рными течениями. Революция 1905 года потерпела поражение, но надо не падать духом. Надо смело идти вперед. Одна у нас дорога... Владимир Ильич говорил о дороге революционной борьбы. После доклада опять его окружили. Насилу Владимир Ильич выбрался из Народного дома. Был вечер. Из окон домов лился мягкий свет, оранжевый и голубой от абажуров. Тянуло морской прохладой из порта. Где-то звучала музыка. Мама и Маняша ждали Владимира Ильича на улице. - Мама, Маняша, как я рад, что вы здесь! - воскликнул он. Ему хотелось услышать, что думает мать о сегодняшнем вечере. Вспомнилось Владимиру Ильичу детство и мама из его счастливого детства. Она всегда была непоспешна. Ровна. Справедлива. За всю жизнь Владимир Ильич не знал ни единого случая, когда в чем-нибудь не согласился бы с матерью. - Ты знаешь, Володя, - сказала она, - я читала многие твои книги и статьи и очень ценю твой ум и твои задачи. А сегодня я убедилась, как горячо тебя любят люди. Десять дней прожили в Стокгольме Мария Александровна и Маняша. Владимир Ильич приехал из Парижа увидеться с ними. Быстро промелькнули дни! Русский пароход уходил из Стокгольма утром. Осень сумрачно надвинулась на город, завесила плотными тучами небо. Ветер срывал листья с деревьев. Беспорядочно гнал по заливу мелкие волны. Лодки громко плюхали днищами по воде. Было неспокойно, нерадостно. Владимир Ильич обнял мать. Они мало говорили. У Владимира Ильича сердце разрывалось от горечи, когда мать, обняв его еще и еще, пошла по трапу на пароход. И все оборачивалась и махала платком. Пароход довольно долго стоял, а Владимир Ильич не мог туда подняться. На пароходе - русская территория, русские законы. Только Владимир Ильич туда ступит ногой, в тот же миг его арестуют. Мама махала платком. Низкий гудок протяжно разнесся над заливом. Пронзительно прокричала чайка. Пароход отошел. Прощай, мама! Он больше ее не увидел... В ДЕРЕВНЕ ЛОНЖЮМО Тысячи русских революционеров-эмигрантов жили во Франции. Владимир Ильич тоже жил и работал в Париже. А весной 1911 года они с Надеждой Константиновной выехали на все лето в деревню Лонжюмо. Лонжюмо недалеко от Парижа, километрах в пятнадцати. Длинная улица протянулась больше чем на километр вдоль деревни. Ночами по улице тарахтели колеса возов, крестьяне везли на парижский рынок продукты. Дома в Лонжюмо были каменные, невзрачные, насквозь прокопченные. Копоть валила из трубы небольшого кожевенного заводика. Даже листья и трава были от копоти тусклые и скучные в этой деревне. Правда, вокруг зеленели поля. Но Владимир Ильич с Надеждой Константиновной приехали сюда не для отдыха. Напротив, для трудной работы. Был ранний час. На дворе во все горло запел петух. Владимир Ильич проснулся. Комната была темной и сырой даже в это яркое летнее утро. Казалось, и солнце еще не взошло - так было сумрачно в комнате. Между тем Надежда Константиновна уже несла завтрак, состряпанный на керосинке. - Изволили проспать, милостивый государь? За поведение - кол. Такую отметку выставил себе Владимир Ильич, живо поднимаясь с постели. И скорей помогать по хозяйству. Чашки, тарелки на стол. Сахарница... - Ой! - вскрикнула Надежда Константиновна. Сахарница вырвалась у него из руки. Владимир Ильич изловчился, подхватил: - Чем не жонглер? - На троечку, - ответила Надежда Константиновна. Что-то колы да тройки у них на языке! Уж не заделались ли учителями Владимир Ильич с Надеждой Константиновной? Нестерпимая жарища стояла в то лето во Франции! С утра нещадно пекло и жгло солнце. Лохматая дворняга лежала в тени под забором на улице. Высунула язык и часто-часто дышала. - Жарко, псина? - дружески потрепал дворнягу Владимир Ильич. - Доброе утро! - поздоровался с рабочим-кожевником. Ильичи снимали у него две темные комнаты в сумрачном доме с черепичной крышей. Было воскресенье. Рабочий сидел в тени забора, положив на колени жилистые руки. У него было узкое, худое лицо. Пепельного цвета усы опускались вниз. Таким усталым он казался и изможденным! Мимо по улице проезжал экипаж на рессорах, с лакированными крыльями. Под кружевным зонтиком ехала дама с миловидными, нарядными детьми. Рабочий торопливо вскочил, низко поклонился. Дама кивнула. - Супруга хозяина, - почтительно сказал кожевник. - Вот у кого отдых в полное удовольствие, - с насмешкой заметил Владимир Ильич. Рабочий помолчал, погладил опущенные усы и смиренно ответил: - Бог создал богатых и бедных. Значит, так надо. Через улицу, наискосок, зазвонили колокола. Отворились для воскресной службы двери храма. Рабочий перекрестился и направился в храм, бормоча: - Господь создал мир, нам ли судить? - Да-а... - в раздумье протянул Владимир Ильич. - Мосье, - спросил соседский французский мальчишка, - вы, наверное, на Сену купаться? - Нет, дружок, не