыталась успокоить княгиню. - Ваше высочество, верьте ему! Он успеет! Он такой прыткий! Да и мудрец заморский с ним. - Прыткий, прыткий, - грустно повторила Василиса. - Все они прыткие, на обещания-то... Ах! Что же мне делать? Честь моя под угрозой! - Первая часть Киевского бала! - заявил заглянувший в горницу паж. - Василиса, тебя князь кличет! - Ах! - закатив глаза произнесла Василиса. - Совру, что забыла сережки на тумбочке. Но если ко второй части бала дурак не приедет - конец мне. - А значит - и всей земле русской, - горько прошептала Марья. - Татары вконец обнаглели, предлагают Владимиру на дочке их хана ожениться! Сделать женой младшей, любимой... Попадет тогда Русь под иго татарское! Василиса кивнула. - На двоеженство Владимир не пойдет. Знает, что слаб по мужской части. А вот если со мной разведется - конец... Ох, Марьюшка, быть беде! ...Иван-дурак в это время приближался к дворцу Владимира. Кубатай, сославшись на жгучую потребность в семечках, без которых он лишится красноречия, поскакал к Марье домой. А богатыри, оставив Лизу и Алену на ближайшем постоялом дворе, во весь дух мчались ко Владимиру. - Неладно что-то с караулами! - крикнул Ивану Алеша. - Больно уж их много! И все не наши, а из половецких наемников да кавказских волонтеров! - Беда, беда, - подтвердил Иван. - Что караулов много - понятное дело, сегодня же Новогодье, праздник великий. А вот что нерусь в сторожить отрядили - знак недоверия Владимира к богатырям. И тут дорогу им заступил караул половецкий. С мечами наголо, да булавами наизготовку. - Мы есмь полноправный стража земля Русская, - гордо крикнул начальник караула. - Куда вы спешить, подозрительный богатырь? - Сдерживай эмоции! - шепнул Иван Илье. - Контролируй силу! Не поддавайся ее темной стороне! - Не поддамся, - пообещал Илья, и ответил: - Ах вы грязь подзаборная, подхвостье песье! Мы богатыри русские, спешим на праздник княжеский! Караул посовещался, и начальник его заявил: - Ладна. Разрешай вам проехать - только не всем, а трем. Тот, черномазый, с кладенцом высокой убойной сила, пусть обратна едет. - Расист! - завопил Иван, которому попали по больному месту. - Бей их, мужики! Нас четверо, пока еще мы вместе! И скоро все получим по невесте! Девиз наш - постоим за Русь! Вперед, друзья, не трусь! И богатыри накинулись на неосторожных половцев. В разгар боя Алеша крикнул Ивану: - Беги к дворцу! Успей отдать сережки! - Сейчас, я только пособлю вам трошки, - ответил Иван. - Беги, дурак, в твоих руках - Россия! - Ну так и быть, - согласился Иван, - меня вы упросили. И Гнедок резвым галопом помчался к дворцу. А там уже начался антракт. Бояны и вечно недоедающие летописцы жадно накинулись на халявное угощение, привычно поругивая официантов, старающихся подсунуть им подсохшую икру и недобродившую медовуху. Владимир, уже заметивший отсутствие на Василисе сережек, нервно грыз ногти, временами поглядывая на подаренный татарами портрет ханской дочери. Портрет был хорош, а невеста, несмотря на явное малолетство, князю нравилась. Может и правда... развестись с Василисой? Тем более, что сбывались худшие опасения Владимира - насчет Василисы и Кащея. Но где-то в глубине души Владимир боялся такого решения. Он понимал, что это будет предательство Руси, что народ ему этого не простит. Владимир принялся за очередной ноготь, посматривая то на портрет юной прелестницы, то на дрожащих от страха советников очередного созыва. ...