к у кого-то в руках блеснул ствол ружья. Раздался выстрел. Казану словно раскаленным углем обожгло бедро, но только добравшись до глубины чащи, он остановился, чтобы зализать рану. Пуля лишь опалила ему шерсть и слегка задела кожу. Серая Волчица все еще лежала под пихтой, когда Казан возвратился к ней. Она радостно выскочила ему навстречу. Человек еще раз вернул ей друга. Казан лизнул ее в морду и, положив голову ей на спину, постоял так некоторое время, прислушиваясь к отдаленным звукам. Потом, прижав уши, он понесся прямо на северо-запад. И теперь Серая Волчица не отставала от него, а бежала рядом, как раньше, как в те дни, когда собачья свора еще не присоединилась к ним. Волчица чувствовала, что вернулась их прежняя дружба, и знала, что путь их теперь лежит к старому логовищу под буреломом. 17. СЫН КАЗАНА Когда месяц назад Казан и Серая Волчица покидали болото, оно было занесено глубоким снегом. Вернулись они в один из первых весенних дней. Солнце ласково пригревало, повсюду с шумом неслись большие и малые потоки, рожденные таянием снегов, с хрустом ломался тонкий ледок. Слышалось потрескивание скал и деревьев - последние крики умирающей зимы. Холодный неяркий блеск северного сияния уходил в своей прощальной красе все дальше и дальше на север, к полюсу. На тополях уже начали набухать почки, и воздух был напоен ароматом пихты, ели и кедра. Всего шесть недель назад повсюду вокруг царили голод, безмолвие и смерть, а сейчас, стоя на краю болота, Казан и Серая Волчица вдыхали весенний запах земли и прислушивались к движениям живых существ. Наверху, над их головами, сердито тараторила парочка каких-то пичужек. Большая сойка прихорашивалась, греясь на солнышке. Чуть подальше то и дело раздавался хруст ветки, сломанной твердым копытом. С холма позади слышалась тяжелая поступь медведицы; она пригибала ветви тополя и собирала лапами молодые почки - лакомства для медвежат, которые родились у нее еще во время зимней спячки. Серая Волчица тихонько заскулила и потерлась мордой о Казана. Она уже давно пыталась сообщить Казану, что она тоже скоро станет матерью. Ей очень хотелось снова поселиться в сухом, теплом жилище под буреломом. У нее не было никакого желания охотиться. Ни хруст ветки под раздвоенным копытом, ни свежий след не пробуждали в ней прежних инстинктов. Она только мечтала поскорей добраться до родного бурелома. И изо всех сил старалась, чтобы Казан понял, чего она хочет. Теперь, когда растаял снег, обнаружилось, что между ними и бугром, где находилось их логовище, появился маленький ручеек. Услыхав его журчанье, Серая Волчица навострила уши. С тех пор как они с Казаном укрывались во время великого пожара на песчаной отмели, Серая Волчица избавилась от присущего волкам панического страха перед водой. Она без колебаний последовала за Казаном, когда тот пошел искать место, где можно было бы перейти быстрый ручей вброд. На противоположном берегу Казан уже видел бурелом, а Серая Волчица чуяла его и радостно взвизгивала, повернув в ту сторону свою слепую морду. В сотне ярдов выше по течению Казан обнаружил ствол большого кедра, упавший поперек ручейка. По этому мосту Казан перешел на другой берег; Серая Волчица колебалась всего одно мгновение, а потом решительно пошла вслед за Казаном. Они подбежали к бурелому, просунули внутрь головы и плечи и долго и внимательно прислушивались. И только потом вошли. Серая Волчица тут же разлеглась на сухой земле и тяжело задышала, но не от усталости, а от полного удовлетворения и радости. Казан тоже был рад вернуться в свое родное жилище. Он подошел к Серой Волчице, и она лизнула его в морду. И тут Казан понял, что она хотела ему сообщить. Он лег рядом с ней, чутко прислушиваясь и поглядывая на вход в логовище. Потом встал и начал обнюхивать стены. Он находился уже у самого входа, как вдруг почуял совсем свежий запах. Он насторожился, шерсть у него на спине вздыбилась. Запах сопровождался звуками, похожими на хныканье обиженного ребенка. Затем через отверстие вошел дикобраз и направился в жилище Казана, все еще болтая что-то совсем по-детски, - за этот лепет человек всегда щадит дикобраза и не покушается на его жизнь. Казану и раньше приходилось слышать лопотанье дикобраза, и, как и другие дикие обитатели леса, он научился не замечать присутствие этого безобидного зверька. Казан знал, что стоит ему, Казану, зарычать, и добродушный дикобраз не замедлит пуститься наутек. Может быть, через день или всего через час Казан именно так и поступил бы, но сейчас, когда они с Серой Волчицей только что вернулись в свое жилище, всякий, кто покушался на него, был враг. Казан кинулся на дикобраза. Послышалась какая-то трескотня вперемежку с поросячьим визгом, потом истошный вой. Серая Волчица выбежала на шум. В сторонке сидел дикобраз, свернувшись комочком, выставив наружу лишь свои иглы, а рядом, вопя от боли, катался по земле Казан. Вся морда его была сплошь