купаться. - А, знаю, знаю, - закивал французский мальчишка, - вы в свою школу. Вы и в праздники учите. Школа Ленина на другом краю длинной улицы в Лонжюмо была необычной школой. И по виду она не походила на школу. Раньше когда-то тут был постоялый двор. В глубине двора стоял просторный сарай. На пути в Париж останавливались в нем дилижансы. Кучера отдыхали, курили. Кормили лошадей. Но это было давно... Весной 1911 года Владимир Ильич снял сарай под школу. Ученики выгребли мусор. Сколотили из досок стол на восемнадцать человек. Раздобыли у соседей старенькие табуретки и стулья - и школа открыта. Какие же ученики в ней учились? Учениками были русские рабочие. Тайно от царских жандармов они приехали сюда из разных городов России учиться. А учителями были Владимир Ильич, Надежда Константиновна и некоторые другие товарищи. Ученики сидели за столом, когда Владимир Ильич пришел на урок. Честь по чести встали при входе учителя. Но вот что смешно: все босые. Жара в Лонжюмо была нестерпимая, вот они и ходили босые. Это были молодые ребята, любопытные и способные. Они любили уроки и лекции Владимира Ильича! Всегда он умел заинтересовать с первого слова. - Бог создал богатых и бедных. Значит, так надо, - начал неожиданно Владимир Ильич сегодня урок. Лукавая улыбка играла у него на губах, смеялись глаза. Все в удивлении молчали. Прямо-таки мертвая тишина воцарилась в ответ. - Так мне сказал один французский рабочий-кожевник, - после паузы объяснил Владимир Ильич. Ученики зашумели: - А! Вон оно что! Э! Это какой-то слизняк проповедует, это не борец. - Отсталый ваш француз, Владимир Ильич! Ведите его в нашу школу, живо проветрим мозги. А один ученик поднялся и сказал: - Я тоже рабочий-кожевник, только, думаю, божьи законы нам не подходят. Надавать надо богатеям по шее да и строить новое общество. - Правильно! - закричали вокруг. Шумный получился урок. Но Владимиру Ильичу это и нравилось. - Значит, не обязательно, чтобы были богатые и и бедные, - подхватил Владимир Ильич. И незаметно и просто перешел к уроку по политической экономии. Так называется очень важная наука о развитии общественного производства. Владимир Ильич учил рабочих марксизму. Рабочий должен быть образованным, умным и сведущим. И превосходно должен разбираться в политике. Разве будет бороться за революцию такой человек, как тот французский кожевник, который бормочет: "Господи помилуй!" - и знать ничего больше не знает? И у нас в России немало таких отсталых рабочих. Отсталость - не подмога революционной борьбе. - Учиться надо рабочим! - говорил Владимир Ильич. Потому и организовал он в Лонжюмо партийную школу. Ученики проучились в ней четыре месяца и поехали домой, понесли русскому рабочему классу свою революционную веру и знания. А французская деревня Лонжюмо, обыкновенная деревня, не очень казистая, сейчас известна стала всем людям оттого, что там была первая партийная школа Ленина. ВОЙНА ВОЙНЕ - Батюшки мои, не верится, что из такой беды страшной вырвались! Надежда Константиновна глядела на Владимира Ильича. Здесь, с ней, не в тюрьме! Живой, в глазах искры, морщинки смеха у губ. Беда миновала, а в глубине души было ей все еще страшно. - Дурное сновидение. Вон из головы! - ответил Владимир Ильич. - Полюбуйся, Надюша, на осенний Берн. И распахнул окно. Оранжевый свет осенних листьев полился в окно. Они были в столице Швейцарии Берне. На свободе. А совсем недавно Владимир Ильич сидел за тюремной решеткой. Случилось это в Поронине. Поронин, польский городок, или, скорее, поселок, находился в то время под властью австрийцев. 1 августа 1914 года Германия объявила России войну. И ее союзница Австро-Венгрия объявила России войну. А Франция и Англия объявили войну Австро-Венгрии и Германии. Началась мировая война. Тысячи женщин - русских, немецких, французских, английских, австрийских, венгерских - с плачем обнимали сыновей и мужей. В последний, может быть, раз. По железным дорогам России везли орудия и мужиков из Рязанской, Тульской, Ярославской губерний. На позиции, в бой. Зачем, для чего эта война? Никому не известно. Известно правителям. Но сынков правителей не гнали в теплушках на убой, как скотину. Гнали крестьян и рабочих. В первые же дни войны австрийские жандармы в Поронине арестовали Ленина. Русский. Все что-то пишет. Что-то посылает в Россию. Значит, шпион. Доказательства? Какие там доказательства! Жандармы постановили - значит, шпион. За это грозила смертная казнь. Сколько муки, отчаяния пережила Надежда Константиновна! Был Владимир Ильич две недели на волосок от смерти. Нашлись товарищи. Хлопотали, боролись за Ленина. Удалось вырвать из тюрьмы. Надежда Константиновна, словно не веря, что он на свободе, трогала его плечи и грудь. Пронесло напасть. - И забудем, - сказал Владимир