такой идее относится вовсе не отрицательно, только признаваться не хочет. -- И выйду! -- вскинулся Воробей. -- И выйду! Что, презираете меня? Да? Презираете? А мне плевать! Я на вас всех плевал! Воробей действительно плюнул, но тягучая слюна повисла на подбородке. Он в истерике колотил кулаками землю, не замечая, как острые камни ранят руки. Парни подавленно молчали. Рыдания Воробья становились все глуше и тише. Наконец он затих, обхватив голову руками. -- А там Оля ждет-не дождется! Вот так вот! -- Чугун сделал свои излюбленные движения руками и бедрами, но никто его издевки не поддержал. Стас, глядя сосредоточенно в землю, в то место, где затушил окурок, вдруг произнес бесцветным голосом: -- Я тоже завтра выхожу, пацаны. Никто не ответил, и он торопливо продолжил оправдываясь: -- Мать письмо прислала. Давно уже. Болеет она сильно. Если меня убьют, то она не выдержит. Сестренка одна останется, а ей семи еще нет. Я бы один не смог, как чмо последнее. -- Он поднял взгляд в надежде увидеть сочувствие и поддержку. -- Пацаны, кто еще с нами? А? Все снова промолчали, погрузившись в свои собственные тяжелые думы. Только Ряба, глядя на небо сквозь дымок сигареты, произнес, ни к кому не обращаясь: -- В Афгане, ребята говорили, неделю на боевых, по горам скачешь. А потом две недели в расположении балду гоняешь. А тут с Дыгалой до войны не доживешь, раньше в гроб загонит. Стас с надеждой посмотрел на него. -- Ну так что, Ряба? Тот подумал и покачал головой. -- Не, Стас. Стасенко снова обернулся к Воробью, который уже пришел в себя, и, побледнев, разглядывал исцарапанные ладони. -- Ну что, Воробей, договорились? Только вместе выходим, одновременно, да? Воробей сглотнул комок в горле, помедлил и с трудом кивнул, пряча глаза. [. . .] 8 Провинция Парван. Афганистан. День 115-й [. . .] ...Армейская колонна, ползущая по горам, -- впечатляющее зрелище. Та "нитка", в составе которой девятая рота ходила на Анаву, была сущей мелочью по сравнению с серьезной проводкой. Первыми из-за дальнего поворота выскочили два "бэтра". Они на хорошей скорости пронеслись по дороге, поднимая пыль, которую тут же легким ветерком с гор унесло в сторону. -- Разведка, -- пояснил Афанасий. -- Головной дозор. Из-за холма, за которым скрывалась дорога, к небу поднималось серое облако. Это вздымали тонны пыли десятки автомобилей, натужно ползущих по горной дороге. Глухой гул доносился до ушей собравшихся на представление десантников. Только часовые оставались на своих постах. Гул шел как будто отовсюду, отражаясь от скал. Но вот из-за поворота вывернул танк, и рев моторов сразу стал яснее и громче, заполнив все пространство. Перед собой танк нес устройство, похожее на асфальтовый каток, только поднятое вверх. -- Минный трал, -- продолжал просвещать молодежь Афанасий. -- На опасных участках головной дозор пропускает этот танк вперед. Но здесь контролируемый участок. Перед нашей заброской поработали саперы, а при нас уже никто бы мин не наставил. -- Сколько их... -- прошептал Воробей, завороженный стальной змеей, медленно выползающей из-за поворота. БМП и БТР охранения сменили грузовики. Десятки грузовиков. Почти белая дисперсная пыль покрывала их от колес до крыши. Даже стекла запорошила эта пыль, и водители время от времени включали стеклоочистители, чтобы стереть налет. У многих машин лобовые стекла и дверцы были отмечены пулевыми пробоинами. Из опущенных окон свисали бронежилеты -- так водители пытались защитить себя от пуль. Среди машин выделялись "наливники" -- автоцистерны с топливом. -- Смертники, -- с уважением заметил Курбаши, когда вышла целая колонна бензовозов. -- Им хватает одной искры, чтобы даже костей потом не нашли. Стас невольно поежился, представив себя