о нескольких слов, вырвавшихся у Бена Браса, чтобы объяснить и это молчание и недовольство, читающееся на их лицах. -- Проклятие! Это большой плот! Глава LXXXI. НЕПРИЯТНЫЕ ДОГАДКИ -- Проклятие! Это большой плот! Что за странные речи ведет матрос и почему так зловеще звучит его голос? Откуда эти злые предчувствия? Почему это суденышко, которое они зовут "большой плот", внушает такой страх всей команде "Катамарана"? Ну, что касается Бена Браса и юнги Вильяма, здесь все ясно. Пусть читатель припомнит, как встревожились они сначала, услыхав точно так же, как сейчас, во мраке ночи, голоса Снежка и крошки Лали; с какими предосторожностями, с какой опаской они долго не решались приблизиться к негру, спрятавшемуся за бочками. Вспомним, почему они были так настороже: юнгу терзал настоящий ужас перед этой шайкой людоедов, которая не задумается его сожрать, а великодушный его защитник опасался стать жертвой их мести. Все эти страхи еще не были позабыты и ожили с новой силой при одной только мысли: а может, большой плот близко? Снежку незачем было бы так бояться матросов с "Пандоры", если бы не припомнилось ему кое-что. Как раз перед самым взрывом на невольничьем судне он понял по злобному обхождению капитана и его помощника, что они считают виновником катастрофы именно его. Негр знал, что это справедливо, и в то же время имел все основания полагать, что и остальные матросы отнюдь не заблуждаются на этот счет. Больше он с ними после этого не встречался, -- и к счастью для него, так как иначе они наверняка выместили бы на нем всю свою безудержную ярость. У Снежка хватило ума это понять. И вот почему он так же сильно, как Бен Брас и юнга, жаждал избежать дальнейших встреч с затерянным в океане экипажем погибшего корабля. Маленькой же Лали нечего было особенно бояться. Но она испугалась, видя страх своих спутников. -- Большой плот... -- проговорил Снежок, машинально повторяя последние слова матроса. -- Неужели это он, масса Брас? -- Разрази меня гром! Не знаю, что и думать. Снежок... Если только это он... -- А вдруг он, что тогда? -- спросил негр, видя, что Брас неожиданно остановился и не договорил. -- Ну тогда нам несдобровать, попадем в переделку! Навряд ли они разжились где-нибудь провизией с тех пор, как мы дали от них тягу! Чудно, право, как это они выжили, если только это действительно матросы с "Пандоры". Может, им, как и нам, удалось раздобыть мяса акулы, а может, они ели... Тут матрос внезапно оборвал речь, взглянув на Вильяма. Видно, то, что он хотел сказать, не годилось для ушей подростка. Впрочем, Снежок отлично его понял и в знак согласия глубокомысленно покачал головой. -- Опять же, насчет воды, -- продолжал матрос. -- В ту пору у них еще оставалось немножко, ну а сейчас наверняка вся вышла. Зато рому у них было--море разливанное! Да это и к худшему, отсюда и пошли все беды. Правда, во время дождя они могли набрать воду в рубашки или в брезент, как и мы. Только где уж им--не такие они люди, чтобы об этом позаботиться, когда рядом стоит вот эдакая бочища с ромом! Ну, а сейчас, я думаю, если у них и было чего пожрать--ты меня понимаешь, Снежок,--то уж воды ни капли! Подыхают, поди, от жажды. А раз так... -- ...а раз так, значит, они отберут у нас всю воду, какой мы запаслись. Тут нам и крышка! -- Это-то уж наверняка,--продолжал матрос.--Да ведь им этого мало--украсть нашу воду, что нам дороже всего на свете. Обдерут все дочиста, да еще и убьют в придачу... Дай Бог, чтобы это были не они. -- Что вы говорите, масса Брас? А если это гичка с капитаном и матросами? Как вы думаете? -- Что ж, может, и так, -- ответил Бен. -- Они у меня и вовсе из головы выскочили. Все может быть. Ну тогда еще с полбеды: нам нечего их так бояться, как тех, с большого плота. Пожалуй, им не приходится так тяжко. Ну, а если им и туговато, все же их не так много, чтобы нас запугать. Там и всего-то человек пять-шесть. Я беру на себя троих из шайки; ну а вы с Вильямом зададите хорошенькую взбучку остальным. Эх, кабы это были они! Но едва ли: лодка у них хорошая, есть и компас; стоило им только как следует взяться за весла, так их давно уж и след простыл. Эй, друг, у тебя уши получше! Навостри-ка их хорошенько да послушай. Ведь голоса матросов с "Пандоры" тебе все знакомы--попытайся, может, кого и признаешь. За все время, пока негромко, почти шепотом, шел этот разговор, таинственные голоса молчали. Сначала, как только они послышались, казалось, будто разговаривают два-три человека. Впрочем, звуки доносились крайне неясно, словно люди находились еще далеко или же говорили очень тихо. Теперь катамаранцы прислушивались, ожидая, не донесется ли до них какое-нибудь громче сказанное слово, и в то же время им этого вовсе не хотелось. Они предпочли бы никогда не слышать этих голосов. Одно время казалось, что их мольба услышана. Прошло целых десять