Ильич. И отрезал рукой. Всего лишь вчера они приехали из Поронина в Берн, столицу нейтральной Швейцарии. Швейцария не воевала. Здесь шла обычная жизнь. Не плакали матери, не ломали в ужасе рук. - Быстрее, Надюша, дружок! - торопил утром Владимир Ильич. Они наспех позавтракали, убрали посуду и вышли из дому. В кирках еще служили обедню, когда они вышли. Колокольный звон мелодично разносился над Берном. Берн - просторный, неторопливый город, с древними зданиями, мостами через реку Аару и памятниками. На гербе Берна изображен медведь. И на многих домах нарисован добродушный коричневый зверь, вставший на задние лапы. Мало того - в Берне есть ров, так там и вовсе живые медведи. Вечно там толпится народ. В Берне Владимир Ильич и Надежда Константиновна поселились, как всегда, на самой окраинной, короткой и узкой улочке под названием Дистельвег. Что значит по-русски: дорога в чертополохе. Ясно, не роскошная улица. Минут десять Владимир Ильич и Надежда Константиновна прошагали по улице Дистельвег, и город окончился. И начался лес, золотистый и пестрый, сентябрьский лес, сразу за городом. Привольно шагать извилистой горной тропой среди могучих буков и лиственниц, с холма на холм, все выше и круче. Стоп. Владимир Ильич остановился. - Здесь, Надюша? - спросил он, узнавая приметы, по которым в этом месте нужно было с тропки свернуть. Перепрыгнуть канавку. Еще два десятка шагов. Развести рукой кусты - и перед глазами поляна. Несколько человек расположились на поляне, подстелив пиджаки и плащи. - Здравствуйте, товарищи! - сказал Владимир Ильич. Позади треснул сучок. Закачались еловые ветки. Высунулась голова. Из чащи вышел человек с плетеной корзиночкой, в каких бернцы носят завтраки, идя на пикник. Может, эти люди собрались на пикник? День чудесен. Ясное небо нежарко. Лес так покоен и тих! Но на поляне был не пикник. Вчера, приехав в Берн, прямо с поезда, Владимир Ильич дал весть знакомому русскому большевику-эмигранту. Тот сообщил другому. В один вечер передалось по цепочке: - Товарищи, завтра утром в Бернском лесу. Большевики сошлись точно в назначенный час. Все хотели слышать, что скажет Ленин. - На русский народ и на другие народы обрушилась война, - сказал Владимир Ильич. - Кому выгодна война? Капиталистам. Капиталисты наживают на войне миллиарды. Рвутся захватить все новые рынки, чтобы больше и больше получать прибылей. А солдат и рабочих обманывают: мол, защищайте отечество. На самом деле это не защита отечества, а защита капиталистической выгоды. Надо объяснить солдатам, рабочим, крестьянам: к вам в руки попало оружие. Солдаты и пролетарии всех стран, обратите оружие против своих царей и капиталистов. Делайте революцию. Долой несправедливую войну. Война войне! Вот о чем говорил Ленин в Бернском лесу. И писал об этом статьи и заметки. И посылал их в Россию, большевикам. А большевики тайно распространяли на фронте среди солдат и рабочих. Война войне. Солдаты читали, задумывались: "А не пальнуть ли из этих винтовок по своим фабрикантам да помещикам? Сбросить царя. Да и начать жить по-новому". ДОМОЙ НАВСЕГДА В Берне Ленин писал книгу об империализме. О том, что капиталисты не могут жить без грабительских войн. Захватывают чужие страны. Превращают в колонии. Все больше за чужой счет богатеют. И уже не могут остановиться. Рвутся весь мир разделить меж собой. Отхватить покрупнее кусок. Чем дальше, тем больше будет таких захватнических войн. Тем хуже будет при империализме народу. Но силы и разум рабочего класса растут. Время социалистической революции близится. Надо знать всю жизнь, всю историю, чтобы написать эту книгу. Владимиру Ильичу много приходилось читать. И они поехали с Надеждой Константиновной в город Цюрих. Думали недельки две пожить в Цюрихе, а задержались на целый год. Работа задержала Владимира Ильича. Библиотеки для работы были там богатейшие. Да и город неплох. Большой, оживленный. Много заводов, рабочих. Ильичи сняли комнатенку у одного сапожника. Окошко выходило во двор, там была колбасная фабрика. Тяжелый, жирный запах стоял во дворе, приходилось весь день держать окошко закрытым. Но Владимиру Ильичу нравилось жить у сапожника. Сапожник был революционно настроен и вообще хороший был человек. Владимир Ильич до вечера пропадал в библиотеке. Прибежит домой пообедать - и снова за работу. Узкий тротуар под каштанами вел к библиотеке. Круглый год четыре раза в день шагал Владимир Ильич под каштанами, мимо ратуши с башенкой, древнего собора, старых домов. На стенах домов написаны изображения разных ремесел: часовщик чинит часы величиною с колесо или башмачник шьет башмаки по ноге великану. А недалеко прелестное переменчивое Цюрихское озеро. Разбушуются сердитые волны, озеро с громом бьется о набережную, тогда не подступись. Утихнет, засинеет, засияет