к Журавлеву
Рябченко.
22
Журавлев повторил вопрос по-английски.
Пастер, немного помедлив, процедил сквозь зубы:
-- Мне это неизвестно, -- и отвернулся, давая по
пять, что разговор окончен.
Командир и переводчик покинули мостик.
-- Пойдемте в трюм к личному составу, -- предло
жил офицерам Рябченко.
Взглянув еще раз в сторону тонущего судна, мы увидели, что к нему
направляются два британских эсминца. На душе стало легче. Значит, помощь
будет оказана.
Спустились в трюм. Рябченко подсел к теплому камельку, пригласил
присутствующих придвинуться поближе. Затем не спеша обвел всех прищуренным
взглядом и спросил с улыбкой:
-- Каково быть пассажирами? Наверно, лучше сто
ять вахту на холоде, чем прислушиваться к взрывам, си
дя в теплом трюме?
Вопрос поняли не сразу, заговорили после небольшой паузы.
-- Почему не разрешают по тревогам выходить на верхнюю палубу? Трюм
ниже ватер-линии, и в случае чего выбраться из него... -- радист Тишкин
запнулся: понял, что разговор не ко времени.
-- Вы слышали поговорку: "Со своим уставом в чу
жой монастырь не ходят"? В трюме более ста человек.
Представьте себя на месте капитана. -- Командир эки
пажа посмотрел на обступивших его моряков. Лица их
были сосредоточенны. После небольшой паузы Рябчен
ко продолжал: -- А как же наши подводники воюют?
Много они бывают наверху? А глубинные бомбы на
них не сыплются?
Командир вынул из кармана пачку "Беломора", предложил рядом сидящим.
Краснофлотцы вежливо отказались и стали доставать кисеты с махоркой.
Закурили. Сделав две-три затяжки, Рябченко сказал:
-- Вот примем корабль, тогда фрицам всыплем пер
цу за все.
Присутствие в трюме командира, его уверенный тон и спокойствие
разрядили обстановку. Нервное напряжение спало, на лицах моряков засветились
улыбки.
Рябченко понимал настроение матросов, знал, что хотя они и опытные
специалисты, хорошие моряки, однако по-настоящему "войны не нюхали", не
слышали взрывов бомб, не видели гибели людей. Помнится, когда
23
к нашему эшелону в районе Кандалакши прицепляли платформы с зенитками,
у многих тогда появилась настороженность: а вдруг налетит вражеская авиация?
Здесь же еще хуже. Посадили всех в большую железную коробку, вместо оружия
выдали надувные спасательные жилеты и запретили выходить на палубу. За
бортом взрывы, звучат сигналы тревоги, грохочут пушки, а что происходит
наверху -- никто не знает. Это действует всегда удручающе.
Рябченко старался перевести разговор на отвлеченную тему, однако взрывы
за бортом не утихали, и мысли моряков возвращались к гибели судна.
А были на "Либерти" наши моряки? -- немного
"окая", спросил радиометрист Коля Коньков.
Сведений об этом еще нет, -- ответил капитан-
лейтенант Фомин.
А экипаж... спасали? -- с запинкой произнес
старший краснофлотец Рудь.
Да, два эсминца и транспорт находятся там, ---
ответил Рябченко.
В ледяной воде долго не продержаться. Обычно
через 15--20 минут наступает переохлаждение организ
ма, сердце останавливается, -- проговорил старший
лейтенант медслужбы Морозенко.
Ну, а если больше двигаться? -- испытующе
посмотрел на врача Алексей Головин, командир отделе
ния сигнальщиков.
Ты еще про горчичники спроси, -- улыбнулся
Повторак.
По трапу застучали каблуки. В трюм спускался Володя Журавлев. Губы его
были скорбно поджаты. Разговоры сразу смолкли. Журавлев принес печальную
весть: на торпедированном "Уильяме С. Тайере" размещался экипаж
"Достойного". Погибло больше двадцати человек. Команда была укомплектована
черноморцами. Там же находилось и девятнадцать подводников.
Никто из нас не знал черноморских моряков, однако искренне переживал
эту беду каждый.
Позже стали известны подробности случившегося.
...Время приближалось к 9 вечера, когда по распорядку дня команде
положено пить чай. В кают-компании собрались почти все офицеры. Командир
БЧ-П капитан-лейтенант Чулков, командир БЧ-V капитан-лейтенант-инженер
Дорофеев и командир БЧ-III старший лейте-
24
нант Молотов задержались. В ожидании чая шел разговор о предстоящем
праздновании Первого мая.
В верхнем кормовом трюме в это время проходило построение личного
состава для перехода в столовую, находившуюся в носовом трюме. Выравняв
шеренги, дежурный старшина 2-й статьи Вовк подал команду: "На -- ле-во!" --
и тут раздался огромной силы взрыв, через несколько секунд за ним последовал
второй. Настил вздыбился и обрушился. Вместе с обломками в воду попадали
люди.
