ывали себя "морскими свинками", которые сознательно становятся объектом опыта, который должен показать, изменила ли диктатура свою природу, надев на себя конституционное обличье. Они не скрывали своих целей, состоявших в борьбе за власть законными средствами. Но очень скоро им пришлось убедиться, что все их опасения оказались совершенно обоснованными. Правительство Батисты и в самом деле не собиралось мириться с "воинственной оппозицией", как себя, не таясь, называли сторонники Фиделя. Оно с первого же момента начало создавать вокруг них вакуум, чтобы лишить их каналов для обращения к общественному мнению. Когда 19 мая 1955 г. Фидель выступил в передаче по одной из гаванских радиостанций, полиция на другой же день арестовала управляющего радиостанцией с целью запугать его. На 20 мая было намечено проведение массового митинга в университете, на котором в качестве главного оратора должен был выступать Фидель Кастро. Но правительство опять вмешалось. Сначала оно запретило проводить радиотрансляцию митинга, а вскоре, прибегнув к широкой демонстрации силы, наложило вето и на проведение самого митинга. Фидель не смог пройти сквозь сплошную цепь полицейских, окруживших университет. Прошло всего четыре дня, когда 25 мая полиция без всяких оснований вновь ворвалась в дом амнистированного монкадиста Педро Мирета, арестовала его, а также находившихся вместе с ним родственников и знакомых, которых в наручниках отправили в тюрьму. Полицейский офицер, проводивший эту "операцию", представил в суд письменное требование об аресте и Рауля Кастро. Обыск в доме, разумеется, ничего не дал провокаторам, не было найдено ни компрометирующих документов, ни вооружения. И тем не менее судья, отпустив задержанных под честное слово, назначил на 15 июня формальное слушание дела. Фидель вновь бросается на защиту друзей. Он опять созывает представителей печати, разоблачает абсурдность утверждений правительства, с иронией отмечает, что опыт, поставленный на "морских свинках" - амнистированных монкадистах, - показывает, что амнистия превращается в кровавый фарс. Обстановка вокруг монкадистов быстро и опасно накалялась. 10 июня 1955 г. в различных районах Гаваны произошло 7 взрывов. Не было сомнения, что взрывы были делом рук полицейских провокаторов, которые хотели создать предлог для расправы с монкадистами. Нельзя исключать, что в отдельных случаях к террору могли прибегать также отчаявшиеся и введенные в заблуждение противники режима. Но Фидель всегда последовательно выступал против такой формы борьбы. Он заявлял: "Я настолько убежден в огромном вреде, который они наносят борьбе против диктатуры, что не боюсь публично осудить банду дикарей, которые оказывают столь ценную услугу Батисте, в то же время выдавая себя за революционеров". Как и предвидел Фидель, серия этих взрывов дала правительству Батисты желанный повод для нанесения удара по оппозиции. Правительство вело дело к подготовке крупного политического процесса. К делу о "подрывной деятельности" была привлечена и народно-социалистическая партия Кубы. Одновременно был арестован редактор газеты "Ля Калье", которая предоставила свои страницы для выступлений Фиделя Кастро. Стало ясно, что мирный путь к политическому решению проблем Кубы закрыт наглухо, пока у власти стоит Батиста. По решению Фиделя Рауль Кастро обратился в мексиканское посольство с просьбой о предоставлении политического убежища и вскоре выехал в Мексику, сократил свои открытые выступления, чтобы не позволить противнику спровоцировать себя и дать повод для физической расправы. Все внимание Фиделя было уделено на этом этапе созданию организационной структуры "Движения 26 июля". В конце июля под руководством Фиделя в доме по адресу: ул. Фактория, No 62, в Гаване, состоялось совещание, в работе которого приняли участие Антонио Лопес Фернандес ("Ньико"), Педро Мирет Прието, Аиде Сантамария Куадрадо, Мельба Эрнандес Родригес дель Рей, Педро Агилера Гонсалес и Хосе Суарес Бланке - все участники штурма Монкады 26 июля 1953 года. Также присутствовали Армандо Харт Давалос, Фаустино Перес Эрнандес и Луис Бонито Мильян, первые двое из рядов Национального революционного движения, а последний был выходцем из "ортодоксальной партии". На совещании было принято решение о создании организации, в руководство которой вошли все присутствовавшие. Было решено назвать организацию "Революционное движение 26 июля". Тогда же каждому из членов руководства был намечен участок работы, и перед каждым поставлены ближайшие задачи. В Гаване шло активное формирование негласного пропагандистского аппарата, изыскивались возможности для приобретения множительной техники, бумаги, краски. Нескольким товарищам было поручено заняться решением финансовых вопросов, т. е. наладить сбор добровольных пожертвований от сторонников. Как и прежде, активную роль в этой работе Фидель