а не дура! - хмыкнул завистливо Дудник. - Пусти козла в огород! - отпустил комментарий, не выдержав, Димка Коротков. - Через пару часов меня расталкивает Пашка: - Вставай пьянь, несчастная, - орет на меня, "замученного нарзаном". - Пойдем извиняться. Ты Николая вчера обидел! - Какого еще Николая? Идите все к черту! - отмахиваюсь. - Не знаю никакого Николая! Дайте поспать! Опупели, скоты, совсем! Одним словом, привел он меня в чувство и пошли мы извиняться в спортивный лагерь, который рядом в лесу раскинулся. Сижу на бревнышке у речки перед погасшим кострищем, жду. Пашка же, отправился к спортсменам договариваться. Вдруг, гляжу, из лагеря вываливает вот такая толпа любопытных, - Лешка Квасов развел руками. - Смотрят на меня как на пришельца с других миров. А впереди этот самый Николай топает, бицепсами играет. Комплекцией чем-то на Тайсона смахивает, правда, физиономия подобродушнее будет и посветлее. Оказалось, я вчера у костра перепутал и вмазал не пацану, который меня ударил, а их тренеру, кандидату в мастера по боксу, Николаю. Слава богу, удар у меня спьяну не получился, попал ему в плечо, а то бы не сидел бы тут с вами... Полог палатки откинулся, появился вернувшийся, окоченевший невеселый Тихонов, следом за ним ввалился его напарник, Андрюха Романцов. Михаил, молча, стал снимать "шаманский наряд". - Чего ржете как гнедые кони в стойле? За километр слышно! - полюбопытствовал Романцов, пристраивая "эсвэдэшку" в "козлы". - Ну-ка, Квас, подвинься, дай у печурки покайфовать, старые косточки погреть! - Что там слышно новенького, мужики? - полюбопытствовал Витька Дудник, ковыряя в носу. - Погоди, дай, пацанам согреться! - Чего это вас Сара ни с того, ни с сего сдернул на блокпост? Случилось, что? - спросил сержант Андреев, внимательно вглядываясь в лица прибывших. - Случилось... - Что? Андрей! Не тяни кота за хвост! - накинулся Рубцов. - Чего как не живые? - Толика! Убили! - Как убили?! - оторвался от письма Пашка Морозов. - Я с ним сегодня утром разговаривал. - Тольку? Сердюка? Все вскочили и обступили, понуро сидящих у печки снайперов. Никто не мог поверить, что убили Толю Сердюка. Толика, который был поваром на кухне. Этого добродушного курносого увальня с наивными серыми глазами и детской улыбкой, который никогда не обижался на них и прощал им их выходки и обиды. Убили Толика, который, наверное, за всю свою жизнь даже мухи-то не обидел. Убили Толика, который, прочитав письмо из дома, потом полдня ходил зареванный. Толика, который по доброте душевной часто выручал ребят из родной роты. Убили Толика... - Где?! - сержант Рубцов встряхнул понуро сидящего Тихонова. - У блокпоста. Сгружал бачки со жратвой вместе с Малецким. - Снайпер снял. В спину. Наповал, - добавил тихо Романцов. - "Кукушка", сволочь, завелась! - шмыгнув носом, сказал Михаил. - Сначала думали, что с разрушенной водонапорной башни, а потом уж вычислили, того берега из кустов выстрел был. Смеркаться стало. Так что, завтра, парни, пойдем трясти округу! - Вчера у "вованов", наших соседей, тоже черный день был: четверых на "броне" крепко посекло, - нарушил тишину Димка Коротков. - Один сразу богу душу отдал. Растяжку не заметили в роще у реки. Антенной зацепили. На высоте трех с половиной метров между деревьями была натянута. - Не повезло, пацанам. - За коим чертом тебя Анохин вызывал? - спросил Михаила сержант Бурков. - Завтра, пацаны, с капитаном Сутягиным ухожу на операцию. - Что у него своих нет? У него такие волкодавы! Один Бекеша чего стоит! Любого как спичку переломит! - Ему снайпера нужны! - Надолго? - Говорит суток на трое, на четверо. - Не слабо! - Ребята, если тут почту привезут, письма мои сохраните! - Мишка за письма не волнуйся! Не пропадут! Верно, Витек? - Лешка Квасов угрожающе посмотрел на стушевавшегося при этих словах Дудника. - Эх, сыграл бы что-нибудь напоследок! - попросил младший сержант Андреев, потягиваясь. - Михаил, сбацай чего-нибудь душевное! Рубец, подай инструмент! - Ну, чего вам сыграть? - Тихонов взглянул на окруживших его товарищей. - Что-нибудь такое, чтобы за душу брало! - Как говорил Попандопуло, чтобы душа сначала развернулась, а потом свернулась! - Может "Я вырос, возмужал..." или "Девушка пела в церковном хоре"? - Давай! Нет! Нет! Лучше про "гезов"! Владимира Кочана! - Да! Да! Про "гезов", Миш! - Мишка! Лучше про "Колоколенку" или "Темную ночь"! - Нет, ребята, напоследок я вам новую песню спою! - Какую еще новую? - Раньше не исполнял? - Зажилил? - Сочинил, что ли? Когда успел-то? - Сегодня у разведчиков на автомагнитоле кассету слушал. Называется "Русь инвалидов". Тихонову передали гитару. Неспеша настроив ее, он запел. ... Каких друзей мы потеряли? За ту чеченскую войну! Руки, ноги отобрали, Мою выкрали судьбу! И за эту гибнем тоже, Вот я это не