ытовую, человеческую сторону действительности, а ты ему вынужден толковать о формальной. Служба избавляет от чувствительности быстро, хотя дедка было где-то жаль, но зачем брать ответственность - не за гроши же, всучиваемые прилюдно, что по понятиям влекло отказ или дележ на всех. Чеченца, дав сколько-то выговориться, он бы отшил, но из-за поворота вырулил отрядный УАЗ, Балинюк мотался с утра по своим бесконечным надобностям. -- Шо таке? - высунулся он из двери поверх снятой в жару оконной части, когда машина подкатила к шлагбауму. -- Да вот... - Чайкин изложил просьбу старика. Тот, почуяв в Балинюке главного, хотя майорские звезды не были видны под разгрузкой, пытался вставить что-то, обращаясь к нему подчеркнуто уважительно и просящее. Приказав убрать купюры, командир тяжело спрыгнул на асфальт, забросил на плечо автомат со сложенным прикладом и кивнул начштабу - отойдем. У прохода на блок, где их не могли слышать, полупопросил: -- Михей, съезди с ним. Возьми пару бойцов, дело-то плевое, заведете драндулет или сюда притащите, дальше пусть чешется сам. -- Да на кой он сдался? - развел руками эмоциональный Чайкин. - Бюро добрых услуг? А если подстава или отловят его дальше по трассе, представляешь, какой шухер будет? -- Не проезжал через нас, ты словно первый раз замужем. И что там может быть, если вся территория перекрыта? Иногда надо по-людски, поставь себя на его место. Девка помрет, мороки тоже не оберемся - "оставление в опасности", тут ведь теперь закон и порядок. Знал бы ты, сколько мне проставляться за ту школу пришлось... Местные озлобятся, а так я уж организую звон, как мы простому чеху помогли. Шалить меньше станут. -- Дипломат ты, елы, а нас пусть грохнут к чертям? Тогда давай "скорую" вызовем или хоть коновала из медпункта захватим какого-нибудь... В райцентре при наскоро восстановленной больнице организовали неотложную помощь с двумя машинами и сменными бригадами российских врачей, но они за три улицы не ездили без охраны. Пока свяжешься с ВОВДом, там расчухаются да съездят к медикам, а у тех дай Бог чтоб хоть один РАФ, списанный где-нибудь в рязанском облздраве, был на ходу. Здешняя лекарня держалась на бабке-фельдшерице, которую щадила любая власть, универсалке с большим опытом, но уже ветхим здоровьем, да тут и молодые им не пышут. Она сидела в основном дома, средства и инструменты тоже практически отсутствовали. Где ей управиться с трудным случаем родов, да еще ехать куда-то, сколько времени уйдет объяснять, уговаривать, не под стволом же тащить, а потом будет еще собираться. Решительно прогнать старого - черта с два он транспорт найдет, если нет родичей, кому надо в такой обстановке связываться, не миллион же дает, и мало транспорта осталось у сельчан, весь дышит на ладан. Это до войн в каждом дворе красовался "Жигуль" и безотказная старая "Волга" для окрестных дорог, на которой хоть к отаре, хоть в лес, с прицепом за сеном на горные луга. А и найдется кто - трясти их станут на каждом шлагбауме и временных армейских заставах, разбросанных до конца операции тут и там. Вот подкинул дед геморрой со своей молодой дурой... Отправляясь за кем-нибудь из свободного отделения, Чайкин бросил: -- Если баба при нас сдохнет, кто будет виноват? Нашарив в кармане пачку "Винстона", командир прикурил от поданной бойцом зажигалки, поблагодарил кивком и взвешенно ответил: -- А если в придорожной канаве? Думаешь, этот дядя и весь его клан промолчат о том, как мы отказали в помощи? Я буду постоянно на рации, если что. Дуревшие под конец срока от полутюремности бойцы с радостью отправлялись куда угодно, пришлось взять четырех и обещать прочим "следующий раз". Чеченца посадили в задний отсек, подвязав наверх клапан брезентовой крыши и откинув дверцу, рядом с выставившим неизменный ПК Бэтмэном - в серьезные ездки здесь отправлялись так. Хлопцы из дежурной смены подняли шлагбаум, мрачный трезвый водила дал по газам, заставив мотор взвыть, выписал кривую меж бетонных панелей, разделявших дорогу на две узких полосы, и УАЗ вскоре скрылся из глаз за холмами. Превозмогая шум движения и густо клубящуюся пыль, Бэтмэн пытал вопросами соседа, который вынужден был поддерживать беседу, потихоньку отплевываясь, чтобы хозяева не приняли на свой счет. Жил он большим двором, имел пять детей, старший сын после той войны уехал в Россию, в Челябинскую область, теперь и спасались только его передачами. Дочерей раздал замуж в другие села, младшая пока оставалась с ним и больной матерью, да второй сын взял хорошую трудолюбивую девушку, была радость в доме, но долго не получался ребенок. Возили к врачам в Махачкалу, потом в Нальчик и Кисловодск, много потратили денег, но что-то ей вправили, наконец удалось. К тому времени заварилась новая каша, с приближением войск несколько парней, в том числе сын, решили на время уехать в горы, чтобы не