минут--и ни звука, ни голоса... Сначала молчание успокоило их. Но вдруг в уме у Бена Браса мелькнула новая догадка--и все его думы и стремления приняли совершенно иной оборот. А что, если они слышали голоса совсем чужих людей? Почему это обязательно должна быть команда погибшего невольничьего судна: либо негодяи-людоеды большого плота, либо капитанская шайка на гичке? Кто знает, может, все-таки это разговаривают матросы на палубе китобойца? Бывший гарпунер об этом прежде не подумал. А теперь догадка так потрясла его, что он с трудом заставил себя сдержать крик: "Эй, на корабле!" Но помешала другая, быстро мелькнувшая мысль, которая снова призвала его к осторожности. Если эти люди, голоса которых они слышали, не команда китобойца, а матросы с невольничьего судна, то окликнуть их--значит, наверняка навлечь неизбежную гибель на себя самого и на своих спутников. Он шепотом поделился своими мыслями со Снежком, на которого они произвели точно такое же впечатление. Негру так же страстно хотелось крикнуть: "Эй, на корабле!" -- и в то же время он сознавал, насколько это опасно. Противоречивые чувства боролись в груди у обоих друзей. Как больно было думать, что тут же, рядом, так близко, что можно его окликнуть, находится корабль, который мог бы спасти их от всех опасностей! И, быть может, корабль так и пройдет мимо, бесшумно скользя по воде, скрытый от их взоров этим густым туманом. Еще какой-нибудь час, и он очутится далеко в океане, и никогда больше его команда не услышит зова наших скитальцев. Одно-единственное слово, один возглас -- и они спасены! И все-таки катамаранцы не решались: ведь этот крик может выдать их врагу и погубить. Ими овладело сильное искушение: рискуя жизнью, дать опасный сигнал. Несколько секунд они колебались -- молчать или окликнуть: "Эй, на корабле!" Но осторожность советовала замкнуть уста, и под конец восторжествовало благоразумие. Такое решение было принято не случайно. Бывший гарпунер пришел к нему путем размышлений, основанных на его прежнем профессиональном опыте. Если это китобойное судно, рассуждал Бен Брас, то оно должно вернуться на поиски кашалота. Команда знает, что кит убит: об этом говорят и буи и флаг. Бен Брас был уверен, что матросы непременно захотят вернуться на розыски кашалота. Именно эта уверенность все время поддерживала в нем надежду и заставляла его так долго оставаться подле кашалотовой туши. Не каждый день удается подцепить посреди океана этакую находку--кашалота, который может дать без малого сотню бочек спермацета! Он знал, что такое сокровище не бросишь на произвол судьбы, а попытаешься отыскать во что бы то ни стало. Все говорило за то, что голоса послышались с китобойца. А в таком случае команда, задавшаяся целью найти кита, едва ли решится продолжать путь в тумане. Скорее они лягут в дрейф и станут дожидаться, покуда погода не прояснится. Таким образом, катамаранцы все-таки могли надеяться, что, когда туман рассеется, они увидят страстно желанный корабль на месте. И они решили хранить молчание. Было еще очень рано. Заря только занималась. Когда появится светило и его могучие лучи разгонят мрак, тогда только наши скитальцы убедятся окончательно, чьи это голоса: людей или же людоедов, этих чудовищ в образе человеческом! Глава LXXXII. НЕОФИЦИАЛЬНОЕ СЛЕДСТВИЕ Им не пришлось дожидаться, пока спадет туман. Задолго до того, как солнце приподняло дымку с океана, катамаранцы уже знали, кто их соседи. Нет, то были не друзья, а смертельные враги, те самые, которых они так боялись. Открытие не заставило себя долго ждать. Дело обстояло так. Все трое, Снежок, матрос и Вильям, по-прежнему оставались на туше кашалота, внимательно вслушиваясь. Бен Брас с юношей стояли, а негр полулежал, приникнув своим большим ухом к коже кита; видно, он считал, что так слышнее. Напрягать слух им, однако, не пришлось. Когда наконец донесся звук -- это оказался человеческий голос, да такой громкий и грубый, что даже глухой мог бы его расслышать. -- Черт побери! -- воскликнул кто-то с явным изумлением. -- Поглядите-ка, ребята! Среди нас мертвец! Если бы эти слова произнес сам демон тумана, они не могли бы сильнее потрясти ужасом наших скитальцев, стоявших на спине у кашалота. Иностранный акцент и кощунственное ругательство могли изобличать любого, говорившего по-французски, но самый голос нельзя было не признать по его тембру: слишком часто гремел он у них в ушах с такими же резкими, неприятными интонациями. -- Ох, да это масса Легро! -- пробормотал негр. -- Каждый скажет -- это он! Друзья не ответили Снежку. Впрочем, ответа и не требовалось. В тумане зазвучали новые голоса. -- Мертвец? -- вскричал другой моряк. -- Ну да, так и есть. Кто такой? -- Да это ирландец! -- воскликнул третий. -- Смотрите, его убили! Вот и нож торчит меж ребер. Зарезан! -- Ну, это его нож! -- произнес кто-то. -- Как мне не узнать! Ведь раньше он мне принадлежал. Взгляните, там, на ручке, должно быть проставлено имя хозяина. Он тут же его и вырезал, в тот самый день, как купил нож у меня. Наступила пауза, матросы замолчали, словно желая проверить сказанное. -- Правильно! -- сказал один из них, продолжая вести самочинное следствие. -- Вот оно, имя, -- Ларри О'Горман. -- Он покончил с собой! -- произнес еще один, раньше молчавший матрос. -- Это самоубийство! -- А что мудреного? -- подтвердил другой. -- Так или иначе, ему была бы крышка. Вот парень и надумал: чем скорее, тем лучше, да и с плеч долой! -- Как так? -- спросил еще один, видимо, не согласившись с мнением тех, которые высказывались до него. -- Зачем же помирать было ему одному, а не всем нам? -- Забыл, что ли, брат, сегодня ему драться с мосье Легро? -- Нет, не забыл. А что с того? -- А ну-ка, пораскинь мозгами! -- Никак не пойму, почему именно он был на очереди отправиться к праотцам, а не кто иной. Эй, ребята, смотрите! Дело тут нечисто! Ирландца зарезали его собственным ножом! Это-то ясно. Вряд ли это он сам над собой совершил. На кой черт это ему сдалось! Тут дело нечисто! -- А виновник кто, на кого думаешь? -- Не знаю я ничего, братцы! Если видели, скажите. Кто-нибудь да знает, как все это вышло. Мокрое дело, не иначе! Назовите злодея!.. Молчание длилось больше минуты. Никто не отвечал. Если матросы и знали, кто убийца, они не собирались его выдавать. -- Послушайте, ребята! -- вмешался какой-то матрос, чей резкий голос прозвучал, словно крик гиены. -- Я хочу жрать, как акула, у которой все нутро рассохлось с голодухи. Давайте отложим разбирательство, покуда не перекусим. Там будет видно, кто его на тот свет отправил. А может, никто и не виноват. Ну, что скажете?.. Никто не ответил на это гнусное предложение. Тут опять раздался громкий крик, вызванный совершенно иной причиной. Все, что говорилось в дальнейшем, не имело никакого отношения к обсуждавшемуся вопросу. -- Огонь! Огонь! -- вопили голоса. -- Тот самый, что вы видели вчера ночью! Камбузная печь! Э, да судно близехонько -- всего каких-нибудь ярдов сто! -- Эй, на корабле! Корабль, эй! -- Эй, на корабле! Что за судно?.. -- Эй, вы, там! Что ж вы, черти, не отвечаете? -- За весла, ребята! Живо за весла! Заснули там эти олухи, что ли, глаз еще не продрали?.. Эй, на корабле, эй, эй!.. Нетрудно было догадаться, что значат эти речи. Матрос и Снежок безнадежно переглянулись. Они уже узнали, что творится за спиной у них. Там, в самодельном очаге, ярко пылал спермацет, и над огнем румянились бифштексы. Взволновавшись, они совсем позабыли обо всем этом. Пламя, светясь сквозь туман, выдало их присутствие людям на плоту. Катамаранцы услышали приказ сесть за весла, смутно уловили тотчас же раздавшийся плеск воды и поняли, что большой плот несется прямо на них. Глава LXXXIII. ЕСТЬ ВЫТРАВИТЬ ТРОС! -- Вон, вон они! Сюда плывут?.. -- пробормотал Снежок. -- Что делать, масса Брас? Если останемся, несдобровать нам! -- Останемся? Как бы не так! -- воскликнул матрос. Теперь он говорил громко, так как шептаться уже не было смысла. -- Все, что угодно, только не это!.. Живей, Снежок, живей, Вильям! Обратно на плот! Дай Бог ноги, только бы выбраться отсюда, с этой китовой туши, подобру-поздорову! У нас еще много времени, а там посмотрим, чья возьмет! Да не вешай ты нос, Снежок! Наш старый "Катамаран" -- суденышко что надо! Я строил его сам, а ты мне помогал. Помнишь, друг! Уж мне ли не знать, каков он на ходу! Мы их еще перегоним! -- Обязательно, масса Брас! -- подтвердил Снежок и сразу же вслед за матросом спустился вниз по канату на "Катамаран", где их уже ждал Вильям. Перерезать канат, которым маленькое суденышко было прикреплено к плавнику кашалота, и оттолкнуть плот от причала оказалось делом нескольких минут. Однако как ни кратки были эти мгновения, за это время взошло солнце и вся панорама чудесно изменилась. Туман, носившийся над океаном, почти растаял в его жарких лучах, и глазам открылась непривычная картина. Все предметы поблизости от убитого кашалота можно было охватить одним взглядом--все они были на виду. Как гигантская черная скала, возвышалась над морем туша морского великана. Сбоку виднелся крошечный "Катамаран" с поднятым парусом, только что отчаливший от нее. На нем хлопотала команда: двое мужчин и парнишка; ведь маленькая креолочка была только пассажиркой. Мужчины энергично работали веслами, а мальчик держал руль. Меньше чем в ста ярдах за кормой виднелся большой плот и на нем около двадцати неясно различимых фигур. Кто сидел за веслами и усердно греб, кто правил рулем, а кто возился с парусом. Два матроса стояли на носу, громко отдавая приказания. Все они, видимо, были поражены столь неожиданно открывшейся картиной и не знали, что подумать, куда держать курс. Люди на большом плoту были взволнованы и