аслук (Paul Hasluck), министр иностранных дел (в 1964-1969 годах), который позднее стал генерал-губернатором (в 1969-1974 годах). Он был спокойным, уравновешенным, сдержанным, начитанным и хорошо информированным политиком. Я встретил его во время моего первого визита в Австралию в 1965 году, когда он входил в кабинет Мензиса. Я часто встречался с ним и когда Сингапур оказался вовлеченным в "конфронтацию" с Индонезией, и позднее, когда Великобритания объявила о выводе войск из Сингапура. Хаслук направлял внешнюю политику Австралии твердой и ловкой рукой, - он не желал бросать Малайзию и Сингапур, но проявлял осторожность, чтобы не испортить отношений с Индонезией, не дать ее руководству почувствовать, что, как он выражался, "против них сколачивают банду". Связи Сингапура с Новой Зеландией, как и с Австралией, первоначально осуществлялись через Великобританию. Так как Новая Зеландия расположена на большом удалении от Азии, во время Второй мировой войны новозеландцы не чувствовали себя в опасности из-за возможного японского вторжения и относились к азиатам с меньшей подозрительностью. Они приняли у себя часть вьетнамских беженцев и с меньшим беспокойством относились к перспективе того, что на них хлынет поток беженцев в лодках. К 90-ым годам, после того как они столкнулись с растущей иммиграцией из стран Азии, эта позиция изменилась. Во время моего первого визита в Новую Зеландию в апреле 1965 года я был удивлен тем, до какой степени все их манеры и привычки напоминали британские. Я останавливался в небольших отелях, в которых горничные все еще носили передники, точно как английские горничные сразу после войны, и приносили "утренний чай" перед завтраком. Акцент жителей Новой Зеландии также больше походил на британский. Их поведение было более вежливым и сдержанным, в нем было меньше австралийского панибратства. Страна была зеленой, в отличие от коричневой и пыльной Австралии. На протяжении многих лет младшие отпрыски дворянских родов, не унаследовавшие имущества своих отцов в Англии, уезжали в Новую Зеландию, где становились владельцами огромных ферм, на которых они выращивали пшеницу и разводили овец и крупный рогатый скот для экспорта на родину. Этот добропорядочный образ жизни позволял им поддерживать благосостояние на высоком уровне. Новая Зеландия создала высокоразвитую систему социального обеспечения, а уровень жизни ее жителей до Второй мировой войны был одним из самых высоких в мире. После войны они разбогатели. Новозеландцы придерживались образа жизни, основанного на развитии сельского хозяйства, несколько дольше, чем следовало. Австралия провела индустриализацию, Новая Зеландия - нет. В результате, многие яркие, честолюбивые молодые люди уехали в Австралию, Великобританию и Америку. В 80-ых годах Новая Зеландия решила изменить стратегию экономического развития и создать такие условия для талантливых молодых людей, которые удерживали бы их от эмиграции. Они также привлекали высокообразованных иммигрантов из стран Азии и в широких масштабах развивали индустрию туризма, рекламируя красоту своих сельских ландшафтов. Это была запоздалая попытка включиться в международную конкуренцию. Одним из премьер-министров Новой Зеландии, находившихся у власти продолжительное время, был Кит Холиоук. Я впервые встретился с ним в 1964 году, в аэропорту Сингапура, когда город еще входил в состав Малайзии. Он был крепким человеком, с глубоким сильным голосом, раздававшимся из широкой, мощной груди. Холиоук был очень простым человеком безо всяких претензий, - он был фермером и гордился этим. Он не строил из себя интеллектуала, но обладал здравым смыслом, что, видимо, и позволило ему победить на четырех выборах подряд и занимать должность премьер-министра с 1960 по 1972 год. Он мне нравился, я уважал его за честность и убедился, что под давлением он сохранял невозмутимость и спокойствие. После того как секретарь Британского Содружества наций Джордж Томсон встретился со мной в Сингапуре в 1967 году, чтобы сообщить мне о решении Вильсона вывести британские войска из Сингапура, я позвонил Холиоуку. Это было в ноябре, в Новой Зеландии стояло лето. Он сказал мне, что не думает, чтобы британцы изменили свое решение, - он уже пробовал их уговорить. Он пожелал мне удачи в моих попытках выиграть время. В завершении разговора он сказал: "Я сейчас в своем загородном доме на озере Таупо (Taupo). Сегодня солнечный день, здесь тихо и красиво. Вы должны приехать сюда в отпуск, чтобы отдохнуть от своей работы". Там, далеко, в южной части Тихого океана, он по-иному воспринимал опасность. Много лет спустя я принял его приглашение: в особняке Хука (Huka Lodge) у озера Таупо действительно было очень тихо. Когда Норман Кирк стал лейбористским премьер-министром Новой Зеландии, мы встретились на конференции стран Содружества в Оттаве в 1973 году. Среди участников конференции он выделялся