Игорь Мариукин. Три ночи, четыре дня; Награда; Последняя война --------------------------------------------------------------- © Copyright Игорь Мариукин Email: mariukin@newmail.ru WWW: http://www.artofwar.ru/mariukin/index_tale_mariukin.html Ў http://www.artofwar.ru/mariukin/index_tale_mariukin.html Date: 07 Sep 2001 Редактор: Владимир Григорьев (vova@dux.ru) Оригиналы этих рассказов расположены на сайте "ArtOfWar.Ru" - Творчество ветеранов последних войн Ў http://www.artofwar.ru/ Мнения о рассказах - в гостевой книге "ArtOfWar" Ў http://www.artofwar.ru/scripts/gbookview.pl?id=1 --------------------------------------------------------------- ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА ...Думалось сегодня отдохнуть, насколько возможен отдых в условиях войны, но с утра нас поставили в известность, что пойдем прочесывать кварталы поблизости, где вчера вроде бы видели чичей с оружием. Это "вроде бы"... Ладно, не впервой, куда ж деваться-то от приказа... Мероприятие без приключений длилось уже час, когда из подвального окошка раздался голос: "Сынки, сынки!" Оборачиваемся, инстинктивно ощетиниваясь стволами. Через разбитую раму к нам тянется грязная рука, обладателя которой мы пока не видим. "Обождите, я сейчас выйду, не уходите. Или может зайдете ко мне?" Ожидая подвоха, и наученные горьким опытом двухнедельного пребывания в уже "освобожденном" Грозном, никто не спешит вниз. Наш старлей Прокопенко явно нервничает, его можно понять - вчера вечером похожий визит в подвал закончился тремя "двухсотыми", да и вообще - офицер десятый день в Чечне, и его тихое отчаяние, сквозящее во взгляде, присутствия духа нам не добавляет. На третий день своей военной жизни Прокопенко нажрался по-взрослому, что называется. Ходил целовался со всеми, говорил, что сам себя поминает, что сдохнет тут. Накаркал в итоге... Из подъезда раздается шаркающий стук, и на свет божий выбирается старик неопределенного возраста, очень худой и грязный. Одет в женское полупальто выцвевшего сиреневого цвета, один ботинок подвязан веревкой. Старик опирается на самодельный костыль, во второй руке полотняный мешок. Глаза у старика живые и глубокие - голубые льдинки смотрят на нас с надеждой, рядом с ним семенит собачка, помесь болонки и дворняжки, маленький потешный шерстяной черный комок, который начинает рычать на нас, когда мы подходим к старику. "Тише, тише Черныш, это же наши" - шепелявит старик. Мы выжидающе молчим, никто не знает, что сказать. - А закурить дадите?.. - похоже, старик сам не знает, с чего начать разговор. - И спичек коробочку, насовсем... Если можно... Андрюшка "Твикс" протягивает ему зажигалку и непочатую пачку "Космоса", старик неловко пытается еЈ открыть, роняет и сигареты и зажигалку на землю, наклоняется за ними и падает. Прокопенко поднимает старика, тот обхватывает руками нашего старлея за шею и начинает тихо плакать: "Возьмите меня с собой, сынки, заберите меня". Мда, это в наши планы совсем не входит, но что-то в его виде такое, что Прокопенко и наш прапор Кузьмич молча поднимают его на руках и сажают на броню, туда же запрыгивает пара наших, БМПшка разворачивается и едет к кунгам. Пушистый комочек Черныш со всех ног бежит за броней и заливисто лает. Проехав метров сорок БМП останавливается, с брони прыгает солдат, хватает собаку подмышку, запрыгивает на броню, и БМПшка скрывается за углом. Вернулись мы в расположение часа через полтора, где и познакомились поближе c нашим "найденышем", 85-летним подполковником ВВС СССР в отставке Мироновым Александром (отчество забылось). Участником советско-финской войны, Великой Отечественной Войны, награжденным орденом Боевого Красного Знамени, двумя Красными Звездами и множеством медалей, инструктором корейских летчиков и участником событий начала 50-х в Корее. Накормленный тушенкой старик доставал из своего мешочка помятые фотографии, наградные книжки, ордена, погоны в двумя голубыми полосами и двумя звЈздами, показывая их нам и сумбурно пытаясь рассказать о себе. С пожелтевших фотографий на нас смотрел улыбчивый симпатичный светловолосый капитан на фоне старых советских самолетов и ангаров с иероглифами, то один, то с группой корейцев с кожаных шлемах. Господи... а ведь я ничего не знал о той войне, даже не знал, что наши и в ней принимали участие... ведь тоже целый забытый мир с чьими то-то победами и поражениями, смертью и выживанием. Трудно не уподобляться газете "Красная Звезда" а ля 70-е годы, и обойтись без пафоса, но это был свой, свой в доску старик, знающий, что такое смерть и жизнь, действительно ВЕТЕРАН ВОЙНЫ, не в том затасканном, формальном и набившем оскомину варианте, что нам преподносили в школе, а поражавший нас, людей знающих, что такое война не понаслышке, своей