н разжал кулак -- тридцать кругляшек всЈ той же аккуратной горкой возвышались на ладони его. Но какими стали они блеклыми, тусклыми, маленькими, почти невесомыми! -- Власть ушла от них, кровь Учителя испарилась, магическая сила покинула запечатлЈнный профиль Императора. "Я отмщЈн! -- ликовал в душе Адус. -- Более не тяготеет надо мною мзда негодяя-Жреца! Долг сполна возвращЈн ему -- но не смыта ещЈ кровь Учителя с липких рук его. Расплата впереди..."
Гордо расправил Адус плечи, но тяжкое бремя греха было ещЈ слишком велико. Нет, час пророка ещЈ не пробил...
Солнце уже клонилось к закату, когда добрались они до гробницы. Дюжина меченосцев ожидала в условленном месте. Тело Учителя перенесли на каменное ложе, закрыли вход огромным камнем, и Верховный Жрец приложил к сему камню печать свою.
-- Я покидаю тебя, Жрец, -- склонился пред Иерархом в поклоне Адус, когда погребение было закончено. -- И пусть властелин не держит зла на верного раба своего. Прощай!
Адус поспешил покинуть опасное общество, но Верховный Жрец и не помышлял преследовать его. Лишь пальцем поманил своего телохранителя, который в тот же миг возник пред ним, словно исторгнутый твердью земной.
-- Этот человек не должен дожить до утра, -- вполголоса сказал Иерарх, взглядом следя за удаляющимся казначеем.
-- Исполню, повелитель, -- одними губами прошептал телохранитель, приложив правую руку к сердцу.

14.
В душе казначея творился невообразимый кавардак: целый сонм противоречивых мыслей роился там. Радость от сознания выполненного долга, отчасти удовлетворЈнная жажда мщения, предвкушение грядущих великих событий сочетались в сердце его с муками сомнений, чувством тяжкой вины и укорами совести. И был ещЈ страх -- страх перед капризною судьбою, способной разрушить все замыслы его и ввергнуть события в лишь ей ведомое русло. Не было лишь страха за собственную жизнь: с некоторых пор жизнь его предстала пред ним как орудие Божьего Провидения, не имеющая ценности сама по себе.
"Какая удача, что я встретил Вифокура! -- думал Адус, пробираясь по пустынным улочкам Священного Города. -- Уж этот-то честолюбец не упустит случая изобразить из себя нового пророка! Уверен, он уже нашЈптывает благочестивому Алкомору о некоем божественном откровении, чудесном озарении, снизошедшем на него по воле Господа -- откровении о пустой гробнице. И буду я последним ослом, если завтра, с раннего утра, не отправятся они, все одиннадцать, трусливо поджав хвосты и боязливо озираясь, к гробнице Учителя -- к той, где Учителя уже нет!"
Но вот мысли его изменили направление -- с ними изменилось и направление пути казначея.
"Не может быть никакого сомнения, что Жрец постарается избавиться от меня -- слишком хороший урок преподал я сегодня этому гордецу. Что ж, я сделал всЈ, что предначертано судьбой -- грядущему я больше не нужен. В последних событиях я был той скрытой пружиной, что приводила в движение два-три десятка марионеток -- включая Верховного Жреца, -- но теперь моя миссия окончена, и я готов склонить голову пред неумолимым перстом судьбы. И всЈ же… как хочется знать, чем завершится завтра эта великая трагедия! Кем окажется пророк -- посланцем Божиим или бессовестным лжецом? Кто ты, Учитель?.."
Он не рискнул идти домой: опасался засады наЈмных убийц. Рассудив здраво, Адус пришЈл к малоутешительному заключению, что Верховный Жрец теперь не оставит его в покое, и виной тому была не одна лишь уязвлЈнная гордость Иерарха -- нет, была и другая, не менее веская, причина: Адус знал то, что простому смертному знать не полагалось. Тайна перезахоронения пророка, известная лишь Жрецу и казначею, одним из них должна быть унесена в могилу -- иначе тайна переставала быть таковой и теряла силу свою. На карту поставлены были власть и могущество Верховного Жреца, и зависеть от болтливости какого-то полунищего казначея он не желал. Смерть дерзкого раба -- вот лучший способ сохранения тайны. Так рассуждал Адус, читая мысли надменного Иерарха словно по открытой книге, и, видит Бог, проницательность не обманывала его. По следу Адуса уже пущен был убийца.
Адус шЈл к кузнецу. Дом верного друга казался ему надЈжным убежищем на грядущую ночь. Там он мог чувствовать себя в относительной безопасности.
Сумерки уже сгустились над Священным Городом, когда Адус наконец добрался до дома кузнеца. Тот несказанно обрадовался названному брату, облапив бедного казначея с силою, коей мог бы позавидовать и медведь. С немалым трудом выдержав богатырский натиск друга, Адус облегчЈнно вздохнул: кости его, подвергнутые нешуточному испытанию, чудом остались целы.
-- Рад приветствовать тебя, брат! -- заревел кузнец, расплываясь в широкой улыбке. -- Садись к столу, сейчас будем ужинать.
Появилась Ирам, черноокая красавица шестнадцати лет, единственная дочь кузнеца. Проворно накрыв на стол, она хотела было выскользнуть из комнаты, но могучий кузнец привлЈк еЈ к себе и ласково обнял за плечи.
-- Вот она, моя Ирам! -- прогудел кузнец, и нежность прозвучала в голосе его. -- Единственная моя отрада. Посмотри, дочь, кто к нам пришЈл. Помнишь доброго Адуса?
Девушка медленно подняла глаза, и миловидное смуглое личико осветилось застенчивой улыбкой. Вспыхнув, залилась краской, вырвалась из объятий отца и, словно дикая кошка, юркнула в дверь.
Кузнец расхохотался.
-- Дикарка! -- одобрительно загудел он. -- А как похожа на мать… -- Он внезапно помрачнел. -- Вот уже десять лет, как мать еЈ покинула нас. Да пребудет с нею Царство Бога Единого навечно...
Адус знал, что верная жена кузнеца умерла в тот год, когда страшная эпидемия скосила едва ли не треть Священного Города. Мор унЈс тогда и всю семью самого казначея. Кузнецу повезло больше: судьба оставила ему красавицу-дочь.
-- Не будем о прошлом, -- тряхнул буйной головой кузнец. -- Садись-ка, брат мой, лучше за стол и отведай вина моего.
Только после ужина поведал Адус о своЈм желании остаться у кузнеца на ночь.
-- Мой дом -- твой дом, -- твЈрдо сказал тот, не вдаваясь в расспросы. Адус с благодарностью взглянул на него: благородная натура никогда не позволяла кузнецу вторгаться в чужие тайны. Друг всегда прав, и желание друга для него всегда свято.
-- Спасибо тебе, кузнец, -- с чувством произнЈс казначей.
-- Ночью я буду работать, -- сказал кузнец. -- Ирам постелит тебе в соседней комнате.
-- Если ты не против, я останусь здесь, -- произнЈс Адус, -- в эту ночь мне всЈ равно глаз не сомкнуть.
-- Против ли я! -- с жаром воскликнул кузнец, вскакивая. -- Может ли что-либо ещЈ скрасить долгие ночные часы, как не присутствие верного друга! Я буду только рад, брат Адус.
-- На том и порешим, -- подытожил Адус, улыбнувшись.
В полночь в дверь кузницы робко постучались.
-- Входи, добрый человек! -- крикнул кузнец, отрывая взор от наковальни.
В дом вошЈл бродяга-слепец с чЈрной повязкой на глазах и сучковатым посохом в руке. Лишь нищенские лохмотья скрывали тело его от ночной прохлады.
-- Мир дому твоему, честный хозяин, -- трескучим голосом произнЈс он сакраментальную фразу, отворявшую двери любого дома ирийского жителя.
-- Ты голоден, путник, и весь продрог, -- сказал кузнец. -- Садись поближе к огню, согрей свои старые кости. Ирам!.. Накорми гостя, дочь, -- приказал он появившейся девушке.
Кузнец снова принялся за работу: срочный заказ, обещавший неплохой заработок, полностью поглотил его силы и внимание.
Когда гость насытился, Адус спросил его:
-- Откуда идЈшь, путник?
-- Путь мой долог, и лежит он из Страны Скарабеев, -- окрепшим голосом ответил тот.
-- Страна Скарабеев, -- задумчиво произнЈс Адус. -- О той стране ходят у нас легенды.
-- О, то страна великих чудес! -- восхищЈнно сказал слепец. -- Знаешь ли ты, добрый человек, что гробницы царей их так велики, что на них опирается свод небесный?
Сердце Адуса кольнуло при упоминании о гробницах.
-- Нет, -- прошептал он чуть слышно, -- то не ведомо мне.
-- А никогда не слыхал ты о могучей реке, подобной морю, берега которой скрыты за чертой горизонта?
Адус покачал головой, забыв, что слепец не может видеть его жеста.
-- А ответь, путник, -- сказал он, -- куда путь твой лежит?
Бродяга помолчал и торжественно произнЈс;
-- Я иду в Священный Город, дабы поклониться праху казнЈнного пророка.
Адус вздрогнул. Праху казнЈнного пророка? Уж не Учитель ли тот пророк?
-- Имя тому пророку -- Учитель, -- словно в ответ на мысли казначея, прозвучали слова слепца.
Не ответил Адус. Не мог говорить он об Учителе ни с кем -- даже с собственной совестью. Разжал ладонь: тридцать монет всЈ ещЈ лежали там. Он стиснул пальцы так, что ненавистный металл, словно острия множества кинжалов, впились в кожу его. Боль телесная несколько умерила боль душевную... Завтра, завтра конец этим мучениям!..
Кузнец тем временем вышел, оставив Адуса и слепца одних.
-- Что же ты молчишь, добрый человек? -- вопросил бродяга.
-- Час поздний уже, путник, -- ответил Адус, -- ложись-ка ты лучше спать. Поди, путь за день проделал нелЈгкий.
-- Твоя правда, хозяин, -- согласился бродяга. -- Проводи меня, будь так добр.
Адус отвЈл слепца к лавке, что стояла в дальнем углу комнаты, и вернулся к столу. Не прошло и минуты, как уже забыл он о случайном госте. Тревожные мысли роились в его голове, ожидание будоражило его кровь, напрягало нервы, тисками сжимало сердце. Что принесЈт ему день завтрашний?..
Звонко взвизгнув, молнией прорезала полумрак тонкая стрела. Крик, проклятья, стон, грохот падающего тела...
Реальный мир обрушился на Адуса, в краткий миг вернул его к действительности. Казначей вскочил, ещЈ ничего не понимая.
За его спиной, в двух шагах от стола, за которым Адус предавался невесЈлым своим думам, корчась, хрипя и биясь в судорогах, лежал бродяга-слепец. В грудь его глубоко вонзилась стрела, глаза же его -- зрячие! ненавидящие, лишЈнные чЈрной повязки -- вперили взор свой в казначея. Рука сжимала тонкий длинный стилет; силы покидали его с каждым мгновением. Второй рукой силился выдернуть он смертоносное жало из груди своей -- но тщетно; плоть крепко держала гибкое древко. Перекошенный рот "слепца" жадно ловил воздух, кровь клокотала в горле несчастного -- и вот хлынула она на земляной пол кузницы. ЕщЈ миг, последняя конвульсия -- и "слепец" затих, мЈртвый.
-- Я подоспел вовремя, -- услышал Адус жЈсткий, отдающий металлом, голос. Поднял полные ужаса глаза -- и встретился с холодным взглядом атамана "призраков", брата кузнеца. -- Он хотел убить тебя, друг.
Атаман отбросил в сторону ненужный более лук, снял с плеча колчан со стрелами и переступил порог.
Только теперь Адус понял: убийца выследил его! Так вот кто был тот бродяга, идущий из далЈкой Страны Скарабеев в Священный Город, дабы поклониться праху Учителя!.. НаЈмный убийца мстительного Иерарха...
Ужас отступил. Адус бросился к своему спасителю.
-- Ты спас мне жизнь, -- воскликнул он, в порыве благодарности хватая обе руки атамана и тряся их.
-- Я лишь выполнял свой долг, -- гордо ответил атаман. -- Рука, занесЈнная над головою друга, должна быть отсечена. Таков мой закон.
-- Так он...
-- ЕщЈ миг, и я бы застал тебя с кинжалом меж лопаток.
Судьба оберегала Адуса -- судьба в образе этого сурового человека!
-- Во имя неба, что здесь происходит?! -- прогремел гневный голос кузнеца, в тот миг появившегося на пороге. -- Ты посмел пролить кровь невинного в моЈм доме, брат?!
Он устремил негодующий взор на атамана "призраков". Тот лишь стиснул зубы и отвернулся.
-- А, ты молчишь!.. -- Ярость кузнеца, казалось, достигла предела. -- Хорош братец!
Адус кинулся между двумя братьями.
-- Твой гнев напрасен, кузнец, -- воскликнул он, хватая гиганта за руку. -- Этот благородный человек только что спас мне жизнь.
-- Спас тебе жизнь? -- Брови кузнеца от удивления поползли вверх.
-- Убийца пришЈл по моему следу в дом твой, кузнец, -- мрачно пояснил Адус, кивая на распростЈртый в неподвижности труп. -- Твой брат успел вовремя.
-- Убийца... -- словно эхо, отозвался кузнец.
Пелена внезапно спала с глаз его, разум прозрел -- он понял всЈ.
-- Прости, брат, горькое слово, -- он устремил на атамана взгляд, полный благодарности. -- Кровь ослепила меня -- как мог я усомниться в брате своЈм!
Он крепко прижал к груди гордого атамана.
Когда всЈ наконец выяснилось, труп убийцы схоронен в надЈжном месте, а следы трагедии уничтожены, оба брата вопросительно воззрились на Адуса.
-- Ответь, Адус, кому понадобилась жизнь твоя? -- спросил кузнец.
Казначей смущЈнно отвЈл глаза и ничего не ответил. Атаман усмехнулся.
-- Я знаю убийцу, -- медленно роняя слова, произнЈс он, -- это наймит Верховного Жреца.
Кузнец присвистнул от удивления.
-- Вот оно что! -- проговорил он, растягивая слова на манер брата. -- Чем же прогневал ты главу Ордена меченосцев?
И снова промолчал Адус.
-- Столь высокой чести Великий Магистр удостаивает не каждого, -- процедил сквозь зубы младший брат, вложив в ненавистное имя всю силу своего презрения. -- Теперь я рад вдвойне, что сумел отвести руку убийцы от друга и брата моего. -- Он улыбнулся, и улыбка его вдруг оказалась мягкой и доброй. -- И всЈ же, Адус, чем насолил ты этому высокородному прохвосту?
-- Поймите, друзья, эта тайна не принадлежит мне, -- с мольбой в голосе ответил казначей. -- Могу сказать лишь одно...
-- Тсс! -- прервал его кузнец. -- Молчи, Адус! И прости нас за наше бесстыдное любопытство. Святость тайны неприкосновенна. Так ведь, брат?
Атаман кивнул.
-- Ты прав, брат, мы перешли границы дозволенного.
Адус облегчЈнно вздохнул, улыбка озарила его измождЈнное лицо.
-- Завтра, -- сказал он торжественно, -- в день праздника великого Иерарх Священного Города и всего царства Ирийского лишится своего могущества, -- он запнулся и добавил чуть слышно, -- либо обретЈт власть небывалую на долгие-долгие годы... Ранним утром будьте у гробницы Иоса…
-- Той самой? -- многозначительно спросил атаман.
-- Той самой, -- кивнул Адус. -- Свидетелями великих событий станете вы тогда.
-- Мы будем там, -- твЈрдо сказал кузнец.

15.
Утро великого праздника застигло Священный Город в смятении. День обещал быть ясным, солнечным, тЈплым, по-настоящему весенним; низринув на Город потоки ярости и ужаса всего лишь сутки назад, природа неожиданно сменила гнев на милость и объяла грешную землю спокойствием и умиротворением. Воздух был прозрачен и тих, напоЈн ароматом первых весенних цветов и щебетом беззаботных пичуг. Не было лишь покоя в сердцах горожан: по Городу пополз упорный слух, что воскрес из мЈртвых казнЈнный два дня назад пророк. Сия весть будоражила людей, зажигала в глазах огонь безумия и нетерпения. Кто-то подстрекал чернь к бунту, более же осторожные призывали людей удостовериться в справедливости ползущих по Городу слухов и убедиться, что гробница, ставшая местом погребения пророка, действительно пуста.
Четыре императорских воина, согласно приказу Наместника несущие стражу у входа в гробницу, безмолвно, словно каменные изваяния, стояли на своЈм посту. Воспитанные в духе стоицизма, презрения к черни и веры в собственное превосходство над всем миром, они оставались безучастны к появлению возбуждЈнной толпы, сжигаемой жаждой любопытства. Долг требовал повиновения приказу, нарушение приказа каралось смертью.
А народ тем временем всЈ прибывал и прибывал. К девяти часам гробницу Учителя окружало людское море численностью в несколько тысяч человек. Толпа нетерпеливо гудела, требуя незамедлительно открыть гробницу, порой слышались угрозы в адрес императорских воинов, охранявших вход в каменную обитель мЈртвого пророка, -- но никто не решался вступать в открытый конфликт с ними. Ибо безрассудного смельчака ждала бы неминуемая смерть от удара коротким мечом стражника.
Одиннадцать верных учеников казнЈнного были тут же, в толпе, в самой еЈ гуще -- но до поры до времени старались оставаться незамеченными: неопределЈнность положения вселяла в их души страх перед грядущим. Лишь благочестивый Алкомор не прятался от взоров тысячеглазой толпы; громогласный его голос разносился далеко над головами людей, но порой дрожал он от нахлынувшего вдруг смятения, ужас вспыхивал в мятущихся глазах, взгляд искал спасения в бегстве... Малодушие, скрываемое под личиной благочестия и гордой наружности, в любую минуту готово было прорвать лицемерную оболочку первого ученика и обнажить душу его во всей еЈ трусливой неприглядности. Два брата -- Наон и Теразар -- стояли по обе руки Алкомора; нет, их отчаянные сердца не ведали страха перед грядущим, и не пытались они раствориться в толпе подобно другим ученикам -- но сколько злобы, граничащей с ненавистью, таилось в их затравленных взорах! сколько испепеляющего пламени, иссушающего их души, клокотало в груди, порываясь найти выход в яростном действии и схватке о невидимым врагом -- недаром пальцы обоих братьев неотрывно сжимали рукояти спрятанных в складках одежды коротких мечей! Порой выныривал из толпы тенеподобный Вифокур, что-то шептал на ухо Алкомору и исчезал вновь.
Был здесь и Адус, бывший казначей Учителя. Толпа встретила его ропотом недовольства, но Адус оставался глух к враждебной ему толпе -- иные мысли терзали его сейчас. В трЈх шагах за ним, неведомо для самого казначея, тенью скользил "призрак"; брат кузнеца, памятуя о ночном происшествии, едва не окончившемся для казначея трагедией, послал одного из верных своих людей вслед за Адусом, дабы охранять последнего от неожиданностей и происков тайных врагов. Казначей протиснулся сквозь плотную людскую массу и оказался в первых рядах перед входом в гробницу Учителя.
Весть о столпотворении у места погребения казнЈнного пророка достигла наконец ушей Наместника. ДалЈкий от внутренних дел вверенной ему провинции и тайно грезящий лишь о троне Императора, тот только пожал плечами и ответил:
-- Что ж, пусть стадо убедится, что пастух их мЈртв. Откройте гробницу!
Сии слова тут же привели в движение скрытые пружины прекрасно отработанного исполнительного механизма, и вот уже две дюжины воинов Императора прокладывают себе путь сквозь многотысячное людское море.
Едва показался отряд воинов, как тишина и безмолвие затопили толпу -- нетерпение достигло высшего предела, лишив людей дара речи и обострив их любопытство до крайней степени. Загрохотал отодвигаемый камень, эхом отозвались далЈкие скалы. ЧЈрной, бездонной дырой зазиял вход, призывно маня смельчака войти. Толпа выдавила из своей среды упирающегося Алкомора, как наиболее достойного, кто-то сунул ему в руки факел... Но тут вынырнул Вифокур и опрометью ринулся во мрак каменной усыпальницы.
Люди перестали дышать.
Радостный вопль донЈсся из недр гробницы -- на пороге появился ученик; взор его блуждал, словно у одержимого, челюсть тряслась, но уже расправились плечи, и перестал он быть подобным тени. Торжество излучал весь облик его.
Воздел руки к небесам Вифокур, пал на колени.
-- Хвала Богу Единому! Его там нет!..
Вздох пронЈсся по толпе -- вздох удивления, радости и надежды. И вдруг взорвалось людское море восторженным рЈвом, вскипело бурным ликованием.
-- Пророк воскрес!..
-- Господи, Твоя милость безгранична!..
-- Приди к нам, Учитель! Отверзи наши очи!..
-- Честь и слава Вифокуру!..
-- Воскрес из мЈртвых!.. Чудо! Чудо!..
-- Знамение Господне!..
-- Алкомор! Мы с тобой до гроба!..
Никто не заметил, как исчезли императорские воины -- людей объяло неистовство безумия и эйфория свершившегося чуда. Все одиннадцать учеников стояли теперь на виду, перед входом в гробницу -- смущЈнные, ликующие, ещЈ не верящие в чудесную метаморфозу, но уже победившие, уже готовые принимать преклонение толпы, готовые к восшествию на воздвигаемый в их честь престол... Алкомор и Вифокур, стоя бок о бок, гордо возглавляли кучку учеников -- они стали признанными героями дня. Братья по вере, соперники по власти... Уже пролегла между ними невидимая грань, уже размежевалась толпа в приверженности одному либо другому. Уже…
Глаза Вифокура и Адуса встретились. Но не было во взгляде ученика благодарности -- лишь презрение и надменность, мелькнувшие на миг, схваченные всевидящим оком казначея, и тут же угасшие. Толпа не должна видеть у своего кумира иных чувств, кроме благоговения перед Господом и ликования по случаю чудесного исполнения пророчества. Вифокур постигал науку властвовать, и весьма небезуспешно.
Благочестивый Алкомор поднял руку.
-- Братья! -- громовым голосом возвестил он. -- Свершилось предречЈнное Учителем нашим! ВознесЈм же молитву Богу Единому, ибо не оставил Он нас милостью Своею...
И вдруг...
-- Верховный Жрец! Верховный Жрец! Сюда едет сам Верховный Жрец!..
Словно удар грома пронЈсся над толпой. И вновь людьми овладело смятение; страх перед гневом Иерарха, веками культивируемый в душах их и отступивший было на задний план, в глубины сознания, снова всплыл на поверхность, -- но воскресший пророк стал уже их заступником, одиночество, рождающее бессилие, уже покинуло их, чувство единства и истинная вера проникла в сердца и наполнила их надеждой и силой.
Роскошная процессия Верховного Жреца, сопровождаемая двумя сотнями рыцарей-меченосцев, замерла поодаль от пустой гробницы. Иерарх, Великий Магистр Ордена меченосцев, предстал пред толпой во всЈм сиянии своей славы и блеске своих бархатно-золотых одежд. ТяжЈлый жезл, отделанный золотом и украшенный каменьями самоцветными -- символ священной власти -- служил ему верной опорой и, в случае необходимости, грозным оружием.
НапряжЈнная тишина, гнетущее безмолвие, подобно туго натянутой нити, затишью перед бурей, овладели людской массой. Иерарх поднялся на специальное возвышение и обвЈл толпу насмешливым взглядом. Сейчас, сейчас по этому безмозглому стаду будет нанесЈн решающий удар...
-- Что привело вас, дети Священного Города, в столь скорбное место, от коего веет холодом могильным и прахом предков наших? Или забыли вы, что сегодня -- великий праздник?
Голос его был слаще мЈда -- и потому страшен показался он людям. Хищно оскалившись, голодный волк вышел на охоту. Жертва сама шла к нему в пасть. Прыжок -- и...
Мертвенная бледность разлилась по холЈному челу Иерарха, конвульсивно дрогнули губы. Словно на неожиданную преграду, наткнулся взор на нечто, и тем нечто была усмешка, таившаяся в седеющей бороде Адуса, бывшего казначея казнЈнного пророка. Раб всЈ ещЈ жив?!. Но отступать было поздно. Да и мог ли этот нищий воспрепятствовать замыслу Иерарха -- теперь, когда на карту поставлено не только благополучие самого Верховного Жреца, но и будущность всей ирийской Церкви? Стоит ли считаться со столь незначительной помехой?.. Внезапно в голове Иерарха родился отчаянный план.
Взгляд его вновь обрЈл твЈрдость, когда он обвЈл им толпу.
-- Неужто смерть безродного бродяги лишила разума гордый народ ирийский? -- спросил он негромко, но в совершенной тишине голос его далеко разнЈсся над толпой.
Людское море заволновалось, загудело. ВперЈд выступил Алкомор.
-- Склонись пред Господом нашим, Верховный Жрец, -- смиренно сказал он, -- ибо сей пророк, преданный ужасной смерти, есть Мессия, посланник Божий.
Ни единый мускул не дрогнул на лице Иерарха.
-- Мессия, говоришь? -- спросил он вкрадчиво, сузив глаза. -- Посланник Господа?
-- Взгляни, Иерарх! -- простЈр руку Алкомор к пустой гробнице. -- Пророк воскрес!
-- Воскрес!.. -- эхом отозвалось людское море.
Резкий, режущий хохот разлетелся над толпой -- то смеялся Верховный Жрец, сотрясаясь всем своим телом.
-- Ваш пророк -- обманщик и лжец! -- громовым голосом крикнул он. -- Знайте же, вы, простодушные и доверчивые ирийцы -- тот, кого именуете вы Мессией, прошлой ночью похищен из гробницы!
Взорвалась негодованием толпа, гневными выкриками огласился воздух.
-- Ты лжЈшь, Иерарх!..
-- Моли о прощении грехов своих, Верховный Жрец!..
-- Покаяния! Покаяния!..
-- Ты клевещешь на Господа нашего -- ты, богохульник!..
-- Гробница пуста -- убедись сам, Иерарх!..
Властным жестом поднял руку Верховный Жрец. Веками привыкшая к повиновению, толпа в миг умолкла.
-- Слушайте же, дети Священного Города! -- возвестил Иерарх в наступившей тишине, и слова его падали, словно камни. -- Вы стали жертвами обмана горстки отщепенцев! -- Он грозно взглянул на учеников, в страхе сгрудившихся у гробницы. -- Клянусь, тело бродяги похищено, и похититель -- среди вас!
Словно выпущенный из пращи, взметнулся перст его -- и упЈрся в несчастного Адуса.
-- Ответь, раб, -- гремел Иерарх, -- перед Господом нашим и благородным народом ирийским -- виновен ли ты в похищении тела казнЈнного из гробницы?!
Бледный, с пылающим взором, скрестив руки на груди, гордо подняв голову, стоял Адус пред грозным Иерархом.
Толпа замерла в ожидании.
-- Да, я похитил тело пророка! -- чЈтко произнЈс казначей.
Вздох облегчения вырвался из груди Верховного Жреца. Толпа отпрянула назад, образовав вокруг Адуса мЈртвое пространство.
-- Осквернитель могил! -- яростно выкрикнул Иерарх. -- Ты достоин смерти, негодяй! Закон неумолим -- я отдаю богоотступника в руки ваши, благородные дети Священного Города! Судите же его по законам отцов ваших!
Суд сей означал смерть под градом камней, и Адус знал это не хуже Иерарха. Но несчастный казначей не страшился смерти -- неумолимый рок властвовал над его бренным земным существованием. Будь что будет, твердил он про себя, грядущего вспять уже не повернуть.
Гнев толпы направлен был теперь на новую жертву. Суд людской был скор и беспощаден: первые камни уже просвистели в воздухе. Один из них рассЈк бровь несчастному, Адус покачнулся, кровь заструилась по его бледному лицу.
Верховный Жрец торжествовал. Вот он, выход из критической ситуации! Отвратив от себя ярость черни и направив еЈ на беззащитного раба, он одновременно избавлялся от опасного свидетеля и снимал с себя ответственность за его смерть. Лучшего и желать было нельзя...
Но что это?
-- "Призраки"! "Призраки"!.. -- ахнула толпа.
Иерарх не верил глазам своим. Адус, до сего момента одиноко стоявший под градом смертоносных камней и, казалось, уже шагнувший за грань между жизнью и смертью, был теперь окружЈн плотным кольцом ощетинившихся мечами, дубинками и топорами неизвестных людей, а возле самого казначея грозно возвышались две исполинские фигуры -- городского кузнеца и брата его, атамана неуловимых "призраков".
-- Остановитесь, безумцы! -- проревел кузнец, и град камней тут же иссяк. -- Это говорю вам я! Или вы не знаете меня?!
-- Знаем! Знаем! -- послышались крики.
-- Верите ли вы слову моему? -- снова рявкнул кузнец.
-- Верим, кузнец!
-- Так слушайте, безумцы! Первому, кто кинет хоть ещЈ один камень, я сверну шею вот этими руками! -- Он поднял над головой две огромные пятерни. -- Надеюсь, всем видно?
Люди смущЈнно отводили взоры. Гнев их улЈгся также внезапно, как вспыхнул за минуту до этого. Камни падали наземь из безвольно опущенных рук.
-- ПойдЈм, брат, -- кузнец положил могучую ладонь Адусу на плечо. -- Путь свободен.
Казначей упрямо покачал головой.
-- Нет, брат, -- ответил он, -- я должен остаться. Моя судьба предрешена, и я не стану противиться ей. Ступайте одни, друзья -- Жрец не простит вам сего дерзкого поступка. Поверьте, вы в большей опасности, нежели я.
-- Воля твоя, брат, -- сказал кузнец, крепко сжимая руку казначею.
-- Остерегайтесь мести Иерарха, -- предостерЈг его напоследок Адус.
Кузнец кивнул. Повинуясь молчаливому приказу, "призраки" ринулись к плотной людской стене и... тут же бесследно растворились в ней.
Верховный Жрец был бледен, как смерть. Неожиданное заступничество легендарных "призраков", отважившихся заявить о себе столь открыто, едва не смешало все его карты. Первым порывом его было схватить горстку дерзких храбрецов -- отряд меченосцев в две сотни мечей ждал лишь его сигнала, но благоразумие взяло верх над желанием расправиться с бунтовщиками. Популярность "призраков" в народе была общеизвестна, восстанавливать же чернь против себя не входило в планы хитроумного Иерарха. Их черЈд ещЈ не пришЈл, но он придЈт, обязательно придЈт -- мстительный Жрец никому не прощал оскорбления.
Постепенно самообладание вернулось к Верховному Жрецу. Он простЈр руку, призывая народ к вниманию.
-- Что ж, великодушие всегда отличало жителей славного Ирийского царства -- вы вправе даровать жизнь этому мерзавцу. Да и достоин ли он вашего гнева праведного, дети Священного Города? Не прольЈтся же кровь презренного негодяя в день праздника великого! -- Он помедлил, с удовольствием наблюдая, как послушно внимала ему толпа. -- Но что это? Почему не вижу я той горстки обманутых слепцов, что с пеной у рта вещали здесь о приходе Мессии? Где же они? Или вняли они голосу рассудка, голосу стыда своего, и покинули поле битвы, так и не обнажив оружия своего?
Ни Алкомора, ни Вифокура, ни остальных учеников не было более у пустой гробницы. Они исчезли сразу же, как только в воздухе запахло первым признаком опасности.
-- А, они сбежали? -- насмешливо произнЈс Иерарх, упиваясь своей первой победой. -- Трусливая свора! И вы поверили им -- вы, дети гордого народа?!
-- Но ведь гробница была пуста! -- попытался оправдаться кто-то.
-- Истина теперь известна вам, -- повысил голос Иерарх, -- тело тайно похищено!
-- Где же пророк? -- послышался чей-то недоумЈнный голос.
Именно этого вопроса и ждал Верховный Жрец.
-- Где пророк, спрашиваете вы меня? Что ж, я отвечу. Ступайте за мной, дети мои! Вы познаете истину до конца!
Сопровождаемый эскортом рыцарей-меченосцев, Верховный Жрец покинул пустую гробницу. Толпа, чуть помешкав, глухо урча и волнуясь, влекомая любопытством, медленно потянулась за ним. Место перезахоронения Учителя было в двух полЈтах стрелы от гробницы Иоса. Новую гробницу охраняла дюжина меченосцев.
Достигнув цели, Иерарх остановился. Подождал, пока толпа вновь окружила его.
-- Волею судьбы и Господа нашего, -- обратился он к народу, -- я сумел предотвратить коварные замыслы осквернителя могил, -- он снова ткнул перстом в Адуса, который, словно сомнамбула, по пятам следовал за Иерархом. -- Мои верные рыцари вновь погребли несчастного безумца, и дабы не повторилось страшное злодеяние, взялись охранять сие место вплоть до особого моего распоряжения. -- Властным жестом он поманил к себе начальника стражи. -- Ответь, благородный рыцарь, здесь ли покоится тело казнЈнного пророка?
-- Да, Великий Магистр, -- ответил меченосец, склонив голову. -- Слово верного слуги Церкви!
-- При тебе ли, рыцарь, погребЈн был пророк?
-- Да, повелитель. И с тех пор ни один из нас ни на минуту не отлучался с этого места.
-- Ручаешься ли ты, доблестный воин, что никто не мог похитить пророка из этой гробницы?
-- Клянусь святым Локом! -- воскликнул меченосец. -- Даже тень бесплотная, и та не смогла бы проникнуть незамеченной в сей уединЈнный склеп!
Верховный Жрец резко повернулся к толпе. Глаза его сверкали, тонкие губы подЈргивались. Момент торжества был близок, слишком близок…
-- Вы слышали, дети мои! -- прогремел Иерарх и воздел руки к небу. -- Господь тому свидетель -- тело лжепророка там, за этим камнем! Смотрите же, люди Ирии!!
Он дал знак меченосцам, и те дружно навалились на огромный камень, закрывающий вход в гробницу. Наконец вход был свободен.
-- Если есть среди вас смельчаки, -- крикнул Жрец, -- пусть вместе со мной войдут в склеп! Ну! Есть храбрецы?
Расталкивая людей локтями, из толпы выбрался кузнец, так отважно вступившийся за Адуса.
-- Есть, Иерарх! -- прогудел он. -- ИдЈм!
И вновь побледнел Верховный Жрец, в глазах его застыл испуг. Но отступать было слишком поздно.
-- ИдЈм! -- решительно заявил он, пропуская гиганта вперед.
Каменная усыпальница поглотила обоих. В который уже раз толпа, затаив дыхание, обратилась в ожидание. Медленно, медленно тянулись минуты…
Истошный вопль потряс каменные недра. И тут же в чЈрном проЈме входа показалась могучая фигура кузнеца.
-- Гробница пуста, -- тихо сказал он, и не было среди многих тысяч ни одного, кто бы не услышал сих слов -- если не ухом, то сердцем.
-- Пуста… -- эхом отозвались скалы.
-- Пуста... -- шепнул кто-то с неба.
Шатаясь, держась за сердце, в миг в седого старика обратившийся, выбрался из гробницы Иерарх. Как же жалок был он сейчас!
-- Это конец, -- бормотал он, -- это конец…
Рокотом взорвалась толпа, словно шквал ураганный потряс пустыню -- шквал кипящих страстей.
-- Мы верили в тебя, Учитель!..
-- Чудо! Истинное чудо!..
-- Господи, не оставь нас милостью Своею!..
Поддерживаемый под руки верными слугами, Верховный Жрец медленно приходил в себя. Крах всех его надежд был полный. Крах всей его жизни... Словно из-под земли вырос перед ним Вифокур.
-- Как же так, Иерарх! -- язвительно произнЈс он, кривляясь. -- Ведь даже тень бесплотная, и та не смогла бы... Ха-ха-ха! Ты проиграл, Иерарх! Пророк воскрес! Воскрес!! Слава пророку!
Но Жрец не видел более ничего -- ничего, кроме глаз ненавистного Адуса. Тот стоял, всЈ так же гордо сложив руки на груди, с лицом, залитым кровью... Он улыбался, но не злобно, не мстительно, а -- от счастья, простого, бесхитростного счастья. В последний раз скрестились взгляды обоих врагов -- теперь уже в открытой схватке.
"Ты торжествуешь, раб", -- говорил тускнеющий взор Иерарха.
"Торжествует истина, Жрец, -- мысленно возразил казначей, -- и ты помог ей в этом торжестве".
"Будь ты проклят, раб!"
"Смирись с судьбой, Жрец. Пророк воскрес -- именно ты открыл людям глаза на сие. Уверуй же в него, и ты обретЈшь покой".
"Но если бы он не воскрес!"
"Он не мог не воскреснуть".
"Я ненавижу тебя, раб!"
"Ненавидишь раба? Значит ты сам -- раб! Мы квиты, Жрец. Впрочем..."
Адус шагнул навстречу врагу. Рука его метнулась вперЈд: тридцать монет выплеснулись в лицо некогда гордому Иерарху.
-- Теперь мы квиты, Жрец.
Он круто повернулся и быстро зашагал сквозь толпу -- туда, где голые скалы обрамляли бесплодную пустыню и тянулись до самого горизонта. Люди в смятении расступались, давая дорогу этому странному человеку. Кто же он -- негодяй, безумец, святой?.. Но лишь проходил Адус, как тут же смыкалось за спиной его людское море, и всякая память о нЈм изглаживалась из сердец человеческих. Одинокий путник, не имеющий земного пристанища -- скользнЈт по нему взор, и тут же забудет.
Ликующая толпа возносила Богу Единому благодарственные молитвы, снова гремел голос благочестивого Алкомора, соловьЈм разливался сбросивший тень свою Вифокур. Восторг переполнял сердца людей, и никто не обращал более внимания на поверженного Иерарха.
-- В Обитель, -- прошептал Верховный Жрец, и величественная процессия тронулась в обратный путь. Веки его смежились, он впал в полузабытье.
Кто-то коснулся руки его. Жрец открыл глаза. Телохранитель стоял перед ним.
-- Прости, повелитель...
-- И ты смеешь являться на глаза мои! -- гневно крикнул Иерарх, но лишь старческий клЈкот вырвался из горла его. -- Ты, не исполнивший воли моей!..
-- Взгляни, повелитель.
Телохранитель кивнул на одинокого путника, удалявшегося по тропинке -- прочь от Священного Города.
Ярость сдавила грудь Иерарха.
-- Он!..
Телохранитель склонился в смиренном поклоне.
-- Прикажи, повелитель, и я сделаю это сам.
-- Тебе мало одного приказа?!
-- Считай, что он уже мЈртв.
Верный слуга исчез.

16.
"Свет Истины наконец пролился на грешную землю! Ты воскрес, Учитель, воскрес из мЈртвых! Сбылось пророчество твоЈ, и нет больше сомнений в сердце верного Адуса. Торжествуй же, ибо слово твоЈ не умрЈт никогда, и тысячи лет спустя люди будут внимать ему, благоговея.
Ладонь моя пуста! Значит, нет на мне больше крови твоей, Учитель? Нет больше греха в душе моей?.. Истина открылась мне, и с нею обрЈл я свободу. Смотри, Учитель, я свободен!
Где искать мне пристанища? В Священном Городе, где глупцы проклинают имя моЈ? где клеймят предателем бродяги? где псы воют мне вослед? Так нет же! Я пойду за солнцем -- пусть оно укажет мне путь. И если усталость одолеет меня, и упаду я средь бесплодных скал -- так ли уж важно сие? Ибо ты, Учитель, есть мой истинный путь…"
Так думал Адус, озарЈнный счастливой улыбкой. Бодро шагал он по каменистой тропе, радостью переполнялось сердце его.
И не ведал он, что кошкой крался сзади убийца, что уже сверкнул на солнце острый клинок...
Что холодная сталь вонзалась уже между лопаток -- в самое сердце его...
Солнце померкло -- но не померк Свет Истины.

Октябрь 1991 -- март 1992 гг.
Москва