, миссисы Дарреллы, - заверил Спиро, вручая ей телеграмму. - Я попросить человека на почте прочитать мне. Это от мистеры Ларри. - О боже, - сказала мама, предчувствуя неладное. В телеграмме говорилось всего-навсего следующее: "Забыл сказать что Принц Джиджибой приедет погостить немного одиннадцатого. Афины чудесны. Обнимаю Ларри". - Право же, этот Ларри несносен! - сердито воскликнула мама. - Как он может приглашать к нам принца? Знает ведь, что у нас нет подходящих комнат для членов королевской семьи. И самого его нет дома. Кто скажет мне, как принимать принца? Она в смятении смотрела на нас, но ни Спиро, ни я не могли посоветовать ей ничего разумного. И не было даже возможности вызвать телеграммой Ларри, потому что он, как обычно, отбыл, не оставив адреса своих друзей. - Одиннадцатое, это же завтра, верно? - продолжала мама. - Очевидно, он прибудет на пароходе, который идет из Бриндизи. Спиро, вы не могли бы встретить его и привезти сюда? И захватить молодой баранины для ленча? Джерри, пойди попроси Марго поставить цветы в гостевой комнате и проверить, не напустили ли там собаки блох. И пусть Лесли отправится в деревню и закажет свежей рыбы у рыжего Спиро. Ох уж этот Ларри... Ну, я с ним поговорю, когда он вернется. Взваливать на меня такую обузу в моем возрасте-принцев принимать... Мама бесцельно заходила по кухне, сердито гремя кастрюлями и сковородками. - Я привезти георгины из своего садов, чтобы украсить столы. Шампанское вам нужны? - спросил Спиро, явно считая, что принца надлежит встретить подобающим образом. - Ну уж нет. Если он думает, что я готова платить по фунту за бутылку шампанского, то ошибается. Хоть и принц, а вино пусть пьет такое же, как мы все, - твердо произнесла мама и тут же добавила: - Ладно, привезите ящик на всякий случай. Его поить шампанским не обязательно, а вообще может пригодиться. - Не волноваться, миссисы Дарреллы, - успокоил ее Спиро. - Я делать все, что вам пожелаете. Хотите, я снова привезти королевских дворецкого? Бывшим королевским дворецким был аристократического вида древний старик, которого Спиро извлекал из небытия всякий раз, когда у нас затевался большой прием. - Нет-нет, Спиро, к чему нам такие хлопоты. Как-никак, он является нежданным гостем, пусть уж не взыщет. Чем богаты, тем и рады... разделит наши трапезы... и... и если ему не понравится... беда, да и только, - сбивчиво говорила мама, шелуша дрожащими пальцами горох над дуршлагом и роняя половину на пол. - Да, Джерри, пойди попроси Марго, чтобы быстренько пошила новые занавески для столовой. Материал лежит у меня в спальне. Старые совсем не смотрятся после того, как Лес подпалил их. В доме развернулась кипучая деятельность. Опасаясь возможных блох, деревянный пол гостевой комнаты выскоблили почти до белизны; Марго в рекордный срок сшила новые занавески и повсюду расставила цветы; Лесли почистил свои ружья и навел порядок в лодке на случай, если принц захочет поохотиться или совершить морскую прогулку. Румяная от печного жара, мама сновала по кухне, готовя лепешки, торты, запеканки, пряники, яблочные пироги, бисквиты со сбитыми сливками, желе и тушеное мясо. Мне всего лишь было сказано, чтобы очистил веранду от животных и не спускал с них глаз, сходил постричься и не забыл надеть чистую рубашку. На другой день, одетые по указаниям мамы, мы все сидели на веранде и терпеливо ждали, когда Спиро доставит принца. - Интересно, чей же он принц? - спросил Лесли. - По правде говоря, не знаю, - ответила мама. - Наверно, из какого-нибудь маленького штата, где управляют махараджи. - Какое странное имя-Джиджибой, - заметила Марго. - Ты уверена, что оно настоящее? - Разумеется, настоящее, милая, - сказала мама. - В Индии множество Джиджибоев. Это очень старинная фамилия, вроде... э... вроде... - Вроде как у нас Смиты? - предположил Лесли. - Ну, что ты, совсем не такая распространенная. Нет, Джиджибоям принадлежит прочное место в истории Индии. Они существовали там задолго до того, как туда приехали мои бабушка и дедушка. - Вероятно, это его предки организовали великое восстание, - воодушевился Лесли. - Давайте спросим, не его ли дед изобрел калькуттский карцер? - Правда, давайте, - подхватила Марго. - Думаешь, это в самом деле был он? А что это такое? - Лесли, милый, не следует так говорить, - сказала мама. - Право же, надо уметь забывать и прощать. - Что забывать и прощать? - озадаченно спросил Лесли, не уследив за ходом маминой мысли. - Все, - твердо произнесла мама и добавила не совсем понятно: - Я уверена, что у них были только добрые намерения. Лесли не успел выяснить, что она подразумевает, потому что на дороге пророкотала машина и остановилась около веранды под громкий визг тормозов. На заднем сиденье, весь в черном, с красиво уложенным на голове белым, как бутон подснежника, тюрбаном, сидел изящный маленький