ность воды? Это пруд. Скачите прямо туда. Там вы очутитесь между двумя высокими изгородями. У пруда они сходятся. Вы увидите ворота и около них жерди. Если я не подоспею, скачите прямо в этот загон, сойдите с лошади и загородите вход жердями. -- А вы, сэр? Вы подвергаетесь большой опасности... -- Не бойтесь за меня. Один я ничем не рискую. Если бы не крапчатый мустанг... Скорее же, вперед! Не упускайте из виду пруда. Пусть он служит вам маяком. Не забудьте загородить вход в загон. Скорее же! Скорее! Одну-две секунды девушка колебалась, не решаясь расстаться с человеком, который ради ее спасения готов отдать свою жизнь. К счастью, она не принадлежала к числу тех робких девиц, которые в трудную минуту теряют голову и тянут ко дну своего спасителя. Она верила своему советчику, верила в то, что он знает, как поступить, и, снова пустив лошадь галопом, направилась к пруду. А Морис повернул свою лошадь и поскакал назад, к оврагу, через который они только что перескочили. Расставшись со своей спутницей, мустангер вынул из седельной сумки самое совершенное оружие, которое когда-либо поднималось против обитателей прерии -- для атаки или защиты,-- против индейцев, бизонов или медведей. Это был шестизарядный револьвер системы полковника Кольта. Не какая-нибудь дешевая подделка, под видом усовершенствования, фирмы Дина, Адамса и им подобных, а подлинное изделие "страны мускатных орехов"29 с клеймом "Хартфорд" на казенной части. -- Они будут прыгать в том же узком месте, где и мы, -- пробормотал он, следя за табуном, все еще находившимся по ту сторону.--Если мне удастся уложить хоть одного из них, это может остановить других или задержать их настолько, что мустанг успеет ускакать. Их вожак -- вот этот гнедой жеребец. Он, конечно, прыгнет первым. Мой револьвер бьет на сто шагов. Теперь пора! Едва успели прозвучать последние слова, как раздался треск револьвера. Самый крупный из жеребцов -- гнедой -- покатился по траве, преградив путь остальным. Несколько мустангов, мчавшихся за ним, сразу остановились, а потом и весь табун. Мустангер не стал следить за дальнейшим поведением жеребцов и больше не стрелял. Воспользовавшись их замешательством и не теряя времени, он повернул на запад и поскакал вслед за крапчатым мустангом, который уже приближался к сверкающему пруду. Дикие жеребцы больше не преследовали беглецов -- возможно, гибель вожака испугала их или им помешал его труп, загородивший путь в единственном месте, где можно было перескочить через овраг. Морис спокойно скакал за своей спутницей. Он догнал ее у самого пруда. Она точно выполнила все его указания, за исключением одного. Вход был открыт, жерди валялись на земле. Девушка все еще сидела в седле, но тревога уже не терзала ее сердца. Однако она не находила слов, чтобы выразить Морису свою благодарность. Опасность миновала. Глава XVII. ЛОВУШКА ДЛЯ МУСТАНГОВ Теперь, когда им больше ничто не грозило, молодая креолка с интересом огляделась вокруг. Она увидела небольшое озеро, или, говоря по-техасски, пруд; берега его были покрыты бесчисленными следами лошадиных копыт -- по-видимому, это было любимое место водопоя мустангов. Высокая изгородь из жердей окружала водоем и двумя расходящимися крыльями тянулась далеко в прерию, образуя как бы воронку, в самой горловине которой были ворота; когда их загораживали жердями, они замыкали изгородь, и лошади не могли ни войти, ни выйти. -- Что это? -- спросила девушка, указывая на изгородь. -- Это ловушка для мустангов,-- сказал Морис. -- Ловушка для мустангов? -- Кораль для ловли диких лошадей. Они бродят между крыльями изгороди, которые, как вы видите, далеко уходят в прерию. Их привлекает вода или же мустангеры просто загоняют их сюда. Тогда вход в кораль загораживается, и здесь их уже нетрудно поймать при помощи лассо. -- Бедные животные! Этот кораль принадлежит вам? Ведь вы мустангер? Вы нам так сказали? -- Да, я мустангер, но не охочусь этим способом. Я люблю одиночество и редко работаю вместе с другими мустангерами, поэтому я не могу пользоваться коралем, для которого нужно по крайней мере двадцать загонщиков. Мое оружие, если только можно его так назвать,-- вот это лассо. -- Вы так искусно им владеете! Я слыхала об этом, да и сама видела. -- Вы очень добры. Однако я не заслуживаю этой похвалы. В прериях есть такие мексиканцы, которые словно родились с лассо в руках. И то, что вы называете искусством, показалось бы им просто неповоротливостью. -- Мне кажется, мистер Джеральд, что вы из скромности переоцениваете своих соперников. Я слышала совсем другое. -- От кого? -- От вашего друга мистера Зебулона Стумпа. -- Xa-xal Старый Зеб -- плохой авторитет, когда дело касается лассо. -- Я бы хотела тоже научиться бросать лассо,-- сказала молодая креолка,-- но говорят, что это занятие