своей искренностью, прямотой и серьезностью. По пути в Новую Зеландию в декабре 1973 года он посетил Сингапур. Однажды вечером, на закате, мы сидели на лужайке перед домом в Шри Темасек и обменивались мыслями о будущем. Было очевидно, что война во Вьетнаме приближалась к печальной развязке. Я спросил его, как он, со стороны, оценивал перспективы сохранения стабильности и развития Сингапура, а в чем усматривал источники потенциальной опасности. Он дал прямой и содержательный ответ. По его словам, Новая Зеландия являлась "странным посторонним человеком" (strange man out) - богатой, белой, демократической страной. Сингапур тоже был "странным человеком" (strange man in), - полностью западным, демократическим городом, который находился в самом центре Юго-Восточной Азии и был уникален. Успех Сингапура представлял собой главный источник опасности, которой он подвергался извне. У нас сложились хорошие отношения, и мне было очень грустно, когда несколько месяцев спустя, в августе 1974 года, он умер. Больше чем через 20 лет после того, как он сказал это, в 1996 году, Австралия и Новая Зеландия выразили желание участвовать в Азиатско-Европейской встрече глав правительств в Бангкоке на стороне азиатских стран. Премьер-министр Малайзии Махатхир возразил против этого, заявив, что они не являлись частью Азии. Это было его подсознательной реакцией, которую не разделяло большинство лидеров, участвовавших во встрече. Я думаю, что в скором времени географическая и экономическая логика преодолеют старые предрассудки, и Австралия и Новая Зеландия станут участниками этой конференции. В декабре 1975 года Роберт Малдун (Robert Muldoon) одержал победу на выборах, после чего он оставался на посту премьер-министра до 1984 года. Он был тучным человеком с большой лысой головой. Выражение его лица было задиристым, что соответствовало его бойцовскому темпераменту. Он противопоставлял Новую Зеландию Австралии и обменивался словесными ударами со своими австралийскими коллегами, - Малкольмом Фрейзером и Бобом Хоуком, - чтобы напомнить им, что Австралии не стоило воспринимать особые отношения с Новой Зеландией как нечто самой собой разумеющееся. Он хотел отделить спорт от политики и настойчиво защищал сборную Новой Зеландии по регби, которую критиковали за то, что она играла со сборной командой Южной Африки и принимала ее в Новой Зеландии. К его удивлению, в Новой Зеландии приезд южноафриканской команды сопровождался бурными протестами. На протяжении следующих нескольких лет я наблюдал за тем, как, встречаясь с руководителями стран Содружества наций, он постепенно понял, что, продолжение такой политики привело бы к международной изоляции Новой Зеландии. Поэтому на встрече, проходившей в 1977 году в Лондоне, после упорной защиты своей позиции, он поддержал декларацию, призывавшую к бойкоту режима апартеида в Южной Африке в области спорта. Игра не стоила свеч. Малдун не скрывал своих чувств, - в 1979 году он был одним из немногих руководителей на встрече стран Содружества наций в Лусаке, кто симпатизировал взглядам Тэтчер на отношения с Родезией и Южной Африкой. Тем не менее, он раньше Тэтчер увидел, что ход истории поворачивается против владычества белых в Африке. В отличие от Витлэма, Малдун никогда не старался представить себя белым афро-азиатом. Вместо этого он концентрировал свое время и ресурсы на островах южной части Тихого океана. Он был дипломированным бухгалтером, его голова была хорошо приспособлена для работы с цифрами и мелкими деталями. Его анализ экономических проблем звучал жестко, но он становился мягким, когда дело доходило до воплощения политики в жизнь. Когда цены на сельскохозяйственную продукцию упали, он принял меры для их поддержания. Когда промышленность Новой Зеландии столкнулась с трудностями, он усилил протекционистские меры по ее защите. Тем не менее, уже его преемнику по лейбористской партии, Дэвиду Ланге (David Lange), пришлось начать трудный процесс уменьшения субсидий, болезненно воспринятый теми, кого они поддерживали. Ланге был необычным человеком - среднего роста, но весьма широким в обхвате. Он был легок в общении, быстро соображал и обладал хорошей памятью. Вскоре после того, как он победил на выборах в 1984 году, он посетил Сингапур по пути в Африку, где собирался провести переговоры об увеличении торговли с африканскими странами. Я выразил сомнения по поводу того, что это ему удастся. Он упрекнул меня за мой скептицизм, но позднее признал, что я был прав. Он обладал хорошим чувством юмора и заразительно смеялся. Когда в 1972 году австралийцы объявили о выводе своего батальона из Малайзии в 1973 году, Новая Зеландия решила оставить свой воинский контингент, который оставался там на протяжении еще 17 лет. Новозеландцы были выносливы, чем заслужили прозвище "южнотихоокеанские гурки". Тем не менее, в июле 1984 года, когда на выборах победил Ланге и его