отводил испытанным бойцам Монкады - Аиде Сантамарии и Мельбе Эрнандес. Ряды Движения получили значительное подкрепление. В него влилась часть бойцов - членов молодежной ортодоксальной организации. Когда Фидель Кастро убедился, что "Движение 26 июля" может действовать и развиваться без его физического присутствия, он принял решение покинуть Кубу. Перед отлетом в Мексику Фидель Кастро направил во все газеты свое заявление, в котором он открыто сказал как о причинах, толкнувших его на добровольное изгнание, так и о целях, за достижение которых он будет бороться. В заявлении говорилось: "Я покидаю Кубу, потому что передо мной закрыты все пути для политической борьбы. Я буду жить где-нибудь в районе Карибского моря. Из таких поездок, в которую отправляюсь теперь я, обычно не возвращаются, а если возвращаются, то после разрушения до основания тиранического режима. Гавана, 7 июля 1955 года Фидель Кастро Рус". Уже после его отлета журнал "Боэмия" опубликовал полученную от Фиделя статью под заголовком "Мы еще вер немея", в которой говорилось: "Мы вернемся, когда сможем принести нашему народу свободу и право на достойную жизнь без деспотизма, без голода... Так как все двери для политической борьбы народа захлопнуты, перед нами не остается другого пути, чем тот, по которому шли наши предки в 1868 и 1895 годах", т. е. вооруженной борьбы. Глава IV "ГРАНМА" 7 июля 1955 года Фидель вылетел в Мексику, где его дожидались Рауль и другие товарищи. Начинался новый этап борьбы. Мексика была избрана Фиделем в качестве временного пристанища по ряду соображений. Эта страна после своей революции 1910-1918 гг. считалась одной из самых демократических в Латинской Америке. Ее правительства традиционно предоставляли убежище лицам, которых преследовали по политическим мотивам. Мексика первой из латиноамериканских стран признала в 1924 г. СССР. В 1929 г. никарагуанский патриот Аугусто Сесарь Сандино, который возглавил тяжелую борьбу своего народа против американских оккупационных войск, на некоторое время получил убежище в Мексике, где ему надо было пройти курс лечения от тропической лихорадки и немного отдохнуть. После поражения республиканской Испании в 1939 г. Мексика широко раскрыла двери для борцов против фашизма. Десятки тысяч испанских республиканцев прибыли тогда в Мексику, принеся с собой огромные знания, опыт, которые сыграли свою положительную роль в развитии Мексики. В конце 40-х годов, когда по Латинской Америке с началом "холодной войны" прокатилась волна реакционных переворотов, немало прогрессивно мыслящих патриотов были вынуждены покинуть свои страны, и они неизменно находили пристанище в Мексике. Крупный поток политических эмигрантов хлынул в Мексику после свержения усилиями ЦРУ прогрессивного правительства Хакобо Арбенса в Гватемале в 1954 г. Тысячи людей, спасаясь от фашистского террора, искали спасения в Мексике. В стране действовали десятки латиноамериканских землячеств, эмигранты налаживали между собой контакты, проводили совместные политические акты и пользовались поддержкой мексиканцев. Фидель полагал, что в такой обстановке можно будет с наименьшими издержками собрать значительное число кубинских эмигрантов, организовать их, обучить и подготовить ударный отряд вторжения. Мексика - это самая близкая соседка Кубы, надо лишь пересечь Юкатанский пролив, чтобы оказаться на кубинском берегу, поэтому она была идеальным плацдармом для поддержания связи с подпольем и организации военной экспедиции. Фидель Кастро прилетел из Гаваны в Мериду, столицу Юкатана, оттуда он на самолете местной компании направился в портовый город Вера-Крус, а уже там сел на автобус и поехал в Мехико. Вместе с Раулем и другими кубинскими товарищами на встречу Фиделя пришла и худенькая немолодая женщина по имени Мария Антония Гонсалес Родригес, которая уже несколько лет назад эмигрировала с Кубы и теперь была готова полностью связать свою судьбу с фиделистами. Она предоставила в распоряжение монкадистов, которые прибыли ранее, свою квартиру, находившуюся на улице Эмпа-ран в доме 49, свои рабочие руки и все свое время. Дом и квартира Марии Антонии стали штаб-квартирой подготовки вооруженной экспедиции. "Фидель приехал с одним чемоданом, - вспоминает Мария Антония, - набитом книгами, под мышкой он держал еще один сверток с книгами. Никакого другого багажа не было". Все личные средства измерялись несколькими долларами. Фидель прибыл в Мексику не как политический эмигрант, а как турист. Друзья сначала разместили его в маленькой комнатушке, снятой Раулем на верхнем этаже на окраине города, но через несколько дней, взвесив свои финансовые возможности, Фидель оставил эту комнату и переехал на квартиру Марии Антонии. Первые дни адаптации к новой обстановке, к новым людям, к новому климату (Мехико стоит на 2500 м выше уровня моря, и там значительно холоднее) были довольно