Иван-дурак ворвался в дворцовый сад как ураган, как свирепое торнадо, из тех, что частенько мнут овсы в муромской губернии. Соскочил с Гнедка, и побежал, лавируя между пальмами. - Террориста! - завопили окружающие дворец стражники. - Ай-ай! Стражники, как один, были татарами. "Плохо дело", - подумал Иван, доставая кладенец. "Хреново", - сообразили стражники, и разбежались. Но Ивана ждала еще одна преграда. Все двери, ведущие во дворец, оказались закрыты. Лишь после перерыва, во время великого народного гуляния, их должны были открыть. Иван затравленно огляделся. - Ивана! - тихонько позвал кто-то. - Эй, кто здесь? - испугался Иван. - Моя здесь. Я Ахмет, боян татарский... - из кустов киви вылез маленький татарин в разукрашенной дорогими каменьями одежде. - Моя твой друг, Ивана! Моя дураку поможет! Сказав это, татарский боян трижды подпрыгнул на месте, заставив Ивана вспомнить персидского принца. - Потайную дверь открываешь? - поинтересовался дурак. - Нет, нет, мой радуется так... Иван, иди за мной. Дурак недоверчиво последовал за татарином. И тот привел его к маленькой потайной двери, спрятанной за бурно разросшимся баньяном. - Откуда мне знать, - продолжал осторожничать Иван, - может там ловушка хитрая, или стражники с булавами? - Нет, нет, Ивана, это не ловушка. Я хороший татарин, дружественный. Должен тебе один хороший попасться, чтобы не обвиняли тебя в шовинизме. Верь мне, Ивана! - Ага, - сообразил Иван, - значит ты хороший, и спасаешь честь татарского народа своим достойным поведением... Спасибо, Ахмет! - Моя твой друг! - радостно крикнул вслед Ивану татарин. - Моя о тебе будет песня петь! ...Тайными ходами пробирался Иван по дворцу Владимира, натыкаясь то на будуарчик укромный, то на сокровищницу княжескую, то на скелет, к стене зачем-то прикованный. Наконец кончился ход тайной дверкой. Высунулся Иван в нее - и обомлел. То же гридня княжеская! А дверка под самым потолком была устроена, прям над столом пиршественным. Высоко, однако. Страшно прыгать, да и шума не оберешься. А в гридне народ перепуганный, от страха жующий и пьющий немеряно. Владимир сидит мрачнее тучи, и на портрет девочки в узорчатых шароварах смотрит задумчиво. А из двери Василиса выходит, не жива, не мертва, без сережек самоцветных в ушках розовых... Вздохнул Иван полной грудью, и вспомнил Ивана-отца. Вспомнил наказ его - постой за Русь-матушку, вспомнил советы - умей использовать силу. Вспомнил Иван, и как в детстве камнями кидался - за десять шагов воробью в глаз попадал... Только велика разница - десять шагов и сто, булыжник увесистый, или сережка маленькая. Только что делать-то - последний шанс у Ивана остался. "Нет! - подумал Иван. - Нет разницы! Разница в моем уме! Вышвырнуть разницу! Нет мне больше от нее пользы!" И не колеблясь более, выхватил Иван из-за пазухи сережки поддельные, на Василисины как две капли воды похожие, и швырнул их через всю гридню. Блеснули они в свечном свете, да и воткнулись в розовые ушки Василисы. - Ах! - воскликнула Василиса, соображая, что же произошло. - Ах! Владимир обернулся, подозрительно посмотрел на нее, и широко раскрыл рот. Сережки! Самоцветные сережки с синим камушком болтались в ушках Василисы. - Ах! - с новыми силами повторила Василиса. - Ты что это разглядываешь, муженек? - Сережки твои рассматриваю... - упавшим голосом сказал Владимир. - На месте... Соврал Гапончик... - Что за портрет в руках у тебя?! - завопила Василиса. - Срамота! Неделю уж, как в мою опочивальню не заглядывал, а на ханскую дочку засмотрелся! Иван-дурак, наслаждаясь происходящим, подальше высунулся из дверки и не удержал равновесия. С протяжным воплем дурак упал на стол, прямо в жбан с красной икрой. - Покушение! - радостно завопил Владимир, стремясь