настоящестью и простотой. Дед Саня (мы сразу окрестили его так) дернул грамм сто спирта и, жестикулируя, размахивал руками: "А истребители эти американские горят за милую душу, что твои дрова, плЈвые у американцев летчики были, мы им давали жару. Вот гансы летали и бились куда лучше, но всЈ равно - русский летчик и солдат - самый-самый. Да, вот и небо тогда в войну было голубое-голубое, а сейчас нет того цвета, серое все какое-то, давно я чистого неба не видел, а здесь так и вообще..." Если бы не видел сам, кто б рассказал - не поверил бы... Вот наш дед Саня на фоне какого-то венского красивого строения стоит в неизменном кожаном шлеме... А дальше был неудачный полет в конце 50-х, катапультирование, поврежденный позвоночник, комиссовали его, и подполковник Миронов остался в Грозном, где стал работать преподавателем в каком-то ВУЗе (университете, по-моему). С 70-го года окончательно на пенсии, дети-внуки, в конце 80-х похоронил жену, дочь уехала из Грозного с внуками тогда же, сын жил здесь до начала 90-х, а потом потерял работу, надули с продажей квартиры его, уехал с детьми тоже. Остался дед Саня сам один в двухкомнатной квартире, из которой чечены, побив его до бессознательного состояния, просто вышвырнули за шкирку полтора года тому (в начале 1994 года). С тех пор и бомжует. В сентябре прошлого года чеченские подростки, глумясь над русским стариком, дали подножку (почтительное уважение к старикам у нохчи?..), упал дед Саня, поломал ногу, срослась неправильно с грехом пополам, с тех пор не расстается с костылем. Как пережил зиму 1994-1995 и сам не знает, по две недели не ел, были соседки по подвалу - бабушка Михайловна с дочерью - иногда выбирались они за едой, один раз ушли и не вернулись. Самой большой удачей деда Сани был найденый мешок рисовой сечки, вот до сих пор и ел ее, раз в день в подвале варил кашу, делился со своим псом Чернышем, хлеба не видел полгода. Когда была зима, Черныш кормил своего хозяина, находил мертвых птиц и приносил старику, один раз приволок человеческую кисть оторванную... Недалеко, напротив его убежища, жили "черные, но не чечены" (возможно арабы?), как он сказал, и несколько раз дед Саня видел пленных русских... "Поиздеваются над мальчонками-то, - то факелом в лицо тычут, то бьют молотком почем зря, а потом как курице горло режут, а живых лицом в эту кровь тычут, вроде чтоб пили". Уехать дед Саня и не мечтал уже, родным не нужен: уехав, забыли старика, да и куда ехать? Знает, что дочь в Новосибирске, а сын вроде в Ленинграде, но три года ни от кого ни весточки. Никому не нужен. Никому. Поселили мы деда Саню в не очень разрушенном павильоне, метрах в трехстах от нас, раз в день кто-то из наших носил ему еду-сигареты, раз в два-три дня он сам приходил к нам, поговорить, выпить соточку спирта. Неизменный спутник его Черныш всегда крутился рядом, уже привыкнув к нам, позволял гладить себя, вовсю махал куцым хвостом и, забираясь на колени, пытался лизнуть в лицо. Так продолжалось недели две. В этот погожий день навещать старика пошли я, Витька "Борода" и Вадим "АлЈнушка". В павильоне ни его, ни собаки не оказалось. Метрах в пятидесяти дальше по улице у входа в пятиэтажку стояло несколько человек наших соседей-ОМОНовцев. Стояли полукругом, склонившись над чем-то. Подойдя поближе, мы увидели кусок проволоки от растяжки, а рядом, раскинув руки, словно пытаясь дотянуться до изуродованного тельца пушистого комочка Черныша, неподвижно лежал подполковник ВВС СССР Александр Миронов, лежал наш дед Саня, лежал, странно улыбаясь чему-то своему, лежал, глядя вверх своим спокойным немигающим взглядом - голубым-голубым, как небо его молодости. НЕТ БОЛЬШЕ ТОЙ ЛЮБВИ... Округи щерились ордой-саранчей по грудь в грехе. Земля бессильной самкой слез запаслась, заскулила от ран... ...В пир историй, кто чего стоит, - спрашивай у могил. Нестор резвый, озаглавь срез вый, - зрячему помоги... Где мордует осень, бились грудью оземь, в кровь разбили лица думой примириться. ..Где снега раздеты, в голос воют дети. Лапти износили в поисках России. Душу в клочья рвали - выродились в "тварей"... Край, где правит ноготь, светлым одиноко, не расправить плечи, нерв трубою лечат. Я и сам помечен одичалым смерчем. (c) Калинов Мост Санька появился у нас, когда снабженцы подвозили нам жратву - мол, заберите солдата, командирован к вам, а своих потерял. В том грандиозном бардаке, который творился в ту пору в Грозном, подобная ситуация была не редкостью, но нашему комбату чем-то новый боец показался подозрительным, и он, забрав его с собой, что-то там целый час выяснял по рации. Хотя на шпиона наш новый товарищ был похож меньше всего - рыжеволосый, веснушчатый нескладный детина лет двадцати двух-двадцати трех с простецкой