трудными. Но более всего страдал Фидель от вынужденного временного нарушения нормальной связи с Кубой, откуда он не получал известий. В своем первом письме Мельбе Эрнандес он пишет 24 июля 1955 г.: "Мне крайне необходимо отрегулировать связь с вами. Я буквально схожу с ума от нетерпения узнать, как идут дела на Кубе, как у вас налаживается сотрудничество, и какие трудности вы встречаете в работе. Если бы у меня сейчас были средства, я бы послал к вам специального гонца. Из этого вы можете заключить, что на начальном этапе нашим самым большим препятствием является нехватка денег - это наша вечная мука в этой борьбе. Пока я не получу от вас первых сообщений, я не смогу даже спать спокойно". Он сообщает, что закончил работу над составлением Манифеста No 1 от имени "Движения 26 июля" к кубинскому народу и намеревается направить на Кубу несколько сотен, а может быть, и тысяч экземпляров манифеста. "Скоро эта страна и этот город станут для меня тем же, чем была Куба в месяцы, непосредственно предшествовавшие 26 июля. Но надо помнить, что я работаю сейчас, преодолевая огромные трудности из-за нехватки средств. Не знаю, может быть, всем нам здесь придется поголодать в эти первые месяцы. Чтобы достать деньги на печатание Манифеста No 1, я решил заложить мое пальто: ломбарды здесь принадлежат государству, и они берут невысокие проценты. Я не поколеблюсь ни на секунду, если и остальные предметы моего гардероба должны будут последовать за пальто!.." Он сразу дает Мельбе Эрнандес указание о необходимости соблюдения строжайшей конспирации. Так, он просит достать ему пару адресов надежных людей на Кубе, куда бы он мог направлять корреспонденцию. Причем просит, если можно, пусть лучше адресатами будут женщины, они вызовут меньше подозрений. Для связи с ним Фидель просит всех прибывающих в Мексику обращаться к портье дома, в котором проживал в это время Рауль Кастро, и оставить у него название отеля и номер комнаты, в которой остановился приезжий. С ним установят контакт в самое кратчайшее время. В интересах предосторожности Фидель оставляет всю инициативу в установлении контакта за собой, чтобы быть уверенным в безопасности. Он также советует товарищам на Кубе пользоваться самым дешевым видом транспорта для направления связных в Мехико: пароходом из Гаваны в Вера-Крус, а оттуда автобусом, что обойдется не более 60 долларов. Вторую годовщину штурма Монкады Фидель Кастро отметил возложением венка у памятника детям-героям в парке Чапультепек [Памятник героям-кадетам, павшим в неравном бою с армией США при защите города Мехико в войне 1847-1848 гг.]. На ленте венка была сделана надпись: "Мученикам, отдавшим свои жизни за Мексику и за Кубу". Это самый почитаемый памятник в мексиканской столице, к которому редко пытаются подходить представители США. Когда однажды генерал Риджуэй, герой корейской войны, решил оставить цветы у этого монумента, то на другое утро они оказались у дверей посольства США с ответной надписью: "От убийц венки не принимаем!" 1 августа пришел первый денежный перевод на 85 долларов и первые сведения о положении на Кубе, что сразу же подняло настроение Фиделя, который пишет 2 августа письмо "Товарищам из руководства (Движения)", в котором дает свой анализ обстановки в стране и указания о практических действиях на ближайший период. "В политической области, - указывает Фидель, - нашим самым большим врагом является капитулянтская тенденция на проведение частичных выборов. Вот с ней надо бороться огнем и кровью во всех манифестах и прокламациях". Фидель сообщает, что он уже отпечатал Манифест No 1, но просит подготовить на Кубе матрицу и откатать еще не менее 50 тыс. экземпляров. 15 августа в Гаване, в театре им. X. Марти, должна была открыться национальная конференция ортодоксальной партии. В связи с ней Фидель настоятельно рекомендовал руководству "Движения 26 июля" использовать момент для всяческого противодействия компромиссным настроениям. Он советовал послать на съезд самых боевых товарищей, которые должны выдвигать и горячо поддерживать лозунг революционного пути решения проблем, предложить всей конференции почтить минутой молчания память погибших в борьбе и всячески вести работу по привлечению к себе надежных людей. "Надо, чтобы конференция убедилась, что мы живы и активно действуем, и вы увидите, как рухнет завеса молчания вокруг нас и как начнет расчищаться путь к новым стратегическим перспективам." Он засыпает своих коллег вопросами: "Как идут дела по организации ортодоксальной молодежи по всей Кубе? ...Как ведется работа в профсоюзах? Все ли сделано в этом отношении? Не забыли ли, между делом, что это самое главное? ...