пойму! Кто ж нам не даст закончить Заказную их войну?... - Мужики! Забойная вещь! - Отличная песня! Главное слова в самую точку! - Что-то я у них такой не слышал! Заходил к ним на прошлой неделе! - отозвался Рубцов. - Кассету на днях сержант Ланцов из Ханкалы с собой привез. Вот они теперь гоняют ее целыми сутками. - Кто автор-то? - Похоже, из наших! - Как мне сказали: Александр Патриот. - Патриот? Псевдоним, что ли? - Да! Настоящие имя и фамилия его - Александр Зубков. - Говорят, его песни... Полог приподнялся, в палатку протиснулся, с румяными как у девицы щеками, Вадик Ткаченко с рацией. - Пианистка, ты, поосторожнее тут крутись со своей антенной! Чуть глаз не выколол! - возмутился рядовой Сиянов, потирая задетую щеку. - Братва, в командирской шухер! - сообщил новость радист, присев на нары. - Полкан из штаба злющий прикатил! Чехвостит всех и в хвост, и в гриву. Поговаривают, насколько я понял, в горах спецназ положили. Идет раздача п...дюлей направо-налево. Нашему, тоже перепало, влили по самое, как следует. Так что, мужики, нашим командирам сейчас на глаза и под руку лучше не попадайся. Рядовые Сиянов и Духанин, сменившись с ночного дежурства, крепко сопели во сне. Андрей Романцов и сержант Бурков о чем-то шушукались в углу. Валерка Кирилкин, тихо насвистывая под нос, был поглощен чисткой своей "эсвэдэшки". - Киря, не свисти. Денег не будет, - сделал ему замечание появившийся в палатке Витька Дудник. - А у меня их и не было никогда, - живо откликнулся снайпер, не поворачивая стриженной головы. - Так, что этим не напугаешь. Витька кругами с крайне озабоченным видом рулил по палатке, ища для сортира жалкий клочок бумаги. Забытая Тихоновым потрепаная тетрадка с песнями и стихами лежала на нарах, соблазнительно выглядывая потертым краем из-под спальника. Сделав стойку при виде ее, будто охотничья собака, Витька так и не решился вырвать из нее листы. Пацаны прибьют! Лысая гора, которую необходимо было захватить, являлась важнейшим стратегическим пунктом. С нее простреливались все подходы к селу. Чехи создали здесь довольно мощный укрепрайон. Который просто так с наскока не возьмешь голыми руками. Настоящая круговая оборона. Укрепились они основательно. С нескольких сторон заминировали косами из фугасов, прорыли целую паутину глубоких ветвистых ходов сообщения. Прочные блиндажи, несколько замаскированных зенитных установок, хер подлетишь просто так. Со стороны Дагестана базу боевиков надежно блокировала пара батальонов "вованов" из Шумиловской бригады. Как-то ночью была попытка группы наемников прощупать их оборону и через обнаруженную брешь прорваться на сопредельную территорию. Но неудачная. После скоротечного боя, "вахи" откатились назад "зализывать раны", оставив на снегу с десяток убитых. Со стороны Чечни напирал - наш батальон. Немного дальше, на высотах, расположились морпехи генерала Отракова. Непроницаемой стеной висел густой сырой туман. Он-то и помог разведгруппе, в которой был Михаил Тихонов успешно подобраться к этой высоте. Ночью скрытно они обошли село стороной, переправились через Ярыксу и вышли к высоте с южной стороны. Там, в поредевшем заснеженном лесу, сделали привал. Через несколько часов им предстояло по отвесному склону, который не охранялся противником подняться на вершину и внезапным ударом сбросить окопавшихся там "духов". Михаил лежал под упавшим деревом, прижавшись спиной к широкой спине старшего лейтенанта Лаженкова. Тот опытный спецназовец, в Афгане год провоевал, не один караван с оружием накрыл. В одной из операций был тяжело ранен, спасибо боевым товарищам, ценою жизни вынесли по ущелью, простреливаемому моджахедами. Он единственный в группе на зависть всем обладатель НРСа, "стреляющего ножа". - Эх, курить охота! Мочи нет! - уныло протянул сержант Ланцов. - А если кого из местных принесет сюда? - спросил Бекеша, поворачивая к ним кирпичное обветренное лицо. - Придется убрать! - спокойно ответил Лаженков. - Тут уж никуда не денешься! Одно слово, война. Она все спишет. Есть и на мне грех, невинную душу загубил. До сих пор иногда зудит внутри. - Там? В Афгане? - Ага! "Борт" выбросил нас в предгорье, караван мы ждали двое суток. Прокалились под солнцем, воды с гулькин х...