емлю,  забросают камнями.  А потом,  спустя  годы,
возможно,  причислят к лику святых.  Так уж устроено челове-
чество.
   - Ты говоришь страшные вещи, Эрнст.
   - Это не я,  Люси.  Это история.  Вспомни Иисуса  Христа,
Джордано Бруно.  Джума, конечно, не Иисус, но разница только
в масштабах. И Джуме от этого, поверь, не легче.
   - Не пугай меня,  Эрнст. Давай лучше не говорить об этом.
- Она помолчала, сосредоточенно глядя куда-то вдаль. - Зачем
мы сюда приехали?  Не просто же так,  подышать свежим возду-
хом?
   - Нет, конечно. Надо определить место для каменного карь-
ера.
   - Ты задумал построить город?
   Симмонс сделал вид, будто не понял иронии.
   - Здесь...
   - Послушай, Эрнст, объясни мне, пожалуйста, одну вещь.
   - С удовольствием, Люси.
   - Зачем тебе вся эта предпринимательская возня?  Ради де-
нег?  Но  их  на твоем синтезаторе можно начеканить столько,
что хоть дороги мости.
   - Это ты здорово придумала! - расхохотался Симмонс. - До-
роги из чистого золота!
   - Тогда зачем?
   - Понимаешь, Люси, богатый человек всегда в центре внима-
ния. Когда источник его доходов известен, - это еще полбеды:
завидуют,  но мирятся.  А вот когда он богат  неизвестно  за
счет чего, - это вызывает подозрения. Я уже не говорю о том,
что синтезировать можно только монеты, но не купюры.
   - Почему?
   - На купюрах есть номера.
   - А, ну да.
   - Во-вторых,  надо же хоть чем-то объяснить  цель  нашего
тут пребывания.
   - А в-третьих?
   - В-третьих... - он прикусил нижнюю губу и задумался. - В
третьих,  без моего вмешательства события развивались бы тут
своим чередом.
   - Хочешь проверить на практике теоретическое положение  о
роли личности в истории?  - Эльсинора саркастически усмехну-
лась, но он пропустил шпильку мимо ушей.
   - Теория меня не волнует.  А вот практика...  - Он озорно
сощурился и прищелкнул пальцами.  - Там я был бессилен, зато
тут такое наворочаю, черт ногу сломит!
   - Зачем?
   - А пес его знает! Хочу и все тут. Интуиция. Ну вот поду-
май сама: Хивинское ханство, забытый богом и людьми медвежий
угол, и вдруг - Аппиевы дороги! Шоссе! Автострады! Без авто-
мобилей,  правда,  но магистрали на все сто!  Представляешь,
как историки взвоют лет эдак через двести?  Каких только ги-
потез не выдумают, каких только теорий не сочинят! А всю эту
кашу заварим мы с тобой. Сегодня. Вот здесь.
   - Почему именно здесь?
   - Ближе ничего подходящего нет.
   - Ты советовался со специалистами?
   - Зачем?  - улыбнулся Симмонс. - Я сделал проще: заглянул
на столетие вперед.
   - И что же?..
   - Вон там, - он указал рукой в ложбину, где у костра рас-
положился  казачий  конвой,  -  через сто лет будет построен
гравийно-щебеночный комбинат.  А  уж  они-то  наверняка  все
рассчитали и учли.
   - И ты все еще не хочешь признать себя богом?  - рассмея-
лась Эльсинора.
   - Бог всемогущ,  - скромно потупился он.  - А мои возмож-
ности, увы, ограничены. Пойдем?
   Она кивнула. Некоторое время они молча спускались по кру-
тому каменистому склону.  Потом началась пологая осыпь и под
ногами зашуршали камешки.
   - Готовый  щебень,  -  буркнул  Симмонс.  Она промолчала.
Стремительно разбегались в разные стороны серые  длиннохвос-
тые ящерицы.  До ложбины, где жгли костер казаки, оставалось
не больше километра,  когда Эльсинора опустилась на огромный
валун и виновато взглянула на Симмонса.
   - Не могу больше. Устала.
   - Давай отдохнем,  - предложил он и присел рядом.  - Спе-
шить некуда.
   Ветер изменил направление и дул теперь вдоль ложбины, до-
нося до них дразнящий запах жарящегося мяса: один из конвой-
ных  подстрелил в пути дикого кабана и теперь казаки явно не
теряли времени даром.
   - Из головы не идут твои слова,  - вздохнула Эльсинора. -
И зачем только ты мне все это сказал?
   Симмонс нагнулся, набрал пригоршню мелких камешков, высы-
пал на гладкую поверхность валуна рядом с собой.  Они  почти
не отличались один от другого,  серые, неприметные, примерно
одинакового размера и формы. Симмонс взял один камешек и ки-
нул в куст йилгына,  покрытый малиновыми метелками соцветий.
Камень упал, не долетев.
   - Понимаешь,  - Симмонс взял второй камешек.  прикинул на
глазок расстояние,  бросил.  - Мы с тобой - случайные люди в
этой реальности. Персоны нон грата, если угодно.
   - Можно подумать,  где-то мы желанные гости,  - вздохнула
Эльсинора.
   - Верно. - Симмонс метнул еще один камешек. - Мы скиталь-
цы. И именно поэтому не имеем права на привязанность.
   Четвертый камень полетел в сторону куста и опять мимо.
   - Я и сейчас не уверен, что поступил правильно, взяв тебя
с собой. Что касается меня, то тут не было выбора. А ты...
   - Я сама этого пожелала, - напомнила она.
   - Ты пожелала сама, - задумчиво повторил он.
   Некоторое время  оба  молчали.  Казаки  у костра затянули
песню.
   - Что же ты не продолжаешь? - спросила Эльсинора.
   - Собственно, я уже почти все сказал.
   - Ты не сказал главного.
   - Да?  - он обернулся и посмотрел ей  в  глаза.  Она,  не
моргнув, выдержала взгляд.
   - Да!  Ты не сказал,  почему я не имею права на привязан-
ность. Потому, что я твоя жена?
   Симмонс вздохнул и отвел глаза.
   - Нет, Люси. - У него дрогнул голос, и он поспешно закаш-
лялся. - С этим ты можешь не считаться.