утыкана иглами. Он зарывал нос в сырую землю и лапами пытался содрать с себя эти злые колючки. Потом опрометью побежал прочь. Так поступила бы любая собака после соприкосновения с дикобразом. Дико воя, Казан носился вокруг бурелома. Серая Волчица весьма спокойно отнеслась к случившемуся. Вероятно, животным тоже доступно понимать смешные ситуации. В данном случае Серая Волчица явно отнеслась с юмором к столь трагическому для казана событию. Она чуяла присутствие дикобраза и понимала, что Казан пострадал от его игл. А поскольку предпринять было нечего и драться не с кем, Серая Волчица села и стала ждать, поднимая уши всякий раз, когда Казан с бешеной скоростью проносился мимо нее. После пятого круга Казана дикобраз несколько успокоился и, снова затараторив что-то, проковылял к ближайшему тополю, взобрался на него и принялся обгладывать молодую кору. Наконец Казан остановился возле Серой Волчицы. После первого приступа боль слегка притупилась, но все равно вся морда у него горела и ныла. Серая Волчица подошла к Казану и внимательно обследовала его. Зубами она осторожно ухватила несколько торчащих иголок и вытащила их. Когда она повторила эту операцию, Казан залаял и заскулил от боли. Потом лег, вытянув передние лапы, закрыл глаза и безропотно подчинился своей подруге. К счастью, иглы не попали ему в рот и язык, но снаружи вся морда его кровоточила. Целый час Серая Волчица терпеливо вытаскивала иголки, и ей удалось извлечь почти все. Но самые короткие, которые невозможно было ухватить зубами, все же остались. Казан отправился к ручью и погрузил свою горящую морду в холодную воду. Это дало ему некоторое облегчение, но ненадолго. Оставшиеся иглы, словно живые, проникали все глубже и глубже. Нос и губы начали распухать, изо рта капала слюна, смешанная с кровью, глаза покраснели. Спустя несколько часов одна из иголок насквозь прошла через губу и начала колоть язык. В отчаянии Казан принялся ожесточенно грызть какую-то деревяшку. От этого иголка затупилась и сломалась и не могла больше причинять вреда: природа подсказала пострадавшему путь к спасению. Весь день Казан грыз куски дерева или жевал влажную землю. И зазубренные иглы теряли свою силу. Уже в сумерки Казан влез под бурелом, и Серая Волчица стала нежно лизать его морду своим мягким, прохладным языком. В продолжение ночи Казан то и дело поднимался и шел к ручью; окуная нос в ледяную воду, он чувствовал некоторое облегчение. На следующий день вид у Казана был, как говорят индейцы, "дикобразный". Будь Серая Волчица зрячей и к тому же не волком, а человеком, она хохотала бы над ним до упаду. Вся морда у Казана раздулась, щеки были похожи на две подушки, на месте глаз остались узенькие щелки. Выйдя на свет, он замигал. Он видел не многим лучше, чем его слепая подруга. Но зато боль почти прошла. Уже на следующую ночь Казан начал подумывать об охоте, а перед рассветом приволок в свое жилище зайца. Немного погодя он чуть было не поймал для Серой Волчицы куропатку, но в тот самый момент, когда он готовился прыгнуть на свою пернатую жертву, в нескольких шагах вдруг послышался негромкий голосок дикобраза. Казан застыл. Мало что могло заставить его трусливо поджать хвост. Но именно это он и сделал, заслышав бессвязную болтовню колючего зверька, и тут же стремглав кинулся прочь. Подобно тому как человек ненавидит и боится змею, так и Казану суждено было отныне в страхе убегать от маленького лесного жителя, который на всем протяжении звериной истории никогда не изменил своему добродушию и ни с кем не затевал ссоры. Через две недели после приключения с дикобразом Казан, как и всегда, занимался охотой. Все удлиняющиеся дни были полны солнечного света и тепла. Быстро таяли последние остатки снега. Из земли потянулись тоненькие зеленые росточки. Стали лопаться почки на тополях, а на самом солнцепеке между камнями забелели подснежники - самое неоспоримое доказательство наступившей весны. Сперва Серая Волчица часто охотилась вместе с Казаном. Далеко они не ходили - болото кишело мелкой дичью, и каждый день они лакомились свежим мясом. Потом Серая Волчица стала реже выходить на охоту. Однажды теплой, ароматной ночью, сияющей светом полной весенней луны, Серая Волчица отказалась покинуть бурелом. Казан не настаивал. Инстинкт подсказывал ему, что не следует отходить далеко от жилища. Вскоре он вернулся с зайцем в зубах. А потом настала ночь, когда Серая Волчица огрызнулась на Казана из своего темного угла, будто предупреждая: "Не входи!" Казан стоял у входа, держа в пасти зайца. Он не обиделся на это рычание и постоял с минуту, глядя в темноту, где укрылась Серая Волчица. Потом, бросив зайца, лег поперек входа. Немного спустя он озабоченно поднялся, но далеко от бурелома не ушел. Вернулся домой он лишь днем. Казан принюхался, как делал раньше, на вершине Скалы Солнца. Но теперь ему уже не показалось таинственным то, что он почуял. Он подошел ближе, и Серая Волчица не зарычала, а приветливо заскулила. Потом морда Казана наткнулась на что-то мягкое, теплое. Существо это тихо посапывало. Казан заскулил, и в темноте Серая Волчица ласково лизнула его. Казан вышел на солнечный свет и растянулся перед входом в свое жилище. Его переполняло чувство необычайного удовлетворения. 