-за моей лысой головы. И ты увидишь, что от них зависит и твоя судьба. Волк, когда я был ребенком в Ниневии, девушки находили меня исключительно привлекательным. "Джиджи! - кричали они, когда я проходил мимо. - Джиджи, милый, Джиджи, дорогой! Поцелуй меня, Джиджи!" Голос Джиджи стал нелепо меланхоличным; Кентон рассмеялся. - Ты смеешься, Волк, - заметил барабанщик. - Что ж - мы теперь лучше понимаем друг друга И его глаза озорно блеснули. - Да, - сказал он - "Поцелуй меня!" - восклицали они. И я целовал их, потому что считал такими же привлекательными, каким они считали меня. И по мере того как я рос, эта взаимная привлекательность возрастала. - Ты, несомненно, заметил, - самодовольно сказал Джиджи, - что я человек необычный. Но когда я перешел от отрочества к зрелости, самой большой моей красой стали волосы. Длинные, черные, завитые в кольца, они падали мне на плечи. Я заботился о них, смачивал благовониями, и нежные маленькие сосуды радости, которые любили меня, переплетали ими свои пальцы, когда моя голова лежала у них на коленях. Они наслаждались ими, как и я. А потом я заболел. И когда оправился, мои прекрасные волосы исчезли. Он замолчал и снова вздохнул. - В Ниневии была женщина, которая пожалела меня. Именно она смазала мне голову мазью из чилкора, рассказала, как готовить эту мазь, показала растущие кусты. После многих лет... ммм... взаимного влечения... я снова заболел. И снова потерял волосы. Я тогда был в Тире, Волк, и, как мог быстрее, вернулся в Ниневию. Но когда я вернулся, добрая женщина уже умерла, а буря покрыла песком то место где росли кусты чилкора, которые она мне показывала. Он испустил чудовищный вздох. Кентон, очарованный, в тайне забавляющийся рассказом, не мог предвидеть подозрительного взгляда после этого меланхоличного излияния. Это уже казалось перебором. - И тут, прежде чем я смог продолжить поиски, - торопливо продолжал Джиджи, - пришло известие, что женщина, которая любила меня - принцесса, - находится на пути в Ниневию, чтобы повидаться со мной. Какой стыд я испытал и какую боль! Я не мог встретиться с ней со своей лысиной. Никто не любит лысого мужчину. - Никто не любит толстяков, - улыбнулся Кентон. Говорил он, как ему показалось, на своем языке; во всяком случае барабанщик не понял. - Что ты сказал? - спросил он. - Я сказал, - серьезно ответил Кентон, - что для человека с такими превосходными качествами, как ты, утрата волос должна иметь не больше последствий, чем потеря одного пера из хвоста любимой птицы. - Забавный у тебя язык, - флегматично заметил Джиджи. - В нем так много можно сказать в нескольких словах. - Ну что ж, - продолжал он. - Я действительно расстроился. Я мог бы спрятаться, но боялся, что воля моя окажется недостаточно сильной, чтобы укрываться долго. Она была очень красива, эта принцесса, Волк. К тому же я знал, что если она узнает, что я в Ниневии, то найдет меня обязательно. У нее были светлые волосы. А между блондинками и брюнетками есть разница - брюнетки ждут, когда к ним придут, а блондинки сами ищут встречи. А в другой город отправиться я не мог - в каждом городе были женщины, восхищавшиеся мной. Что мне оставалось делать? - Почему ты не надел парик? - спросил Кентон, настолько заинтересованный теперь рассказом Джиджи, что даже забыл о цепях. - Я говорил тебе, Волк, что они любили играть моими волосами, продевать пальцы в мои локоны, - свирепо ответил Джиджи. - Может ли парик остаться на месте после такого обращения? Нет, если женщины так любят, как любили меня - Нет! Нет! Я расскажу тебе, что я сделал. И тут ты увидишь, как связаны мои утраченные волосы с тобой. Верховный жрец Нергала в Ниневии был моим другом. Я пошел к нему и попросил с помощью волшебства вырастить мне снова волосы. Он возмутился, сказал, что его искусство не для таких пустяков. Именно тогда, Волк, я начал сомневаться в истинных возможностях этих жрецов. Я видел, как этот жрец совершал магические обряды. Он создавал привидения, от которых поднимались мои волосы - когда они у меня еще были. Насколько легче для него снова отрастить мне волосы, не тревожа привидения. Я ему так и сказал. Он еще более возмутился, сказал, что имеет дело с богами, а не с цирюльниками! Но я уже понял. Он просто не мог этого сделать! Тем не менее я решил его использовать и попросил спрятать меня, чтобы принцесса меня не нашла, и чтобы я, слабовольный, сам не мог пойти ей навстречу. Он улыбнулся и сказал, что знает такое место. Он посвятил меня в последователи Нергала и дал опознавательный знак, по которому, как он сказал, меня узнает и хорошо примет некто по имени Кланет. И взял с меня клятвы, которые нельзя нарушить. Я весело дал их, считая их временными. Его друга Кланета я счел жрецом какого-нибудь отдаленного храма. В эту ночь я спокойно уснул, а проснулся, Волк, - здесь! - Это