   - Тогда я тебя не понимаю, Эрнст.
   - Сейчас поймешь.  - Симмонс собрал оставшиеся камешки  и
стал машинально пересыпать их из ладони в ладонь. - Люди, на
которых так или иначе распространяются наши симпатии, перес-
тают быть самими собой.
   - Не говори загадками!
   Казалось, Симмонс ее не слышит.
   - ...Мы отрицательно влияем на них,  - продолжал он, сос-
редоточенно  наблюдая за сплющимися камешками.  - Почувство-
вав,  что могут достичь большего,  чем те,  кто их окружает,
они утрачивают чувство меры...
   - А попроще нельзя? - раздраженно перебила его Эльсинора,
но он опять не услышал.
   - ...теряют  осторожность,  поступают  вопреки   здравому
смыслу.  И это их в конце концов губит. Пытаясь сделать доб-
ро, мы творим зло. Отсюда раздвоенность нашего с тобой поло-
жения.  Казалось бы, мы можем сделать для людей очень многое
и в то же время мы не можем себе это позволить.  Вот и  все,
что я хотел сказать.
   - Ты считаешь, я принесу ему несчастье?
   - Ты уже принесла ему несчастье, Люси. Просто он не пони-
мает этого...
   - Вздор! - перебила его Эльсинора. - Джума счастлив!
   - Пусть будет по-твоему.  - Симмонс поднялся с  валуна  и
швырнул в куст всю пригоршню камешков. - Пойдем?
   - Погоди. - Эльсинора тоже встала и отряхнула платье. - В
том,  что ты говоришь, есть большая доля правды. Но ведь мо-
гут быть исключения?
   - К  сожалению,  нет.  - Симмонс достал сигарету.  - Наше
вмешательство неизбежно приводит к тому,  что человек опере-
жает свое время.  Он начинает по-иному воспринимать окружаю-
щее, мыслить другими категориями. И, как бы он ни был осмот-
рителен,  это  отражается  на его поведении.  Он выпадает из
обоймы,  становится белой вороной. Вначале ему завидуют, по-
том начинают бояться.  В конце концов его возненавидят.  Это
неизбежно.
   - Ты пессимист, Эрнст.
   - Нет. Просто реально смотрю на вещи.
   - Что же мне делать с Пятницей?
   - Ничего.  Оставь все как есть.  Может быть, и обойдется.
Он ведь убежден, что все это сказка?
   - Да.
   - Остановите здесь,  пожалуйста,  - по-английски  сказала
Эльсинора.
   Джума оглянулся на хозяйку и потянул вожжи.
   - Мне надо купить открытки.
   - Понимаю, мадам. Пойти принести? - Он соскочил на землю.
   - О нет, я сама.
   - Да, мадам.
   Джума помог хозяйке сойти и откатил экипаж в сторонку под
чахлые акации.  Эльсинора взбежала по ступеням и скрылась  в
здании почтамта.
   Припекало. Джума достал из нагрудного  кармана  тщательно
отутюженный  носовой платок,  провел им по лицу и огляделся.
По тротуару и мостовой сновали прохожие.  Под соседним дере-
вом возле ограды стоял парень лет двадцати - двадцати пяти в
подпоясанной витым шелковым шнурком полотняной рубахе  навы-
пуск и заправленных в сапоги черных в полоску брюках.  Ч ру-
ках у парня было распечатанное письмо. По-видимому, он читал
его,  когда экипаж подъехал к почтамту, ч теперь с интересом
разглядывал Джуму. Тот скользнул по парню равнодушным взгля-
дом и отвернулся, но что-то заставило его взглянуть еще раз.
Теперь он узнал парня: это был тот самый мастеровой, который
вступился за Джуму, когда пьяный офицер ударил его по лицу.
   - Малый!  - окликнул Джуму мастеровой. - Ты меня не узна-
ешь?
   - Узнаю, таксыр.
   - Какой я тебе таксыр?  - Парень сунул конверт з карман и
подошел к Джуме.  - Михаилом меня зовут.  Михаил  Степанович
Строганов.  Машинистом  у Дюммеля на заводе работаю.  А тебя
как звать?
   - Джума.
   Они обменялись рукопожатиями.
   - Что же ты удрал тогда?
   Джума улыбнулся и развел  руками.  Строганов  смерил  его
оценивающим взглядом,  хмыкнул то ли восхищенно, то ли осуж-
дающе.
   - Под Ваньку-кучера нарядился? - парень слегка картавил.
   - Да вот,  - незаметно для себя Джума перешел на русский.
- Хозяйке так захотелось.
   - А тебе? - жестко спросил Строганов.
   - Мне все равно.
   - Ну-ну.  - Машинист испытующе смотрел Джуме в  глаза.  -
Однако изменился ты, парень.
   - Из-за одежды?
   - Не только. - Строганов помолчал. - У кого служишь-то?
   - У Симмонсов.
   - Вот как?
   - Супругу его вожу.
   - Понятно. - Он опять помолчал. - Послушай, а что за пти-
ца твой Симмонс?
   - Почему мой? - возразил Джума.
   - А черт его знает! - улыбнулся Строганов. - С языка сор-
валось. Болтают про него всякое, вот и спросил.
   - Человек как человек.  - Джума пожал плечами.  -  Деньги
лопатой гребет.
   - Ну, это всем известно.
   - Обходительный. Работников не обижает.
   - Обходительный,  говоришь? - недоверчиво переспросил ма-
шинист. - Тебя-то он, факт, не обижает.
   - Меня?  Да я его видел раза три за все время. Мое дело -
лошади да карета.
   - По-русски говорить тоже на конюшне научился?  -  усмех-
нулся Строганов. - Месяц назад еле лопотал, а теперь вон как
чешешь!
   - Мой кучер вам чем-то не угодил?  - поинтересовалась не-
заметно подошедшая Эльсинора.
   - Добрый день, сударыня, - поклонился Строганов. - С чего
вы взяли?
   - У  вас такой агрессивный вид...  - Эльсинора улыбнулась
одними губами,  глаза оставались холодными,  как льдинки.  -
Вы,  кажется, интересуетесь моим супругом? На какой предмет,
если не тайна?
   - Вас это не касается! - раздраженно буркнул машинист.