й осталось. А тут, как назло, маленький сопливый пацаненок со стариком через в ложбинку направлялись, где мы укрылись. Выхода не было: убили. Иначе вся бы группа засветилась. Я старикана пырнул, а Петька Сачук - мальчишку кончил. Он потом знаешь, как переживал, да и я тоже. Одно дело в бою вооруженного противника завалить, а другое вот так. Подорвался Петро через пару месяцев на "итальянке", когда "бэха" в заброшенный кишлак въезжала. А то я не знаю, чтобы с ним дальше было. Запил бы. В свое время нас здорово натаскивали: бродячих собак и кошек резали, мясом их питались. Лягушек, змей, ящериц жрали. А тут живого мирного человека довелось впервые убить ножом. Думаешь, каково мне было? Пацану, тогда, вроде вас. Ладно, мужики, хватит болтать о грустном. Спим! Ночка нам нынче тяжелая предстоит. Многие, прижавшись друг к другу, уже вовсю сопели. Миша прикрыл глаза, но не смотря на усталось, не спалось. Было холодно и неуютно ночевать в снегу. В голове роились тревожные мысли. Представил родной дом, мать, Катюшку. Потом милую Лику, как она читает его длинные, как простыни, письма, с трудом разбираясь в его каракулях. Накинет мантию ночь на плечи. Я забудусь в горе своем. Воском пахнут догоревшие свечи, Мы снова танцуем вдвоем. Тихо плывет мысли гондола, Будто шарманки скрипучая речь. Фигурка на краю длинного мола, И я, мимо плывущий под парусом кеч. Ночью по отвесному склону с огромной осторожностью подобрались почти к самой вершине. Командир группы, подполковник Лукашевич, по рации связался с "пушкарями". Те открыли огонь, накрыв вершину снарядами. Земля дрожала словно живая от разрывов. Перепуганные боевики посыпали как горох с высоты вниз, пытаясь найти убежище в своих надежных блиндажах. Группа под прикрытием артподготовки вышла к вершине. Огонь прекратился. Разбившись на тройки, разбрелись по голой как череп макушке горы. Тройка, в которой был Михаил вышла на гаубицу, которую невесть каким образом затащили сюда. Из орудия прямой наводкой можно было простреливать все дороги, ведущие к укрепрайону. Спустившись ниже, они обнаружили провода соединяющие в смертоносные косы замаскированные фугасы. Обрубив их, они обследовали несколько брошенных боевиками блиндажей на высоте. В одном из них оказался целый арсенал. Тут тебе и фугасы, и выстрелы к гранатомету, и тротиловые шашки... Через пару часов после артобстрела, когда наступило затишье боевики стали возвращаться на брошенные позиции. Тут-то и возникла жаркая перестрелка. Завязался бой. В лагере "чехов" поднялась паника. Оказывается, пока шел артобстрел, отряд федералов захватил гору, контролирующую местность. По тревоге встревоженный полевой командир Иса поднял весь отряд, Ута тоже стала готовиться к выходу. Она переоделась в белый маскхалат, расчехлила винтовку. Судя по огню - группа, захватившая вершину, была не столь многочисленная, как показалось в начале. Но у нее был ряд преимуществ. Боевики лезли в гору и были как на раскрытой ладони, подставляя себя под кинжальный огонь разведчиков. Ута выбрала удобное место на бугорке в тени кустов. Подползла, прильнула к прицелу. Расстояние до обороняющихся на верху было велико. Да еще мешал сырой утренний туман. Но, вдруг мелькнула темная фигурка чуть левее. Поймав ее, она неотступно следила за ней. Фигурка, судя по огонькам исходившим от нее, вела огонь одиночными выстрелами. Снайпер! Нашего поля ягода! Ута сосредоточилась. Спешить было некуда. Не на соревнованиях. Медленно подвела риски к цели. Прикинула, какие взять поправки. Нажала на спуск. Выстрел. Отдача в плечо. Фигурка превратилась в неподвижный комочек. Готов! Отзвенела роща золотая! Так, посмотрим, кто там еще. Ага! Она заметила, как несколько точек устремилось к тому месту, где замерла фигурка. - Идите, идите сюда, голубки, - ласково прошептала она, прильнув к прицелу. - Я вас пшеном накормлю. Пуля попала в грудь. Ударила словно молот. Прямо в лезвие десантного ножа, от которого срикошетила и ушла влево под сердце, разрывая, кромсая все на своем пути. Михаил, выронив из рук "винторез", лицом уткнулся в сугроб. Товарищи подползли к нему, перевернули на спину. - Мишка! Миша! - тормошил Ланцов, с надеждой вглядываясь в лицо товарищу. Тихонов не отзывался, был без сознания. - Коля, давай скорей укол! Вроде дышит! Ничего, родной, потерпи! Ланцов расстегнул бушлат Михаила, прижал кровоточащую рану бинтом, сделал противошоковый укол. - Бекеша! Вадик! Тащите Мишку в блиндаж! Тяжело дыша, сменяя друг друга, разведчики ползком потащили раненого наверх в укрытие, в один из брошенных "духами" блиндажей. Боевики отчаянно рвались к вершине. Положение разведгруппы становилось безвыходным. - Володя! Запроси огня! - подполковник Лукашевич отдал приказ арткорректировщику Стальнову связаться с базой. Вновь началась артподготовка. Снаряды оглушительно рвались на склонах горы. Молодой лейтенант умело корректировал огонь, разрывы медленно приближались к макушке горы, где держал оборону спецназ, накрывая смертоносным шквалом многочисленные ряды атакующих боевиков. Под разрывами те с воплями и проклятиями вновь посыпались вниз, таща за собой раненых и убитых. Артиллерия, отработав по склонам, ударила с удвоенной силой по квадратам, отмеченным разведчиками, где были у "духов" замаскированные зенитные установки и блиндажи. Спустя час над селом со свистом пронеслась пара