Как развиваются контакты с Гражданским женским фронтом им. Марти? Надо вести дело к тому, чтобы превратить этот фронт в женскую организацию "Движения 26 июля"... Составляйте списки всех более или менее состоятельных людей, которым, по вашему мнению, мне стоит написать письма с просьбой об оказании помощи. Я готов написать тысячи писем... Все зависит от наших усилий. Нет ничего невозможного, когда есть воля к борьбе". Фидель заканчивает письмо так: "Свою задачу я думаю выполнить полностью. Я имею в виду не только составление писем и манифестов в этой маленькой комнатке, но кое-что не менее важное... Я еще раз повторяю, что если то, чего мы страстно желаем, окажется невозможным, если мы останемся совершенно одни, то вы увидите, что я один приплыву на лодке с винтовкой и высажусь на берега Кубы..." В этих словах наиболее ярко отразился характер Фиделя: его несокрушимая воля, перед которой должны, просто обязаны отступить все препятствия. Он верил, что человеческая воля может двигать горы, и заражал этой верой окружающих. Когда хозяйке квартиры, где готовилась экспедиция, Марии Антонии был задан вопрос, верила ли она в успех дела, на которое вел Фидель своих товарищей, она ответила, что никаких оснований для уверенности не было, скорее можно было предположить, что все они сложат головы в столь опасной операции, но от Фиделя исходила такая спокойная уверенность в победе, что не верить было просто нельзя. Это видно также из свидетельства Эрнесто Гевары де ля Серны: "Моим самым первым впечатлением после первых занятий (он имеет в виду занятия по военной подготовке. - Н. Л.), которые велись в период формирования экспедиции, было ощущение возможности победы, в которой я очень сильно сомневался при моем вступлении в ряды бойцов, под руководством повстанческого командира, с которым меня связывали с первых дней узы романтической, авантюристической симпатии и убеждение, что стоило умереть на чужом берегу за столь чистый идеал". 8 августа 1955 г., ровно через месяц после прибытия в Мексику, Фидель подписал первый политический документ, обращенный ко всему народу Кубы, - Манифест No 1. В нем в самых первых строках сообщалось о создании революционного "Движения 26 июля". Специально указывалось, что это не политическая партия, а именно движение, ряды которого широко открыты для всех кубинцев, желающих восстановления в стране политической демократии и социальной справедливости. В документе содержался призыв ко всем гражданам сотрудничать с движением, не только в форме прямого участия в боевых группах, но также и путем оказания экономической помощи, участия в распространении пропагандистских материалов и готовности поддержать революцию в форме присоединения к всеобщей забастовке, когда это станет необходимо. Манифест No 1 содержал 15 конкретных пунктов, в которых была изложена программа преобразований, за которую выступало "Движение 26 июля". Первым требованием Движения было "запрещение латифундий, распределение земли между крестьянами, передача земли в неотчуждаемую собственность всем мелким арендаторам, колонам, издольщикам, оказание им экономической и технической помощи со стороны государства, сокращение налогов". Далее говорилось о "восстановлении всех завоеваний рабочего класса, ликвидированных диктатурой, праве трудящихся на значительную долю прибылей всех крупных промышленных, горнорудных и торговых компаний..." Документом предусматривалась индустриализация страны на основе единого разработанного государством плана, национализация отраслей экономики, связанных с обслуживанием всего общества (электричество, газ, телефон), резкое снижение квартирной платы, забиравшей у 2,5 млн. кубинцев треть заработка; создание 10 крупных детских городков, где могли бы получить образование 200 тыс. детей рабочих и крестьян, которые сейчас лишены возможности нормально питаться и учиться. Остальные реформы предусматривали реорганизацию государственного аппарата в интересах широких масс трудящихся. Последний пункт звучал угрожающе для тех, кто нечестным путем сколотил состояние: "Подлежит конфискации имущество всех казнокрадов всех правительств без исключения. Страна должна получить сотни миллионов песо, которые были безнаказанно украдены у нее, и вложить их в исполнение указанных в манифесте программ..." Другой документ, составленный Фиделем в первые дни августа 1955 года, был адресован делегатам национальной конференции ортодоксальной партии. Этот волнующий документ ставил своей целью только одно: открыть глаза партии на полную невозможность решить политические проблемы страны, пока у власти стоит Батиста. Он звал всех честных членов ортодоксальной партии под знамена Движения, на революцию. "Нечего плакать, как Магдалена, надо набраться мужества, чтобы потребовать с достоинством того, что нам принадлежит". Про себя он писал, что приедет на Кубу так же, как и патриоты освободительной войны против Испании, т. е. с оружием в руках. Когда послание Фиделя было зачитано на съезде, то большинство делегатов встали с мест и начали скандировать: "Революция... Революция... Революция". Начинался медленный процесс перехода на сторону "Движения 26 июля" широких народных масс, всего общественного мнения Кубы. В Мексику со всех сторон ехали к Фиделю люди, готовые к любым жертвам во имя свободы кубинского народа. Через некоторое время после прибытия Фидель познакомился с аргентинским врачом Эрнесто Гевара, который после длительной одиссеи по странам Латинской Америки оказался в Гватемале в дни контрреволюционного переворота 1954 г. и был вынужден бежать в Мексику. Эрнесто Гевара, вскоре получивший прочно приставшее к нему прозвище "Че" (это восклицание типично для аргентинцев, выражающих им все оттенки чувств), позднее вошедшее в его полное имя, стал врачом будущей экспедиции, поскольку он был медиком по образованию и имел к этому времени некоторую врачебную практику. Он был зачислен в состав бойцов и вместе с другими должен был пройти полный курс боевой подготовки. В этот момент экспедиция не имела ни корабля, ни оружия, ни бойцов. Вместе с Раулем Че составил группу из двух человек, с которых потом начался список экспедици-онеров "Гранмы". Фидель получил письмо из Майами от Хуана Мануэля Маркеса, который был активистом ортодоксальной партии, а теперь находился в эмиграции. Он полностью ставил себя на службу революции и уже вел активную работу среди кубинцев, проживающих в США. Хуан Мануэль был постарше большинства экспедиционеров, ему уже перевалило за 40, когда водоворот революции целиком захватил его. Он оказался чрезвычайно полезным человеком для подготовки "Гранмы", но, к несчастью, погиб в первые же дни после высадки. Несколько позже к Фиделю из США приехал будущий герой революционной войны Камило Сьенфуэгос. Камило покинул родину в надежде найти работу в США, долго бедствовал в "стране всеобщего благоденствия", пока наконец не оказался в Калифорнии, где работал в ресторане. Там он и узнал о прибытии в Мексику Фиделя, который не скрывал своих планов подготовки вооруженного вторжения на Кубу. Камило, всегда восторгавшийся Фиделем, бросил с трудом найденную работу и присоединился к революционерам. По одному прибывали монкадисты, которых судьба забросила в Коста-Рику, приезжали товарищи из Кубы. Встал вопрос об организации быта и учебы всех экспедиционеров. По решению Фиделя в различных районах города Мехико стали снимать квартиры-общежития для участников будущей операции. Обычно в одной квартире селили от 7 до 10 человек. Это была первичная боевая единица, члены которой не знали ничего о других квартирах и о других людях, входивших в состав экспедиции. Фидель Кастро лично разработал и подписал регламент, который определял жизнь всех бойцов. Поскольку этот документ дает очень яркое представление о принципах, на которых строилась жизнь и учеба солдат революции, имеет смысл познакомиться с ним подробнее. В соответствии с этим документом "Движение 26 июля" обеспечивало всем бойцам, которые не получали никакой помощи от своих родственников, оплату жилища, питания, стирки белья и одежды, медицинской помощи, бумаги, почтовых марок и других необходимых потребностей. Кроме этого, каждому бойцу выдавалось в неделю на личные расходы 10 мексиканских песо (около 1 доллара). Поскольку денежные ресурсы Движения всегда были весьма скудными, участникам рекомендовалось изыскивать пути получения финансовой поддержки со стороны родственников, друзей и знакомых. В случае получения кем-либо из товарищей денежного перевода на сумму меньше 20 долларов он должен был сдавать на общие нужды половину полученной суммы, а если размер перевода превышал 20 долларов, то в общий бюджет должно быть сдано 60% от общей суммы. У кого в результате получения помощи извне образовывался избыток личных денег, тот был обязан поделиться с другими, менее обеспеченными товарищами. Подъем для всех устанавливался в 8 часов утра, завтрак с 9 до 10, обед с 2 до 3 часов дня, ужин с 7.30 до 8.30. Не позже 12 часов ночи все должны были быть на своих местах. Нарушения режима допускались только в интересах учебного процесса (ночные походы и пр.). В каждой квартире-общежитии должен был царить полный порядок, запрещалось бросать на пол окурки и другой мусор. От всех требовалось проявлять полнейшее уважение к посторонним лицам, которые будут оказывать помощь в обслуживании квартир. Категорически запрещалось без каких-либо исключений давать свой адрес какому-либо другому члену Движения, проживающему в другом месте, и уж тем более посторонним лицам. Всякая попытка наводить справки по таким вопросам рассматривалась как основание для подозрений. Рекомендовалось избегать водить дружбу с посторонними людьми, а если уж придется с ними оказаться в городе, то ни в коем случае не приводить их к дому, в котором находится общежитие, а распрощаться за несколько кварталов. Корреспонденцию бойцы получали на другой адрес. Встречи между членами различных групп