хватали силком ваххабиты, а потом расстреляли военные. Как ни заваруха, первым достается мужчинам помоложе, так сказать призывного возраста. Одни заставят воевать либо станут резать, бить: почему не идешь сражаться, Россию любишь? Армия придет, сразу пуля без расспросов, молодой - значит, боевик, против нас дрался и теперь вредишь в тылу, а пощадят или выкупишься, пересидишь в подвале, так потом фильтрация заберет с концами, очень стало жестоко все. Взяли они старый микроавтобус и поехали, лучше б сидели дома... Как раз десант высадился на перевал, какая-то ударная группировка пришла, начались бои в горах и машина точно растворилась, до места не добрались. Искали, спрашивали - впустую, как не было никого. Слабая надежда остается, пока не видел мертвым или сказали наверняка, но вряд ли на самом деле. Мать совсем разболелась, девочка высохла с горя, а куда деться, срок подошел. И снова неладно, эта операция в селах, родить не может, еле выпросился у военных, и тут "Жигуль" подвел. Спасибо вам, ребята, что бы без вас делал!.. Бойцы на заднем сидении слушали вполуха, временами переглядываясь - э, дядька, знаем мы такие истории и кем был сынок твой, да что уж. Одни хлопнули, другие мчатся теперь спасать вдову и будущего дитенка, который вырастет и станет шмалять в других федералов через плетень... Кто поручится, что сам мужик ничего страшнее лопаты в руки не брал, хотя большинство здесь просто выживало кошмарные десять лет. Чайкин на командирском сидении молчал, покинув зону видимости поста, водила набрал скорость, пытаясь спастись от возможного фугаса или выстрела в борт. Безжалостно вертя руль, он швырял УАЗ в стороны, огибая выбоины и провалы, в любом из которых мог ждать "сюрприз", а старший внимательно смотрел вбок, чтобы заметить малейший дурной признак - свежую присыпку откоса, тянущийся от бетонного столбика проводок. Езда, особенно в горы, была тут занятием нервным. Саперы прошли впереди войск больше суток назад, в виде мести, бурдет за что, армейцам уже вполне могли заложить "привет". Да и просто жужжать мишенью среди теснящихся все кучнее скал, по-над вывернувшей к дороге речкой, за которой сплошь зеленка на крутых мысах-утюгах, тоже не мед... Побитое зеленое детище тольяттинского автозавода стояло одним колесом почти в кювете, куда хозяева столкнули его впопыхах, чтобы не двинула пронесшаяся на полном ходу броня. Дальше расстилалась поросшая гигантскими лопухами опушка, уходившая в распадок между двух лесистых языков, справа тянулась от полотна русловая бечевная отмель. Приехавшие выпрыгнули из УАЗа, водитель круто развернул его и сдал задом к "копейке", не заглушая движка. Даже сквозь тарахтенье и плеск воды слышался протяжный стонущий вой молодой некрасивой чеченки, полулежавшей на откинутом сидении развалюхи с широко расставленными ногами. Живот под свободным платьем выглядел при общей субтильности непомерно большим, она сжимала его с боков руками, словно желая вдавить или приподнять. При появлении мужчин роженица попыталась одернуть подол, из-под которого виднелась белая ткань в пятнах слизи. Рядом хлопотала женщина постарше в платке, отирая ей лоб влажной тряпкой. Мужик закудахтал по-местному, обращаясь к обеим, Чайкин велел одному из бойцов: -- Спроси у "шефа" трос, давай зацепим. Не к себе же брать, она нам загадит салон и еще по дороге родит. Я попробую пока - может, заведется консервная банка... Ключ зажигания торчал в замке, хозяина он не стал спрашивать, забрался внутрь и попробовал дать обороты. Пара фырканий в недрах конструкции ни к чему не привела, мученица надсадно орала, Чайкин вылез и бросил старику: -- С тросом ездить умеешь? Тогда садись за руль живей. Тот замешкался у дверцы, женщина начала усаживаться назад, парни накинули ржавую негнущуюся петлю с торчащими проволочными обрывками на шишак фаркопа. УАЗ начал медленно отъезжать, выбирая слабину, и в этот момент по машинам ударила от деревьев через прогалину густая очередь. Бойцы попадали где стояли, даром что двое были назначены в охранение, следить за окрестностями с оружием наперевес. Чайкин, не выпутываясь из ременного хомута АКСУ, с асфальта засадил по лесной поросли, крича: -- Трос долой! Огонь туда, кучнее!.. Присевший за своей телегой чеченец поймал его яростный взгляд и крикнул сквозь грохот выстрелов: -- Не я, нет! Подожди, сейчас... И он вдруг побежал согнувшись в сторону выстрелов, размахивая руками и что-то выкрикивая по-своему. Шляпа слетела с макушки и утонула в лопухах. От неожиданности стрельба прервалась, ему удалось пробежать до середины поляны, пока огонь вспыхнул с новой силой. Чайкин клялся потом, что не засек, чьи пули сразили до пояса скрытую зеленью фигуру, может, те и другие, по крайней мере он прицельно не бил. Мужик сделал гребущее движение, словно подломился хребтом и рухнул навзничь, исчезнув в траве. Видевшие