удивлены сильнее, чем катамаранцы: эти уже больше ничему не удивлялись. Они поняли все, едва только услышали голоса матросов, принимавших участие в своеобразном следствии, производившемся на плоту. Изумление, которое они испытывали сначала, теперь сменилось страхом. А матросы на большом плоту все еще не могли оправиться от потрясения. Да и не мудрено -- любого поразило бы это видение, которое так внезапно возникло у них перед глазами, сначала смутно рисуясь в тумане, но мало-помалу становясь все отчетливее. Сколько же здесь удивительного! Вон гигантская туша кита; на спине у него разведен костер, и языки пламени высоко вздымаются к небу; над огнем стоит "журавль", и на нем что-то подвешено для копчения; рядом -- плот, так похожий на их собственный, с таким же парусом и пустыми бочками, поддерживающими его на плаву; на нем хлопочут трое людей, -- все эти чудеса, все эти странные, необычайные явления могли изумить самого равнодушного наблюдателя. Некоторые матросы чуть языка не лишились на время; зато другие бурно выражали свое удивление громкими криками и возбужденными жестами. Первый приказ, который отдал Легро (это его голос услышали на "Катамаране"), был следующий: идти полным ходом к темной массе, или, вернее, к маяку, пылающему на ее вершине. Матросы тотчас же повиновались. Всех их мучил какой-то безотчетный страх: а вдруг огонек, как и прежде, снова скроется с глаз? Но по мере того как они подходили ближе и туман редел, все становилось виднее. Изумление матросов не уменьшилось, но они стали лучше ориентироваться в окружающей обстановке. Поспешное отступление катамаранцев само по себе уже было показательно: маленький плот отчаливал. Это больше, чем что-либо другое, помогло матросам с "Пандоры" понять, почему те пустились в бегство. Сначала они никак не могли сообразить, что это за люди на маленьком плоту. Было видно, что их четверо, но туман все еще мешал ясно разглядеть их фигуры, черты и выражение лиц. Будь там только двое, а вместо плота -- простой помост из досок, тогда, пожалуй, можно было бы догадаться. Ведь, помнится, именно на таком плоту удрали Бен Брас с мальчишкой. Может быть, это они и есть? Но кто же тогда двое остальных? И откуда взялись на этом стремительно убегающем суденышке шесть бочек, парус и прочие корабельные принадлежности? Матросы не стали терять время на догадки. Хватит и того, что эти четверо, увидя их, пустились наутек. Уже одно это казалось неопровержимым доказательством того, что у них имеется что-то ценное, что стоит спасать, -- неужели вода? Кто-то обронил это слово. Оно внесло сильнейшее смятение в эту разноплеменную команду, где все терзались мучительной жаждой. Не колеблясь ни мгновения, матросы кинулись к веслам и изо всех сил пустились в погоню за "Катамараном". Глава LXXXIV. ПОГОНЯ На веслах и под парусом матросы в несколько минут добрались до кашалотовой туши. Они ее хорошенько разглядели, догадались, как она сюда попала, но все еще не могли надивиться фейерверку там, наверху. Когда они проходили под сенью этой громадины, кто-то предложил сделать остановку, уверяя, что пищи здесь хватит на всех. Но большинством предложение было отвергнуто. -- К черту! -- загремел властный голос Легро. -- Пищи у нас вдоволь! Вода -- вот что нам нужно сейчас до зарезу! Где мы возьмем воду на ките? А вот у тех, кто удирает, кто бы они ни были, уж наверняка есть вода. Давайте сначала пустимся за ними! Нагоним -- и сразу же обратно. А если не удастся, вернемся все равно! Это показалось настолько разумным, что никто не возражал. Под одобрительный гул голосов решение было принято. Гребцы с новыми силами взялись за весла, и плот промчался мимо туши, оставив позади, за кормой, и черную массу и пылающий на ней маяк. Словно пытаясь оправдать свое поведение перед остальными, Легро продолжал: -- Не дрейфьте, найдем эту дохлую рыбищу! Глядите, туман рассеивается. Еще полчасика--и следа от него не останется. Да мы увидим эту китовую тушу миль за двадцать: вон какой дым от нее валит, словно из пекла! Гребите так, чтобы чертям тошно стало! Видите эти бочки?.. Уж будьте покойны -- в какой-нибудь из них отыщется водица! Подумать только -- вода! Пожалуй, не требовалось повторять это магическое слово, чтобы вдохнуть новые силы в измученных жаждой моряков. Они и так уже гребли что было сил. Погоня длилась примерно минут десять: их разделяло каких-нибудь двести ярдов или чуть меньше. Собственно говоря, они уже могли смутно видеть друг друга, но черты лица все еще нельзя было разглядеть. У катамаранцев было одно преимущество: они-то знали, кто гонится за ними по пятам. Зато матросы на большом плоту и понятия не имели, кто эти четверо и почему они так стремятся уйти от встречи. Было видно, что взрослых только двое, но это не давало ключа к разгадке: кто же эти беглецы? Разумеется, никто не подумал перебрать