Торпеды угодили в носовой трюм и машинное отделение. Корабль разломился
на три части. Носовая и средняя части судна через пять минут затонули, но
корма еще держалась на плаву. Случайно оказавшиеся в кормовой части офицеры
"Достойного" Л. Д. Чулков и И. Д. Дорофеев немедленно бросились в трюм к
личному составу. Они прежде служили на эсминце "Железняков" и боевого опыта
им было не занимать.
Осмотревшись, Чулков понял, что конвой продолжает следовать тем же
курсом, а помощи не видно. На всякий случай приказал комендорам стать к
кормовому орудию и подготовить боезапас к стрельбе -- ведь неизвестно, что
ожидает впереди. Затем Чулков взял на себя руководство спасением команды.
Веревками и подручными средствами стали извлекать из нижнего трюма
пострадавших. Дорофеев вместе с трюмными быстро осмотрел отсек и,
убедившись, что вода не поступает, организовал изготовление плота из крышки
люка. Оставшимся на корме Чулков объяснил обстановку, приказал ждать --
должна же подойти помощь. Тем, кто оказался в воде, были сброшены
спасательные средства.
Помощь подошла через полчаса, показавшиеся всем вечностью. Американский
транспорт "Роберт Идеи", шедший концевым в колонне, спустил шлюпки и в них
стали подбирать людей, плававших в воде. Британский эсминец "Вольтер" также
спустил шлюпку, а затем подошел к правому борту аварийного судна. Была
большая зыбь и пришвартоваться к транспорту удалось с трудом. Тем не менее
на эсминец сняли 70 человек. Другой эсминец -- "Олень" с подходом задержался
-- он описывал круги, сбрасывая глубинные бомбы на обнаруженную лодку.
Из воды в полубессознательном состоянии подняли штурмана "Достойного"
капитан-лейтенанта Льва Лез-
25
гина, командира зенитной батареи лейтенанта Виктора Бабия и несколько
старшин и краснофлотцев. Старпом "Достойного" капитан-лейтенант Владимир
Беспалов был без сознания. В течение двадцати минут ему делали искусственное
дыхание, растирали, и он очнулся.
Большую часть советских моряков удалось спасти. Погибло восемь
офицеров, четырнадцать старшин и краснофлотцев. Восемнадцать человек
получили ранения и контузии. Были жертвы и у американцев'.
Всех спасенных разместили на английском эсминце "Вольтер". Моряки
английского корабля радушно встретили пострадавших, поделились с ними
одеждой, накормили и обогрели. По прибытии конвоя в Англию (порт Гринок)
больных и раненых направили в госпиталь.
В тот предпраздничный вечер никому не хотелось спать. Погибли люди,
наши советские люди, и это не могло не взволновать моряков. Глубокая скорбь
в душе каждого соседствовала с жаждой мести фашистским пиратам за их
злодеяния. .Да и молодость брала свое. На нарах и импровизированных
"стульях" из ящиков и чемоданов офицеры сидели со старшинами и
краснофлотцами, беседовали о разных разностях.
Это удивило американского матроса, спустившегося в трюм. Широко
раскрытыми глазами он смотрел на командира, сидящего среди матросов, и так
растерялся, что забыл, зачем пришел. И как тут не растеряться, если в
"демократической" Америке не принято, чтобы офицеры находились в матросском
кубрике.
Что вы хотите? -- обратился к матросу главный
старшина Журавлев.
Командера2 просят в штурманскую рубку, -- до
ложил матрос.
Рябченко и переводчик вышли наверх. В рубке у радиоприемника сидел
второй помощник капитана. Из динамика, прерываемая писком "морзянки",
доносилась хрипловатая речь.
-- Немцы передают сводку военного командова
ния, -- сказал американец и жестом призвал к внима
нию.
Через несколько минут весь экипаж уже знал содержание сводки
гитлеровцев. Они сообщали, что, атакуя
1 ЦВМА, ф. 1401, оп. 19560, д. 3, л. 1.
2 Командер (англ.) -- капитан 3-го ранга.
26
наш конвои, потопили восемь транспортов и пять эскортных кораблей'.
Туго приходится фашистам, если так гарно бре
шут, -- прокомментировал краснофлотец Рудь.
Собака лает, а караван идет, -- добавил Головин,
командир отделения сигнальщиков.
До позднего вечера в трюме не прекращались разговоры.
Забравшись на верхнюю койку и пожелав своему другу "спокойной ночи", я
пытался уснуть. Но сон почему-то не приходил. Внизу ворочался на койке
Никольский.
Морская трагедия не выходила из головы. Многие из погибших пережили
суровые годы войны и не раз смотрели смерти в глаза. А тут эти торпеды...
Утром мы узнали, что враг не оставил надежду атаковать транспорты.
Ночью немецкая подводная лодка выпустила в эскортный корабль .акустическую
торпеду. Корабль имел на буксире акустический охранитель, и это спасло его
-- торпеда взорвалась за кормой.
Фашистские подводные лодки вели себя нагло и даже с рассветом не
погружались. В утренних сумерках самолеты с английского авианосца "Фенсер"
неоднократно атаковывали их.
