Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
Бумажный оригинал:
     Набоков В. В. Собрание сочинений в 5 томах: Пер. с англ. /
Сост. С. Ильина,  А. Кононова.  Комментарии  А. Люксембург.  --
СПб.: "Симпозиум", 1997. -- 672 стр. (Т. 2). С. 589--600, 670.
---------------------------------------------------------------


     С начала шестидесятых годов время от времени публиковались
-- за подписью г-на Жиродиа или то одного, то другого из  числа
его друзей -- ретроспективные  заметки,  касающиеся  публикации
"Лолиты" издательством "Олимпия Пресс" и различных фаз наших  с
ним  "натянутых  отношений".  Эти   легковесные    воспоминания
неизменно  содержали  фактические  ошибки,   на    которые    я
старательно указывал в своих кратких ответах, после чего, как я
с удовлетворением  замечал,  наш  гибкий  мемуарист  производил
некие  волнообразные    отступательные    движения.    Особенно
амбициозная статья, содержащая особенно лживые  утверждения,  к
настоящему времени  опубликована  им  дважды  --  в  "Evergreen
Review" (ї 37, сентябрь  1965)  Барни  Россета  под  заголовком
"Лолита, Набоков и я"  и  в  его  собственной  антологии  ("The
Olympia Reader" (*1),  издательство  "Grove  Press",  Нью-Йорк,
1965)  под  заголовком  несколько  менее  изящным:  "Печальная,
неприглядная история "Лолиты". Поскольку я набожно сохраняю всю
свою переписку с г-ном Жиродиа, я,  верится,  имею  возможность
побудить его обратиться в окончательное отступление.
     Две статьи имеющегося  у  меня  документа,  озаглавленного
"Меморандум о договоренности" ("достигнутой в день шестой  июня
тысяча  девятьсот  пятьдесят  пятого  года    между    мистером
Владимиром  Набоковым,  Корнельский  университет,  Итака,  штат
Нью-Йорк, и издательством "Олимпия Пресс", Париж, рю де  Несль,
8"), образуют чрезвычайно уместный в данном случае эпиграф. Для
удобства читателя привожу их в строфической форме:

                               8

                    В случае, если Издатели
                      Терпят банкротство
            Или не предоставляют отчеты и выплаты,
                       Указанные здесь,
     То во всяком из этих случаев настоящая договоренность
                  Автоматически лишается силы
               И все права, ею предоставляемые,
             Возвращаются в собственность Автора.

                               9

                  Издатели представляют отчет
              О числе экземпляров, проданных ими,
                    на 30 июня и 31 декабря
                         Каждого года
              В течение месяца считая от этих дат
                        Соответственно
                  И производят выплаты Автору
        Одновременно с предоставленьем таковых отчетов.