лейбористская партия, политика Новой Зеландии радикально изменилась. Его партия заняла антиядерную позицию и стала бороться за создание в Тихом океане безъядерной зоны. Они были готовы поставить под сомнение оборонительный союз АНЗЮС с США, отказывая любому кораблю с ядерным двигателем или с ядерным оружием на борту входить в территориальные воды Новой Зеландии или в ее порты, чем они практически блокировали деятельность ВМС США. Это было разительной переменой по сравнению с их традиционной позицией. В октябре того же года, когда я встретился с Ланге в Сингапуре, я сказал ему, что атомные корабли часто проходили через Малакский пролив и Сингапурский пролив. Мы отдавали себе отчет в том, что имелся риск ядерного инцидента, но понимали и то, что американское военно-морское присутствие обеспечивало стабильность в регионе на протяжении 30 лет. Я не убедил его, ибо для него и его партии безъядерный мир являлся единственной дорогой к безопасному будущему. В 1986 году в Канберре Боб Хоук попросил меня убедить Ланге в том, что АНЗЮС в наилучшей степени отвечал долгосрочным интересам Новой Зеландии. Когда я посетил Веллингтон (Wellington), я снова доказывал Ланге, что его антиядерная политика была чрезмерно осторожной, но он не изменил своего мнения. Тогдашний лидер оппозиции Джим Болгер (Jim Bolger), напротив, согласился со мной, что такие маленькие страны как Сингапур и Новая Зеландия могли бы маневрировать и успешно развиваться только в том случае, если бы Соединенные Штаты продолжали поддерживать баланс сил в мире. Он добавил: "Антиядерная позиция Новой Зеландии только ускорит разрушение этого баланса". Тем не менее, когда в ноябре 1990 года он стал премьер-министром, общественное мнение сделало изменение этой политики невозможным для него, - новозеландцы решили на время отойти от проблем окружающего мира. Являясь лейбористским премьер-министром, Ланге инстинктивно чувствовал, что ему следовало бороться за интересы низших классов. Тем не менее, в том, что касалось проведения экономических реформ и перехода к рыночной экономике, он поддавался убеждению, ибо его министр финансов, Роджер Дуглас (Roger Douglas), был убежденным сторонником свободного рынка и оказывал влияние на премьер-министра во время первого срока пребывания у власти. Несмотря на это, во время второго срока пребывания у власти Ланге, под давлением министров своего правительства и коллег по партии, отказался от проведения наиболее непопулярных реформ. Это задержка продлила агонию новозеландских фермеров, производителей и потребителей. В декабре 1984 года, безо всяких предварительных консультаций, Ланге объявил об отмене специального статуса для товаров сингапурского экспорта, которым они обладали благодаря Генеральной схеме льгот (ГСЛ - General Scheme of Preferences). В этом Новая Зеландия опередила Америку и Европейское сообщество. Наш министр иностранных дел пояснил ему, что, несмотря на то, что наши потери из-за утраты этого статуса в Новой Зеландии были бы минимальными, Сингапур серьезно пострадал бы, если бы примеру Новой Зеландии последовали американцы и европейцы. Ланге согласился с этими аргументами и восстановил специальный статус для сингапурских товаров. Не обладая большими запасами золота, алмазов, угля, урана и других полезных ископаемых, которые обеспечивают австралийцам комфортную жизнь, новозеландцы не имеют ментальности жителей "страны - счастливчика". Когда в 80-ых годах цена экспортируемого продовольствия упала, Ланге и Дуглас уменьшили субсидии, выделявшиеся фермерам, что сделало экономику Новой Зеландии более конкурентоспособной. Большой заслугой премьер-министра Джима Болгера (Jim Bolger) является то, что, после возвращения его Национальной партии (National Party) к власти в 1990 году, он продолжил эту политику либерализации. Я никогда не спорил ни с одним новозеландским лидером, даже с Бобом Малдуном, который в ходе дискуссии бывал горяч и агрессивен. На своем собственном опыте я убедился, что на новозеландцев можно положиться, - это люди, которые держат свое слово. Глава 25. Лидеры и легенды Южной Азии. Молодым студентом я восхищался Неру (Nehru) и его целью построения светского, многонационального общества. Подобно большинству националистов из британских колоний, я читал его книги, написанные в течение долгих лет пребывания в британских тюрьмах, особенно его письма к дочери. Они были изящно написаны, а его взгляды и чувства резонировали с моими. Вместе с другими социал-демократами 50-ых годов я интересовался тем, кто станет для нас моделью развития: Индия или Китай. Мне хотелось бы, чтобы в этом состязании победила демократическая Индия, а не коммунистический Китай. Тем не менее, несмотря на достижения "зеленой революции", из-за быстрого прироста населения уровень и качество жизни в Индии оставались низкими. Я впервые посетил Дели (Delhi) в качестве премьер-министра