СУ-27, сбросила бомбы, накрывшие смертоносным ковром укрепрайон. За ней вторая, третья... После бомбардировщиков спустя некоторое время воздух огласился стрекотанием "крокодилов", которые с поднятыми "хвостами" появились над селом и выпустили по боевикам серию "нурсов". Тяжелораненого Михаила бойцы бережно несли вниз на руках, но он уже не чувствовал боли. Она ушла. Замелькал пятнами ворвавшийся неведомо откуда яркий свет. Все закружилось вокруг. Было ощущение будто падаешь в воздушную яму. Его кто-то ласково звал. Это была женщина. Выплыли расплывчатые очертания ее фигуры в белом, милое лицо. Ему было легко, он парил над поляной, где отряд сделал вынужденный привал. Видел себя, лежащего на снегу с серым отрешенным лицом, понурых сконившихся над ним товарищей. Ребята! Вы чего приуныли? И вновь раздался ее нежный голос, она плыла к нему. Ее воздушное белое одеяние развевалось. .. Его ресницы дрогнули, полуоткрытые тусклые глаза смотрели на Ланцова и других, и белые губы чуть слышно прошептали: - Фатима... Мать погибшего Мишы Тихонова уставшая возвращалась с кладбища домой. Сегодня Мише исполнилось бы двадцать два. С Катюшей прибрали могилку, полили цветы, протерли гранитные плиты. С одной смотрел, как бы виновато улыбаясь, Миша, с другой смеющийся старший сын. Чуть позже подъехал на "жигулях" Паша, Мишин двоюродный брат, тоже привез букет цветов. Посидели, помянули. И Артема, и Мишу. Потом дочка уехала с ним домой, в город. Она же осталась. Хотелось побыть наедине с погибшими детьми, поговорить. Поплакаться, пожаловаться на свою несчастную материнскую долю, вспомнить доброе прошлое. Какими они оба были... Когда она грустная подходила к подъезду, ее окликнула молодая женщина, держащая за ручку малыша. - Надежда Васильевна! Она остановилась и подняла на незнакомку печальные глаза. - Здравствуйте! Я - Лика! Миша писал вам обо мне. Но Надежда Васильевна ее почти не слышала. Она пораженная смотрела во все глаза на карапуза с пухленькими щечками в ярких шортиках, который серыми глазенками уставился на нее. Что-то такое знакомое, родное виделось ей в его ангельском личике. Не будет весеннего бала Посвящается псковским десантникам, павшим в жестоком бою под Улус-Кертом - Черт! Печка опять прогорела! Зараза! - Дров не напасешься! - Парни все заборы в округе уже сожгли! - капитан Розанов встал из-за стола и, выглянув из палатки, крикнул: - Матвеев! Дрова давай! Да, посуше! - Слышали? У морпехов генерал Отраков умер! Сердце не выдюжило, - сказал он, устраиваясь вновь у печки. - Да, в горах им не сладко! - отозвался лейтенант Травин, собирая "макаров". - На своей шкуре испытали все прелести кавказских гор. - С хваленным кавказским гостеприимством! - с кривой усмешкой съязвил мрачный капитан Бакатин. Сгорбившись над столом, он нервно курит, уставившись жестким взглядом в пространство. - Андрей, ты чего-то последнее время сам не свой! На себя не похож? - Случилось, что? Или с "батей" опять не лады? - Будешь тут сам не свой. До жены дозвонился. Подает на развод. Достал ее своими командировками. Забирает детишек и уходит к матери. Говорит, сыта нашей героической семейной жизнью по горло. Без своего угла. Надоело мыкаться по общагам и в долгах быть как во вшах. - Как это уходит? - Татьяна? - Таня уходит? - Шутишь? Да не может этого быть! - Значит может! - Надо же! - У вас же такая дружная семья! - Вам все завидовали! Моя Натаха всю плешь мне проела, в пример всегда вас ставила! - Ну, как же ты теперь? - спросил старший лейтенант Каретников. - Да ни как! Выпить найдется что-нибудь? - Откуда? Все вчера выжрали! - Тут еще Петрик, козел, достал своими вывертами. Тоже мне воспитатель нашелся. Макаренко, твою мать. Понимаешь, Стас, ко всякой ерунде придирается, Пиночет чертов! - Не одному тебе достается. Вон Саранцева вообще задолбал в доску. - Зря вы на него наезжаете, мужики! Ему тоже не сладко, дурь долбоебов штабных выслушивать и ублажать. Вот он зло и срывает на нас. Коля, ты же знаешь, у него шурина на прошлой неделе убили, когда "чехи" колонну накрыли под Герзель-Аулом. - Вчера в Грозном на рынке сопляки расстреляли в спину троих "омоновцев", - вставил, лежащий на койке старший лейтенант Саранцев. - Казанец мелким бисером перед Кадырычем рассыпается! - ни с того, ни сего возмутился Розанов. - Без слез не взглянешь! Как шуты гороховые! А Трошин, вообще, такое, иной раз, сморозит. Хоть стой, хоть падай! Все склоняют Шамана, всех собак на него навешали. Что отдал приказ стрелять по селу! - Правильно сделал! - живо откликнулся Саранцев. - Что молчать в тряпочку, если его людей положили? Бьют из села, так мочи их, не рассусоливай! Я б на его месте, раздолбал бы их к чертовой матери! Пусть сами своими мякинными бошками шевелят, ахмады! - Все молодцы, чужими руками жар