это женщины забились с воплем в машине, шофер УАЗа, свесившись с выпученными глазами из кабины, что-то орал. Один из бойцов, привстав на колено, лихорадочно дергал трос, но стальная петля не поддавалась. Другой, бросив оружие, растерянно жался за колесом, сжимая плечо. -- В машину все, - гаркнул Чайкин, дергая из карманов разгрузки гранаты, - я эту поведу! Осмыслив приказ, раненый первым запрыгнул в салон, подцепив за ремень автомат, и ухитрился съежится между сидений на полу. Не растерявшийся под огнем Бэтмэн выдал затяжную очередь, позволив товарищам забраться в транспорт, кто-то высунул из-за обвешанной бронниками дверцы ствол и прикрыл его на пять секунд, емкость рожка, пока он вваливался со своим громобоем сзади. Водитель тотчас вскинулся, как цирковой джигит в седле, подхватив с арены папаху, выжал сцепление и утопил газовую педаль. Чайкин швырнул один за другим "лимонки" и на ходу упал за руль "копейки", бесцеремонно отпихнув шарившую вокруг руками припадошную роженицу. В мозгу отпечатался ее распяленный в неслышном крике рот, или он успел оглохнуть. Машину тащило боком, сгибаясь, Чайкин едва успел отжать ручник и переключить скорость, не обращая внимания на взвизг пуль справа и треснувшее перед глазами лобовое стекло. Впереди лежал прямой участок дороги, и УАЗ рванулся из зоны обстрела, хотя он еле справлялся с автомобилем. Приближаясь к извилине, водила снизил бешенный темп, Чайкин успел выхватить из нагрудного кармана рацию и крикнуть в нее: -- Не гони так, оторвет или расшибусь на хрен!.. Однако его, похоже, не слышали, повредилась рация или сбили канал. УАЗ чуть снизил обороты, твердо взял середину дороги и мчал дальше, постепенно вновь набирая скорость. Эту дьявольскую гонку Чайкин запомнил крепче всего, рискуя ежесекундно перевернуться или врезаться в буксир, когда тот резко сбрасывал газ перед очередным поворотом, собственные тормоза оказались у повозки ни к черту и оставалось только из последних сил сжимать руль, неотрывно следя за маневрами передней машины. Только вылетев из ущелья, адский пилот наконец унял железного коня до обычного при сцепке хода. Балинюк и здесь оказал себя молодцом, не слыша переговоров и боя за холмами, он тотчас после отъезда экспедиционного корпуса вызвал через ВОВД медпомощь и добился выделения охраны для нее. Из продырявленных машин как раз вытащили потерявшую сознание молодку и бледного парня, когда от центра села послышался вой сирены и в проблесках древней конусовидной мигалки появился заслуженный РАФ, сопровождаемый единственным отделенческим бэтээром. Здоровый медбрат наскоро перевязал бойцу верхнюю часть руки, установив сквозной характер ранения. Отвязный худой врач с бритой головой и коньячным амбре, заценив обстановку, велел тащить бабу в местный фельдшерский пункт, замок с которого просто сбили. Там он вкатал ей два шприца обезболивающего и при помощи третьего члена бригады, плотного коротыша, ничтоже сумняшася подрезал что-то, запустил обтянутую перчаткой кисть в разверстое лоно и вытащил почти задохшегося мальца, крупноватого для узкого таза несчастной. Затем принялся быстро шить рассеченные ткани, пока ассистенты не очень ловко обихаживали народившегося пацана. Хлопнув спиртяшки и перекуривая на крыльце, доктор отвечал восхищенным милиционерам охраны: -- Времени не оставалось, кончился бы ее чиченок, да и сама могла. Ответственности я не боюсь, это вам страшно без работы остаться. Скажите, пусть готовят катафалк, едем в больницу, не ночевать же здесь! Вытерпела такое - и остальное перенесет. Им обоим теперь уход нужен, стационар, обратно в коровник можно только на смерть отослать. Клиентку с новорожденным и очумелой теткой деликатно загрузили в транспорт, раненый влез на броню. Его трясло, рука картинно покоилась на перевязи, хотя сведущий в процедурных тонкостях медбрат сразу определил: -- Дорогой, у тебя от этой царапины через неделю шрама не останется, продезинфицируют и даже шить не станут. Так что двадцать один день больнички или как там, стойкая утраты трудоспособности более чем на треть, боюсь, тебе не светит. Может, повезет в другой раз! Вечером участники предприятия коллективно снимали стресс, водила насчитал в УАЗике девять свежих пробоин, одну смятую пулю выковырял из сидения под собственным задом. Обмыв ее как награду в "шиле", до дна с вытаскиванием зубами на ладонь, решил просверлить и довесить к нательному крестику. Брошенный в стороне "Жигуль" обходили, как заразный, был он точно решето, с побитыми стеклами, Чайкина с женщинами обнесло чудом. Видно, Бог не хотел в тот день больше крови и смертей. До окончания командировки ничего примечательного больше не произошло. Соскучившись, раненый бежал через три дня из санчасти, добравшись попутками на блок. Из казенных сумм выделили часть на цветы, собрали продуктов и съездили к крестнику в