за рулем такой бомбы на колесах. Понять по другим машинам, что они везут -- муку, картошку или боеприпасы, -- просто невозможно. А "наливники" -- вот они, даже целиться особенно не надо. Только не служивший в Афганистане мог сказать, что водитель -- "блатная" должность в армии. А водилам-наливникам можно бы давать орден сразу, только за то, что они водители. Погребняк вертелся на одном месте. Что-то было не так, и он никак не мог понять что. -- А вертушки где? -- наконец сообразил он. -- В гнезде, -- ругнулся Кравцов, присаживаясь рядом и напряженным взглядом осматривая окрестности. -- У них здесь зона передачи. Они выработали топливо. А вот смена что-то задержалась, будут только через четверть часа. Кто-то там облажался при согласовании. -- А как так может получиться? -- заинтересовался лежащий рядом с автоматом Лютый. -- У вертолетов такой маленький радиус действия, что ли? Прапор с капитаном переглянулись и дружно заулыбались. -- Видишь ли, Лютаев, -- пояснил капитан. -- У вертушек скорость несколько больше, чем у машин. Поэтому они не просто их сопровождают. Они круги над ними нарезают. Поэтому пролетают они значительно больше, чем за то же время проезжают машины. -- Да, глупость спросил, -- почесал в затылке Лютый. Железная река текла перед глазами солдат. Чугун крепко сжимал приклад своего ПК. Он весь дрожал. И только через несколько минут понял, что не он дрожит, а сама земля, по которой катились сотни тонн закованных в сталь и броню механизмов. Внезапно все изменилось. Никто сначала не понял, что произошло. Раздался тихий шелест, почти не слышный в многоголосом гуле, и танк, шедший в середине колонны, вдруг клюнул носом. Под его колесами в разные стороны брызнули камни, и широкая лента гусеницы, размотавшись, хлобыстнула по бетонному покрытию дороги. В следующий миг мир раскололся. Воздух разом наполнился тугими стальными струями, сметавшими с брони десант. Грохот затопил все вокруг. Все случилось в какие-то доли секунды. Опытные, уже побывавшие в боях десантники действовали на рефлексах, а вот новичкам понадобилось немало времени, чтобы понять, что произошло нападение. На их обезумевших глазах одновременно вспыхнуло несколько машин. Из кузова одной из них с воплями выпрыгивали горящие солдаты, падали на землю и катались, пытаясь сбить огонь. Тут их и настигали беспощадные пули. Граната ударила в борт БМП, разорвав пополам сидевшего на ней пехотинца. Тут же сдетонировал боекомплект, башня БМП подлетела на два метра, вышвырнутая столбом пламени, неуклюже перевернулась в воздухе и тяжело рухнула на землю, сминая ствол пушки. На земле разверзлись врата ада. Вой, грохот, взрывы, крики, команды -- все перемешалось в жуткую какофонию боя. Солдаты прыгали с брони и из кузовов машин, прятались за корпусами БМП и поливали свинцом окрестные горы, лупя вслепую, пытаясь пальцами автоматных очередей нащупать невидимого врага. -- Где они?! -- в ярости орал Кравцов, бессильно вертя головой. Грохот затопил все пространство, и в нем уже невозможно было разобрать, откуда началась стрельба. Бойцы мгновенно заняли оборону по периметру, но куда стрелять -- совершенно непонятно. Воробей расширенными от ужаса глазами смотрел, как "наливник" вспух ярким оранжевым шаром, выплеснув из себя тонны адского огня. Водитель успел выскочить из кабины и покатился по камням под откос. Обрыв здесь неглубокий, всего метров пять, но и такого хватало, чтобы колонна намертво встала, закупоренная подбитым танком. Те, кто впереди, на максимальной скорости уходили дальше, чтобы вырваться из смертоносного капкана. Вот полыхнул еще один бензовоз. Идущий вслед за ним КАМАЗ начал тормозить, но не успевал. Щебенка полетела из-под колес, но масса груза толкала его