18. ВОСПИТАНИЕ БА-РИ Потеряв однажды детенышей, Казан и Серая Волчица теперь вели себя не так, как прежде. Возможно, их родительские чувства не были бы так остры, если бы в свое время в их жизнь не вторглась дымчатая рысь. В их памяти была свежа та лунная ночь, когда большая кошка лишила зрения Серую Волчицу и убила ее волчат. Теперь, чувствуя рядом с собой мягкий живой комочек, Серая Волчица особенно ясно представляла себе страшную картину той ночи и вздрагивала при каждом звуке, готовая броситься навстречу любому врагу. Казан тоже был начеку и вскакивал на ноги при малейшем шорохе, Он не доверял движущимся теням, треск сухой ветки заставлял вздергиваться его верхнюю губу, и, если в воздухе появлялся чужой запах, клыки его угрожающе сверкали. Воспоминания о Скале Солнца и в нем породили какие-то новые инстинкты. Ни на одно мгновение он не терял бдительности - все ждал, что рано или поздно из лесу появится их смертельный враг. И горе было всякому живому существу, которое осмеливалось приблизиться к бурелому в первые дни после рождения волчонка. Но вокруг царили весеннее изобилие и полный покой. Солнце ласково светило над болотом. Никто не нарушал тишины, если не считать таких безобидных существ, как шумливые сойки, болтливые вьюрки, лесные мыши и горностаи. Прошло несколько дней, и Казан стал чаще входить внутрь логовища. Но, сколько он ни шарил носом вокруг Серой Волчицы, ему удалось обнаружить лишь одного детеныша. Индейцы назвали бы этого волчонка "Ба-Ри", что означает "рожденный без братьев и сестер". Он с самого начала был чистый и гладкий, потому что все внимание, все силы матери были направлены на него одного. Он рое быстро, как подобает волчонку. Первые три дня малыш вполне довольствовался тем, что лежал, примостившись возле матери, сосал, когда был голоден, и очень много спал. Серая Волчица почти все время заботливо вылизывала и приглаживала его своим мягким языком. Уже на четвертый день волчонок стал более деятельным и любопытным. Он стукался о морду матери, спотыкался о ее лапы, а один раз совсем заблудился, отойдя от нее на двадцать дюймов. Через некоторое время детеныш стал принимать Казана как некое непременное добавление к матери и с удовольствием кувыркался у него между передними лапами, а иной раз там и засыпал. Казан удивленно поглядывал на него, а Серая Волчица тоже со вздохом клала Казану голову на лапу, носом касаясь своего детеныша, и испытывала, казалось, полное удовлетворение. В таких случаях Казан по полчаса лежал не шелохнувшись. В десятидневном возрасте Ба-Ри обнаружил, что очень интересно играть обрывком заячьей шкурки. А вскоре он сделал еще одно открытие - впервые увидел солнечный свет. Солнце к тому времени достигло такого положения, что в середине дня через одно из верхних отверстий яркий луч проникал в логовище под буреломом. Сначала Ба-Ри только в недоумении смотрел на золотую полоску, потом ему захотелось поиграть с ней, как он играл с заячьей шкуркой. С каждым днем волчонок подбирался все ближе и ближе к отверстию, через которое его отец уходил в большой мир. И вот настал день, когда Ба-Ри наконец достиг выхода и лег там, жмурясь от света и пугаясь впервые увиденной картины. Теперь Серая Волчица не пыталась удерживать его, а даже сама вышла на солнце и стала звать сына к себе. Только через три дня его слабые еще глаза приспособились к яркому свету и позволили ему следовать за матерью. Очень скоро он научился любить солнце, теплый воздух и уже боялся темноты глубокого логовища, где он родился. Но мир не был таким добрым и безмятежным, каким казался на первый взгляд. Довольно скоро волчонку пришлось в этом убедиться. Однажды, чувствуя зловещие признаки надвигающейся грозы. Серая Волчица стала звать своего детеныша под бурелом. Но он не понял ее предупреждения. Однако то, чего не удалось сделать Серой Волчице, прекрасно выполнила природа, дав малышу первый урок. Ба-Ри попал в страшный ливень. В ужасе распластался он на земле, промок насквозь и чуть не захлебнулся, но тут Серая Волчица взяла его в зубы и отнесла домой. Постепенно у него накапливался жизненный опыт и один за другим стали проявляться природные инстинкты. Величайшим в его жизни было то мгновение, когда его вездесущий нос дотронулся до сырого мяса только что убитого зайца. Впервые он узнал вкус крови. Она ему понравилась, вызвала в нем какое-то непонятное возбуждение, и с тех пор он стал понимать, что значит появление Казана, несущего в зубах добычу. Теперь уже Ба-Ри играл не с обрывком заячьего меха, а с твердыми деревяшками: у него прорезались острые, как иголки, зубы. А