Между тем волнение моря усилилось. За завтраком разговаривали мало. А
хотелось отвлечься от грустных мыслей -- ведь день-то какой -- Первое мая.
Каждый хорошо помнил, как праздновали его в предвоенные годы.
Это был уже третий военный Первомай. Его отметили праздничным обедом.
Каждому члену экипажа были выданы и "сто граммов". Старший кок Василий
Феофанов, большой мастер своего дела, на этот раз постарался особенно.
После обеда все перешли в соседний трюм, где обычно коротали время. Из
динамика доносились звуки легкой музыки. Вдруг мелодия прервалась,
послышался хрипловатый свист в эфире, а затем раздался четкий и хорошо
знакомый всем голос Левитана, читавшего Первомайский приказ Верховного
Главнокомандующего. Он словно вернул нас на Родину, приблизил к Москве, от
которой мы находились за тысячи ки-
1 "Морской сборник", 1945, No 4, с. 32.
27
лометров. Слова из приказа: "...Дело состоит теперь в том, чтобы
очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить
государственные границы Советского Союза по всей линии, от Черного до
Баренцева моря"!, произнесенные диктором с особым подъемом и
пафосом, глубоко запали в душу. Каждый из нас был готов сразиться с
ненавистным врагом, осквернившим родную землю. Поэтому еще сильнее стало
желание в кратчайший срок выполнить задание, вернуться с кораблями на
Родину, чтобы бить фашистскую нечисть. Об этом говорили моряки на митинге,
стихийно возникшем в трюме "Джона Леннона".
...Половина пути осталась позади. Мы все больше спускались к югу.
Заметно потеплело, чаще выглядывало солнце. Противолодочные самолеты
авианосца непрерывно летали вокруг конвоя. Однако гитлеровские лодки не
оставили попыток проникнуть через линию охранения.
Жизнь на судне без определенных занятий и обязанностей всем порядком
наскучила: тяжело военному человеку в боевой обстановке быть без дела,
особенно в таких условиях, в каких находились мы. Говорят, со стороны
опасность воспринимается острее. Это верно.
После Первого мая на "Джоне Ленноне" установили порядок: раз в сутки
транслировались последние известия из Москвы. Мы снова обрели связь с
Родиной. И в обращении хозяева стали приветливее, чаще вступали в разговоры,
угощали сигаретами. Просили монету или звездочку на память. Американские
моряки проявляли искренний интерес к Советской стране, к нашей жизни,
рассказывали о своей нелегкой службе.
Видя спокойные лица русских, порядок и дисциплину в советской команде,
американцы недоумевали:
Страх -- естественное чувство. Разве вы не испы
тываете его?
Испытываем, -- отвечали мы. -- Но страх мо
жет подавить и сломить только слабого человека.
А в чем ваша сила? -- допытывались хозяева.
В сознании долга перед своей Родиной, в готов
ности защищать ее не щадя жизни.
Постоянно поддерживали в нас боевой настрой, высокий моральный дух
заместитель командира по полит-
1 "Правда", 1944, 1 мая.
28
части Фомин и парторг Лысый. Лейтенант Лысый -- старый партийный
работник и опытный пропагандист, перед самым выходом в море раздобыл где-то
карту Европы, укрепил ее на деревянном щите в трюме. Красными флажками на
карте обозначил линию фронта. Она проходила уже через Прибалтику,
Белоруссию, Западную Украину и Румынию. Завершалось освобождение Крыма. За
дни похода флажки заметно переместились на запад, и это очень радовало.
Взглянуть на карту приходили и американские моряки. Успехи Красной Армии они
оценивали одним словом: "О'кэй!".
Беседы, митинги, коллективное прослушивание сводок с фронтов, игры,
концерты самодеятельности -- все это проходило в трюме. Такое тесное общение
членов экипажа, не знавших прежде друг друга, оказалось весьма полезным.
Мысли, настроение и поступки моряков были у всех на виду. Прошла всего
неделя, а многие успели подружиться, сблизиться. Экипаж становился здоровым
сплоченным коллективом.
На восьмые сутки пути слева по курсу открылась земля -- Оркнейские
острова, где расположена хорошо известная морякам всего мира английская
военно-морская база Скапа-Флоу. Через пролив Норт Минч, огибая островки и
мысы, вошли в пролив Ферт-оф-Клайд. 7 мая в час ночи транспорты стали на
якорь близ порта Гринок'.
Весть о прибытии советских военных моряков быстро облетела город. Как
только выгрузились, нас обступила возбужденная толпа местных жителей. Они
приветствовали нас, энергично выбрасывая вверх два пальца правой руки,
раздвинутых латинской буквой "V". Многие скандировали: "Секанд франт! Секанд
франт!" ("Второй фронт! Второй фронт!"). Как позднее выяснилось, англичане
были уверены, что советские военные моряки прибыли в Англию для участия б
высадке десанта на французское побережье. Забегая несколько вперед, замечу,
что через месяц после нашего прибытия в Гринок, 6 июня 1944 года, союзники
действительно высадились на северо-западе Франции. Мы, хотя и находились в
этот период в Англии, в этой операции участия не принимали. Перед нами
стояла другая задача.