больницу. Туго запеленутый по местным обычаям ребенок спал с матерью, порядки строгостью не отличались. Сама она лежала худая и потемневшая, великий и могучий язык межнационального общения знала плохо и из речей присутствующих, в том числе замглавы администрации, мало что поняла. В районной газетке прописали статью о благородстве, фактически подвиге российских милиционеров, ценой смертельного риска спасших две жизни освобожденному братскому народу. Присовокупив к служебным бумагам ходатайства властей, Балинюк сдал в группировку наградные документы почти на всех, включая Чайкина и себя. Инстанции никого вроде не срезали, через полгодика можно было ждать знаков признательности от родного государства. Невезучий старик остался единственным чеченцем, достоверно погибшим от рук отрядовцев либо на их глазах за весь срок командировки. 2001-2003 гг. Примечания САУ - самоходная артиллерийская установка БТР - бронетранспортер БМП - боевая машина пехоты Чернокозово - следственный изолятор Минюста в Чечне, известный жесткими условиями содержания Шахиды - террористы-смертники и в целом бойцы, принесшие клятву не щадить жизни в борьбе за исламские идеалы "Фейсы" - сотрудники ФСБ ГРУ - Главное разведывательное управление ВВ - внутренние войска МВД РФ ППСМ - патрульно-постовая служба милиции АК - автомат Калашникова АКСУ - автомат Калашникова складывающийся укороченный Броник - бронежилет УСБ - управление собственной безопасности СОБР - специальный отряд быстрого реагирования, подразделение в составе РУБОПов до их реорганизации ПНВ - прибор ночного видения ВОГ - выстрел с осколочной гранатой Подствольник - подствольный гранатомет для стрельбы ВОГами "Муха" - одноразовый гранатомет в раздвижном тубусе СВД - снайперская винтовка Драгунова ПК - пулемет Калашникова "Маслята" - патроны АГС - автоматический гранатомет станковый Ханкала - пункт нахождения командования объединенной группировки войск (ОГВ) и входящей в ее состав ВОГОиП, временной объединенной группировки органов и подразделений МВД РФ ПКВТ - пулемет Калашникова-Владимирова танковый Шуршун - защитный камуфлированный комбинезон из синтетической ткани ВОВД, "временник" - временный отдел внутренних дел Зимним вечером Ничем не примечательный наш блокпост торчал на выезде из райцентра, перекрывая грозненскую трассу. Целыми днями с рассвета до темноты, желанного комендантского часа, в обе стороны грохотал бесконечный транспорт ограбленного угнетаемого населения, разоренных организаций. Заплатанные легковушки, РАФики советских лет, забывшие о ремонте, разбитые "Икарусы" и ПАЗы, шаланды, осевшие под самыми неожиданными грузами от катушек высоковольтных кабелей до кирпича, выбранного из развалин. Военная техника составляла в этом потоке довольно скромный процент. Выжженная оккупированная земля представлялась совсем иначе - трубы спаленных хат, бредущие по дорогам беженцы с детьми на руках, замотанные в платки женщины без возрасти и ветхие старики... На счастье жителей, бомбили и обстреливали село в период войны сравнительно мало, а райцентром, именовавшимся ваххабитским гнездом, войска овладели без боя к обоюдной выгоде сторон. Вечерами светилось от дворовой лампочки решето ворот напротив, различались днем крупнокалиберные выщерблины стен и какие-то руины в поле - вот и все, что свидетельствовало о пронесшемся урагане. Тетки же и девицы среди проезжавших мимо и ждавших попуток у границ поста, где ссаживали народ колымаги местного сообщения, маршрутки и коммерческие автобусы "Базар-Газучасток", случались дай Бог, в шубах, золоте и густом макияже. Убрать наши "калаши", бетонные разгородки - рядовое кавказское захолустье... У людей шла жизнь в тех условиях, к которым они за десятилетие вынужденно привыкли. Собственные колеса в разруху стали необходимостью, подчас основным кормильцем, при независимости угнанные по стране машине стоили здесь дешево, а кустарный бензин, люто портивший двигатель и окружающий воздух, обходился того меньше. Нужды гнали селян из дому много чаще, чем в забытое мирное время, ибо в годины революций, войн и смут, при самых неспособствующих кондициях граждан будто рвет с насестов некий вихрь. Официально восстанавливаемая столица с ее конторами, органами власти и парой "вузов" втягивала ежедневно тысячи людей. Там была какая-то работа, бизнес, дела, но отсутствовали жилье, быт, многие уцелевшие обитатели воротились в родную полудеревню, и даже некоторые видные лица купили или обустроили себе здесь дома. В нашей провинции почти регулярно давались газ, свет, из уличных колонок шла вода без нефтяной пленки и даже горели отдельные фонари. Личные обстоятельства населения, честно говоря, трогали нас все же мало. Не только по черствости; мы сталкивались с людьми кратко, в ситуации приказа и подчинения, когда исстрадавшиеся пейзане неискренне улыбались, открывая в пятый раз за полчаса багажник, а осененные хоть какой-нибудь властью надменно вскидывали "корочку" в окно и упорно стремились объехать очередь. Полутюремная жизнь за колючей проволокой с редкими выездами на почту, однообразие, вечное принуждение кого-то к выполнению бессмысленных требований и начальственный тяжкий пресс вытомили до корней уже за первый месяц. В манерах утвердилось раздражение, вспыхивающее яростью от малейшей искры, боеспособность истачивало скрытое пьянство. И все же простаивая сутками на обрыдшей дороге, видя житье проезжающих и перебрасываясь словом-другим с настроенными лояльно, самые твердолобые начинали смутно что-то понимать. Зарождалось даже сочувствие - предмет, в службе лишний. На деле, впрочем, носившее отвлеченный характер, как к чужим бедствиям в теленовостях. Жаль бедолаг, но это их проблемы... Созерцая в ясные дни снежные пики на горизонте с лагерно-армейской тоской, думали мы об одном: когда это кончится? Теперь понималось, отчего сменяемые нами парни мотали как с пожара без понукания, бросая шмотье, казенные простыни и даже левые боеприпасы, накопленные трудом и обычно конвертируемые у прибывших в огненную воду, "хрусты" и домашнюю жратву. Мы стойко глотали едкие выхлопы адской смеси, местной самопальной горючки, резавшей глаза, бронхи и оседавшей копотью на плащевых комбинезонах-"шуршунах", закупленных для отряда при отправке на спонсорские средства. Выбитого из мрачных спонсоров по слухам хватило бы на полярные костюмы с подогревом, где-то все эти тысячи с тушенко-сгущенками благополучно осели, но заглядывать начальству в известный отдел военное правило воспрещало. Особую ненависть вызывали КАМАЗы, жирно коптившие чистой нефтью. Выхлопное жерло крепилось у них за кабиной таким образом, что при начале движение после проверки они испускали в лицо густочайшее облако, мстя за трату времени, чинимые препятствия и обиды всех лет. Малоприятными оказывались даже выходные дни, по которым в райцентре открывался базар всечеченского, судя по количеству покупателей и негоциантов, масштаба. Утром товар везли одни, ближе к вечеру его тащили назад другие в таких же замызганных "шестерках" и "Волгах", маршрутках, автобусах, забитых челночными клетчатыми сумками, которые приходилось снова просматривать под страхом взыскания хотя бы внешне. Поражали равно интенсивность торговли и первобытный ее характер: тонущий в грязи рынок с дырявым полиэтиленом над столиками, минитолкучки на всех перекрестках центральной Советской улицы, изгибавшейся от бывшего исполкома до нашей окраины с постом. Доски на ящиках вместо прилавков, пирамиды консервных банок и желтые масляные бутылки, связки привозной сухой рыбы. Стояли раритетные металлические ларьки в рыжих потеках, с козырьком-ставнем и свечой внутри по замене выбитых стекол той же пленкой. Вдоль дорог красовались скамейки и целые стенды с домашней выпечкой, изукрашенными по всем правилам кондитерского искусства пирожными и даже роскошными свадебными тортами в хрусткой прозрачной оболочке. Тут же могла стоять мочеподобная жидкость в здоровых бутылях и емкостях с брендом "дистопливо дешыво из России" на фанерках, сулившим высокое качество "импортного" товара. Подоконники домов украшали выставки-продажи сигарет, жвачек, сникерсов и напитков, включая ситро "Буратино" в стеклянной таре с той самой месяцевидной этикеткой. Она так же отклеивалась на концах и значилась оттиснутой в 1986 году, хотя могла быть с уцелевшей печатной формы. Стоил дивный напиток три рубля; разок поблевав, самые укоренелые похмельщики начинали предпочитать завозную дристную воду из пожарной цистерны - таинственные изготовители не только пренебрегали фильтровать сырье из ближайшей канавы, но и добавляли вместе с жженным сахаром что-то мало совместимое с жизнью. Семечки, пачки "Донского табака", непривычно желтую ростовскую "Приму", пиво, осетинскую водку и дербентский "коньяк" с соответствующими наценками везли, несли и прикатывали на тележках и велосипедах прямо на пост. А подлинная река транзитного ширпотреба ежедневно текла мимо, вызывая у нестойких соблазн припасть к ней хоть на миг. Склонные к умствованиям жевали слово менталитет, достигшее самых широких серых масс: торгашество в крови. От нужды, конечно, и не так начнешь крутиться, но надо ж и склонность иметь. Даже под снегом было видно, какими сорняками заросли поля окрест. Остальные выражались проще: торгаши, воры и разбойники, у них это в крови... Термины "обезьяны" и "чурбанота" оба разряда использовали предпочтительно. Задачей блокпостов являлась проверка транспорта и следующих на нем лиц с целью выявления запрещенных предметов, улик, боевиков и преступников, еще не находящихся в розыске и тем паче в него объявленных, краденных машин и добра. Действенных методик выполнения отечественная военно-полицейская система так и не выработала, оставаясь на уровне копания в поклаже и пристального чтения паспортов. Впрочем, что еще выдумать; позже я видел кадры действий потенциальных союзников в захваченной арабской стране: зачистка кварталов с вытаскиванием подозреваемых на улицу под стволами, узнаваемый блок на дороге... Повеяло чем-то знакомым, почти своим. Известную сдерживающую роль сеть постов и полупассивное силовое присутствие играли, но явно не соизмеримую с их размерами, затрачиваемыми средствами и энергией людей. Реальность же исполнения обязанностей выглядела более чем убого. На ветхом пункте регистрации граждан и транспорта, огневой точке из прохудившихся мешков с песком и шифериной сверху, лежали в грязных папках всяческие ориентировки, списки преступников и угнанных телег. База данных пещерной эпохи, так сказать. Первое время мы честно пытались заглядывать в них при изучении документов и госзнаков машин, и даже поймали одну преступную "копейку". Уложенный ретивым постовым на капот дядька с тоской тянул: -- Ви новие, да? Это моя машина, у мине ее угнали, потом вернули за денги. А тепер все врем ловят, надоело уже! Прежний ребят меня все знал, не трогал... Было ясно, что он скорее всего не врет. В местный отдел его все-таки сдали показателей ради, но внушительно советовали: -- Так сними с учета колымагу, всем проще будет! -- Э, ходил уже, говорат - плати давай... Просмотрев для порядку лист вождей незаконных вооруженных формирований, гордо возглавляемый изгнанным президентом, я обнаружил еще числящимся известного пахана, с шумом и помпой ликвидированного полгода назад. Отдыхая по соседству, дурила с чего-то начал шмалять из пукалки при внезапной зачистке и был смертельно ранен; добазарься он, как обычно, и по сей день ездил бы через наш же пост с удостоверением какого-нибудь начальника РОВД. Закрыв папку, я оставил ее под рукой и солидно раскрывал, когда требовалось обозначить работу. Что до обыска транспорта, то ничего мы не находили и не пытались найти, быстро убедившись в невозможности требуемых доскональных шмонов. При возне с машиной больше трех минут возникал затор, опасный всем при любви войск к беспрепятственному проезду, задние начинали сигналить, бежали просители и крикуны, ситуация накалялась за миг. В километровой очереди кто-то начинал выруливать и разворачиваться, задевая других, возникали свары до драк среди уже соплеменников, перераставшие в стихийные митинги протеста. Изредка подобные шоу устраивались в моменты озверения начальства, получившего наверху втык. Его гнев приходилось, как бурю, пережидать. Бог с ними нервами и суетой, все равно к вечеру на дороге все шатались без водки. Главная постовая сложность заключалась в другом. Она для краткости обозначалось местной милицией, то бишь любыми кадрами с пушкой и ксивой. Разных крутых амбалов ездило через нас необыкновенно много, даже зампредседателя какого-то упорно существующего на бумаге совхоза гордо рулил без пиджака, обнажая сбрую плечевой кобуры. Соблюдать порядок движения и тормозить для показа документов не приходило им в голову, являясь чем-то противоестественным. Всяческие фантастические помощники депутатов, младшие юристы, инспекторы чего-то, начальники отделов учреждений, о существовании которых в системе власти никто даже не подозревал, сотрудники службы охраны правительства и лично главы республики (занявшего пост несмотря на активный плебейский антифедерализм в прошлом или благодаря ему) одевались исключительно в камуфляж и проносились мимо, небрежно вскидывая руку в полуприветствии, чаще просто дав сигнал, мигнув фарами и неизменно скалясь. При перестрелке их 7,62-миллиметровые АК прошили бы меня вместе с жилетом, для облегчения лишенным пластин, а наши пульки 5,45 ушли бы в сторону, коснувшись струи выхлопных газов. Правда, враг труднее разживался патронами, которые мы скупали цинками у солдат, меняли на спирт и даже пайковой "Беломор" с килькой. Таким образом известный смысл в разнокалиберном вооружении сил имелся, а простым стволом тут давно уже было некого пугать. Воротясь ценой новых жертв на истерзанный клок земли, держава начала утверждаться здесь введением странного двоевластия. Даже в нашей банде, именуемой сводный отряд, не один я понимал, что любым колонизаторам, завоевателям, империалистам без местного управления на подчиненных территориях не обойтись, однако полная мешанина и несогласованность ставили в тупик всякого, кто пытался хоть что-то понять. Так, самый захудалый аул имел свой муниципалитет в лице какого-нибудь уважаемого человека с печатью, исправлявшего должность при всех режимах и принимавшего посетителей на дому без отрыва от хозяйства. Сей наркомат числился в составе вышестоящего административного органа, глава коего без санкции коменданта района не смел чихнуть. По доброй отечественной традиции, опирающейся на мировой опыт, добытыми с бою землями по первости военные же и управляют. Милиции и прочих служб для охраны порядка в освобожденных уделах нагнали со всей страны, повелев одновременно набрать местных - какие иначе демократия, суверенитет и народоправство? Опор у общественного строя в итоге оказалось две, между собой мало связанных и, как следовало ожидать, перманентно сползавших в противоборство. Нацкадры подчинялись к собственным управлениям министерств по республике, пришлые относились к мобильным отрядам, чему-то вроде штабов соединений, и через них - ханкалинской временной группировке органов и подразделений, ВОГОиП МВД, входившей в состав объединенной группировки войск (сил) по проведению контртеррористической операции на Северном Кавказе. Прямые и нужные любой власти полицейские функции исполняли повсеместно временные отделы внутренних дел, укомплектованные народом из самых дальних мест, от Башкирии до Владивостока. Как исчислялась надлежащая дистанция, осталось загадкой, но из соседних к примеру субъектов федерации вообще никого не слали. Деятельность созданных местных отделов покрывал густой мрак, навевавший мысли об ее практическом отсутствии. Заехавший как-то в свите начальника "временника" опер-земляк, за что-то брошенный сюда из управления розыска добивать срок, прояснить ситуацию не смог: -- Так, себя сторожат. Информацию иногда сливают. -- А вы это... взаимодействуете? -- Да, их шеф к нашему ходит на совещания, бывает, вместе пьют... На своем блоке мы торчали в качестве рядовых бойцов, усиленные в дневное время чеченцами-контрактниками из отдельной стрелковой роты комендатуры. Местные коллеги, должностью те же постовые, разные служители вневедомственной охраны проезжали мимо на собственных авто, назначенные стеречь каких-то деятелей, объекты нефтегазового комплекса (их руины?) и энергетики... Этой туманных задач милиции, не считая прочих силовиков и должностных лиц, спустя считанные месяцы по официальному завершению войны моталось туда-сюда неправдоподобное множество. Тихие семьянины непризывного возраста и прочий люд, прикупавший удостоверения на рынке для ускоренного пересечения КПП, в счет не шли. Они держались скромно, носили гражданку, показывали ксиву без обычного апломба и быстро вычислялись по длинным лохмам, неточности форменных аксессуаров на фото и отсутствии элементарных служебных знаний. -- Ты в армии-то был, уважаемый? -- Нет. -- Как тебе могли сразу дать тогда сержанта, если ты месяц назад на работу поступил? Клиент пыхтел и отмалчивался. -- Здесь вот китель должен быть, а ты в рубашке. Так и скажи - что дали, в том снялся, и не надо делать из нас дураков. Будто один такой. Ладно, езжай. Резон сдавать их что соплеменникам, что во временный отдел напрочь отсутствовал, обыкновенно задержанные спустя некоторое время ехали через нас вновь, улыбаясь, как старым знакомым. Зато любой юнец, заимевший бумажку о стажерстве при взводе охраны чего-то, чего он даже не успел выучить и обделенный еще казенным оружием, летел по встречной полосе в объезд очереди, всех наших знаков, шлагбаумов и бетонных чушек. Остановленный пальбой в воздух, он с праведным гневом и невыразимым презрением вопрошал, открыв дверь: -- Че такое? Ты же видишь, че свой! Коллеги постарше в набитых мужчинской всячиной разгрузках, увешанные железом до зубов, могли выскочить из ландо всей кодлой, мигом грамотно окружить, не застя друг другу линий огня. АК с семидесятипатронными "улитками" на согнутых локтях ненавязчиво смотрели нам в область грудных клеток. -- Что случилось? Мы - республиканский ОМОН, а вам чего надо? Ссылка на указание верхов до командующего группировкой включительно досматривать весь транспорт и особенно служебный местный впечатления не производила. -- Покажи сюда твое указание? С комендантом мы за руку здороваемся, он такого приказа не отдавал и нам вообще никто. Вы тут херней страдаете, бабки стрижете, а у нас операция сегодня. Зови старшего, а я сейчас доложу наверх, из-за чего мы опаздываем! На свет являлась рация со сканнером, имитировалось нажимание кнопок. От машин стягивался народ, устав ждать, подъезжали другие бойцы правопорядка, тотчас присоединяясь к сотоварищам. Парни на другом конце поста, видя неладное, перекрывали движение, поверх опоясывавших блок укреплений возникали стволы кем-то поднятого резерва, с вышки лязгал затвором просунутый сквозь дырявую массеть пулемет. Обстановка разряжалась обычно неохотным выползанием из фортеции наших рулевых. Никаких бумаг и внятных легитимных установок насчет проверки служащих органов не было, и туманное поминание обязанностей наряда парировалось заявлениями о директиве самого главного начальства беспрепятственно пропускать всех силовиков. Директоры пробовали бычиться раз-другой с вызовом подкреплений и бранью в лицо, загоняя противостояние на грань стрельбы. Но прибывавшие на разборку