в уме всех, кто вместе с ними совершал рейс на "Пандоре". Но если бы это даже и пришло кому-нибудь в голову, ни один из них не поверил бы даже на минутку, что черный кок Снежок и португальская девочка, которую, кстати, редко даже видели на палубе невольничьего судна, сумели остаться в живых. Только когда туман совсем рассеялся--вернее, поредел настолько, что казался прозрачной дымкой, -- преследователи узнали беглецов. И тут все сомнения исчезли. Одного из четверых на палубе стремительно убегавшего суденышка можно было признать безошибочно. Этот гигантский округлый торс, покрытый черной кожей и увенчанный шарообразной головой, из всех живых существ на земле мог принадлежать лишь бывшему коку с "Пандоры". Негр разделся, чтобы ему удобнее было грести. Какое тут может быть сомнение! Разумеется, это Снежок. Как только негра узнали, матросы разразились криками. В течение нескольких минут воздух звенел голосами его бывших спутников, убеждавших африканца "отдать якорь". -- В дрейф, Снежок! -- кричали матросы. -- Зачем перерубил трос?.. Стой, погоди! Держись! Сейчас подойдем. Не бойся -- худа не сделаем... Снежок "держался", правда, не так, как хотелось бы его прежним сотоварищам. Все их просьбы имели как раз обратное действие, он с еще большей силой приналег на весла, чтобы избежать этой "дружеской встречи", грозившей, как ему было отлично известно, неминуемой гибелью. И Снежок не поддался на уговоры. К тому же Бен Брас подавал ему здравые советы. Поэтому негр оставался глух ко всем настояниям преследователей и в ответ только энергичнее работал веслами. Уговоры сменились приказами, затем угрозами и протестами. Матросы клялись жестоко отомстить Снежку и всячески расписывали те страшные муки, которые ждут его, стоит только ему попасться к ним в руки. Но угрозы не действовали, так же как и слезные мольбы. И матросы, мало-помалу убедившись в этом, притихли. Молчаливое, но упорное сопротивление, с которым Снежок отклонял все их домогательства, привело в ярость тех, кто раньше тщетно его молил, и в порыве злобы они с еще большей энергией пустились вдогонку за убегавшим от них суденышком. Между преследователями и беглецами все еще оставалось двести ярдов. Двести ярдов в океане, на ровном, без препятствий, пространстве! Что будет дальше: уменьшится ли расстояние и "Катамаран" попадет в лапы врагу или же расстояние будет увеличиваться и плот спасется? Глава LXXXV. ВСЕ БЛИЖЕ И БЛИЖЕ Что ждет катамаранцев--избавление или плен? Вот что занимало умы обеих команд: и тех, кто убегал, и тех, кто преследовал. Впрочем, вопрос этот и не обсуждался. На обоих плотах люди из сил выбивались: одни, чтобы убежать, другие -- помешать их бегству. Но как непохожи были причины, толкавшие на борьбу каждую из сторон! Катамаранцы верили, что, идя на веслах и под парусом, борются за собственную безопасность; и они не заблуждались, так как матросы с "Пандоры" охотились за ними с самыми враждебными намерениями, стремясь отнять у них все, даже самую жизнь. Так неслись они в безбрежном океане. Страх неудержимо гнал беглецов вперед. За ними летела погоня, обуреваемая кровожадными инстинктами. "Катамаран", бесспорно, превосходил большой плот мореходными качествами, и, будь только ветер немного посвежее, наши скитальцы вскоре оставили бы преследователей далеко позади. На беду, сейчас дул самый слабый бриз, и потому исход погони решали весла. Тут "Катамаран" сильно уступал своему сопернику: на нем имелась всего одна-единственная пара весел, а на большом плоту матросы располагали примерно двенадцатью парами, включая гандшпуги и прочие корабельные принадлежности. И в самом деле, когда команда пустилась в погоню, за весла взялась сразу целая дюжина гребцов. Пусть даже они гребли не в такт и неумело, все-таки им всем вместе удавалось нагонять скорость, большую, чем на "Катамаране", и экипаж маленького плота с ужасом увидел, что преследователи берут верх. Расстояние сокращалось хотя и не очень быстро, но заметно. Тревога росла: еще немного--и их настигнут. Под такой угрозой люди, склонные легко падать духом, прекратили бы всякие усилия и сдались бы на милость рока, казавшегося почти неизбежным. Но ни английский матрос, ни негр не были малодушными. Это были люди прочной закалки. Даже сейчас, когда исход погони складывался не в их пользу, они обменивались ободряющими словами, поддерживая друг друга в обоюдном решении: не складывать рук до тех пор, пока между ними и их безжалостными преследователями останется хотя бы только шесть футов. -- Нет, -- воскликнул матрос, -- не к чему весла бросать! От них пощады не жди, что от твоих акул. Знаю я их повадки!.. Держись, Снежок, ни одного удара веслом зря! Авось мы еще вымотаем из них душу! -- За меня не тревожьтесь, масса Брас! -- возразил негр. -- Я буду грести, пока есть хоть капля силы в руках и дыхание в груди. Будьте покойны! Казалось, команда "Катамарана" вступила в борьбу с самой судьбой. Но не все еще было потеряно. Что-то должно было их ободрять и воодушевлять на новые усилия Но что же? Чтобы ответить на этот вопрос, стоило только оглянуться назад. Там, на некотором расстоянии от преследующего их плота, на водной глади можно было заметить нечто новое. Наискось через весь горизонт протянулась темная полоса. Рядовой наблюдатель, пожалуй, не обратил бы на нее внимания, но для опытного глаза Бена Браса (моряк сидел за веслами лицом как раз в ту сторону) эта полоса имела особый смысл. Он знал, что скоро волнение на море усилится и ветер будет крепчать. Да и тучи, собиравшиеся с огромной быстротой за кормой, указывали, что надвигается буря. Бен Брас тут же поделился своими наблюдениями со Снежком. И это окрылило их надеждой на спасение. Оба думали, что сильный попутный ветер поможет им уйти от преследователей. По-прежнему сосредоточив все силы на том, чтобы вести вперед "Катамаран", они в то же время глаз не спускали с океана за кормой, следя за ним еще с большей тревогой, чем за нагонявшими их матросами. -- Эх, только бы не подпустить их близко!--прошептал Бен Брас товарищу-гребцу.--Продержаться бы еще хоть четверть часика! Бриз вот-вот настигнет, а тогда у нас будет хоть капля надежды. Сейчас они нас нагоняют, но ветер нагонит их, пожалуй, еще быстрее. Эх, подул бы ветерок, свежий, крепкий! Видишь, вода рябит там, в трех узлах, за кормой большого плота? Греби же, Снежок, коли жизнь мила! Гром меня разрази! Вон они нас нагоняют! В последних словах матроса прозвучала нотка отчаяния: как видно, "капитану" "Катамарана" положение стало казаться безнадежным. Снежок только печально кивнул головой в знак согласия: бывший кок разделял мрачные предчувствия своего товарища. Глава LXXXVI. ПЕРЕРЕЗАН ПОПОЛАМ Несколько секунд матрос и Снежок молчали. Оба были слишком заняты греблей и своими наблюдениями, чтобы найти время для разговоров. Преследователи подняли крик. Пока не было полной уверенности в исходе погони, матросы держались молча, но, как только они убедились, что их неповоротливый плот идет быстрее и перегонит "Катамаран", в воздухе снова зазвучали их дьявольские, злобные голоса. Беглецам вдогонку неслись грозные оклики, требования остановиться вперемешку с угрозами жестоко отомстить за неповиновение. Особенно выделялся угрожающими речами и жестами один из них, видимо занимавший важное положение на плоту. Человек этот был Легро. Стоя впереди, почти на самом носу, с длинным багром в руке, он, казалось, командовал остальными, всячески подстрекая их к нападению. Слышно было, как он рассказывал своим, что видел у беглецов съестные припасы и воду, целую бочку воды, прикрепленную к "Катамарану". Что до того, ложны или правдивы эти речи! Все равно они сделали свое дело, воодушевив матросов за веслами. "Вода!"--звенело музыкой в ушах у них. При одном звуке этого слова все как один напрягли свои силы до предела. Большой плот понесся еще быстрее, словно торопя развязку. Он нагонял своего соперника. Не прошло и десяти минут, как он очутился так близко от кормы "Катамарана", что решительный человек мог бы перепрыгнуть с одного плота на другой. Команда "Катамарана" смотрела с отчаянием--враг приближался... Они видели, как сзади набегают черные волны с белыми пенящимися гребнями; видели, как небо над головой у них все больше и больше заволакивается грозовыми тучами. Но, казалось, небеса грозно хмурились словно для того, чтобы сделать еще мрачнее ужасную судьбу, настигающую их. -- Разрази меня гром! Слишком поздно! Нам уже не спастись! -- вскричал Бен Брас, намекая на запоздалый ветер. -- Слишком поздно? -- откликнулся Легро с большого плота. Отвратительно было глядеть на француза: такой свирепый вид придавали ему белые зубы, хищно сверкавшие сквозь черные усы. -- Слишком поздно, говорите вы, Бен Брас? А почему бы это так, разрешите спросить? Для нас-то не поздно нахлебаться вволю из вашей бочки с водой! Ха-ха-ха!.. Эй ты, бродяга! -- продолжал он, обращаясь к негру. -- Ты что ж это весла не бросаешь? Черт побери! На что они тебе сдались, мерзкая черномазая образина? Не видишь разве -- еще несколько секунд, и мы всех вас возьмем на абордаж? Весла долой, говорю тебе, и не задерживай! Посмей только ослушаться -- шкуру спустим живьем, когда попадешься к нам в лапы!.. -- Никогда, масса Гро, -- гордо ответил Снежок, -- не спустить вам шкуру с меня! Живым не дамся -- раньше умру! Знайте, у меня есть нож. И, клянусь, не один из вас будет убит, покуда меня схватите! Так берегитесь же, масса Гро! Лучше вам связаться с самим дьяволом, чем наложить лапу на старину Снежка! Француз не удостоил ответом эту угрозу противиться до конца. У него не было времени вести дальнейшие переговоры. Сейчас плоты сошлись так близко, что все его внимание было