     В начальных строках восьмой строфы ясно предсказано именно
то, чему предстояло случиться с г-ном Жиродиа 14  декабря  1964
года,  а  последний  ее  прекрасный,    красноречивый,    почти
сапфически модулированный стих ("Возвращаются  в  собственность
Автора") очень  важен  для  понимания  того,  что  г-н  Жиродиа
называет "нашим загадочным конфликтом".  Следует отметить и то,
что, отведя немало  места  множеству  "разочарований",  кои  он
претерпел вследствие моего к нему отношения, он нигде  в  своей
статье не упоминает совершенно очевидной  причины,  по  которой
писатель начинает жалеть, что связался с издателем, -- а именно
того факта, что г-н  Жиродиа  раз  за  разом,  со  своего  рода
маниакальным  упорством  нарушал  статью  9  нашего   договора.
Напирая на результаты и утаивая  причины,  он  сообщает  своему
отчету  о  наших  отношениях  комический   оттенок,    создавая
впечатление, будто я на протяжении десяти  лет  метал  громы  и
молнии в озадаченного благодетеля.
     "Лолита"  была  завершена  в  начале  1954  года  в  Итаке
(Нью-Йорк).  Первые мои попытки издать ее в США  принесли  лишь
разочарование и раздражение.  В том же году, 6  августа,  я  из
Таоса  (Нью-Мексико)  написал  о  моих  горестях  мадам  Эргаз,
работавшей в "Литературном агентстве  Клеруан"  в  Париже.  Она
готовила  французские  издания  нескольких  моих   русских    и
английских книг; на сей раз я попросил  ее  отыскать  в  Европе
кого-нибудь, кто издаст "Лолиту" на  исходном  английском.  Она
ответила, что сможет, как  ей  кажется,  это  устроить.  Однако
месяц спустя, вернувшись в Итаку (где я  преподавал  в  Корнеле
русскую  литературу),  я  написал  ей,  что  передумал.   Вновь
появились надежды на американское издание. Надежды эти истаяли,
и следующей весной я снова связался с мадам Эргаз,  написав  ей
(16  февраля),  что  Сильвия  Бич,  "если  она  еще  занимается
издательской  деятельностью,  возможно,  заинтересуется"   этой
книгой. 17 апреля  мадам  Эргаз  получила  мой  типоскрипт.  26
апреля 1955-го -- роковая дата -- она  сообщила,  что,  похоже,
нашла издателя. 13 мая  имя  его  было  названо.  Вот  так  г-н
Жиродиа и очутился в моем архиве.
     В  своих  заметках  г-н  Жиродиа  особенно    подчеркивает
безвестность, в которой я пребывал до 1955 года, и то,  как  он
помог мне из этой безвестности выбраться. С другой стороны, и я
ничуть не покривлю душой, если скажу, что до  того,  как  мадам
Эргаз назвала его имя, я ни малейшего  понятия  не  имел  ни  о
существовании его, ни о занятиях.  Он был рекомендован мне  как
основатель издательства "Олимпия Пресс", которое "среди прочего
недавно опубликовало "Историю О" (похвалы этому роману я слышал
от людей вполне компетентных), и прежний руководитель "Editions
du Chene", издательства, "выпускавшего книги, с  художественной
точки зрения  превосходные".  "Лолита"  заинтересовала  его  не
только потому, что она хорошо написана, но и потому,  что  (как
13 мая 1955-го сообщила мне мадам Эргаз) "он полагал,  что  эта
книга сможет изменить отношение общества  к  любви  того  рода,
который  в  ней  описан".  Надежда  выглядела  благой,  хоть  и
очевидно нелепой, однако увлекшимся идеей  бизнесменам  нередко
случается произносить возвышенные плоскости, и никому в  голову
не приходит возвращать их на землю.
     Я не был в Европе с 1940 года,  порнографическими  книгами
не  интересовался  и  потому  ничего  не  знал  о  непристойных
романчиках, которые стряпали, с помощью г-на Жиродиа, о чем  он
сам упоминает при всяком случае,  наемные  бездари.  Я  не  раз
задавался больным вопросом: согласился бы я столь  радостно  на
публикацию "Лолиты", знай я в мае 1955-го, чем образован гибкий
костяк его продукции (*2)? Увы, скорее  всего,  согласился  бы,
хоть и не столь радостно.
     Теперь перейду к разбору многочисленных сомнительных  мест
и нескольких прискорбных неточностей, имеющихся в  статье  г-на
Жиродиа.  По какой-то причине, для  усвоения  которой  я,  надо
полагать, слишком наивен, он начинает с цитаты из моего старого
curriculum vitae (*3), которое, заявляет он, было  послано  ему
моим  литературным  агентом  в  апреле   1955-го    вместе    с
машинописным экземпляром "Лолиты".  Подобная процедура была  бы
абсурдной.  Мой архив свидетельствует, что лишь много позже,  а