запрещались, за исключением случаев, которые санкционированы руководством Движения. В каждом общежитии должна была быть подборка книг, содержащихся в полном порядке. За этим был обязан следить специально выделенный товарищ. Тематика книг охватывала вопросы общей культуры, но в особенности военную и революционную проблематику. Бойцам запрещалось комментировать и обсуждать друг с другом то, чем они занимаются или будут заниматься. Самая строжайшая конфиденциальность должна была соблюдаться во всем, что касается тренировок, оружия, практических стрельб и т. д. Разглашение этих сведений приравнивалось к предательству. Всякий член Движения, прибывавший в Мексику, считался посвятившим себя одной и единственной цели, поэтому он не мог заниматься другими делами, в том числе личными, которые бы отвлекали его от выполнения главной задачи. Единственной причиной для неявки на выполнение тех или иных поручений считалась только серьезная болезнь, которая действительно не позволяла бойцу быть там, где ему велит долг. Свободное время использовалось главным образом для чтения и учебы. Само по себе использование свободного времени было показателем крепости характера человека, его умственного и волевого настроя. Между товарищами должны были господствовать чувства взаимного уважения. Запрещались всякие колкости и шутки, отпускаемые в адрес других. Предписывалось быть великодушными между собой и помогать друг другу, как братья. Всякие острые личные столкновения рассматривались как тяжелое нарушение дисциплины и подлежали суду дисциплинарного совета. Обо всех непорядках рекомендовалось ставить в известность старшего по группе, а не шушукаться по углам. Указывалось, что пессимизм, упадочное настроение, равно как и замкнутость, не совместимы с характером настоящего революционера. Руководство Движением было обязано внимательно следить за поведением каждого бойца, отмечать его достижения в учебе, чтобы в нужный момент поставить на такое место, которому он соответствует своими способностями, заслугами и поведением. Малейшее проявление слабости или недисциплинированности должно было немедленно браться на учет. "Эти нормы поведения, - говорилось в заключение, - имеют целью обеспечить безопасность всех и каждого в отдельности, они проникнуты заботой об успехе нашего великого дела, в служении которому мы поклялись перед народом и перед самими собой... Эти правила должны еженедельно зачитываться в каждой группе ее руководителем". Бойцам отряда, формировавшегося в Мексике, было категорически запрещено употреблять спиртное. Разговаривая как-то с владельцем продовольственного магазина, расположенного рядом со штаб-квартирой на улице Эмпаран, Фидель сказал ему: "Послушай, Рамон, наши ребята должны быть в хорошей спортивной форме, поэтому можешь давать им в кредит все что хочешь, но только не алкогольные напитки. За это ты несешь личную ответственность". И Рамон Белес строго следил за выполнением приказа Фиделя. Какими бы суровыми они ни казались, выработанные правила поведения были совершенно необходимы для подготовки столь опасного и рискованного мероприятия, как вооруженная экспедиция на остров. Все время, проведенное в изгнании, Фидель работал как бы на два фронта: с одной стороны, ему приходилось внимательно следить за развитием событий на Кубе, принимать эмиссаров, приезжавших от внутреннего руководства Движением, посылать своих связников, вести активную переписку, давая каждый раз развернутые указания по основным направлениям практической деятельности, а с другой - уделять повседневное внимание подготовке непосредственно экспедиции. После долгих поисков преподавателя военного дела для бойцов отряда Фиделя выбор пал на бывшего полковника испанской республиканской армии Альберта Байо, который к этому времени был уже немолодым 63-летним владельцем мебельного магазина в городе Мехико, все его жизненные грозы уже отшумели, и оставалось лишь спокойно доживать свой век на чужбине, торгуя спальными и столовыми гарнитурами. С друзьями он иногда вспоминал свою богатую событиями военную жизнь. В свое время он окончил Академию сухопутных сил в Мадриде и Школу военных летчиков. Немало ему пришлось повоевать в Африке в составе экспедиционного корпуса против марроканских партизан. Волей-неволей тогда ему пришлось изучать приемы и методы действий в партизанской войне. Когда началась гражданская война в Испании, полковник Байо был адъютантом командующего Барселонским военным округом генерала Батета, который был впоследствии расстрелян фашистами. В общем Байо был несомненно опытный военный, хорошо знакомый с различными сторонами этого нелегкого ремесла. Вот к нему-то и пришел однажды Фидель с предложением взять на себя военную подготовку экспедиционеров. Сначала ошарашенный Байо наотрез отказался, уж очень сомнительным показался ему план, схематично набросанный Фиделем. "Я