в апреле 1962 года. Встреча с Пандитом Джавахарлалом Неру (Pandit Jawaharlal Nehru) состоялась в его доме. Это была бывшая резиденция одного из британских военноначальников, - красиво спланированный двухэтажный дом с широкими верандами и просторным двором. Мы беседовали полчаса. Во время обеда мы разместились за длинным столом, вероятно, унаследованным от англичан. Каждому гостю вместо тарелки был подан большой серебряный поднос, на который накладывалась пища из широкого ассортимента поданных к обеду блюд: риса, карри, овощей, мяса, рыбы, рассолов и приправ. Было необычно, что все ели руками, - ни Чу, ни я никогда в этом не практиковались. В то время как хозяева аккуратно брали пищу кончиками пальцев, мы рылись в своей еде запачканными соусом руками и выглядели очень неопрятно. Я почувствовал большое облегчение, когда подали серебряные чашки с водой и кусочками лимона, чтобы помыть засаленные пальцы перед десертом, который был восхитителен. Сидя напротив меня, Неру заметил испытываемое нами затруднение. Я объяснил, что, кроме палочек для еды, мы обычно пользовались вилками и ложками. К счастью, во время других приемов пищи в Дели нам подавали столовые приборы. Неру заинтересовался тем, что я ему рассказал, и он пригласил меня еще раз встретиться с ним на следующий день. Мы проговорили в течение полутора часов. Я рассказал ему о демографическом составе населения Сингапура и Малайи, и о том влиянии, которое имели на население полуострова коммунисты. Это было результатом огромных успехов, достигнутых коммунистами Китая в преобразовании страны из коррумпированного, декадентского общества в дисциплинированное, чистое, динамичное, даже если и слишком уж регламентированное государство. Тем не менее, я считал, что коммунизм совершенно не подходит для стран Юго-Восточной Азии. Кроме того, независимый Сингапур оказался бы в катастрофическом положении из-за той враждебности, которую бы испытывали по отношению к нам наши соседи: малайцы в Малайе и яванцы и другие народы малайской расовой группы в Индонезии. Поэтому я считал, что наилучшим решением было бы объединение Сингапура с Малайей и Борнео. Тунку не хотел объединяться только с Сингапуром, - в этом случае, число китайских избирателей было бы равным числу избирателей - малайцев. Неру был приятно удивлен, встретив в моем лице китайца, столь решительно настроенного не допустить установления контроля коммунистов и Пекина над Сингапуром. Я вновь посетил Неру в 1964 году, когда остановился в Дели, возвращаясь из своего турне по Африке. Утомленный человек со слабым голосом, с трудом сидевший на диване, был тенью прежнего Неру. Ему было сложно сосредоточиться. Нападение Китая на Индию через Гималаи нанесло удар по его надеждам на развитие афро-азиатской солидарности. Я покинул встречу опечаленный. Он умер через несколько месяцев, в мае. Мои встречи с Неру в 60-ых годах позволили мне наладить контакты с его дочерью, - Индирой Ганди (Indira Gandhi). Когда Сингапур провозгласил независимость, мы попросили индийское правительство помочь Сингапуру вступить в афро-азиатские организации, и их дипломатические миссии оказали нам огромную помощь. В следующем году я посетил Индию, чтобы поблагодарить Индиру Ганди и заинтересовать ее правительство в развитии сотрудничества со странами Юго-Восточной Азии. Молодая, энергичная и оптимистично настроенная Индира Ганди встретила меня в аэропорту в сопровождении почетного караула и отправилась вместе со мной в бывшую резиденцию вице-короля Индии, переименованную в "Раштрапати Бхаван" (Rashtrapati Bhavan). К концу моего трехдневного визита, состоявшегося в 1966 году, у нас установились откровенные и дружеские отношения. Индира Ганди поделилась со мной, как сложно ей было работать с правительством, министров которого она не выбирала. Каждый министр гнул свою собственную линию. Наиболее влиятельные политики партии Индийский национальный конгресс (Congress Party) назначили Индиру Ганди на пост премьер-министра, пытаясь цинично использовать образ Неру на следующих всеобщих выборах. Несмотря на это, я полагал, что если бы ей удалось победить на выборах с достаточным перевесом, то она стала бы управлять страной по-своему. Было грустно наблюдать за постепенным упадком страны, что было заметно даже по резиденции "Раштрапати Бхаван". Посуда и столовые приборы были в ужасном состоянии: во время обеда один из ножей сломался у меня в руке, и чуть не отскочил мне в лицо. Кондиционеры, которые производились в Индии уже на протяжении многих лет, работали шумно и безрезультатно. Прислуга, одетая в красно-белую форму, убрала алкогольные напитки со столов в нашей комнате. Большую часть недели в Дели действовал "сухой закон". Однажды, возвращаясь после приема в "Раштрапати Бхаван", устроенного в нашу честь послом Сингапура, я вошел в лифт вместе с двумя индийскими атташе дипломатического корпуса, одетых