именно 8 февраля 1957 года, /он попросил  меня/  прислать  "все
биографические и библиографические  материалы",  пригодные  для
его брошюры "L'affaire /Lolita/" (*4) (которую он издал,  когда
боролся против запрета книги во Франции); 12 февраля я отправил
ему  фотографии,  список  изданных  произведений   и    краткое
curriculum  vitae.  С  ухмылкой  хулигана,   увязавшегося    за
безобидным прохожим, г-н Жиродиа потешается теперь  над  такими
приведенными в нем фактами, как то, что мой  отец  был  "видным
политическим деятелем" или что сам я  приобрел  в  эмигрантских
кругах "немалую известность".  Однако все это он сам  напечатал
(со множеством собранных где-то прикрас и добавлений)  в  своей
брошюре 1957 года!
     С другой стороны, ныне он изрядно сбавил тон своих  гордых
воспоминаний о том, как он "редактировал" "Лолиту".  22  апреля
1960 года мне пришлось написать издателю "New York  Times  Book
Review" (в котором г-на Жиродиа комически восхвалял некто,  мне
неизвестный) следующее: "Мистер Попкин в своей недавней статье,
посвященной  мсье  Жиродиа,  первому  издателю  моей  "Лолиты",
говорит, что я "кое-что переписал по просьбе Жиродиа".  Я  хочу
исправить это  нелепое  и  неверное  утверждение.  Единственные
поправки,  робко  предложенные  Жиродиа,  касались   нескольких
тривиальных французских  фраз  наподобие  "bon",  "c'est  moi",
"mais comment" etc., которые, как он полагал, можно  без  урона
перевести на английский, с чем я и согласился".
     Я начал клясть себя за то, что связался с "Олимпия  Пресс"
не в  1957  году,  когда  наша  договоренность,  согласно  г-ну
Жиродиа,  "тяжким  грузом"  легла  на  мои  "мечты  о    скором
обогащении" в Америке, но еще в  1955-м,  то  есть  едва  начав
иметь дело с г-ном Жиродиа.  С первых же шагов я столкнулся  со
странной аурой, окружавшей его деловые отношения  со  мной,  --
аурой небрежности, уклончивости, затяжек и лжи.  Я жаловался на
эти странности в большинстве писем к моему агенту, та  прилежно
передавала  ему  мои  жалобы,  но   никаких    объяснений    за
десятилетнее наше сотрудничество (1955-1965) я от него так и не
услышал.
     "Едва я успел получить назад гранки [он получил их в  июле
1955-го], -- пишет г-н Жиродиа,  --  как  Набоков  прислал  мне
телеграмму  [29  августа,  то  есть  после  месячного  молчания
Жиродиа], гласившую: "Когда выйдет "Лолита".  Встревожен. Прошу
ответить мои письма",  --  угрозы,  которые  повторялись  столь
часто в столь  многих  телеграммах,  посылаемых  столь  многими
авторами столь многим [то есть мудрым, спокойным, великодушным]
издателям..."  Нарочитое  остроумие  и   легкость    последнего
замечания вряд ли кого-нибудь одурачат.  Г-н  Жиродиа  намекает
здесь на деланно-скромные чувства юного автора, прежде почти не
издававшегося.  На самом же деле я, за мои пятьдесят шесть лет,
имел -- с 1925 года -- дело, и не раз, по меньшей мере с  двумя
десятками  издателей,  но  никогда  еще  не  увязал  в  паутине
корыстных маневров  и  невразумительных  увиливаний,  коей  г-н
Жиродиа опутывает свои жертвы (возможно, не по злому умыслу  --
похоже, это просто часть его причудливой  натуры).  В  сущности
говоря, меня тревожили два вопроса,  на  которые  я  так  и  не
добился ответа.  Главным был вопрос об авторских правах:  книгу
следовало зарегистрировать в Вашингтоне на имя  автора,  а  для
этой цели мне было необходимо знать точную  дату  ее  выхода  в
свет, дабы проставить таковую в бланке заявки. 8  октября  1955
года я получил наконец экземпляр уже изданной книги, но лишь 28
ноября, после еще нескольких "угроз", мне удалось выяснить, что
"Лолита" вышла 15  сентября  1955  года.  Вторым  вопросом  был
вопрос финансовый -- он-то и оказался лейтмотивом того, что г-н
Жиродиа именует "печальной, неприглядной историей "Лолиты". Мой
благодетель согласился выплатить мне аванс в  400.000  "старых"
франков (около тысячи  долларов)  --  половину  при  подписании
договора (датированного 6 июня 1955 г.), а  другую  при  выходе
книги.  Первую половину он выплатил с месячным опозданием.  Моя
телеграмма не помогла прояснить срок,  в  который  г-н  Жиродиа
намеревался выплатить вторую.  Ему  было  проще  оставить  этот
вопрос открытым.  Я продолжал слать ему напоминания  касательно
второго  чека.  Я  указал  ему  (5  октября),  что  "пишу    из