боюсь, что мне не хватит веры в нашу победу. Вы же очень молоды, вам всего 29 лет!" - сказал он, обращаясь к Фиделю, который уже уловил в интонациях голоса полковника подспудное желание еще раз "тряхнуть стариной". И Фидель так горячо и убежденно стал рассказывать о своих планах, о людях, которые шли за ним, о кубинском народе, ждущем освободителей, что разговор кончился тем, что Байо дал согласие. Вскоре он продал свой мебельный магазин и незаметно для самого себя полностью отдался работе по подготовке экспедиционеров. В интересах конспирации занятия по военному делу камуфлировались под уроки английского языка, которым полковник Байо владел в совершенстве. Он составил очень напряженный учебный план, включавший освоение базовых знаний по тактике, по партизанским и противопартизанским действиям, владение различного рода оружием, практические стрельбы, военно-спортивную подготовку и пр. Трехлетний полный курс военной школы надо было втиснуть в несколько месяцев, отведенных Фиделем. Для учебы на местности Фидель подобрал ранчо, расположенное в 40 км к югу от Мехико в районе Чалко. Ранчо принадлежало некоему Эрасто Ривере, про которого рассказывали, что в годы мексиканской революции он был солдатом знаменитого Панчо Вильи. Утверждали, что он был захвачен в плен солдатами американского карательного экспедиционного корпуса, вторгнувшегося на территорию Мексики в 1916 году под предлогом наказания Панчо Вильи, и был по приговору генерала Першинга, командующего корпусом, расстрелян на кладбище в г. Чиуауа вместе с группой товарищей. Однако, к счастью, полученные им раны оказались несмертельными, и он ночью выбрался из-под груды трупов и вновь вернулся к Панчо Вилье, чтобы бороться против американцев. Ранчо этого ветерана мексиканской революции было довольно большим по площади, оно тянулось на 16 км в длину и 9 км в ширину, но это была вздыбленная горами бросовая, бесплодная земля, покрытая камнями и жесткими колючками. Она была непригодна для сельского хозяйства, зато оказалась очень удобной для практических занятий экспедиционеров. "Санта-Роса" - так называлось ранчо - стала местом напряженной учебы бойцов Фиделя. Там был оборудован полигон для стрелковой подготовки, благо большие размеры ранчо и складки местности позволяли скрывать звуки выстрелов. По окрестным горам пролегали изнурительные походные маршруты. Учеба давалась нелегко. Трудиться приходилось в условиях кислородного голодания, потому что район "Санта-Росы" находится на высоте около 3000 метров над уровнем моря. Пронизывающий холод, наступавший с закатом солнца, пронимал до костей кубинцев, привыкших к благодатному климату своей страны, но еще больше их беспокоила постоянная возможность встречи со скорпионами, фалангами, гремучими змеями, которые неизвестны на Кубе, но которыми кишат поросшие кустарником горные склоны центральной Мексики. И все-таки бойцы стоически переносили все трудности. Тренировки в походах по горам вскоре стали усложняться большими нагрузками. Все бойцы разделялись на пары, и сначала один тащил другого в гору, а затем они менялись. Практиковались длительные марш-броски с полной боевой выкладкой, но без еды и питья, т. е. максимально приближенные к практике партизанской борьбы. Первым в учебе и в практических занятиях был Эрнесто Гевара. Отличные показатели были и у Рауля Кастро. В сентябре 1955 г. Фидель Кастро установил необходимые контакты и разработал план поездки по Соединенным Штатам Америки, точно по тому же маршруту, по которому в конце XIX века ездил великий кубинский патриот X. Марти, призывавший кубинских эмигрантов принять участие в борьбе за освобождение родины от испанского колониального господства. Вообще имя X. Марти, его идейное наследие, его богатый политический и военный опыт были краеугольным камнем всей деятельности Кастро в революционной борьбе против диктатуры Батисты. Главной задачей было мобилизовать на борьбу против диктатуры многочисленную колонию кубинских эмигрантов, добиться их единства и получить финансовую помощь для оснащения экспедиции. 18 октября 1955 г., имея на руках железнодорожный билет только в один конец (на большее не хватало средств), Фидель Кастро отправился в США и 20 октября прибыл в Филадельфию. Оттуда началось его замечательное семинедельное турне. После Филадельфии он посетил Юнион-сити (штат Нью-Джерси), Бриджпорт (штат Коннектикут), Нью-Йорк, Майями, Тампу и Кайо-Уэсо. Основной формой работы во время поездки была организация и проведение патриотических митингов, на которых Фидель выступал с изложением политических и социальных задач "Движения 26 июля", с анализом обстановки на Кубе и с призывом к соотечественникам оказать патриотам всю возможную помощь. Всюду Фиделю приходилось преодолевать огромные трудности, связанные с тем, что агенты Батисты, да и сами американские власти, по требованию кубинских