однажды отец принес большого зайца - еще живого, но настолько израненного, что он не мог убежать, когда Казан выпустил его. Ба-Ри уже знал, что у зайцев и куропаток вкусная теплая кровь, которую он теперь любил больше материнского молока. Но к нему жертвы прибывали всегда мертвыми, он ни разу не видел их живыми. А сейчас заяц, которого Казан бросил на землю, шевелился, подпрыгивал. Это ужасно напугало Ба-Ри, и в течение нескольких секунд он с изумлением наблюдал за движениями зверька. Казан и Серая Волчица понимали, что для Ба-Ри это первый урок в системе воспитания хищника; они стояли над зайцем, не делая попыток прекратить мучения несчастной жертвы. Несколько раз Серая Волчица нюхала зайца, потом поворачивала свою слепую морду к Ба-Ри. Казан лег в стороне и внимательно наблюдал за происходящим. Всякий раз, как Серая Волчица наклоняла голову к зайцу, Ба-Ри выжидательно навострял уши. Увидев, что с матерью ничего не происходит, он подошел поближе. Потом осторожна вытянул шею и дотронулся носом до шевелящегося пушистого комочка. Последним судорожным движением заяц выкинул задние ноги и оттолкнул волчонка - Ба-Ри отлетел в сторону, визжа от страха. Но тут же снова вскочил на ноги - впервые в жизни его охватил гнев и жажда мести. Удар зайца завершил первый урок. Ба-Ри вернулся, теперь уже смелее, хотя все еще на прямых от напряжения лапах. А в следующее мгновение он вонзил свои острые зубы в горло зайца. Волчонок не разжимал челюстей, пока в его первой жертве не затихло последнее биение жизни. Серая Волчица была счастлива. А Казан снизошел до того, что засопел, выказывая этим сыну свое одобрение. И ни разу до сих пор кровь не казалась Ба-Ри такой вкусной. Постепенно перед Ба-Ри раскрывались тайны жизни - он уже узнавал треск падающего дерева, раскаты грома, шум стремительного потока, крики куницы, мычание лосихи и отдаленный зов своих братьев по крови. Но самая главная тайна, которую он начал понемногу усваивать, была тайна запаха. Однажды Ба-Ри отошел ярдов на пятьдесят от бурелома и сразу почуял носом свежий след зайца. Мгновенно, без всяких предварительных наставлений, он понял: чтобы добраться до любимого сладкого мяса, нужно идти по этому следу. Он стал осторожно пробираться сквозь кусты, не упуская следа, пока не натолкнулся на большое бревно, через которое заяц перепрыгнул. Отсюда Ба-Ри повернул назад. С тех пор он каждый день стал отваживаться на самостоятельные прогулки. Поначалу он бродил неуверенно, как путешественник без компаса в чужой, незнакомой стране. Каждый день он встречал что-нибудь новое, и оно было всегда удивительным, а часто пугающим. Но страхи Ба-Ри постепенно уменьшались, уверенность в себе росла. Убедившись, что пугающие его предметы не причиняют вреда, он становился все смелее в своих странствиях. Изменялась и наружность волчонка. Его круглое, бесформенное тело постепенно принимало иные, более четкие очертания. Он стал ловким и проворным. Шерсть его потемнела, на спине обозначилась светло-серая полоса, как у отца. Только шея и посадка головы у него были материнские, а во всем остальном он был вылитый Казан. В нем уже намечались признаки будущей силы и мощи. У волчонка была могучая грудь и широко расставленные глаза, чуть красные в уголках. Опытные охотники знают, чего можно ждать от щенков лайки, у которых вот такие глаза, - это означает, что кто-то из их предков принадлежал к волчьему роду. А взглянув на глаза Ба-Ри, можно было смело сказать: этот щенок, сколько бы ни было в нем собачьей крови, принадлежит только дикому миру. Однако лишь после первой схватки с живым существом Ба-Ри по-настоящему почувствовал себя наследником своих лесных предков. В тот день он отошел от бурелома дальше, чем обычно, на целую сотню ярдов. Ба-Ри и прежде приходилось слышать шум ручья, видеть его издали, но сегодня он подошел к самому краю и долго простоял у журчащей воды, рассматривая новый для него мир. Потом осторожно двинулся вдоль воды. Он не прошел и десятка шагов, как услыхал совсем рядом с собой хлопанье крыльев. Прямо на его пути сидела сойка. Она не могла взлететь - одно крыло у нее волочилось, должно быть сломанное в схватке с каким-нибудь мелким хищником. Но для Ба-Ри и сойка казалась угрожающим и страшным зверем. Серая полоса у него на спине ощетинилась, и Ба-Ри шагнул вперед. Сойка не двигалась до тех пор, пока Ба-Ри не оказался в трех футах от нее. Тогда быстрыми, короткими прыжками она начала отступать. Нерешительности волчонка как не бывало. Завизжав от возбуждения, он кинулся на раненую птицу. Погоня длилась всего несколько мгновений, и острые зубы Ба-Ри погрузились в перья сойки. Но тут с молниеносной быстротой заработал клюв птицы. Недаром сойка считается грозой мелких пернатых. Она снова и снова ударяла Ба-Ри своим сильным клювом, но сын Казана уже достиг звериного совершеннолетия, и боль заставляла его только еще крепче сжимать челюсти. Когда его зубы