в великолепные мундиры. Они стояли с заложенными за спину руками. Когда я выходил, то заметил, что они держали в руках какие-то бутылки. Я спросил об этом своего секретаря, который объяснил, что это были бутылки шотландского виски. Стало обычным делом раздавать на приемах, устраиваемых нашим посольством, шотландский виски "Джонни Уолкер" (Johnnie Walker) всем заслуживавшим внимания гостям, так что каждый атташе дипломатического корпуса получал по две бутылки. Их нельзя было купить в Индии, потому что импорт виски был запрещен. Политические лидеры лицемерно демонстрировали показной эгалитаризм, нося домотканую одежду, чтобы продемонстрировать свою близость к бедным, а сами одновременно потихоньку накапливали богатства. Это подрывало мораль административной элиты, как гражданской, так и военной. Несколько дней пребывания в "Раштрапати Бхаван" и состоявшиеся встречи с высшими лидерами страны на приемах и различных заседаниях отрезвили меня. Посещая Индию в 1959-1962 годах, когда у власти был Неру, я думал, что Индия станет процветающим обществом и великой державой. Но к концу 70-ых годов я изменил свое мнение и считал, что, благодаря своим размерам, Индия могла стать великой военной державой, но отнюдь не экономически процветающим государством из-за удушающей индийской бюрократии. Индийские официальные лица были более всего заинтересованы в подписании совместных коммюнике, в которых Сингапур должен был присоединяться к Индии в выражении беспокойства "по поводу серьезной угрозы миру в целом, и странам Юго-Восточной Азии в частности, в результате продолжающегося конфликта во Вьетнаме". Индийская политика неприсоединения склонялась в сторону Советского Союза, - это было ценой за регулярные поставки советского оружия и военной технологии. Индира Ганди посетила Сингапур два года спустя, в мае 1968 года. В ходе всестороннего обмена мнениями я пришел к выводу, что у Индии не было средств для усиления своего влияния в Юго-Восточной Азии. Тем не менее, во время моего визита в Индию в 1970 году, я спросил ее, не намеревалась ли Индия усилить свою военно-морскую активность в Юго-Восточной Азии. Присутствовавший на встрече министр иностранных дел Индии Сваран Сингх (Swaran Singh) вмешался и сказал, что Индия была заинтересована в развитии экономических связей, но ее более всего беспокоило обеспечение безопасности западных морских путей. Я почувствовал, что главным источником военной угрозы индийцы считали Пакистан, опасаясь формирования военного союза между США, Китаем и Пакистаном. Когда в 1977 году премьер-министром Индии стал Мораджи Десаи (Moradji Desai), я вскоре наладил с ним связи. Я познакомился с ним в 1969 году, когда он был заместителем премьер-министра Индии. Во время Лондонской конференции стран Британского Содружества наций в июне 1977 года я обедал с ним в резиденции посла Индии. Ему было за восемьдесят, и он строго придерживался вегетарианской диеты, включавшей только сырые орехи, фрукты, овощи, какая-либо приготовленная пища исключалась. Его обед в тот день состоял из изюма и орехов. К лежавшим перед ним шоколадным конфетам он даже не притронулся. Его посол не знал об этой строгой диете, ибо даже молоко должно было браться только непосредственно от коровы. И действительно, на региональной конференции стран Британского Содружества наций в Сиднее, проходившей в следующем году, премьер-министр Австралии Малкольм Фрейзер позаботился о том, чтобы иметь под рукой молочную корову. Десаи уверял меня, что того, что он ел, было вполне достаточно, и что вегетарианцы являются долгожителями. Он подтвердил этот тезис, прожив 99 лет. У него было специфическое чувство юмора и богатая память, но некоторые его идеи были довольно необычны. В декабре 1978 года, беседуя со мной в автомобиле по пути из аэропорта Дели в "Раштрапати Бхаван", он сказал, что тысячи лет назад индусы совершили космические полеты и посетили планеты, к которым американцы как раз запускали тогда космические аппараты. Наверное, у меня было довольно скептическое выражение лица, ибо он подчеркнул: "Да, это - правда. Это - реинкарнация. Так записано в "Бхагавадгите" (Bhagavad Gita). Индира Ганди проиграла на выборах 1977 года, но вернулась к власти в 1980 году. Когда я встретил ее на региональной встрече руководителей стран Содружества наций в Дели в сентябре 1980 года, она выглядела уже не такой энергичной. На основных направлениях внешней политики индийская политика пробуксовывала. Союз Индии с Советским Союзом не позволял наладить тесное сотрудничество с США и странами Европы. Из-за этого, а также из-за преобладания неэффективных государственных предприятий, слабости частного сектора, незначительных иностранных инвестиций, - экономика Индии хромала. Единственным ее достижением было то, что Индии удавалось прокормить население, которое росло быстрее, чем в Китае. Когда в 1980 году Индия стала потворствовать вьетнамской оккупации Кампучии, признав установленный там режим, мы стали противниками на международных конференциях. Мы занимали противоположные позиции по данной проблеме, которая была критически важной для мира и стабильности в Юго-Восточной Азии. На встрече руководителей стран Содружества наций в Нью Дели в том же году Индира Ганди, будучи председателем конференции, в своей вступительной речи выступила против осуждения вооруженной интервенции. Я спокойно высказал противоположное мнение: вьетнамская и советская оккупация Камбоджи и Афганистана соответственно формировали новую доктрину оправданной интервенции, которая не подпадала под рамки, установленные Хартией ООН, создавая прецедент для открытой вооруженной интервенции. При составлении коммюнике наши официальные лица спорили до бесконечности. Согласованный проект документа не упоминал о Советском Союзе или Вьетнаме как агрессорах, но призывал оказывать политическую поддержку борьбе за независимость и суверенитет Афганистана и Кампучии. В своей заключительной речи Индира Ганди пообещала, что Индия приложит все усилия, чтобы убедить политиков (в Москве) вывести войска из Афганистана. Что же касается Кампучии, то Индия признала установленный там режим ввиду того, что он контролировал все провинции страны, что являлось "одной из обычных форм дипломатического признания правительства". Когда она прислала мне приглашение посетить седьмую встречу неприсоединившихся стран в Дели, намеченную на март 1983 года, я отказался, написав в ответе: "Стремясь обеспечить подлинное единство, Движение неприсоединения не может оставаться безразличным к недавним нарушениям основных принципов национальной независимости, территориальной целостности и суверенитета, в особенности стран - членов движения..." Тем не менее, я посетил общую, а не региональную встречу глав государств Содружества наций, проходившую в Дели в ноябре 1983 года, когда между нами вновь состоялась дискуссия о положении в Кампучии. Несмотря на эти разногласия, благодаря нашей долгой дружбе и хорошим личным отношениям между нами не возникло личной вражды. Индира Ганди была самой жесткой женщиной премьер-министром, которую я когда-либо встречал. Она была женственной, но в ней не было никакой мягкотелости. Она была более решительным и безжалостным политическим лидером, чем Маргарет Тэтчер, госпожа Бандаранаике (Bandaranaike) и Беназир Бхутто. У нее было красивое лицо с орлиным носом и великолепной копной черных волос, зачесанных назад и перехваченных широкой белой полосой материи. Она всегда была изящно одета в сари. Она использовала некоторые свои женские черты, кокетливо улыбаясь мужчинам во время непринужденной светской беседы, но, как только мы переходили к переговорам, она проявляла такую твердость, что могла бы потягаться с любым кремлевским лидером. Она не была похожа на своего отца. Неру был человеком идей и концепций, которые он постоянно совершенствовал: атеизм, мультикультурное общество, быстрая индустриализация государства, развитие тяжелой индустрии по примеру Советского Союза. Прав он был или нет, но он был мыслителем. Она же была практичным и прагматичным политиком, заинтересованным, в основном, в механизме власти: борьбе за власть и использовании власти. Грустной главой в ее многолетней политической деятельности был отказ от атеизма с целью завоевания голосов индуистов на севере Индии. Сознательно или бессознательно, она позволила индуизму выйти из подполья и стать законной силой в индийской политике. Это неизбежно должно было привести к возобновлению индуистско-мусульманских столкновений, за которыми последовало разрушение древней мечети в Айдхья (Ayodhya). Вслед за этим была создана партия индуистов-шовинистов Бхарата Джаната партия (БДП - Bharatiya Janata Party), которая стала ведущей политической силой, а затем и наибольшей партией в парламенте в 1996 году и в 1998 году. Она была очень жесткой, когда Индии что-либо угрожало. Сикхи (Sikh) во всем мире были возмущены, когда она отдала приказ войскам войти в сикхский храм в Амритсаре (Amritsar). Наблюдая за тем, как были рассержены сикхи в Сингапуре, я подумал, что это может привести к политическим бедствиям, - ведь она осквернила самую большую святыню сикхской религии. Но она была не сентиментальна и считалась только с властью и мощью государства, которую она намеревалась сохранить. В 1984 году Индира Ганди поплатилась за это своей жизнью, погибнув от руки своего телохранителя - сикха. Наши разногласия по кампучийской проблеме заставляли меня держаться в стороне до марта 1988 года, когда я попытался установить контакт с ее сыном Радживом Ганди (Rajiv Gandhi), тогдашним премьер-министром. С ним был заместитель министра иностранных дел Натвар Сингх (Natwar Singh), обладавший острым умом и умевший хорошо излагать непростую политическую позицию Индии. Раджив предложил, чтобы США