улыбкой и "окающим" говорком. Сразу подошел к нам, без вступления всем начал пожимать руку, попутно начав свой монолог: "Доброго дня славяне, зовут меня Саня, фамилия Сомов, я с Волги, деревня Рогозино, вот мамку одну оставил, земляки есть? Работы-то у нас хрен чего найдешь, в Самару ездил - никому я там не нужен, разве только улицы мести, да вот учиться потом буду, а специальности-то нет у меня, кому в городе комбайнеры нужны? Деревня-то у нас уже теперь совсем пустая, колхоза не стало, а матери бы корову купить, очень она у меня это дело любит, с животиной возиться. Мамка думает, я на заработки на Кубань поехал, она у меня одна осталась, брата Афган десять лет тому забрал, погиб он там, а батя после того пить сильно начал, и восьмой год уже как утоп, срочную я в Карелии служил, стрелять умею, так что я вам пригожусь, тут у вас всех как-то по прозвищам зовут, так вот меня лучше зовите "Сомом", а не рыжим, так, как меня ребята в школе "рыжим" звали, поднадоело-то мне, а кормят вас как тут..." И так - бу-бу-бу все подряд рассказывает-басит, нимало не смущаясь, и просто глядя всем в глаза. Мы немного опешили от такой "презентации", и как-то даже смутились - даже наши остроязыкие Санька и Андрюха "Твиксы", вечно встречающие новичков подколками, и то - просто переглянулись и молча пожали ему руку. Первый же день его пребывания среди нас был отмечен происшествием - пропал боец, как в воду канул. Прапор Кузьмич бегает-матерится, все в недоумении - чтоб так, в первый день... Под вечер Санька появился, принес вещмешок набитый карамельками. "Голубок", по-моему. Килограммов шесть, не меньше. Оказывается, не получив никаких распоряжений по поводу того, чем заниматься дальше, он не придумал ничего лучше, как уйти знакомиться с новыми для себя местами. Конфеты выменял на рынке на кроссовки, которые привез с собой. Конфеты те - это отдельная песня: выцветшие фантики, выпущены они были, наверное, еще при социализме - сказать, что они были твердыми - это ничего не сказать: их вполне можно было трамбовать в гильзы для крупнокалиберного пулемета, засыпать пороху и использовать в качестве бронебойных патронов. Конфеты Санька (неслабо выгребший от Кузьмича за такой самовольный шоп-тур) раздал всем, "со знакомством вас" - как он говорил. Твердые-твердые, а за день слопали мы их - солдатские зубы крепче всякой брони. Пытливый ум Сома во всей красе проявился, когда из здания школы, разрушенной при обстреле, он взял несколько книг и глобус, и некоторое время носил всЈ это богатство с собой - кроме глобуса, который мы приспособили - да простят нас педагоги - под футбольный мяч, правда, в качестве мяча модель нашей Земли прожила недолго: при второй игре импровизированный мячик разлетелся вдребезги, но результат первого матча, когда разведка (мы) победили десантуру cо счетом 10:6, еще долго оставался предметом обсуждения. "Ассортимент" найденных Санькой книг не помню, точно только знаю, что среди них был то ли русско-португальский, то ли русско-испанский разговорник, потому как Саня с энтузиазмом взялся за освоение иностранного. Басовитый голос Сома превращался в противный тенорок, когда он довольно громко повторял фразы, 90 % из которых составляли две: "Комо пермиссио сеньора" и "Ста бьен, грациас". И так по сто раз на дню, в течение недели. Своими лингвистически-вокальными упражнениями он довел до ручки не только нас, но и нашу овчарку Дину, которая дня через три только завидев, как Саня берет в руки маленькую книжку, скуля и испуганно прижимая уши, лезла под бэтэр, при всем том, что на выстрелы-взрывы она вообще не реагировала. Закончилось тем, что какая-то добрая душа закинула Санькин самоучитель куда-то, и наш полиглот закончил с занятиями. Точно еще была книга о спорте, нечто вроде краткой энциклопедии о великих спортсменах XX века. Не знаю, в какой информационной изоляции жил Санька у себя в селе, но многие вещи, узнаваемые им впервые, изумляли его, как ребенка. Чем-то запал ему в душу вычитанный из этой энциклопедии американский спортсмен начала века "резиновый человек" Рэй Юри - прыгун с места в высоту-длину (был в начале века такой вид спорта, даже имел олимпийский статус). И началось... Чуть свободная минута - Саня чертит линию, и давай с места сигать в длину, меряет что-то там потом коротенькой линеечкой. Народ от смеха покотом ложился, когда Саня в полной экипировке громыхал своими прыжками, а потом с линейкой, ползая на карачках, мерил свои результаты. Капитан Мусаев и то заинтересовался нашей будущей олимпийской звездой, особенно когда увидел, что Саня скачет, взяв в руки обломок от гусеничного трака (для увеличения нагрузки, как он говорил). Совершенно офигевший Муса минуту молча наблюдал за этим, а потом, когда мы