для девушки неприлично. Не понимаю, что в нем плохого, а это так интересно! -- Неприлично! Это такой же невинный спорт, как катанье на коньках или стрельба из лука. Я знаком с одной девушкой, которая прекрасно владеет этим искусством. -- Она американка? -- Нет, мексиканка и живет на Рио-Гранде. Иногда она приезжает к нам на Леону: здесь живут ее родственники. -- Она молодая? -- Да, примерно ваша ровесница, мисс Пойндекстер. -- Высокая? -- Немного ниже вас. -- Но, конечно, гораздо красивее? Я слыхала, что мексиканки своей красотой намного превосходят нас, скромных американок. -- Мне думается, что креолки не входят в эту категорию,-- с изысканной вежливостью ответил ирландец. -- Интересно, смогла бы я научиться бросать лассо? -- продолжала молодая креолка, как будто не заметив комплимента.-- Не поздно ли мне за это браться? Я слыхала, что мексикаицы начинают с детства, поэтому они и достигают такой удивительной ловкости. -- Конечно, не поздно,-- поспешил ответить Морис.-- Пройдет год-два, и вы научитесь хорошо бросать лассо. Я, например, всего лишь три года занимаюсь этим делом, и... Он замолчал, так как ему не хотелось показаться хвастуном. -- А теперь вы владеете лассо лучше всех в Техасе? -- закончила собеседница, угадав не высказанную им мысль. -- Нет-нет! -- смеясь, запротестовал он.-- Это старик Зеб так считает, а он судит о моем искусстве, вероятно принимая свое за образец. "Что это -- скромность? -- недоумевала креолка.-- Или этот человек смеется надо мной? Если бы это было так, я сошла бы с ума". -- Вам, наверно, хочется вернуться к вашим друзьям? -- сказал Морис, заметив ее рассеянность.-- Ваш отец, вероятно, уже беспокоится, что вас так долго нет. Ваш брат, ваш кузен... -- Да, вы правы,-- поспешила она ответить тоном, в котором прозвучала нотка не то обиды, не то досады.-- Я не подумала об этом. Спасибо, сэр, что вы напомнили мне о моих обязанностях. Пора возвращаться. Они опять вскочили на лошадей. Неохотно подобрала Луиза поводья, как-то медлительно вдела ноги в стремена; казалось, ей хотелось побыть еще немного в ловушке для мустангов. Когда они снова выехали в прерию, Морис направился со своей спутницей к месту пикника самой короткой дорогой. Их обратный путь лежал через живописное место, известное в Техасе как "сорняковая прерия". Так назвали ее пионеры-поселенцы, словарь которых не отличался особой изысканностью. Уроженка Луизианы увидела вокруг себя огромный сад, где цвело множество ярких цветов,-- сад, граничащий с голубым сводом неба, насаженный и выращенный самой природой. Эта живописная местность оказывала облагораживающее влияние на многих даже самых прозаических людей. Я видел, как неграмотный зверолов, обычно не замечавший никакой красоты, останавливался посреди сорняковой прерии и, окруженный цветами, которые касались его груди, долго любовался на чудесные венчики, колышущиеся на бесконечном пространстве; и сердце его становилось более отзывчивым... -- Как здесь хорошо! -- воскликнула в восторге креолка, невольным движением останавливая лошадь. -- Вам нравится здесь, мисс Пойндекстер? -- Нравится? Это не то слово, сэр. Я вижу перед собой все, что только есть самого чудесного и прекрасного в природе: зеленую траву, деревья, цветы,-- все, что мы выращиваем с таким трудом и все-таки никогда не достигаем равного. Здесь ничего не добавишь -- этот сад безупречен! -- Здесь не хватает домов. -- Но они испортили бы пейзаж. Мне нравится, когда не видно домов и черепичных крыш, и трубы не торчат среди живописных силуэтов деревьев. Под их сенью мне хотелось бы жить, под их сенью мне хотелось бы... Слово "любить", витавшее в ее мыслях, готово было сорваться с ее губ. Но она вовремя удержалась и заменила его словом совсем другого значения -- "умереть". Со стороны молодого ирландца было жестоко не признаться девушке в том, что и он чувствовал то же. Этим и объяснялось его пребывание в прерии. Если бы не подобное же увлечение, доходившее почти до страсти, вероятно, он никогда не стал бы "Морисом-мустангером". Романтическое чувство не может уживаться с притворством. Оно скоро исчезает, если не находит себе опору в самой жизни. Мустангеру было бы неприятно признаться даже самому себе, что он охотится за дикими лошадьми только для времяпрепровождения -- для того, чтобы иметь предлог не покидать прерию. Сначала, быть может, он и согласился бы на такое признание, но за последнее время он проникся гордостью профессионального охотника. Его ответ прозвучал прозаично и холодно: -- Боюсь, мисс, что вам скоро надоела бы такая суровая жизнь -- без крова, без общества, без... -- А вам, сэр? Почему она не надоедает вам? Ваш друг мистер Стумп говорил мне, что вы ведете такой образ жизни уже несколько лет. Это правда? -- Совершенно верно -- другая жизнь меня не привлекает. -- О, как бы я хотела сказать то же самое! Как я вам завидую! Я уверена, что была бы бесконечно счастлива среди этой чудной природы. -- Одна? Без друзей? Даже без крова над головой? -- Я этого не говорила... Но вы не сказали мне, как вы живете. Есть ли у вас дом? -- Он не заслуживает такого громкого названия,-- смеясь, ответил мустангер.