удовольствия, печатаю для денег  (*5)".  Он  заплатил  лишь  27
декабря, под сильным нажимом моего агента и более чем через три
месяца после назначенного для второго платежа срока.
     Связанные  с  авторскими  правами  хлопоты  на  этом    не
кончились. "С блаженной  беспечностью"  (воспользуемся  фразой,
которую так любит г-н Жиродиа) он  добавил  к  значившемуся  на
титульном листе книги "Copyright 1955,  В.  Набоков"  слова  "и
"Олимпия Пресс"". 28 января 1956-го я выяснил  в  вашингтонском
Бюро по авторским правам, что эта компанейская формулировка (на
которую я согласия не давал) может привести к  осложнениям  при
переиздании книги в США, если оно произойдет в  ближайшие  пять
лет. Мне посоветовали получить от г-на Жиродиа "переуступку или
отказ от прав", и я тут же попросил его  выслать  мне  таковые.
Ответа я не получил (подобно тому как "столь многие авторы"  не
получают ответов от "столь многих издателей"), написал ему  еще
раз и еще, и только 20 апреля (то есть три  месяца  спустя)  он
прислал мне то, о чем я просил.  Догадки о том,  как  повел  бы
себя г-н Жиродиа при выходе "нашей" книги в Америке, не будь  я
достаточно  прозорлив,  чтобы  оградить  ее  сразу,  не  лишены
интереса.
     К началу 1957 года я  все  еще  не  получил  от  "Олимпии"
никаких финансовых отчетов за период, начавшийся с выхода книги
в  свет  в  сентябре  1955-го.  Это  упущение  позволяло    мне
аннулировать договор (смотри статью 9), однако я решил  немного
подождать.  Ждать  пришлось  до  28  марта  1957  года,  однако
полученный отчет охватывал далеко не весь надлежащий период.
     Нарушение порядка отчетности не преминуло  повториться.  К
концу августа 1957-го я опять-таки не получил отчета за  первую
половину этого года, отчета,  причитавшегося  мне  31  июля.  2
сентября г-н Жиродиа  попросил  об  отсрочке,  и  я  согласился
подождать до 30 сентября, и снова ничего  не  произошло,  и  я,
устав от этих нелепостей, известил его  (5  октября),  что  все
права возвращаются в  мое  распоряжение.  Он  тут  же  заплатил
(44.220 "старых" франков), и я смилостивился.
     В одном из особенно гадких и глупых пассажей наш мемуарист
увязывает мой  отказ  защищать  книгу  во  Франции  от  нападок
местных магистратов и "мещан-читателей" (как я написал  ему  10
марта 1957-го) с моей же  просьбой  (направленной  ему  месяцем
раньше) избегать упоминания о Корнеле, когда он именует меня  в
рекламных  объявлениях  "университетским  профессором".   Нужно
обладать  очень  извилистым  разумом,  чтобы  вывести    отсюда
заключение о моей моральной трусости.  Подписав "Лолиту"  своим
именем,  я  показал,  что  полностью  принимаю  на  себя  любую
ответственность, какую только можно возложить на автора; однако
до  тех  пор,  пока  вокруг  моей  невинной  "Лолиты"    бурлил
нездоровый скандал, я определенно должен был  озаботиться  тем,
чтобы ни тени ответственности не пало на  университет,  который
предоставил мне невиданную свободу в  чтении  моих  курсов  (ни
единое из отделений и кафедр, к которым относились  эти  курсы,
никогда в них не вмешивалось);  я  не  желал  также  ставить  в
неловкое положение близкого друга, усилиями которого я оказался
здесь и получил подлинную академическую свободу.
     Тем не менее г-н  Жиродиа  продолжал  настаивать  на  том,
чтобы я присоединился к нему в его кампании против  французской
цензуры. "Наши интересы совпадают", писал он; но  нет,  они  не
совпадали.  Он хотел, чтобы я защищал "Лолиту", а я  не  видел,
как можно отделить ее от списка его двадцати с чем-то  похабных
книжонок.  Он  повторяет  в  своей  статье  излюбленный    свой
аргумент, что и без него-де "Лолита" никогда не была бы издана.
Я написал ему 3 августа 1957 года, что питал (и питаю)  к  нему
глубокую благодарность за  то,  что  он  эту  книгу  напечатал.
Однако я писал ему также, что  он  не  из  тех  людей,  которым
следовало за  нее  браться;  у  него  недоставало  возможностей
представить ее должным образом -- книгу, в  столь  полной  мере
отличную  по  словарю,  структуре  и  цели  (или,  вернее,   по
отсутствию  цели)  от  других  его  куда    более    простецких
коммерческих затей вроде "Деббиного биде" или  "Бодрых  бедер".
Г-н  Жиродиа  значительно  переоценивает  свои  силы.  Если  бы