   - Заблуждаетесь, Михаил Степанович. Как-никак я ему жена.
И вообще вы могли бы быть повежливее, не находите?
   - Откуда вы знаете, как меня зовут? - удивился Строганов.
   - Я  еще  и  не  то знаю!  - Она рассмеялась и подбросила
кверху стопку почтовых открыток.  Получилось, как у заправс-
кого  фокусника:  открытки,  дугообразной лентой скользнув в
воздухе,  перекочевали с ладони на ладонь.  - Хотите,  я вам
погадаю? На открытках?
   - Хочу! - вызывающе сверкнул глазами машинист.
   - Не пожалеете? - поинтересовалась Эльсинора. - Я вам та-
кого расскажу, что вы и сами о себе не знаете. Ну и как?
   - Не пожалею! - упрямо мотнул головой Строганов.
   - Тогда пожалуйте в карету, - усмехнулась она. - На улице
только цыганки гадают.
   Внимательно наблюдавший за их разговором Джума  распахнул
дверцу.  Строганов заколебался было, но Эльсинора решительно
взяла его под руку,  и ему ничего не оставалось,  как  поко-
риться.  Хлопнула дверца.  Джума покачал головой и взобрался
на передок. Карета тронулась.
   Когда четверть  часа спустя она остановилась у здания ак-
ционерного общества "Дюммель и Кo", Строганов вышел первым и
подал руку спутнице.  Вид у него был слегка растерянный,  но
по-прежнему воинственный.
   - Однако вы твердый орешек! - Эльсинора выпорхнула из ка-
реты.  - Ну что ж,  идемте, я вас представлю супругу, раз уж
вам так хочется. Боюсь только, что его нет дома.
   Симмонса и в самом деле не было.  Эльсинора велела подать
чай в беседку и пригласила гостя прогуляться по парку.  Осо-
бенного впечатления парк на него не произвел,  и  когда  они
возвратились в беседку,  где уже был накрыт стол на две пер-
соны и уютно попыхивал самовар, она с удивлением обнаружила,
что безразличие Строганова, как ни странно, ее задевает.
   "Можно подумать, что ему доводилось видеть что-то лучше!"
- подумала она с раздражением и стала разливать чай по хруп-
ким фарфоровым чашкам.
   - Нравится? - Она имела в виду чай. Гость окинул взглядом
парк и равнодушно кивнул.
   - Здорово,  конечно,  что  и говорить.  Но я бы предпочел
встретиться с вашим супругом.
   - У вас к нему дело?
   - Нет, пожалуй. Так, несколько.вопросов.
   - А я бы не могла на них ответить?
   - Вы?..  - Строганов с сомнением посмотрел на хозяйку.  -
Может, и смогли бы.
   - Спрашивайте,  - предложила она. - Постараюсь удовлетво-
рить ваше любопытство.
   - Тогда сначала вопросы к вам. - Михаил Степанович накло-
нил голову, пристально глядя на льняную в мелких узорах ска-
терть. - По дороге сюда вы всю мою прошлую жизнь по полочкам
разложила. Охранка, небось, материален подкинула? Или уже на
заводе досье заведено?
   - Не  угадали.  -  Эльсинора  налила в чашку из заварного
чайника.  Поставила под кран самовара. - До сегодняшнего дня
я о вас и слыхом не слыхивала.
   - Тогда откуда такая осведомленность?
   Она долила в чашку кипяток, завернула кран.
   - Не обижайтесь, Михаил Степанович, но я вам не смогу это
объяснить. Поверьте на слово: никто за вами не следит.
   - Вы уверены?  - насторожился гость.  - А зачем  надо  за
мной следить?
   - А я и не говорю,  что надо, - спокойно возразила она. -
Пейте чай. Вареньем угощайтесь.
   - Вы от меня что-то скрываете,  - Строганов продолжал ис-
подлобья напряженно разглядывать хозяйку.
   - Ошибаетесь.  - Она встряхнула волосами и улыбнулась.  -
Просто есть вещи,  которые вам знать ни к чему. Так о чем вы
хотели спросить Симмонса?
   Строганов вздохнул  и  отвел взгляд.  Теперь он смотрел в
сторону дома,  зеркально отсвечивающего на  солнце  стеклами
окон.
   - Я хочу выяснить, что он за человек.
   - Вам это так необходимо?  - Она отхлебнула из чашечки. -
Что вас, собственно, интересует?
   - Понимаете, - Строганов почесал переносицу. - С тех пор,
как хлопкозавод перешел к Дюммелю, многое у нас изменилось к
лучшему. Построили общежитие для рабочих, финскую баню, даже
столовую открыли. И платят у нас чуть не вдвое больше, чем у
других.
   - Почему это вас смущает?
   - Потому что Дюммель - коммерсант и на рабочих ему напле-
вать.  Он это и не скрывает.  А значит, нововведения идут не
от него. Так от кого же?
   - Вы считаете, что они исходят от моего супруга?
   - Да. Я ошибаюсь?
   - Думаю,  нет.  - Эльсинора положила варенье  в  розетку,
подвинула гостю. - Угощайтесь, малиновое.
   - Спасибо.
   - Я,  правда, не вмешиваюсь в дела Симмонса, но филантро-
пия - это не в его духе. Так что вы, вероятно, правы.
   - Филантропия,  говорите?  -  Гость набрал полную ложечку
варенья,  опустил в чашку,  принялся помешивать. - Извините,
не верю. На этой филантропии Симмонс себе кучу врагов нажил.
Лучшие рабочие где?  У Дюммеля. Лучший инженерно-технический
персонал? У него же. Ни одного дня завод не простаивает, а у
других - по три,  по четыре месяца в году на  ремонте.  Кому
дехкане лучший сырец везут?  Дюммелю.  Он,  правда, качество
требует, зато никакого обвеса, никаких скидок и оплата втрое
выше. Как тут заводчикам да коммерсантам-предпринимателям не
взвыть? Вот они на Симмонса зубы и точат.
   - Почему же на Симмонса?
   - Да потому что ясно:  немец - всего лишь ширма.  Кстати,
знаете, как дехкане Симмонса между собой называют?
   - Как?
   - Симон-ата. Это вам говорит что-нибудь?