-- Лачуга, пожалуй, более подходящее слово для того, чтобы составить представление о моем хакале -- одном из самых скромных жилищ в нашем крае. -- Где же оно находится? Недалеко от тех мест, где мы сегодня были? -- Не очень далеко отсюда -- не больше мили. Видите вершины деревьев на западе? Они укрывают мою хижину от солнца и защищают ее от бурь. -- Да? Как бы мне хотелось взглянуть на нее! Простая хижина, вы говорите? -- Именно. -- Стоящая в уединении? -- Нет ни одного жилища ближе десяти миль от нее. -- Среди деревьев? Живописная? -- Это уж как кому покажется. -- Мне хотелось бы посмотреть на нее, чтобы иметь свое мнение. Только одна миля отсюда, вы говорите? -- Миля туда, миля обратно -- всего две. -- Пустяки, это займет не больше двадцати минут. -- Я боюсь, что мы злоупотребим терпением ваших близких. -- А может быть, вашим гостеприимством? Простите, мистер Джеральд,-- продолжала девушка, и легкая тень омрачила ее лицо,-- я не подумала об этом. Вероятно, вы живете не один? В вашей хижине есть еще кто-нибудь? -- О да! Я поселился здесь не один. Со мной... Прежде чем мустангер закончил свою речь, в воображении Луизы встал образ девушки ее лет, только полнее, с бронзовым оттенком кожи, с миндалевидным разрезом глаз. Зубы у нее, должно быть, белее жемчуга, на щеках алый румянец, волосы, как хвост Кастро, бусы на шее, браслеты на ногах и руках, замысловато вышитая короткая юбочка, мокасины с бахромой на маленьких ножках. Таким представила себе Луиза второго обитателя хижины мустангера. -- Может быть, появление гостей, особенно незнакомых, будет не совсем удобно? -- Напротив, он всегда очень рад гостям, будь то незнакомые или же друзья. Мой молочный брат очень общительный человек, но ему, бедняге, теперь мало с кем приходится встречаться. -- Ваш молочный брат? -- Да. Его зовут Фелим О'Нил. Как и я, он уроженец Изумрудного Острова30, графства Голуэй. Только в его речи ирландский акцент еще слышнее, чем в моей. -- О, как бы мне хотелось его послушать! Ведь диалект графства Голуэй очень своеобразен. Не правда ли? -- Мне трудно об этом судить, я ведь сам оттуда. Но если вы согласитесь на полчасика воспользоваться гостеприимством Фелима, то сможете составить собственное мнение. -- С огромным удовольствием! Это так ново! Пусть отец и остальные подождут. Там много дам и без меня, или пусть они займутся поисками наших следов. Это будет не менее интересно, чем обещанная охота на мустангов. А я с радостью воспользуюсь вашим приглашением. -- Боюсь только, что я ничего не смогу вам предложить. Фелим несколько дней оставался один. Сам же он не охотник, и, наверно, наша кладовая пуста. Хорошо, что вы успели закусить перед этой ужасной скачкой. Конечно, не кладовая Фелима заставила Луизу Пойндекстер свернуть с пути. Не слишком сильно интересовало ее и произношение ирландца. И не желание увидеть хижину мустангера руководило ею. Ее толкало чувство, которому она была не в силах противиться, словно она верила, что это ее судьба. Луиза посетила одинокую хижину на Аламо, побывала под ее кровлей. Она с интересом разглядывала ее необычную обстановку и была приятно поражена, обнаружив в хижине книги, бумагу, письменные принадлежности и другие мелочи, которые свидетельствовали об образованности хозяина хакале. С видимым удовольствием слушала она забавную речь Фелима; не отказалась и от всяких угощений, за исключением того, что ее больше всего уговаривали попробовать: капельки освежающего напитка из "этой вот бутыли". И наконец, веселая и оживленная, она уехала. Но ее оживление было мимолетным. Приподнятое настроение, вызванное новизной впечатлений, исчезло. Снова проезжая по прерии, усыпанной цветами, она глубоко задумалась. И вдруг у нее мелькнула мысль, которая обдала ее сердце мучительным холодом. Мучилась ли она оттого, что заставила так долго тревожиться своего отца, брата и друзей? Или, быть может, она стала беспокоиться, боясь, что ее поведение сочтут легкомысленным? Нет, не это мучило Луизу. Облако, омрачившее ее лицо, было вызвано другой и гораздо более удручающей мыслью. Весь день по дороге от форта к месту пикника, при встрече на поляне, во время отчаянного бегства от диких жеребцов, когда он был ее защитником, в минуты отдыха у озера, на обратном пути в прерии, под его скромной кровлей -- все это время Морис Джеральд был с нею только вежлив и корректен. Глава XVIII. РЕВНОСТЬ ИДЕТ ПО СЛЕДАМ Из сорока всадников, бросившихся спасать Луизу, только немногие заехали далеко. Потеряв из виду дикий табун, крапчатого мустанга и мустангера, они стали терять из виду и друг друга. Вскоре они уже рассыпались в прерии поодиночке, по двое или же группами в три-четыре человека. Большинство из них, не имея опыта следопыта, потеряли следы манады и направились по другим -- может быть, оставленным той же манадой, только раньше. Драгуны во главе с молодым офицером, только что окончившим военное училище в Уэст-Пойнте, тоже потеряли след табуна и свернули в сторону по ответвляющемуся старому следу; за драгунами направилось и большинство гостей. Они ехали по холмистой прерии, кое-где перерезанной полосами кустарника; заросли и холмы заслоняли всадников, и скоро они потеряли друг друга из виду. Минут двадцать спустя после начала погони птица, парившая в небе, могла бы увидеть с полсотни всадников, по-видимому выехавших из одного места, но теперь скакавших в разные стороны. Лишь один всадник мчался в нужном направлении. Он ехал на сильном рыжем коне -- правда, не отличавшемся красотой, но зато выносливом и быстром. Синий, полувоенного покроя сюртук и синяя фуражка свидетельствовали о том, что всадник этот не кто иной, как отставной капитан Кассий Колхаун. Это он гнал свою лошадь по верным следам; хлыстом и шпорами Колхаун заставлял ее бежать во весь опор. Его же самого подгоняла мысль, острая, как шпоры,-- она заставляла его напрягать все силы, чтобы достичь цели. Как голодная гончая, мчался он по следу, вытянув вперед голову, в надежде, что будет вознагражден за свои усилия. Он даже сам как следует не представлял, к чему все это приведет; и только по зловещему взгляду, который время от времени он бросал на рукоятки пистолетов, торчавших из кобуры, можно было догадаться, что он задумал что-то недоброе. Если бы не одно обстоятельство, Колхаун сбился бы с пути, как и другие. Его вели хорошо знакомые следы двух лошадей. Один, который был побольше, он помнил с мучительной ясностью. Он видел этот отпечаток на пепле выжженной прерии. Что-то заставило его тогда запомнить эти следы, и теперь он легко узнавал их. Наконец отставной капитан прискакал к зарослям и скоро оказался на поляне, где так неожиданно остановился крапчатый мустанг. До этого места ему нетрудно было ориентироваться, но здесь он встал в тупик. Среди отпечатков копыт диких кобыл следы подков все еще были видны, но здесь лошади уже не бежали галопом. Всадники тут остановились и стояли бок о бок. Куда же теперь? Среди следов манады уже больше не было заметно отпечатков подков; их вообще нигде не было видно. Земля вокруг была твердая и усыпана галькой. Только лошадь, скачущая быстрым галопом, могла бы оставить на ней след, но не бегущая спокойной рысцой. Когда крапчатая кобыла и гнедой тронулись с этого места, они ехали спокойным шагом на протяжении нескольких десятков ярдов, прежде чем поскакали галопом, направляясь к ловушке для диких лошадей. Нетерпеливый преследователь был озадачен. Он все кружил и кружил по следам диких кобыл и снова возвращался, не находя направления, в котором поскакали подкованные лошади. Он был окончательно сбит с толку и уже начинал сильно тревожиться, когда увидел одинокого всадника, приближавшегося к нему. В огромном, неуклюжем человеке, с длинной бородой, верхом на самой нелепой кляче, какую можно было найти в окрестностях на расстоянии ста миль, нетрудно было узнать старого охотника. Кассий Колхаун был знаком с Зебулоном Стумпом, а Зеб Стумп с Кассием Колхауном еще задолго до того, как они ступили на землю Техаса. -- Ну что, мистер Колхаун, догнали вы мисс Луизу? -- спросил старый охотник с необычной для него серьезностью.-- Нет, не догнали,-- продолжал он, взглянув на растерянное лицо Колхауна и сделав соответствующий вывод.-- Черт побери, хотел бы я знать, что с ней случилось? Странно, неужто у такой наездницы, как она, эта проклятая кобыла могла понести?.. Ну, ничего, большой беды не может быть. Мустангер, конечно, поймает кобылу своим лассо и положит конец ее дури. А почему вы тут остановились? -- Не могу понять, в каком направлении они поскакали. По этим следам можно догадаться, что они здесь останавливались. Но я не вижу, куда следы идут дальше. -- Да-да, так и есть, мистер Колхаун. Они здесь стояли, и очень близко друг к дружке. Больше они не скакали по следам диких кобыл. Это наверняка. Так куда же они делись? Зеб Стумп вопросительно посмотрел на землю, словно ожидая ответа от нее, а не от Колхауна. -- Нигде не вижу их следов,-- сказал отставной капитан. -- Не видите? А я вот вижу. Гляньте-ка сюда! Вон они, где трава примята. -- Не вижу. -- Ну вот еще! Глядите хорошенько! Большая подкова, а вот сбоку маленькая. Они ускакали вон туда. Значит, они мчались за дикими кобылами лишь до этого места. Поедем по их следам? -- Конечно! Без дальнейших разговоров Зеб Стумп направился по новым следам -- быть может, и незаметным для других, но не ускользнувшим от его глаз. Скоро и его спутник смог разглядеть их: это было в том месте, где Морис и Луиза снова поскакали галопом, спасаясь от жеребцов, и где следы подкованных лошадей глубоко врезались в землю, поросшую травой. Через некоторое время они снова затерялись, или, вернее, стали заметны лишь для глаза такого опытного следопыта, как Зеб Стумп, который различил их среди сотни отпечатков копыт, оставленных на примятой траве. -- Ого! -- вдруг с удивлением воскликнул старый охотник.