провидение не позаботилось о том, чтобы Грэхам Грин схлестнулся
в Лондоне с Джоном Гордоном, "Лолита" -- в  особенности  второй
ее  том,  отпугнувший  так  называемых  "ценителей",  --  могла
закончить свой путь в общей могиле  "Фаворитов  Пассажира"  или
как там еще назывались зеленые книжицы "Олимпии".
     В 1957 году начался американский период истории  "Лолиты",
для меня гораздо более важный, чем  период  "Олимпии".  Джейсон
Эпштейн, добившись публикации  значительной  части  "Лолиты"  в
летнем  выпуске  литературного  обозрения   "Anchor    Review",
выходившего  под  редакцией  Мелвина  Дж.  Ласки  (издательство
"Doubleday", Нью-Йорк) и профессора Ф. В. Дюпи, и предварив эту
часть  блестящей  статьей,  помог  сделать   приемлемой    идею
американского  издания.  Книгой   заинтересовались    несколько
издателей, однако г-н Жиродиа значительно осложнил переговоры с
американскими фирмами, что стало для меня  еще  одной  причиной
острого недовольства. 14 сентября 1957 года  глава  знаменитого
американского издательства вылетел в Париж, чтобы обсудить этот
вопрос с г-ном Жиродиа.  Отчет последнего об их беседе принял в
его статье следующий вид: "Один издатель немедля предложил  мне
20 процентов отчислений, чтобы получить книгу, но в  дальнейшем
его, по-видимому, отпугнула  позиция  Набокова,  с  которым  он
затем встретился в Нью-Йорке".  Половина этого пассажа неточна,
другая попросту лжива: издателя отговорил не я, а его  партнер.
Неточность же состоит в том, что г-н Жиродиа не сообщает,  кому
предстояло получить большую часть этих 20 процентов.  "Я  готов
принять это предложение, -- написал он мне (видимо, решив,  что
получил определенное предложение, чего на самом деле не  было),
-- при условии, что моя доля  составит  12,5  процентов.  Аванс
будет разделен в той же пропорции.  Примете ли  Вы  в  качестве
своей доли 7,5 процента? Я считаю свои притязания  оправданными
и честными".  Мой агент написала мне, что она  "outree  de  ces
pretentions (*6)". (Контракт обязывал его  выплачивать  мне  10
процентов  с  каждого  из  первых  десяти    тысяч    проданных
экземпляров и 12 процентов со всех остальных.)
     Временное лицензионное соглашение устанавливало, что в США
может быть  ввезено  не  более  1500  экземпляров  книги.  Г-на
Жиродиа раздражало то обстоятельство, что я  внимательно  слежу
за его бойкими трансатлантическими затеями.  Я знал, к примеру,
что экземпляры  его  издания  продавались  в  Нью-Йорке  по  12
долларов  и  дороже.  Он  уверял  меня,  что  разница  в   цене
присваивается розничными торговцами. 30 ноября  1957  года  г-н
Жиродиа, пребывая в добродушном  настроении,  написал  мне:  "Я
допускаю, что в ходе  наших  отношений  бывал  не  прав..."  Он
прибавил, что больше не "требует значительной доли доходов"  от
американского издания и отменяет свой  "альтернативный  проект"
выпустить собственный "американский репринт" -- глупая  угроза,
выполнение которой его бы и уничтожило.  Однако уже 16  декабря
1957-го он вновь принялся проказить: в этот день я с изумлением
узнал от моего агента, что г-н Жиродиа уверяет,  будто  за  три
месяца (с апреля по июнь) он  продал  в  Америке  всего  восемь
экземпляров, и, поскольку я думаю, что они продавались по  цене
более высокой, чем указанная в его отчетах (7,50 долларов),  он
высылает мне разницу, чек на 50 центов.  Он добавил, что отныне
считает все наши разногласия улаженными!
     Скучно было бы и дальше приводить примеры  просроченных  и
неточных финансовых отчетов, знаменующих поведение г-на Жиродиа
в последующие годы, или такие его скверные поступки, как выпуск
в Париже переиздания "Лолиты" с  его  собственным  предисловием
(на нестерпимо дурном английском) и без моего на то разрешения,
-- которого, знал он, я никогда ему не дам. Тем, что заставляло
меня постоянно сожалеть о нашем сотрудничестве, были  вовсе  не
"мечты о скором обогащении", не моя "ненависть" к нему  за  то,
что  он  "присвоил  часть  набоковской    собственности",    но
необходимость сносить его уклончивость, увертливость, отсрочки,
обманы,  двуличность  и  совершенную  безответственность.   Вот
почему 28 мая 1959 года, перед тем как отплыть в  Европу  после
розно 19 лет отсутствия, я написал мадам  Эргаз,  что  не  хочу
знакомиться  с  г-ном  Жиродиа,  когда  буду  в    Париже    на