вперед. Медленно, безумно медленно, как в замедленной съемке кошмарного фильма, куцая кабина грузовика ткнулась в горевший костер и осталась там. Водитель выпрыгнуть не успел, до последнего момента пытаясь остановить машину. Даже сквозь грохот боя слышались отчаянные крики сгоравшего живьем человека. Внутри Воробья все омертвело, когда БМП отвернула пушку от плюющихся смертью гор и короткой очередью саданула по горящему клубку, туда, где находилась кабина, чтобы прекратить мучения шофера. Время тянулось вечностью, хотя на самом деле с начала боя не прошло и тридцати секунд. -- Вон они! -- заорал Чугун, вытянув руку в сторону той самой проклятой площадки, которую разведывал Курбаши. Действительно, над маленьким плато виднелись головы в чалмах, лупившие из гранатометов и пулеметов по колонне. Пост десантников они игнорировали, занятые более жирной добычей. Чугун припал к пулемету, и засадил туда длинную очередь. В поднявшейся пыли было трудно понять, попал он из своего кривоствола или нет. Но теперь свой огонь душманы перенесли и на позицию десантуры. -- Всем в укрытия! -- скомандовал Каграман, когда пули начали сбивать камни с выложенных стенок в непосредственной близи от его солдат. -- Рота! Он не успел отдать приказ. Из своей щели выскочил Ряба с перевязанной головой. Все его лицо скривилось от ужаса, рот исказился в крике. -- Не-е-е-т! -- заорал он, зажимая уши ладонями. -- Не-е-е-т! Не надо! А-а-а-а! Не надо! Он бежал по позиции в полный рост, не разбирая дороги. -- Стой, дурак! -- крикнул Кравцов и метнулся к нему, чтобы сбить с ног. Их накрыло одной очередью. Рябе досталась только одна пуля. Прямо в голову. Кравцов принял на себя остальное всей своей широкой грудью. Он все-таки сбил с ног сошедшего с ума от войны солдата. Приподнялся на руках, увидел, как по свежему бинту расплывается новое кровавое пятно, глухо застонал и ткнулся лицом в пыль. Каграман, злой великан, наводивший ужас на баграмских духов, умер. -- Капитана убили! -- отчаянно закричал Погребняк, вскакивая на ноги. -- Рота, за мной! "Утесы" -- накрыть площадку! Воробей оглянулся на колонну последний раз. Там танк безуспешно пытался столкнуть с дороги горящий "наливник". Пушка танка легко проткнула пылающую цистерну, и танк сам едва не превратился в костер. Тогда он отъехал на десяток метров и в упор саданул из пушки, выстрелом сбросив машину под откос... ...Десантники летели на крыльях мести. Почти отвесные склоны расщелины, которые разведка Эркенбаева преодолевала почти полчаса, они проскочили за пару минут, не глядя под ноги. Каграмана нельзя убить! Он олицетворял всем своим существом незыблемость и непобедимость. Погибнуть так просто, не в схватке, а от шальной пули -- не укладывалось в голове. На насыпь, примыкавшую к площадке, "красноярцы" влетели одними из первых -- сказывалась подготовка прапорщика Дыгало. Опередил их только Погребняк, которого с Кравцовым связывали два года, проведенные в постоянных боях. На площадке, усыпанной стреляными гильзами, никого уже не было. -- В кяризы ушли! -- крикнул Хохол. Он подскочил к одному из круглых отверстий в земле, похожих на сухие колодцы. Одну за другой швырнул туда три гранаты. Под ногами дрогнула земля, из отверстий вверх, как из жерл вулканов, взметнулись столбы пыли и дыма. -- Огонь! -- скомандовал прапорщик. Десять рожков и две пулеметные ленты, выпущенные вниз, не должны были оставить там ничего живого. -- Курбаши, Афанасий, Лютый, Воробей -- за мной! Хохол шагнул в колодец и скрылся под землей. Пыль висела там сплошной стеной, забивая глаза и горло. Внизу оказался зал, в потолке которого пробиты те отверстия, в которые спрыгнули десантники, а в стенах виднелось несколько подземных ходов, по которым можно пройти