1 Гринок -- небольшой город-порт с развитой судостроительной
промышленностью, расположен в 35 километрах западнее Глазго.
ИНЖЕНЕРЫ, ПЕРЕОДЕТЫЕ В МАТРОССКУЮ ФОРМУ
Прибывших в Гринок советских моряков двумя
группами отправили в военно-морскую базу Розайт. Перед посадкой в
вагоны представители английского Красного Креста каждому из нас вручили по
сандвичу.
В вагоне напротив меня сидел старший краснофлотец Иван Клименко. Он
молча жевал бутерброд и смотрел в окно.
О чем задумались? -- поинтересовался я.
А знаете, товарищ лейтенант, этот бутерброд в
общем-то пустяк, а приятно: все-таки внимание.
Я согласился с ним.
Вагончики с мягкими сиденьями были маленькие, но уютные.
Железнодорожная колея значительно уже нашей, и вагоны под стать колее.
Паровоз с крошечным тендером со стороны казался игрушечным, но вез довольно
быстро. Через полчаса поезд сделал остановку в Глазго -- третьем по
численности населения городе Англии и крупнейшем судостроительном центре.
Бросалось в глаза обилие рекламных щитов с названиями фирм и
судостроительных компаний: "Джон Браун", "Литгоу", "Харленд энд Вулф". Около
тридцати компаний заняли своими предприятиями прибрежную полосу на
протяжении 20 миль.
После короткой стоянки поезд помчался дальше. Верфи, роскошные жилые
дома и жалкие трущобы Гор-балз на южном берегу Клайда -- все это осталось
позади. Пригороды выглядели непривычно для нашего гла-
30
за: серые стандартные дома с многочисленными трубами на железных и
черепичных крышах; у домов -- карликовые палисаднички с яркой ухоженной
зеленью и узенькими асфальтированными дорожками.
Через два часа экспресс доставил нас в военно-морскую базу Розайт,
расположенную по соседству с красивым городом Эдинбургом -- столицей
Шотландии. Этот старинный город, родина знаменитого Вальтера Скотта,
раскинулся на холмах вдоль южного берега залива Ферт-оф-Форт. В
военно-морской базе Розайт нам предстояло принять линейный корабль "Ройял
Со-верин" ' и четыре подводные лодки.
Подводников поселили на стоявшем в ремонте авианосце "Чейсер", часть
линкоровцев -- на "Ройял Сове-рине". Команды эсминцев и остальную часть
экипажа линкора временно разместили на огромном пассажирском пароходе --
бывшем русском лайнере "Императрица России". На этом судне в 1920 году
бежали из Крыма остатки врангелевских войск. Англичане, верные своему
консерватизму, сохранили не только название парохода, но и русские надписи
на служебных помещениях и каютах.
В день нашего прибытия в базу произошел курьезный случай. Когда буксир
с экипажем "Живучего" швартовался к борту лайнера, наше внимание привлекла
группа матросов, стоявших у фальшборта этой громадины. Они выкрикивали
что-то в наш адрес на чистейшем русском языке.
-- Смотри, сколько русских эмигрантов, -- удивился
капитан-лейтенант Фомин.
-- И откуда они знают нас? -- недоумевали многие.
Поднявшись на борт "Императрицы", мы поняли
все. Матросы, которых мы приняли за англичан, оказались членами экипажа
эсминца "Достойный", которых 30 апреля подобрали английские корабли эскорта,
после того как немецкая подводная лодка торпедировала американский
транспорт. В тот трагический день многие моряки "Достойного" лишились
форменной одежды. Согласно правилам морского гостеприимства, англичане
1 Линкор "Ройял Соверин" вступил в строй в 1916 году.
Водоизмещение 33 500 тонн. Вооружение: 8 орудий калибра 381 мм, 12--152 мм,
4--102 мм и зенитные автоматы. Мощность машин 40 000 л с. Максимальный ход
22 узла, экипаж 1140 человек. ( . Е. Шведе. Военные флоты в 1937 г. М.,
Воениздат, 1938, с 14).
31
накормили спасенных, обогрели и снабдили своим обмундированием.
На "Императрице" рядовой состав "Живучего" разместился в носовых
кубриках, офицерам были предоставлены двух- и трехместные каюты, отделанные
красным деревом. Теперь все здесь лишь напоминало о былом великолепии --
убранство кают потускнело, а изрядно потертая кожа диванов и облупившаяся
краска на подволоке говорили о том, что судно "доживает" свой век.
Не очень уютно почувствовали мы себя в кают-компании во время еды.
Одновременно с нами за большим столом на восемь мест обедали офицеры
английских ВМС. Рядом за таким же столом сидели мы. Перед каждым в каком-то
непонятном нам порядке были разложены ножи, вилки, ложки разной формы и
размеров. Пожилой официант на большом подносе принес много мелких тарелочек
с острой и сладкой закуской. Посреди стола стояли небольшие сосуды и
бутылочки с соусами и приправами, а также два сосуда большого размера с
розоватой жидкостью -- как оказалось, для ополаскивания рук. В двух
тарелочках -- хлеб, очень мягкий и белый, нарезанный мелкими ломтиками.