индиец с огромными, блестящими, словно жидкие агаты, миндалевидными глазами в обрамлении пушистых ресниц. Проворно открыв дверцу, он соскочил на землю. Его приветственная улыбка белой вспышкой озарила смуглое лицо. - Ну вот, мы и приехали, - воскликнул он взволнованно, раскинув тонкие коричневые руки, будто крылья бабочки, и вспорхнул по ступенькам на веранду. - Вы, разумеется, миссис Даррелл. Какое очарование. А вы- охотник этого дома... Лесли. Это, вне всякого сомнения, краса острова-Марго. Вы-Джерри, ученый, в основном натуралист. Я не могу выразить, какое это для меня событие познакомиться со всеми вами. - О-о... конечно... э... э... конечно, мы счастливы познакомиться с вами, ваше высочество, - начала мама. Джиджибой охнул и хлопнул себя ладонью по лбу. - Проклятие! - воскликнул он. - Опять это дурацкое имя! Дражайшая миссис Даррелл, как мне извиниться перед вами? Принц-это мое имя. Маленькая прихоть моей матушки, которой хотелось придать царственный ореол нашей скромной семье, понимаете? Материнская любовь, а? Мечта о том, что сын вознесется на сияющие вершины, а? Нет-нет, бедная женщина, мы ведь простим ее а? Я всего-навсего Принц Джиджибой, к вашим услугам. - О, - вырвалось у мамы; настроенная на общение с членом королевского семейства, она была несколько разочарована. - Хорошо, но как нам теперь называть вас? - Мои друзья, а их у меня несметное количество, - серьезно произнес наш гость, - зовут меня Джиджи. От души надеюсь, что вы будете звать меня так же. Итак, Джиджи поселился в нашем доме-и за то короткое время, что он гостил у нас, ему удалось вызвать невиданный до той поры переполох и завоевать наши сердца, как ни один гость еще не завоевывал. Правильная до педантизма английская речь, учтивость и искренность поведения вместе с подлинно глубоким интересом ко всем и ко всему делали его неотразимым. Для Лугареции у него нашлись всевозможные баночки с едко пахнущим липким содержимым, призванным помогать от ее многочисленных мнимых болячек и хворей; с Лесли он во всех мрачных деталях обсуждал положение с охотой в мире, описывая красочные и, по всей вероятности, вымышленные случаи из практики охоты на тигров и кабанов с его участием. Для Марго он добыл несколько кусков материи, сделал сари и научил ее, как их носить; Спиро увлеченно слушал его рассказы о сокровищах и тайнах Востока, о битвах слонов, украшенных драгоценными камнями, о владеющих несметными богатствами махараджах. Искусный рисовальщик, он совершенно покорил меня не только искренним интересом к моему зверинцу, но и тем, что делал изящные маленькие зарисовки для моего натуралистического дневника-документа, который в моих глазах был неизмеримо важнее Великой хартии вольностей, книги из Келлса и гутенберговой Библии вместе взятых и с которым наш взыскательный гость обращался соответственно. Но сильнее всех была им очарована наша мама: мало того, что у Джиджи обнаружился неисчерпаемый запас заманчивых кулинарных рецептов, а также фольклора и историй о привидениях, - с его приездом у мамы появилась возможность без конца говорить об Индии, где она родилась и выросла, стране, которую она почитала своей истинной родиной. Вечерами мы подолгу сидели за большим скрипучим обеденным столом. Грозди ламп в углах просторной комнаты купались в лимонно-желтых облачках света, притягивая метелицу мотыльков; лежащие у порога псы (с той поры, как число их возросло до четырех, им не дозволялось входить в столовую) зевали и вздыхали, недовольные нашей бездеятельностью, но мы их не замечали. Бархатная ночь за окнами жила в звонком стрекоте цикад и кваканье древесных лягушек. В свете ламп глаза Джиджи как будто расширялись, точно у совы, и наливались чернотой, в которой плескалось таинственное, жидкое пламя. - Конечно, миссис Даррелл, в ваши дни все было иначе, - начал Джиджи в один из таких вечеров. - Межрасовое общение не допускалось. Ни в коем случае, строгая сегрегация, верно? Теперь дело обстоит лучше. Сперва открылись двери для махараджей, а нынче даже некоторым из нас, простых индийцев, дозволено общаться и обретать некоторые блага цивилизации. - В мое время, - отозвалась мама, - особенно нетерпимо относились к евразийцам. Бабушка даже не разрешала нам играть с ними. Но мы-то, конечно, играли. - Детям совершенно чуждо понятие о правильном, цивилизованном поведении, - сказал Джиджи с улыбкой. - И все-таки поначалу, знаете ли, без трудностей не обходилось. Так ведь и Рим был построен не в один день. Вы слыхали про англизированного индийца в моем городе, которого пригласили на бал? - Нет, а что с ним было? - Так вот, он увидел, что джентльмены после танца с леди провожали дам к их стулу и обмахивали веером. И после бойкого вальса с довольно знатной европейской леди он проводил ее к стулу, взял ее веер и сказал: "Мадам, разрешите мне пустить вам ветры в лицо? " - Похоже на то, как выражается Спиро, - заметил Лесли. - Помню однажды, - вступила мама, с удовольствием предаваясь воспоминаниям, - когда я была замужем за главным инженером в Рурки, разразился ужаснейший циклон. Ларри тогда был совсем маленький. Мы жили в длинном низком доме, и я помню, как мы перебегали из комнаты в комнату, старались не дать ветру распахнуть двери. И вот, бежим мы так из комнаты в комнату, а за нами дом разваливается по частям. Под конец укрылись мы в кладовой. Когда же после дом все-таки отремонтировали, подрядчик из местных прислал нам счет, в котором значилось: "За починку задней стороны главного инженера". - Должно быть, Индия в ту пору была пленительна, - сказал Джиджибой, - ведь вы в отличие от большинства европейцев были частью страны. - О да, - подхватила мама. - Еще моя бабушка там родилась. Когда большинство людей говорили о родине и подразумевали Англию, мы под этим словом понимала Индию. - Наверно, вы много путешествовали, - с завистью произнес Джиджибой. - Полагаю, вы лучше моего узнала мою страну. - Буквально каждый уголок, - подтвердила мама. - Поскольку муж был инженер-строитель, ему, конечно, приходилось много разъезжать. И я всегда его сопровождала. И когда он строил мост или железную дорогу прямо в джунглях, я была с ним и жила на биваках. - Должно быть, это было здорово, - воодушевился Лесли. - Примитивная жизнь в палатках. - О да. Я обожала простую бивачную жизнь. Помню, слоны шли впереди с шатрами, коврами и мебелью, за ними следовали на запряженных быками повозках слуги с постельным бельем и посудой... - И это ты называешь бивачной жизнью? - удивился Лесли. - Большие шатры? - У нас их было всего три, - объяснила мама, словно оправдываясь. - Спальня, столовая и гостиная. И сами-то шатры собирали из ковров. - Все же я бы не назвал это биваком, - возразил Лесли. - И напрасно, - сказала мама. - Мы располагались прямо в джунглях. Слышали, как рычат тигры, и все наши слуги дрожали от страха. Один раз они убили кобру под обеденным столом. - Это было до рождения Джерри, - добавила Марго. - Вам следовало бы написать свои мемуары, миссис Даррелл, - серьезно заметил Джиджибой. - Ну, что вы, - засмеялась мама. - Какой из меня писатель. Да и как бы я назвала свое сочинение? - Как насчет такого названия: "Караван в четырнадцать слонов"? - предложил Лесли. - Или: "Через лес на шатровом ковре", - сказал Джиджибой. - Беда с вами, мальчиками, - строго произнесла мама. - Вам все бы только шутить. - Верно, - подхватила Марго. - Я вот считаю, что мама просто молодец-жить на биваке всего в трех шатрах, а кругом кобры и прочие твари. - Тоже мне бивачная жизнь! - презрительно фыркнул Лесли. - Да-да, милый, бивачная. Помню, как-то один слон куда-то запропал, и нам пришлось три дня обходиться без чистых простынь. Ваш отец был очень недоволен. - Вот не думал, что такое большое животное, как слон, могло пропасть, - удивился Джиджибой. - Ну, как же, - возразил Лесли. - Слоны сплошь и рядом теряются. - Во всяком случае, вряд ли вам понравилось бы остаться без чистых простынь, - с достоинством произнесла мама. - Да уж, им бы не понравилось, - сказала Марго. - И пусть им все равно, а мне вот интересно слушать про то, как было в Индии в старину. - Почему же, - отозвался Джиджибой, - я так нахожу в этом очень много просветительного. - Вам бы только смеяться над мамой, - отпарировала Марго. - А я не вижу оснований вам заноситься только потому, что ваш отец изобрел карцер или что-то в этом роде. К чести Джиджи надо сказать, что он чуть не свалился под стол от смеха, и псы громким лаем отозвались на его хохот. Но, пожалуй, самой восхитительной чертой Джиджи был горячий энтузиазм, с каким он брался за любое дело, пусть даже заведомо было ясно, что ему не суждено добиться успеха на данном поприще. Когда Ларри с ним познакомился, Джиджи как раз решил стать в ряд величайших поэтов Индии и с помощью одного соотечественника, кое-как изъяснявшегося по-английски ("Он был у меня наборщиком", - сообщил Джиджи), начал издавать журнал, называвшийся "Поэзия для Народа", или "Поза для Нарда", или "Позэя для Надорода"- смотря по тому, как внимательно Джиджи следил за своим наборщиком. Журнальчик выходил раз в месяц, в нем печатались творения всех знакомых издателя, и были среди них весьма причудливые вещицы, в чем мы смогли убедиться благодаря тому, что в багаже Джиджи нашлось множество неряшливо отпечатанных экземпляров, кои он с готовностью раздавал всем желающим. Штудируя их, можно было обнаружить интересные сообщения вроде "Стехи Сивого Сплендора-кретинский анализ". Приятель Джиджи явно предпочитал набирать слова так, как они ему слышались в данный момент. А потому пространная панегирическая статья самого издателя о Т. С. Элисте получила название "Тээс Элеот- Выдающий Пот". Орфографические новации наборщика вместе с естественными в любом издании опечатками гарантировали читателю немало удовольствия, хотя иной раз приходилось и поломать голову. Так, на вопрос: "Почто Не Черный Пот Лорат? " с налетом старинной речи мало кто взялся бы ответить; статья же под названием "Рой Камбил, Безболист и Пот" невольно заставляла читателя недоумевать, куда идет поэзия. Впрочем, Джиджи ничто не могло обескуражить, даже тот факт, что его наборщик не произносил букву "эйч" и, следственно, никогда не пользовался этой литерой. Последним детищем энтузиазма Джиджи был второй журнал (печатаемый на той же ручной машине тем же беспечным наборщиком), посвященный созданному им учению, которое Джиджи назвал "факйо"; в первом номере "Факйо для Всех" об этом учении говорилось, что оно есть "сплав таинственного Востока, соединяющий лучшее в йоге и факиризме, сообщающий подробности и наставляющий людей как". Мама была весьма увлечена факйо, пока Джиджи не приступил к практическому показу. В одной набедренной повязке, весь перемазанный золой, он часами предавался на веранде медитации или же бродил по дому, изображая транс и оставляя на полу россыпи золы. Четыре дня он выдерживал строжайший пост и на пятый день насмерть перепугал маму, упав без сознания с лестницы. - Право же, Джиджи, - сердито сказала мама, - это дело надо прекратить. От вас и так ничего не осталось. Уложив факира в постель, мама принялась стряпать огромные порции укрепляющего тушеного мяса, однако Джиджи пожаловался на отсутствие "бомбейской утки"- сушеной рыбы, придающей соусам столь резкий и заманчивый запах. - Но ведь здесь на острове ее нет, - возразила мама. - Я спрашивала. Джиджи повел руками-словно бледно-бронзовые мотыльки вспорхнули над белой простыней. - Факйо учит нас, что в жизни на все есть заменители, - твердо произнес он. Оправившись в достаточной мере, он посетил рыбный рынок в городе и приобрел огромное количество свежих сардин. И когда мы возвратились с приятной утренней вылазки в город, посвященной различным закупкам, оказалось, что к кухне и ее окрестностям невозможно подступиться. Размахивая ножом, которым он потрошил рыбу перед тем, как разложить ее для сушки на солнце перед задней дверью, Джиджи отчаянно сражаются с полчищами мух и ос, явно слетевшихся к нам со всех Ионических островов. Его уже раз пять ужалили осы, и один глаз совершенно заплыл. Воздух был насыщен запахом быстро гниющих сардин, а кухонный стол и полы покрывали сугробы серебристой чешуи и клочья внутренностей. Лишь после того, как мама, полистав "Британскую энциклопедию", показала Джиджи статью о бомбиле (в сушеном виде известной на западном побережье Индии под названием "бомбейской утки"), Джиджи нехотя оставил идею заменить эту рыбу сардинами. Два дня мама изгоняла из кухни зловоние с применением горячей воды и дезинфицирующих средств, но и то через окна время от времени залетали оптимистически настроенные осы. - Возможно, я смогу найти лучший заменитель в Афинах или Истанбуле, - заключил Джиджи. - Пожалуй, если испечь и измельчить лангуста... - Не стоит затруднять себя, дорогой Джиджи, - поспешно возразила мама. - Мы столько времени обходились без такого блюда, и ничего. После Корфу Джиджи собирался ехать через Турцию в Иран, где хотел посетить практиковавшего там факира. - От него я узнаю много такого, что можно включить в факйо, - сообщил он. - Это великий человек. Мало кто сравнится с ним в искусстве подолгу задерживать дыхание и пребывать в трансе. Один раз он был погребен на сто двадцать дней. - Потрясающе, - с глубоким интересом произнесла мама. - Вы хотите сказать-погребен заживо? - спросила Марго. - Заживо погребен на сто двадцать дней? Какой ужас! По-моему, это противоестественно. - Но ведь он пребывает в трансе, дорогая Марго, - объяснил Джиджи. - Он ничего не чувствует. - Вот тут я не совсем уверена, - задумчиво сказала мама. - Потому-то, кстати, и хочу, чтобы меня кремировала. А то ведь впадешь в транс, и никто не догадается. - Что за нелепости ты говоришь, мама, - вмешался Лесли. - И вовсе это не нелепости, - решительно возразила мама. - Все теперь такие невнимательные стали. - А что еще умеют факиры? - спросила Марго. - . Могут они вырастить из семени манговое дерево? Прямо на глазах у вас? Я однажды видела такое в Симле. - Это элементарный фокус, - ответил Джиджи. - Андраватхи делает вещи куда посложнее. Например, он специалист по левитации, это одна из причин, почему я хочу с ним познакомиться. - Левитация-разве это не карточный фокус? - удивилась Марго. - Да нет же, - сказал Лесли. - Это когда человек парит в воздухе, как бы летает, верно, Джиджи? - Верно, - подтвердил Джиджи. - Замечательное свойство. Многие древние христианские святые были им наделены. Сам я еще не достиг такого мастерства, вот и хочу учиться у Андраватхи. - Как это должно быть чудесно, - восхитилась Марго, - парить, будто птица. Как интересно! - Да, это должно быть великолепно, - подхватил Джиджи; глаза его сияли. - Такое чувство, словно тебя возносит к небесам. На другой день перед самым ленчем Марго в панике вбежала в гостиную. - Скорей! Скорей! - кричала она. - Джиджи задумал самоубийство! Мы выскочили на веранду и увидели, что Джиджи сидит на подоконнике своей комнаты в одной набедренной повязке. - Он опять подхватил этот транс, - сообщила Марго, точно речь шла о заразной болезни. Мама поправила очки и посмотрела наверх. Джиджи начал слегка покачиваться. - Поднимись наверх, Лес, и хватай его, - распорядилась мама. - Живей, пока я отвлеку его разговором. Тот факт, что Джиджи молчал, как рыба, явно прошел мимо ее сознания. Лесли ринулся в дом. Мама прокашлялась. - Дорогой Джиджи, - пропела она. - По-моему, вам не следует сидеть там, это неразумно. Почему бы вам не спуститься и не поесть с нами? Джиджи спустился, однако не совсем так, как того хотелось маме. Он лихо шагнул в пространство и под испуганные крики мамы и Марго полетел вниз. Со всего маху он врезался в переплетение виноградной лозы под его окном, и ягоды посыпались градом на каменные плиты. К счастью, лоза была старая и жилистая, так что ей не стоило труда выдержать малый вес Джиджи. - Боже мой! - вскричал он. - Где я? - На виноградной лозе! - взволнованно крикнула Мapro. - Вы попали туда в состоянии ажитации. - Не шевелитесь, мы принесем лесенку, - вымолвила мама. Мы сходили за стремянкой и извлекли взъерошенного Джиджи из пут лозы. Он был весь в ссадинах и царапинах, в остальном же не пострадал. Успокоив нервы глотком бренди, мы с опозданием принялись за ленч. И еще до вечера Джиджи сумел убедить самого себя, что ему удалась левитация. - Не запутайся я пальцами ног в этой несносной лозе, так и полетел бы вокруг дома, - говорил он, лежа на диване, весь в бинтах, но счастливый. - Замечательное достижение! - Да, конечно, только я предпочла бы, чтобы вы больше не практиковались у нас, - заметила мама. - Мои нервы не выдержат. - На пути обратно из Ирана, дорогая миссис Даррелл, я заеду к вам и отпраздную мой день рождения, - заверил ее Джиджи. - Тогда вы увидите, как я преуспел. - Только не надо повторения сегодняшнего, - строго произнесла мама. - Вы могли убиться насмерть. Два дня спустя Джиджибой, облепленный пластырем, но нисколько не унывающий, отбыл в Иран. - Интересно, вернется он в самом деле к своему дню Рождения, - сказала Марго. - Если вернется, устроим ему настоящий праздник. - Что ж, это хорошая идея, - отозвалась мама. - Такой славный мальчик, вот только очень... неуравновешенный, очень... рисковый. - Зато это единственный гость, о котором мы можем сказать, что он нанес нам летучий визит, - заключил Лесли. Королевское событие Короли и медведи стражей часто грызут. Шотландская пословица Можно сказать, что каждый день безмятежной поры, проведенной нами на Корфу, был особенным, со своей окраской, своим содержанием, памятным именно потому, что он разительно отличался от остальных трехсот шестидесяти четырех дней года. И все же один день стоит особняком в моей памяти, ибо он был знаменателен не только для моих родных и круга наших знакомых, а для всего населения Корфу. В этот день в Грецию возвратился король Георг, и никогда еще остров не переживал такого яркого, волнующего и интригующего события. Даже трудности, сопряженные с организацией шествия в честь святого Спиридиона, не шли ни в какое сравнение. Впервые про честь, выпавшую на долю Корфу, я услышал от моего наставника, мистера Кралевского. Он был до того возбужден, что почти не обратил внимания на самца коноплянки, которого я с таким трудом добыл для него. - Великая новость, дорогой мальчик, великая новость! Доброе утро, доброе утро, - приветствовал он меня; большие выразительные глаза его увлажнились от волнения, изящные руки порхали в воздухе, посаженная на круглый горб голова качалась. - Счастливый день для этого острова, видит бог! Нет, конечно, это счастливый день для всей Греции, но особенно для нашего острова. Э... что? А, коноплянка... Да-да, милая птичка... чирик, чирик. Но, повторяю, какое торжество для нас в сем малом царстве средь голубого моря, как говорил Шекспир, сам король нас посещает. На то он и Шекспир, подумалось мне. Лично у меня приезд реального короля не вызывал особого восторга, разве что из этого можно извлечь для себя какие-то блага. Чей это король, справился я, и будут ли мне каникулы, когда он приедет? - Как это чей? - воскликнул мистер Кралевский, потрясенный моим невежеством. - Король Греции, король Георг. Разве ты не знал? Я заметил, что мы не обзавелись сомнительным благом в виде радиоприемника, а потому, как правило, пребываем в состоянии блаженного неведения. - Так вот, - мистер Кралевский озабоченно посмотрел на меня, словно коря себя за пробелы в моих познаниях, - так вот, у нас, как тебе известно, был Метаксас, и он был диктатором. Теперь, слава богу, от этого скверного человека избавились, и его величество может возвратиться к нам. - А когда же мы избавились от Метаксаса, - поинтересовался я. - Мне никто об этом не говорил. - Ну как же! - воскликнул мистер Кралевский. - Вспомни! Ты должен помнить, когда у нас была революция и кондитерская пострадала от пулеметного обстрела. Я всегда считал, что эти пулеметы чересчур опасны. Я и впрямь помнил революцию, потому что целых три дня был свободен от занятий, а кондитерская всегда была одной из моих любимых торговых точек. Но я не связывал это с Метаксасом. А теперь, спросил я с надеждой, по случаю приезда короля опять какую-нибудь лавку изрешетят из пулемета? - Что ты, что ты, - испуганно ответил Кралевский. - Ничего подобного, это будет исключительно радостное событие. Всеобщий праздник, говорят. Право же, это такая волнующая новость, что, я думаю, нас не осудят, если мы ради праздника завтра устроим выходной. А теперь пошли наверх, помоги мне покормить птиц. Мы поднялись в просторную мансарду, где Кралевский держал своих канареек и диких птиц, и очень славно провели утро, кормя их. Кралевский порхал по комнате, размахивая леечкой и напевая себе под нос "Марсельезу", и упавшие на пол семена хрустели у него под ногами, точно галька на пляже. За ленчем я поделился с родичами новостью о прибытии короля. Каждый воспринял ее по-своему. - Это чудесно, - сказала мама. - Пожалуй, мне следует подумать о меню. - Но ведь он, благодарение богу, не собирается гостить у нас, - заметил Ларри. - Знаю, милый, - отозвалась мама. - А все же... э... наверно, будут всевозможные приемы и так далее. - С чего бы это? - спросил Ларри. - Так заведено. - объяснила мама. - Когда мы жили в Индии, по случаю таких событий всегда устраивали приемы. - Здесь не Индия, - возразил Ларрн, - так что я не собираюсь тратить свое драгоценное время, заготавливая корм для слонов. И без того мирное течение нашей жизни будет грубо нарушено, попомните мои слова. - Если у нас будут приемы, мама, можно мне сшить новые платья? - всколыхнулась Марго. - Мне совсем нечего надеть. - Интересно, будет ли салют, - задумчиво произнес Лесли. - У них ведь нет ничего, кроме этих старых венецианских пушек, а они, сдается мне, чертовски опасны. Может быть, стоит зайти к коменданту крепости и потолковать с ним. - Лучше не впутывайся, - посоветовал Ларри. - Они готовятся приветствовать гостя, а не убивать его. - Я видела на днях чудесный красный шелк, - продолжала Марго. - В той маленькой лавочке... ну, ты знаешь, как повернуть направо от лаборатории Теодора. - Да-да, милая, прелестно, - отозвалась мама, не слушая. - Хотела бы я знать, сумеет ли Спиро достать для меня несколько индеек? Однако действие Королевского Визита на нашу семью не идет ни в какое сравнение с потрясением, которое испытал остров Корфу в целом. Кто-то по неосторожности отметил, что дело не просто в почетном для острова внимании со стороны монарха-весь эпизод приобретает особое, символическое значение, ибо на Корфу государь впервые после своего изгнания ступит на греческую землю. Сия мысль побудила корфян развернуть лихорадочную активность, и вскоре приготовления приняли такой сложный и накаленный характер, что нам пришлось каждый день отправляться в город и общаться на Главной площади с прочими жителями Корфу, чтобы быть в курсе последних событий. Главная площадь-Платиа, - которая во времена французской оккупации Корфу была оформлена аркадами наподобие Рю де Риволи в Париже, являла собой, образно говоря, пуп острова. Обосновавшись за столиком под аркой или под сенью мерцающей листвы, вы в короткий срок могли соприкоснуться со всем местным населением и узнать все подробности очередного скандала. Сидишь, безмятежно смакуя какой-нибудь напиток, и рано или поздно к твоему столику прибьет течением жизни всех персонажей драмы. - Я олицетворяю собой Корфу, - заявила графиня Малинопулос. - Следовательно, мне надлежит образовать комитет, который разработает программу приема нашего доброго государя. - Конечно, конечно, я вас понимаю, - нервно согласилась мама. Графиня, смахивающая на тощую ворону в оранжевом парике, несомненно, пользовалась огромным влиянием, однако вопрос был слишком серьезным, чтобы позволить ей безраздельно всем заправлять. В короткий срок было создано целых шесть комитетов, и каждый силился убедить губернатора, что его планы следует предпочесть всем прочим. Люди говорили, будто губернатор поставил у дома вооруженную охрану и на ночь запирал все двери после того, как представительница одного из комитетов проявила готовность пожертвовать невинностью, чтобы склонить его в пользу своего проекта. - Это омерзительно! - бушевала Лена Маврокондас, вращая черными очами и причмокивая красными губами, словно завидовала, что самой не пришла в голову такая мысль. - Только представьте себе, мои дорогие, женщина в ее возрасте пытается вторгнуться в комнату губернатора - обнаженная! - Действительно, странный способ добиваться, чтобы тебя выслушали, - согласился Ларри с простодушным видом. - Да это просто смехотворно, - продолжала Лена, ловко начиняя свой алый рот оливками, точно ружье заряжала. - Я разговаривала с губернатором и не сомневаюсь, что он признает мой комитет официальным. А как досадно, что в порту нет кораблей британского флота, - мы могли бы выстроить почетный караул. До чего хороши моряки в своей форме, у них такой опрятный и грозный вид. - Процент инфекционных болезней в королевском флоте... - начал Ларри, но его поспешно перебила мама. - Пожалуйста, Лена, расскажите нам о ваших планах, - сказала она, строго глядя на Ларри, который налил себе уже восьмой стаканчик анисовки и был способен что-нибудь отмочить. - У нас та-акие планы, мои дорогие, та-акие планы! Вся Платиа будет украшена синими и белыми полотнищами, вот только с этим дурнем Марко Паниотиссой вечные неприятности. Лена в отчаянии закатила глаза. Зная Марко как вдохновенного безумца, мы подивились, как он вообще оказался в составе комитета. - И что же задумал Марко? - спросил Ларри. - Ослики! - прошипела Лена так, точно это было неприличное слово. - Ослики? - повторил Ларри. - Ему понадобились ослики? Решил устроить сельскохозяйственную выставку? - Что я ему и толкую, - сказала Лена. - А он свое твердит. Говорит, что получится символично, вроде прибытия Христа в Иерусалим верхом на осле, и чтобы ослики были сине-белые. - Сине-белые? То есть покрашенные? - спросила мама. - Это еще зачем? - Чтобы было в тон греческому флагу, - ответила Лена, поднимаясь с суровым видом, плечи расправлены, руки сжаты в кулак. - Но тут я ему сказала-Марко, говорю, осликов ты приведешь только через мой труп. И Лена Маврокондас, истинная дочь Греции, решительно зашагала дальше по площади. Следующим у нашего столика задержался полковник Велвит, высокий благообразный старик с байроновским профилем и угловатой фигурой; судорожные телодвижения придавали ему сходство с качающейся на ветру марионеткой. Седые вьющиеся волосы и сверкающие темные глаза плохо вязались с бойскаутской формой, но он носил ее с большим достоинством. Уйдя в отставку, полковник всецело посвятил себя местному движению бойскаутов, и хотя злые языки утверждали, будто его увлечение бойскаутами не совсем альтруистично, он прилежно трудился и ни разу не был уличен ни в чем предосудительном. Приняв предложение выпить стаканчик анисовки, полковник сел и вытер лицо платком, благоухающим лавандой. - Ох эти мальчики, - посетовал он, - эти мои мальчики сведут меня в могилу. Очень уж они бойкие. - Им бы побольше цветущих девушек в вожатые, - заметил Ларри. - Вы не согласны, полковник? - Это не шутки, дорогой, - ответил полковник, мрачно глядя на Ларри. - Их до того распирает энергия, что я все время опасаюсь каких-нибудь проказ. Сегодня они просто привели меня в ужас, и губернатор был весьма недоволен. - Бедняга губернатор, - сказал Лесли, - ему, похоже, со всех сторон достается. - И что же сделали ваши бойскауты? - спросила мама. - Ну, как вы знаете, дорогая миссис Даррелл, я готовлю их к выступлению перед его величеством в день торжественного прибытия. - Полковник осторожно пригубил анисовки. - Сначала они, одни в синем, другие в белом, идут строем к этому... как его?.. помосту, вот именно, к помосту. Здесь они образуют квадрат и приветствуют государя. Затем по команде перестраиваются и образуют греческий флаг. Не сочтите это хвастовством, во зрелище весьма впечатляющее. Полковник остановился, осушил стак, анчик, потом сел поудобнее. - Так вот, губернатор захотел посмотреть на наши успехи, пришел и поднялся на помост, изображая короля. Я дал команду, и отряд бойскаутов выступил вперед. Полковник зажмурился, и по его телу пробежала легкая дрожь. - Знаете, что они сделали? - тихо спросил он. - Я в жизни не испытывал такого стыда. Подошли к помосту, остановились перед губернатором и подняли руки в фашистском приветствии. Бойскауты! Фашистское приветствие! - Они крикнули "Хайль губернатор"? - поинтересовался Ларри. - Слава богу, обошлось без этого, - ответил полковник Велвит. - В первый момент я окаменел от ужаса, потом, надеясь, что губернатор не заметил их выходки, дал команду построиться флагом. Мальчики быстро перестроились, и что же я вижу: перед глазами губернатора- сине-белая свастика. Губернатор был взбешен. Хотел вовсе отменить наше участие. Представляете, какой это был бы удар для бойскаутского движения! - Да уж, конечно, - согласилась мама. - Но ведь они всего-навсего дети, что ни говори. - Совершенно верно, дорогая миссис Даррелл, но не могу же я допустить, чтобы люди говорили, будто я обучаю отряд фашистов, - строго произнес полковник Велвит. - Чего доброго, пойдут слухи, что я готовлю захват власти на Корфу. В последующие дни, по мере приближения великого события, корфян все больше лихорадило, и они все легче раздражались. Графиня Малинопулос поссорилась с Леной Маврокондас, а та в свою очередь перестала разговаривать с полковником Велвитом, потому что его бойскауты, проходя строем мимо ее дома, делали жесты откровенно биологического свойства. Руководители деревенских оркестров, неизменно участвующих в процессиях в честь святого Спиридиона, переругались из-за места в предстоящем шествии, и однажды вечером на Платиа мы смогли насладиться зрелищем того, как три рассвирепевших трубача гнались за барабанщиком; все четверо были в форме и с инструментами. Выведенные из себя трубачи настигли барабанщика, вырвали у него из рук большой барабан и стали топтать. Тотчас вся площадь превратилась в арену бешеной потасовки между разъяренными музыкантами. Оказавшийся случайным очевидцем этой битвы мистер Кралевский был ранен брошенными кем-то цимбалами, а старенькая миссис Кукудопулос, которая прогуливала под деревьями своих двух спаниелей, вынуждена была поднять юбки и спасаться бегством. Когда она год спустя преставилась, люди уверяли, что этот инцидент стоил ей нескольких лет жизни, в чем я сильно сомневаюсь, так как миссис Кукудопулос умерла в возрасте девяноста пяти лет. В конце концов все перессорились, но с нами все разговаривали, потому что мы соблюдали строгий нейтралитет. Капитан Крич, которого до той поры никто не подозревал в патриотических чувствах, был страшно возбужден происходящим и, ко всеобщему неудовольствию, посещал один комитет за другим, распространяя слухи, исполняя непристойные песенки, награждая внезапными щипками бюсты и ягодицы и вообще досаждая всем и каждому. - Отвратительный старикашка! - говорила мама, сверкая глазами. - И когда только он научится вести себя. А еще считается англичанином. - Он держит комитетчиков в напряжении, если можно так выразиться, - заметят Ларри. - Лена говорит, все ее седалище было в синяках после очередного заседания, нa котором он присутствовал. - Грязная старая скотина, - сказала мама. - Зачем же так сурово, - возразил Ларри. - Сознайся, что ты просто ревнуешь. - Ревную! - Мама ощетинилась, словно терьер. - Ревную!.. Этого... старого... старого распутника!? Это гадко, Ларри, лучше не говори таких вещей, даже в шутку. - Но ведь именно безответная любовь к тебе заставляет его топить свое горе в вине и искать утешения у других женщин, - настаивал Ларри. - Он исправится, пожелай ты сделать из него достойного человека. - Он топил свое горе в вине задолго до того, как познакомился со мной, - ответила мама. - И что до меня, пусть продолжает топить. Вот уж кого я не собираюсь исправлять. Однако капитан Крич оставался невосприимчивым к критике. - Девочка моя любимая! - воззвал он к маме при очередной встрече. - В твоем ящике с приданым случайно нет британского флага? - Боюсь, что нет, капитан, - с достоинством ответила мама. - И вообще у меня нет никакого ящика с приданым. - Что? У такой славной девчонки, как ты? Нет ящика с приданым? Нет очаровательного комплекта черных панталон с оборочками, чтобы сводить с ума следующего мужа? - вопрошал капитан, уставясь на маму слезящимися похотливыми глазами. Мама вспыхнула и вся сжалась. - Я не думаю никого сводить с ума, будь то с панталонами или без них! - важно возвестила она. - Что значит боевая девчонка, - сказал капитан. - совершенно в моем вкусе. По правде говоря, я тоже предпочитаю обнаженное тело. - Зачем вам понадобился британский флаг? - холодно справилась мама, меняя тему разговора. - Чтобы размахивать им, разумеется, - ответил капитан. - Все эти туземцы будут махать своим флагом, а наш долг показать им, что рано списывать старую добрую Британскую империю. - Вы обращались к консулу? - спросила мама. - К консулу? - презрительно молвил капитан. - Он заявил, что на острове есть лишь один британский флаг и тот предназначен для особых случаев. Гром и молния! Если это не особый случай, то что же тогда? Я предложил ему использовать свой флагшток взамен клизмы. Сопроводив сию тираду весьма оригинальными фигурами речи, капитан заковылял дальше в поисках британского флага. - Хоть бы ты, Ларри, не поощрял этого старого развратника подсаживаться к нам, - жалобно произнесла мама. - У него что ни слово, то непристойности, незачем Джерри слушать такое. - Сама виновата, ты его поощряешь, - возразил Ларри. - Кто заговорил о том, чтобы сводить с ума без панталон? - Ларри! Ты отлично знаешь, что я подразумевала. Это была просто обмолвка. - Но ты подала ему надежду, - не унимался Ларри. - Теперь берегись, как бы он не зарылся в твой ящик с приданым, словно терьер, в поисках убора для брачной ночи. - Прек