Ха, хоть и сомневался, все же решил уважить их просьбу и позволил им поселиться на том острове, куда мы плывем, при условии, что они разделят его с другими нарушителями спокойствия - мандрагорами и блуждающими огоньками. Тут как раз и огневки попросили подобрать для них какой-нибудь островок помрачнее, вот Ха-Ха поселил и их там. - Я слыхала про то, как блуждающие огоньки заманивают путников в болота и зыбучие пески, - сказала Пенелопа. - А что такое "огневки"? - Необычайно красочные существа, - ответил Попугай. - Самые красочные в Мифландии. Они родственники блуждающим огонькам, бывают и горячими и холодными, а блуждающие огоньки, как известно, всегда холодные. Огневки - премилые создания, робкие, но очаровательно прямодушные. А блуждающие огоньки - те, напротив, племя своевольное, сплошь озорники и безобразники. - А мандрагоры? - спросила Пенелопа. - Они тоже родственники огневкам? - Нет, нет, - ответил Попугай, - это растения, и притом ленивые бездельники. Когда-то их широко использовали в медицине и заговорах, им это, разумеется, не нравилось, они взяли и изобрели крик. - Крик? - переспросил Питер. - Помилуйте, как можно изобрести крик? - Они издают крик, такой ужасный, - Попугай поднял вверх для вящей внушительности коготь, - такой жуткий, леденящий душу крик, что тот, кто слышит его, сходит с ума. - Это чтобы их не срывали? - догадался Саймон. - Да, - подтвердил Попугай. - Так что теперь они только и делают, что спят без просыпу и днем и ночью, и, если кто-нибудь их по неосторожности разбудит, они разом просыпаются и все вместе вопят. Можете себе представить, что это такое? - Ах, черт, и нам предстоит пройти целый лес мандрагор? - проговорил Питер. - Да, путешествие-то действительно рискованное. - Я же говорил вам, - сказал Попугай. - Есть чего опасаться: сперва мандрагоры, потом волки, а потом еще блуждающие огоньки. Днем, правда, их нет, и волки тоже спят. Поэтому-то Ха-Ха и настаивал, чтобы мы высадились на острове днем. - Мы идем быстро, спасибо Ха-Ха, - заметил Саймон. Лодка и в самом деле скользила по мелодичным волнам с хорошей скоростью. Солнце пригревало, ветерок дул теплый, путешествие было восхитительное. В прозрачной воде дети видели, что происходит на глубине шести метров: шныряли косяки разноцветных рыб; в огромных раковинах блестели жемчужины; гигантские омары и крабы поражали многообразием красок. Маленькие стайки алых и голубых летучих рыб внезапно выпрыгивали из моря прямо перед лодкой и летели над поверхностью, чирикая, точно птички, а потом снова погружались в воду. - Послушайте, мисс, - шепнул Этельред,- если вам боязно из-за оборотней, то не бойтесь, мисс, я с вами, уж я за вами пригляжу, ей-богу. - Конечно, мне было бы страшно, - ответила Пенелопа, - но с моим личным защитником я ни капельки не боюсь. Видно было, что Этельреду ее ответ доставил огромное удовольствие. Они плыли уже несколько часов подряд, и ласкающий ветерок и солнце утомили их. Попугай, решив соснуть немножко, сунул голову под крыло. Этельред храпел, лежа на спине, цилиндр покоился у него на груди. Пенелопа и мальчики тоже дремали, усыпленные душистым воздухом. Через некоторое время Пенелопа проснулась и продолжала лежать, раздумывая, не пора ли им перекусить. Глядя вверх в чистое зеленое небо на батальоны проплывающих цветных облаков, она вдруг почувствовала, что что-то не так. И тут же догадалась, в чем дело. Они стояли на месте, не двигаясь. Она села и огляделась: со всех сторон, насколько хватал глаз, они были окружены водорослями. Крупные лиловые и зеленые завитки походили на кружева. Они двигались и разрастались прямо на глазах. Лодка прочно засела в них, как на мели. Вдруг красивый завиток перебрался через борт в лодку, словно щупальце, и пополз с легким шелестом, разрастаясь во все стороны. Пенелопа поняла, что еще два-три таких побега, и лодка вместе с ними окажется погребена под грудой лиловых и зеленых водорослей. - Попугай! - закричала она, пытаясь открыть корзину, чтобы достать оттуда нож и обрубить побеги. - Попугай! Мальчики! Скорей проснитесь! Все проснулись и вмиг догадались, что случилось. - О! Это все дурацкие водоросли! - с раздражением воскликнул Попугай. - Эй, рубите побеги, которые в лодке. Они сразу перестанут расти. И правда, стоило обрубить несколько завитков, водоросли как будто догадались, что в них не нуждаются, и перестали лезть в лодку. Но она все так же стояла, не двигаясь с места. - Какая досада, - проговорил Попугай. - Это нас задержит до тех пор, пока я не раздобуду помощь. Пенелопа, будь добра, дай мне подзорную трубу, она около тебя. Попугай довольно долго и напряженно изучал горизонт и наконец удовлетворенно крякнул. - Нам повезло. Вон они там работают. Теперь остается привлечь их внимание. - Кто - они? - спросила Пенелопа. - Русалки, - ответил Попугай. - Ха-Ха поручил им следить за водорослями. Понимаете, он сделал ошибку в заклинании. Вместо "вечноцветущие", как те цветы, которые вы видели, он произнес "вечнорастущие". А заклинания отменить нельзя, сказано - сделано, раз и навсегда. Вот ему и пришлось поселить здесь русалок, чтобы те сдерживали водоросли. Хлопотливая работа, скажу я вам. Стоит им на минуту зазеваться, и все Поющее море будет забито водорослями. Нам, я думаю, надо подтянуть лодку поближе к ним и покричать. Они так и поступили. Наклонившись через борт, они захватили побольше водорослей в руки и принялись тянуть. Медленно, сантиметр за сантиметром, они подтягивали лодку поверх водорослей, и наконец, промучавшись, как им показалось, целую вечность, они услышали тихое пение, разносившееся по воде. - Эй, там! - заорал Попугай. - Эй, там, Дездемона! Пение прекратилось, наступила тишина. - Эй, там! - снова заорал Попугай. - Это я, Попугай! Ответа не последовало, но неожиданно справа от лодки водоросли раздвинулись, и показалась огромная, тяжело дышащая русалка. Вид у нее был не совсем такой, какими представляла себе русалок Пенелопа: весила она, должно быть, не меньше ста двадцати килограммов; белокурые волосы в изобилии падали кольцами ей на плечи и грудь; глаза были большие, очень круглые, ярко-голубые, на веках были толстым слоем наложены тени и наклеены черные, густые, как живая изгородь, ресницы. Пухлые руки были тщательно ухожены, ногти покрыты ядовито-розовым лаком; в одной руке она держала золотой серп, в другой - серебряное зеркальце. - Кажется, мужской голос звал меня на выручку? - спросила она низким хрипловатым голосом, так быстро хлопая ресницами, что Пенелопа испугалась - не отвалятся ли они. - Мужчина голубой крови и древнего рода взывал о помощи? - Нет, - сказал Попугай, - это был я. Здравствуй, Деззи. - Ах, это ты, Попугай, - холодно протянула Дездемона. - Просто потрясно тебя видеть. Промежду прочим, я бы попросила не обращаться ко мне с такой вульгарной грубой кличкой. Мое имя тебе известно, и, сделай одолжение, называй меня только так. - Слушаюсь! - отозвался Попугай. - Позвольте мне представить вас: Пенелопа, Питер, Саймон - мисс Дездемона Уильямсон Смит-Смит-Браун, старшая русалка. Русалка оперлась своими полными руками о борт, отчего лодка накренилась угрожающим образом, и любезно пожала руку каждому по очереди. - Исключительно рада познакомиться. - Дездемона захлопала ресницами. - Мальчики - красавцы, и девочка просто картинка. Хвостов, конечно, нет, но не огорчайтесь, вы тут не виноваты. У вас, наверно, жутко знатная родня, всякие там герцоги, герцогини и лорды? По вас сразу скажешь, что аристократы и только. - Н-нет, не думаю, - ответила Пенелопа. - А я вот уверена. Стоит только поискать, и запросто откопаешь какого-нибудь лорда. Возьмите, к примеру, меня - сразу видно, что я из благородной семьи, верно? Просто этим не хочется тыкать всем в нос, а то еще подумают, что задаешься. Главное - уметь себя держать. Люди по аристократическим манерам всегда поймут, что ты... В общем, на голову выше остальных. - Вот именно. - Пенелопа еле сдержала улыбку. - У меня вся семья с благородными связями, с обеих сторон. Одной из моих теток, жене моего дяди, помахал рукой - кто бы вы думали? - Христофор Колумб. А одна кузина сестры дяди моего отца, говорят, много лет получала письма от самого лорда Нельсона, да такие, говорят, нежные! - Послушай, Деззи, - нетерпеливо прервал ее Попугай. - Может быть, оставим твои семейные предания до другого раза? - Мой милый Попугай, - с достоинством отозвалась Дездемона, - извини, что я тебе докучаю. Мне крайне редко выпадает случай побеседовать с людьми культурными и утонченными. Им, я уверена, интересно послушать, а если и неинтересно, то они так хорошо воспитаны, что виду не покажут. Не то что ты - ведешь себя, как простой мужлан. - Да нет, я совсем не прочь послушать про твою родню, - весело сказал Попугай. - Но просто сейчас мы страшно спешим, а водоросли нас и так задержали. Что, если бы ты кликнула своих подружек и вы бы прорубили нам дорогу, а заодно и подтолкнули лодку? Дело идет о жизни и смерти, сестренка, а то мы не стали бы тебя беспокоить. - Хорошо, - согласилась Дездемона, - раз у вас такая крайность, я, конечно, спрошу молодых леди, не поспособствуют ли они вам в вашем бедственном положении. Но все-таки мне было бы приятнее, если бы ты звал меня честь по чести моим настоящим именем, а не с такой противной фамильярностью. Нам, русалкам, наше доброе имя дорого. А люди могут подумать, будто мы с тобой на более дружеской ноге, чем на самом деле. - Хорошо, мисс Уильямсон Смит-Смит-Браун, - с заметным раздражением сказал Попугай. - Все, что вам будет угодно, только выручай нас. - До чего тут некоторые дурно воспитаны, - понизив голос, сказала Дездемона Пенелопе. - Не то что мы с вами. Она одарила