вонзились в самое тельце сойки, в горле его послышалось щенячье рычание. Он с самого начала удачно схватил птицу под крыло, и после десятка ударов сопротивление ее ослабело. Минут через пять Ба-Ри разжал пасть и слегка отодвинулся назад, чтобы взглянуть на неподвижное бесформенное существо. Сойка была мертва - Ба-Ри одержал свою первую победу! А вместе с победой у него появился один из главных инстинктов, который говорил ему, что отныне он уже не нахлебник, а полноправный член дикого мира. Через полчаса на место схватки пришла Серая Волчица. Сойка была разорвана на куски, повсюду были разбросаны перья, а маленький нос Ба-Ри был перепачкан кровью. Сам волчонок с торжеством улегся возле своей первой жертвы. Серая Волчица сразу все поняла; она ласково и одобрительно лизнула своего малыша. Когда они возвращались к бурелому, Ба-Ри нес в зубах то, что осталось от убитой им сойки. С того часа охота стала главной страстью в жизни Ба-Ри. Если он не спал на солнышке или под буреломом, то отправлялся на поиски живого существа, которое можно было бы одолеть. Сначала самой легкой добычей для него оказались безобидные птички. Потом он уничтожил семейство лесных мышей. Но как-то он встретился с горностаем, и этот свирепый маленький хищник нанес ему первое поражение. Неудача на несколько дней охладила охотничий пыл Ба-Ри; к тому же он узнал, что существуют другие плотоядные животные, кроме него, и что хищники не должны поедать друг друга - так устроила природа. Многое познал Ба-Ри. Он инстинктивно избегал дикобраза, даже не испытав боли от его иголок. Однажды он встретился нос к носу с куницей, но им нечего было делить, и каждый пошел своей дорогой. С каждым днем Ба-Ри осмеливался отходить все дальше и дальше от бурелома, всегда следуя вдоль по течению ручья. Иногда он пропадал целыми часами. Сперва Серая Волчица волновалась, когда его подолгу не было, но постепенно она становилась все спокойнее. Природа быстро делала свое дело. Теперь Казан нервничал и не находил себе места: настали лунные ночи, и в нем все сильнее росла тяга к бродяжничеству. Серая Волчица тоже начала чувствовать давно не испытанное ею желание покинуть насиженное место и уйти в безграничные просторы Севера. И вот настал день, когда Ба-Ри отправился на самую продолжительную свою охоту. В полумиле от дома он впервые в жизни убил зайца. Он не отходил от своей жертвы до самой темноты. Взошла луна, огромная, золотистая, и залила ярким светом леса, долины и холмы. Это была великолепная ночь. Ба-Ри увидел луну и кинул свою добычу. Но он не пошел туда, где был его дом, он направился в противоположную сторону. В эту ночь Серая Волчица напряженно ждала. А когда луна стала опускаться на запад, она села, подняла к небу свою слепую морду и завыла в первый раз после рождения Ба-Ри. Издалека Ба-Ри услыхал ее зов, но не ответил. Для него началась новая жизнь, и он навсегда распростился со своим домом. 19. ВТОРЖЕНИЕ Стояла замечательная пора - весна еще не кончилась, а лето еще не наступило. Ночами светила луна, сверкали звезды. В одну из таких ночей Казан и Серая Волчица покинули низину между двумя холмами и отправились на долгую охоту. Они не могли больше оставаться в прежнем логовище, их влекли новые места - такое всегда случается с животными после того, как их дети начинают самостоятельную жизнь. Казан и Серая Волчица направили свой путь на запад. Охотились они большей частью по ночам и на всем пути следования оставляли за собой недоеденные тушки зайцев и куропаток. Отойдя миль на десять от своего бурелома, они затравили молодого оленя, но и его бросили после первой же трапезы. От сытой жизни они сделались толстыми, гладкими. Каждый день они подолгу лежали, греясь на солнышке. Соперников у них было мало. Рысь охотилась южнее, в более густых чащах. Волков тоже поблизости не было. Вокруг шныряли только куница, соболь да норка, но эти звери не мешали Казану и Серой Волчице. Однажды они повстречались с огромной старой выдрой, у которой с наступлением лета шерсть уже начала приобретать светло-серый оттенок. Казан, потолстевший и ленивый, поглядел на выдру с полным равнодушием. Серая Волчица принюхалась - запах напоминал рыбий. Для них выдра имела не больше значения, чем, например, плывущее бревно. Это было существо не из их стихии, нечто вроде рыбы. И они продолжали свой путь, не ведая о том, что это непонятное животное с темными ластами скоро станет их союзником в одной из тех смертельных схваток, после которых остаются в живых только самые сильные, в одной из тех войн, история которых является достоянием молчаливой луны, немых звезд и ветра, чей шепот еще никому не удалось разобрать. На следующий день после встречи с выдрой Казан и Серая Волчица продолжали идти на запад, держась все время берега ручья. Пройдя мили три, они встретили на своем пути препятствие, которое вынудило их повернуть на север. Препятствием этим была построенная бобрами плотина ярдов в двести шириной. Запруженная река затопила болото и лес на целую милю. Ни Серая Волчица, ни Казан не проявили никакого интереса к бобрам. Бобры тоже находились где-то вне их мира, так же как выдра, рыба, птицы. Уже много лет в эту долину между двумя грядами холмов не являлись охотники за бобрами. Если бы какой-нибудь индеец-траппер пришел на этот безымянный ручей и поймал патриарха и предводителя бобров, он бы легко определил, что этот бобр очень стар, и, наверное, назвал бы его "Сломанный Зуб". Потому что один из четырех длинных резцов, которыми бобры подтачивают деревья для своих плотин, был у старика сломан. Шесть лет назад Сломанный Зуб привел к устью ручья несколько своих сверстников-бобров. Здесь они построили небольшую плотину и заложили первую нору. В апреле следующего года у подруги Сломанного Зуба родилось четыре детеныша, и все другие самки увеличили население колонии - каждая на три или четыре новых члена. В конце четвертого года это первое поколение детей должно было бы, по закону природы, покинуть колонию и построить себе отдельную плотину и свои собственные норы. Но они не ушли. Так продолжалось и с другими поколениями. И вот этим ранним летом шестого года колония уже напоминала большой город. Здесь насчитывалось пятнадцать нор и более сотни бобров, не считая детенышей, родившихся в этом году. Плотина все расширялась, пока не достигла двухсот ярдов. Вода залила большую площадь леса - березняк вперемежку с тополем - и участок болота, поросшего ивняком и ольхой. Но, несмотря на это, пищи становилось меньше. И в норах было тесно, они были переполнены - бобры, как люди, привязываются к дому, где родились. Нора Сломанного Зуба достигала внутри девяти футов в длину и семи в ширину, а жило в ней двадцать семь его детей и внуков. И Сломанный Зуб задумал нарушить обычаи своего племени. В то время как Серая Волчица и Казан равнодушно принюхивались к сильному запаху бобров, Сломанный Зуб выстраивал свою семью и семьи двух своих сыновей, готовясь к переселению. Сломанный Зуб всегда считался признанным вожаком колонии. Не было ни одного бобра, который достиг бы его размеров и обладал бы такой же силой. Его гладкое тело достигало трех футов в длину, а весил он по крайней мере шестьдесят фунтов. Хвост у него был четырнадцати дюймов в длину и шести в ширину, и если старик в тихую ночь ударял им по воде, то слышно было на четверть мили вокруг. Перепончатые задние лапы у этого бобра были вдвое крупнее, чем у его самки, и он был самым ловким и быстрым пловцом во всей колонии. На следующую ночь после того, как Серая Волчица и Казан повернули на Север, Сломанный Зуб вылез на плотину, встряхнулся и посмотрел назад, проверяя, идет ли за ним его армия. Несколько бобров, из тех, кто был постарше, вскарабкались вслед за Сломанным Зубом, и тогда старый патриарх нырнул в узкий ручей по другую сторону плотины. Блестевшие при свете звезд, словно шелковые, тела бобров метнулись вслед за ним. По одному, по двое, по трое перелезали они через плотину, затем легко и быстро продолжали свой путь вниз по течению. Самые маленькие загребали что было сил, чтобы поспевать за родителями. Всего бобров было десятка четыре. Сломанный Зуб плыл впереди всех, за ним следовали взрослые работники и воины, а замыкали процессию матери с детенышами. Всю ночь они двигались вперед. Тем временем в зарослях ивняка затаилась выдра - их враг, еще более смертельный, чем человек. Выдра питается рыбой, и, должно быть, природа научила ее, что плотины бобров мешают продвижению идущей косяками рыбы. Выдра знала, что там, где много бобров, мало рыбы. Не в силах вступать в единоборство с таким многочисленным врагом, выдра обычно принимается разрушать построенные бобрами плотины. Несколько раз за эту ночь Сломанный Зуб останавливался, чтобы исследовать запасы пищи на берегах ручья. В некоторых местах, где росло много деревьев, корой которых питаются бобры, трудно было бы построить плотину. Инстинкт строителя у старого бобра оказался сильнее голода. И, когда каждый раз после осмотра берегов он продолжал плыть дальше, никто из бобров не оспаривал его решения. На рассвете они миновали выжженный участок леса и достигли края болота, где находилось жилище Казана и Серой Волчицы, которым болото принадлежало по праву открывателей. Здесь они повсюду оставили следы своего пребывания. Но Сломанный Зуб был обитателем воды, и обоняние у его племени развито плохо. Как только на берегу ручья появились болотные кустарники, он поплыл медленнее. Чуть пониже бурелома, под которым жили прежде Казан и Серая Волчица, Сломанный Зуб остановился, вылез на берег и встал на перепончатых задних лапах, поддерживая свое тело широким хвостом. Здесь Сломанный Зуб нашел именно то, что искал. Через узенький ручеек легко было соорудить плотину, и вода могла бы затопить значительное пространство, поросшее березой, тополем, ивняком и ольхой. Низину со всех сторон укрывали высокие деревья, и, значит, зимой здесь должно быть тепло. Сломанный Зуб дал понять своим спутникам, что новый дом их будет именно здесь. Бобры углубились в заросли по обоим берегам ручья. Детеныши тут же начали с жадностью обгладывать нежную кору ивы и ольхи. А взрослые бобры-строители принялись обследовать местность, время от времени торопливо отгрызая кусочки древесной коры для поддержания сил. В тот же день началось сооружение новой плотины. Сломанный Зуб сам выбрал большую березу, склоненную над ручьем, и начал перегрызать десятидюймовый ствол тремя своими длинными зубами. Хотя у старого патриарха и не хватало одного зуба, остальные три не разрушились от времени и были похожи на тонкие стальные резцы. Бобр сидел на задних лапах, держась передними за ствол дерева и сохраняя равновесие при помощи тяжелого хвоста. Работая без устали несколько часов, он выгрыз глубокую ложбинку вокруг всего ствола. Когда он решил наконец передохнуть, другой работник тут же занял его место. Тем временем десяток других строителей таким же образом срезали мелкие деревца. Еще задолго до того, как дерево, выбранное Сломанным Зубом, было готово упасть, в воду уже с плеском полетел небольшой тополек. Надрез на березе напоминал перехват у песочных часов. После двадцатичасовой работы дерево повалилось точно поперек ручья. Бобры предпочитают работать по ночам, но могут заниматься своим делом и днем. В течение нескольких последующих дней Сломанный Зуб не давал отдыха своим подчиненным. Проявляя почти человеческий разум, маленькие строители неутомимо продолжали свою работу. Они валили небольшие деревья, разгрызали их на части по четыре-пять футов каждая, и эти поленья скатывали к ручью, подталкивая их головой и передними лапами. Ветками кустарников и сучьями деревьев бобры переплетали поленья, и плотина становилась все больше и все прочнее. Потом начались удивительные цементные работы. В этом бобры непревзойденные мастера. С берегов бобры носили смесь ила с маленькими веточками - по фунту зараз - и заполняли этим веществом все отверстия. Казалось бы, работа эта слишком трудоемка, но за сутки строители Сломанного Зуба могли перенести до тонны такого цемента. Уже через трое суток вода начала отступать, потом поднялась, затопив небольшой участок кустарника и около десятка деревьев. Работать стало легче. Строительный материал теперь можно было срезать, не вылезая из воды, и без труда сплавлять к плотине, которая достигала уже сотни футов в ширину. Работа бобров была почти завершена, как вдруг однажды утром в свое жилище на болоте вернулись Казан и Серая Волчица. 20. ВРАЖДА Мягкий юго-восточный ветерок донес до чутких ноздрей Серой Волчицы запах непрошеных гостей еще за полмили от дома. Она подала знак Казану, и тот, принюхавшись, тоже почувствовал в воздухе чужой запах. Запах этот становился все сильнее, по мере того как они продвигались вперед. В двухстах ярдах от своего бурелома они услыхали треск падающего дерева и остановились. Целую минуту они простояли, настороженно прислушиваясь. Вдруг визгливый крик и всплеск воды нарушили тишину, и Серая Волчица успокоилась. Они медленно пошли вперед, приближаясь к бурелому сзади. Только очутившись на вершине бугра, где находилось их жилище, Казан увидел те странные перемены, которые произошли за время их отсутствия. Он остановился, с изумлением оглядываясь по сторонам. Ручья внизу больше не было - на его месте теперь разлился пруд, который подступил уже под самый бугор. Казан и Серая Волчица подошли совсем неслышно, и слабый нюх бобров не успел их обнаружить. Сломанный Зуб точил ствол дерева всего футах в пятидесяти от бугра. На таком же расстоянии вправо пять детенышей строили игрушечную плотину из ила и веточек. На противоположном берегу пруда был крутой спуск футов в семь высотой, и там развлекались бобры-двухлетки - по законам своего рода они все еще считались детенышами. Они карабкались наверх, а потом скатывались в воду, будто с ледяной горки. Этот всплеск и услыхали Казан и Серая Волчица. Повсюду кругом прилежно занимались своей работой взрослые бобры. Несколько недель назад Казан наблюдал подобную же картину выше по ручью, возле прежнего дома Сломанного Зуба. Тогда Казан остался к ней равнодушен. Но сейчас в нем мгновенно произошла резкая перемена. Неважно, что бобры несъедобные водяные животные с неприятным запахом. Они вторглись в его владения и, значит, они враги. Казан оскалил клыки. Шерсть у него на спине встала дыбом, мускулы напряглись. Не издав ни звука, он ринулся вниз, на Сломанного Зуба. Старый бобр не заметил опасности, пока Казан не очутился всего в двадцати футах от него. Бобры неповоротливы на суше, да к тому же Сломанный Зуб еще замешкался на несколько секунд. Не успел он отойти от дерева, как Казан уже набросился на него. Они стали кататься по земле, однако все время приближаясь к краю воды. Еще мгновение, и грузное тело бобра выскользнуло из-под Казана. Сломанный Зуб укрылся в своей родной стихии, отделавшись только двумя сквозными ранами в мясистом хвосте. Раздосадованный неудачей, Казан ринулся вправо, туда, где играли маленькие бобрята. Те даже не двинулись с места, изумленные и насмерть перепуганные всем увиденным. Они опомнились, лишь когда увидели, что враг бросается на них. Троим из них удалось добраться до воды, а два других - самые маленькие - опоздали. Одним движением челюстей Казан сломал бобренку позвоночник. Второго он схватил за горло и тряхнул, как терьер встряхивает крысу. Когда Серая Волчица подошла к месту происшествия, оба бобренка были уже мертвы. Она обнюхала их крохотные мягкие тельца и заскулила. Может быть, эти маленькие существа напомнили ей об ушедшем сыне, и в голосе прозвучала грусть. Но, если у Серой Волчицы и пробудились какие-то нежные материнские чувства. Казан их не понял. Он убил двух врагов, что вторглись в его жилье. К маленьким бобрятам он был так же беспощаден, как рысь, умертвившая его первых детенышей. Теперь, когда зубы его побывали в плоти врага, Казан весь загорелся жаждой убивать. Он бесновался, бегая у края пруда, и рычал на взбаламученную воду, которая скрыла Сломанного Зуба. Все бобры попрятались в пруду, и под водой чувствовалось движение их тел. Казан подошел к плотине. Это было для него что-то совсем новое. Он инстинктивно понял, что это работа Сломанного Зуба и его племени, и принялся с ожесточением раскидывать сучья и ветки, из которых была сложена плотина. Но вот вода всколыхнулась, и появилась голова Сломанного Зуба. С полминуты враги прикидывали разделяющее их расстояние. Потом Сломанный Зуб высунул из воды свое мокрое блестящее тело вылез на плотину и уселся, не спуская глаз с Казана. Старый патриарх был один, остальные бобры не показывались, поверхность пруда была теперь совершенно гладкой. Напрасно пытался Казан найти упор для лап, чтобы добраться до противника. У самого берега оставался незавершенный участок запруды, через который еще прорывалась вода. Трижды Казан попробовал перебраться на плотину, но всякий раз шлепался в воду. Сломанный Зуб все это время сидел не шелохнувшись. Когда Казан оставил наконец надежду добраться до противника, старый бобр соскользнул с плотины и ушел под воду. Он уже понял, что этот новый зверь, как и рысь, не может драться в воде, и поспешил сообщить новость всем членам колонии. Казан и Серая Волчица вернулись к бурелому и легли на солнышке. Спустя полчаса Сломанный Зуб выбрался на противоположный берег пруда, за ним следовали и другие бобры. Они принялись за работу как ни в чем не бывало. Одни начали подтачивать деревья, десяток других работали в воде, поднося ветви, ил и сучья. Посредине пруда проходила как бы запретная черта, за которую никто из бобров не переплывал. Только один бобр несколько раз добирался до этой черты и оставался там некоторое время, глядя на маленькие тельца детенышей, которых убил Казан. Возможно, это была их мать. Серая Волчица, казалось, поняла и, не видя бобрихи, спускалась обнюхивать мертвые тельца каждый раз, когда та выплывала на середину пруда. Первый приступ ярости у Казана прошел, и теперь он стал внимательно приглядываться к бобрам. Он понял, что эти животные не умеют драться. Их было много, но они убегали от него одного, как зайцы. Сломанный Зуб даже не защищался. И Казану пришло в голову, что этих пришельцев, которые умеют передвигаться и по воде и по суше, надо подкарауливать так же, как зайца или куропатку. В середине дня Казан вместе с Серой Волчицей спрятался в кустарнике. Охотясь на зайца, Казан часто начинал с того, что делал вид, будто уходит от жертвы. Теперь он решил испытать этот трюк на бобрах. Пройдя за буреломом, он повернул и побежал вверх по течению ручья, держась по ветру. Ручей стал намного глубже, чем прежде. Одно из тех мест, где они с Серой Волчицей раньше переходили вброд, оказалось теперь глубоко под водой. Казану пришлось переплыть ручей, оставив Серую Волчицу на берегу. Казан не мешкая направился к плотине. В двадцати ярдах от нее были густые заросли ивняка и ольхи, которыми Казан и воспользовался. Никем не замеченный, он подкрался совсем близко к запруде и притаился, готовый прыгнуть вперед, едва только представится случай. Почти все бобры работали в воде. На берегу оставалось только пять или шесть строителей, да и те были ближе к воде, чем к Казану. Прождав несколько минут, Казан решил было все-таки броситься на врагов, но вдруг какое-то движение на плотине привлекло его внимание. Там несколько бобров укрепляли своим цементом главную конструкцию. С быстротой молнии Казан кинулся под защиту зарослей позади плотины, где было совсем мелко, потому что берег ручья был пологим. Вода не доходила Казану и до брюха. Он был полностью скрыт от глаз бобров, да и ветер ему благоприятствовал. Шум течения скрадывал те еле различимые звуки, которые он все же прои