консулов и других официальных представителей делали все возможное, чтобы сорвать поездку Фиделя. Для этой цели распускались всякого рода провокационные слухи, что, мол, те, кто будут присутствовать на митингах, либо потеряют право на проживание в США, либо не смогут впредь получить визы на въезд к родным на Кубу. Организаторам митингов угрожали осуществлением диверсий в зале во время проведения акций. Но, как подчеркивал 13 декабря 1955 г. Фидель Кастро в письме к сторонникам "Движения 26 июля" в Нью-Йорке: "Всюду, где мы становились жертвами какого-либо агрессивного акта, во много крат возрастал энтузиазм и симпатии к нашему Движению, и наши усилия неизменно вознаграждались самым полным успехом". Выступления Фиделя действительно повсюду проходили с большим успехом. Наиболее крупным по числу участников и по значимости выступлений был митинг, проведенный 30 октября в Нью-Йорке в зале "Палмгарден". На нем присутствовало более 800 представителей кубинской колонии. Участники митинга почтили минутой молчания память героев, погибших при штурме Монкады. Фидель выступил с речью, в которой рассказал своим землякам, что он ведет борьбу не только против нынешних правителей Кубы, но и против тех условий жизни, в результате которых у многих кубинцев не нашлось места на родной земле и им пришлось ехать на чужбину в поисках куска хлеба. Здесь, в Нью-Йорке, впервые Фидель публично произнес свою клятву, которая во многом определила дальнейший путь его действий. Он сказал: "Могу с полной ответственностью сказать вам, что в 1956 году мы будем либо свободными, либо мучениками. Эта борьба началась для нас 10 марта, она длится уже почти четыре года, и она закончится лишь в последний день существования диктатуры либо в последний день нашей жизни". В своем выступлении Фидель сказал и о социальном содержании будущей революции. Это высказывание часто цитируется исследователями кубинского революционного процесса как доказательство нараставшей радикализации взглядов Фиделя. Он сказал: "Кубинский народ хочет нечто большее, чем простая смена власти. Куба стремится к радикальным переменам в каждом аспекте ее политической и социальной жизни. Народ должен получить нечто большее, чем абстрактные свободы и демократию, - каждому кубинцу должна быть гарантирована хорошая жизнь. Государство не может игнорировать судьбу ни одного из своих граждан, которые родились и выросли в этой стране. Нет большей трагедии, чем трагедия человека, который может и хочет работать и который вместе с семьей страдает от голода, потому что у него нет работы". Фидель открыто осудил террористические методы борьбы, а также покушения на политических деятелей, еще раз подчеркнув, что "Движение 26 июля" ставит вопрос о всенародной революции. Фидель - блестящий оратор, он всегда заканчивал свои выступления яркими цитатами из Марти и хлесткими афористическими фразами, вызывавшими бурное одобрение аудитории. Так и на этот раз он, мысленно полемизируя с оппозиционными политиканами, оставшимися на Кубе, сказал словами Марти: "На их щеках уже не осталось места даже для того, чтобы влепить им очередную оплеуху!" и далее, обращаясь к собравшимся, спросил: "Разве может встать на ноги нация, если ее пытаются возглавить попрошайки, вымаливающие себе кусочки прав?" "С помощью страха ни разу не удалось решить ни одной проблемы там, где нужно мужество". "Я посылаю горячий привет кубинскому народу и наше твердое обещание: мы вернемся!" Слова Фиделя встречались неизменно бурными аплодисментами. После этого на столе президиума появлялась традиционная соломенная кубинская шляпа, из тех, в которых шли в бой в прошлом веке патриоты, воевавшие под знаменами Марти и Масео, и все присутствующие приглашались пожертвовать, кто сколько может, на дело освобождения Кубы от диктатуры Батисты. Так проходили митинг за митингом, встреча за встречей. Кроме выступлений, приходилось проводить большой объем организационной работы по созданию прямо на местах патриотических клубов поддержки "Движения 26 июля", по подбору наиболее подходящих кадров, которые могли бы возглавить их работу по налаживанию прочных связей между Национальным руководством Движения и вновь создаваемыми группами сторонников в США. Фидель не раз впоследствии в письмах друзьям признавался, что ему с трудом приходилось выкраивать время для сна во время этой трудной поездки. Лейтмотивом его выступлений в США звучала тема народности революции, которую готовили Фидель и его соратники. Он всегда подчеркивал, что не стесняется обратиться за помощью к народу от имени родины, что его революция будет делаться на честные деньги честных людей. И кубинцы дружно откликались на его призыв. По завершении основной работы на территории США Фидель выехал на несколько дней на Багамские острова и там, в г. Нассау, он составил Манифест No 2 "Движения 26 июля" к кубинскому народу.