только на корточках. Хохол дал длинную очередь в один из ходов, а потом добавил из подствольного гранатомета, отскочив в сторону. Осколки камня вылетели оттуда обратно, как из пушки. К прапору подбежали бойцы, которых он позвал с собой. -- Стоять! -- скомандовал он. -- Здесь мы их не достанем. О, Воробей, а куда автомат дел? Голыми руками духов рвать собрался? Все обернулись. Воробей действительно стоял без оружия. Он смущенно улыбнулся и посмотрел наверх. В одном из колодцев на фоне неба виднелась темная поперечина. Когда Воробей спрыгивал в кяриз, он держал автомат перед собой, и тот просто зацепился за края, вырвавшись из его рук. -- Головорез! С одним ножом на духов ходит! -- заржал Афанасий, разглядев у Воробья на поясе трофейный афганский "пчак". Даже в такой момент никто не удержался от смеха, включая и самого Воробья. -- Ладно, уходим, -- махнул рукой прапорщик, отсмеявшись. -- А как же... -- не понял Лютый. -- В кишлак они ушли, -- пояснил Хохол и добавил, играя желваками. -- Сейчас мы их там навестим. Сверху, с площадки, колонна на дороге просматривалась как на ладони. Танкисты уже закончили ремонт гусеницы, который начали еще под обстрелом. Раненых уже погрузили на машины. Тяжелых подняли вверх, на позиции десантников, чтобы их забрали вертушки, которые должны подлететь вот-вот. Колонна снова двинулась вперед, столкнув с обрыва сгоревшие машины. Обстрелы на этой дороге не считались чем-то необычным. -- Растяжки сняли ночью, наверное, -- виновато сказал Курбаши, показывая на тонкую леску, валявшуюся среди гильз. -- Неизвлекушки надо было ставить, -- хмуро ответил Погребняк. -- Кто ж знал, -- развел руками казах. -- Должны знать, -- сплюнул Хохол. -- Расслабились в Баграме, блин. Два месяца мира. Надо не растяжки, а пост здесь оставлять. Эх, чего уж теперь. Даст нам Островский просраться... Погребняк принял командование на себя, хотя были люди званием и постарше. Но что значат лейтенантские погоны против боевого опыта? -- Возвращаешься в расположение, -- приказал он одному из лейтенантов. -- Берешь человек десять с собой, авианаводчика и в обход. Так километров пять будет, да по кручам. Зато зажмете их, когда отходить будут. А мы напрямую, по тропе рванем. -- Опасно, -- засомневался лейтенант. -- На тропе наверняка засада будет. -- Значит, засадим, -- отмахнулся Хохол. -- Приступаем. Группа легким бегом продвигалась по дну ущелья вдоль его стен. Старослужащие во главе с Погребняком бежали впереди. Молодые замыкали отряд. В крови закипал боевой азарт. Это была уже настоящая война. Страх глушился адреналином. Они еще не осознавали до конца, что погиб командир, что убит их товарищ. В мозгу стучала только одна мысль -- догнать и отомстить. Боль придет потом. Сейчас ей не было места в сердце. -- Стой! -- Хохол поднял руку в предупреждающем жесте. Ущелье делало небольшой поворот. Отличное место для засады. Погребняк подобрался к выступу, напрягся и одним прыжком перескочил открытое место, с ходу рухнув за валун на другой стороне. Грохот автомата лупанул по стенам, отразившись от них и усилившись. Пули взвизгнули, рикошетя от камней. Но стрелок опоздал. Погребняк зло ухмыльнулся и поднял большой палец, дескать, все нормально. Афанасий попытался высунуться, чтобы определить, откуда стреляют, но пули стеганули по камням прямо перед носом и посекли каменной крошкой лицо. -- Вот, бля! -- выругался сержант, вытирая выступившую из мелких ссадин кровь. -- Чуть без глаз, сука, не оставил! Он выставил из-за угла автомат и дал длинную очередь вслепую. Но это было равносильно тому, чтобы в темном спортзале да с завязанными глазами пытаться убить комара. -- Побереги патроны, -- посоветовал Хохол. Он был безмятежен. "Красноярцы" ошеломленно