   Эльсинора недоуменно пожала плечами.
   - Здесь  так  святых-покровителей принято называть.  Пал-
ван-ата,  Дарган-ата, Исмамут-ата. - Строганов усмехнулся. -
В Ак-мечети у немцев-меннонитов староста есть,  он же и пас-
тор Отто.  Влиятельный старикан.  Так его хивинцы  Ата-немис
кличут. Отец-немец. Вы меня не слушаете?
   - Слушаю.  - Хозяйка вздохнула. - Так чего же вы все-таки
хотите? Предупредить Симмонса об опасности?
   - Это он и без меня знает.
   - Тогда чего же?
   Гость промолчал,  задумчиво помешивая  ложечкой  остывший
чай.
   - Я уже говорил, хочу понять, что он за человек.
   - Вы думаете,  это так просто?  - усмехнулась хозяйка.  -
По-моему, он сам этого толком не знает.
   - Со стороны виднее.
   - Возможно.  Что касается его филантропии или благотвори-
тельности,  если этот термин вас больше устраивает,  то счи-
тайте,  что это его каприз, прихоть, причуда. Как говорится,
каждый  по-своему с ума сходит.  Помешался человек на добром
отношении к своим работникам - и весь секрет.  И ради  бога,
не  ищите здесь никакой социальной подоплеки.  Симмонс стоит
вне политики.  Просто он - человек  настроения.  Приходилось
вам с такими встречаться?
   - Доводилось.  - Строганов недоверчиво покосился на собе-
седницу. - Скажите, поджог каюков это тоже его рук дело?
   - Н-не знаю, - растерялась Эльсинора. - Вряд ли. По-моему
он и сам на этом пострадал.
   - Не хотите отвечать,  не надо.  -  Строганов  достал  из
брючного кармана часы-луковицу, взглянул на циферблат. - Мне
пора, сударыня. Пора заступать на смену.
   - Обиделись?
   - Да нет. В общем, этого я и ожидал. А супругу вашему пе-
редайте: в борьбе с конкурентами он, конечно, любые средства
вправе использовать.  Вот только оставлять тысячи людей  без
куска хлеба - это уже иг по-человечески. Я о каючниках гово-
рю. Для них каюки - единственное средство существования. Хо-
роша прихоть,  ничего не скажешь, - на голодную смерть людей
обрекать!  Так и передайте.  А засим позвольте  откланяться.
Прощайте, сударыня. - Он кивнул головой и решительно поднял-
ся из-за стола.
   Симмонс, которому  Эльсинора  в тот же вечер передала со-
держание своего разговора со Строгановым, озабоченно поскреб
затылок и велел разыскать Дюммеля.
   - Зачем он тебе? - поинтересовалась Эльсинора.
   - Хочу навести справки.
   - Строганов производит впечатление вполне порядочного че-
ловека.
   - Тогда какое ему дело до истории с каючниками?
   - Может быть, как раз потому, что он порядочный человек?
   - Не знаю, не знаю.
   - Тысячи каючников остались без куска хлеба. Такое нельзя
наблюдать равнодушно.
   - Ну,  положим,  не тысячи.  Если уж быть точным,  сгорел
семьдесят один каюк.  Без куска хлеба, как ты изволила выра-
зиться, осталось человек двести-триста.
   - По-твоему, это мало?
   - Ну что ты заладила одно и то же!  "Много, мало..." Если
уж ча то пошло,  один голодный - это уже  много.  А  знаешь,
сколько их в Хивинском ханстве?  Согни тысяч! Что ты предла-
гаешь, взять их на свое иждивение?
   - Во-первых, не кричи.
   - Прости.
   - А  во-вторых,  если  не  в твоих силах облегчить участь
всех неимущих,  то по крайней мере ни к чему добавлять к ним
сотни новых.
   - Тут ты,  пожалуй, права, - согласился Симмонс. - Я сго-
ряча сморозил глупость, а Дюммель и рад стараться.
   - Ты прекрасно знаешь, что Дюммель тут ни при чем, - рез-
ко возразила она. - Ты приказал, он выполнил.
   - Тоже верно. Сдаюсь. Завтра же велю заложить верфь. Фло-
тилию  каюков  понастроим.  Хоть все ханство на каюки сажай.
Великая речная держава!  - Симмонс  хохотнул.  -  Не  пойдут
ведь, собаки. Им, видите ли, на конях скакать по душе. Ну да
ладно.  Меня сейчас куда больше этот твой новый знакомый ин-
тересует. С кулинарной фамилией.
   - Причем тут кулинария? - удивилась Эльсинора.
   - Притом. Кушанье есть такое. Бефстроганов. Слышала?
   - Первый раз слышу.
   - Ну так услышишь,  - пообещал он. - Сегодня же велю при-
готовить на ужин.
   В открытую дверь кабинета без стука вошел Дюммель.
   - Вот и вы,  барон!  Добро пожаловать!  Рад видеть вас  в
добром здравии. Чему обязан, голубчик?
   - Вызывали? - барон был явно не в духе.
   - Что?  А, ну да, конечно! Скажите, Зигфрид, бефстроганов
на ужин не очень обременительно для желудка?
   - Думаю, нет, - буркнул Дюммель.
   - Тогда распорядитесь, чтобы на ужин подали бефстроганов.
И сами нам компанию составьте. Если хотите, конечно. Кстати,
вам знакома фамилия Строганов?
   - Знакома, - насторожился немец. - А что?
   - Экий вы,  право! Уж и спросить нельзя? Просто интересу-
юсь. Из праздного любопытства.
   - Машинистом у нас на заводе работает.  Специалист отлич-
ный.
   - И все?
   - А что еще?
   - Ну,  мало ли что! Образование, национальность, возраст,
откуда родом, как сюда попал.
   - По этапу.
   - Вот как? И за что же? Уголовник небось?
   - Нет, - качнул головой немец. - По политической.
   - Та-а-ак,  - Симмонс прищурился. - Это уже говорит кое о
чем. Ну, а на заводе как держится?
   - Пока ни в чем не замечен.  Живет замкнуто. С людьми об-
щается только по работе. Не пьет.
   - Вот это плохо. К пьющему легче ключ подобрать. Женат?
   - Холост.