загребать! - добавил Травин. Появился раскрасневшийся рядовой Матвеев с охапкой дров. - Вот надыбал, дровишки высший сорт, товарищ капитан! - сказал он, довольно улыбаясь во всю ширь своего круглого усыпанного веснушками лица. Открыл дверцу печки и, пошуровав в буржуйке, подбросил дров. - Помню, в Суворовском, у нас воспитатель был, капитан Хайруллин, - начал Розанов, пуская тонкими кольцами дым. - Он когда-то, в далеких шестидесятых, в Египте воевал, был инструктором у бестолковых арабов. Рассказывал нам, как они воюют. Надо, говорит, атаку сдерживать, а они побросали позиции, расстелили коврики и давай молиться. Видите ли, время намаза подошло. - Если б не наши спецы, уж давно бы пирамиды израильтянам просрали. - Эх, и намучился он с ними. Одно наказание. И с нами "кадетами" тоже ему было не сладко. - Достали, наверное, воспитателя своими выкрутасами? - Не без этого. Хотел он с нашими "кадетскими традициями" одним разом покончить. Но, не тут-то было. - А что у вас там за традиции такие? - У нас было принято, чтобы настоящего "кадета" издалека было видно. Для понта выгибали пряжки ремней, в фуражки и погоны вставляли картонки, чтобы торчали торчком. А кто-то умудрялся даже ложки алюминивые использовать. А еще замачивали зимние шапки, чтобы они садились и носили их или на затылке, либо придавали им форму пирожка и носили на бровях. - Да это во всей армии такой хренью занимаются! Пацаны, одно слово. - А когда случался выпуск, была такая забава: выпускники утаскивали пушку, что у корпуса стояла на постаменте, и сталкивали ее под гору. После чего молодняк, которому еще год предстояло учиться, должен был эту пушку вкатить наверх и поставить на место... У палатки надрывно закудахтал двигатель, подлетевшего уазика. Из него легко выпрыгнул майор Анохин. Что-то бросив через плечо шоферу, хлопнул дверцей, откинул полог и ввалился в палатку. - Максимыч! Ты откуда? - Откуда? Откуда? Оттуда! От маршала Жукова и Штыменко! - С Петраковым прикатил? - С ним родимым! Век бы его не видать! Снова подставил, хорек! И кто его за язык постоянно тянет? - С ним всегда так, то ничего, то вдруг - хрясь! - живо отозвался капитан Бакатин. Усталый осунувшийся майор расстегнул бушлат и зло бросил портупею с кобурой на топчан. Подошел к гудящей буржуйке. Налил из помятого чайника в кружку ароматного чаю. С наслаждением шумно отхлебнул. - Знатный, чаек! Кто заваривал? - Саранцев! - Один у нас - спец! - Благодарность ему объявляю! - Что, в гостях не угощали? - спросил с ехидством Розанов. - Еще как угощали! Клизмой из кипящей соляры! Всех по очереди! В шеренгу выстроили! - отрезал Анохин. - И еще двойная порция на завтра осталась! - Не густо, однако! - Нам с Петраковым за глаза хватило! - По тебе, Максимыч, не скажешь! - Ну, ладно, успокоились! Шутки в сторону, мужики!- майор внимательно взглянул на офицеров. - Чего приуныли, господа офицеры! Устали, наверное, баклуши-то бить? Но ничего, мы это дело быстро исправим! Рад вам сообщить хорошую новость! Через сутки на пикник отправляемся! - Что еще за пикник? - полюбопытствовал, приподымаясь на локте, Саранцев. - Альпийские луга осваивать! - Шатой что ли? - Итум-Кале, скорее всего! - предположил Травин. - Да, там погранцов до чертовой матери! Хоть жопой ешь! - Так, пусть ребята Томского и отдуваются! Нам и здесь дел хватает, - проворчал недовольный капитан Розанов. - Какие тут дела? Делишки! И так, мужики! Слушай внимательно! Вопросы и предложения потом! Перед нами поставлена боевая задача. Послезавтра утром наша рота должна быть на марше. Ясненько, господа офицеры? Задача поставлена конкретная. Кровь из носу: оседлать перевал. Чтоб ни одна муха не пролетела! Чтоб ни одна сука не проползла! Поступили данные, что боевики могут прорваться в Веденский и Ножай-Юртовский районы. И далее, в Дагестан. Правда, вся эта шушера сейчас расползлась по норам и щелям. Затишье оно всегда обманчиво. Наша задача перекрыть эту дорогу. Не дать им вырваться. Времени на сборы нет! Ясно! - Яснее не бывает! - уныло протянул лейтенант Травин. - Вопросов нет! - Чем это вызвано? Ни с того, ни сего, вдруг, маршбросок! - Максимыч! Честно сказать, не нравится мне все это, - пробурчал Розанов, щелкая зажигалкой. - Нравится, не нравится, это девочкам на барбекю скажешь! За малейшую провинность драть буду всех как сидорову козу! Володя, давай карту! А вызвано, мужики, тем, что два дня назад под Харсеноем из чьего-то долбо...