смотрели, как он достал сигареты и спокойно закурил. Завидев дымок, невидимый стрелок засадил по камню, за которым прятался Хохол, длинную очередь. Очень длинную. Но валун не взять было и из гранатомета. -- Похоже, пулемет, у него, -- заметил Курбаши. Хохол согласно кивнул. Он ненадолго задумался. -- Фермопильский проход какой-то, -- произнес Джоконда. -- Он тут один может целый полк держать. -- Какой проход? -- не понял Лютый. -- Фермопильский, -- пояснил Джоконда. -- В Древней Греции как-то триста спартанцев в узкой теснине остановили огромное персидское войско. Проход между скал узкий, и персы не могли атаковать всей силой. А один на один в рукопашной схватке равных спартанцам не было. Вот и не смогли персы их побить. Погребняк принял решение. -- Эй, художник! Ты правда из своей винтовки можешь картины рисовать? -- На стрельбище получалось. -- Тогда слушай сюда. Сейчас возвращаешься метров на триста назад. Там есть промоина в стене. Поднимешься по ней повыше, пока та скала, за которой вы сейчас стоите, не перестанет мешать. Только очень аккуратно, чтобы он тебя не заметил. Мы тут будем постреливать, отвлекать его. Но все равно нужно скрытно выдвинуться. Залезешь, прицелься хорошо. Тебе отсюда не видать его, но там одно такое место. Две скалы как вилка стоят, и между ними кустик. Вот за ним он и прячется. Выцели хорошо, не спеши. Один выстрел у тебя будет. Если с первого не завалишь, он сам спрячется и тебя засечет. Справишься? Дистанция большая, все пятьсот метров будет. -- Справлюсь, -- уверенно ответил Джоконда, закинул "весло" на плечо и рысью побежал назад. Время тянулось ужасно медленно. Казалось, что они уже час сидят в каменном мешке, и только взгляд на часы показывал, что прошло не больше пятнадцати минут. На каждый выстрел или движение пулеметчик отвечал шквалом огня. Недостатка в патронах он, по всей видимости, не испытывал. -- Да где там твой Айвазовский? -- теряя терпение, пробурчал Афанасий. Именно в этот момент сзади щелкнул раскатистый и хлесткий, как удар бича, выстрел из СВД. -- Глянь-ка, попал, -- удивленно протянул Хохол, осторожно выглядывая из-за камня. По каменной осыпи, кувыркаясь, слетел пулемет, такой же, как у Чугуна. Хозяин его навечно залег на своей позиции. Чугун кошкой метнулся к трофею, осмотрел его со всех сторон и умоляюще попросил: -- Товарищ прапорщик! А можно его взять? Он новенький совсем, а из моего только родню расстреливать, один хрен не попадешь! -- Бери, -- легко разрешил Хохол. -- Только свой не потеряй, его надо будет обратно в часть привезти, а там что-нибудь придумаем. Помидор мне должен. Вперед! -- скомандовал он, когда Джоконда догнал группу. Они чуть не проскочили ответвление, ведущее к кишлаку. Хорошо, что Джоконда знал дорогу. Наконец скалы расступились, и перед ними возник кишлак, лежащий в низине. В селении было тихо, людей на улице не видно. -- Слушай мою команду, -- приказал Погребняк. От его неформальности не осталось и следа. В бою он не Хохол, а прапорщик, командир их небольшого отряда. -- Джоконда и Чугун остаются здесь, держат под прикрытием весь кишлак. Если что заметите, лупите сразу, без предупреждения. Радист со мной выдвигается на окраину, вон на ту горку. Вы, -- он ткнул пальцем в двух солдат, -- пулей пробегаете всю центральную улицу и занимаете позицию в ее противоположном конце. Стас, Лютый -- двор справа. Афанасий, Курбаши -- двор слева. Воробей держит под прицелом улицу с этой стороны. Пошли! На полусогнутых ногах, готовые в любой момент рухнуть на землю и откатиться, бойцы бросились выполнять приказ. Глаза цепко высматривали каждую травинку, каждый камушек. Воробей привалился к стене, чутко поводя стволом автомата на каждый шорох и наблюдая, как двое бойцов