Английская кухня не привела нас в восторг. От непривычного русскому
желудку чередования соленых и сладких блюд у многих заболели животы. В
следующий раз, чтобы избежать этой неприятности, командир артиллерийской
боевой части Лисовский решил схитрить: поданные официантом сладкие блюда он
отодвинул в сторону, оставляя их на "третье". Официант же, очевидно, решив,
что русскому они не по вкусу, убрал их вместе с грязными тарелками, оставив
Лисовского без "сладкого".
Эту оплошность не раз потом вспоминали на корабле и подшучивали над
Анатолием.
Но недолго нам пришлось пользоваться английской кухней. Через три дня
экипажи эсминцев покинули Ро-зайт. Специальный пассажирский поезд повез нас
к месту стоянки эскадренных миноносцев -- в Норт-Шилдс.
Слева из окон вагона видны были стапели многочисленных верфей, корпуса
судоремонтных заводов, портовые сооружения, доки со стоявшими в них судами.
Справа тянулись многочисленные заводские и фабричные корпуса, перемежавшиеся
жилыми строениями
32
больших и мелких "таунов"' и "вилиджей"2. Среди этого
нагромождения железа и камня островками казались редкие карликовые поля с
ранними всходами. То и дело мимо окон мелькали встречные составы. На бортах
товарных вагонов белой краской были выведены цифры, обозначавшие
грузоподъемность, -- 5 тонн. Это напоминало нам детскую железную дорогу.
Как-то не укладывалось в сознании: индустриальная мощь и "игрушечный"
железнодорожный транспорт.
На одной из остановок у паровоза собрались вышедшие размяться моряки.
Рослый, широкоплечий старший краснофлотец Рудь из артиллерийской боевой
части попытался рукой дотянуться до трубы паровоза. А Лисовский, любитель
пошутить, спросил его с серьезной миной на лице:
Рудь, как думаете, могли бы мы вдвоем пере
вернуть этот паровоз?
Разрешите попробовать, товарищ старший лейте
нант? Я и один справлюсь! -- поддержал шутку ко
мендор.
Приятно было видеть теплое отношение к советским морякам жителей
окрестных мест. Они приходили на станции, приветствовали нас из окон домов,
фабричных корпусов.
Поездка заняла около четырех часов. Норт-Шилдс, где нам предстояло
теперь жить и работать, это маленький городок на северном берегу реки Тайн,
предместье Ньюкасла. На противоположном берегу Тайна расположен Саут-Шилдс,
более крупный город со 100 тысячами жителей. В нем сосредоточены основные
судоверфи северо-восточного района Англии.
Эсминцы, выделенные для приемки, стояли "на приколе" в "Альберт-доке" и
"Тайн-доке". Нашему экипажу достался эсминец "Ричмонд"3, которому
в недалеком будущем предстояло стать "Живучим". Еще со стенки мы обратили
внимание на его, мягко говоря, необычный внешний вид. В архитектуре носовой
части
1 Таун (англ ) -- город.
2 Вилидж (англ ) -- деревня.
3 Корабль был заложен 10 июня .1917 г. в морском доке Кали
форнии (США) под названием "Файрфакс". Был спущен на воду
15 декабря того же года и 6 апреля 1918 года вступил в строй.
В 1940 году эсминец в числе 50 таких же кораблей был передан
Англии, где прошел модернизацию.
2 Г. Г Поляков 33
и мостика не было той стремительности, которая присуща кораблям
атакующего класса. Не впечатляло и артиллерийское вооружение: две пушки --
102-миллиметровая в носу и 76-миллиметровая в корме, четыре 20-миллиметровых
автомата "эрликон" и один (а не два, как обычно на эсминцах) трехтрубный
торпедный аппарат в средней части корабля. На баке был установлен
двадцатичетырехствольный противолодочный реактивный бомбомет "Хеджехог"
("Еж"), на корме -- два бортовых бомбомета и бомбосбрасыватели. Эсминец имел
две турбины "Парсонс" и четыре паровых котла "Торникрофт", обеспечивавшие
мощность 24 200 лошадиных сил и максимальный ход 26 узлов. Из новой техники
на нем были радар и гидроакустическая станция "Асдик". Самую же главную
"достопримечательность" корабля составляли четыре высокие цилиндрические
дымовые трубы.
Корпус эсминца при сравнительно большой длине (95 м) имел малую ширину
-- всего 9,3 м. Водоизмещение -- 1090 тонн1. Верхняя палуба была
в крайне запущенном состоянии, борта и надстройки во многих местах покрылись
ржавчиной.
Устроившись на новом "месте жительства", моряки разбрелись по кораблю
-- каждому хотелось получше рассмотреть свое "хозяйство". На ознакомление с
эсминцем много времени не потребовалось. Уже через полтора-два часа па
палубе и в кубриках шел оживленный обмен мнениями. Мы с Анатолием Лисовским
направились к группе краснофлотцев, расположившихся на юте. Еще издали
услышали голос старшего боц-,мана:
-- Это не боевой корабль, а "Севрюга" из кино
фильма "Волга-Волга".