бства погибли несколько разведгрупп спецназа ГРУ. - Так, вот почему, все вдруг зашевелились? Каретников достал из планшета карту и развернул на столе. Утро. Густой туман. Вершин гор почти не видно. Рота змейкой медленно ползла по вьющейся дороге. В воздухе искрилась серебристыми иголочками и играла радугой легкая изморозь. Рота десантников двигалась вдоль реки в полной выкладке. Под сапогами смачно чавкала грязь. Бойцы, молча, брели под тяжестью снаряжения. Несли оружие, боекомплекты, походные печки, гранаты. Никто не шутил. Справа несла свои холодные темные воды река. Камни и кустарник у воды были обильно покрыты сказочным пушистым инеем. - Красотища какая! - любуясь пейзажем, сказал в восхищении у майор. - Влажность высокая, вот инеем все и прихватило! - отозвался Розанов. От реки отряд свернул влево и начал подъем в покрытые лесом горы. Майор Анохин постоянно оглядывался назад, наблюдая, как движется растянувшаяся рота. Подозвал лейтенанта Травина и отдал приказ, чтобы подтянул отставших. Отряд поднимался по тропе вверх. Снег уже осел и покрылся ледяной коркой. То здесь, то там видны большие проталины. Оголилась земля с пожухлой травой. Тропа уже кем-то протопана. Сделали привал. Солдаты освободились от груза. Кто закурил, кто исчез в кустах по нужде кто, утомленный, в изнеможении присел на снаряжение. - Кто мог подумать, что буду ползать по горам, - проворчал Вася Панкратов, косая сажень в плечах, который нес на себе печку. - Сдохнуть можно! - И как это туристы по горам мотаются? - Да еще с рюкзаками! - Как? Романтика! - В гробу я видел такую романтику! Чтоб я на гражданке в горы полез да меня туда калачом после Чечни не заманишь. На аркане не затащишь. Чтобы я на карачках из последних сил полз к вершине? Да с меня сегодня уже сто потов сошло! Не меньше! - Могли бы на "крокодилах" забросить на верх, - отозвался понурый, всегда всем недовольный Игорь Прибылов. - Это точно! Тащимся вторые сутки, высунув языки, как загнанные лошади, - согласился с ним Сиянов. - Ничего, вот поднимемся, тогда и будем кайфовать как в санатории в Швейцарии. - вставил Фомин. - Будешь там кайфовать, Петручо! Если, в котелок пулю не схлопочешь. - Здесь то тепло, а там, в горах, не знаю! - Все от ветра зависит! С какой стороны подует! Задует с севера - будем трястись как цуцики! Зуб на зуб не попадет! - Когда же нормальный привал-то будет? Силушки больше моей нет! Железяку, эту проклятую тащить. Весь взмок уже. Хоть выжимай, - жалуется рядовой Фомин, толкая коленом АГС. - Тащить, так мы с Папашкой, а как стрелять, то другие. - Нанял бы местных аборигенов, они бы тебе мигом дотащили, им не привыкать. - Скорее бы яйца ему отрезали! - сострил Макс Шестопал. - Максим, иди-ка со своим черным юмором, знаешь куда? - Куда, мой юный женераль? - В жопу! - Ая-яй! Такой с виду хороший мальшик, небось из интеллигентной семьи! - съязвил Макс. - Хватит пугать, лучше что-нибудь прикольное расскажи! - Ладно, слухай, братва! - Приходит мужик на работу вот с таким фонарем под глазом. Сослуживцы спрашивают его. Где, мол, его так угораздило? - Жена угостила! - А за что? Если не секрет! - Я ее, на ты назвал! - Да ты что паришь! За это, морду не бьют! - Как дело то было, признавайся? - Лежим мы в постели. Она и говорит: - Что-то мы сексом давно не занимались, дорогой! А я ей отвечаю: " Не мы, а ты!" Рота поднялась на перевал. Внезапно длинные автоматные очереди разорвали горную тишину. Разведвзвод с саперами, идущий впереди, неожиданно, напоролся на засаду боевиков. Противник открыл плотный огонь. Сверху завыли и стали оглушительно рваться одна за одной мины. Анохин принял решение, воспользовавшись туманом, отойти к высоте справа и закрепиться там до выяснения боевой обстановки. - Сергей, бери разведчиков, прикроешь нас! - подзывая, Саранцева, отдал он приказ. Десантники начали отходить к высоте. Старший лейтенант с разведвзводом, заняв позиции, открыл огонь по врагу. Тем временем рота ушла в сторону высоты. - Горошко, отходите! Мы с Бурковым прикроем! - крикнул он сержанту, лежащему рядом. - Потом прикроете наш отход! Разведчики с Горошко отползли. Саранцев, отстреляв пару магазинов, оглянулся назад. Слабо различимая в тумане рота уже начала подниматься на высоту, поросшую редким лесом, а Горошко и его люди уже залегли на новой позиции, огрызнулись очередями, давая возможность Саранцеву и Буркову оторваться от "чехов".. - Бурков! Отходим! Бурков! Но Бурков, не отзывался. - Черт! Бля! - вырвалось у Саранцева. Он подполз к неподвижно лежащему сержанту, уткнувшимуся лицом в снег. Под головой Буркова все в крови. Перевернул его. Тот был мертв. Старший лейтенант стянул с себя бронежилет, потом снял бронежилет с Буркова. Кряхтя, взвалил убитого на себя. Разведчики с Горошко открыли плотный огонь, прикрывая старшего лейтенанта. Среди разведчиков уже есть раненые. Сжался в комок с лицом искаженным от боли рядовой Рахимов, . Тяжело дыша как загнанная лошадь, Саранцев тащил убитого сержанта. Наст не выдерживал, ноги проваливались по колено в рыхлый снег. Вокруг него свистели пули, зарываясь в снег, поднимая фонтанчики на подтаявшем снегу. Одна из