поглощено каким-то новым замыслом. Легро, увидев, что "Катамаран" можно достать багром, схватил его и, наклонившись вперед, вонзил абордажный крюк в корму маленького суденышка. Одну-две секунды длилась борьба, и в результате оба плота, верно, столкнулись бы, если бы не находчивость английского матроса: ловким ударом весла он не только оторвал багор от плота, но и вышиб его из рук Легро. В то же мгновение француз, потеряв равновесие, покачнулся и внезапно провалился, но не упал навзничь, а продолжал держаться стоймя, словно ноги его попали в щель между бревнами плота. Так оно и было. Как только на обоих плотах оправились после первого потрясения, все увидели, что от Легро осталось только полчеловека--с подмышек до макушки; нижняя половина туловища застряла между досками, не дававшими французу целиком погрузиться в море. Быть может, для него лучше было бы совсем упасть в воду... Так или иначе, самый смелый прыжок вниз головой не мог бы кончиться для него более печально. Не успел он провалиться между бревнами, как из глотки у него вырвался отчаянный вопль и все черты внезапно побледневшего лица дико исказились. Очевидно, произошло нечто более страшное, чем простой шок от падения в воду по пояс. Один из товарищей -- тот самый злодей, его сообщник, о котором мы уже говорили,-- бросился вперед, чтобы освободить Легро из западни: было очевидно, что француз не может выбраться собственными силами. Матрос схватил его за плечи и начал было тащить вверх, как вдруг неожиданно выронил и с криком ужаса отпрянул назад. Столь странное поведение стало понятным, только когда все увидели, что обратило матроса в такое стремительное бегство. Это был уже не Легро и даже не его труп -- от него оставалась только верхняя часть туловища, начисто перерезанная на уровне живота словно гигантскими ножницами. -- Акула! -- вскричал кто-то, высказывая общую мысль, которая одновременно пронеслась в уме у всех: и у матросов на большом плоту, и у команды "Катамарана". Так плачевно завершилась жизнь этого грешника, который, безусловно, заслужил страшную кару и, наверно, не был достоин лучшей доли. Глава LXXXVII. НЕПРЕДВИДЕННОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ Зрелище, столь неожиданное и, главное, столь жуткое, не могло не произвести сильнейшего впечатления на всех, кто был его очевидцем. Настроение преследователей изменилось, и они на время почти приостановили погоню. В свою очередь, катамаранцы ослабили усилия. На несколько секунд и та и другая сторона словно оцепенели под действием каких-то чар. На обоих плотах поднятые весла замерли в воздухе. Эта передышка пошла на пользу "Катамарану", более легкому на ходу, чем плот преследователей. К тому же его команда скорее пришла в себя от изумления -- какое им было дело до того, что приключилось с Легро! Спутники полусъеденного француза еще не решили, продолжать ли им погоню, а катамаранцы уже ушли вперед на расстояние, равное нескольким плотам в длину: так стремительно убегали они от опасного соседства. Это удивительное событие настолько ужаснуло разбойничью шайку с "Пандоры", что одно мгновение они готовы были поверить во вмешательство сил, более могущественных, чем простой случай. Далеко не все из них были друзьями несчастного, на долю которого выпал столь необычный жребий. В их памяти все еще было свежо прерванное расследование; будь только оно доведено до конца, думали многие, виновность Легро была бы доказана и он был бы обличен как убийца О'Гормана. На большом плоту многие и не подумали бы продолжать погоню, если бы дело шло только о том, чтобы отомстить за Легро. Но они все находились во власти иного, более могущественного побуждения: их терзала жажда, и они были убеждены, что на убегающем плоту найдется чем ее утолить. На досках еще валялась половина туловища искалеченного француза. Но это недолго занимало их мысли. Вскоре они и совсем позабыли о нем, когда снова раздался крик "Вода!", заставивший их опять ринуться в погоню. Еще раз взялись они за весла, еще раз принялись грести изо всех сил, но -- увы! -- с гораздо меньшим успехом. Мучительная жажда все еще гнала их вперед, но в их действиях уже не было прежнего единодушия, которое всегда является залогом победы. Не стало человека, который заставлял их идти за собой. И матросы действовали теперь так нерешительно и несогласованно, что заранее были обречены на неудачу. Быть может, если бы все осталось неизменным, они наверстали бы упущенные возможности и со временем нагнали беглецов на "Катамаране". Но за эти полные волнения минуты передышки на море произошла перемена, которая должна была решить судьбу и беглецов и преследователей. Темная линия на дальнем краю горизонта, за которой с самого начала так пристально следили на "Катамаране", больше уже не была узкой полосой мрака. Все то время, пока длилась погоня, полоса росла