Питера и Саймона обольстительной улыбкой, помахала толстой рукой и погрузилась в заросли водорослей без малейшего всплеска. - Проклятие, как мы задержались! - Попугай нервно выхватил из-под крыла часы и посмотрел на них. - Мы опаздываем на несколько часов. Нам придется здорово поработать веслами, когда мы наконец отсюда выберемся. Вскоре появилась Дездемона, а с ней восемь русалок приблизительно одного с ней возраста и комплекции. У одних волосы были желтые, как у Дездемоны, у других алые, а у некоторых выкрашены в ярко-синий цвет. - Молодые леди, - произнесла Дездемона своим низким хриплым голосом, - я знаю, вы согласитесь со мной, что для нас большая честь принимать у себя особ, чье происхождение не уступает нашему. Я уверена, что смело могу от нашего общего имени сказать "добро пожаловать" образованной и благородной леди Пенелопе и ее кузенам - лордам и все такое. - Эй, - подал вдруг голос Этельред, - а про меня-то когда скажете? - Про тебя? А что про тебя сказать? - Я - польский граф, вот кто я такой, - заявил Этельред, - и происхожу из старинной и знатной породы графов, вот как. - Ты? - удивилась Дездемона. - Что-то ты не слишком похож на графа. - В том-то и штука, что нет, - сказал Этельред. - Меня подменили в колыбельке, понятно? - Восхитительно, просто восхитительно, - с сомнением в голосе проговорила Дездемона. - Ты потом должен мне все рассказать по порядку. А сейчас, мои юные барышни, давайте спасать наш благородный груз. Так, все вместе: раз-два, взяли! Обнаружив большое проворство, какого трудно было ожидать от дам с такими пышными фигурами, русалки принялись серпами расчищать проход среди водорослей. Сама же Дездемона подплыла к корме, уперлась в нее своими могучими руками и, направляя лодку вперед движениями хвоста, приготовилась всласть поболтать. - Когда я была молоденькой, - сообщила она Пенелопе, - до того, как мы переселились в Мифландию, я, бывало, часами плавала вокруг Брайтона. - Брайтона? - вставил Питер. - Мы с Саймоном провели там в прошлом году летние каникулы. - Да что вы говорите? - воскликнула Дездемона. - Местечко - прелесть. И всегда там такая приличная публика, если вы понимаете, об чем я. Моя тетка по отцу, так она, знаете, рассказывала: купается она один раз, и вдруг... никогда не угадаете, кто выходит из купальной кабины. - Кто? - не выдержал Саймон. - Король Георг Четвертый! - ответила Дездемона.- Да, да, его королевское величество собственной персоной. Весь в элегантном полосатом костюме, рассказывала тетка. На королевской голове, благослови ее господь, шляпа, чтобы волос не замочить, а на королевских ногах пляжные туфли, чтобы не поранить ноги о камни. Ну и вот, только успел он, значит, зайти в воду по пояс, как - на тебе! Потерял туфлю. Такой тарарам поднялся, прямо и представить себе не можете. Король Георг кричит, из себя выходит, придворные и конюшие, прямо как были в сухопутных костюмах, стали нырять как сумасшедшие, чтобы, значит, выловить туфлю. - И что было дальше? - Пенелопа слушала как зачарованная. - Они ее не нашли. Но когда вся компания уехала, стала искать моя тетка, и уж она ее нашла. Да, и до сих пор хранит ее в стеклянном ящике - ту самую пляжную туфлю, которая свалилась с ноги его величества. Что вы на это скажете? - Не у всякого тетя - обладательница королевской туфли, - заметила Пенелопа. - Именно! - торжествующе воскликнула Дездемона. - Вот и я то же говорю моим девочкам. А вы очень часто посещаете садовые приемы в Букингемском дворце, милочка? - Нет, не очень, - ответила Пенелопа. - Моя бабушка как-то раз плыла вверх по Темзе, и ее переехала барка. Сперва бабушка очень рассердилась, потому что барка ей подбила глаз, но потом она обнаружила, что это барка королевы Елизаветы. Вы только представьте! Немногие могут похвастаться тем, что им подбила глаз королева, верно? - Путь впереди свободен! - закричал Попугай. - Приготовиться поднять парус! - Ну что ж, приятно было поболтать о том о сем, - милостиво произнесла Дездемона. - Ничего нет лучше, чем перекинуться словечком с особой, понимающей толк в аристократии. - Мне тоже было очень приятно, - отозвалась Пенелопа. - Надеюсь, мы еще встретимся, - сказал Саймон. - Я тоже, - добавил Питер. - Вы все очень любезны. - Дездемона что есть мочи захлопала ресницами. Потом она созвала своих барышень, и они все, качаясь на волнах, посылали воздушные поцелуи и махали вслед, пока лодка набирала скорость и удалялась в открытое море. - Крайне досадная задержка. - Попугай взглянул на часы. - Крайне досадная! И непохоже, чтобы мы могли плыть быстрее. Это означает, что засветло до Оборотневого острова нам не добраться. - Но Ха-Ха не велел нам высаживаться в темноте, - напомнил Питер. - Боюсь, что у нас нет выбора, - хмуро возразил Попугай. - Если мы не сойдем на берег и не соберем руту сегодня же ночью, мы пропустим ветер, который нам приготовит Ха-Ха на обратный путь, и тогда нам понадобится несколько дней, чтобы вернуться назад. - Значит, сбор ложится на Питера, тебя и меня, - решил Саймон. - Пенни останется в лодке, а Этельред останется охранять Пенни. - Знаете что... - начала Пенелопа. - Будь любезна, Пенелопа, - прервал ее Попугай. - Саймон абсолютно прав. Днем совсем другое дело, а ночью все гораздо опаснее. Ты должна остаться в лодке, пойми, вы с Этельредом отплывете подальше от берега, если что. - Ну хорошо, хорошо, - уступила Пенелопа, - но мне это не нравится. Лодка скользила вперед, а Попугай волновался все больше и каждые пять минут смотрел на часы и обозревал горизонт в подзорную трубу. Он как раз проделывал это в пятидесятый раз, и вдруг произошло нечто непонятное. Прямо перед лодкой море внезапно забурлило и вспенилось, как будто впереди возникла мель или риф. Волны в этом месте заходили ходуном, и дети, не на шутку встревоженные, увидели, как что-то всплывает из глубины. В следующую минуту на поверхности показалась гигантская голова морского змея и быстро поднялась вверх метров на десять на длинной и тонкой шее. Голова была громадная, ноздри, как у гиппопотама, глаза огромные, как блюдца, а обтрепанные уши были так велики, что дети сперва приняли их за крылья. На подбородке и губах росла жесткая бахрома, отчего казалось, будто у чудовища борода и усы. Тело его было покрыто красивейшей синей чешуей, глаза были цвета морской волны, а борода и усы ярко-рыжие. Между ушей торчали два странных черных рога, напоминавших рожки улитки, а за ними, на самой макушке, сидел поварской колпак. Чудовище с рассеянной улыбкой стало озираться вокруг, вода стекала с него водопадами. Попугая нисколько не напугало это явление. Более того: он был положительно в восторге. - Отлично! - сказал он. - Это Освальд. Какая удача. - Он мирный? - поинтересовалась Пенелопа. Из всех животных, встреченных ими в Мифландии, Освальд был, бесспорно, самым большим. - Освальд? - повторил Попугай. - Освальд? Хо-хо-хо! Самое кроткое создание в стране. - Просто я спрашиваю оттого, что у него ужасно много зубов, - пояснила Пенелопа. - Нет, Освальд свой. Ручной, как три овцы, наш Освальд. - Он согласится нам помочь? - поинтересовался Саймон. - Вот это я и собираюсь у него узнать. Главное - привлечь его внимание, он немного глуховат. Попугай перешел на нос лодки, приложил крылья к клюву и закричал: - Освальд! Это я - Попугай! Я тут, балда, в лодке! Освальд нерешительно завертел шеей. Внезапно он заметил лодку, и глаза его удивленно расширились. Он взвизгнул от удовольствия и с криком "Сдобная лепешка! Я так давно мечтал о сдобной лепешке!" ринулся вперед, нагнул шею и, прежде чем кто-либо успел шевельнуться, сгреб в пасть лодку, троих ребят, Попугая, Этельреда, большую корзину с едой, серпы и мешки для руты и лаванды. "О господи, - мелькнуло у Пенелопы, когда громадные челюсти с белыми зубами сомкнулись вокруг них, - вот теперь уж точно конец нашему приключению". 7. Оборотни и огневки - У-у-у, дуралей! - завопил Попугай во мраке Освальдовой пасти. - У-у-у, кретин безмозглый! С этими созданиями, того гляди, все перья вылезут. - Что нам делать? - спросил Питер. - Делать? - воскликнул Попугай. - Делать? Выбираться отсюда как можно скорее, пока этот болван не проглотил нас. Вы берете серпы, мне даете подзорную трубу, и мы бьем его по зубам. - Ням-ням, - услышали они. Освальд разговаривал сам с собой, голос его звучал глухо и гулко. - Ням-ням, столько лет мечтать о ней, и вот - какой восхитительный аромат! Какое нежное тесто! Ням-ням, наконец-то настоящая сдобная лепешка. - Сейчас я покажу этому дурню лепешку, - прохрипел Попугай. - Так, все разом! И в тот момент, когда Освальд начал произносить "ням-ням" в четвертый раз, ребята, Этельред и Попугай ударили его изо всех сил по зубам. Поэтому у него получилось "ням-ням-уй-ух-ах-х!" и без дальнейших разговоров он выплюнул лодку со всем содержимым. Затем он свесил голову вниз и внимательно присмотрелся. - Вот так штука, - сказал он изумленно, - оказывается, в лепешке люди! В жизни ничего такого не встречал. - Это я, Попугай! - завопил Попугай, размахивая подзорной трубой. - Будь это даже белая лепешка с людьми, и то я назвал бы это небывалым событием, - рассуждал Освальд, загипнотизированный такой загадкой, - но красная лепешка с людьми - это нечто феноменальное! - Я готов задушить это пресмыкающееся, - пробормотал Попугай. Затем заорал: - ОСВАЛЬД! Это я, ПОПУГАЙ! Освальд еще внимательнее вгляделся в лодку. - Вот так штука! - сказал он в приятном изумлении. - Никак это Попугай! Рад видеть тебя. Но отчего ты плаваешь в сдобной лепешке? Это очень опасно, милый мой. А вдруг тебя кто-нибудь съест? Что ты тогда будешь делать? Если уж тебе непременно надо плавать, плавал бы, как полагается, на шхуне или еще на чем-нибудь в таком роде. - Это не лепешка, а лодка! - заорал Попугай. - Селедка? - переспросил Освальд. - Нет, нет, мой дорогой. Мне неприятно спорить с тобой, но я знаю селедок. Селедка выглядит совсем иначе. Кроме того, она плавает под водой, а не поверх воды, и она не красная. Нет, нет, поверь мне, это лепешка. Из тех, что пекут в Болгарии, марципановая. - Я не могу разговаривать с тобой без слуховой трубки! - крикнул Попугай. - Сейчас я потеряю голос. - Нет, - возразил Освальд, - и не полоз. Конечно, я могу ошибаться. Есть вероятность, что это пончик, но сомневаюсь, очень сомневаюсь. Едва ли пончик плавал бы так хорошо. - Ну что толку иметь самые большие уши во всей Мифландии, если ничего не слышишь, - простонал Попугай. Он взлетел и примостился Освальду на ухо. - Где твоя слуховая трубка? - прокричал он. - Ну, то-то, - довольным тоном произнес Освальд. - Я так и думал. Я рад, что ты согласен со мной, мой дорогой. Селедка совсем другая - с глазами, хвостом, чешуей и вообще не то. - Где слуховая трубка? - завопил Попугай. - ТРУБКА, ТРУБКА! - Совершенно незачем так орать и бесноваться, - обиженно заметил Освальд. - Я и без твоих криков и визга отлично слышу. - Слуховая тру-убка! - закричали ребята хором. - А-а-а, вы хотите на нее взглянуть? - проговорил Освальд с довольным видом. - Минутку, она у меня тут - последняя новинка. Мне-то она, разумеется, не нужна. Я и так прекрасно слышу, но иметь ее полезно. Знаете, я сделал одно открытие: если через нее проливать сахарный сироп, то на тортах получается прелестнейший рисунок из глазури. Он пошарил под водой своей чешуйчатой лапой и вытащил янтарный слуховой рожок, отделанный серебром. Приставив рожок к уху, он посмотрел на них с лучезарной улыбкой. - Ну, каково? - спросил он. - По-моему, шикарно. - Очень краси-иво! - прокричали ребята. - А? - переспросил Освальд, перегибаясь вниз и прижимая трубку покрепче к уху. - Краси-иво! Освальд распрямился, вынул трубку и заглянул в нее. - Одну минутку, - сказал он, - технические неполадки. Он запустил внутрь длинный коготь, покопался там, затем встряхнул трубку, и оттуда высыпалось порядочное количество засохшей глазури. - Вот так, - с довольным видом сказал он, - иногда засоряется. Он опять приставил рожок, и Попугай опять взлетел ему на ухо. - Теперь слышишь? - спросил он. - Прекрасно слышу, - удивленно отозвался Освальд.-Я и раньше слышал. Всю твою чепуху про селедку. - Хорошо, слушай внимательно. Нам важно добраться до Оборотнева острова как можно скорее. - До Оборотнева острова? - повторил Освальд. - За каким чертом? Мерзкое место, мерзкий народ. Я там не так давно загорал, так волки все время швыряли в меня камнями. Гнусные, вульгарные твари. - Понимаешь, рассказывать, зачем нам туда надо, было бы сейчас слишком долго, мы очень торопимся, - сказал Попугай. - Мы должны туда попасть до восхода луны. Мог бы ты взять нас на буксир? - Ничего нет проще, - ответил Освальд. - У вас в лепешке, наверное, найдется веревка? Ну, так обвяжите ее вокруг моей шеи - и помчали. Они накинули фалинь на шею Освальду и тронулись. Сперва Освальд от усердия развил такую прыть, что лодку швыряло из стороны в сторону и их чуть не выбросило. Слуховую трубку он спрятал, так что докричаться до него они не могли, и в конце концов Попугаю пришлось взлететь ему на нос и хорошенько его клюнуть. Тогда только Освальд понял свою ошибку. После чего он взял правильную скорость и они полетели по волнам так, что ветер гудел в ушах. - Скажи, пожалуйста, - спросил Саймон, - почему Освальд носит поварской колпак? - Потому что он и есть повар, - отозвался Попугай. - Он обучался в Париже и Китае. Превосходный, кстати, кулинар. Но его отец не разрешил ему заниматься этим всерьез, он считал, что профессия повара не для морского змея. Он заставил беднягу бросить свое любимое занятие и войти в фамильное дело. - А в чем оно состоит? - Это фирма, которую основал прапрадедушка Освальда, называется она "С нами не соскучишься". Если какое-нибудь курортное местечко не пользуется популярностью у публики, туда на некоторое время посылается кто-нибудь из семьи. Он показывается, дает себя пару раз сфотографировать и, не успеешь оглянуться, как курорт набит битком желающими увидеть морского змея. Но Освальд очень застенчив, не терпит шумихи, существо он доброжелательное, ему неприятно оставлять следы в чужих двориках или дуть на участников пикника из-за скалы. Нет, ему хотелось одного - открыть ресторанчик. Но отец заявил, что никто еще у них в семье не держал ресторанов, и Освальду пришлось овладеть семейной профессией. И стряпает он теперь только для своего удовольствия. - Бедный Освальд, - сказала Пенелопа. - Да, обидно, - проговорил Питер. - Наверное, ужасно выставлять себя напоказ, когда ты застенчив. - Да, особенно если ты хороший повар, - добавил Саймон. - Один из лучших, - подтвердил Попугай. - И он никогда не пользуется лунной морковью. Нет, ему подавай свежие ингредиенты. Он очень привередлив в этом отношении, наш Освальд. Небо уже приобрело темный золотисто-зеленый оттенок, и дети смогли наблюдать начало четырех закатов. На горизонте - сперва в виде пятнышка, а потом все четче и крупнее - показался Оборотневый остров. - Вряд ли мы теперь успеем высадиться засветло, - сказал Попугай, взглянув на часы, а потом на садившееся солнце. - Придется сойти на берег в темноте. Но отчалить от острова мы должны до того, как взойдет луна, что бы ни случилось. Глупо, что я не догадался раньше, ведь можно было попросить Ха-Ха продержать солнце на небе двое суток. Вечно соображаешь задним числом. Чем ближе вырастал остров, тем более неприветливым он выглядел: корявые камни, беспорядочно растущие кусты; пейзаж был зловещий и мрачный, и Пенелопа содрогнулась, вспомнив, кто тут живет. - Я дал Освальду распоряжение пристать к южной оконечности, - объяснил Попугай, - потому что Мандрагоровый лес находится на северо-востоке, а логовища волков - на северо-западе. Если нам удастся прокрасться через лес, не разбудив мандрагор, и если волки нас не почуют, мы наберем руты и уберемся отсюда в два счета. - А как насчет блуждающих огоньков? - поинтересовался Питер. - Ну, они не опасны, просто проказливы, и им нельзя доверять. Вблизи острова Освальд притормозил и взял курс на небольшую бухточку. Там они вытянули лодку на песок, который состоял из красных и черных песчинок и жутковато посверкивал в закатном свете. - Пенни, - сказал Попугай, - ты остаешься тут с Этельредом и Освальдом и при первых признаках опасности выходишь в море. - А как же вы? - запротестовала Пенелопа. - О нас не заботься, - самоуверенно заявил Попугай, - мы не пропадем. - До свидания, Пенни, - шепнул Питер. - Помни: чуть что - смывайся. - Да, - прибавил Саймон, - не рискуй. - До свидания, - ответила Пенелопа. - Вы тоже будьте осторожны. Питер и Саймон с мешками и серпами в руках и Попугай крадучись исчезли в кустах. Пенелопа уселась на берегу, Этельред устроился рядышком, Освальд отдыхал на мелководье. - Вы, мисс, не волнуйтесь, - успокоил ее Этельред. - Они проскочат сквозь этот самый Мандрагоровый лес и нарежут руты так быстро, что вы глазом моргнуть не успеете. Освальд прислушивался к разговору очень внимательно, не отнимая трубки от уха. - Объясните мне, - сказал он наконец. - Зачем им рута? - Как зачем? Чтобы дать горностаям, - ответил Этельред. - Дать горностаям? Да, разумеется, как я сам не догадался. А для чего? - Ух ты, вы ничего не знаете, что ли? - воскликнул Этельред. - Ни про василисков, ни про остальное? - Нет, к сожалению, - виноватым тоном проговорил Освальд. - Видите ли, я отсутствовал с дипломатическим поручением и совсем недавно вернулся. И тогда, чтобы скоротать время, Пенелопа и Этельред рассказали ему про василисков и про свои приключения. - Наглые твари, - проговорил Освальд, когда они кончили. - Так обращаться с Ха-Ха, добрейшим из людей. Ведь это ему я обязан лучшим способом приготовления ватрушки с малиной. Как ему повезло, что у него есть вы. - Так что понимаете теперь, - заключила Пенелопа, - почему так важна рута: с ней еще можно все поправить. - Да, понимаю, - согласился Освальд. - Это все равно что последняя перчинка, или щепотка соли, или перышко лука, или крохотный, крохотусенький, такусенький, малюсенький-малюсенький кусочек травки, который решает успех или неуспех какого-нибудь блюда. - Именно, - подтвердила Пенелопа. - Как вы точно это выразили. - Ни слова не понял, чего он лопотал, - признался Этельред. - А не надо ли мне, - проговорил Освальд, - сплавать к северо-восточной оконечности острова, чтобы оказаться, так сказать, под рукой, в случае непредвиденного оборота дел? - Ой, правда? - обрадовалась Пенелопа. - Мне так будет гораздо спокойнее. - В таком случае спешу, - проговорил Освальд. Отплыв подальше, он погрузился на глубину и исчез из виду быстро и бесшумно, как какая-нибудь мелкая рыбешка. Пенелопа с Этельредом молча сидели на песке около лодки, как им казалось, уже несколько часов. - Жалко, мисс, что мы должны сидеть как мыши, - прошептал наконец Этельред, - а то бы я вам песенку спел. Мы, жабы, славимся своими голосами. Я такие песенки знаю, просто блеск, честное слово. - Спасибо тебе, - шепнула Пенелопа, - я бы с удовольствием послушала. - А то, если б я захватил с собой снаряжение для фокусов, я бы вам кое-какие фокусы показал. Я ведь был фокусником, до того как стал шпионом. Могу тритона из цилиндра вынуть, так ловко сделаю, что всякий в затылке зачешет. - Нисколько в этом не сомневаюсь, - ответила Пенелопа. Они еще посидели в молчании, Пенелопа перебирала в уме все ужасы, какие могли приключиться с Питером, Саймоном и Попугаем. - Знаете что, мисс, - наконец не выдержал Этельред. - Видите, там, в конце залива, горка? Забраться бы мне на нее, оттуда дальше видно. Может, я бы увидел, что наши уже возвращаются и руту тащат. Что, если мне взаправду туда доскакать, мисс? - Ладно, - сказала Пенелопа. - Я думаю, большой беды не будет, если ты туда сходишь. Но мне лучше остаться караулить лодку. - Что верно, то верно, мисс. Я мигом слетаю. - И Этельред поскакал прочь. Без Этельреда ей стало вдвое темнее и тоскливее. Только Пенелопа начала раскаиваться, что отпустила его, как два происшествия заставили ее окончательно пожалеть, что Этельред не с ней. Во-первых, над кромкой Поющего моря показалась луна в виде тоненькой серебристой подковки. Она быстро поднималась вверх, и вот уже она оторвалась от моря и теперь заливала все вокруг серебристым светом. И во-вторых, едва поднялась луна, Пенелопа услыхала долгий, заунывный, леденящий душу вой, который повторялся и отдавался в лесу эхом. Постепенно вой замер, и наступила тишина - тишина, показавшаяся Пенелопе ужасной, так как теперь она знала, что волки проснулись и рыщут по лесу. Пока она раздумывала, не отправиться ли ей на поиски Этельреда, она вдруг расслышала другой звук, похожий на слабый тихий и далекий вздох. Постепенно он приближался, и Пенелопа разобрала слова. - Помогите, - произнес тихонько голос, нежный, как пух чертополоха. - Прошу вас, прошу, помогите. Пенелопа вскочила и быстро перебежала по песку к кустам, откуда, как ей казалось, доносился голос. Сперва она ничего не могла разглядеть в темноте, но потом увидела свет, комок странного, переливающегося всеми цветами радуги света, который то ли перекатывался, то ли переползал между кустами к морю. - Помогите, прошу вас, помогите, - повторял тоненький жалобный голосок. Пенелопе показалось, что он исходит именно от этого странного комочка света, двигавшегося ей навстречу. Забыв про опасность, Пенелопа бросилась к нему через кусты. Подбежав ближе, она увидела, что комок был размером с теннисный мяч и словно состоял из многоцветных горящих свечечек. Всмотревшись, она разглядела маленькую круглую пушистую птичку с утиным клювом, которая вместо перышек была покрыта яркими язычками пламени. Пламя все время колебалось, и поэтому трудно было разобрать, как именно выглядит существо, но одно было ясно: оно было нездорово. Пенелопа подбежала к птичке и наклонилась, желая взять ее в руки, но та вдруг перекатилась на спину и оттолкнула ее руки своими хрупкими лапками. - Не трогай меня, - словно выдохнула она. - Подожди, я сейчас переменюсь. Пенелопа отдернула руки и смотрела во все глаза. К ее удивлению, непонятное существо из многоцветного сделалось молочно-желтым. - Теперь я холодная, - сказала птичка слабым голоском, - можешь взять меня в руки. Пенелопа подняла существо. Оно было легкое как пух и слегка пульсировало в ладони, как настоящая птичка. Пенелопа повернула назад. Дойдя до лодки, она села на песок и положила создание себе на колени. Оно улеглось со вздохом облегчения. - Ты, наверное, Пенелопа, - сказало существо, - ик. - Да, - удивилась Пенелопа, - правильно. А ты откуда знаешь? Кто ты? - Я огневка, - прошелестело маленькое существо. - Вернее... ик... я еще птенец огневки. Я только неделю назад вылупилась... ик. Меня зовут Фенелла. - Что с тобой случилось? - спросила Пенелопа. - Я должна рассказать покороче, - выговорила, задыхаясь, Фенелла, - а то времени не остается. Этим вечером я училась летать, а тут зашло солнце, и я свалилась в куст. Я еще не очень хорошо летаю, и все мои огоньки погасли, так я была оглушена. Когда я пришла в себя... ик... около моего куста собралась кучка блуждающих огоньков... ик. Они сговаривались. Ты не знаешь, какие они заговорщики. На этот раз заговор был действительно коварный. Они говорили, что двое людей и мистер Попугай... ик... пробираются через остров, а жабу и Пенелопу - это, наверное, ты и есть - они оставили караулить лодку. Они говорили, что... ик... расскажут оборотням, где сейчас мистер Попугай и остальные, а как соберутся все вместе, то разбудят мандрагор... ик. - Ах вот как! - с негодованием выпалила Пенелопа. - Противные вредные заговорщики. А потом что? - А потом на меня напала икота, - виноватым тоном ответила Фенелла, - и тогда они все накинулись на меня... ик... и стали меня колотить, и я упала и сломала крыло, и тогда они испугались и убежали... ик. А я решила пойти предупредить тебя. Правильно я поступила? - Абсолютно правильно. - Пенелопа так была возмущена блуждающими огоньками и тем, что они сделали с Фенеллой, что голос у нее дрожал. - А теперь я тебе скажу, как я поступлю. Я устрою тебя удобно в лодке, и ты будешь ждать Этельреда - он и есть жаба. Когда он вернется, ты повторишь ему свою историю и скажешь, что я пошла предупредить мистера Попугая. Запомнишь? - О да, - подтвердила Фенелла. - У меня очень хорошая... ик... память. Я только летаю плохо. - А когда я вернусь, я вылечу тебе крыло, - пообещала Пенелопа. - Будь осторожна, - посоветовала на прощанье Фенелла. - Не доверяй... ик... блуждающим огонькам. - Буду осторожна, - пообещала Пенелопа, бережно укладывая Фенеллу в лодку. - Так тебе удобно? - Да, спасибо тебе... ик... большое спасибо. - Ну вот, лежи тут и жди Этельреда. - Пенелопа взяла фонарик и- быстро поднялась от берега к кустам. Сквозь кустарник вилась неровная тропа, по которой, очевидно, шли и Попугай с мальчиками. Продравшись через кусты, Пенелопа очутилась на лугу, поросшем сухой и довольно жесткой травой. За лугом стоял лес. "Наверное, здесь и спят мандрагоры", - подумала Пенелопа и постаралась ступать почти бесшумно, чтобы не разбудить их. Дойдя на цыпочках до опушки, она остановилась и на минутку включила фонарик, - уж очень ей хотелось посмотреть, на что похожи мандрагоры. Увидев их, она чуть не прыснула со смеху. Они выглядели как огромные зеленые пасхальные яйца с большими, но сейчас плотно закрытыми глазами, большими ушами, курносыми носами и капризными ртами. Яйца сидели на пеньках, по бокам каждого пенька топорщились две короткие, как обрубыши, ветки, кончавшиеся пучками веточек с листьями, - видимо, они заменяли мандрагорам руки и пальцы. На голове у них, точно косматые парики, торчали коротенькие веточки с массой листьев. Все мандрагоры спали и так храпели, что в лесу стоял гул. Пенелопа потушила фонарик и, пройдя на цыпочках мимо первых мандрагор, углубилась в лес. В тусклом свете луны она ступала с большой осторожностью, боясь нечаянно наступить на мандрагору или на сучок. Шаг за шагом она медленно продвигалась вперед среди храпящих мандрагор. Вскоре она вышла на лесную поляну, освещенную луной, от которой в разных направлениях расходились шесть тропок. И тут в темноте она заметила вокруг поляны несколько зеленовато-синих огоньков, мерцающих, но неподвижных, - они будто наблюдали за ней. То были блуждающие огоньки - она тут же расслышала, как они переговариваются тихими хихикающими голосами. - Это она, она, - хихикнул один. - Да, да, да, да, - хором подхватили остальные. - Она заблудилась, заблудилась, - со смешком шепнул первый. - Заблудилась, заблудилась, потерялась, потерялась, - подхватил хор. - Ее скоро съедят. - Да, да, да, да. - Съедят, съедят, съедят. - Да, да, да, да. Тут они скользнули прочь между деревьями и пропали так же внезапно, как появились. Пенелопа осталась стоять посредине поляны и раздумывать, какую тропинку выбрать. Девочка жалела, что не захватила компас. Она закрыла глаза и попыталась мысленно вообразить карту острова и вспомнить, где находится поле руты. Когда она открыла глаза, в начале каждой тропинки стояло по волку. Оборотни напоминали больших лохматых овчарок, но ходили на задних лапах, а передними пользовались с ловкостью обезьян. Глаза их сверкали зеленым светом, они тяжело дышали, свесив красные языки, в пасти блестели белые зубы. Пенелопа не успела шевельнуться, как волки быстро и молча сомкнулись вокруг нее, на голову ей набросили мешок, схватили твердыми мохнатыми лапами и потащили. Она слышала их хриплое дыхание, пока ее, потряхивая, несли по тропинке. Через короткое время Пенелопу поставили на ноги, привязали к чему-то, - очевидно, к дереву - и тогда только сняли мешок с головы. Она увидела, что стоит в просторной мрачной пещере, освещенной большим костром. Она была привязана к стволу, вбитому в земляной пол, и по обе стороны от нее тоже к двум стволам были привязаны Питер и Саймон. - Пенелопа! - воскликнул Питер. - Что ты тут делаешь? - Почему ты не с Освальдом? - закричал Саймон. Торопливо, пользуясь тем, что оборотней в пещере нет, Пенелопа рассказала про огневку и про то, как попала в плен. - Ну а мы, - сказал Питер, - мы благополучно прошли через Мандрагоровый лес и разыскали руту - она растет на берегу моря недалеко отсюда. - Набили ее в мешки, - продолжал Саймон, - и тут вдруг появляется Освальд и говорит, что ты послала его к нам. Тогда мы попросили его вернуться назад и привезти в лодке тебя и Этельреда... - Попугай отправился к вам, - подхватил Питер, - и мы ждали вас всех, и тут вдруг появился рой этих противных огоньков с криками "Тут они, тут они!" и на нас кинулись волки, мы и сообразить ничего не успели. Это произошло с полчаса назад. - Что они собираются с нами делать? - спросила Пенелопа. - Превратить в оборотней, - мрачно ответил Питер, - чтобы увеличить свои ряды. - Что за глупости, каким образом? - в ужасе воскликнула Пенелопа. - Укусят нас - и мы превратимся в оборотней, - объяснил Саймон. - Нам караульный рассказал. Когда луна зайдет, они устроят специальный обряд, во время которого нас укусят, - и дело сделано. Пенелопа замолчала, раздумывая об уготованной им участи. - Освободиться нам не удастся, мы