на солнце - и не оторвешь глаз, не наглядишься! Владимир Ильич восхищался швейцарской природой. Но как тосковал он о родине! Все сильнее тосковал о России. Однажды после обеда Владимир Ильич только собрался в обычный путь - в библиотеку, в дверь застучали. Громко, резко. Вошел знакомый эмигрант. Не вошел, а ворвался. На лице и испуг и восторг: - Слышали? Нет? Не слыхали? В России революция. Владимир Ильич схватил шляпу. Надежда Константиновна пальто надевала на ходу. Помчались к озеру. Озеро все серебрилось и сияло на солнце. Белые лебеди, горделиво выгнув шеи, плавно плыли по озеру. Владимир Ильич подбежал к навесу. Здесь, на берегу озера, под навесом, всегда вывешивались свежие газеты. Владимир Ильич жадно читал телеграммы в газетах. 1917 год. Февраль. В России революция. - Наконец! - воскликнул Владимир Ильич. Он был тесно связан с Россией, руководил нарастающей революционной борьбой, знал, что революция близка. И все же весть, прилетевшая с родины, взволновала необычайно. Нет сомнений: дома совершается что-то огромное. Скорее на родину! Нельзя дольше здесь оставаться. Скорее в Россию! Вся его жизнь была отдана тому, что там сейчас совершается. Весь его труд! "Союз борьбы за освобождение рабочего класса", газета "Искра", партия - все звало к свержению царизма. Но как уехать? Продолжалась война. Английские и французские власти не желали кончать войну. А большевики агитировали против войны. Все пути из Швейцарии в Россию были в руках английских и французских властей. Разве они пропустят большевиков в Россию? Владимир Ильич потерял покой. Перестал спать. Похудел. Глаза ввалились, горели упрямым огнем. Наконец после долгих хлопот и тревог пришло разрешение. Швейцарские товарищи выхлопотали для русских революционеров-эмигрантов пропуска домой. Поезд отходил через два часа. Ни одной лишней минуты не хотел жить Владимир Ильич на чужбине. За два часа собраться? Уложить вещи, сдать в библиотеку книги, расплатиться с хозяевами? Бегом, бегом. Успели. Через два часа выезжали из Цюриха в Берн. Из Берна домой. Тридцать русских эмигрантов вместе с Лениным возвращались в Россию. "Спасибо за доброту и приют!" - послал Ленин прощальное письмо швейцарским товарищам. А поезд шел. Громыхали колеса. Мчались мимо ослепительные озера и величественные горы Швейцарии. Потом потянулись аккуратные немецкие города и поля. Пересекли Германию, глазам открылось Балтийское море. По усеянному минами Балтийскому морю на грузовом пароходе добирались до Швеции. Оттуда в Финляндию. Долгая, опасная дорога! Но вот скоро и Петроград. В окно виднелся низкорослый лесок из тонкоствольных сосен и елей. Белел недотаявший снег. Черными лужами разлились торфяные болота, уставленные мшистыми кочками. Был поздний вечер, наступала ночь. - Ночью в Петроград приедем, спят, наверное, все, - сказала Надежда Константиновна. В тусклом свете фонарей неясно выступили громады каменных зданий. Склады, депо... Поезд замедлил ход, приближаясь к Финляндскому вокзалу. Мощный паровозный гудок разорвал ночное безмолвие. Поезд подходил к перрону. Шумно дышал паровоз... Но что это? На перроне играли "Марсельезу". - На караул! - донеслась команда. Перрон был битком набит народом. Рабочие. Отряды Красной гвардии. Как вылитые из бронзы, плечом к плечу, кронштадтские матросы. - На караул! Все замерло, стихло. Красногвардейцы, матросы взяли на караул. Ленин вышел на площадку вагона. Он был потрясен этой встречей. - Товарищи!.. - Да здравствует Ленин! Долой войну! Да здравствует революция! - загремело в ответ. Там, за вокзалом, на площади тысячи голосов подхватили. Море людей на площади. Как языки пламени, пылали освещенные прожекторами знамена. Человек кинулся к Ленину. Ученик из школы Лонжюмо. Через шесть лет повстречались на родине. - Владимир Ильич, приветствую вас от имени большевиков Петрограда. У вокзала стоял броневик. Башня была неподвижна, пулеметы молчали. Броневик тоже встречал вождя партии и рабочего класса. Рабочие и солдаты подняли Ленина на броневик. Руки дружески тянулись к нему. Улыбались глаза. Светились истомленные лица. Ленину хотелось обнять их всех, родных рабочих людей, измученных войной и разрухой. - Товарищи! - сказал Ленин. - Вы сделали революцию, свергли царя. Но власть захватили капиталисты и хотят править нами. А нам нужна власть трудящихся. Восьмичасовой рабочий день нужен нам. Земля крестьянам. Хлеб голодным. Мир народу. Социалистическая революция нам нужна! - Ура! Да здравствует Ленин! - кричала площадь. Как будто не ночь была, а радостное, весеннее утро. Броневик тронулся. Торжественно тронулся броневик. Ленин возвратился домой навсегда. РАССТАННАЯ УЛИЦА Владимир Ильич приподнял голову от подушки. Огляделся с улыбкой. Чистенькая скромная комната