   - Та-а-ак. Дело, говорите, знает?
   - Знает, - вздохнул барон. - В этом ему не откажешь.
   - Ну что ж, и на том спасибо. Так вы распорядитесь насчет
ужина.  Не успеют чего доброго.  А я пока пойду  душ  приму,
жарко что-то.
   Подождав, пока затихнут в коридоре шаги Симмонса, Дюммель
заговорщически понизил голос:
   - Я не хотел говорить при шефе,  мадам,  но этот  негодяй
опоздал на работу...
   - Симмонс? - притворно удивилась Эльсинора.
   - Боже упаси, мадам! - ужаснулся немец. - Строганов!
   - И что же?
   - Я в это время был на заводе,  ну и - порядок есть поря-
док - устроил ему взбучку.  И знаете,  чем он объяснил  свое
опоздание?
   - Чем же? - полюбопытствовала хозяйка.
   - Тем, что был у вас в гостях и вы его задержали!
   - Все правильно, Зигфрид.
   - Как?! - вытаращил глаза немец.
   - Вот так!  Строганов действительно был здесь, я действи-
тельно  его задержала.  И вы совершенно спокойно могли выяс-
нить это при Симмонсе.  Между нами, как вам известно, секре-
тов не водится. У вас все?
   - Да,  мадам.  Хотя нет. Один-единственный вопрос, мадам,
если позволите.
   - Спрашивайте, барон.
   - Как готовится бефстроганов?
   - Представления не имею. А вы что - тоже не знаете?
   - Увы! - сокрушенно развел руками Дюммель.
   - Ну, тут я вам плохая помощница. Если не ошибаюсь, "беф"
по-французски - бык. А за остальным обратитесь к Строганову.
   - К какому еще Строганову?
   - К вашему машинисту,  разумеется.  Может быть, он знает.
Ну полно,  полно.  Я пошутила,  барон. Полистайте поваренную
книгу. А еще лучше пусть это сделает повар.
   Дюммелю приходилось круто: Симмонс сдержал-таки свое обе-
щание  -  перестал вмешиваться в дела акционерного общества,
взвалив практически все заботы на широченные дюммелевы  пле-
чи.
   Поначалу барон даже  обрадовался:  регулярные  нахлобучки
шефа портили настроение, надолго вышибали из колеи. Но Зигф-
риду, видно, на роду было начертано быть неудачником: стоило
шефу  отойти от дел - и на "Дюммеля и Кo" одна за другой по-
сыпались беды. Акция с поджогом каюков неожиданно обернулась
против ее инициаторов. Теперь что ни день баржи и каюки, не-
зависимо от их принадлежности, загорались на всем протяжении
водного пути от Ново-Ургенча до Чарджуя,  но,  поскольку по-
давляющее их большинство принадлежало  обществу  "Дюммель  и
Кo", то и убытки, естественно, терпело в основном оно.
   Меры по усилению охраны ощутимых результатов  не  давали,
поджигателей задержать не удавалось,  зато перепуганные нас-
мерть каючники не только наотрез отказывались иметь  дело  с
Дюммелем, но вдобавок подали прошения-жалобы в военную адми-
нистрацию и на имя  самого  хана  хивинского  Мухаммадрахима
Второго.
   Действия этих голоштанников явно кто-то направлял, но кто
именно - так и оставалось невыясненным.
   "Пришла беда - отворяй ворота",  - гласит пословица; пока
Дюммель ценою немалых расходов улаживал дела с командованием
и хивинским ханом,  неподалеку от  пристани  Чалыш  сошел  с
рельсов железнодорожный состав, и прибывший с казачьим разъ-
ездом для выяснения  причин  катастрофы  барон  собственными
глазами убедился в том,  что крушение произошло не случайно:
на участке длиною примерно  пятьдесят  метров  полотно  было
разрушено,  насыпь  срыта,  а рельсы и шпалы неизвестно куда
исчезли.
   - Туркмены озорничают,  не иначе, - глубокомысленно изрек
один из казаков,  разглядывая многочисленные  следы  конских
копыт на влажном песчаном грунте.  - Они и рельсы со шпалами
уволокли.
   - На черта они им понадобились?  - не выдержав,  ругнулся
Дюммель.
   - А просто так,  из озорства.  - Казак огляделся,  мотнул
бородой в сторону зеркально отсвечивающего речного плеса.  -
Видать, в Амударью покидали, ваше благородие.
   "Их благородие" чертыхнулся еще раз и приказал начать ре-
монтные работы. А несколько дней спустя караульные задержали
ночью в симмонсовском парке неизвестного с коробком спичек и
десятилитровым бидоном, под самое горлышко наполненным керо-
сином.
   Это уже  было  кое-что,  и разбуженный среди ночи Дюммель
тотчас приступил к допросу. Однако поджигатель - здоровенный
бритоголовый детина в стеганом ватном халате на голое тело и
драных холщовых поргках нес явную околесицу,  а когда вконец
выведенный из себя барон влепил ему затрещину,  поднял такой
крик,  что переполошил весь дом. Явился, заспанный, злой как
сатана,  Симмонс в пижаме, учинил Дюммелю очередной разгон и
велел запереть задержанного в подвале до утреннего  разбира-
тельства.  А утром выяснилось, что ночной гость не кто иной,
как дурачок с городского базара,  который даже имени  своего
не знает и охотно откликается на любую кличку.
   Дурачка отпустили на все четыре стороны, а Дюммель с Сим-
монсом, запершись в кабинете, два часа обсуждали создавшееся
положение.
   - Черт вас разберет,  что вы за человек, Зигфрид, - выго-
варивал Симмонс без особого, впрочем, раздражения. - Что вам
ни поручи, с треском провалите.
   Барону ничего не оставалось,  как молчать, понуро опустив
голову.
   - Ладно,  - смягчился Симмонс.  - Что думаете дальше  де-
лать?
   - Обеспечить безопасность перевозок.  Вдоль всей  узкоко-
лейки пикеты, казачьи разъезды...
   - Ну-ну,  - по тону трудно было определить, одобряет Сим-
монс или наоборот - осуждает.
   - От услуг каючников надо отказаться полностью,  - неуве-
ренно продолжал барон.
   - Ну,  положим, это-то они уже сами сделали, - усмехнулся
Симмонс.  - Да еще челобитную на нас подали. Давайте дальше,
Зигфрид.
   - Увеличить число барж на Амударье. С каждым речным кара-
ваном - взвод охраны.
   - Эдак вам, батенька, всего Ново-Ургенчского гарнизона не
хватит. Ну, а еще что?
   - Еще... - Дюммель растерянно развел руками. - Надо охра-
ну дома усилить.  Отменить приемы, ограничить посещения. Они
теперь ни перед чем не остановятся.
   - Кто "они"? - жестко спросил Симмонс.
   - Ну... - Дюммель замялся. - Те, кто этого негодяя подос-
лали.
   - Вы знаете,  кто это сделал?  - в голосе шефа звенел ме-
талл.
   - Пока нет. - На немца жалко было смотреть.
   - Ну так вот,  - Симмонс щелкнул зажигалкой,  прикурил. -
Прежде всего установите,  чьи это фокусы. В лепешку расшиби-
тесь, а выясните, ясно? Это во-первых. А во-вторых, распоря-
док  в  доме останется прежним:  приемы были и будут.  Я вам
больше скажу: через неделю, то-бишь в следующее воскресенье,
закатим бал. На пятьсот персон. С фейерверками, танцами, ло-
тереей... Одним словом - бал! Пусть ни одна сволочь не вооб-
ражает, что Симмонса можно запугать. Понятно?
   - Понятно, шеф. Но...
   - Никаких "но"! Посоветуйтесь с мадам и действуйте.
   - Слушаюсь, шеф.
   Симмонс ушел,  хлопнув дверью. Дюммель тяжело плюхнулся в
кресло и достал из ящика стола коробку с сигарами.
   "Сдает шеф,  - ни с того ни с сего подумал он, срезая пе-
рочинным ножом кончик сигары. - Нервишки шалят. Не знает, на
ком зло сорвать".
   Он долго раскуривал сыроватую сигару,  потом откинулся на
спинку  кресла и,  закрыв глаза,  выпустил к потолку длинную
струю дыма.
   - "Никаких "но"!  Никаких "но"!  - теперь, когда Симмонса
не было рядом, барон мог позволить себе роскошь передразнить
шефа. - "Посоветуйтесь с мадам!" - не открывая глаз, Дюммель
скрипнул зубами. - Побежал, как же! Мальчишку нашли!"
   - О чем это вы,  герр Дюммель? - прозвучал над самым ухом
забывшегося барона мелодичный голос Эльсиноры. Львиный рык и
тот,  наверное,  не произвел бы на барона большего впечатле-
ния: немец вскочил, как ужаленный, ошалело вытаращив глаза.
   Эдьсинора стояла посредине комнаты, с любвпытством наблю-
дая за главой акционерного общества.
   - Лишнего выпили? - осведомилась она.
   - Боже упаси!.. То есть, я хотел сказать да, мадам! Прос-
тите великодушно...
   "Эрнст, пожалуй,  прав, - подумала она, продолжая разгля-
дывать  Дюммеля.  -  Ни капельки самолюбия.  А ведь когда-то
личность была. Не ахти какая, а все-тм ки... И с чисто женс-
кой непоследовательностью: - Бедняга Джума. Что его ждет?"
   - Герр Симмонс намерен в воскресенье устроить бал, - неу-
веренно сообщил немец. - Велел посоветоваться с вами, мадам.
   - Бал,  - машинально повторила она.  - Бал,  вы  сказали?
Это,  пожалуй, неплохо придумано: хоть какое-то развлечение.
Заготовьте пригласительные билеты человек на сто.
   - Приказано на пятьсот персон, - выпалил барон.
   - Ну что ж,  на пятьсот,  так на пятьсот. Распорядитесь о
покупках,  наймите прислугу. Впрочем, не мне вас учить, герр
Дюммель.
   - Так точно,  - обрадованно рявкнул тот. - Все будет сде-
лано, мадам. Можете быть спокойны.
   "Чему он радуется?  - удивленно подумала Эльсинора.  - А,
да не все ли равно!" - И, махнув рукой, заговорила о другом.
   После памятного возвращения из залитой кровью  восставших
рабов  Хивы Симмонс долгое время не прикасался к времятрону.
При одном взгляде на блестящую луковицу холодело в  груди  и
начинали мерещиться черные провалы пустынных улиц, озаренные
отблесками пожаров,  зловещее карканье ворон, крадущиеся ша-
ги,  окровавленное лицо Савелия...  Перехватывало дыхание от
смрадного запаха разлагающихся трупов и чадящих руин. Спазмы
перехватывали горло,  и Симмонс спешил на воздух, в сад, ис-
кал забвения в работе - все  равно  какой,  в  разговорах  с
людьми - безразлично, с кем и о чем.
   Никогда прежде он не был так  ласков  с  Эльсинорой,  так
предупредительно вежлив и учтив в общении с Дюммелем. И если
она понимала,  откуда идет эта нежность и не удивлялась,  то
барон  терялся  в догадках и,  обляваясь холодным потом,  не
спал по ночам, ожидая подвоха.
   Но шло время,  и душевное равновесие постепенно возвраща-
лось к Симмонсу.  Он стал целыми днями просиживать  в  своем
кабинете,  обложившись книгами, курил сигарету за сигаретой,
делал какие-то записи в тетради в красном клеенчатом  переп-
лете. Эльсинора наблюдала за ним с нарастающим беспокойством
и до поры до времени ни о чем не  спрашивала.  Однако  вечно
так продолжаться не могло, они оба прекрасно понимали это, и
однажды,  возвращаясь с вечерней прогулки по саду,  Симмонс,
как  обычно  остановившись возле двери в кабинет,  придержал
Эльсинору за руку.
   - Посиди со мной, Люси. Ты никуда не спешишь?
   - Нет.
   Они вошли  в  комнату,  заставленную  вдоль стен книжными
стеллажами. Симмонс опустился в кресло.
   Эльсинора продолжала стоять, машинально разглядывая разб-
росанные по столу книги.  Полистала одну. Взяла другую. "Ни-
кита Муравьев,  - значилось на обложке. - Путешествие в Хиву
и Бухару.  1882 год".  На столе лежали темно-синяя  "История
Хорезма",  изданная  в  1980  году;  "История Каракалпакской
АССР", анонимная рукопись "Границы мира", датированная деся-
тым веком, том сочинений академика Бартольда, фолиант "Древ-
ний Хорезм" академика Толстова.
   Внимание Эльсиноры  привлекла лежавшая отдельно раскрытая
книга.  "В Хиве кроме сорока бедных семейств никто не жил, -
прочла Эльсинора. - Пятничная молитва совершалась в присутс-
твии трех-четырех человек.  Внутри города стал цвести  тама-
риск,  а в разрушающихся домах поселились дикие звери". "Му-
нис, - значилось на титульном листе. - 1760 год".
   Эльсинора отложила книгу в сторону и глубоко вздохнула.
   - Опять?
   Он посмотрел на нее виновато и растерянно. Кивнул.
   - Да, Люси. Хочу попытаться еще раз. Последний.
   - Ну что ж.  - Она взяла сигарету,  затянулась одинединс-
твенный раз, положила в пепельницу. - Поступай, как считаешь
нужным. Но учти: еще на одну вылазку в ту эпоху у меня прос-
то не хватит сил.
   - Откуда же ты знаешь,  куда я собираюсь?  - спросил Сим-
монс.
   - Книги,  - она кивнула на стол.  - История. Или я ошиба-
юсь?
   - Ты ошибаешься, - поспешно заверил он. - Я хочу побывать
в будущем. Двадцатый век. Первая четверть.
   - А обо мне ты подумал?
   - Прости,  Люси. - Он виновато покивал головой. - Ты ведь
знаешь, ради чего я все это делаю.
   - Это бесполезно, Эрнст. Неужели ты еще не убедился?
   - И все-таки я попытаюсь, - упрямо сказал он. - В послед-
ний раз.
   - Ну что ж...  - Она помолчала. - С богом, как говаривали
в старину. Но в случае чего на меня не рассчитывай.
   Слухи один невероятнее другого ползли по Киркъябу.
   - Слышали? Джума-то, Джума... Босяк, сын голоштанника Ху-
дакь-буа... На побегушках у Жаббарбия пробавлялся... Воисти-
ну неисповедима воля аллаха! Разбогател голодранец Джума, да
еще как разбогател! Деньгам счету не знает! - выходил из се-
бя  торгаш.  Дехканин  в  чугурме  и драном чапане задумчиво
поскреб заросший подбородок:
   - Не иначе,  как аламаном заделался.  Ограбил кого-то,  а
может, убил.
   - Или клад отыскал, - вмешался один из мардикаров. - Вок-
руг Куня-Ургенча до сих пор клады в пустыне  находят.  После
каждой бури, говорят, йомуды на конях по пескам рыскают.
   - А я слышал, будто он на пэри женился. Выманил у нее ко-
лечко изо рта, вот и женился.
   - Сказки все это!  Джума к сумасшедшему русскому  служить
пошел.  Все боялись, а он пошел. Вот и пользуется. Сумасшед-
ший-то - богач.
   - Что ни говори,  а привалило бедняге счастье, - вздохнул
дехканин по имени Амин.  - Вон какой дворец строить надумал.
На каменном фундаменте,  из жженого кирпича.  Со стеклянными
окнами.
   - Ты-то откуда знаешь? - усомнился торгаш.
   - Знаю, раз говорю. Я с ним вчера из Ургенча в его фаэто-
не ехал.
   - Ври больше!
   - Вон у Эльтузара спроси, он видел.
   - Амин правду говорит, - кивнул пожилой дехканин.
   - Слышал?
   - Да откуда у тебя деньги на фаэтонах разъезжать?
   - Видели дурака?  Ты что, только проснулся? Какие деньги?
Фаэтон-то у Джумы свой.
   - Как свой?
   - А вот так.  И фаэтон новенький,  и ерга * - двулетка, и
парчовый халат, и сапоги шевровые.
     * Иноходец.
   - И фуражка на голове! - съехидничал торговец.
   - Фуражку не видел, а чустская тюбетейка есть.
   - Ври, да не завирайся!
   - Не слушай ты его,  Амин!  Рассказывай,  что тебе  Джума
сказал.
   - Я в Ургенче на базаре был.  Продал мешок  проса,  купил
детишкам  кое-что,  поел в рыбожарке и пешком обратно отпра-
вился. Иду по дороге, задумался и тут меня какой-то яшуллы *
обогнал на фаэтоне. Я еще лошадь заприметил, уж больно хорош
ерга. Такому под седлом ходить, а не в упряжке. Только поду-
мал,  а яшуллы коня остановил и мне рукой машет. У меня душа
в пятки ушла:  от яшуллы добра не жди.  "Амин!  - кричит,  -
иди, садись, подвезу!" Я присмотрелся и глазам не верю: Джу-
ма, не Джума?
   "Джума-ага, вы это,  или не вы? - спрашиваю. -"Я, - гово-
рит.  И смеется.  - С каких пор ты меня на вы величать стал?
Забыл, как коз вместе пасли?"
   - Так и спросил?
   - Так  и спросил.  "Помню,  - отвечаю,  - как не помнить?
Только вас не узнать, богатым, видно, будете". - "Почему бу-
ду? - смеется. - Я уже богатый. Коня вот купил, фаэтон. Хочу
отцу дом построить".  - "Давно пора,  - говорю.  - Старый-то
совсем  обветшал.  Того и гляди завалится,  еще придавит ко-
го-нибудь".  - "Не придавит,  - говорит Джума, - Я такой дом
отгрохаю,  триста  лет простоит.  Из жженого кирпича.  Да ты
лезь в фаэтон, чего стоишь? Поехали".
   Влезть-то я влез,  а сесть не решаюсь:  сиденья новеньким
красным бархатом обиты.  А Джума смеется: "Садись, не испач-
каешься.  А замараешь,  - не беда, обновлю обивку". Деваться
некуда,  сел. Едем. Смотрю я на Джуму и не по себе становит-
ся:  тот и не тот Джума. Лицо белое, руки такие, будто сроду
кетмень не держали.  А главное - глаза: большущие стали, за-
думчивые какие-то, печальные. И постарел вроде. А ведь всего
месяц прошел, как виделись. Собрался с духом, спрашиваю:
   "Ты не заболел,  Джума?" - "Нет,  - отвечает. - С чего ты
взял?" - "Вид у тебя не такой какой-то".  - "Не обращай вни-
мания, - говорит. - Устал я, дел много всяких". Ну, я кивнул
и молчу,  а сам голову ломаю:  какие такие дела могут быть у
фаэтонщика?  И откуда у него деньги, чтобы фаэтон с лошадью
купить? А Джума еще масла в
     * Уважительное обращение к старшему.
огонь подлил. "Дом под железной крышей построю, - говорит. -
Полы  деревянные,  потолки.  Окна  во  всю стену стеклянные.
Русские мастера строить будут.  На прошлой  неделе  двери  и
ставни  Абдулле  Джину в Хиве заказали,  из карагачевых плах
режет.
   - Абдулле  Джину?  Так  ведь  он самому Мухаммадрахимхану
двери делает! - ахнул торговец.
   - Вот и я не поверил. А Джума знай себе посмеивается: "То
ли еще будет! Захочу, дорогу до самого дома камнем вымощу!"
   - Дорогу? Камнем?
   - Ну да.
   - Аллаха бы побоялся!
   - А что ему аллах, когда денег девать некуда!
   - Тише вы насчет аллаха.  Вон мулла Ибад идет, он вам та-
кого аллаха задаст!
   - А ты только увидел? Он тут давно ошивается.
   - Что же ты молчал, ишак?
   - Думал, ты видишь.
   - Вот что,  земляки,  давайте-ка по-хорошему  разойдемся,
пока не поздно.
   - Правильно говорит Амин.
   - Верно.
   - Айда по домам.
   - Гляди, гляди, мулла тоже прочь захромал...
   - Подслушивал, сын греха.
   - Конечно, подслушивал, собака. Жди теперь беды. Все беку
Нураддину доложит. Они с ним друзья.
   Кучка быстро редела.
   - Дружила собака с палкой! - издали крикнул Амин.
   Мулла Ибадулла,  уже поравнявшийся с воротами, обернулся,
злобно прищурив изъеденные трахомой глаза,  погрозил сукова-
тым посохом.
   Из увитой плющом беседки Эльсинора наблюдала, как Дюммель
распекает прислугу.  Выволочки Симмонса пошли барону явно на
пользу:  если прежде он бывал несдержан в гневе, орал, топал
ногами и даже гонялся за провинившимися с кулаками,  как это
было при встрече с Джумой,  то теперь олицетворял собой саму
выдержку и олимпийское спокойствие.
   Официанты и прочая челядь выстроились вдоль расставленных
на аллее банкетных столов, и Дюммель, заложив руки за спину,
прохаживался перед шеренгой и,  не повышая голоса, монотонно
отчитывал их за нерадивость и прочие смертные грехи. Отчиты-
вал скорее для порядка и профилактики, чем по необходимости.
Привыкшая к буйному нраву Дюммеля, челядь изумленно таращила
глаза и перешептывалась.
   - Разговорчики!  - негромко,  но тем весомее одернул слуг
барон.  - Предупреждаю: фарфор штучной работы, ему цены нет.
Хрусталь - богемский,  по  специальному  заказу  изготовлен.
Столовое серебро - фамильное.  Хоть одна вещь пропадет, - на
себя пеняйте. Шкуру спущу, понятно?
   - Понятно,  ваше сиятельство!  Как не понять! - нестройно
загалдели официанты.
   - То-то же!  - самодовольно ухмыльнулся барон. - Ну, эти-
кету не мне вас учить.
   - Так точно, ваше сиятельство! - поспешно заверили слуги.
   - Тогда начинайте.  Да,  и еще вот что:  узнаю,  ктото до
конца бала рюмку выпил,  - башку снесу. Закончится бал, при-
боры со столов уберете, тогда хоть до утра пьянствуйте - все
ваше!
   - Благодарствуем,  ваше  сиятельство!  -  рявкнули  слуги
по-армейски.
   - "Сиятельство!" - ухмыльнулся Дюммель.  - Пошли вон, ка-
нальи! За дело, за дело!
   Прислуга бросилась исполнять свои обязанности,  а  барон,
окинув взглядом столы,  направился в глубину парка, где сту-
чали молотки и хрипло перекликались рабочие.
   - Герр Дюммель!  - окликнула Эльсинора.  Барон вскинулся,
как испуганная лошадь,  и завертел головой.  - Я здесь, repp
Дюммель.
   Он наконец отыскал ее и торопливо  засеменил  к  беседке,
переваливаясь с боку на бок.
   - Да,  мадам.  Я к вашим услугам, мадам. Простите, что не
сразу увидел вас, мадам.
   - Вы не знаете, где Симмонс?
   - Никак нет, мадам. Последний раз шеф имел со мной беседу
в понедельник.
   - А сегодня воскресенье. Вам это не кажется странным?
   - Воскресенье как воскресенье,  мадам. Ничего экстраорди-
нарного.
   - Я не о том, барон. Сегодня бал, а Эрнста нет.
   - Не извольте беспокоиться,  мадам. - Дюммель даже каблу-
ками щелкнул от усердия. - Шеф всегда пунктуален, мадам. По-
явится как раз вовремя.
   - Дай-то бог, - вздохнула Эльсинора. - У вас все готово к
балу?
   - Все, мадам. Столы начинают накрывать. Иллюминация и фе-
йерверк готовы.  Полковый оркестр прибудет к вечеру.  - Дюм-
мель замялся. - Правда, шеф не говорил об оркестре, но я сам
распорядился.  Ведь  мсье Симмонс мог и забыть,  мадам.  Все
разве упомнишь?
   - Вы поступили мудро, герр Дюммель, - заверила Эльсинора.
- А список приглашенных? Вы мне его не показывали.
   - Сию минуту, мадам! - Дюммель поспешно достал из боково-
го кармана стопку листов бумаги, протянул Эльсиноре. - Здесь
все пятьсот персон.
   - Так,  так... - Она положила список на колени. - Полков-
ник Облысевич с супругой... Кто это, барон?
   - Новый начальник штаба, мадам. Вчера изволили вступить в
должность.  Дока, говорят,