бегут на другой конец короткой улицы, как олимпийцы на стометровке. Курбаши с Афанасием скрылись в предназначенном им дворе. Стас с разбегу запрыгнул на вязанку хвороста, сложенную у забора, и одним движением перемахнул глиняный дувал, перекатившись через него спиной, как учил Дыгало. Лютый с размаху вышиб калитку в заборе, одновременно отскочив в сторону на случай, если она окажется заминированной. Подождал секунду, заскочил внутрь. Слева чисто, справа чисто. Ствол автомата прыгал с цели на цель. Пот начал заливать глаза. Давно он уже так не потел. На такой жаре пот высыхает сразу же, как только появится, оставляя на коже едкую соль. Но сейчас он лился струей. Лютый быстрым движением стер влагу с лица. Где же Стас? Ага, вот он, сидит на корточках на крыше низкого сарая. Встретились глазами. Покачал головой -- все пока в порядке, никого нет. Дальше во дворе загон для скота, сейчас пустой, и терраска, за которой темный провал двери. Направо угол дома. Лютый махнул рукой Стасу, чтобы тот проверил терраску, а сам подбежал к углу. Выглядывать из-за него он не стал, чтобы не подставлять любопытный лоб под пули. Напружинил ноги и кувырком перекатился через открытое пространство к противоположной стене. Никого. Кишлак словно вымер. Стас быстро пробежал дворик, заглянув в загон. Прыжком к террасе. В проеме двери шевельнулась какая-то тень, и Стас вскинул автомат, уже нажимая на спуск. Он остановил палец в самое последнее мгновение, увидев, кого чуть не убил. Перед ним стоял смуглый мальчишка лет двенадцати с наушниками от плеера на шее. Он настороженно смотрел на чужака исподлобья, не делая попыток убежать. Стас глубоко вздохнул, унимая мандраж. Чуть ребенка не убил, псих! Он широко улыбнулся мальчишке, подмигнул, и, отвернувшись, двинулся к Лютому. Он не увидел, как мальчишка поднял лежавший перед ним автомат, поднял его к тощему плечу и нажал на спусковой крючок. Нельзя осквернить дом кровью гостя, поэтому он ничего не мог сделать тому шурави, что приходил утром. Хаарам. Эти пришли с оружием. Они враги. Так говорил отец, хотя дед ему возражал. Отца убили два года назад. С тех пор Муталиб хранил его автомат, хотя он и велик для Муталиба, но афганские дети умеют обращаться с оружием. Он не промахнулся. Стас даже не слышал выстрелов. Просто что-то сильно ударило его в спину. Тяжелые пули из китайского автомата, выпущенные с трех метров, проломили титан бронежилета, прошли сквозь тело, и, не сумев пробить вторую преграду пластин, отразились от них обратно в грудь, кувыркаясь там. Все органы Стаса в долю секунды превратились в кровавый фарш. Бронежилет сослужил ему плохую службу. Он качнулся вперед от выстрелов, сделал несколько шагов и повалился лицом вниз. -- Ста-а-а-с! -- заорал, срывая глотку, Лютый. Он вскинул автомат и длинной очередью разорвал тщедушное тело мальчишки на куски. Лютый подбежал к Стасу и упал рядом с ним на колени. -- Куда ж ты полез, глупый! -- причитал он, стараясь приподнять разом отяжелевшее тело товарища. Стас смотрел на небо, хрипло дыша. При каждом вздохе изо рта у него выплескивалась кровь с розовой пеной. "Легкие повреждены", -- понял Лютый. Он не знал, что легких у Стаса уже практически нет. Он подхватил тело Стаса подмышки и потянул к выходу. После первых же выстрелов на улице поднялась стрельба. Десантники лупили почем зря по каждой подозрительной щели. Лютый выбрался на улицу и потащил товарища, не обращая внимания на свистящие вокруг пули. -- Куда же ты полез, дурилка! Что же ты наделал! -- Стоять! Отставить! Отставить! -- орал Погребняк, пытаясь остановить бессмысленную пальбу. К Лютому подскочил Воробей и тоже схватился за Стаса, помогая тащить. Из соседнего двора вылетели Курбаши с Афанасием. Медик