уйти от деликатной темы. - Стража! Из всех углов повыпрыгивали стражнички - половцы, печенеги, кавказцы да татары. Было среди них и несколько русских коллаборационистов. "Продал Владимир Русь, - грустно подумал Иван. - На пару дней отлучились - а он уже Русь продал..." Но доставать кладенец дурак не спешил. Он гордо выпрямился и сказал: - Погибаю за землю русскую, за дело правое... - Иванушка! - завопил вдруг сидящий за столом Емеля. В богатых одеждах он был почти неузнаваем. - Иванушка! Стража, брысь! То побратим мой! - Иван-дурак, что ли? - изумился князь, пытаясь разглядеть лицо Ивана сквозь толстый слой икры. - Облизнись! Иван выполнил приказание. - Точно. Он, шутник... Ты откуда взялся? И что здесь делаешь? Оценив ситуацию, Иван ответил сразу на второй вопрос: - Что делаю? Разве негоже богатырю русскому на княжеском пиру потрапезничать? Новогодье встретить, с побратимом на свадьбе его чарку выпить? - Гоже, - признал Владимир. - А чего раньше не пришел? - Русь-матушку защищал, - зловеще сказал Иван. - Только теперь вижу - не там! Надо было тебя, собака-князь, уму-разуму поучить! Советники ахнули, бояны торопливо заскребли палочками по бересте. Владимир побагровел. - Как ты меня назвал? - Собака-князь! - завопил Иван. - Не дорога мне жизнь, раз ты Русь продал! - Как продал? - поразился Владимир. - За сколько? Кому? - Кому и за сколько - мне не ведомо, - гордо ответил Иван. - А вот как - любому дураку видно! Почему распустил дружину русскую? Почему в караулах одни нехристи стоят? - Так праздник же, - растерянно объяснил князь. - Рождество да Новогодье! Зазорно русским богатырям в дозорах стоять. Я и нанял разных печенегов, не пожалел казны... - Ох дурак я, дурак, - прошептал Иван, садясь на блюдо с черной икрой. - Чего наделал... - Помилуй его, Владимир, - прошептала князю Василиса. - Он за Русь переволновался! А что собакой тебя назвал, так все тебя так называют, песик мой ласковый... Владимир задумался. - Я тебе разрешу к татарскому хану в гости съездить, - продолжала уламывать князя Василиса. - Помилуй дурака ради праздника, - поддержал Василису Емеля. - Помилуй, тятя! Неизвестно, что решил бы князь, но тут двери дубовые распахнулись и в гридню вошли три богатыря с мечами наголо. - Милую! - завопил князь. - Ради праздника - всех милую! - Молодец, собака, - сказал Илья, суя меч в ножны. - Отдашь Забаву за Добрынюшку? - Отдам... - грустно сказал Владимир. - Вот ироды... - А за меня - Марью-искусницу! - решил закрепить успех Иван. - Машку? Да хоть сейчас! - заржал Владимир, приходя в хорошее расположение духа. - Марья! Пойдешь за Ивана? - За Ивана? - заколебалась Марья. - Ну, в общем, если хорошенько подумать, вероятно... да. Пойду! - Иди домой, одевайся в платье подвенечное! - завопил Иван. - Сейчас все вместе и поженимся! Марья побежала из гридни. А Иван слез со стола, соскреб с себя пригоршню икры, намазал на кус хлеба, заложил сверху бананчиком и с аппетитом съел. - Как успехи-то, богатыри? - поинтересовался князь. - Кащея в цепи заковали! - похвастался Иван. Василиса побледнела, а Владимир недовольно спросил: - Почему не убили? - Он же бессмертный, - рассудительно сказал Добрыня. - Ничего, лет сто цепи продержатся. - Лет сто? Это хорошо. Это по нашему. - Владимир встал и торжественно объявил: - Вторая часть Киевского бала! Гулянье народное, патриотическое. Стража - вина народу! И советнички с боянами да летописцы с придворными веселой гурьбой высыпали на улицу. Высыпали и обомлели. Благодать-то какая! Свечерело, на небе звездочки ясные зажглись. И снежок легонький с