и теперь закрыла небо и океан. Тяжелые, черные тучи заклубились на небе, быстрые пенящиеся волны вскипели на море, с разбегу ударяясь о бочки на обоих плотах. Все предвещало если не шторм, то, по крайней мере, сильный ветер. Казалось, теперь-то исход погони будет совершенно иной. И вот все переменилось. К тому времени, как потерпевшие кораблекрушение матросы на своем неуклюжем большом плоту снова пустились в погоню, они увидели, что более легкий на ходу "Катамаран", широко распустив по ветру парус, стремительно ускользает от них. Погоня прекратилась. Возможно, матросы и не отказались бы от нее, если бы волны, вздымавшиеся вокруг, не напомнили им о новой опасности. Пена захлестывала их с головой, океан с каждым порывом ветра грозил потопить их плохо управлявшийся плот. Хлопот у них было по горло, и, теряя последние остатки сил, они цеплялись за бревна своего кое-как сколоченного суденышка. Глава LXXXVIII. ШТОРМ НАДВИГАЕТСЯ Так еще раз катамаранцы избавились от страшной опасности, вырвались буквально "из когтей смерти". Тот самый бриз, который так вовремя умчал их от преследователей "Катамарана", вскоре превратился в сильный ветер и все крепчал, обещая перейти в еще более страшное для мореплавателей явление--в грозу океана, шторм. Плоты уже больше не были на виду друг у друга. И пяти минут не прошло после того, как Легро взял их на абордаж, а сильный ветер уже подхватил "Катамаран": быстроходное маленькое суденышко далеко унеслось вперед от громоздкого вражеского плота. Еще час -- и "Катамаран" благодаря хорошему рулевому был на несколько миль дальше к западу. В это время большой плот, который не мог идти на веслах и плохо слушался руля, казалось, отдался на волю ветров. Матросы, находившиеся на нем, безнадежно пытались идти в фордевинд. Несмотря на то что ветер крепчал, а океан все больше волновался, катамаранцы не отчаивались. Бен Брас словно не замечал опасности и уговаривал своих товарищей не падать духом. Были приняты все меры, чтобы предотвратить возможную катастрофу. Как только катамаранцы заметили, что преследователи остались позади и что с этой стороны опасность им больше не грозит, они тотчас же спустили парус на мачте, так как ширина его была слишком велика для все усиливающегося ветра. Его не убрали совсем, а только укоротили, зарифовав кое-как, чтобы наполовину уменьшить поверхность, подставляемую ветру. И это оказалось как раз тем маневром, который был необходим, чтобы сделать "Катамаран" еще более устойчивым на ходу. Нельзя сказать, чтобы "капитан" и его команда не боялись за безопасность плота. Наоборот, они испытывали сильный страх, столь естественный в их положении, и поэтому принимали все меры, чтобы избежать грозившей гибели. Положение, в котором они очутились, было для них совершенно ново. С тех пор как они соорудили свой незамысловатый плот, они ни разу не повстречали на своем пути шторм или хотя бы сильный ветер. С момента гибели "Пандоры" погода им благоприятствовала. Они плавали "в летних водах", посреди тропического океана, где нередко проходят целые недели, и ни ветры, ни волны не нарушают безмятежную морскую гладь, -- словом, в океане, где штиль опаснее шторма. До сих пор они еще не сталкивались с резкими атмосферными явлениями; самое большее--их подгонял свежий бриз, и тогда "Катамаран" проявлял себя как превосходный парусник. Но устоит ли он перед бурей, которая может перейти в шторм или даже в грозный ураган? Предвидя эти события, наши скитальцы не слишком были уверены в своем благополучии. Они трепетали от ужаса. И они со страхом глядели ввысь, на все мрачнеющее небо и на бурю, готовящуюся вот-вот обрушиться на них. Целое утро бриз все крепчал и в полдень стал очень сильным. К счастью для команды "Катамарана", он не перешел в шторм, иначе их утлое суденышко было бы разнесено вдребезги. Хотя волнение на океане по сравнению с тем, что происходит в шторм, было весьма умеренным, команда едва могла сохранять свой плот в целости. Мало радости было думать, что, случись настоящий шторм, "Катамаран" непременно разлетится на куски. Они могли лишь тешить себя надеждой, что, прежде чем это произойдет, они пристанут к твердой земле или, что еще вероятнее, их подберет какое-нибудь судно. Но сейчас катамаранцы и не помышляли о благополучном завершении странствий: так незначительны были шансы на спасение и такой отдаленной казалась самая его перспектива. Стоило им только задуматься над этим, как они вспоминали всю безвыходность положения и впадали в глубокое уныние. Впрочем, сегодня у них не хватало времени уноситься фантазией так далеко -- к концу своих скитаний. Их тело и дух были слишком заняты тем, чтобы не дать этим странствиям трагически оборваться. Мало того, что им приходилось держаться настороже перед каждой накатывающейся волной и следить, чтобы "Катамаран" выдерживал ее натиск,--н