-- Что же здесь происходило? Что-то занятное... -- Это же отпечатки копыт диких кобыл,--сказал Колхаун.--Они как будто сделали круг и вернулись обратно. -- Если они это и сделали, то лишь после того, как всадники пронеслись мимо. Должно быть, дело приняло другой оборот. -- Что вы хотите этим сказать? -- То, что теперь уже не всадники гнались за кобылами, а кобылы за ними. -- А откуда вы это знаете? -- Да разве вы не видите, что следы подков затоптаны кобылами... Да какие там кобылы -- ведь это следы больших копыт! Они на целый дюйм больше. Здесь побывал табун жеребцов. Иосафат! Неужели же они... -- Что "они"? -- Погнались за крапчатой. А если так, то мисс Пойндекстер грозила опасность. Поедем дальше. Не дожидаясь ответа, старый охотник затрусил мелкой рысцой, а Колхаун последовал за ним, добиваясь объяснения этих загадочных слов. Но Зеб только махнул рукой, как бы говоря: "Не приставай, я очень занят". Некоторое время его внимание было совершенно поглощено изучением следов. Различить отпечатки подков было нелегко, так как они были затоптаны жеребцами. Но охотнику то тут, то там удавалось заметить их, пока он продвигался вперед по-прежнему мелкой рысью. Лишь после того, как Зеб остановил свою кобылу на расстоянии ста ярдов от оврага, с его лица сошла тревога; только теперь он согласился наконец дать разъяснения. -- Ах, вот в чем дело! -- сказал Колхаун, услышав их. -- А почему вы думаете, что они спаслись? -- Посмотрите сюда! -- Мертвый жеребец... И убитый совсем недавно.... Что это значит? -- То, что мустангер убил его. -- И, по вашему мнению, так напугал остальных, что они прекратили погоню? -- Погоню-то они прекратили, но остановил их, видно, не выстрел, а вот эта штука -- труп жеребца. Черт побери, ну и прыжок! Зеб указал на зияющий овраг, к краю которого они подъехали. -- Вы же не думаете, что они перескочили? -- спросил Колхаун.-- Это невозможно! -- Перескочили, как пить дать. Разве вы не видите следов их лошадей не только здесь, но и по ту сторону? И мисс Пойндекстер первая. Иосафат! Что за девушка! Они оба должны были перескочить, прежде чем застрелили жеребца, иначе им это не удалось бы. Только здесь и можно было перескочить. Молодчина мустангер! Уложил жеребца как раз у самого узкого места. -- Вы думаете, что он и моя кузина вместе перескочили овраг? -- Не совсем вместе,-- ответил Зеб, не подозревая, почему Колхаун его так допрашивает.-- Я уже сказал, что крапчатая перескочила первой. Посмотрите, вон там ее следы -- по ту сторону оврага. -- Вижу. -- А разве вы не видите, что они перекрыты следами лошади мустангера? -- Да-да! -- Жеребцы не прыгали на ту сторону, ни один из всего табуна. Дело, видно, было так: парень перескочил и послал пулю в эту скотину. Это было все равно, что закрыть за собой ворота. Увидев, что вожак упал, жеребцы остановились и побежали обратно. Вот здесь и следы вдоль оврага. -- Может быть, они перебрались в другом месте и продолжали преследование? -- Если бы так, им пришлось бы пробежать десять миль, прежде чем вернуться сюда: пять вверх по оврагу и пять назад. Но ничего этого не было, мистер Колхаун. Не беспокойтесь, они больше не преследовали мисс Луизу. Перескочив через овраг, они с мустангером поскакали рядышком; совсем спокойно, как два барашка. Опасность для них миновала; а теперь они уже, наверно, поехали туда, где стоит фургон с припасами. -- Едем! -- сказал Колхаун с прежним нетерпением, как будто его кузине все еще угрожала опасность.-- Едем, мистер Стумп! Как можно быстрее. -- Не спешите, сделайте милость,-- ответил Зеб, спокойно слезая и доставая нож.-- Подождите минут десять. -- Подождать? Чего ради? -- раздраженно спросил Колхаун. -- Надо снять шкуру с этого жеребца. Хорошая шкура! Я получу за нее в нашем поселке не меньше пяти долларов. А пять долларов не каждый день найдешь в прерии. -- Будь она проклята, эта шкура! -- со злобой отозвался Колхаун.-- Едем, бросьте это! -- И не подумаю,-- с невозмутимым хладнокровием сказал Зеб, вспарывая острым лезвием шкуру на брюхе убитого животного.-- Вы можете ехать, если вам нужно, мистер Колхаун, а Зеб Стумп не тронется с места до тех пор, пока не взвалит шкуру на спину своей кляче. -- Ну послушайте, Зеб, что толку говорить, чтобы я возвращался один? Вы же знаете, что я не найду дорогу. -- Пожалуй, это похоже на правду. Да я и не говорил, что вы найдете. -- Ну, послушайте же, упрямый вы старик! Время очень дорого мне именно сейчас. А вы провозитесь со шкурой целых полчаса. -- Меньше двадцати минут. -- Пусть двадцать минут. Но для меня двадцать минут куда дороже пяти долларов. Вы ведь сказали, что такова цена этой шкуры? Бросьте ее здесь, а я обещаю уплатить вам за нее. -- Так-с. Это чертовски великодушно! Только мне что-то не хочется воспользоваться вашим предложением. Это была бы подлость с моей стороны -- принять деньги за такое дело, тем более что мы знакомы и нам по пути. С другой стороны, я не могу допустить, чтобы шкура стоимостью в пять долларов, сгнила бы здесь, не говоря уже о том, что ее могут растерзать грифы, прежде чем мне случится снова побывать в этих местах. -- Черт знает что такое! Но что же мне делать? -- Вы торопитесь? Так-с... Жаль, что я не могу сопровождать вас... Стойте! Незачем вам дожидаться меня. Вы сами найдете дорогу к месту пикника очень просто. Смотрите, вон там дерево на горизонте,-- видите, высокий тополь? -- Да, вижу. -- Так-с... Узнаете? Это чудное растение больше похоже на колокольню, чем на дерево. -- Да-да, теперь узнаю. Ведь мы промчались совсем близко от него, когда преследовали диких кобыл. -- Совершенно верно. Что же вам мешает теперь вернуться этой же дорогой, мимо тополя, и ехать по следам кобыл, только в обратную сторону? Так вы и приедете к месту пикника и увидите там мисс Пойндекстер и всю веселую компанию, выпивающую эту французскую ерунду -- шампэнь. И пусть себе пьют на здоровье, лишь бы не вспомнили о виски, а то мне нечем будет промочить горло, когда я вернусь. Колхаун уже давно не слушал цветистую речь старого охотника. Стоило ему узнать дерево, видневшееся на горизонте, как он пришпорил своего рыжего коня и поскакал галопом, оставив старика Зеба за его работой. -- Иосафат! -- воскликнул охотник, подняв голову и заметив, что капитана и след простыл.-- Не требуется особого ума, чтобы понять, из-за чего эта горячка; хоть я не больно догадлив, но сдается мне, что это самая настоящая ревность, которая рыщет по следам. Зеб Стумп не ошибся. Именно ревность заставила Кассия Колхауна поспешить в обратный путь, бешеная ревность. Впервые она начала мучить его в выжженной прерии; с каждым днем она становилась все сильнее, разжигаемая не только тем, что он действительно видел, но также и тем, что ему чудилось; и теперь наконец она подавила в нем все другие чувства. Мустангер подарил Луизе крапчатого мустанга и приучил его к седлу, а она приняла этот подарок, даже не пытаясь скрыть своей радости. Эти и некоторые другие наблюдения подействовали на уже разыгравшееся воображение капитана, и он проникся уверенностью, что Морис-мустангер стал его главным соперником. Скромное положение охотника за лошадьми, казалось, не должно было бы давать серьезных оснований не только для такой уверенности, но даже и для подозрений. Наверно, это и было бы так, если бы Колхаун не знал хорошо характер Луизы Пойндекстер; с детских лет она проявляла полную независимость, ей свойственна была смелость, граничащая с безрассудством,-- едва ли можно было надеяться, что она посчитается с обычаями своей среды. Для большинства женщин ее круга бедность и незнатность охотника за лошадьми могли бы послужить преградой если не для неравного брака, то по крайней мере для опрометчивых поступков; но Колхаун, стараясь представить в своем ревнивом воображении поведение Луизы, не мог надеяться и на это. Взволнованный событиями дня, так неудачно сложившегося для него, Колхаун скакал к месту пикника. Не спуская глаз с дерева, похожего на колокольню, он отыскал следы манады; теперь он уже не мог заблудиться. Ему оставалось только вернуться по собственным следам. Он ехал быстрой рысью -- гораздо быстрее, чем хотел бы его усталый конь. Всадника подгоняли мрачные мысли. Уже больше часа они всецело владели им -- их горечь он еще сильнее ощущал в своем одиночестве среди окружающей тишины. Колхауна не обрадовала даже встреча с двумя всадниками, которые показались вдали и ехали в том же направлении. Он сразу узнал их, хотя видел только спины, и то издалека. Это были виновники его горьких размышлений. Так же как и он, они возвращались по следам диких кобыл, на которые они только что выехали, когда он их заметил. Они ехали рядом, бок о бок. Видимо, увлеченные каким-то интересным разговором, они не заметили догонявшего их одинокого всадника. В отличие от него, они, казалось, не слишком торопились вернуться к обществу и ехали медленно; крапчатый мустанг то и дело замедлял шаг. Их позы, их явное невнимание к окружающему и, наконец, их медлительность,-- все это настолько усилило подозрения капитана, что он почти потерял самообладание. Подъехать галопом и грубо прервать их нежную беседу было первое, что пришло ему в голову. Еще раз он заставил свою измученную лошадь скакать быстрее. Однако через несколько секунд Колхаун натянул поводья, как будто переменив решение. До всадников не долетел еще топот копыт его лошади, хотя капитан теперь был всего лишь ярдах в двухстах от них. До него уже доносился серебристый голосок его кузины, которая, по-видимому, говорила больше, чем ее собеседник. Как интересен для них был этот разговор, если они даже не заметили его приближения! Если бы ему удалось подслушать, о чем они говорят! На первый взгляд казалось, что из этого ничего не выйдет. Но почему бы не попробовать? По-видимому, они настолько увлечены беседой, что такая возможность не исключена. Трава саванны мягка, как бархат, и легкие удары копыт совсем беззвучны. Колхаун был охвачен таким нетерпением, что не мог ехать шагом; но его рыжий конь охотно пошел иноходью, обычным аллюром лошадей Юго-Западных штатов. Едва поднимая копыта над землей, почти скользя по траве, он продвигался бесшумно, но быстро -- настолько быстро, что через несколько секунд уже догнал крапчатую кобылу и гнедого коня мустангера. Тогда капитан заставил своего коня замедлить шаг и идти в ногу с ними; сам же он наклонился вперед и с напряжением прислушивался. Судя по его позе, он готов был разразиться самой грубой руганью или же, быть может, схватиться за нож или револьвер. Его дальнейшее поведение зависело от того, что он услышит. Но ничего не случилось. Хотя два всадника, поглощенные своей беседой, были глухи к окружающему, слух их лошадей оказался более чутким, и, когда усталый рыжий конь, перейдя на шаг, тяжело ударил копытом, крапчатый мустанг и гнедой конь вскинули головы и громко заржали. План Колхауна потерпел неудачу. -- А! Кузен Каш! -- воскликнула Луиза, обернувшись к капитану, и в тоне ее прозвучало не столько удивление, сколько досада.-- Ты здесь? А где отец. Генри и остальные? -- Почему ты меня об этом спрашиваешь, Лу? Я знаю о них столько же, сколько и ты. -- Неужели? Я думала, что ты выехал нам навстречу. И они тоже... Ах, твоя лошадь вся в пене! Она выглядит так, словно ты скакал на ней долго, как и мы. -- Ты права. Я с самого начала бросился за тобой в надежде помочь тебе. -- В самом деле? А я и не знала, что ты ехал за нами. Спасибо, кузен. Я только что благодарила мистера Джеральда, который тоже поехал за мной и любезно спас меня и Луну от очень большой неприятности -- вернее, от ужасной опасности. Представь себе, за нами погнались дикие жеребцы, и мы мчались от них, буквально спасая свою жизнь. -- Я это знаю. -- Так, значит, ты видел, как они гнались за нами? -- Нет. Я узнал об этом по следам. -- По следам? И тебе удалось разобраться в них? -- Да, благодаря разъяснениям Зеба Стумпа. -- О! Он был с тобой? И вы ехали по следам до... до какого места? -- До оврага. Зеб мне сказал, что ты перескочила через него. Это правда? -- Луна перескочила. -- И ты была в седле? -- Конечно! Что за странный вопрос, Кассий! -- сказала она, смеясь.-- Или, по-твоему, я должна была ухватиться за ее хвост?.. А ты тоже перескочил? -- спросила креолка, внезапно меняя тон.-- И ехал по нашим следам дальше? -- Нет, Лу. От оврага я направился прямо сюда, предполагая, что ты вернешься раньше меня. Вот так мы и встретились с тобой. Луиза, казалось, была удовлетворена этим ответом. -- Ах, так! Хорошо, что ты догнал нас. Мы ехали медленно. Луна, бедняжка, очень устала. Не знаю, как только она доберется до Леоны... С той минуты как Колхаун присоединился к ним, мустангер не проронил ни слова. Без видимого сожаления он оставил общество молодой креолки и молча поехал впереди, снова вернувшись к своей роли проводника. Несмотря на это, капитан не спускал с него испытующего взгляда. А когда Колхаун ловил -- или думал, что уловил восторженный взгляд Луизы, направленный в ту же сторону,-- его глаза загорались дьявольской злобой. Длительное путешествие трех всадников могло бы привести к трагическому концу. Однако появление участников пикника предупредило такую развязку. Беглянку встретили хором восторженных возгласов, на время разогнавших другие мысли. Глава XIX. ВИСКИ С ВОДОЙ В поселке, возникшем вблизи форта Индж, гостиница была самым заметным зданием. Впрочем, это характерно для всех городов Техаса, выстроенных за последние сорок лет. Лишь в немногих старых городах, основанных испанцами, крепости и монастыри господствовали над другими зданиями; но теперь и там они уступили свое первенство, а иногда и сами превратились в гостиницы. Хотя гостиница форта Индж и являлась самым большим зданием в поселке, тем не менее она была невелика и не