была дурная шутка, - гневно прошептал Джиджи. - И как бы пожалел о ней тот жрец из Ниневии, если бы я мог найти к нему дорогу. - И вот с тех пор я тут, - резко добавил он. - Моя клятва Нергалу не дает мне пересечь барьер и перейти на ту палубу, где есть маленький сосуд радости, по имени Саталу, который я с радостью взял бы в руки. И я не могу покинуть корабль, когда он пристает к берегу в поисках пищи и воды - ведь я искал убежища, из которого не смог бы уйти к своей принцессе. - Клянусь Тиамат из пропасти - я нашел такое убежище! - печально воскликнул он. - И клянусь Белом, покорившим Тиамат, я устал от этого корабля не меньше Зубрана! - Но если бы я не был здесь, - добавил он как бы вдогонку, - кто бы снял с тебя цепи? Куст, потеря волос, любящая принцесса и мое тщеславие - все это привело меня на корабль, чтобы я смог освободить тебя. Из таких нитей ткут боги наши судьбы. Он наклонился вперед, вся злость исчезла из мигающих глаз, в выражении лягушечьего рта - нежность. - Ты мне нравишься, Волк, - просто сказал он. - И ты мне нравишься, Джиджи, - все опасения Кентона были забыты. - Очень нравишься. И я тебе верю. Но Зубран... - Не сомневайся в Зубране, - выпалил Джиджи. - Его тоже обманом заманили на корабль, и он еще больше меня хочет освободиться. Когда-нибудь он расскажет тебе свою историю, как рассказал я. Хо! Хо! - рассмеялся барабанщик. - Вечно ищет нового, вечно устает от известного - таков Зубран. И такова его судьба - оказаться в новом мире и найти его еще хуже старого. Нет, Волк, не бойся Зубрана. С мечом и щитом будет он стоять рядом с тобой - пока не устанет даже от тебя. Но и тогда он сохранит верность. Он помрачнел, всматривался, не мигая, в Кентона, заглядывал, казалось, в самую душу. - Подумай как следует, Волк, - прошептал он. Шансы будут против тебя. Мы двое не сможем помочь тебе, пока Кланет правит на палубе. Возможно, ты не сумеешь освободить своего длинноволосого соседа. Тебе придется драться с Кланетом и двадцатью его людьми, а может, и с Нергалом! И если ты проиграешь - смерть - после долгой, долгой пытки. Здесь, прикованный к веслу, ты по крайней мере жив. Подумай! Кентон протянул к нему руки в наручниках. - Когда ты освободишь меня от цепей, Джиджи? - все, что он спросил. Лицо Джиджи прояснилось, черные глаза сверкнули, он распрямился, золотые кольца в заостренных ушах заплясали. - Теперь же! - сказал он. - Клянусь Сином, отцом богов! Клянусь Шамашем, его сыном, и Белом-громовержцем - теперь же! Он просунул руки между талией Кентона и большим бронзовым кольцом, обвивавшим ее, потянул кольцо, будто сделанное из замазки, разорвал наручники на руках Кентона. - Бегай на свободе, Волк! - прошептал он. - Бегай на свободе! И, не оглядываясь, пошел к лестнице из ямы и начал подниматься по ней. Кентон медленно встал. Цепи спали с него. Он посмотрел на спящего викинга. Как освободить его? И как, если это удастся, разбудить его до прихода Зачеля? Он снова осмотрелся. У основания высокого сидения надсмотрщика лежал его сверкающий нож, с длинным лезвием, тонкий нож, который уронил Джиджи - для него? Он не знал. Но знал, что ножом можно попробовать снять цепи с Сигурда. Он сделал шаг к ножу... Сколько прошло времени до второго шага? Его окутал туман. Сквозь туман он видел, как задрожали фигуры спящих гребцов - стали похожи на призраки. И он больше не видел нож. Он потер глаза, посмотрел на Сигурда. И увидел призрак! Посмотрел на борта корабля. Они таяли у него на глазах. Он успел заметить сияющее бирюзовое море. И тут же оно - испарилось. Его не было. Оно перестало существовать! Кентон плыл в густом тумане, пронизанном серебряным светом. Свет исчез. Теперь его несло через тьму полную ревом ветров. Чернота исчезла! Сквозь закрытые веки он ощутил свет. И больше он не падает. Стоит, качаясь, на ногах. Он открыл глаза... Он опять находился в своей комнате! Снаружи доносился шум уличного движения с Авеню, подчеркнутый сигналами автомобилей. Кентон подбежал к маленькому кораблю. Кроме рабов, на нем виднелась только одна крошечная фигура - игрушка. Кукла, стоявшая на полпути к яме, с раскрытым ртом, с кнутом в руке, в каждой черте полное недоумение. Зачель, надсмотрщик! Кентон посмотрел в гребную яму. Рабы спали, весла были подняты... И вдруг он увидел себя в длинном стенном зеркале! И стоял, с удивлением рассматривая себя. Тот, кого он увидел, не был тем Кентоном, которого унесло отсюда на грудь загадочного моря. Рот его затвердел, глаза стали бесстрашными и острыми, как у ястреба. На широкой груди выдавались мускулы - не застывшие - грациозные, гибкие и твердые, как сталь. Он согнул руки - мышцы волной пробежали под кожей. Он повернулся, разглядывая в зеркале спину. Ее покрывали шрамы, залеченные рубцы бича. Бича Зачеля... Зачеля - игрушки? Игрушка не могла нанести эти шрамы! И игрушечное весло не вызвало бы к жизни эти мышцы. И вдруг мозг Кентона проснулся. Проснулся и наполнил его стыдом, горящим стремлением, отчаянием. Ярость сотрясала его. Он должен вернуться! Вернуться раньше, чем Сигурд и Джиджи узнают, что его нет на корабле. Долго ли он отсутствовал? Как бы в ответ на его мысль начали бить часы. Он считал. Восемь ударов. Два часа его собственного времени провел он на корабле. Только два часа? И за эти два часа произошло столько? Его тело так изменилось? Но что случилось на корабле за те две минуты, что он находится в своей комнате? Он должен вернуться! Должен... Он подумал о предстоящей схватке. Можно ли взять с собой пистолеты, если он вернется - если сможет вернуться? С ними он справился бы с любым количеством жрецов. Но они в другой комнате, в другой части дома. Он снова посмотрел на себя в зеркале. Если его увидят слуги... такого... Они его не узнают. Как он сможет им объяснить? Кто ему поверит? Они могут помешать ему вернуться - вернуться в комнату, где стоит корабль. Его единственная возможность вернуться в мир Шарейн. Он не смеет рисковать, выходя из комнаты. Кентон упал на пол, схватил тоненькую золотую цепочку, свисавшую с корабельного носа - такой маленькой она была, такой тонкой на этом игрушечном корабле. Всей своей волей он устремился к кораблю. Вызывал его. И приказывал ему. Золотая цепь шевельнулась в его пальцах. Она увеличивалась. Он почувствовал сильный рывок. Все толще делалась цепь. Она поднимала его. Снова ужасный рывок, разрывающий каждую мышцы, каждый нерв и кость. Ноги его повисли. Страшные ветры дули вокруг - на короткое мгновение. Исчезли. Их место занял шум волн. Он почувствовал, как его обдает брызгами. Под ним летело лазурное море. Высоко изгибался нос корабля Иштар. Но не игрушечного корабля. Нет. Зачарованный корабль, символом которого была игрушка настоящий корабль, на котором удары тоже настоящие и на котором ютится смерть - смерть, которая, может быть, именно сейчас ожидает его, приготовясь к удару! Цепь, на которой он висел, уходила в швартов, раскрашенный, как гигантский глаз, между стеной носовой каюты и концом носа. За ним вздымались и опускались большие весла. Гребцы не могли его видеть: они сидели спиной к нему, а отверстия, через которые проходили весла, были плотно закрыты кожей - это защита от постоянных брызг. Не могли его видеть и с черной палубы из-за изгиба борта. Медленно, молча, рука за руку, как можно плотнее прижимаясь к борту, он начал подниматься по цепи. Вверх к каюте Шарейн. Вверх к маленькому окну, которое вело в ее каюту с маленького участка палубы сразу за изогнутым носом. Медленно, еще медленнее полз он; через каждые несколько звеньев останавливался, прислушиваясь; добрался наконец до швартова; перенес ногу через фальшборт и упал на маленькую палубу. Подкатился под окно, прижался к стене каюты, скрытый теперь от всех на корабле, скрытый даже от Шарейн, если она выглянет в окно. Сжался здесь - в ожидании. 12. ХОЗЯИН КОРАБЛЯ! Кентон осторожно поднял голову. Цепь проходила через отверстие швартова, обвивалась вокруг грубого ворота и крепилась к тонкому двойному крюку, больше похожему на цепляющую кошку, чем на якорь. Очевидно, хотя контроль над рулевым оборудованием, мачтой и гребной ямой находился в руках черного жреца, женщины Шарейн следили за якорем. Кентон с некоторым беспокойством посмотрел на дверь, ведущую во внутреннюю каюту, где размещались девушки. Впрочем, решил он, маловероятно, чтобы кто-нибудь из них вышел, пока корабль движется под парусом или на веслах. В любом случае придется рискнуть. В открытое окно над собой он слышал голоса. Послышался полный презрения голос Шарейн. - Он разорвал цепи, как и обещал, и бежал! - Но, госпожа, - это Саталу, - куда он мог деться? Сюда он не пришел. Откуда мы знаем, что не Кланет взял его? - Ошибиться в гневе Кланета нельзя, - ответила Шарейн - И в том, как он избил Зачеля. И то, и другое не поддельны, Саталу. Итак, черный жрец избил Зачеля; само по себе это уже хорошая новость. - Послушай, Саталу, - сказала Шарейн, - к чему спорить? Он стал силен. Он разорвал цепи. И бежал. И тем самым доказал, что он трус. Я так его и назвала, но никогда в это не верила - а теперь верю. В каюте наступило молчание. Потом снова заговорила Шарейн. - Я устала. Луарда, иди наружу, следи за дверью. Вы, остальные, отправляйтесь спать - или делайте, что хотите. Саталу, расчеши мне волосы, потом можешь тоже идти. Снова молчание, на этот раз долгое Потом голос Саталу: - Госпожа, ты почти спишь. Я ухожу. Кентон ждал, но недолго. Подоконник, если бы он встал на палубе, пришелся бы ему на уровне подбородка. Он осторожно подтянулся, заглянул внутрь. Взгляд его упал вначале на алтарь с сверкающими жемчужинами и бледными лунными камнями, свернутыми молочными кристаллами. У него появилось ощущение, что алтарь пуст, лишен обитателей. В семи маленьких хрустальных сосудах не горели огни. Тогда он взглянул вниз. Почти непосредственно под ним находилось изголовье широкого дивана слоновой кости с золотыми арабесками. На диване лежала Шарейн, лицом в подушки, одетая только в тонкое шелковое покрывало и в свои золотые волосы. Она плакала, плакала, как женщина с разбитым сердцем. Плакала - о нем? Он увидел блеск сапфира, блеск стали. Это его меч - меч Набу. Он поклялся, что возьмет этот меч сам, а не из ее рук. Меч висел над самой ее головой; ей нужно только поднять руку, чтобы схватить его. Он опустился, нетерпеливо дожидаясь, пока прекратится плач. Он чувствовал к ней любовь - или вожделение. Но как ни искал в сердце, не чувствовал жалости. Скоро всхлипывание прекратилось, затихло. Немного погодя он снова просунул голову в окно. Шарейн спала, повернувшись лицом к входу в каюту, на длинных ресницах еще видны слезы, но дышала она ровно и спокойно. Кентон ухватился за подоконник и подтягивался, пока его плечи и грудь не оказались в каюте. Тогда он перегнулся в поясе. Одной руки коснулся мягкого ковра на полу каюты. Соскользнул неслышно, держась ногами за подоконник. Медленно, как акробат, опустил ноги, лег во всю длину у подножия постели Шарейн. И снова ждал. Ее ровное дыхание не изменилось. Он поднялся на ноги. Подкрался к двери, ведущей во внутреннюю каюту. Оттуда доносились негромкие голоса. Он увидел засов, бесшумно задвинул его. Теперь кошки в клетке, подумал он, улыбаясь. Осмотрел каюту. На низком стуле лежал небольшой шелковый платок, рядом - другой, длинный, похожий на шарф. Он взял маленький и искусно сделал из него кляп. Потом взял длинный и испытал на прочность. Тяжелый и прочный, то, что нужно, подумал он. Но этого недостаточно. Он снял со стены занавес. На цыпочках подошел к изголовью дивана. Шарейн беспокойно зашевелилась, как будто почувствовала на себе его взгляд, как будто начала просыпаться. Прежде чем она смогла открыть глаза, Кентон раскрыл ей рот и сунул шелковый кляп. Потом, прижимай ее своим весом, приподнял ее голову и прочно обвязал рот длинным шарфом. Все так же быстро связал ей руки. Гневно сверкая глазами, она попыталась выкатиться из-под него, ударить его коленями. Он сместился, лег поперек ее бедер, связал ноги вторым куском ткани, снятым со стены. Теперь она лежала неподвижно, глядя на него. Он насмешливо послал ей поцелуй. Она повернулась, попыталась упасть на пол. По-прежнему бесшумно он снял еще один занавес и плотно укутал ее. И наконец привязал к дивану. Не обращая на нее больше внимания, он прошел к внешней двери. Ему нужно как-то заманить девушку по имени Луарда в каюту и сделать такой же беспомощной, как ее хозяйка, такой же бессловесной. Он чуть-чуть приоткрыл дверь и заглянул в щелку. Луарда сидела рядом, спиной к нему, глядя на черную палубу. Он отошел, отыскал еще один кусок шелка, сорвал со стены еще один занавес. Маленький кусок превратил в кляп. Потом опять чуть приоткрыл дверь, прижал губы к щели и высоким женским, насколько сумел, голосом позвал: - Луарда! Тебя зовет госпожа! Быстрее! Она вскочила. Он отшатнулся, вжался в стену рядом с дверной рамой. Ничего не подозревая, она открыла дверь, вошла и на мгновение остановилась, широко раскрыв рот, при виде связанной и беспомощной Шарейн. Это мгновение и нужно было Кентону. Одной рукой он схватил ее за горло и придавил. Свободной рукой сунул ей в рот кляп; в тот же момент ногой притворил дверь. Девушка в его руках извивалась, как змея. Он сумел удержать ее рот закрытым, пока не обмотал ей голову занавесом. Она царапалась, пыталась обвиться вокруг него ногами. Он крепче затянул шелк, начал душить ее. Когда она перестала бороться, он связал ей руки. Положил на пол и связал, как Шарейн, по рукам и ногам. Теперь она лежала беспомощно, как и ее госпожа. Кентон поднял ее, понес к дивану, закатил под него. Только теперь он взял свой меч. Постоял возле Шарейн. В ее горящих глазах не было страха. Только гнев, но не страх. Кентон негромко рассмеялся, прижался губами к ее перевязанным губам. Поцеловал гневные глаза. - А теперь, Шарейн, - смеялся он, - я иду брать корабль - без твоей помощи. И когда я возьму его, вернусь и возьму - тебя! Он подошел к двери, открыл ее, осмотрелся. На черной палубе сидел на корточках Джиджи, упираясь лбом в барабан, длинные руки бесцельно свисали. В его позе было отчаяние, от которого Кентону захотелось заплакать. Но вид головы Зачеля быстро заставил его забыть об этом желании. Он видел эту голову над низкими перилами, которые отделяли палубу Шарейн от гребной ямы. Кентон присел, так чтобы голова надсмотрщика не была видна - в такой позиции и Зачель его не увидит. Привязал меч к поясу. На четвереньках отполз от двери каюты. Он видел, что в каюте, где спят девушки