Моряки дружно засмеялись. Потом кто-то запел:
-- А-ме-ри-ка Ра-ссии па-да-ри-ла па-ра-ход...
Снова взрыв смеха, ядовитые реплики...
Да, эсминец многим, как говорится, не приглянулся. Узнав о настроении
команды, Рябченко собрал офицеров:
-- Идите в кубрики и разъясните личному составу,
что корабль теперь будет наш. Все мы должны сами
привести в образцовое состояние, изучить механизмы
1 Tanes Figlur.'j Ships w. 1944--1945. p 68.
35
и оружие, чтобы умело использовать их в бою. Враг силен, и в борьбе с
ним пригодится старая техника, если она будет в умелых руках.
После небольшой паузы командир улыбнулся и не то в шутку, не то всерьез
сказал:
-- А вы знаете, что на эсминцах кованые кили? А это тоже что-то значит.
Тогда эти слова не произвели на нас впечатления, но впоследствии мы не
раз вспоминали их. Но об этом позже.
Разъяснения командира экипаж понял правильно. О "Севрюге" я ни разу с
тех пор не слышал на корабле. Но вот термин "шип"' прочно закрепился за
эсминцами.
У правого борта "Ричмонда" стоял "Челси", на котором разместился экипаж
"Жесткого", тоже укомплектованный тихоокеанцами.
У англичан уже был разработан план приема кораблей. Но нас он не
устраивал: слишком много времени требовалось для его осуществления.
Вице-адмирал Левченко предложил наш план, обеспечивавший более быструю и
продуктивную работу.
Чтобы как можно скорее освоить корабли, привести их в надлежащее
состояние, нашим экипажам нужно было прежде всего вселиться на них.
Настойчивые просьбы командования Отряда о немедленном размещении всех
советских экипажей на принимаемых кораблях шли вразрез с планами англичан, и
они пытались создавать разные помехи в этом. Дело дошло до открытых выпадов.
Начальник штаба военно-морской базы Розайт предложил командующему Отрядом и
его штабу переселиться с линкора "Ройял Соверин" на "Императрицу России",
мотивируя это жалобой командира линкора Пейджа на то, что ему "мешают
работать". Требование англичан было оставлено без внимания.
Все восемь эсминцев находились в вооруженном резерве. В том виде, в
котором корабли предъявлялись к передаче, принимать их было нельзя -- ни
один эсминец выйти в море не мог. Вооружение было крайне запущено. Торпедные
аппараты проржавели и не разворачивались. Не в лучшем виде оказались и
бомбовые
1 Шип (англ ) -- корабль, судно.
36
устройства. Стволы орудий имели большой расстрел. Без предварительного
освобождения от грязи и ржавчины главных и вспомогательных механизмов трудно
было оценить их техническое состояние. Котлы на четырех эсминцах требовали
смены водогрейных трубок, а главные машины нуждались в переборке и
перезаливке подшипников. Даже валы турбин заржавели. Водонепроницаемые
переборки были проницаемы не только для воды, но и для крыс и тараканов,
которые расплодились в трубопроводах и арматуре.
Из личных наблюдений и бесед с английскими моряками мы вынесли
впечатление, что в британском королевском флоте не принято следить за
содержанием техники и вооружения, что корабли здесь работают на износ.
Никому не было дела и до того, как расходуются топливо и материалы. Как-то я
попросил Честера, мин-но-артиллерийского офицера, заменить рваный
парусиновый мешок для отбора стреляных гильз у "эрлико-нов". Английский
офицер удивился:
-- А зачем вам собирать гильзы? Пусть падают прямо за борт.
Пока шла приемка эсминцев, мы невольно сравнивали все с тем, как это
делается на наших кораблях, с порядками на нашем флоте. И конечно же,
сравнение было не в пользу союзников.
На "Ричмонде", как и на других принимаемых кораблях, оставалась
небольшая сдаточная команда. Это привело к некоторому "перенаселению"
корабля. Нужно сказать, что хозяева, как истые джентльмены, предоставили нам
необходимые жилые помещения -- кубрики и каюты. Правда, те же "джентльмены"
назначили к нам офицером связи белоэмигранта лейтенанта Грима (в прошлом
Громова). Когда-то родители Громова имели рудники на Украине.
На "Жестком" офицером связи был лейтенант Кот-тон (он же Котов) -- тоже
белоэмигрант. Под стать им были "связисты" и на других кораблях.
Кроме сдаточной военной команды на эсминцах находились и рабочие доков,
устранявшие различные дефекты. Наши старшины и краснофлотцы работали рядом с
ними.
Несмотря на то что шла война, англичане жили по мирному регламенту.
Рабочий день у них начинался в девять и заканчивался в шестнадцать. Кроме
того, они
37
устраивали двухчасовой перерыв на обед. Работы продолжались всего
несколько часов, но главное было в том, что все остальное время внутренние
помещения корабля были заперты. Нам с трудом удавалось уговорить английского
старшину или матроса, чтобы тот открыл нужное помещение. Мы не могли
работать такими темпами. Изменить распорядок хозяева не соглашались.
Видя все это, мы возмущались. И вовсе не потому, что сами работали по
двенадцать часов в сутки и даже больше. Было обидно за свою страну, за свой
народ, который терпел неимоверные лишения во имя победы, а здесь наши
союзники по войне не только не стремились помочь нам быстрее ввести боевые
корабли в строй, но и всяческими проволочками и искусственными задержками
тормозили ход работ.
Наиболее трудными оказались первые недели, когда мы занимались тем, что
удаляли из трюмов грязь, мусор, очищали ржавчину. Работу обычно начинали
рано утром, в половине седьмого, с приходом англичан работали наравне с
ними, а когда они уходили, мы снова наводили на корабле порядок, а потом еще
учения и тренировки на боевых постах.
Длинный и насыщенный рабочий день требовал четкого планирования,
буквально по часам и минутам. Ежедневно в конце рабочего дня старпом на
совещании командиров подразделений подводил итоги работы за день, уточнял
задания на следующие сутки. Еженедельно проводил совещания командир корабля.
С первых же дней возникли трудности в общении с английскими
специалистами. Английские офицеры-переводчики отказывались работать со
старшинами и рядовыми матросами -- это было ниже их достоинства. Поэтому мы
вынуждены были обходиться своими силами. Частенько можно было встретить
краснофлотца с бумажкой в руке, разыскивающего кого-нибудь из команды, кто
знает английский язык: на бумажке у него было переписано какое-нибудь
наставление или элемент схемы. К сожалению, и технической документации на
кораблях было мало.
Выручала русская смекалка. Парторг пятой боевой части Семен
Циолковский, например, после отбоя несколько дней подряд спускался в
машинное отделение и до поздней ночи копался там в трубопроводах и на-
38
сосах. Таким образом он в совершенстве изучил масляную систему и
вычертил ее на бумаге.
Примеру парторга последовали коммунисты Барма-шов, Бухарин, Абрамов и
другие. Вскоре появились схемы электрооборудования, паропроводов и питания
котлов, схема водонепроницаемых переборок. Инженеры-механики Борис Дубовов и
Николай Никольский проверяли эти чертежи, сводили их в общую схему. Так
создавались общекорабельные документы.
В конце мая вице-адмирал Г. И. Левченко, придирчиво осмотрев "Живучий",
подвел итог:
-- На эсминце начинает чувствоваться дух советского моряка.
Эта оценка скупого на похвалу адмирала ободрила нас.
По мере знакомства с техникой росли наши претензии к англичанам. Это не
нравилось сдаточной команде. Случалось, впику нам или по оплошности
"хозяева" преподносили какую-нибудь "пилюлю". Одна из них досталась мне во
время моего дежурства по кораблю: ночью после стирки белья английские
матросы слили мыльную воду в трюм, который только накануне был выкрашен
краснофлотцами. Досталось тогда мне от старпома. Трюм пришлось осушать и
красить заново.
О медленных темпах ремонта Рябченко поставил в известность командующего
округом Ньюкасл контрадмирала Максвелла, когда тот посетил корабль.
Англичанин выслушал нашего командира с недовольной миной, однако вынужден
был признать справедливость замечаний, тем более что и на других эсминцах
дивизиона положение было не лучше.
Хорошо, хоть на линейном корабле "Ройял Сове-рин" и подводных лодках
механизмы и вооружение не требовали таких больших затрат труда. Приемка этих
кораблей шла быстрее.
Тем временем, пока шла приемка, пока члены команды осваивали новую
технику и вооружение -- каждый по своему заведованию, двое краснофлотцев --
радиометристы Александр Петров и Евгений Ба-ринов, командированные в Глазго,
изучали там в интернациональной школе Радара радиолокационное оборудование.
С других кораблей тоже были направлены в эту школу члены экипажа. Советские
моряки, прилежные и всегда подтянутые, пользовались особым
39
уважением к\рсантов, среди которых были представители разных стран --
греки, французы, поляки, канадцы, а также симпатиями местного населения.
Вспоминая учебу в Глазго, Александр Петрович Петров рассказывал о таком
эпизоде. Однажды он с товарищами смотрел в местном кинотеатре фильм "Сестра
его дворецкого". Когда Дина Дурбин запела по-русски: "Эх, раз, еще раз...",
краснофлотцы, услышав родную речь, дружно зааплодировали. Тут же фильм был
остановлен, в зале зажгли свет. Кто-то из англичан громко объявил: "Здесь
присутствуют русские моряки!" Многие зрители встали со своих мест и устроили
бурную овацию краснофлотцам. А когда фильм закончился, киномеханик
спроецировал на белый экран самый кончик ленты, на котором было нацарапано
по-русски: "Привет русским морякам!".