безоблачного неба посыпался. Таял, правда, до земли не долетая, потому что тепло было. Но это не беда. Главное, все как положено на Руси в Новогодье: снег, вино, народ веселый, князь добрый. - Россияне! - крикнул Владимир, обращаясь к народу. Народ притих. - В эту праздничную ночь, - продолжил князь, - пользуясь поводом хочу поговорить с вами о жизни. Во-первых, в этом году мы разогнали советников, которые нам плохо советовали. Это уже праздник. Во-вторых, набрали новых советников, которые обещали советовать хорошо. В-третьих, хороший урожай бананов и зерновых не позволит простым труженикам умереть с голоду. Во всяком случае, всем сразу не позволит. В-четвертых. Меня часто упрекают, что я не помогаю русичам, которых Кащей в полон увел, али басурманы пленили. Сообщаю - басурманы обещали больше пленных не брать, а Кащей под моим чутким руководством весь разгромлен. Много россиян вернутся в этом году домой и несказанно порадуют сограждан. В-пятых, об экономической моще Руси. В то время, как весь мир прозябает в невежестве, нашими чародеями сделаны замечательные открытия: сапоги-скороходы и скатерть-самобранка. И пусть до их постановки на поток дело пока не дошло, я верю: скоро самый нищий крестьянин будет добираться до своего клочка землицы на сапогах-скороходах и полдничать от щедрот скатерти-самобранки. Упрощенные скатерти из холстины, подающие только черный хлеб и водицу, будут выпускаться уже в этом году. Все. С Новогодьем вас, и с рождеством Христовым. Ура. Вопросы будут? - Князь! - крикнул кто-то самый отважный. - Ты обещал в этом году выйти к народу и крикнуть: "Люб я вам, али не люб?" Крикни! - Крикни! - поддержала толпа. Владимир помрачнел. - Это очень трудный для меня вопрос. Я конечно обещал, но по здравому размышлению передумал. Не время сейчас кричать! Работать надо! Ура! Вина народу! - Вина! - закричал народ. И началось гулянье веселое. Всюду с грохотом взмывали фейерверки, горели огни заморские искорчатые, а пьяненький народ болтался по площади от аттракциона к аттракциону. Кто на ковре-самолете в небо взмывал, кто на сапогах-скороходах в пять секунд вкруг площади обегал, но более всего народу восхищенно толпилось в том месте, где братья Черепановы запускали свой паровоз. - Запаляй факел! Факел запаляй! - кричал один брат другому, сидящему на огромной железной махине, более всего напоминавшей емелину печь. - Погодь! - степенно отвечал тот, - я еще вентиль не закрутил. - Так закручивай! - и Черепанов повернулся к людям: - Уважаемая публика! Чудо из чудес! Самодвижущаяся тележка! Многотонная туша тележки фыркнула и обдала окружающих клубами горячего пара. Народ с криками и визгом отпрянул. - Кто желает прокатиться! - надрывался изобретатель. - И всего лишь за пятак! Кто за раз не убоится, повезем еще, за так! Но желающих не находилось. Пар все сильнее и сильнее бил из-под колес паровоза. И тут из толпы выскочил розовощекий молодец, запрыгнул на железную махину, уселся рядом с трубой и, взмахнув рукой, крикнул: - Поехали! Лишь Иван-дурак бродил среди веселой толпы непривычно трезвым. Вон уже в сторонке поп Гакон, пришедший на смену попу Гапону, венчал Илью с Аленой, Никитича с Забавой и Алешу с Лизой. Вон и Емеля с Несмеяной в опочивальню удалились. А Марьюшка все не шла. Наконец не выдержало у дурака сердце, оседлал он Гнедка, да и помчался к дому. Перед домом пальма стояла, игрушками украшенная, возле нее тридцать три богатыря в чехарду играли. Увидав Ивана восьмой богатырь радостно завопил: - Иван! С Новогодьем! Тебе Марья записку оставила, возьми! И протянул Ивану грамотку