них, точно долбанула в них, попав в тело Буркова, старший лейтенант ощутил ее сильный толчок в спину. Из тумана показались темные фигурки: боевики устремились в атаку. Открыли бешеную стрельбу. Слышны длинные очереди, громкие хлопки из подствольников и одиночные выстрелы из снайперских винтовок. Бойцы, найдя укрытие за выступами скал и стволами деревьев, ответили метким огнем. Радист Вадик Ткаченко, не переставая, связавшись с базой, просил подмоги. Противник пытался их охватить с флангов. Атаки следовали одна за одной с нескольких сторон. Яростный огонь "духов" вновь прошелся по укрывшимся бойцам. Пулеметные трассы хаотично ковыряли снег, с гулом рвались "воги". Вокруг все тряслось и громыхало. - Товарищ майор!!! Товарищ майор!! Вас вызывают! - закричал взволновано радист Ткаченко и тихо добавил, как бы виновато, - Чехи! На нашу волну вышли, гады! Анохин подполз к рации, где рядом с радистом в небольшой ложбинке санитар Коренев зло рвал зубами пакеты с бинтами, перевязывал раненых. -Эй! Командир! С тобой говорит Хамид! Помощи не жди, никто не придет к тебе. Давай по-хорошему договоримся! Как мужчина с мужчиной! Вы нам дорогу! Мы вас не трогаем! Над горами повис непроницаемой сырой пеленой густой туман. После паузы вновь противный вой падающих сверху мин. Разрывы то там, то здесь. Никуда не спрятаться от смертоносных осколков, разлетающихся веером. Много убитых и раненых. Атаки духов следовали одна за другой. Со всех сторон стоны, крики, мат. Где-то вдалеке слышны звуки боя. Это делаются отчаянные попытки прорваться к ним на помощь. Анохин у рации: - Кречет! Кречет! Я - Стрела! Где помощь! Нужна помощь! Прием! - Потерпите немного! Ждите! Помощь идет! - Сколько можно ждать! Третий час ждем! Бля! Прием! - Стрела! Колонна, которая к вам шла, заблокирована! - У меня до хера трехсотых и двухсотых! Прием! - Тебе русским языком сказано! Колонна ведет бой! - Конец связи! Рядом плакал от нестерпимой боли, вцепившись прокуренными зубами в рукав бушлата, раненый ефрейтор Кисленко. У него изуродованная осколками нога выше колена наспех перетянута жгутом. - Костя, потерпи! Скоро вертушки прилетят! Все будет нормалек, - успокаивает товарища Пашка Фомин. - Потерпи, братишка. Уже скоро! Вот увидишь. Потерпи! - Паш, ведь не бросят же нас? - Мамочка! Мама-а! - кричит тонким голосом в десяти метрах от них рядовой Антон Духанин, его раздробленная кисть буквально висит на сухожилии. У него безумные широкооткрытые глаза. - Кречет! Бля! Мы все тут гибнем! Кречет! Как понял? Прием! - Стрела! Твою мать, держитесь! Держите оборону! - Кречет! Нужна конкретная помощь! Поднимай летунов! Прием! - Стрела! Где я тебе возьму летунов! Бля! Непогода! - Кречет! Надо срочно забрать трехсотых! Прием! В наушниках раздался хриплый голос боевика: - Командир, отводи пацанов! Пожалей их матерей! Хамид, тебя просит! Прием! - Да, пошел ты в жопу! - Ай, не хорошо говориш, командир! Ой, пожалееш! Наступило затишье. Бойцы лежали и ждали очередной атаки. Стали усиленно окапываться, слышно звяканье лопаток о грунт. Коренев перебегал от одного окопчика к другому, оказывая необходимую помощь раненым. - Хорошо, что связь есть, а то бы полный п...дец! - сказал рядовой Садыков, нервно набивая пустые "рожки" патронами. - "Батя" открытым текстом кроет: "Гибнем, бля!" - отозвался пулеметчик Серега Поляков, смахивая потрепанной рукавицей с оружия сырой снег. - А что нам передавать, скажи? Что? Что у нас заморосил мелкий дождик, что ли? - Читал как-то в одном из старых журналов. У моей бабки много всяких подшивок. Хранит для истории. Есть даже здоровенный журнал тридцатых годов, как простынь, "СССР на стройке". Так, вот! Осваивали Север! Всякие Шмидты! Папанины! И был такой известный полярник - радист Кренкель. Когда им на зимовке стало совсем херово! Все поголовно заболели цингой! Он передал на Большую Землю такой текст, мол, все так замечательно, что дальше не куда, вот только подставки оборудования подвержены коррозии и что, мол скоро оборудованию полный п...дец! Вот такую радиограмму послал. Ну, на материке сразу поняли, что им кранты, естественно, закопошились и выслали на спасение зимовщиков ледокол! "Красин", кажется, назывался. Спасли мужиков! - Кто бы о нас покопошился! Бляди! - Сидят в штабе и в ус не дуют, пидоры! - Какого хера там думают? - Димка Коротков, поднес к потрескавшимся губам фляжку. - Что мы тут пупки греем под солнцем! - Почему не думают? Думают. Ведь прорываетя к нам кто-то. Слышал, отчаянная бойня в стороне была. Ведь никто не ожидал, что вся эта сволота повалит в сторону перевала. На минных полях только, сколько их, скотов, полегло. До еб...ной матери! И в плен до хера взяли! Ну и успокоились наши лихие командиры. - Серега, да меня совершенно не еб...