ему объяснили, что тут происходит, посоветовал: "Ви би еще плиту минометную этому Брумелю на шею павэсили, для нагрузки!" Несмотря на такие вот фокусы народ Саньку любил, и если потешались над ним - то беззлобно, а уж поссориться с ним так вообще было невозможно. Сом же очень близких друзей не имел, его благожелательное и доброе отношение распространялось на всех скопом, никогда в помощи не откажет, да чаще всего его и просить не надо - Саня всегда сам появлялся там где надо, а в ответ на попытки благодарности смущенно разводил руками и басил: "Да хрена ль там, свои ж люди!" Как-то вечером Санька, покрутившись около нашего радиста Димона-"Кактуса" снова пропал. Как оказалось потом, связавшись по рации с ближайшим блокпостом (километрах в трех от нас) Санька дернул туда в гости к найденному земляку. Обратно он появился часа в два ночи с двумя бачками каши, побудил полроты своим басом: "Славяне, я вам каши принес, давайте есть пока теплая!" Ну что ты ему скажешь? Каша кашей, если бы не одно маленькое "но" - Саня и туда и обратно топал по минному полю (без малейшего понятия о его существовании), которым наша инженерная служба третьего дня отгородила нас от подозрительного участка зеленки, а только сегодня утром командир наших саперов старший лейтенант Проханов стучал себя пяткой в грудь перед комбатом, что даже мышь там не пройдет, ( кстати, свою службу минное поле таки сослужило - на следующую ночь было порядка пяти подрывов со стороны зеленки, кто там попал - мы не ходили проверять). Чудил еще не раз наш Саня, да только всЈ уже и не упомнишь. Как-то утром получаем сообщение по рации, что наш второй разведвзвод нашел недалеко от нас пару блиндажей-складов оружия чичей, сами ребята, сообщив, что там чисто, и можно всЈ это забрать, пошли дальше. Ну - забрать, так забрать, собрались-поехали (что-то около 10 км от нашего расположения). Санька напросился с нами - Кузьмич не возражал. "Урал" бортовой, БМП-ха, нас 15 человек. Выехали после обеда. Как-то никому не пришло в голову, что ситуация с состоянием "чисто" за полдня могла и измениться. Доехали, троих оставили у техники, остальные выгрузились, пошли искать по указанным координатам. При подходе к предполагаемому месту кто-то из первых троих поймал мину: Мишку-"Кузнеца" сразу наповал, двоих (Филиппа Копылова "Филина" и Славика "Рокки") ранило тяжело. И понеслось - со всех сторон нас начали поливать, и место такое - что мы посреди зеленки на почти голой опушке, с реденькими кустиками, а откуда бьют и не сразу сообразишь, чуть поодаль вокруг нас плотные кусты-деревья, холм справа вообще утонул в растительности. Вот тебе и съездили за оружием! Все залегли мордой в землю - и продвигаемся к кустам, отстреливаясь наугад. Благо рядом, доползли все, только Витьку "Бороду" в плечо зацепило. Санька притащил за собой Филина, а Андрюха "Твикс" - Славика. Филиппу "Филину" ноги подробило - просто месиво, и пока мы отстреливаемся - Кузьмич колдует над ним, перетягивает жгутом, колет промедол. Там где мы оставили технику раздаются два взрыва и очереди. Почти одновременно получает пулю в бедро Ромка-"Москвич". Похоже на то, что попали мы серьезно на этот раз. Осталось три дороги, что называется - либо идти в лоб (а всемером плюс четыре трехсотых, из них три тяжелых - это самоубийство), или вернуться к дороге, но судя по тому что мы слышали взрывы - возвращаться уже некуда, либо вдоль холма по зарослям попытаться как-то ускользнуть отсюда. А пока - забились в кусты, немного рассредоточившись, и отстреливаемся на звук. Санька "Сом" подползает к Кузьмичу, молча подбирает автомат "Филина" вдобавок к своему, и на полусогнутых пробегает мимо нас, ближе к краю зарослей, бася: "ВсЈ мужики, уходите с ранеными". Кузьмич что-то кричит ему вслед. Санька не оборачиваясь машет рукой, мол, - уходите. Потом таким же макаром, под фонтанчиками пуль пробегает открытое место и скрывается в кустах напротив. Саня, Саня... Все оборачиваются на Кузьмича - он секунду смотрит в ту сторону, куда исчез Санька, вздыхает - и жестом показывает, что нужно уходить. Выстраиваемся цепочкой и ползем, пряча глаза друг от друга, ползем через заросли, в сторону, противоположную той, откуда пришли. На себе тащим раненых. Сзади нас не прекращающаяся перестрелка - все понимаем: шансов у Сани нет, и мы теперь просто ОБЯЗАНЫ выйти отсюда и дотащить трехсотых. Минута, другая, третья... пятая... ползем, пока ни на кого не наткнулись, сзади нас по-прежнему слышны очереди... Душа рвется пополам... Спереди в кустах шорох и треск веток - Андрюха "Твикс" моментально посылает туда очередь, в ответ - стон и детский крик: "Дя-я-я-деньки, не стреля-я-я-я-я-йте!!!" Твою мать, это еще что такое?! К кустам ползут Мишка Гаевой и Саня "Твикс", через полминуты появляются оттуда, неся стонущую девочку лет 11-12, у которой окровавлен бок. Кузьмич (он у нас в таких ситуациях был основным лекарем - как-никак у него 4 курса медина, и он 3 года пробыл в Афгане фельдшером). Останавливаемся. Кузьчич осматривает девочку - судя по его фразам: ничего серьезного, одна пуля навылет зацепила левый бок в районе подреберья, печенки-селезенки целые, но крови много. Перевязывает. Девочка теряет сознание - промедол - и мы продолжаем двигаться. Уже позднее в расположении, когда девчонка пришла в сознание, мы узнали еЈ историю: два месяца тому еЈ родители, она и ее младший брат собрались уезжать из Гудермеса к родственникам куда-то на север (как она сказала). Не знает, как и куда они ехали, только раз родители ушли договариваться за машину и пропали. Прождали они с братом их трое суток, потом сами приняли решение ехать с к их тете в Назрань (по-моему), через неделю от дизентерии умер брат, хоронила сама в лесу. И вот уже месяц, как она одна скитается по Чечне, не имея ни малейшего понятия, где находится. Через три дня из нашего расположения (девчонка оклемалась на удивление быстро) еЈ на вертушке вместе с другими ранеными отправили в госпиталь в Моздок. Звали еЈ Алла Кононова. Сейчас наверное, невеста уже... Стрельбы сзади нас нет... Ощущение времени потеряно окончательно. Выходим на дорогу. В полукилометре впереди от нас пылит колонна, двигаясь в нашу сторону (мы тогда еще не знали, что те наши, которых мы оставили на дороге, и которых вместе с техникой пожгли чичи, успели по рации сообщить, о том что началась стрельба, и вызвали подмогу). Десантура, родные вы наши... Через минуту мы уже объясняли им ситуацию, перегрузив им в БМПэху раненых, и отправив еЈ обратно, мы возвращались на то проклятое место со складами. Надо сказать, что боя, в моем понимании, почти не получилось - два взвода из роты капитана Мережко (дай ему Бог здоровья, он сейчас должен работать преподавателем в Рязанском училище ВДВ) плюс чуть-чуть нас, быстро выкосили чичей. Всего воинов Аллаха оказалось там около 20, это потом посчитали - около 15 трупов и тяжелораненых и пять пленных). ...Саньку мы нашли около второго блиндажа, метрах в ста от первого, где мы напоролись на засаду. Он лежал почти весь раздетый, в крови, с покромсанным торсом и пахом, с простреленными ногами. Как мы поняли, он был ранен в ноги, а потом его взяли чичи, и начали терзать. Рядом валялись ножницы по металлу, все в крови. В Санькиной крови. Саня был еще жив, спутанное сознание временами появлялось у него, иногда взгляд становился даже осмысленным, боли он, похоже, уже не чувствовал. Мы стояли перед ним на коленях, и в те моменты, когда к нему возвращалось сознание, он сипло шептал: "Теперь куда я годен, домой только, ну хоть мамке подмогнуть, да вот подлечусь дома - и к вам, и за братом крепко скучаю... он меня ждет... я знаю... мы вдвоем к вам вернемся, славяне... родные..." Через полчаса Сани не стало. Его одежда, сорванная с него чичами, лежала рядом. Андрюха Твикс, пока мы забирали оружие-боеприпасы, собрал еЈ, и начал вынимать документы, Санины вещи, мелочь разную. Достал книжечку какую-то из Санькиного лифчика, и начал машинально перелистывать. Я подошел сзади, Андрюха обернулся на меня, и скрывая слезы, отвернул лицо, продолжая листать. На одной из страниц, что-то было подчеркнуто. Я наклонился ниже, остановил Андрюхину руку и мы оба прочли подчеркнутое. Это было Евангелие от Иоанна, а подчеркнута Санькой была фраза: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих". НАГРАДА ...Если внимательно присмотреться, то туман внизу, в долине, перемещаясь, создает причудливые узоры и фигуры. Сидя на второй броне, мы с Альбертом тычем стволами в тот или иной участок тумана, и вполголоса обсуждаем: - Гляди Игорь, а вон там - видишь, ну точно как эмблема Мерседеса! - О, а вон там, чуть левее, один в один кенгуру с детенышем. - А во-о-о-о-н там, чуть подальше... Тут рядом с нами открывается люк, высовывается голова, и наше развлечение прерывает сердитый голос нашего капитана Мусаева: - Вы, эстеты хрэновы, лучше по сторонам сматрите, устроили сыбе дыснэйленд, панымаеш... Капитан Мусаев, наш Муса - мировой мужик, даром что мусульманин, с головой и сердцем, что называется - батя. И солдату чего из офицерской жратвы принести - свое отдавал, и лекарство найти, а в бою - то впереди него никого, приказы умные, четкие и понятные, и начальству не боялся никогда в глаза говорить все, что думает. Умница, каких мало. Сзади нас оживляется Петька Малыш (прозвище получил еще в учебке: когда был в увольнении, то на все деньги, собранные ему взводом на покупку еды, накупил детского питания, так его этим питанием всю ночь и кормили... с