представляла собой ничего примечательного. Едва ли она претендовала на какой-либо архитектурный стиль. Это была деревянная постройка в форме буквы "Т", сооруженная из обтесанных бревен. Продольную часть здания занимали комнаты для приезжающих, а поперечная представляла одно большое помещение, в котором находился буфет, или, как его называют в Америке, бар. Здесь пили, курили и, не стесняясь, плевали на пол. Перед входом в гостиницу на дубу со спиленной вершиной раскачивалась вывеска, на которой с обеих сторон был изображен герой, нашедший славу в этих краях,-- генерал Захарий Тейлор31. Под портретом--название гостиницы: "На привале". Если вы когда-нибудь путешествовали по Южным или Юго-Западным штатам Америки, вы не нуждаетесь в описании буфета. В этом случае ничто не изгладит из вашей памяти бара гостиницы, в которой вы имели несчастье остановиться. Стойка тянется через всю комнату вдоль стены, на которой красуются полочки, уставленные графинами и бутылками, содержащими жидкость не только всех цветов радуги, но и всевозможных их сочетаний. За стойкой снует элегантный молодой человек -- так называемый бармен; только не назовите его трактирщиком, иначе вы рискуете получить бутылкой по зубам. Этот элегантный молодой джентльмен одет в голубую сатиновую блузу, или в куртку из белого полотна, или, быть может, просто в рубашку из линобатиста с кружевом, загофрированным Бог весть когда. Этот элегантный молодой человек, смешивая для вас "шерри коблер", смотрит вам прямо в глаза и разговаривает с вами о политике, в то время как лед, вино и вода, переливаясь из стакана в стакан, искрятся и создают что-то вроде радужного сияния за его плечами или же ореол, окружающий его напомаженную голову. Если вы путешествовали по Южным штатам Америки, вы, конечно, не забыли его? А если так, то мои слова напомнят вам его и окружающую обстановку: бар, которым он управляет среди полочек и разноцветных бутылок; вы вспомните стойку, пол, посыпанный белым песком, где иногда валяются окурки сигар и видны коричневые плевки; вы вспомните также и запах мяты, полынной водки и лимонной корки, жужжащие рои обыкновенных черных мух, мясных мух и больно жалящих москитов. Все это должно было врезаться в вашу память. Хотя гостиница "На привале" и мало чем отличалась от других подобных заведений Техаса, она все же имела свои особенности. Ее хозяином был не оборотистый янки, а немец, вполне оправдывавший репутацию своих соотечественников, которые считаются поставщиками лучших продуктов. Он сам прислуживал в своем баре; и, когда вы входили туда, вам приготовлял напиток не элегантный молодой джентльмен с душистой шевелюрой и в рубашке с рюшами, а степенный немец, который выглядел так трезво, словно он никогда не пробовал -- несмотря на соблазн выпить по оптовой цене -- ароматных напитков, которыми угощал своих клиентов. Местные жители называли его коротко: "Доффер", хотя у себя на родине он был известен под фамилией Обердофер. Была и еще одна особенность у этого бара, впрочем присущая не только ему одному. Как уже известно, гостиница имела форму буквы "Т"; бар находился в поперечном помещении, стойка тянулась вдоль стены, примыкавшей к главному зданию. На каждом конце бара была дверь, выходившая на площадь. Такое расположение дверей диктовалось особенностями местного климата: там, где термометр шесть месяцев в году показывает в тени больше 30 градусов, необходимо позаботиться о хорошей циркуляции воздуха. Гостиницы Техаса, как, впрочем, и все гостиницы Соединенных Штатов, служат одновременно биржей и клубом. Должно быть, именно из-за удобства и дешевизны гостиниц клубов в Америке почти нет. Даже в больших городах атлантического побережья клуб вовсе не является необходимостью. Умеренные цены в отелях, их превосходная кухня и элегантная обстановка мешают процветанию клубов, которые в Америке прозябают и будут прозябать как нечто ей чуждое. Это замечание все же главным образом касается южных и юго-западные городов, где кабачки и бары являются излюбленным местом свиданий и отдыха. Здесь собираются пестрые компании. Гордый плантатор не гнушается,-- потому что не смеет гнушаться,-- пить в одной комнате с бедняками, часто такими же гордыми, как и он. В баре гостиницы "На привале" можно встретить представителей всех классов и профессий, которые имеются в поселках, но только не крестьян -- в этих краях нет крестьян. Их нет в Соединенных Штатах, их нет и в Техасе. Вероятно, с того самого дня, как Доффер повесил свою вывеску, в его баре еще ни разу не собиралось столько посетителей, как в вечер после описанного пикника, когда его участники вернулись в форт Индж. Почти все они, за исключением дам, сочли необходимым закончить вечер в баре. Как только стрелка голландских часов, нежно тикавших среди разноцветных бутыл