Многим жителям Глазго не доводилось прежде встречаться с советскими
людьми, и представление о нашей стране у них складывалось в основном по
дореволюционной литературе. В этом краснофлотцы не раз убеждались, знакомясь
с простыми англичанами. На одной из улиц Глазго наши моряки обратили
внимание на чучело медведя, установленное у книжного магазина. К лапе
медведя была прикреплена большая железная кружка для пожертвований.
Оказалось, что пожертвования предназначаются для нашей страны и что каждому
англичанину это понятно, ведь медведь в их представлении -- символ России.
Линкор и подводные лодки были приняты в срок. 30 мая на них был поднят
Военно-морской флаг СССР. Линейный корабль получил новое наименование --
"Архангельск". Подводные лодки стали называться "В-1", "В-2", "В-3" и "В-4".
Экипажи этих кораблей приступили к отработке задач боевой подготовки.
Приемка эсминцев из-за плохого технического состояния кораблей сильно
затянулась. Тем не менее уже через 8--10 дней после заселения экипажей
эсминцы начали выходить на ходовые испытания, которые выявили ряд новых
дефектов. На "Живучем", например, обнаружилась вибрация двух
турбовентиляторов и непригодность к эксплуатации парокомпрессоров. Много
дефектов было и на других эсминцах. Все это увеличивало объем ремонтных
работ.
40
Наши краснофлотцы и старшины, работая бок о бок с английскими рабочими,
постоянно устанавливали с ними дружеские контакты, помогали им продуктами,
делились табаком. Я не раз замечал, как рабочие, примостившись где-нибудь в
сторонке, ложкой, а то и пустой консервной банкой, черпали из бачка
принесенную краснофлотцами еду.
Не могли не вызвать улыбки неумелые попытки англичан свернуть цигарку
из махорки. Кое-как справившись с этим делом, они после первой же затяжки
начинали громко кашлять и чихать -- сказывалась многолетняя привычка к
слабым табакам. "Вери стронг!" '-- восклицали они.
Несмотря на языковой барьер, советские моряки и английские рабочие
хорошо понимали друг друга, а некоторые и подружились. Английским офицерам
это не правилось, так как многие из них были из привилегированных классов.
Один из командиров эсминцев владел большим парфюмерным магазином в Лондоне,
другой -- крупной скотоводческой фермой и Австралии.
Мы и раньше слышали, что в английском флоте существует кастовость, а
теперь имели возможность убедиться в этом сами. Командные должности занимают
там офицеры, относящиеся к так называемой белой кости"; все они, как
правило, выходцы из богатых семей. Те же. кто происходит из менее
обеспеченных слоев общества, -- "черная кость" -- довольствуются
1 Вери стронг (англ.) -- очень крепкий.
41
невысокими воинскими званиями, подолгу служат в одной должности без
перспектив на повышение.
Первую категорию на "Ричмонде" представлял помощник командира корабля
лейтенант Райт. Ему было около двадцати пяти лет. Родители его владели
крупными фабриками, имели родовое поместье где-то в Шотландии. Подчиненные
Райта -- чиф-инженер младший лейтенант Лидикольт и минно-артиллерийский
офицер младший лейтенант Честер, представлявшие на корабле "черную кость",
принадлежали к простым людям и привилегиями не пользовались, хотя и
прослужили на флоте более 20 лет. Перспектив на продвижение у них не было,
и, если бы не война, они давно бы уже находились в отставке.
Постоянно общаясь с нашими старшинами и краснофлотцами, английские
рабочие стремились побольше узнать о Советской стране, задавали самые
разнообразные вопросы. Им, конечно, охотно отвечали. И это тоже не всем
английским офицерам было по душе. А один из них однажды даже попытался в
связи с этим шантажировать нас.
В тот день дежурил по кораблю я. Подбегает ко мне офицер связи мистер
Грим, очень чем-то взволнованный.
-- Мистер Поляков, ваши матросы собрали рабочих на юте и подбивают их
на забастовку, -- выпалил он. -- Я должен немедленно сообщить в Лондон о
подстрекательстве и нарушении английских законов иностранцами, размещенными
на военном корабле.
Я счел это заявление вздорным. Однако на сигнал надо было как-то
реагировать. Предлагаю мистеру Гриму пройти в кают-компанию, а помощнику
дежурного главстаршине Гребенцу поручаю тем временем выяснить, что произошло
на самом деле.
Как только мы с офицером связи расположились для беседы за столом,
перед нами появилась легкая сервировка -- вестовой Иван Клименко хорошо знал
привычки и вкусы мистера Грима. Когда в кают-компанию вошел Гребенец с
докладом, английский офицер уже успел дважды осушить бокал с ромом.
Главстар-шина сообщил, что сведения мистера Грима не подтвердились. Просто
двое или трое английских рабочих остановили старшего боцмана и
поинтересовались условиями труда на советских судоверфях. Повторак, зная
42
всего десяток английских слов, с помощью жестов, пытался ответить на
вопросы.
Англичанин, как ни в чем не бывало, выслушал доклад, сделал удивленную
мину: дескать, не понимает, почему русские обеспокоены таким пустяком. Когда
Грим заговорил, язык его уже заплетался. Мы с помощником дежурного
поблагодарили господина лейте