ложечки... сухим...). Парень совсем простой, из какого-то села в глубинке Архангельской области. - А че это Муса вас педерастами обозвал? - улыбается во все 32 зуба Малыш. Я, было, собрался открыть рот, чтобы объяснить ему разницу между эстетом и педерастом, но тут головная броня остановилась, наш водила давит по тормозам, да так , что мы чуть не слетаем. Приехали мы значит. Мы - это почти 80 человек, которым сейчас предстоит зачистить поселок, в окрестностях которого по данным разведки сутки тому была замечена группа вооруженных людей численностью до 20 . Это все, что мы пока знаем. Собираемся у третьей брони, из БМПшки показывает свое тело на свет божий наш командир колонны майор Петров. Центнер живого веса при росте чуть больше 160 см смотрятся, конечно, колоритно. Заранее знаем, что и как он сейчас будет говорить, поэтому больше имитируем внимание. Ходили слухи, что к нам его кинули после того, как он проворовался в Ханкале, где был каким-то штабным деятелем, а кто говорил, что он наставил рога какому-то полковнику еще в Моздоке - сам майор Петров о своих прежних заслугах скромно умалчивал. Началось: - Незаконные... бла-бла-бла... вы с честью... бла-бла-бла... мирное население... бла-бла-бла... провокации... бла-бла-бла... Я (!) принял решение... бла-бла-бла... - и так пять минут с нулем конкретной информации. Господи, ну кого ты грузишь? Выслушали. Начинаем собираться возле капитана Мусаева, теперь на самом деле ему решать, кто и что будет делать. Вдогонку майору приходит еще одна гениальная мысль, он всем ее начинает доводить, что, мол, он с группой человек в 10-15 и ВСЕЙ броней останется здесь, и в случае чего обеспечит огневое прикрытие операции отсюда, со стратегической высоты. Три четверти села с этой стратегической высоты закрывает склон холма, не видно ж ни хера отсюда... какое прикрытие?! Да то, что ты бы в поселок не пошел, и так понятно было, в первой же калитке застрял бы, но хоть пара БМПшек вблизи не помешала бы. Об этом ему сейчас пытается сказать Мусаев. Петров переходит на истерический крик: - Товарищ капитан! Выполняйте поставленную задачу!!! Мусаев молча плюет себе под ноги, идет к водителям, и мы под истошные вопли Петрова уходим в сторону поселка группой человек в 60, но с тремя БМП. На "страт. высоте" остался майор с группой пацанов весеннего призыва. Поселок разделен надвое глубоким оврагом, визуально - дворов 100, выглядел убого, хотя каких-либо серьезных боевых действий в его окрестностях пока еще не велось. Тишь... Прямо таки пасторальная идиллия, слышно щебет пташек, блеяние баранов, не хватает только луга усыпанного эдельвейсами и пастушка со свирелью, в соломенной шляпе и домотканой одежде. Осмотр через бинокль и прицелы СВД ничего подозрительного не выявил, выстраиваемся привычным порядком и входим в поселок. Оп-па! Похоже, нас ждали... нехорошо это. На раздолбанной копейке с московскими номерами подъехало трое пожилых мужчин в папахах, и направились к нам. Четвертый рослый чеченец-водила остался сидеть в машине. Ну, что скажете? - Ыздравствуйтэ, ыздэс бандыт нэт, бандыт горы ушел, наши ныкого нэ трогал, - начинает протяжно, как муэдзин, самый маленький и носатый из них. - А раз ныкого нэт, - передразнивает прапорщик Кузьмич, - то нычего страшного вам нэ будэт. - Грэх, грэх! - начинает воздымать руки к небу второй из парламентеров. Тут один из наших "Твиксов" - Андрюха не выдерживает, и говорит, что, мол, батя, иди домой, свой гарем стереги. Смех... Разговор ни о чем продолжается некоторое время, я замечаю недобрый, оценивающе-подсчитывающий взгляд их водителя. Поболтали-уехали. Нам досталась правая сторона поселка, идем: Кузьмич, я, оба Твикса, Витька Борода, Русланчик, Вадим Аленушка, Ромка-москвич, Антоха, Петька-Малыш, Мишка Гаевой... кто-то еще был... не помню... Мишка Гаевой - вообще уникум, по-своему. Гринпис ходячий, не от мира сего, мата от него не услышишь, и добряк, каких мало. Рисовал великолепно, в три минуты на любом клочке карандашом портреты рисовал - что фотография, франзузский-английский - свободно, йогу знал, в такие узлы закручивался - уму непостижимо, как ему это удавалось. То суслика прикормил, воду ему в крышечке носил, то нашел где-то котенка со сломанной лапой, так он ему шину соорудил, и кормил чуть ли не со рта, но неблагодарный хищник, чуть выздоровев, убежал восвояси. Первый двор - никого кроме двух женщин непонятного возраста, одна что-то стирает в корыте, пристройка пуста... ладно, пошли дальше Второй дом пуст вообще, хотя еще ночью здесь кто-то был - теплый очаг, объедки свежие, хозяева, ау? Третий дом, немаленький, с пристройками, на дворе копошатся два чеченских детеныша лет шести-восьми, замурзанные, - ну цыганчата. Женщина на пороге недобро смотрит