Шарейн, тоже есть окно. Но двери прямо на палубу нет. Чтобы попасть туда, они должны пройти через первую каюту. Но если они что-нибудь заподозрят и обнаружат, что из дверь закрыта, они, несомненно, выберутся через окно. Что ж, опять придется рисковать; он надеялся, что большую часть необходимого проделает прежде, чем они что-то заподозрят. Если бы он смог застать Кланета врасплох, ударить быстро и молча, тогда с остальными они с викингом справились бы быстро, и тогда пусть женщины делают, что хотят. Они не смогут ни помочь, ни помешать. Будет слишком поздно. Кентон распластался на палубе, подполз под окно, прислушался. Теперь голоса не слышались. Медленно он приподнялся, заметив, что это место скрыто от надсмотрщика мачтой. Продолжая осторожно поглядывать на безутешного Джиджи, Он подтянулся и заглянул во вторую каюту. Здесь было восемь девушек, все они спали, кто на груди друг у друга, кто на шелковых подушках. Он протянул руку и бесшумно прикрыл окно. Снова лег и мимо стены каюты пополз к правому борту. Перелез через фальшборт. Повисел на руках, отыскивая ногой цепь. Потом ухватился за цепь и повис на ней. Цепь тянулась вдоль борта. Он пополз по ней. Добравшись до конца, снова ухватился за фальшборт. Теперь мачта находилась непосредственно против него, он добрался до места, с которого собирался нанести первый удар. Он прижался подбородком и, как змея, перелез через перила. Снова лег и лежал неподвижно у фальшборта, пока дыхание не восстановилось. Отсюда он видел Джиджи - и когда он так лежал, голова Джиджи рывком поднялась с барабана, его глаза заглянули прямо в глаза Кентона. Уродливое лицо выразило крайнее изумление и сразу же стало равнодушным, неподвижным. Он зевнул, встал. Заслонив глаза от солнца, стал пристально всматриваться в море, как будто увидел там что-то. - Клянусь Нергалом, Кланет должен об этом узнать! - сказал он. И, переваливаясь, пошел к черной каюте. Кентон подполз к краю ямы. Он видел, как Зачель встал и смотрит в море, отыскивая, очевидно, то, что возбудило интерес барабанщика. Кентон прыгнул в яму. Одним прыжком он оказался у мачты. Надсмотрщик резко обернулся. Он открыл рот, чтобы крикнуть, и опустил руку к поясу, где у него висел короткий кинжал. Меч Кентона свистнул в воздухе. Отрубленная голова Зачеля соскочила с плеч, с раскрытым ртом, с раскрытыми глазами. Еще несколько мгновений тело надсмотрщика стояло, из перерезанных артерий била кровь, рука все еще держалась за кинжал. Потом тело Зачеля начало клониться. Сонный рог выпал из-за пояса. Кентон перехватил его. Колени Зачеля подогнулись, и он упал. Со скамей гребцов не донеслось ни звука, ни вскрика; все они сидели, раскрыв рты, неподвижно держа весла. Кентон принялся искать на поясе надсмотрщика ключи, чтобы освободить Сигурда. Нашел, снял их, вынул кинжал из стынущих пальцев Зачеля и побежал по узкому проходу к викингу. - Брат! Я думал, ты ушел. Забыл о Сигурде... - бормотал северянин. - Клянусь Одином, какой удар! Голова собаки слетела с плеч, будто сам Тор ударил своим молотом... - Тише, Сигурд, тише! - Кентон с отчаянной торопливостью рылся среди ключей, отыскивая тот, что подойдет к цепи Сигурда. - Мы должны сражаться за корабль, мы с тобой вдвоем... Дьявол, который же ключ! Если сможет добраться до логова Кланета раньше, чем поднимется тревога, стой между мной и жрецами. Оставь Кланета мне Не трогай Джиджи и рыжебородого Зубрана. Они не могут нам помочь, но не будут и сражаться против нас... помни, Сигурд... ага! Наручники Сигурда щелкнули и раскрылись, замок на металлическом поясе расстегнулся. Сигурд стряхнул цепи, потянулся и снял пояс. Распрямился, его соломенная грива струилась по ветру. - Свободен! - взревел он. - Свободен! - Закрой рот! - Кентон зажал рукой кричащий рот. - Ты хочешь, чтобы на нас набросилась вся свора, прежде чем мы выберемся отсюда? Он сунул в руки викингу кинжал Зачеля. - Пользуйся этим, - сказал он, - пока не найдешь оружие получше. - Это? Хо-хо! - рассмеялся Сигурд. - Женская игрушка! Нет, Кентон, Сигурд найдет себе получше! Он уронил кинжал. Схватился за весло, поднял его из уключины. Резко ударил о борт. Послышался треск, скрип расщепленного дерева. Сигурд вытащил весло и ударил о противоположный борт. Еще раз послышался треск, и весло раскололось посередине. В руках викинга оказалась гигантская дубина десяти футов длиной. Он ухватился за расколотый конец, повертел над головой, как булаву, с весла свисали цепь и наручники. - Пошли! - рявкнул Кентон и наклонился, подбирая кинжал. Теперь гребцы подняли шум, они пытались разорвать свои цепи, просили выпустить их. А с палубы Шарейн донеслись пронзительные женские крики. Через окно выбирались девушки-воины. Теперь черного жреца не застигнешь врасплох. Остается драться. Его меч и дубина Сигурда против Кланета и всей его своры. - Быстрее, Сигурд! - закричал он. - На палубу! - Я первый! - отозвался Сигурд. - Я твой щит! Он оттолкнул Кентона и пробежал мимо него. Но прежде чем он добрался до верха лестницы, на ее верху уже толпились жрецы, бледнолицые, кричащие, размахивающие мечами и короткими копьями. Кентон оступился на чем-то, откатившемся от него, и упал на колено. Взглянув вниз, он увидел улыбающееся лицо Зачеля. Он споткнулся на его отрубленной голове. Кентон схватил ее за волосы, размахнулся и швырнул прямо в лицо переднему жрецу на лестнице. Она попала тому прямо в лицо, отскочила и покатилась. Жрецы отпрянули. Прежде чем они смогли собраться снова, викинг уже был наверху и теснил их, размахивая дубиной, как цепом. А за ним двигался Кентон, пробиваясь к черной каюте. Им противостояло восемь черных жрецов. Весло северянина ударило, расколов череп одного из них, как скорлупу яйца. Прежде чем он смог поднять дубину вновь, двое жрецов набросились на него с копьями. Меч Кентона опустился, отрубив руку с копьем, которое немного не дошло до груди Сигурда. Быстрый рывок вверх разрезал тело этого жреца от пупа до подбородка. Викинг, освободив одну руку, перехватил ею древко копья у второго жреца, вырвал его из рук противника и пронзил его сердце. Еще один упал от удара меча Кентона. Из двери бежали еще жрецы, вооруженные мечами, копьями и щитами. Они кричали. И вот из черной каюты выбежал Кланет, с ревом, с большим мечом в руках. За ним - Джиджи и перс. Черный жрец напал прямо на Кентона, прорвавшись, как бык сквозь кольцо служителей. А Джиджи и перс отошли к барабану и стояли, не вмешиваясь. Мгновение черный жрец стоял, возвышаясь над Кентоном. Затем нанес молниеносный удар сверху вниз, который должен был рассечь Кентона от плеча до бедра. Но Кентона не оказалось на том месте, куда обрушился удар. Быстрее меча Кланета он отскочил в сторону, ударил своим мечом... Почувствовал, как он погрузился в бок жреца. Черный жрец взревел и отшатнулся. И тут же его приближенные заслонили его от Кентона. Окружили его. - Спина к спине! - закричал викинг. Кентон слышал удары большой дубины, видел, как падали жрецы под натиском огромного цепа. Он ударами разбросал набросившихся на него жрецов. Теперь борьба переместилась к барабану. Кентон видел перса, тот держал в напряженной руке меч. И бранился, всхлипывал дрожал, как пес на привязи, которого не спускают на добычу. Джиджи, с пеной на углах широко рта, с искаженным лицом, стоял, вытянув длинные руки, трясясь от жажды боя. Кентон знал, что он жаждет присоединиться к нему и Сигурду в битве, но не может: его удерживают данные им клятвы. Джиджи указал вниз. Кентон посмотрел туда и увидел ползущего с мечом в руках жреца. Тот уже почти добрался до ног Сигурда. Один удар по ногам, и с Сигурдом будет покончено. Забыв о собственной защите, Кентон наклонился вперед, ударил мечом вниз. Голова ползущего соскочила с плеч и откатилась. Но, распрямляясь, он увидел над собой готового к удару Кланета. - Конец! - подумал Кентон. Он упал на палубу и откатился от разящего удара. Он не рассчитывал на викинга. Но тот видел этот эпизод. Поднял весло, держа его горизонтально, размахнулся и нанес страшный удар. Он пришелся Кланету в грудь. Удар мечом не дошел до Кентона, черный жрец отскочил назад и, несмотря на свой массивный корпус и силу, чуть не упал. - Джиджи! Зубран! Ко мне! - взревел он. Прежде чем Кентон смог встать, двое жрецов насели на него, цепляясь, тыча копьями. Он выпустил рукоятку меча схватил кинжал Зачеля. Ударил вверх, почувствовал, как тело над ним напряглось, затем упало, как пробитый воздушный шарик; его затопил поток крови. Услышал бормотание, и вторая тяжесть тоже откатилась. Он опять схватил меч и с трудом встал. Из всей своры Кланета на ногах осталось не более полудюжины. Они отступили, подальше от дубины викинга. Викинг стоял, тяжело дыша. Черный жрец тоже отдувался, держась за широкую грудь, куда пришелся удар Сигурда. У его ног виднелась лужица крови; кровь капала из бока, пронзенного мечом Набу. - Джиджи! Зубран! - в трудом выговорил он. - Возьмите этих собак! Барабанщик усмехнулся. - Нет, Кланет, - ответил он. - Мы не давали клятв помогать тебе. Он приподнял огромный барабан и одним движением швырнул его в воду. Жрецы испустили громкий стон. Кланет стоял молча, ошеломленный. И тут от волн, касавшихся бортов корабля, донесся звук - громкий и зловещий. Барабанный бой, угрожающий, злобный - призывный! Бум-бум-бум! Барабан плыл у борта. Поднятый волнами, он ударялся о корабль. Призывал - Нергала! Корабль задрожал. На море упала тень. Вокруг Кланета начала собираться тьма. Все более гневно гремел барабан под ударами волн. Туман вокруг черного жреца густел, завивался; началось адское превращение жреца Нергала в самого повелителя мертвых. - Бей! - взвыл Джиджи. - Быстрее! Кусай глубже! КЕнтон Бросился на туманный ужас, внутри которого двигался черный жрец. Меч прошел сквозь туман, ударил. Послышался болезненный крик. Голос Кланета. Кентон ударил снова. И понял, что барабанный бой прекратился, голос барабана стих. Он слышал крик Джиджи: - Бей еще, Волк! Сильнее! Туман вокруг Кланета разошелся. Жрец стоял, закрыв глаза, держа одной рукой другую, сквозь его пальцы сочилась кровь. И когда Кентон поднял меч, чтобы нанести еще один удар, Кланет брызнул ему в глаза кровью. Ослепленный, Кентон задержал удар. И черный жрец опять напал на него. Кентон механически, затуманенным взглядом, поднял лезвие ему навстречу. Он видел, как Сигурд сдерживает оставшихся жрецов слышал треск костей, когда окрашенное кровью весло встречалось с их телами. Его меч столкнулся с мечом Кланета, был отбит. Кентон поскользнулся на луже крови. Упал. Черный жрец набросился на него, обхватил руками. Они покатились по палубе. Он видел, как Сигурд пытается ударить... И вдруг Кланет разжал руки, вытянулся, лежал неподвижно. Кентон склонился к нему, взглянул на северянина. - Не твой! - выдохнул он. - Мой! И потянулся за кинжалом. Тело черного жреца напряглось. И, как выпущенная пружина, отбросило Кентона. Прежде чем Сигурд смог поднять весло, Кланет оказался у борта. И прыгнул в море! В ста футах плыл змеиный барабан, с верхушкой, разрезанной ножом Джиджи. Голова Кланета появилась возле него, руки ухватились за барабан. Под тяжестью жреца барабан наклонился, как бы в гротескном коленопреклонении. Послышался далекий звук, похожий на плач. Из серебряного тумана надвинулась тень. Остановилась над черным жрецом и барабаном. Накрыла их и отступила. Ни черного жреца, ни барабана не стало видно. Человек и барабан - исчезли. 13. ХОЗЯИН... ШАРЕЙН! Все еще ощущая боевую ярость в крови, Кентон осмотрелся. Черная палуба была усеяна людьми Кланета, людьми, избитыми и изломанными булавой Сигурда, людьми, у которых его собственный меч перерезал нить жизни, людьми в грудах, людьми - но таких было немного - ранеными и стонущими. Он обернулся к палубе Шарейн. У входа в каюту толпились ее женщины, с побелевшими лицами. А на самой границе между двумя палубами стояла Шарейн. Гордо смотрела она на него, но в глазах, на ресницах которых еще виднелись слезы, был туман. Сияющий полумесяц с головы исчез, исчез и ореол богини, который, даже когда Иштар была далеко, окружал это ее живое воплощение. Она была всего лишь женщиной. Нет - всего лишь девушкой! Изящной, человеческой... Джиджи и перс высоко подняли Кентона. - Да здравствует! - воскликнул Джиджи. - Да здравствует! Хозяин корабля! - Хозяин корабля! - подхватил перс. Хозяин корабля! - Опустите меня! - приказал он. И когда его поставили на ноги, направился прямо к Шарейн. Остановился перед ней. - Хозяин корабля! - рассмеялся он. - И твой хозяин, Шарейн! Он обнял ее за стройную талию, привлек ее к себе. Послышался крик Джиджи, громкий стон перса. Лица Шарейн побледнело... Из черной каюты вышел Сигурд, неся в руках темную статую туманного зла, стоявшую в алтаре Кланета. - Стой! - закричал Джиджи и прыгнул. Но прежде чем ниневит смог дотянуться до него, Сигурд поднял идола и бросил его в воду. - Последний демон ушел! - закричал он. Корабль задрожал... задрожал так, словно какая-то рука схватила его за киль и затрясла. Корабль остановился. Вокруг него вода потемнела. Глубоко, глубоко внизу, в потемневших водах начало разгораться алое облако. Глубоко, глубоко под ними облако двигалось и разрасталось, как грозовая туча. Оно завертелось водоворотом, в котором алый шторм был усеян черными пятнами. Эти пятна стали всплывать; и при этом алое становилось все ярче, а черное - все более угрожающим. Поднимающееся облако завертелось, из него брызнули странные лучи, горизонтальные, в форме веера. И вот из этого огромного колеса, поднимающегося из пропасти, полетели огромные пузыри, алые и черные. Они поднимались и при этом росли, приближаясь к поверхности. В них Кентон разглядел туманные фигуры, тела вооруженных людей, чьи доспехи сверкали алым и черным. Люди внутри пузырей! Вооруженные люди! Мужчины, прижимающиеся головой к коленям одетые в сверкающую броню. Воины, держащие в руках туманные мечи, туманные луки, туманные копья. Вверх летели пузыри, мириады за мириадами. И вот они уже рядом с поверхностью моря. Они прорывают поверхность. Пузыри лопаются! Оттуда выпрыгивают воины В пестрых кольчугах, бледнолицые, глаза без зрачков полуоткрыты и мертвы; они выпрыгивают из потемневшей голубизны моря. Перепрыгивают с волны на волну. Бегут по воде как по полю увядших фиалок. Молча окружают корабль. - Люди Нергала! - закричала Шарейн. - Воины Темного повелителя! Иштар! Иштар, помоги нам! - Привидения! - воскликнул Кентон и высоко поднял свой окровавленный меч. - Привидения! Но в глубине души он знал, что это не привидения. Передний ряд воинов расположился на гребне волны, как на низком холме. Луки воинов больше не казались туманными. Воины поднесли к щекам оперения длинных стрел. Послышался звон тетивы, свист разрезаемого воздуха. Дюжина стрел торчала в мачте, одна упала у ног Кентона - похожая на змею, ало-черная, ее острие глубоко вонзилось в доску. - Иштар! Мать Иштар! Избавь нас от Нергала! - призывала Шарейн. И в ответ корабль рванулся вперед, будто другая гигантская рука подхватила его снизу. Воины, все еще выпрыгивавшие из пузырей, закричали. И помчались за кораблем. Посыпался новый дождь стрел. - Иштар! Мать Иштар! - всхлипывала Шарейн. Нависшая тьма раскололась. На мгновение оттуда выглянул гигантский шар, окруженный гирляндами маленьких лун. Из него лился серебряный огонь, живой, трепещущий, ликующий. Пульсирующий поток ударил в море и растворился в нем. Тени сомкнулись, шар исчез. Лунное пламя, которое он оставил, погружалось все глубже и глубже. И оттуда начали подниматься большие пузыри, розовые, перламутровые, серебряные, сверкающие нежнейшими оттенками жемчуга. В каждом из них виднелась фигура - удивительная, тонкая и изящная; женское тело, к красоте которого добавлялось сверкание пузырей. Женщины внутри пузырей. Вверх поднимались блестящие шары, касались поверхности бледного моря, лопались. Оттуда устремлялось женское войско. Обнаженные, покрытые только черными, как ночь, волосами, серебряные, как луна, золотые, как пшеница, и оранжево-красные, они выходили из светящихся дарохранительниц, которые вознесли их наверх. Они вздымали руки, белые и коричневые, розовые и бледно-янтарные, призывая бегущих рожденных морем воинов. Глаза их сверкали, как драгоценные озера - сапфирно-голубые, бархатно-черные, солнечно-желтые, колдовские, глаза серые, как лезвие меча под зимней луной. С округлыми бедрами, с высокими грудью, женственные, они раскачивались на вершинах волн, маня, призывая воинов Нергала. И под их призывом - сладким, как голубиный, убедительным, как призыв чайки, нетерпеливым, как крик сокола, сладким и ядовитым - воины дрогнули, остановились. Поднятые луки опустились, мечи плеснули по воде, копья погрузились в глубины В их мертвых глазах вспыхнуло пламя. Воины закричали. Они прыгнули... навстречу женщинам... Вершины волн, на которых стояли воины в кольчугах, устремились навстречу вершинам, на которых стояли удивительные женщины. Руки в железных перчатках обняли женщин. На мгновение черные, серебряные, как луна, золотые, как пшеница, волосы обвились вокруг черных и алых кольчуг. Воины и женщины слились воедино за бегущим кораблем, стали единой сверкающей кильватерной струей, струя эта катилась и вздыхала, как будто была душой любовного моря. - Иштар! Возлюбленная мать! - молилась Шарейн. - Поклонитесь Иштар! - Поклонимся Иштар! - подхватил Кентон и опустился на колени. Поднявшись, он прижал ее к себе. - Шарейн! - выдохнул он. Ее мягкие руки обвились вокруг его шеи. - Мой повелитель, молю о прощении, - вздохнула она. - Молю о прощении! Но откуда я могла знать, когда ты впервые лежал на палубе и казался таким испуганным? полюбила тебя Но я не могла знать, какой ты могучий, мой повелитель. Ее аромат потряс его, от ее мягкого прикосновения перехватило горло. - Шарейн! - прошептал он. - Шарейн! Губы ее отыскали его губы и прижались к ним, безумное вино жизни пробежало по жилам, в сладком огне ее поцелуя забылось все, кроме этого момента. - Я... отдаюсь... тебе! - выдохнула она. Он вспомнил... - Ты ничего не отдаешь, Шарейн, - ответил он. - Я беру! Он поднял ее, пошел к розовой каюте ударом ноги закрыл за собой дверь и задвинул засов. Сигурд, сын Тригга, сидел на пороге розовой каюты. Он полировал лезвие меча черного жреца, негромко напевая древние венчальные песни. На черной палубе Джиджи и Зубран выбрасывали в море тела убитых, кончали страдания тех, кто еще не умер, и тоже бросали их за борт. Сначала один, потом другой голубь опустились на кроны маленьких цветущих деревьев. Викинг следил за ними, продолжая напевать. Вскоре появились еще, пара за парой. Они ворковали, изгибали изящные шеи. Образовали полукольцо перед закрытой дверью каюты. Голуби с белой грудью, алыми клювами, зелеными лапами бормочущие, воркующие, ласкающие голуби, они поставили снежную печать на пути Кентона и Шарейн. Голуби Иштар повенчали их! 14. ЧЕРНЫЙ ЖРЕЦ НАНОСИТ УДАР - Мой дорогой повелитель! Кентон, - шептала Шарейн. - Мне кажется, даже ты не понимаешь, как сильно я тебя люблю! Они сидели в розовой каюте, ее голова у него на груди. Новый Кентон смотрел вниз, на поднятое к нему лицо. Все современное отпало от него. Он стал выше ростом, лицо и широкая грудь в открытой рубашке загорели. Голубые глаза ясные и бесстрашные, полные веселой беззаботностью, но чуть-чуть тронутые безжалостностью. Над локтем