берестяную. Сразу у дурака сердечко захолодело, но не подал он виду, а взял грамотку, да и стал читать: "Иван! Дурачок мой! Прости... Не судьба нам, видно, вместе жить-поживать да детей наживать. По нраву ты мне пришелся, но не было, видать, настоящей любви у меня. И когда увидела я мудреца Кубатая, поговорила с ним, да семечки мы вместе пощелкали, загорелась у меня истинная Любовь в сердце. Все мне Кубатай рассказал. И про то, что Русь наша - остров невеликий, и про то, как на большой земле люди живут, на железных лягушках по кочкам скачут, да проблемы мудрые решают. А еще мне Кубатай рассказал, кем я была до включения поля окаянного, этномагического. И очень мне это по сердцу пришлось. Так что - не серчай. Уезжаю я с Кубатаем, буду жить на большой земле, работать по профилю. А тебе, Иван, другая судьба назначена. Защищай землю русскую, дерись с басурманами подлыми, за собакой-князем приглядывай. Прощай. Твоя Марьюшка. P.S. Лихой джигит Кубатай шлет тебе привет. Просит не обессудить, коли что не так." Бросил Иван грамотку под ноги, повернулся, да и побрел ко дворцу Владимира, Гнедка в поводу ведя. Ох, как грустно у него на душе было! Ох, как тягостно! И не в том дело, что Марья с мудрецом убежала, негоже богатырю из-за женщины переживать. Русь-то, она невелика есть! И как же ему ее защищать от басурманов, коли их сами русичи и придумали! Зачем жить, когда все вокруг - понарошку? - Дяденька богатырь! - крикнул пробегающий мимо мальчик, грызущий свежий стебель сахарного тростника. - А вы коня сможете поднять? - Смогу... - ответил Иван. - А если я на коня сверху сяду - осилите? Или слабо? - продолжал хитрый малец. Улыбнулся Иван детскому лукавству, да и махнул рукой: - Садись! Забрался пацан на коня, выхватил из-за пояса сабельку деревянную, да и стал ей махать - точь-в-точь, как Кубатай в походе. Иван поднатужился, взвалил Гнедка на плечи, и продолжил путь ко дворцу. А там уже свадьба была в самом разгаре. Боян Воха на гишпанском инструменте играл и пел: "Какая свадьба без Бояна..." Илья с Алешей боролись понарошку, Никитич на забаву смотрел ласково. И даже пес Владимир, как выпил жбан зелена вина, стал почти хорошим. Простой парень, свой в доску. - Иван! - крикнул дураку Алеша. - Куда ты убежал? Пошли, пить будем, былины слушать, о любви говорить! Пошли! - Сейчас, Алешенька, - сказал ласково Иван. - Мне уж полегчало. А пацан, что на Гнедке сидел, сабелькой помахивал, да и кричал тонким голоском: - Ах ты нечисть басурманская! Не топчи землю русскую! Не неволь красных девиц! Есть теперь богатырь, что даст вам отпор! Это я, Лумумба сын Иванович!.. Дяденька богатырь, а я смогу богатырем стать? - Сможешь! - смахивая плечом слезу сказал Иван. - Спасибо, малец. Понял я теперь, пока не перевелись на Руси сердца отважные да души простые, найдется для богатыря работа... Пусть Русь наша - остров маленький, пусть! Зато мы, русичи, душой богаты! Надо будет - еще врагов выдумаем, захотим - весь мир островом сделаем! Все нам по плечу, хоть и не все по сердцу. Задумался малец, видать, над словами мудреными, и блеснула в его глазенках искра отваги богатырской. А Иван стоял посреди народа веселого, Гнедка на вытянутых руках держа, и снежок новогодний на голову его дурную падал, покрывая ее сединой преждевременной. - Быть мне воеводою, - прошептал Иван. - Быть! А с тобой, Кубатай-хитрец, и с тобой, Марья-разлучница, мы еще встретимся! На том мы наших друзей и оставим, читатель. Впереди им еще много дел предстоит, пусть хоть в праздник от наших глаз спрячутся. А Русь - она стояла, стоит, и стоять будет!