установили дипломатические отношения с Вьетнамом и отменили экономические санкции, ибо он полагал, что Вьетнам намеревался вывести войска из Кампучии и сосредоточиться на восстановлении экономики. Он знал, как и мы, что Вьетнам испытывал серьезные экономические трудности. Я считал, что Вьетнам должен был заплатить цену за оккупацию Камбоджи, но надеялся, что через 10 лет возникнет иной Вьетнам, с которым Сингапур смог бы сотрудничать в сфере экономики. Я полагал, что, когда будет урегулирована кампучийская проблема, позиции Индии и Сингапура станут одинаковыми. Впоследствии так и произошло. После переговоров Раджив Ганди и его жена Соня (Sonia) устроили для Чу и меня частный обед в его резиденции. Раджив был политически неискушенным человеком, оказавшимся посреди минного поля индийской политики. Из-за того, что его мать была убита в собственном доме, для обеспечения его личной безопасности предпринимались беспрецедентные меры. Он говорил, что считал эти меры едва ли не репрессивными, но, в конце концов, привык к ним. Я воспринимал его как пилота авиакомпании с весьма прямолинейным взглядом на мир. Во время нашей дискуссии он часто обращался к Натвар Сингху. Меня интересовало, кто служил ему проводником в дебрях индийской политики, - я был уверен в том, что многие хотели бы вести его за руку по своему собственному пути. Только премьер - министр, исполненный добрых намерений, мог послать индийские войска в Шри-Ланку для подавления восстания тамилов (Tamils) на полуострове Джафна. Эти тамилы были потомками тамилов, покинувших Индию более тысячи лет назад, и отличались от индийских тамилов. Индийские солдаты проливали кровь в Шри-Ланке. Затем войска были выведены, и война возобновилась. В 1991 году молодая женщина - тамилка с полуострова Джафна приблизилась к Радживу во время предвыборного митинга, проходившего около Мадраса, якобы для того, чтобы украсить его гирляндой и взорвала себя и его. А ведь намерения у него были самые добрые. В 1992 году правительство Нарасимха Рао (Narasimha Rao), сформированное партией Индийский национальный конгресс, находившейся в парламенте в меньшинстве, вынуждено было радикально изменить политику, чтобы привести ее в соответствие с требованиями, выдвинутыми МВФ в качестве условий предоставления экономической помощи. У Рао сложились хорошие отношения с премьер-министром Го Чок Тонгом, когда они встретились на Конференции неприсоединившихся стран в Джакарте в 1992 году. Он убедил его посетить Индию с делегацией деловых людей Сингапура. Его финансовый министр Манмохан Сингх (Manmohan Singh) и министр коммерции П. Чидамбарам (P. Chidambaram) посетили Сингапур, чтобы проинформировать меня об изменениях в политике и попытаться привлечь инвестиции из Сингапура. Оба министра ясно представляли себе как ускорить экономический рост Индии и знали, что необходимо было для этого сделать. Проблема была лишь в том, как осуществить эти меры при наличии оппозиции, которая была враждебно настроена по отношению к свободному предпринимательству, свободному рынку, внешней торговле и иностранным инвестициям. Рао посетил Сингапур в октябре 1991 года и обсудил со мной проблемы перехода Индии к более открытой политике. Я сказал, что наиболее трудным препятствием для этого являлось отношение индийских чиновников к иностранцам. Они считали, что иностранцы хотели эксплуатировать Индию, и им нужно было в этом препятствовать. Если он хотел, чтобы иностранные инвестиции потекли в Индию таким же широким потоком как в Китай, ему следовало изменить менталитет своих чиновников и сделать так, чтобы их задачей стало содействие инвесторам, а не регулирование их действий. Он пригласил меня посетить Индию для обсуждения идей и поиска решений с его коллегами и высшими государственными служащими. В январе 1996 года я посетил Дели и выступил перед правительственными чиновниками в Индийском международном центре (India International Center), а также перед деловыми людьми, представлявшими все три Торговые палаты Индии. Я говорил о препятствиях, мешавших ускорению экономического роста Индии. В беседе со мной Рао признал, что многовековые опасения индийцев о том, что экономические реформы приведут к неравномерному распределению богатства, затрудняли проведение дальнейших преобразований. Чтобы улучшить положение народа, он влил в экономику большие средства, но был обвинен оппозицией в распродаже страны и закладывании государства в долг. Он особо подчеркнул две социальных проблемы: высокую рождаемость и низкие темпы жилищного строительства из-за недостатка средств. Он попросил премьер-министра Сингапура помочь ему в осуществлении жилищной программы. Я вынужден был развеять его надежды на то, что в результате осуществления успешной программы строительства жилья мы смогли бы решить жилищную проблему в Индии. Сингапур мог оказать Индии помощь в составлении планов, но найти