представлении  французского  перевода  "Лолиты".  Как    теперь
выяснилось, благодаря статье в "Evergreen", глубинные  качества
его личности еще менее  привлекательны,  чем  их  проявления  в
нашей с ним переписке.  Подозреваю, что своей грубостью  статья
во  многом  обязана  тому,  что  он   переборщил    по    части
журналистского слога, возможно и  опьяняющего  своей  галльской
живостью, но прискорбно лишенного английской точности.  Как  бы
там ни было, я  не  стану  обсуждать  здесь  дерзкие  и  пошлые
замечания, которые он отпускает в  адрес  моей  жены  (идиотски
твердя, к примеру, что  некоторые  редакторские  комментарии  в
журнале "Life International" от 6 июля 1959 года  написаны  ею,
хоть под ними и стоит подпись "Ред.").
     Разрешите повторить:  я  никогда  не  встречался  с  г-ном
Жиродиа.  Его описывали как "обаятельного",  "жизнерадостного",
"излучающего французский шарм", -- вот почти и все, на что  мне
приходится полагаться в попытках вообразить его телесный  облик
(нравственный известен мне  достаточно  хорошо).  Однако  через
полдюжины лет  после  начала  нашей  то  и  дело  прерывавшейся
переписки он вдруг объявил в напечатанной  в  "Playboy"  статье
("Порнограф на Олимпе", апрель 1961), что нас на самом-то  деле
представили друг другу на  коктейле,  устроенном  издательством
"Галлимар" 23 октября  1959  года  в  Париже,  --  несмотря  на
посланное  мной  моему  агенту  уведомление,  что  я   с    ним
знакомиться  не  желаю.  Приведенные  им   подробности    столь
абсурдны, что я счел себя обязанным  разоблачить  его  обман  и
сделал  это  в  июльском  (1961)  номере   "Playboy".    Взамен
огорошенного молчания, которое,  как  я  ожидал,  продлится  до
скончания века, г-н Жиродиа,  после  четырехлетнего  осмысления
моей небольшой заметки и собственного  воображаемого  прошлого,
представил в "Evergreen" новую версию случившегося. Расхождения
между двумя версиями типичны  для  того,  что  ученые  называют
"ущербным" апокрифом. В "Playboy" нам предлагается классическое
описание "членов семьи Галлимар", которые "в ужасе"  озираются,
пока господин Жиродиа "медленно  продвигается  к  автору  через
море тел" (превосходный образ --  это  "море").  В  "Evergreen"
Галлимары отсутствуют, зато мы находим вместо них Монику Граль,
"скрючившуюся в углу от беспомощного веселья", и еще одну даму,
Дусю Эргаз, "прячущуюся в углу"  (то  есть  в  другом  углу)  и
весьма  неубедительно  "давящуюся  печеньем".  В   плейбоевском
тексте мадам Эргаз описана как "литературный агент и терпеливая
помощница" мистера Набокова.  В  эвергриновских  летописях  она
становится "милым, исстрадавшимся,  охваченным  ужасом"  другом
г-на Жиродиа.  В "Playboy" мы с  ним  обмениваемся  несколькими
"вполне  дружелюбными"  замечаниями.  В  "Evergreen"    великая
встреча протекает  без  слов:  я  ограничиваюсь  "бессмысленной
улыбкой" и  тут  же  отворачиваюсь,  чтобы  предаться  "пылкой"
беседе с "чешским репортером" (неожиданный и  отчасти  зловещий
персонаж, о котором  хотелось  бы  побольше  узнать  от  нашего
хрониста).  Наконец, и это несколько разочаровывает, то место в
"Playboy",  в  котором  описывалась  моя  своеобразная   манера
"прядать назад и в сторону с легкой грацией дельфина", заменено
ныне фразой о "грациозной легкости циркового тюленя"; под конец
всего этого господин Жиродиа "отошел к бару и  выпил"  (честный
"Playboy") или же  "отошел,  чтобы  осушить  несколько  бокалов
шампанского" (вычурный "Evergreen").
     Как я указал в моем ответе, даже  /если/  мне  представили
г-на Жиродиа (в чем сомневаюсь), я не уловил его имени; но  что
особенно  обесценивает  достоверность  его  отчета,  так    это
фразочка о том, что я "очевиднейшим образом узнал его", пока он
медленно подплывал ко мне среди "тел".  Очевиднейшим образом  я
не мог узнать человека, которого в жизни  своей  не  видел;  не
могу я и  оскорблять  здравость  его  рассудка  предположением,
будто  он  полагает,  что  я  каким-то  образом  разжился   его
портретом (еще в пору знаменитого curriculum vitae) и  все  эти
годы лелеял его, как некую драгоценность.
     Я ожидаю от г-на Жиродиа третьей версии  нашей  мифической
встречи.  Возможно, он наконец обнаружит, что забрел не на  тот
прием и разговаривал со словацким поэтом,  которого  чествовали
по соседству.