на нас, и что-то по-чеченски говорит детям. Старший поднимается и идет в дом, младший делает шаг навстречу Мишке Гаевому, и делает смешную рожицу. Мишка умильно расплывается в улыбке, достает откуда-то из-за лифчика потертый батончик MARSa , протягивает пацаненку, и говорит, что вот, щас второй дам, брату отнесешь. Эта игра в Мать Терезу явно не нравится Кузьмичу, он говорит, что, мол, Миша, ни к чему это. Интересно, где ж он тут MARS надыбал? Пацаненок, не дожидаясь второй конфеты, что-то буркнул, и побежал в дом. Кузьмич, Антоха и Борода пошли за ним. Мишка Гаевой делает шаг в сторону пристройки, из щелей сарайчика раздается очередь - Мишкина голова взрывается кровавым фейерверком. Прежде чем он успевает упасть, я и Санька с Андрюшкой Твиксы начинаем поливать из автоматов через стены, останавливаемся, Андрюшка рыча - " АААААА, бляди!" - выносит дверь сарая ногой. На полу лежат двое: рослый бородач с автоматом, в синей рубахе, еще жив, и кроваво булькая разорванной нижней частью лица, судорожно елозит по полу. Второй, в камуфляжном костюме, лежит, неестественно вывернув шею. Санька остервенело вскидывает автомат и, поливая в упор бородача, орет: " Ах, здесь никого нет? Здесь нет никого?! Здесь нет никого?!!!!!! Су-у-у-у-у-ки!" Остановился, когда магазин был пуст. Из дома выскакивают, Кузьмич и Антоха, Витька Борода останавливается в дверном проеме. Антоха склоняется над убитым Мишкой, и начинает выть... В начале весны Мишка, сам раненый, тащил полумертвого Антоху на себе через пол-Грозного. С задней стороны дома снова появляются те два замурзанных пацаненка, Антоха стеклянным взглядом вперивается в них, и целит из подствольника... Кузьмич успевает ударить Антоху в плечо и граната улетает гораздо выше, за два двора... Разрыв... Крики... Метрах в двухстах слева, там, где была наша третья группа, зазвучал автомат, потом еще один, и еще, и еще... Мать вашу, начало - лучше не придумаешь. Кузьмич дает отмашку - отходим в начало улицы, оттуда улица заворачивая расходится трезубцем по всему поселку. Антоха беззвучно плачет, не вытирая слез, и тащит Мишку... Из переулка выезжает БМПшка, с брони хриплым басом орет Васька "Высоцкий": - Та сторона поселка пустая, а Мусу с ребятами с двух сторон прижали у оврага! Вторая (меньшая) половина села по ту сторону оврага находилась чуть выше нас, и обзор чичам был великолепный. Судя по интенсивности огня с той стороны, их было раза в три больше, чем наших. Один плюс - их с тыла подпирал крутой склон горы, и в случае подмоги уйти просто так чеченам бы не удалось. Кузьмич связывается по рации с майором, о чем они говорят - я могу только догадываться, но лицо прапорщика вытягивается, и он молча рвет связь. - Сейчас ту сторону села минометами... Петров обещает подмогу через 15 минут, а пока за мной, ребят отбивать, - Кузьмич часто заморгал и поперхнулся. - Капитана Мусаева уже нет. ...Не знаю как у кого, но у меня ощущение и осознание потерь, произошедших не на моих глазах, вызывало странные эмоции - как будто во мне, внутри, висит на резинках какой-то груз в районе груди, а когда узнаю, что кто-то погиб - часть "резинок" рвется, и груз бьет где-то внизу, а все внутренности опускаются вслед за ним. Потом оставшиеся "резинки" выравнивают положение, но ощущение тяжести в районе горла остается... Сколько их, этих "резинок" осталось? Сколько из них еще оборвется? Какая из них моя?.. ..."Подмога" появилась раньше ожидаемого - из-за склона выкатились два бэтэра, и появилось человек 10-12 тех желторотиков, которые оставались в майором Петровым: как мы узнали позже, они самостоятельно, положив на команды, оставили майора, и пошли нам на помощь. Перли прямо на ту, высокую сторону поселка, идя в рост. Отвлекли огонь на себя - вот и вся война: почти одновременно из трех мест жужжаще бухнуло по бэтэрам, передний покрылся клубами дыма и, став на ребро, начал сползать со склона, затем, перевернувшись, сполз вниз. Взрыв разметал нескольких ребят в стороны. Второй начал разворачиваться, по нему били из-за камней, откуда-то со склона. Господи, да тут вообще гнездо сучье, сколько ж вас, гниды?! Добравшись до пологой стороны оврага, мы залегли, и начали долбить чичей в задницы, но, судя по тому, что они основной огонь моментально перенесли на нас, от группы Мусы уже никого или почти никого не осталось. Семеро их там было. Заработали минометы. НАШИ минометы. По НАМ же. Спасибо, земляки! У Кузьмича не лицо, а черная губка - лежит на боку и орет в рацию, из всего, что он говорит, разобрать можно только маты. ЮЮЮЮЮЮЮЮююююуууууу... ЮЮЮЮюююююуууууу... Если б кто спросил меня, какой звук для меня был самый страшный, я б не задумываясь сказал - "голос" летящей мины. Кажется - вечность летит, и летит именно в тебя. Слыша очередь или разрыв, не успеваешь испугаться - или нет, оценить что ли... в тебя или нет, а мина дает время на все эти эмоции. ЮЮЮЮЮЮюююююууууу... Инстинктивно закрываю голову руками, хотя руки поверх каски - сам понимаю - защита смешная. "Отче наш, иже..." или как там... Ухнуло совсем рядом, прямо в тот холмик, у которого лежали Петька-Малыш и Вадим Аленушка. Лежали... Ненавижу глаголы в прошедшем времени, НЕНАВИЖУ! Минометный огонь перенесли на ту сторону оврага, сообразили наконец-то. Кузьмич снова поднял нас, что было дальше - память выталкивает наружу смутными пожеванными комками: осознание того, что я живой, добавило какой-то дикой и необъяснимой обреченности и похуизма, бежал, падал, орал, стрелял, стрелял, стрелял, удивлялся - почему магазины такие маленькие, и стрелял, стрелял... С нами (и за нас) это закончил батальон десантуры, подошедший вскоре. ...За эту операцию майор Петров получил правительственную награду. Тридцать русских пацанов из нашей роты тоже были награждены. Бесплатными цинками и по два метра родной земли на каждого. ТРИ НОЧИ, ЧЕТЫРЕ ДНЯ ...А может из ПБСа решить проблему сразу, не мучаясь, а потом мирно сгнить на этой проклятой земле? Потому как два патрона - не боезапас, а снести себе башку и одного хватит. Что там, за гранью? Темнота? Переселение моей души в баобаб? Мохнорылые черти у котлов с кипящей смолой? Ну уж никак не рай, туда мне вход заказан, ибо "Не убий" как-то не для меня стало с некоторых пор, да и с остальными заповедями Божьими у меня раньше серьезные нелады были. Разве что, не воровал, да "осла ближнего своего" не желал... Куда идти, кого искать? Колумб из меня хреновый, я с детства всЈ больше на Сусанина был похож: всегда умудрялся заблудиться, будь то чужой город, или жиденький лесок в полторы Јлки. Заметил, что сижу чуть ли не посреди поля, хоть сейчас бери меня в перекрестье, да жми на курок. До леса, обрамляющего склон ближайшей горы, метров двести - хоть не буду торчать у всех на виду. Сумерки опускаются... Ну что - поползли, Игорь... Больно уколовшись лицом о какую-то местную сорнячную хрень, мне почему-то подумалось, что неужели я зря, как червяк, еложу сейчас пузом по этой "ичкерии", но теперь уж хрен - сам себе я дырка голова делать не буду, а доберусь я к своим, или нет - увидим. А уж если и придется в баобаб переселяться, то с собой неплохо бы пару-другую "воинов Аллаха" забрать, вместе потом рядом расти будем где-нибудь в Эфиопии... Зря что ль я насекомым прикидывался... Так, заберЈмся в кустарник, сделаем ревизию карманов, лифчика, чем мы на сейчас богаты... Господи, пить хочется как... Значит, имеем ПБС с двумя патронами, полпачки переломанных сигарет "Ява", календарик 1995, да девять тюбиков промедола... Негусто... И куда тебе теперь? ...За шесть часов до этого случилось следующее: наш командир колонны - жопоголовый (простите!) майор Петров - оставил нас, 11 человек дожидаться "второй колонны, которая должна быть здесь через полчаса, она доставит нас в район места операции". Оставили на окраине полубезымянного чеченского поселка, рядом с сельхозстроениями. Полчаса, так полчаса - перекантуемся. Перекантовались... Первым же выстрелом снайпера из леска разворотило шею прапорщику Кузьмичу, вторым - сорвало полчерепа самому неуклюжему и высокому из нас - СтЈпке "Горилле". Сука, мастерски стреляет снайперюга! И понеслась долбежка со всех сторон, херачили длинными, минимум "калашей" в 20. Мы - все остальные - перебежками к какому-то длинному то ли коровнику, то ли конюшне... Не добежали - наш радист Димон "Кактус" и ЛЈнька (фамилию я его так и не запомнил, из новеньких). Сначала упал Димон, видно, очередью попало в ноги выше колен, да и пах видать зацепило, кричал нечеловечески хрипло, чуть ли не заглушая стрельбу, что-то матерное-невнятное, а Ленька было назад к нему, тащить со всеми, и обоих в момент из "агидели" накрыло, бежал-прыгал я полубоком, отстреливаясь наугад, потому видно было... Семеро нас теперь... Хотя шестеро уже - Витя "Борода", почти уже добежав до укрытия, засмеялся фальцетом недобро и жутенько, и поднявшись в полный рост и волоча за собой автомат по земле, пошел обратно, вопя какую-то песню. Из крупнокалиберного разрубило почти пополам, упал, неестественно вывернувшись, а ноги в конвульсии еще двигались, очерчивая круг... Когда ЭТО началось, прошло уже полтора часа с тех пор, как нас оставили, а обещанной колонны так и не было. Мы еЈ так и не увидели. Глинобитные стены коровника - укрытие никудышнее, в пару выстрелов из "мух" чичи снесли чуть ли не все строение, рухнувшей частью стены раздавило голову нашему старлею Прокопенко. Лежал я рядом с ним, отстреливаясь, и его кровью меня как из фонтана обдало... Боже мой, неужели я т