средства для их осуществления и осуществлять эти планы Индия должна была сама. Когда я встретился с Рао в 80-ых годах, он был министром иностранных дел в правительстве Индиры Ганди. Он принадлежал к поколению борцов за независимость, ему было почти восемьдесят лет, и он близок к тому, чтобы уйти на покой. Когда в 1991 году, в разгар предвыборной кампании, был убит Раджив Ганди, партия Индийский национальный конгресс избрала Рао своим лидером. Голосование, основанное на симпатиях к погибшему Радживу Ганди, принесло его партии наибольшее число мест в парламенте, но этого было недостаточно для завоевания абсолютного большинства. Рао все-таки стал премьер-министром и первые два из пяти лет своего правления продолжал проводить радикальные экономические реформы, но он уже не был энергичным молодым человеком, проводившим в жизнь свои собственные идеи. Действительный стимул развития экономики исходил от министра финансов Манмохана Сингха, который начал свою карьеру, занимаясь планированием экономики. Рао не хватало убежденности, чтобы, невзирая на сопротивление оппозиции, побудить народ Индии поддержать реформы. Сочетание высоких темпов роста населения и низких темпов экономического роста на протяжении некоторого времени не позволит Индии стать богатой страной. Для того чтобы она смогла играть серьезную роль в Юго-Восточной Азии, ей необходимо решить свои экономические и социальные проблемы. Страны АСЕАН были бы заинтересованы в ускоренном росте индийской экономики, а также в помощи со стороны Индии в деле поддержания мира и стабильности в регионе. Индия располагает большим количеством выдающихся ученых во всех отраслях науки, но, по ряду причин, те высокие стандарты, которые оставили англичане в Индии, снизились. Уже нет былой строгости в проведении экзаменов при поступлении в университеты, высшие школы, для получения профессиональной квалификации и при приеме на государственную службу. Широко распространился обман при проведении экзаменов. Университеты выделяют определенные квоты мест для членов парламента в округах, которые раздают или продают эти места избирателям. Во времена британского господства для работы в Индийской государственной службе (ИГС - Indian Civil Service) отбирали лучших из лучших. Чтобы быть принятым на работу в эту элитную британскую службу индиец должен был обладать действительно выдающимися способностями. В 60-ых годах, во время одного из моих визитов в Индию я остановился в резиденции "Раштрапати Бхаван". Однажды утром, перед началом игры в гольф, в резиденцию пришли позавтракать два индийских чиновника. Ранее они служили в ИГС, которая впоследствии стала Индийской административной службой (ИАС -Indian Administrative Service). Они произвели на меня сильное впечатление. Один из них объяснил, как несколько сот чиновников ИГС управляли 450 миллионами жителей Британской Индии, и управляли хорошо. Он с ностальгией говорил об уровне людей, которых отбирали для службы в ИГС. Чиновник весьма сожалел, что вступительные экзамены, которые ранее проводились только на английском языке, теперь можно было сдавать либо на английском, либо на хинди. Давление популистов не только снизило стандарты при приеме на службу, но и привело к плохому взаимодействию между чиновниками внутри ее. Это вело к постепенному снижению качества когда-то элитной службы, члены которой столкнулись с трудностями, возникшими в ходе социально-экономической революции, уровень их благосостояния понизился. Во времена британского правления уровень жизни чиновников вполне соответствовал их положению. Генералы, адмиралы, маршалы авиации и высшие служащие ИГС играли в гольф. В 60-ых - 70-ых годах в Индии они не могли даже купить хороших, то есть импортных, мячей для гольфа, так как их импорт был запрещен. Я вспоминаю одно из наших посещений гольф клуба в Дели. Наше посольство порекомендовало нам привезти с собой несколько упаковок мячей для гольфа, чтобы раздать их членам клуба. Было грустно наблюдать за тем, как высшие индийские военные и государственные чиновники разрывали коробки с мячами и набивали ими свои сумки для гольфа. Действительно, мячи для гольфа ценились настолько высоко, что кэдди (Прим. пер.: caddy - люди, прислуживающие во время игры в гольф) врывались в любой дом и обшаривали любую неудобную местность, чтобы найти залетевшие туда мячи. Однажды, в 1965 году, играя в гольф в бывшем Королевском гольф - клубе Бомбея (Bombay), я срезал свой мяч так, что он попал в жилой район, Я услышал громкий звук от падения мяча на крышу из оцинкованного железа. Мой кэдди умчался, как я думал, для того, чтобы выяснить, не был ли кто-либо травмирован. Но нет, вскоре появился маленький мальчик с мячом для гольфа, но не для того, чтобы пожаловаться на нанесенный ущерб, а чтобы договориться о цене, которую он хотел получить за возврат мяча. Мне также было грустно наблюдать за тем, как к