со светлыми обоями. Небольшой письменный стол. На столе газеты. Цветочный горшок на окне. В углу кресло, обитое темно-красным вышитым шелком. "Где я? Снится мне?" Нет, Владимиру Ильичу не снилось. Он был у сестры Анны Ильиничны и ее мужа Марка Тимофеевича Елизарова, на их петроградской квартире. В памяти вспыхнул весь вчерашний день, полный счастья и удивительных встреч! С вокзала броневик повез Владимира Ильича в бывший дворец балерины Кшесинской, фаворитки царя Николая II. Теперь там располагались Центральный Комитет и городской комитет партии большевиков. Медленно двигался броневик прямыми, стройными петроградскими улицами. Была поздняя ночь, но во многих окнах горел свет. На улицах толпился народ. - Ленин! - кричали люди. Броневик останавливался. Владимир Ильич видел, как народ ждет его слов. Он старался просто и ясно говорить о социалистической революции, нашей, рабочей. Сердце его полно было пламенных слов. А рабочие все прибывали. Сотни людей окружили дворец Кшесинской, недалеко от Невы и Петропавловской крепости. - Пусть Ленин выйдет! Пусть Ленин скажет! Да здравствует Ленин! Владимир Ильич несколько раз выходил на балкон. Если бы не ночь, с балкона был бы виден позолоченный шпиль Петропавловской крепости и тяжелые неприступные стены. Много лучших светлых людей загублено в ее казематах, сырых и ледяных, как колодцы! Ты не страшна нам больше, проклятая крепость. Не грозись, не пугай. "Старое не вернется, - говорил Владимир Ильич. - Вперед, товарищи! Да здравствует социалистическая революция!" Во дворце собрались большевики со всего Петрограда. Не расходились. Не отпускали Ленина. Необыкновенная была эта ночь! Только утром, в пять часов, Владимир Ильич с Надеждой Константиновной, усталые и счастливые, добрались домой. Наконец-то на родине. Сколько всего пережито! Великий в жизни России произошел перелом... От волнений, переживаний Владимир Ильич почти не спал. Может, какой-нибудь час. Тихо в квартире, ни звука. Квартира похожа на плывущий корабль. Так подумал Владимир Ильич, бесшумно идя вдоль коридора. По сторонам комнаты, будто каюты. В конце треугольная столовая и треугольник балкончика, как нос корабля. В столовой пианино. Во всех квартирах Ульяновых всегда бывало пианино, всегда была музыка. Владимир Ильич взял ноты. Мамины ноты. Семь месяцев не дожила мама до этого дня. И Надина мама не дожила. Владимир Ильич с грустью оглядывал комнату, похожую на нос корабля. В этой качалке мама сидела с книжкой, куталась в шаль. Старенькая, было ей зябко, и вечно болела душа за детей. Кто-то в ссылке. Кто-то в тюрьме. Мамочка! В какие только тюрьмы не носила ты передачи! Петербургскую, московскую, киевскую, саратовскую... По каким городам не мотала тебя судьба! Митя выслан в Подольск. Ты в Подольске. Маняшу выслали в Вологду. Без жалобы, без слова упрека, немедля начинаешь собирать чемодан, и поезд увозит тебя в незнакомую Вологду. А дальше где будет твой дом? Где надо детям. Владимир Ильич положил ноты на пианино и тихо вернулся в комнату, в которой сестра поселила их с Надей. Раньше здесь жила мама. Последнее мамино жилье. Мамино темно-красное кресло. Вышила своими руками: разбросала по шелку цветы... Мама! Хоть на мгновение увидать бы тебя, поцеловать твои нежные, терпеливые, твои материнские руки! Скоро в доме проснулись. Но сегодняшнее утро было не то, что вчера. Вчера были все радостны, оживлены. Сегодня говорили негромко. Сестра Анюта спросила: - Сразу поедем туда? Всю дорогу Владимир Ильич молчал. От Лиговки к Волкову кладбищу вела Расстанная улица. Скорбная улица. Последний путь. Расстаемся. На кладбище еще лежал снег. Там и тут между могилами белели сугробы. Сосновая ветка на могиле у мамы. Рядом холмик поменьше, Олин холмик. Понуро свесили неодетые ветви осины. Ленин снял шапку. Низко опустил голову. Долго стоял над могилой. Картины детства пронеслись перед глазами. Симбирский дом. Уютная лампа зажжена в столовой. Дети уселись за стол. Мама раскрыла книгу. Что-то интересное, необыкновенное ожидает детей. Какой хороший у мамы голос, звучный и легкий! Или вот совсем другое. Громыхает на двери камеры тюремный замок: "Заключенный Ульянов, на свидание с матерью!" Он спешит тюремным коридором, боясь упустить хоть одну минуту свидания. Сумрачный зал с низкими сводами. Двойная решетка. К решетке прильнуло мамино светлое от ласки лицо. "Здоров ли? Володя! Молока тебе принесла, гостинцы. Книжки, какие просил..." Милая мама! Не дожила ты до нашей новой жизни, не увидишь. Как горько, как больно! Мама, родная, не забуду твой ум, твою доброту. ВЛАСТЬ СОВЕТАМ Ленин поклонился могиле матери и с Волкова кладбища поехал на собрание большевиков делать доклад. Было 4 апреля 1917 года, поэтому доклад Ленина после назвали "Апрельские тезисы". Он писал их в вагоне, когда возвращался на родину. Кратко нарисовал точный план, как после свержения царя действовать в России большевикам и народу. Временное правительство взяло власть. А кто во Временное правительство входит? Помещики да капиталисты, богач к богачу. Охота ли богачам заботиться о рабочих и крестьянах? Совсем неохота. Они о своих богатствах заботятся. Для чего же тогда большевикам поддерживать Временное правительство? Не будем. Будем Советы поддерживать. Советы рабочих и крестьянских депутатов в ту пору уже создались, да не очень еще были сильны. Много меньшевиков в них засело и других несогласных с большевиками людей. - Усиливать надо Советы! - говорил Ленин. Что это значит? Значит, сделать их большевистскими. И тогда с помощью Советов отобрать у помещиков землю, у капиталистов заводы. Земли и заводы станут народными. И кончим войну. Вот к чему звал Ленин большевиков и рабочих. Он был тверд. Великая задача была перед ним. Ленин был верен великой задаче. Рабочие понимали, что путь их с большевиками. Но не все. И крестьяне не все понимали. Меньшевики и буржуи всячески сбивали крестьян и рабочих. Писали в своих газетах разные небылицы про большевиков. Агитировали за войну. За буржуйскую власть. А у большевиков была своя газета под названием "Правда". Помещалась она в одном большом доме на набережной реки Мойки, занимала три комнаты. Газета действительно открывала народу правду. Ленин сразу приехал в свою большевистскую газету. Написал статью. На другой день еще. Каждый день одну или две, даже три статьи писал в "Правду". Выступал на заводах и фабриках по всему Петрограду. И так понятно объяснял народу борьбу большевиков за счастье трудящихся, что все больше и больше склонялось рабочих и крестьян на сторону Ленина. Солдаты писали с фронта: "Товарищ, друг Ленин. Помни, что мы, солдаты... все, как один, готовы идти за тобой". Только три месяца, как Ленин приехал в Россию, и как все переменилось! Ленин был не один. У него были товарищи. Вместе добивались нового. Солдаты не хотят воевать. Рабочие не хотят работать на капиталистов. Крестьяне требуют землю. В один летний день рабочие и солдаты Петрограда вышли сами на улицы. Слишком тяжко им было. Большевики не призывали их к этому, но, уж раз так случилось, возглавили демонстрацию и старались, чтобы она была мирной. Шли по городу с лозунгами: "Вся власть Советам!", "Долой министров-капиталистов!", "Хлеба, мира, свободы!". Шли уверенно, строго - могучие силы чувствовались в этом народном движении. И министры Временного правительства струсили. Что делать? Как остановить демонстрацию? Хоть называли они себя революционным правительством, а поступили подло, как царь. Открыли по демонстрантам огонь. Приказали войскам стрелять в безоружных людей. Это было 4 июля 1917 года. На другой день утром Владимир Ильич поехал на набережную реки Мойки в редакцию "Правды". Проверить, как идет выпуск газеты, дать советы товарищам. Владимир Ильич понимал: наступает опасное время. ...Военный автомобиль с визгом затормозил у здания "Правды". Послышался топот сапог. Рывком распахнулась дверь. Несколько юнкеров со штыками наперевес ворвались в редакцию "Правды": - Где Ленин? К счастью, Ленина не было. Владимир Ильич в это время благополучно возвращался из "Правды" домой. Надежда Константиновна и сестра дожидались его в коридоре, прислушивались у двери, безмолвные и застывшие. Надежда Константиновна, несмотря на жару, нервно кутала плечи шарфом. - Володя! Временное правительство объявило тебя вне закона. И тут зазвенел длинный звонок. Все вздрогнули, затаили дыхание. - Неужели за тобой? - шепотом спросила Надежда Константиновна. Владимир Ильич неслышно шагнул к своей комнате. Порвать адреса и документы. Быстро! Не дать сыщикам в руки. - Откройте! - раздался за дверью приглушенный голос. - Свердлов! - узнала Анна Ильинична. - Да, это Свердлов! Отлегло от сердца: не арестовывать пришли, не с обыском. Все обнимать готовы были Свердлова. - Яков Михайлович, голубчик, входите! - наперебой звали сестра и Надежда Константиновна худощавого, темноглазого человека в пенсне. Он был совсем еще молодой. С юных лет вся его жизнь отдана была партии. Царское правительство сослало революционера Свердлова в далекий Нарымский край. Четыре раза Свердлов пытался бежать, и все неудачно. И снова бежал... Но недолго побыл на воле. Опять схватили жандармы. Теперь ссылку назначили в дикие, гибельные места Туруханского края. Зимами там выше крыш наметает сугробы. Беснуются вьюги. Мчатся снежные вихри вдоль Енисея. Долгие месяцы не видно румяных утренних зорь. Дня нет. Полярная ночь. Только революция освободила из тяжелой ссылки Свердлова. Умный, талантливый, он был страстным большевиком и помощником Ленина. Вот какой человек утром 5 июля пришел к Елизаровым. - Юнкера разгромили редакцию "Правды". Выбили стекла. Все искололи штыками. По городу аресты, обыски. Юнкера бесчинствуют. С минуты на минуту могут нагрянуть сюда. Надо уходить, Владимир Ильич! Владимир Ильич в раздумье молчал. Снова охота за революционерами. Слежка, тюрьмы. Снова скрываться. Как при царизме. Владимир Ильич колебался. Но слишком серьезна угроза. Человека, объявленного вне закона, может всякий убить без суда. Временное правительство решило его уничтожить. - Надо уходить, Владимир Ильич! - твердо повторил Свердлов. Снял пальто, накинул Владимиру Ильичу на плечи: - Наденьте. В чужом не сразу узнают. Поднимите воротник. Владимир Ильич поднял воротник. Обнял сестру и жену. Прощальным взглядом окинул свой трехмесячный приют, квартиру сестры, похожую на плывущий корабль. И ушел неизвестно куда. У революционеров называлось это: в подполье. ЛЕСНОЙ КАБИНЕТ Под Петроградом, недалеко от финской границы, в поселке Сестрорецке был большой оружейный завод. Рабочий Николай Александрович Емельянов работал на Сестрорецком заводе лет тридцать. А жил на станции Разлив, оттуда до завода пешком всего полчаса. Станция называлась по озеру Разливом. Озеро здесь начиналось и тянулось верст семь; в солнечные дни голубое, как небо. По берегам - ольха, да кусты, да болота. Однажды к Емельянову приехал человек. Емельянов его знал: это был доверенный ЦК. По важному делу приехал доверенный. Центральный Комитет партии большевиков постановил: скорее укрыть вождя партии Ленина от преследований контрреволюционного Временного правительства. - Поручено тебе, товарищ Емельянов. Сумеешь ли? - Затем я и большевик, чтоб суметь, - ответил Емельянов. На первое время он решил спрятать Владимира Ильича на сеновале у себя во дворе. Но скоро понял: нет, не годится, опасно. Кругом соседи. Чужие ребятишки забегают во двор. У Емельянова своих детей семеро - по товарищу на каждого, считайте: малая ли команда составится? Нет, другое надо искать убежище. Ранним утром Емельянов разбудил Владимира Ильича. Солнце еще не взошло. Над прудом висел сизый тонкий туман. Пруд был сразу за домом. Емельянов отвязал лодку. Тихо плеснулась вода под веслом. Сонные дома бесшумно стояли вдоль пруда. Мимо сонных домов вывел Емельянов лодку по пруду в озеро Разлив. Озеро светлое, большое, безлюдное. Ночь только ушла. Люди спят. Птицы спят. Чуть заалела заря на востоке. Емельянов торопился переправить Ленина на другой берег Разлива. Версты четыре туда. Волновался: не увидел бы кто из соседей, что раным-рано везет чужого человека неизвестно куда, неизвестно зачем. Во всех газетах было напечатано, что власти ищут Ленина. Разные люди встречаются... Поэтому Емельянов спешил. Владимир Ильич сидел за рулем. Утренний ветерок налетел, и седые туманы тронулись над Разливом. Яснее стали видны берега. Розового света зари прибывало. В этот тихий час вспомнились Владимиру Ильичу давние годы, дорогие друзья. Вспомнился питерский рабочий Бабушкин. Вместе с Бабушкиным написал Владимир Ильич первую листовку "Союза борьбы". Твердым революционером и большевиком стал питерский пролетарий Иван Васильевич Бабушкин. Власти казнили его без суда в 1906 году. И матрос Афанасий Матюшенко с броненосца "Потемкин", который приезжал к Владимиру Ильичу в Женеву рассказать о восстании! После вернулся на родину, власти казнили его. Еще один товарищ вспомнился Владимиру Ильичу - молодой уфимский рабочий Иван Якутов. В революцию 1905 года Иван Якутов образовал в Уфе рабочую республику. Революцию подавили, Ивана Якутова казнили на тюремном дворе. Тысячи павших за революцию рабочих бойцов! Вечная память вам. Владимир Ильич подумал, что сестрорецкий рабочий Емельянов тоже сильно рискует, укрывая его от буржуазных властей. Попадется - не помилуют. А ведь семеро ребятишек останутся. - Спасибо, Николай Александрович, - сказал Владимир Ильич. Емельянов быстро взглянул на него, понял: - Чего там, Владимир Ильич! Это честь для меня. И повел лодку к берегу. В осоку. Осока шуршала, раздвигаясь под лодкой. Прямо у берега стоял лес. Не лес, а лесок из голенастых осинок, ольхи, тонкоствольных берез. Невысокий, частый лесок. Разгрузили лодку, оттащили провизию да одеяла с подушками в глубь леска, с полверсты. Да еще Владимир Ильич нес под мышкой кипу бумаг и синюю тетрадь. Почти год работал в Цюрихе, в библиотеке, делал разные необходимые записи. Сейчас была кладом для Владимира Ильича эта синяя тетрадь с записями. Однако куда же Емельянов ведет? А вот куда. Прошагали леском, и открылась поляна. Большая зеленая поляна. На поляне шалаш. Возле шалаша врыты колышки в землю, подвешен на колышках котелок. Понимайте, что кухня. - Ба! - воскликнул Владимир Ильич. - Знатное жилье, Николай Александрович! Лучше и вообразить невозможно. - Это видали? - спросил Емельянов. И показал косу, приставленную к шалашу. И брусок... - Владимир Ильич, я в косцы вас нанял. Поляну эту заарендовал, скосить, стало быть, надо. В случае, если ягодники или грибники на шалаш набредут, вы, Владимир Ильич, ни полслова. Финна я в косцы подыскал. Ничегошеньки по-русски финн не кумекает. Ни словечка не смыслит. - А похож я на финна? - спросил Владимир Ильич. Емельянов внимательно, в который уж раз, Владимира Ильича с ног до головы оглядел. Владимир Ильич бороду сбрил, подстриг усы. В косоворотке, поношенном пиджачке - рабочий, да и только. - Здорово на финна-рабочего смахиваете, - одобрил Емельянов. И дальше: - Провизию будем возить на заре или ночью. - Непременно газеты, все, какие выходят! - сказал Владимир Ильич. - Будет исполнено. Мальчишек своих мобилизую. Одного-то нельзя. Заметят, что больно много один газет набирает. Распределю, какие кому доставать. Да на лодку. Да к вам. Солнце поднялось. На траве засверкала роса. Казалось, вся поляна обрызнута была драгоценными камушками. - Вот что еще, - сказал Владимир Ильич. - Косцу вашему необходимо много писать. Где бы пристроиться? - Гляньте, - с удовольствием заявил Емельянов. Раздвинул вблизи шалаша густые кусты, развел в сторону ветви, и Владимир Ильич увидал вырубленную в кустах уютную площадку. И два чурбана. Один пониже, другой повыше. Пониже табурет, а это будет стол. - Лесной кабинет ваш, - сказал Емельянов. - И не видно. И тишь, чтобы мысли не спугивать. Через некоторое время, наладив в шалаше порядок, Емельянов уехал. Владимир Ильич пошел к озеру проводить. Постоял, пока лодка скрылась в голубом просторе Разлива. Где-то вдали запоздалая кукушка вздохнула: "ку-ку". Смолкла. Лето шло к середине, птицы не пели - кормили птенцов. Владимир Ильич помахал невидной уже лодке и быстрым шагом направился в свой "кабинет". Раскрыл синюю тетрадь. Он писал книгу о том, как надо рабочим бороться за диктатуру пролетариата - как строить свое государство. КОЧЕГАР ПАРОВОЗА Э 293 Хорошо, что Центральный Комитет партии постановил укрыть Ленина. На другой день, как он ушел из дому, прискакали юнкера с обыском. Перерыли все вещи. Штыками шарили под кроватями. Искали Ленина. А Ленин жил в шалаше у Разлива. Ничего бы, да комары не давали покоя. Тучи комаров. День и ночь грызли. - От Временного правительства спасся, а от комаров спасения нет, - говорил, весь искусанный, Владимир Ильич. Или припустят дожди. Тогда сиди в шалаше. Костер зальет - не разожжешь, и чаю вскипятить негде, не погреешься горяченьким. Трудновато приходилось. Но Владимир Ильич голову не вешал. Работы у Владимира Ильича было без краю. Писал статьи, обдумывал книгу. Руководил съездом большевиков. В Петрограде собрался VI съезд большевистской партии. К Владимиру Ильичу тайно приезжали товарищи. С ними Владимир Ильич посылал свои советы и указания съезду. Владимир Ильич говорил: надо готовить вооруженное восстание и пролетариату с беднейшим крестьянством брать власть. Вот какую грандиозную задачу поставил Владимир Ильич перед съездом! Съезд согласился с Лениным и принял решение готовить восстание. "В эту схватку наша партия идет с развернутыми знаменами... настает смертный час старого мира" - так было написано в воззвании съезда. Буржуазное Временное правительство боялось и ненавидело Ленина. Оно понимало, что вождь партии - Ленин. Это Ленин ведет так смело и решительно партию. В погоне за Лениным буржуазное правительство поставило на ноги сотни сыщиков. Была у полиции знаменитая собака-ищейка по имени Треф, так и ее пустили по следу за Лениным. Стало рискованно жить в шалаше. Да и лето шло к осени. Ночи стали студеные, длинные. Зарядили дожди. Угрюмо супился насквозь вымокший лес. И ЦК партии постановил перевести Ленина из шалаша в другое, более отдаленное место. Во что бы то ни стало уберечь вождя партии! ...Однажды Емельянов чуть свет явился на Оружейный завод. Прямо к начальству. Но разве сыщется такое начальство, чтобы с зарей поднялось на работу? Конечно, и в помине начальника не было. Емельянову того и надо. Знакомый караульный разрешил войти в кабинет. Для караульного Емельянов придумал причину, на самом же деле ему нужно было раздобыть пропуск для перехода границы Финляндии. Некоторые заводские рабочие жили тогда в финских местностях, так им начальник выдавал такие пропуска на проезд. Пропуска у него на столе валялись кое-как, в беспорядке. Емельянов, что под руку попалось, загреб - и в карман. И к Ленину в шалаш. Превратился Владимир Ильич в Константина Петровича Иванова. Начисто обриты усы и бородка, подрисованы брови. Надет парик. Из-под надвинутой кепки упали на лоб пряди волнистых волос. Совершенно на себя не похож сделался Ленин - Надежда Кон