паханы сводили его к рукопожатиям с авторитетами другой стороны, "мои ребята погорячились, но и ты не прав". Ситуация изначальна являлась тупиковой, что признавали таким образом де-факто самые киношно хрипатые бугры из комендатур и даже ханкалинских управлений. Посему наши отцы, построжившись для видимости, приказывали записать номера строптивцев - сообщим куда следует, и усмехающиеся братки по классу сматывались восвояси, а мы возвращались к повседневным задачам. На разводах, в свете чуть разгорающегося стылого утра, зачитывались поступившие ориентировки. Внимание неизменно заострялось на розыске преступников и боевиков, успевших послужить новой власти либо располагающих документами сотрудников милиции. "Вот они гады какие, сплошь дудаевцы и исламисты! Давить их всех надо, а вы жалеете..." Жалостью считалась либеральность к коллегам, снисхождение к пожилым людям, теткам и прочему угнетенному большинству, а также случаи явной халатности, доходившей моментами до саботажа. Привозимые из мобильного отряда, "временника" и комендатуры сообщения об инцидентах на блоках, стрельбе и жертвах с обеих сторон отчего-то лишь разогревали показное рвение начальства. Чужой опыт не шел им впрок, заставляя осмыслить целесообразность строгих мер и возможные последствия ввиду близившегося отъезда. Нашим завхозам не хватало разума, сил и мужества держать пресс многочисленных генералов, руководителей, проверяющих, немилосердно и постоянно дравших их. Вылез - терпи, плетью не гнали, но они, как жидкость в поршне, лишь передавали давление вниз, чего система от них и требовала. Механика осложнялась подчиненьем разным инстанциям, главным из которых нередко оказывалась ведомственно чуждая нам комендатура. Посему в очередной раз мало кто обратил внимания на рядовое зачитывание: -- ...Задержать автомашину ВАЗ-2106 белого цвета госзнак С645КХ 95-го региона, в которой может находиться сотрудник милиции Арсаев Юнади Саламбекович либо преступник, имеющий документы на его имя. Соблюдать осторожность ввиду наличия у него оружия, в случае задержания сообщить на "Утес". Это был радиопозывной комендатуры. Формально ловлей кого-либо с рассылкой сыскных листов занимались ОВД, куда отправляли всех пойманных, исходить же требования по уголовным делам либо оперативная информация могли откуда угодно из сети подразделений и служб, опутавших край тотчас по его замирению. Бытие власти для самой себя, а не упорядочения и облегчения народной жизни, отчетливо демонстрировалось здесь наличием бесчисленных структур управления населением, половина которого голодала. До розыска же какой-то машины нам откровенно было мало дела. Высматривать ее до пучения глаз вряд ли кто собирался, ибо только идиот, натворив что-то, поедет открыто через посты... К концу первой смены, когда наплыв ослаб, я глянул в ориентировки, иметь представление на случай проверок. Когда зевота рвет пасть, тяжко запоминать что-либо, не больно и хотелось, но лишних нареканий старался избегать. В конце была подколота утренняя, ксерокопированный листок с ручным текстом косыми печатными буквами; "временник" и то шлепал цидулы на компе и почти без ошибок. Организация на нуле, а командиров... Вспомнился крик вечером раньше в эфире, запойный начштаб после кому-то говорил: разведка гоняла по темноте белую "шестеру", да упустила. Местные полицаи, кстати, вполне могли ехать поздно со службы и не остановиться средь чиста поля или развалин на сигнал военных, периодически ставивших выдвижные посты - замашки у тех были далеки от светских, а любой чех только враг. Оккупационные будни, хотя нам что... Сутки прошли непримечательно и обыкновенно. Кого-то для проформы взяли в плен за просроченную справку взамен паспорта, сгинувшего в пекле войны, одного бойца сняли с поста бухим. Ненастный отсыпной день тек вяло, всяк шедший толкал наши средние нары в тесноте, сосед лазал туда-сюда на верх, кряхтя и ругаясь. Долбанный телевизор показывал очередное ток-шоу, рванный сон окутывал и исчезал от шума. Погода нежданно скакнула в оттепель, шел мокрый снег, вылазить никуда не хотелось. Начальство уже не принуждало трудиться в выходные, хотя быстро сдававшие под открытым небом хлорвиниловые мешки тихо сыпались, а столбы с колючей проволокой, врытые нами же в начале срока, угрожающе кренились. Грял дембель-избавитель, опутывая всех ленивой неохотой издалека. День же следующий не задался прямо с утра. Невесть зачем в полвосьмого на Грозный промчался комендантский кортеж, углядев какие-то нарушения, босс выскочил из "Волги", обложил криком в обычной манере стоявших и приказал звать ответственного. Тот мирно дрых с полуночи, озверевший генерал затребовал командира отряда, редко встававшего раньше девяти. Не дождавшись, красный от ярости комендант ворвался на блок, прямо в офицерский кубрик, и застал нашего маршала в сиреневых кальс