подхватил раненого за ноги, и они втроем из последних сил поволокли Стаса бегом подальше от проклятого кишлака. -- Сейчас, сейчас! -- приговаривал Лютый, облизывая потрескавшиеся губы. -- Больно, конечно, больно. Сейчас оттащим, и все будет нормально. Стаса ранило, Курбаши! Эркенбаев отвернулся. Он видел много ран и понимал, что этот уже не жилец. -- Давай, Курбаши! Лечи его! -- закричал Воробей, когда они опустили друга на землю. -- Всем уходить! -- орал неподалеку Хохол, срывая голос. -- Вертушки наводят на кишлак. Сейчас здесь все разнесут к ебеням! Обозначить себя дымами! -- Дым! -- рявкнул Курбаши, расстегивая на раненом бронежилет. Воробей стряхнул оцепенение, достал из разгрузки сигнальную дымовую шашку, зажег ее и отбросил в сторону. Яркий оранжевый дым, шипя, пополз по ветру, показывая, что здесь свои. -- Куда же ты полез, малой, -- стонал Лютый, помогая медику. -- Говорил же Дыгало, не поворачивайся спиной! Здесь даже ишак может выстрелить в спину! Щас все нормально будет, Курбаши тебя починит. Курбаши всадил в ногу Стаса сразу два тюбика промедола, чтобы уменьшить боль. Срезал лямки бронежилета и откинул его в сторону. Грудь Стаса была разворочена, будто в нее попал снаряд. -- Стас, ты чего? -- лепетал Воробей, стискивая окровавленную руку друга. -- Ты чего, Стас? Ты глаза-то не закрывай! Не закрывай глаза! Курбаши приподнял голову раненого, чтобы тот не захлебнулся собственной кровью. Но все было уже бесполезно. -- Мама, -- прохрипел он из последних сил. Из горла выплеснулся поток крови, и взгляд Сергея Стасенко остановился, отражая светло-голубое горное небо. -- Стас, глаза... -- прошептал Воробей и замолчал, все поняв. Возле тела погибшего парня на коленях сидели трое, и каждый считал себя виновником его гибели. Курбаши молча смотрел на горы, стискивая зубы. Каждый раз, когда на его руках умирал раненый, он считал, что это его вина. Потому что он медик, он должен их спасать, они верят, что он их спасет. А он не спас. Лютый закрыл лицо руками, раскачиваясь всем телом, ведь он послал Стаса проверять ту часть двора. А должен был пойти сам. Он бы не повернулся спиной к смерти. А Стас слишком добрый, он не верил, что ребенок может его убить. Воробей сотрясался от рыданий, он беззвучно плакал, не вытирая слез. Если бы он не предал Стаса тогда, в Фергане, он бы сейчас остался жив. Над горами разрастался свист. Он приближался. Лопасти винтов вертолетов огневой поддержки рубили раскаленный афганский воздух, чтобы покарать врагов. Пять стремительных силуэтов пронеслись над тремя живыми и одним мертвым. Блистеры кабин вертолетов отсверкивали солнцем, как глаза полуптиц-полустрекоз. Равнодушные глаза несущих смерть. Их клювы наклонились вниз. Птицы рассматривали свою добычу. Пилоты, сидящие внутри них, не видели, а они видели. Они видели жертв. Распростертое на залитом кровью дворе тело мальчишки. Сухие тоскливые глаза его деда, глядящие вверх, туда, откуда должна прийти кара за то, что он его не остановил. Мертвые глаза старика, уже несколько лет сидящего в темной комнате. Две банки тушенки, которые стояли рядом с ним. Сломанный плеер, валяющийся рядом с мальчишкой. Старого ишака, оторвавшегося от ведра с водой, чтобы понять, что за звуки идут с небес. Прошмыгнувшую по двору ящерицу. Паука, забившегося в щель... ...Пилот откинул предохранитель и нажал на кнопку. С направляющих сорвались стремительные иглы неуправляемых ракет и ринулись вниз, неся с собой месть, кару и смерть... [. . .] --------------------------------------------------------------- © Юрий Коротков, Дмитрий Грунюшкин, 2005 © Издательство "Гелеос" (www.geleos.ru) Ў http://www.geleos.ru © Киностудия "Слово" Сайт фильма "9-я рота" (www.9rota.ru) Ў http://9rota.ru/