т, кто там успокоился! Выходит, что из-за какого-то говнюка, который там в штабе успокоился и "железку" сейчас обмывает, мы тут должны кровью харкать! Бляди! - Димыч! Туман ведь непроглядный. Какие могут быть вертушки, сам посуди. На двадцать метров ни хера не видно. Какой мудак полетит? Леваневский? Чкалов? Еб...тых нет! Да и куда будет долбить "нурсами"? По нам? Нет, не надо, спасибо! Был я уже в этом дерьме по уши, когда свои утюжили! Не надо! - Эх, градом бы, всю эту нечисть, за раз! - Размечтался! - Похоже, кранты нам! Как там, у Мишки Тихонова в песне поется: "Девятнадцать лет много или мало. В кармане девичий привет, но не будет весеннего бала..." - Дим, думаешь, нам - полный п...дец! - Уверен! Чудес на свете не бывает, старик! Весеннего бала уж точно не будет! За его спиной раненый Пашка Фомин, держа в мелко дрожащей руке маленький бумажный триптих, шептал губами: - ...вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша... Анохин, воспользовавшись короткой передышкой, возникшей во время боя, собрал офицеров. - Вахи обещают дать нам коридор. Чтобы мы убрались с их пути. Они пробиваются на Ведено. Там родина Шамиля. Там ему и родные стены будут помогать. По моим расчетам подмога будет только завтра! Не раньше! Колонну, что шла на выручку, заблокировали! Мы можем рассчитывать только на себя! Вот такой расклад, мужики! - Уйти мы не можем! До хера раненых! Да и абреки нам так просто уйти не дадут! Знаю, этих сволочей! - отозвался Бакатин. - Тяжелораненых много, - вставил старший лейтенант Каретников. - С патронами, совсем паршиво! - Да, боеприпасы надо экономить. Впустую не стрелять. Бить сволочь только наверняка! - Одним словом, финита ля комедия, - сказал помрачневший капитан Розанов, отшвыривая в сторону "бычок". - Что ты сказал? - Да это я так, к слову! - отмахнулся он от лейтенанта Травина. Анохин снова у рации. - Седьмой! Седьмой! Я - Стрела! Я - Стрела! - Седьмой на связи! Прием! - Седьмой, давай огневую поддержку! Мы окружены! Не могу поднять головы! До хера раненых! Сделайте хоть что-нибудь, черт возьми! Прием! - У меня приказ! - Да мне насрать на твой приказ! Это не просто п...деж! Огня давай! Вашу мать! Заснули там, что ли! Прием! Анохин вытер ладонью посеревшее лицо, глаза лихорадочно блестели. - Жалкие пидоры! - выругался в сердцах он. - Командир, это я - Хамид! Помощи не жди, никто не придет к тебе! - вновь забубнила рация. - Заткнись! Сволочь! - Командир, ты же умный мужик, подумай о пацанах. Забирай их и уходи с дороги. Слово джигита, что не трону ни тебя, ни твоих сопляков! Багровый от ярости Анохин сунул наушники в руки Ткаченко: - Держи! Ни на минуту не прекращай просить помощь! Коренев! Коренев! Сколько раненых? Недовольный Хамид в укрытии сердито кричал на своих командиров: - Ахмед, ты джигит или баба? Кто против тебя воюет? Мальчишки! От силы рота сопляков! Мы должны убрать этих неверных собак с дороги! - Эмир, они хорошо укрепились! Мы несем большие потери! - глухо отозвался один из полевых командиров. - Кто? Когда укрепился? Ты, что несешь, Аслан? Твои люди стреляют как женщины. Ты должен русских собак долбить из минометов до тех пор, пока там не запросят пощады. - У нас мало боеприпасов. - А ты, Абу Селим, бери своих людей, и с Рустамом обойдите их с правого фланга. Посмотрим, как они будут метаться как бараны без козла, разрываясь на части, чтобы держать оборону. У нас нет времени. Если они нас здесь запрут, мы окажемся в мышеловке! Это гибель! Мы должны разрубить этот узел! Я все сказал! Аллах акбар! - Аллах акбар! Аллах акбар! - вразнобой откликнулись командиры. Снизу из тумана до десантников донеслось заунывное пение муллы: духи молились. - Все ребята! Полный п...дец! Сейчас ломанутся, сволочи! Только держись! Шакалы! - крикнул Андрей Романцов. - Красиво поет, сволочь! В ложбинке с раздробленной головой, вниз лицом, умирая, хрипел рядовой Князев, чуть дальше навсегда притихли убитые: Фомин, Костров, Анисимов, Севастьянов (Наивняк). - Я ранен! Я ранен! - неустанно твердили пухлые посиневшие губы Матвеева, уставившегося широко открытыми глазами на перевязанную в колене ногу. Рядом Максим Шестопал сосредоточенно набивал пустую фляжку снегом, боясь поднять растерянный взгляд. В соседнем окопчике страшным голосом заорал в истерике рядовой Квасов, неистово кромсая со всего маха мерзлую землю десантным ножом. Потом в он изнеможении уткнулся лицом в рваные засаленные рукавицы, его плечи и спина затряслись от беззвучных рыданий. Сбоку от убитого чеченским снайпером Одинцова, вцепившись в "калаш", лежал притихший с серыми глазами, полными безысходности, старший сержант Самсонов и курил. - Сомик, дай разок смольнуть! - окликнул его Романцов. - На, держи! И Игорьку оставь! - Самсонов, глубоко затянувшись, передал сигарету легкораненому пулеметчику. - Ублюд