     /15 февраля 1966 г./




     Статья опубликована в журнале "Evergreen Review"  (XLV)  в
феврале 1967 г.

     (*1) /"The Olympia Reader"/ --  хрестоматия  произведений,
опубликованных издательством "Олимпия",  содержавшая  избранные
отрывки и сопроводительные заметки составителя.

     (*2) /...знай я в мае 1955-го, чем образован гибкий костяк
его продукции.../ --  Список  изданий  "Олимпии"  действительно
эклектичен, однако,  кроме  "Лолиты",  в  нем  числятся  первые
издания У. Берроуза, Дж. П. Донливи, С. Беккета и т. д.

     (*3) /curriculum vitae/ -- жизнеописание (/лат./).

     (*4) /"L'affaire Lolita"/ -- "Дело "Лолиты"" (/фр./).

     (*5)  /пишу  для  удовольствия,  печатаю  для  денег/   --
вероятно, перефразированная цитата из Пушкина  "На  это  скажут
мне с улыбкою неверной..." (1935):

     Зачем же пишите? -- Я? для себя. -- За что же
     Печатаете вы? -- Для денег. -- Ах, мой Боже!
     Как стыдно! -- Почему ж?..

     (*6) /...outree de ces  pretentions/  --  возмущена  этими
претензиями (/фр./).



Last-modified: Fri, 07 May 1999 06:06:16 GMT
Оцените этот текст: