своя, привычно, без злости отгонял воспоминания, сосредоточивался на здешнем. Перебрал в уме все сделанное за день. Вспомнил, что бронза получилась слишком оловянистая - надо сказать Кузнецам. Всякий раз, подходя к дому, он давил в себе стон: "Горячего бы, хоть кипятку без заварки!" Горячего особенно хотелось по вечерам, после работы. Щей мясных, отварной картошечки с маслом... Для видимости уюта он ужинал под крышей - принимал плоды у обезьяны и вносил в дом. Утолив голод, он позвал: - Плавать пойдем, маленькая? - и увидел, что под листьями, напротив входа, сидит Немигающий. Лупоглазый зверек, похожий на хамелеона живой автопилот. Он знал, что Немигающего берут из питомника за сутки до полета. Зверьку лучше загодя привыкнуть к пальцам "гонца". Знать-то знал, а понял далеко не сразу. Прежде подошел и посмотрел, как Немигающий сидит, уставившись на плоды маину, или в потолок, или никуда - глаза перламутровые, на половину морды... - Не корми его, - сказала Мин. - Завтра. - Почему завтра? - спросил он. - Что будет завтра? - Я должна уйти, - чуть хрипло сказала Нанои. Колька услышал мелодичное "а-ама" - "я" - и гортанное "хмат" - "должна", и тонкое, изогнутое "пит". Уйти. - Что? - вскрикнул он. - Ин хват пи! Ты не должна уходить! - Ты не понимаешь, Адвеста. У меня будет сын, мне нельзя остаться здесь, у кузниц. - Тебе нельзя остаться у кузниц? - переспросил он. - Погоди. Почему тебе нельзя? Что-нибудь не в порядке? Врачи нужны? Что говорит Лахи? Лахи и все Врачи, и Нарана, все говорят одно: в поселении Кузнецов негоже носить ребенка. Здесь нельзя пока управлять ребенком. Она взяла его руку. Он освободился и отодвинулся. - Погоди, Рыжая Белочка. Это что - усложнение мозга? Пускай он будет таким, как мы. - Конечно! Эта кукла будет сконструирована по старому образцу - только и всего, - и он уже улыбался, представив себе коричневого мальчишку с глазами Мин, черными и раскаленными, как уголья. - Ты не понимаешь, Адвеста... Она сухо, ясно объяснила, что под "управлением ребенком" понимается выращивание плода. Лекарственной пищей Врачи направляют его в нужную сторону. Не только мозг, но телосложение, здоровье, наклонности. Она хочет, чтобы ее сын был Художником, высокорослым и со светлыми волосами. Придется следить за его пальцами - у Адвесты короткие пальцы... Он смотрел на свои пальцы. В самом деле, коротковаты. - У кузниц нельзя управлять ребенком, Адвеста, - повторила Нанои. - Здесь копоть, шум, испорченное дыхание. Он понимал ее. И у нас интеллигентная женщина не согласится носить ребенка и работать при этом у незащищенного реактора. У раджанов свои понятия о вредных условиях жизни. Это естественно. Нам бы их условия... Он не сказал: я не смогу жить без тебя. Она знала. Она смотрела на него с яростным упорством. Колька встал. У него затекли ноги - он сидел на корточках рядом с Нанои. Разговоры бесполезны, она уйдет. Такие же глаза были у нее, когда он хотел увезти Рафаила к баросфере. Теперь он понял, что его никогда не найдут - понял уже умом, сердцем, ибо с этой минуты не для кого оставаться. Нанои покидает его, и ребенка своего он никогда не увидит, не отличит от сотен других в воспиталище... Он знал - через месяц после родов мать отдает ребенка в воспиталище и больше не видит его. Приходит кормить других детей, по кругу, чтобы не привыкать. - Я не хочу отдавать сына в воспиталище, - сказал Николай. - Слышишь? Я хочу знать его. - Во имя Равновесия! Потому он и должен быть светловолосым. Чтобы мы его знали. Колька счастливо обомлел. Она прижалась щекой к его груди, и он был самым счастливым парнем во всех Пространствах, и вдруг вспомнил: - Ты завтра улетаешь? На полгода?! Нет, это невозможно, невозможно, я слышать об этом не хочу! Нанои высвободилась, глаза у нее снова вспыхнули: - Я тоже не хочу! Тебе надлежит уйти от кузниц. В тебе они пробуждают память о покинутом. Тебе нужна жизнь Охотника и нужна я - почему же ты не уходишь и отпускаешь меня? Тишина. Был самый тихий час ночи, когда спят даже ночные звери. Смолк металлический вой, удары молотков. Только запах гари доносился от кузниц. Все это надо было продумать. Очень тщательно и не спеша. Что-то настоящее было в ее словах. Он осторожно сказал: - Я нужен Ахуке. - Ты можешь уйти через месяц, два... - Тогда я тоже буду нужен. Но я подумаю, Белочка. Они больше не говорили. Они были вместе, пока не ударили струны на поляне Памяти, и вместе вышли навстречу последнему дню Поворота Ахуки. 11 В третьем часу после восхода патрульный гонец, летающий кругами над Рагангой, послал свою Птицу вниз, к воде. Колька с удивлением смотрел от кузниц, как гонец под тупым углом несется к земле и крылья вздрагивают, теряя поток и входя в него опять. Колька едва успел подумать, что рядом с восходящим потоком, внутри которого спускается гонец, есть нисходящий, как крылья щелкнули друг о друга, и вдруг Птица перевернулась и рухнула на песок, у воды. Одно крыло торчало вверх и раскачивалось, как парус. Врачи кинулись К воде, впереди бежал Лахи. Почему-то весь берег закипел людьми, как муравейник, над самыми головами скользнула вторая Птица. Охотник что-то кричал сверху, и вдруг высокий свистящий звук пронизал воздух. Над лесом взлетела "поющая стрела" - тростниковая палочка со свистом, охотничий сигнал тревоги. Стало тихо. Все услышали, что кричит гонец: - Пожиратели крыс переправляются через Рагангу-у! Толпа рассеялась. Люди бежали наверх, к стану Охотников. Гигант Лахи скачками поднимался по откосу с гонцом на спине. ...Дежурные Охотники раздавали луки, колчаны с тупыми и боевыми стрелами, палицы с кожаными головками. Пронзительно мяукали гепарды, привязанные к деревьям, боевые обезьяны дожидались своих Охотников - поворачивали свои могучие шеи. Колька подхватил первый попавшийся лук, палицу, охотничий нож. Побежал к лечилищу - все равно по дороге - и встретил Нанои. Он плохо представлял себе, что там за малоголовые переправляются через реку Рагангу. Не страшнее ведь они, чем саблезубые тигры, один залп из луков - и нету их. Но, увидев гонкое, встревоженное лицо жены, он вспомнил: господи, их же нельзя убивать... Тревога гудела под деревьями, на полянах, у кузниц. Пронзительно ржала лошадь - в толпе Кузнецов крутился всадник, потрясал луком. К югу от поселения над Рагангой парили Птицы. Между двумя боевыми обезьянами пробежал знакомый Охотник. Через минуту и Колька бежал с Нанои к берегу, сзади и впереди дробно стучали ноги, то и дело их обгоняли собаки, беззвучно уносились по просеке. - Что с гонцом? - спросил Колька на ходу. - Будет жить. - Он увидел малоголовых? - Увидел. - Много их на реке? - Не знаю. Они вышли на высокий берег. У перекрестка тропы патрульный Охотник направлял бегущих. Узнав Адвесту, он показал рукой - Джаванар там, на мысу. Берег, подмытый рекой на повороте, повисал над водой острым мысом, как перевернутый утюг. Справа и слева была далеко видна Раганга, гладкая и ровная в безветрии. Вода и берега казались совершенно безлюдными, и ощущение беды стало еще более отчетливым, оно выступило из тишины, как звук рожка перед боем. - Никого не видно, - проговорил Колька, чтобы нарушить тишину. Джаванар сморщился и указал на противоположный берег: - Они там. Их тысячи. Во имя Равновесия! - вскрикнул он. - Такой беды еще не бывало. - Что им нужно? - спросил Колька. - Поток, - сказал Охотник. - Они в потоке, как олени или белки. Во имя Равновесия... Никогда! - вдруг вырвалось у него. - Никогда не бывало! Мы - Охотники, но не убийцы. Колька почувствовал - кровь отливает от лица - так ясно вдруг представились люди, не олени, белки или птицы, а люди, которых непонятная сила гонит вперед, в воды Раганги, если на пути река, и под стрелы Охотников, если на пути Равновесие. - Граница, - прохрипел Джаванар. - Ах, Граница, Граница! Мы должны были предвидеть - не место кузницам на Границе! - Вот они, - сказала Нанои. - Смотри, Адвеста. Она передала Кольке знакомую трубу, ту самую, в которую он впервые увидел малоголовых. На болотистом берегу копошилась грязно-серая толпа. Поймав резкость, Колька увидел мужчин и женщин, одинаково покрытых полузасохшей тиной, неотличимой от рваных, вытертых шкур, свисавших сзади на поясницу и ляжки. Они казались асимметричными, косоплечими. Подтаскивали к берегу куски дерева, бросали их в воду и плыли. Над бревнами торчали каменные топоры, рядом ныряли блестящие от воды головы. В тишине полудня шлепанье бревен о воду должно было разноситься далеко по реке. А люди молчали. Джаванар был прав. Река покрылась бревнами, как при лесосплаве; тысячи серых фигур высыпали на берег Раганги - тысячи тихих, сутулых людей - жидкие бородки, вислые тощие груди, выпяченные животы: молчаливая, паническая суета. Бегали мелкие красно-шерстные собаки, не решаясь броситься в воду. Телескоп был слишком мощный, он выхватывал единичные фигуры, не целиком даже, а наполовину, и всякий раз, когда в поле зрения попадало лицо, Колька чуть охал от неожиданности - в этих лицах было так много человеческого, они были сумрачно сосредоточены, и неподвижный взгляд казался таким целеустремленным... Необходимо предотвратить преступление. "Мы не убийцы",- кричал только что Джаванар. Вот один тащит бамбук, оступается, тащит. Неловко бросает в воду, садится, не рассчитав отдачи. Поднимается. Поднимает голову совершенно обезьяньим движением. Бревно, которое он приволок с таким трудом, желтело далеко от берега, ныряло - рядом с ним покачивались три головы. Как это вышло? Он протащил бамбуковину через джунгли, бросил в воду, а для него места не осталось... Колька оставил трубу - первые пловцы добрались до середины Раганги. Стремнина помогала им пересекать реку, уже было видно, что они достигнут берега как раз под мысом, и раджаны стягивались сюда. Джаванар, Ахука, еще несколько Охотников и Кузнецов стояли на мысу, опустив руку одинаковым бессильным движением. Нанои сидела в стороне. Колька поймал ее выжидательный взгляд, подошел к Ахуке и Джаванару, таким стройным и высоколобым, могучим, что пришлось оглянуться на воду, покрытую черными точками, и заново понять - косоплечие там не приснились... Они плыли по-собачьи, под самым берегом. Сию минуту надо было решать их судьбу. Сейчас они начнут карабкаться на берег и пойдут в Равновесие. - Без крови их не остановить, - сказал Джаванар. - Нужны Охотники пяти поселений, чтобы их осилить. - Прежде они разрушат кузницы, - сказал Ахука. - Пустые споры, - сказал незнакомый Охотник. - Заповедь Границы говорит ясно: "Не убивай без необходимости". Тысяча малоголовых! Спасение кузниц не обелит их убийц. Надо отступать. - Они разрушат кузницы, - повторял Ахука. - Мы должны охранять кузницы наравне с Великими. - Отстоять кузницы можно, убив каждого второго. - Джаванар прозвенел тетивой. - Мы не убийцы, Наблюдающий небо! - Почтенные, выслушаем Адвесту, - сказал Кузнец. - Здесь я не имею голоса, - стесненно отметил Колька. - Но если их можно остановить без убийств, то я за это. Нанои сидела над обрывом, обхватив колени тонкими руками. Сотни бамбуковин приближались к берегу, еще минута - и передовые нащупают ногами дно. - Кузницы построим новые, - сказал Николай. - Правда, Ахука? Наблюдающий небо ответил ему странным взглядом, быстрым поворотом глаз, ставших прозрачными, как агаты. Махнул рукой и вразвалку пошел к дороге, подсвистывая собак. Его спина выражала такую безнадежность, что жутко было смотреть. - О-хо-хо, - вздохнул Джаванар. - Пора... Стрелы на тетиву! Взлетели "поющие стрелы"... Их переливающийся звук услышали Охотники по всему берегу и начали отступать, растягиваясь в редкую цепь. Ближайшие сутки они проведут в непрерывном напряжении, они будут пасти стадо Пожирателей крыс, не дадут ему рассыпаться по Равновесию. За эти сутки подойдут отряды из ближних поселений, с тысячными сворами собак, и будет по Охотнику на одного малоголового, и тогда их возьмут голыми руками, свяжут, одурманят снотворным питьем и переправят далеко за пределы Равновесия. Бескровно все обойдется, с высшей человечностью, но кто посчитает ущерб от прорывов Границ в других местах: изломанные плодовые деревья, уничтоженных животных? Скольких Певцов, Художников, Воспитателей это нашествие заставит перейти в Охотники? И еще придется восстанавливать кузницы... Кольку и Нанои отправили устраивать временное лечилище в тылу облавы. Туда ушли женщины, Врач Лахи, двое-трое больных и гонец, которого несли на носилках. Кольку устранили от облавы вежливо, но категорично: раджанов много, а пришелец - один. "Тебе придется восстанавливать кузницы, Адвеста". Колька подчинился. Сидел над спящим гонцом, вспоминал, как они с Мин сидели над Рафаилом, а перед глазами все стоял косоплечий неандерталец с лицом беспризорника. Что же будет теперь? Отстроят кузницы, предположим... В глубине Равновесия, дальше от Границ? Этому воспротивятся Управляющие Равновесием. Не позволят травить культурный лес и людей. Ахука тоже не отступит, Ахука нипочем не отступит, думал Колька, и ему становилось нехорошо от этой мысли, потому что утром он мог еще прикидывать так и эдак, хоть помечтать - и Ахуку не подведет, и с Нанои не расстанется, но теперь, после разорения... Он поцеловал ее ладонь. Нанои, так и не привыкшая к поцелуям, грустно улыбнулась ему. Приближался вечер. Пятьдесят пятый по счету закат в его второй жизни. Поднималась Луна, с гор подуло холодом - лучшее время для дороги. ...Конский топот. Огромный Кузнец осадил лошадь, прокричал: "Уходите на восход, они обезумели! Убивают! Убили Наблюдающего небо!" Умчался к гонии, черное пятно на гулкой дороге. Колька встал. "О Ахука, Ахука", - повторяла Мин детским голосом. Он подпоясался. Набил колчан стрелами, тупые выбросил. Нетерпеливо притопывая, ждал Лахи и остальных мужчин. "Я скоро вернусь, маленькая, спокойной полуночи". Она кивнула. Вот и Лахи - пристегивает колчан на ходу... И вместе с другими, по прогретой за день земле, крепко ударяя пятками в пружинистую землю и придерживая лук, Колька побежал под светлую, кровянистую голосу заката и скрылся за поворотом. 12 Баросфера была обжита, как старый дом. Потрескалась и пошла складками обивка кресел, на кожухе "Криолятора" проступили рисунчатые разводы, а внешняя поверхность гондолы сплошь покрылась царапинами, штрихами, вмятинами - автографами Совмещенных Пространств за три года работы. Сменялись иллюминаторы, сам генератор был новый, но уралмашевская сфера вынесла триста перемещений, и Рафаил с Володей гордились ею исподтишка, с нежностью проводили рукой по ее боку. Шершава и непреклонна, как носорог. Вся жизнь сосредоточилась для них в баросфере, это получилось так же естественно, как вода течет по склону вниз, а не вверх. Они уже привыкли к почтительным взглядам окружающих, к белым комнаткам профилактория, тренировкам и к холодным прикосновениям стетоскопов. Где то вовне протекала жизнь планеты, работали заводы, шли поезда, по вечерам освещались подъезды театров, кто-то готовился к байдарочному походу, а кто-то въезжал в ворота санатория, нетерпеливо оглядываясь на кобальтовую стену Черного моря... Они жили на территории Института, в домике профилактория, - все три года. За это время они сделали триста выходов в СП: выход, возвращение, доктор Левин неподвижно стоит за белой чертой, кабинка институтского "Москвича", тополевая аллея профилактория. Потом два дня тренировок - гимнастика, штанга, турпоходы. Сон перед выходом, зарядка, выход... Первый год их еще приглашали на семинары по теории СП, но прекратилось и это. Наука безжалостна. В мозгу ученого едва хватает места для единственной страсти, а они теперь делали науку попутно. Для них это становилось все более безразличным. И то, что теория Совмещенных Пространств приобрела принципиально иной облик, и круглосуточная, в четыре смены, суета вокруг гигантской счетной машины, на которой обрабатывали доставленный баросферой материал, и почтительные визитеры: геологи, физики, палео-магнетологи, палеонтологи, антропологи и журналисты. Через два дня на третий баросфера уходила в СП, только это имело значение - найти Кольку. Двухнедельные перерывы - на ремонт баросферы - они использовали для тренировочных походов и проверки снаряжения. Через год начались просьбы - взять третьим членом экипажа, осторожные намеки на бессмысленность их надежды. "Гипотеза Бурмистрова-Новика, - мямлил очередной физик, - э-э, коэффициент сдвига..." Коэффициент сдвига! физик упирал на их собственную гипотезу, которую они обосновали очень изящно за первый месяц после возвращения, пока Рафаил лежал в клинике... Обосновали... "Пусть простят мне назойливость, но факты, факты не оставляют надежды... Простите?" Доктор Левин подхватил визитера под руку и увел. С тех пор им не осмеливались напоминать о фактах. О том, что каждый раз они проводили в СП в шестьдесят раз большее время, чем протекшее на Земле... за это время. Коэффициент сдвига... За триста выходов они пробыли в СП триста часов по бортовым секундомерам, а в лаборатории квантовые часы до микросекунд точно зафиксировали земное время. Пять часов одиннадцать секунд, один к шестидесяти. Гипотеза Бурмистрова-Новика и объясняла этот феномен, и получалось, что за месяц, пока Рафаил долечивался, Колька прожил в Равновесии пять лет, а за первый год бесплодных его поисков - шестьдесят лет. И на это ссылались визитеры, и об этом думали уже через год все кругом: по вашей же теории ему сейчас восемьдесят семь лет, бросьте, перестаньте, перестаньте, хоть возьмите с собой Иващенко или Мондруса, - для кого держите пустое место?! Они молчали и через двое суток на третьи закрывали за собой люк. Старт, старт! Старт! Когда ВАК присудила им докторские, был день рождения Кольки - двадцать восемь лет. Там ему исполнилось сто тридцать... Старт!!! Еще через месяц была опубликована новейшая теория СП. Ее вывела группа теоретиков - "Некоторые выводы из наблюдений В.И.Бурмистрова и Р.Н.Новика". "Представляется достоверным (полстраницы - формула)... Таким образом, в квантовом выражении... (формула, справа ее номер - 26). Представляя выражение 26 в выражение 7, получаем... Таким образом, в настоящее время наше пространство-время отстоит на 30.000 лет от коммутируемого пространства-времени Карпова, Бурмистрова и Новика с коэффициентом сокращения этого интервала 2.10-3". - Еще посмотрим, - сказал Рафаил Новик, пролистав журнал. Швырнул его на полку - шмяк. Туда, где сваленные в кучу валялись журналы, от "Нейчур" до "Пари-матч" и от "Успехов физических наук" до "Огонька". Никогда они этих журналов не разворачивали. Не хотели. Лишь на стене был приколот разворот из "Смены" - Карпов в надвинутом берете, лоб и глаза в тени, зубы оскалены и сверкают над рыжей бородой. Последний кадр, отснятый Рафаилом перед нападением гигантопитека. Так они жили три года. Единственная тема, которую они обговаривали без конца, - попадания. Четыре раза баросфера попадала в океан; одиннадцать - без блокировки вышвыривали ее обратно - раскаленная магма; девяносто два раза - четвертичные аллювиальные отложения, по определению геологов, девяносто восемь раз - мел неогена; итого двести пять перемещений. Остальные сто - латеритовые слои, горные толщи, речное дно. Дважды баросфера оказывалась в одной и той же глухой пещере. Казалось, им никогда не попасть хотя бы на поверхность, не говоря уж о прежнем месте. Так казалось. Но в канун трехлетия машиной был выдан тончайший расчет, в котором глубина выводилась из времени старта, соотнесенного с перепадом времен между Землей и "пространством Карпова-Бурмистрова-Новика". ...От своего домика шли пешком. Было раннее утро, шаги отдавались эхом в стене лабораторного корпуса. За ним горел холодный и сухой осенний рассвет. В лаборатории было тепло. Стартовая команда закончила подготовку загодя и, как всегда, надраила энергоприемники и вымыла бетонный пол. Резко стучали костяшки домино. Входя, Володя и Рафаил переглянулись со слабой, одинаковой усмешкой - за эти три года они стали очень схожими в манерах, как близнецы. Им было приятно видеть свою стартовую команду, может быть, приятнее, чем всех других людей на свете... С какого-то времени все, даже Володина мама, обходились с ними почтительно, с оттенком жалостливой скорби. Но почтительность ребят из стартовой команды была не раздражающей. Они делали все как можно лучше. Много тщательнее, чем требовала служба. Колькин любимый плакат - с чертиком - окантовали, мыли полы, драили энергоприемники... Вот сорок минут до старта, и давно все готово. Вахтенный журнал лежит под настольной лампой. Рафаил прочел записи о подготовке, вздохнул, отчеркнул ногтем вверху страницы: "Опыт N_322". Экипаж, время старта, приборные данные. Подписи - командир, начальник стартовой группы. - Пошли, Вова... Ауфвидерзеен, доктор. - Ни пуха ни пера, товарищи. Желаю... - К черту, - сказал Рафаил. - Счастливо, ребята! - Вам счастливо, - это начальник стартовой, Борис Дмитриевич, а вот гудят остальные - субординация - люк захлопывается, тишина. Володя перебирается с Колькиного места на свое. Колькино место, а? Как упорна память, как долго мы помним, думают они, проделывая привычные операции, проверяя, ставя на нуль, включая и отключая, пристегиваясь, поправляя каски. Над ними - пустое кресло. ...Удар был сильный. Перья акселерометра вычертили сумасшедшие Гималаи на бумаге, пока баросфера катилась с откоса. Остановилась, едва не уткнувшись люком в почву. - Вовка, поверхность!! Вовка, Вовка же! Поверхность! Анализы воздуха. Анализы белка. Температура. Норма, норма, норма! Одежда, рюкзаки, автоматы с разрывными пулями - на грудь. Автостарт выключить! Пошли... Они шли по компасу на север, почти не останавливаясь, до темноты. Прошлое место высадки, по угломерным наблюдениям, было севернее. Тропы попадались хорошие, но, судя по следам, звериные. Несколько раз слышали рев, видели слона. С темнотой зажгли костер, поели. Спать не хотелось - пять часов как проснулись, не до сна. Посидели, послушали радиомаяк баросферы, достали фонари, пошли. У них было восемь суток - ресурс нового "Криоля". Впрочем, они не думали о возвращении. Шли, светя под ноги фонарями. На рассвете устроили привал в скалах, в безопасном месте, - поели как следует и несколько часов поспали. Потратили два часа на рекогносцировку - поднялись по осыпям на скальную пирамиду и осмотрелись. На севере, километрах в пятнадцати, намечалась река. Идти к ней было лучше поверху, по скалам, как раз успевали до темноты дойти и переправиться на надувной лодке. Трехгодичная полоса невезенья кончилась, они это чувствовали. - А здорово я тебя натренировал, Вовка? - Признаю. Растряс ты меня. Странное ощущение. Рафа... когда приемник крутили - в эфире пусто, а в остальном, будто мы на тренировке. - М-м. Одичали мы, дружочек. Мама Кланя, наверное, волнуется. - Нет, привыкла. Защитная реакция. А сказать ей - обидится. - М-м, наверно, так... левей держи. До следующего привала они молчали и думали об одном и том же: что их безумное упорство - тоже привычка. Сто восемьдесят лет назад, думал Володя. Если бы у Кольки был радиоприемник, он тоже... Ох, как странно, дико и странно. И унизительно. Если бы интересы института не совпадали с их интересами, - давно бросили бы поиск... Но повезло наконец. А вдруг... Вдруг зависимость не линейная, а степенная. Так они шли и думали. Наконец, Рафаил сказал: - Хороший был траверс. Вот и сутки долой. Они вышли к обрыву. Километрах в двух внизу извивалась река. Сразу под скалами начиналась зелено-черная каша джунглей. Рафаил поднял бинокль. - Дотемна успеем, но стоит ли... аллигаторы. - Аллигаторы - это нехорошо. - Ладно. Переночуем здесь. Сутки долой. Им положительно везло - утром они увидели следы вокруг своего бивака. Леопард ходил упорно, долго, но напасть не решился. На всякий случай взяли автоматы на изготовку и дальше продвигались с осторожностью. Спустились в лес, узкая тропа повела их к реке. Через полчаса Рафаил остановился. - Стой, смотри. Это канава, по-моему. Да, что-то было здесь, что-то было... След канавы, почти прямой, но очень сильно заросший. В расположении деревьев есть намек на порядок - купы, перемежаемые заросшими полянами. Еще полсотни шагов. - А! Вот оно! - вскрикнул Володя. В густой поросли, обросшая длинными бородами мхов, орхидеями, вздымалась гония. Далеко вверху синел чистый восьмигранный ствол. Раструбы неподвижно глядели в небо. - Идем, - позвал Рафаил. - Заброшенный участок. Эх, нам бы вертолет... Красная лессовая пыль лежала на тропе. Рафаил усилием воли отбрасывал посторонние мысли. Смотрел, слушал, пригибался, - палец на спусковом крючке. Здесь было густо, сумрачно, в мокром воздухе звуки булькали, как каша на медленном огне. Отчетливо трещали ветви - кто-то провожал людей поверху, над подлеском. Мокро. Близко река. Небольшой олень метнулся в сторону. ...Им повезло еще раз. Раздался захлебывающийся крик: "О-о-а! Оа!" Открылась поляна, камыши, - человек пятился к камышам, вскрикивая. Упал, закрывая лицо руками. Правее, под скалой, еще пятеро-шестеро. Смотрели с ужасом. Один пытался натянуть лук, не смог, бросил стрелу. Они были высоколобые и прямые, совсем как раджаны. На одном - яркая леопардовая шкура. Какие-то дубины в дрожащих руках. - Заговори с ними, быстро! - Э-а, друзья! - прокричал Володя. - Прохладного полудня! Молчание. Качаются в воздухе каменные топоры - нет, это же каменные топоры, это не раджаны, ох как не хочется открывать пальбу... Человек в леопардовой шкуре забормотал. "Прохладного полудня. Здесь много пищи", - понял Володя и быстро ответил: - У нас есть пища, друзья! Рафа, - прошептал он, - это недоразумение, это изгои какие-то, они же нас боятся... Они стояли, разделенные десятком шагов: Рафаил с Володей и люди в поясах и накидках из выделанных шкур, с каменными топорами, луками. Полупрозрачные наконечники стрел - обсидиан, классика каменного века... "Конечно же, где им вне Равновесия добывать древесную одежду? - думал Володя. - Изгнанники одичавшие. Боятся. Мы на людей не похожи в этом снаряжении. Горбатые, кожа свисает складками - комбинезоны, рюкзаки, ботинки, автоматы..." - Снимем шлемы, - сказал Володя. - Действуем поочередно. Снимаю. Помогло, кажется. Тот, кто кричал "о-а", поднялся с земли. - Поговори с ними еще, - шепнул Рафаил. - Ты - старший, - сказал Володя, обращаясь к человеку в леопардовой шкуре. - Я - Арама. - Ты Арама. Далеко ли до Границы Равновесия? Они снова дрогнули. С беспокойством переглянулись. Наконец, Арама ответил: - Нет Равновесия больше. Я - Арама, потомок Скотовода. - Не пойму, что он толкует о Равновесии. Он, очевидно, вождь. Я не все понимаю... Скажи, друг Арама, где же Равновесие? Беспокойство возрастало. Двое-трое закрыли руками лица. - Вас послал Скотовод, - лающим, шаманьим голосом крикнул Арама. - Чтобы вернуть нам Равновесие! Много, много пищи! - Внимание, - неожиданно вмешался Рафаил. - Кино приготовь, ну-ка... Он взял Володю за плечо - люди шарахнулись, - повернул к скале. Наскальная роспись. Типичные первобытные рисунки... Оранжевый диск - Солнце. Под ним крылатый человек поднимается к Солнцу, а ниже, под Птицей... - Колька... - простонал Бурмистров. - Колька это, смотри, рыжая борода! Под Птицей, понимаешь? Скажи, скажи, - он торопился, путал слова. - Скажи, где рыжебородый? Адвеста? Арама горделиво улыбнулся и растопырил пальцы, перемазанные цветной глиной. - Я, Арама, потомок Скотовода!!! - завыл он так, что гухнуло эхо. - Арама - потомок Адвесты!! Рыжебородого, летавшего к Великому огню! - Он говорит об Адвесте, - сказал Рафаил, и, глядя в его лицо, горящее ожиданием, Володя бросил камеру, шлем. Повернулся и пошел обратно по тропе. Тот, кто кричал "о-а", подобрал шлем и надел на косматую голову. ИММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММ» є ЭТОТ ТЕКСТ СДЕЛАН HARRYFAN SF&F OCR LABORATORY є є В РАМКАХ ПРОЕКТА САМ-СЕБЕ ГУТЕНБЕРГ-2 є ГДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶ є !!! Текст предназначен исключительно для чтения !!! є є !! SysOp не отвечает за коммерческое использование текста !! є ГДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶ є HARRY FAN STATION SYSOP HARRY ZAGUMENNOV FIDO 2:463/2.5 є ГДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶ є ОДНО ИЗ САМЫХ БОЛЬШИХ СОБРАНИЙ ТЕКСТОВ (ОСОБЕННО ФАНТАСТИКИ) є є НА ТЕРРИТОРИИ EX-USSR є ЛММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММ№ є Если у вас есть тексты фантастики в файловом виде - є є присылайте на 2:463/2, на 2:5020/286 или на 2:5030/106 є ХММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММј