поджаренном хлебце, принялся щедро намазывать солидный ло- моть сливовым джемом. Ну, слава богу, его выходка обошлась без печальных последствий, но прочесть ему нотацию я был обязан. - Вот, что, молодой человек, - начал я, - ты ведешь себя очень плохо. Сколько раз я повторял тебе, чтобы ты не смел лазить по глицинии. Джимми вгрызся в хлеб с джемом, глядя на меня без тени рас- каяния или смущения. Бесспорно, в моей натуре есть что-то от старой наседки, и за многие годы они с Роэи - моей дочкой, когда она достаточно подросла, - прекрасно это уловили и завели обес- кураживающую привычку непочтительно квохтать в ответ на мои заботливее наставления. И тогда за чаем я понял, что Джимми никакими самыми убедительными тирадами не пронять. - Если ты и дальше будешь так шалить, - продолжал я, - то я не стану брать тебя с собой на фермы. Придется мне найти другого мальчика в помощники. Он перестал жевать, и я старался уловить, как подействовали мои слова на маленького человечка, которому позже предстояло вырасти в ветеринарного врача, до которого я во всех отношениях не мог и рукой дотянуться. Как тридцать пять лет спустя выра- зился мой однокашник по ветеринарному колледжу, суховатый шотландец, предпочитавший говорить без обиняков: "Просто черт знает, насколько он лучше своего папаши!" Хлеб с джемом шлепнулся на тарелку. - Другого мальчика? - переспросил Джимми. - Вот именно. Шалунов я с собой брать не могу. И мне при- дется поискать кого-нибудь другого. Джимми погрузился в раздумье, потом пожал плечами, види- мо, решив отнестись к моим словам философски, и снова взял надкусанный ломоть. Но внезапно невозмутимость его покинула, он поперхнулся и поглядел на меня круглыми от испуга глазами. - И ты... - произнес он дрожащим голоском, - ты отдашь ему мои сапоги? 6 - Ох, черт! Так это же доктор Фу-Манчу* собственной персо- ной! Масляная лепешка выпала из пальцев фермера на тарелку, и он с ужасом уставился в окно кухни, где мы расположились пере- кусить. Я проследил направление его взгляда и обжегся чаем. За стеклом маячила грузная фигура в восточном халате. С из- рытого оспой лица на нас зловеще смотрели раскосые глаза-ще- * Персонаж серии приключенческих романов, всемогущий и таинственный восточный ученый, строящий всякие козни против положительных героев. Прим. перев. лочки, левую щеку от уха до подбородка пересекал уродливый шрам, но особенно жутким был единственный черный сальный ус, свисавший с верхней губы почти до ключицы. Экзотически пест- рый халат ниспадал с его плеч свободными складками, а скре- щенные на животе руки были глубоко засунуты в рукава. Супруга фермера взвизгнула и отпрянула от стола. А я смот- рел, не в силах шевельнуться, и не верил собственным глазам. Откуда взялось это леденящее кровь видение на фоне сараев и лугов йоркширской фермы? Вопли фермерши становились все пронзительней, переходя в истерический хохот, но внезапно она умолкла и медленно напра- вилась к окну. Страшное лицо расплылось в дружеской ухмылке, "Фу-Манчу" выпростал руку из рукава и растопырил пальцы. - Так это же Игорь! - ахнула фермерша и грозно поверну- лась к мужу. - И в моем праздничном халате! Это ты его подучил, черт паршивый! Фермер захлебывался смехом, обмякнув в кресле, - его шу- точка удалась как нельзя лучше. Игорь был одним из военнопленных, недавно водворившихся на ферме. В конце войны их сотнями отправляли трудиться на земле, что устраивало всех: фермеры получали вдоволь рабочей силы, а пленные только радовались возможности дожидаться репатриации, проводя много временя на свежем воздухе и пи- таясь - если учесть жесткое рационирование и карточки - пря- мо-таки по-царски. И даже я получил некоторую передышку от вечной необходимости одному справляться с задачей, требовав- шей нескольких рук. Помощников у меня теперь появилось хоть отбавляй: они всегда были рады поразмяться, возясь с коровой или лошадью. Все-таки развлечение. Естественно, подавляющую часть военнопленных составляли немцы, но на фермах работали еще итальянцы и, как ни странно, русские. Я даже растерялся, когда на станции вдруг увидел, что из вагонов выходят сотни, как мне показалось, китайцев в не- мецких шинелях. Потом я узнал, что это были татары, завербо- ванные немцами и попавшие в английский плен. Игорь был одним из них. Я знаю немало фермерских семей в наших краях, которые и по сей день ездят погостить у немцев и итальянцев, которых пригрели в ту пору. Меня все еще душил смех, а фермерша все еще разделывала мужа под орех, когда я сел в машину и справился со списком вы- зовов. "Престон, Скарт-Лодж, - значилось там. - Хромая корова". Езды было минут двадцать, и я, как обычно, перебирал в уме вся- кие возможности. Нагноение? А может быть, придется пустить в ход копытный нож. Или просто растяжение... Ну, увидим! Хэл Престон как раз гнал с луга мою пациентку, и диагноз я поставил прямо в машине. Никакой радости он у меня не вызвал. Корова еле брела - правая задняя словно укоротившаяся нога только чуть касалась земли, свисая почти под животом. А ог- ромная шишка в области таза, несомненно, была выпирающей из-под кожи головкой бедра. Вертикальное смещение. Типичное - дальше некуда. - Утром это с ней приключилось, - сказал фермер. - Вече- ром все вроде в порядке было. Ума не приложу... - Все понятно, мистер Престон, - перебил я. - Вывих бедра. - А это серьезно? - Да. И очень. Видите ли, чтобы водворить головку кости на- зад во впадину, требуется огромное усилие. Даже с собакой бы- вает много возии, а уж с рогатым скотом положение иногда ока- зывается совсем безвыходным. Фермер помрачнел. - А, прах его возьми! Корова-то отличная. Такой удойной поискать! Ну, а вправить не сможете, что тогда? - Боюсь, она так калекой и останется. У собак иногда обра- зуется надежный ложный сустав. Но не у коров. По правде гово- ря, многие хозяева сразу решают, чем возиться, тут же прирезать беднягу. - Черт! Этого я не хочу! - Хэл Престон энергично потер подбородок. - Попробуем, а? - Отлично. Мне это тоже больше по душе. - Я повернулся к машине. - Сейчас съезжу за намордником для хлороформа, а вы пока ие заглянули бы к соседям позвать парней покрепче? Лишним никто не будет. Фермер обвел взглядом зеленые просторы холмов, где не вид- но было никаких признаков жилья. - До моих соседей далековато будет. Да только нынче и без них обойдемся. Вот посмотрите! Он повел меня на кухню, полную аппетитного благоухания жареной колбасы. Вокруг стола сидели четверо дюжих немцев. Перед каждым стояла тарелка с грудой картошки, капусты, гру- динки и колбасы. - Их прислали помочь мне с сенокосом, - объяснил мистер Престон. - По виду судя, толк от них будет! - Вы правы. - Я улыбнулся и приветственно поднял ладонь. Пленные повскакали из-за стола и наклонили головы. - Чудесно, - сказал я фермеру. - Вы пока обедайте. Я вер- нусь через полчаса. Когда я вернулся, мы отвели корову на лужок с мягкой тра- вой. Она с трудом ковыляла, волоча почти бесполезную заднюю ногу. Я пристегнул намордник к рогам и накапал хлороформа на губку. Корова вдохнула невидимые пары, широко открыла глаза от изумления, шагнула вперед и опустилась на траву. Я просунул ей под ногу круглый кол, поставил у его концов двух самых дюжих пленных, обвязал ногу веревкой чуть выше плюсны, а конец веревки вручил мистеру Престону и двум остав- шимся немцам. Завершив приготовления, я согнулся над крестцом и уперся обеими ладонями в головку бедренной кости. Останется ли она упрямо в этом положении или я почувствую, как она заскользит вверх по краю впадины на свое законное место? Ну, будь что будет! Глубоко вздохнув, я крикнул "тяните!", Троица изо всех сил потянула веревку, и на мощных загорелых руках справа и слева от меня вздулись бугры напряженных мышц. Несомненно, такое перетягивание каната с коровой посеред- ке - зрелище не из самых величественных. А уж научности - ни малейшей. Но в сельской практике так оно чаще и бывает. Впрочем, мне было не до теоретических рассуждений: все мои мысли сосредоточились на шишке у меня под ладонями. - Тяните! - вновь завопил я и вновь услышал натужные покряхтывания. Я стиснул зубы. Проклятая головка не шелохнулась. Неужто и эти усилия не возымеют действия? Однако кость сохраняла каменную неподвижность. Я уже готов был признать себя побежденным, как вдруг ощу- тил под пальцами легкое движение. Остальное заняло несколько секунд. Под моим отчаянным нажимом головка приподнялась и с громким щелчком вошла во впадину. Победа осталась за нами! Я даже руками замахал от восторга. - Отлично! Бросайте веревку! - И, на четвереньках пере- бравшись к голове коровы, снял намордник. Потом мы все вместе перекатили ее на грудь, и вскоре она уже моргала и встряхивала головой, освобождаясь от дурмана. А я с жадным нетерпением ждал одного из самых дорогих для ветери- нара мгновений. И вот корова встала и пошла по лугу, твердо ступая на все четыре ноги. Пять потных физиономий, блестевших в солнечных лучах, озарились еще и радостным изумлением, а я, хотя видел это далеко не впервые, тоже испытал ликующее тор- жество, которое не может приесться. Я угостил пленных сигаретами и на прощание поделился с ними чуть ли не половиной моего скудного запаса немецких слов. - Данке шен, - произнес я от всей души. - Битте, битте, - закивали они, расплываясь в улыбках. Опе- рация явно доставила им большое удовольствие, и я подумал, что, вернувшись домой, они непременно будут про нее рассказывать. Несколько дней спустя мы с Зигфридом вылезли из машины на ферме под Харфордом. Вместе мы туда отправились потому, что наш будущий пациент (вол редполлской породы) отличался, как нас предупредили, на редкость дурным норовом, а две пары рук всегда лучше, чем одна. Фермер проводил нас в загон, где двадцать рогатых голов склонялись над кормушками с турнепсом. - Вот он! - Указательный палец ткнул в сторону огромного раскормленного вола. - А вон штуковина, про которую я вам тол- ковал. - Теперь палец указывал на болтающуюся под брюхом опухоль, величиной с футбольный мяч. Зигфрид вперил в фермера суровый взгляд. - Послушайче, мистер Гаррисон, почему вы нам раньше не позвонили? Почему допустили, чтобы она так разрослась? Фермер стащил шляпу с головы и неторопливо поскреб лысую макушку. - Так вы же знаете, как оно бывает. Я-то давно думал позво- нить, только руки все не доходили. Ну, время и прошло. - А теперь она вон какая! - Да знаю я, знаю. Тодько я думал, может, она сама собой отвалится. Уж очень норов у него подлый. Не знаешь, как и под- ступиться. - Ну, хорошо. - Зигфрид пожал плечами. - Принесите ар- кан. Отведем его вон в то стойло. А знаете, Джеймс - продолжал мой партнер, едва фермер отошел, - вовсе она ие такая уж страш- ная, как кажется на первый взгляд. Ножка отличная, и если мы сумеем сделать местную анестезию, то наложим лигатуру и удалим ее в один момент. Фермер вернулся с арканом. Его сопровождал теперь невы- сокий брюнет в синем холщовом комбинезоне. - Это Луиджи, - объяснил фермер. - Итальянец пленный. По нашему он ни тпру, ни ну, зато подмога от него большая, куда ни поставь. Последнему я поверил легко, рост ростом, но широкие плечи и мускулистые руки говорили о недюжинной силе. Мы поздоровались. Итальянец в ответ кивнул и неторопливо улыбнулся. Он был исполнен достоинства и уверенности в себе. Изрядно побегав по загону, мы кое-как сумели водворить на- шего пациента в стойло, но тут же поняли, что это только начало. Редполлы - крупная порода, и при их подлом норове сладить с ними бывает трудновато. Глазки этой жирной скотины злобно поблескивали, и все наши попытки заарканить его завершались фиаско. Он увертывался от веревки, грозно опускал рога и потря- хивал головой. Один раз, когда он тяжело пробегал мимо, я умуд- рился запустить пальцы ему в ноздри, но он отмахнулся от меня, как от мухи, и, брыкнув задней ногой, больно задел по бедру. - Сущий слон! - охнул я. - Одному богу известно, как с ним сладить. Транквилизаторы, чтобы обездвиживать таких великанов, и металлические станки были еще делом будущего. Мы с Зигфри- дом уставились на вола в некотором унынии, и тут заговорил Луиджи. Его итальянскую тираду никто не понял, но мы разобра- лись, чего он хочет, когда он вежливо оттеснил нас к стене. Явно, он собирался что-то предпринять, но что? А Луиджи осторожно подкрался к волу и молниеносно ухва- тил его за ухо обеими руками. Вол ринулся вперед, но уже не столь самозабвенно, как раньше. Луиджи закрутил ухо, и это, видимо, сыграло роль тормоза: во всяком случае, вол остановился и поглядел на маленького итальянца снизу вверх очень жалоб- ным взглядом. Я чуть было не расхохотался, но время предаваться веселью не было - Луиджи мотнул головой в сторону болтающейся опухоли. Мы с Зигфридом кинулись к волу. В первый раз мы видели, чтобы скотину ловили за ухо, но пускаться в обсуждение было некогда. Я приподнял опухоль на ладонях, и Зигфрид мгновенно анесте- зировал ножку. Едва игла погрузилась в кожу, волосатая ножища дернулась, и при обычных обстоятельствах могучий удар заднего копыта вышвырнул бы нас обоих из стойла. Но Луиджи крутанул ухо и убедительно произнес по итальянски что-то весьма назида- тельное. Вол сразу присмирел и до конца операции хранил пол- ную неподвижность. Зигфрид наложил лигатуру и петлей бескровно перерезал ножку. Опухоль плюхнулась на солому. Вот и все. Луиджи выпустил ухо и принял наши поздравления, любезно кивая и чуть-чуть улыбаясь. Нет, он действительно, держался с неподражаемым достоинством. И теперь, тридцать лет спустя, мы с Зигфридом часто его вспоминаем. Мы оба пытались хватать быков и волов за уши, но без малейшего успеха. Кто же был Луиджи? Дилетант с желез- ными руками или же потомственный крестьянин, применивший какой-то итальянский прием, который освоил еще в детстве? Ответа на этот вопрос мы так и не знаем. 7 29 октября 1961 года - Завтрак, мистер Хэрриот. Я услышал голос юнги и стук в дверь каюты. Это был первый, утренний призыв. А за ним через соответствующие промежутки по- следовали: "обед, мистер Хэрриот", "кофе, мистер Хэрриот", "ужин, мистер Хэрриот". Этот семнадцатилетний паренек с румя- ным свежим лицом очень старался, чтобы я ничего не пропустил. Я поспешил в салон. К моему удивлению он был пуст, но на столе стоял огромный кофейник, возле которого расположились пирамида из ломтей ржаного хлеба и блюда со всевозможными мясными и рыбными закусками - не меньше десяти. Такие завтраки мне были не слишком привычны, но голод не тетка, и я немедленно принялся за еду. Кофе оказался превос- ходным, я с наслаждением запивал чудесную селедку с луком, ветчину и удивительно вкусный мясной рулет, как вдруг откуда-то возник юнга и, улыбаясь, поставил передо мной яичницу из двух яиц с грудинкой. Я удивился, но не испугался и, поглощая яичницу, возра- довался, что у меня никогда не бывает морской болезни - судно довольно заметно кренилось то на левый, то на пра- вый борт. Вскоре ко мне присоединился помощник капитана, коренастый толстячок, тоже Расмуссен, как и капитан, а затем Хансен, меха- ник, смуглый брюнет с насмешливым лицом. Английский они зна- ли плохо, но мы сумели побеседовать на самые разные темы, вклю- чая футбольную лотерею - оба при каждом удобном случае за- полняли бланки прогнозов, но всегда беэуспешно. После завтрака я спустился к овцам. На первый взгляд все они выглядели прекрасно, но тут я заметил, что одна подходит к кормушке, сильно прихрамывая. Я осмотрел копыто и обнаружил небольшое загнивание. Мне говорили, что русские ветеринары проводят осмотр с огромным тщанием, но это копытце они прогля- дели. Я обработал больное место тетрамициновым аэрозолем, не сомневаясь, что к тому времени, когда мы приедем в Клайпеду, овца будит совсем здорова. Просто надо повторить эту процедуру еще несколько раз. Затем я увидел овцу с воспаленными слезящимися глазами. Одну-единственную. Скорее всего, она по дороге в Гулль чем-то их засорила. Я выдавил на глазные яблоки немножечко хлорам- фениколовой мази, решив, что смажу их еще раз днем, а потом и вечером. Осмотр я закончил с приятной мыслью, что моей аптечки пока оказалось вполне достаточно. Когда настало время обедать, я по дороге в салон прошел ми- мо камбуза - крохотного закутка, еле вмешавшего кухонную утварь, плиту, духовку и съестные припасы. Ну как можно гото- вить приличную еду в такой каморке? И тут меня осенило: пото- му-то завтрак и был столь обильным, что с этих пор нам предстоит питаться бог знает чем, да к тому же состряпанным на скорую руку. Приходилось смириться с мыслью, что до возвращения до- мой я буду жить впроголодь. Мы расселись вокруг стола в маленьком салоне, и нам прине- сли первое - восхитительный суп из спаржи с фрикадельками. На второе подали телячьи отбивные со свиными шкварками, по- реем, пряностями и анчоусами. На десерт мы получили пудинг из саго, начиненный персиками и щедро обсыпанный корицей. Попи- вая кофе и покусывая чудесный датский сыр, я не мог отделаться от ощущения, будто только что отобедал в самом дорогом лон- донском ресторане. Тут в дверь просунулась голова Нильсена, кока, - крупного мужчины в белоснежном фартуке. Я тотчас сказал ему, что гото- вит он великолепно. Это чрезвычайно ему польстило, хотя и не- сколько удивило, поскольку все остальное словно ничего другого и не ожидали. Улыбнувшись еще шире, он быстро закивал "Спасибо, спа- сибо, спасибо!" Его глаза, казалось, говорили, что он всю жизнь искал и ждал кого-нибудь вроде меня, и я почувствовал, что те- перь на судне у меня есть по крайней мере один друг. После обеда я вновь отправился на нижнюю палубу, но не- сколько минут простоял у поручня, вдыхая удивительно свежий воздух. Кругом, насколько хватал глаз, плясали волны, и качка не позволяла даже стоять прямо. Спустившись вниз, я внимательно осмотрел овец. Меня угне- тало неясное подозрение. С самого начала я несколько раз слы- шал кашель, но не обращал на него особого внимания - все овцы иногда покашливают. Но теперь он раздавался чаще, и в ней раз- личалось такое знакомое мне хрипение! На этот раз я выяснил, откуда он доносится, и забрался в за- гон с линкольнами. Я их немного погонял, и спустя несколько се- кунд они все дружно закашляли. Теперь я знал причину: диктио- каулез. Я поставил термометр трем-четырем, каждый раз прислоняясь к качающейся стенке, чтобы разглядеть, что он показывает. Впро- чем, было ясно, что это не вторичная инфекция, но паразитарный бронхит. А в моем чемодане для его лечения не было ничего. Правда, когда позднее я сел у себя в каюте писать мои замет- ки, то пришел к выводу, что заражение невелико и должно прой- ти само собой, так как овцы были в прекрасном состоянии, полу- чали вдосталь отличного корма и больше не паслись на заражен- ных лугах. Все равно, мне это не нравилось. В Гулле ветеринары не заметили кашля, но в Клайпеде заметят, а мне очень хотелось сдать им абсолютно здоровых животных. Потом я провел удивительно интересный час на капитанском мостике. Капитан объяснил мне устройство радара и других при- боров и показал наше место на карте. Мы шли вдоль голланд- ского побережья, но на таком расстоянии, что суши видно не было. Меня поразили морские карты. Море выглядело сложным ла- биринтом всяческих линий, цифр и надписей, а суша представ- ляла собой сплошное белое пятно. В шесть тридцать я опять пошел в салон умерщвлять свою плоть. На столе громоздились горы жареных цыплят с острой начинкой, совсем мне незнакомой, и маринованными огурцами. Затем подали фрукты. Я уж не упоминаю о неизменных блюдах с селедкой, помидорами, салями, солониной, свининой, ветчиной, грудинкой и всяческими датскими колбасами и сырами, нарезан- ными ломтиками. И еще я забыл упомянуть печеночный паштет и перетопленное сало, которые пользовались особой любовью моих сотрапезников. Сало они намазывали на ржаной хлеб. И та- ким бутербродом завершали каждую еду. После ужина мы устроились поудобнее и курили часа два, болтая за шнапсом и пивом. Насколько я понял, так они прово- дили почти все вечера. Мне было очень интересно слушать мор- ские рассказы о разных странах и народах, не говоря уж о вся- ческих приключениях, выпадавших на их собственную долю. 8 - Это Хемингуэй сказал, верно? Норман Бомонт покачал головой - Нет! Скотт Фицджеральд. Я не стал спорить. Норман редко ошибался в таких вещах. Соб- ственно, это и было в нем особенно привлекательным. Мне очень нравилось, когда студенты ветеринарных колледжей проходили у нас практику. Они приносили, они подавали, они от- крывали ворота и скрашивали долгие поездки. Взамен они много узнавали от нас во время этих автомобильных бесед и получали бесценный практический опыт в избранной профессии. Однако после войны мои отношения с этими молодыми людь- ми заметно изменились. Я обнаружил, что узнаю от них не мень- ше, чем они от меня. Разумеется, причина заключалась в том, что ветеринария как наука сделала огромный прыжок вперед. Вдруг стало ясно, что мы не просто коновалы, и внезапно открылась совершенно новая область работы с мелкими животными. Да и в сельской практике появились передовые хирургические методики, а потому студенты оказывались в более выгодном положении, так как знакомились с ними в современных клиниках и операционных. Писались новые учебники, превращавшие в музейные экспо- наты мои зачитанные до дыр справочники, в которых все дава- лось в сопоставлении с лошадьми. Я и сам был еще молод, но мно- гие переполнявшие мой мозг знания, предмет моей недавней гор- дости, стремительно утрачивали значение. Флегмона венчика, нагноение холки, заковка, ламинит, шпат - все они отошли ку- да-то на задний план. Норман Бомонт учился на последнем курсе и был истинным кладезем сведений, из которого я готов был черпать без конца. Но кроме ветеринарии нас объединяла любовь к книгам и чтению. Когда мы оставляли профессиональные темы, разговор обычно переходил на литературу, и общество Нормана приносило мне много радости, а расстояния от фермы до фермы, казалось, стали много короче. Он был на редкость обаятелен, а манера держаться, не по го- дам солидная, смягчалась мягким юмором. В двадцать два года он явно обещал обрести немалую внушительность. Это впечат- ление усиливалось и чуть-чуть грушевидным телосложением, и упрямым желанием обязательно курить трубку. С трубкой у него что-то не ладилось, но я не сомневался, что он преодолеет все трудности. Я словно видел, каким он будет через двадцать лет: дородный отец семейства покуривает нако- нец-то покорившуюся ему трубку у топящегося камина в окруже- нии жены и детей. Прекрасный, надежный человек, преуспеваю- щий специалист. Мимо мелькали каменные стенки, а я опять заговорил о новых операциях. - Так в университетских клиниках коровам правда делают кесарево сечение? - Господи, ну, конечно! - Норман выразительно вэмахнул рукой и поднес спичку к трубке. - Чик-чик, и готово! Самая обыч- ная операция. - Его слова прозвучали бы весомее, если бы их со- проводил клуб сизого дыма. Но он так плотно умял табак в ча- шечке, что ему не удалось затянуться, как он ни втягивал щеки и ни выпучивал глаза. - Нет, вы даже не понимаете, какой вы счастливчик, - ска- зал я. - Подумать только, сколько часов я пролежал на полу в коровниках из-за неправильного положения плода! Производил разъятия, надрывался, чтобы повернуть голову или добраться до ножек. Нет, наверняка я укоротил себе жизль. А умей я, так от скольких хлопот избавился бы благодаря простенькой операции! Но, собственно, как ее делают? Студент снисходительно улыбнулся моему невежеству. - В сущности, пустяки. - Он снова запалил трубку, прижал табак пальцем и, обжегшись, охнул. Отчаянно помотав головой, он вернулся к теме. - И вроде бы никаких осложнений. Занимает около часа и не требует особых усилий. - Заманчиво! - Я грустно кивнул. - Пожалуй, я родился слишком рано. И с овцами, наверное, тоже? - Ну, конечно, - небрежно ответил Норман. - Овцы, коровы, свиньи - каждый день то те, то другие. И никаких проблем. Про- ще, чем с собакой. - Что же, везет вам, молодым. Насмотревшись, самому потом делать куда легче. - Справедливо! - Студент поднял ладцни. - Но, собствен- но, большинство отелов обходятся без кесарева сечения, а потому я всегда рад занести еще одно в свою сводную тетрадь. Я кивнул. Сводная тетрадь Нормана заслуживала уваже- ния - толстый том в плотном передлете, куда записывались все сколько-нибудь интересные сведения под заголовками, тщательно выписанными красными чернилами. Экзаменаторы всегда обра- щали большое внимание на эти конспекты, и Норман был вправе рассчитывать, что его тетрадь сыграет самую положительную роль на выпускных экзаменах. Было последнее августовское воскресенье, за которым следует традиционный свободный понедельник, и рыночная площадь в Дарроуби весь день кишела туристами и просто любителями длинных прогулок. Всякий раэ, лавируя между туристскими ав- тобусами, я с завистью поглядывал на оживленные толпы. Так мало людей вынуждено работать и в праздники! Под вечер я высадил нашего практиканта у его квартиры и поехал в Скелдейл-Хаус выпить чаю. Я еще не допил чашки, когда Хелен встала на телефонный звонок. - Мистер Бушелл из Сайкмор-Хауса, - сказала она. - У него корова телится. - Черт вы ее побрал! А я-то размечтался, что мы хоть вечер проведен вместе! - Я поставил чашку. - Скажи ему, Хелен, что сейчас приеду, будь так добра. - И улыбнулся. - Ну, хотя бы Норман обрадуется. - Он только что говорил, что ему нужен мате- риал для его тетради. Я не ошибся. Когда я заехал за ним, он даже руки потер от удовольствия и всю дорогу оживленно болтал. - Я как раз читал стихи, - сообщил он. - Люблю поэзию. Всегда найдется что-то прямо о тебе, о твоей жизни. Ну, точно по заказу, я ведь жду чего-нибудь особенного! "В душе у чело- века всегда надежда правит!" - Александр Поп, "Опыт о человеке", - буркнул я, не испы- тывая в отличие от Нормана ни малейшего радостного предвку- шения. С отелами никогда наперед не угадаешь. - Ловко! - студент засмеялся. - Вас не поймаешь! Мы въехали в ворота фермы. - С вашей легкой руки и меня на стихи потянуло, - ска- зал я. - Прямо на языке вертится "Оставь надежду всяк, сюда входящий!" - Данте, естественно! "Ад". Но откуда такой пессимизм? - Он ободряюще потрепал меня по плечу, а я достал резиновые сапоги. Фермер проводил нас в коровник, и из стойла с соломенной подстилки на нас тревожно посмотрела маленькая корова. На доске у нее над головой было написано мелом "Белла". - Крупной ее не назовешь, мистер Бушелл, - сказал я. - А? - Он вопросительно оглянулся на меня, и я вспомнил, что он туговат на ухо. - Маловата она! - гаркнул я. Фермер пожал плечами. - Это уж так. С первым теленком ей трудно пришлось. А дои- лась потом хорошо. Снимая рубашку и намыливая руки по плечи, я разглядывал роженицу. Узкий таз мне очень не понравился, и я мысленно воз- нес молитву всех ветеринаров - пусть хоть теленок будет кро- хотным! Фермер ткнул носком сапога в рыжеватый бок, чтобы заста- вить корову встать. - Ничем ее не поднимешь, мистер Хэрриот, - сказал он. - С утра пыхтит, и силенок, думается, у нее уже нет никаких. Эти слова мне тоже очень не понравились. Если корова долго тужится без всяких результатов, эначит что-то очень неладно! Да и вид у нее был совсем измученный. Голова поникла, веки устало опустились. Ну что же, если она не встает, значит, придется мне лечь. Когда моя обнаженная грудь уперлась в булыжники, я подумал, что время их ничуть не умягчило. Но тут я ввел руку. И забыл про все остальное. Тазовое отверстие оказалось злодейски узким, а за ним... У меня похолодело внутри. Два гигантских копытца, и опи- рается на них великанья морда с подрагивающими ноздрями. Дальше можно было и не ощупывать, но, напрягшись, я продви- нул руку еще дюйма на два и ощутил под пальцами выпуклый лоб, загнанный в узкое пространство, словно пробка в бутылку. Я начал извлекать руку. И мою ладонь вдруг лизнул шершавый язык. Сидя яа корточках, я задрал голову. - Там слоненок, не иначе, мистер Бушелл. - А? Я повысил голос: - Теленок огромный и протиснуться наружу он не может. - Значит резать будете? - Боюсь, что нет. Теленок живой, а к тому же ничего не по- лучилось бы. Просто нет места, чтобы работать. - Да-а... - протянул мистер Бушелл. - А ведь доится она хорошо. Не хочется ее под нож-то. Я вполне разделял его чувства. Самая мысль о таком исходе была мне глубоко отвратительна. Но... но ведь горизонты распах- нулись и уже занялась новая заря! Это был решающий, истори- ческий миг. Я повернулся к студенту. - Никуда не денешься, Норман! Идеальные показания для кесарева сечения. Как удачно, что вы тут. Будете мной руко- водить. От волнения у меня даже дух захватило, и я не обратил внима- ния на явную тревогу в глазах студента. Вскочив на моги, я вцепился мистеру Бушеллу в руку. - Мистер Бушелл, я хочу сделать вашей корове кесарево сечение. - Чего, чего? - Кесарево сечение. Вскрыть ее и извлечь теленка хирурги- ческим способом. - Через бок его вытащить, так что ли? Ну, как у баб бывает? - Совершенно верно. - Ну-ну! - Брови фермера полезли вверх. - А я и не знал, что и с коровами так можно. - Теперь можно, - убежденно сказал я. - За последние не- сколько лет мы далеко ушли. Он медленно провел ладонью по губам. - Уж и не знаю. Она же наверняка сдохнет, если вы в ней дырищу вырежете. Так, можете все-таки лучше к мяснику? Хоть что-то за нее получу, а что-то, как ни гляди, лучше, чем ничего, я так думаю. Я почувствовал, что у меня отнимают мой звездный час. - Но ведь она совсем худая и маленькая! Ну сколько вам за нее дадут, если пустить ее на мясо? А так мы можем получить от нее живого теленка! Я нарушил одно из своих самых священных правил: никогда не уламывать клиента, чтобы он поступил по-моему. Но мною овладело какое-то безумие. Мистер Бушелл молча уставился на меня, а потом все с тем же выражением неторопливо кивнул. - Ну, ладно. Так, что вам надо-то? - Два ведра теплой воды, мыло, полотенца, и, если можно, я прокипячу у вас на кухне кое-какие инструменты. Фермер направился к дому, а я хлопнул Нормана по плечу. - Удивительно все удачно складывается. Света достаточно, теленок жив, и мы его спасем, а мистер Бушелл, к счастью, плохо слышит, и не заметит, если я буду задавать вам вполголоса во- просы по ходу операции. Норман промолчал, и я попросил его составить из тючков со- ломы столик под наши инструменты и разбросать солому вокруг коровы, пока я буду кипятить эти инструменты в кастрюле на кухонной плите. Вскоре все было готово. Шприцы, шовный материал, скаль- пели, ножницы, состав для местной анестезии и вата заняли свои места на тючках, застеленных чистым полотенцем. Я подлил анти- септического средства в воду и сказал фермеру: - Мы положим ее на бок, а вы держите голову. Она так из- мучена, что не будет особенно сопротивляться. Мы с Норманом уперлись Белле в плечо, и она покорно опро- кинулась на бок. Фермер прижал ее шею коленом. Я ткнул Нор- мана локтем и шепнул, глядя на широкое пространство рыжей шкуры передо мной. - Где делать разрез? Норман кашлянул. - Э... Вот, примерно... - Он неопределенно повел рукой. Я кивнул. - Там, где мы оперируем рубец, а? Но только чуть ниже, верно? Я принялся состригать волосы широкой полосой на протяжении фута. Чтобы извлечь теленка, отверстие понадобится порядочное! Затем я быстро анестезировал операционное поле. Теперь мы в подобных случаях ограничиваемся местной ане- стезией, и, пока длится операция, корова спокойно лежит на боку, а то даже и стоит. Она просто ничего не чувствует. Однако кое- какими своими сединами я обязан двум-трем норовистым коро- вам, которые в самый разгар операции вдруг вскакивали и бро- сались прочь, а я мчался рядом, стараясь не допустить, чтобы их внутренние органы вывалились наружу. Но все это еще мне предстояло. А в этот, первый, раз у меня ничего подобного и в мыслях не было. Я рассек кожу, мышечный слой, брюшину, и в разрез выпучилось нечто бело-розовое. Я потыкал пальцем и ощутил внутри что-то твердое. Неужели теленок? Что это? - прошипел я. - Э? - Норман, стоявший на коленях рядом со мной, нервно подпрыгнул. - Я не понял... - Ну, это! Рубец или матка? По положению тут вполне мо- жет быть матка. Студент судорожно сглотнул. - Да... да матка. Конечно, она. - Отлично. - Я даже улыбнулся от облегчения и смело сде- лал разрез. Из-под скальпеля выполз плотный ком пережеванной травы, с шумом вырвались газы и брызнула бурая жидкость. - Черт! - взвыл я. - Это же рубец! Господи боже ты мой! - Грязный вал перекатился в брюшную полость и скрылся из вида. Я не сумел сдержать стона. Что это за штучки, Норман, черт вас дери? Я почувствовал, что он трясется, как в ознобе. - Да пошевеливайтесь же! - рявкнул я. - Давайте иглу. Живей, живей! Норман вскочил, кинулся к импровизированному столику, вер- нулся и трясущимися пальцами подал мне иглу с длинным шлей- фом кетгута. Я молча зашил разрез, который сделал не в том органе. Во рту у меня пересохло. Потом мы вдвоем схватили ват- ные тампоны, чтобы убрать содержимое желудка из брюшной по- лости, но значительная его часть уже стекла туда, куда мы не могли добраться. Массированное загрязнение! Когда мы сделали все, что было в наших силах, я выпрямился, посмотрел на студента и с трудом прохрипел: - Я думал, вы эти операции знаете, как свои пять пальцев. - В клинике их делают довольно часто... Глаза у него были испуганные. Я ответил ему свирепым взглядом. - Вы-то сколько кесаревых сечений видели? - Ну... э... по правде сказать, одно. - Одно! А рассуждали, как специалист. Но пусть и одно, что-то ведь вы же должны о них знать? - Дело в том. - Колени Нормана заерзали по булыжнику. - Видите ли... Я сидел в самом заднем ряду. Мне удалось придать своему хрипу саркастический оттенок: - А-а! Так что толком ничего не разглядели? Так? - Почти. - Он уныло поник головой. - Щенок! - шепнул я злобно. - Дает указания, а сам ни черта не знает. Да ты понимаешь, что убил эту прекрасную ко- рову? Перитонит ей обеспечен, и она сдохнет. Единственно, что мы еще можем, это извлечь теленка живым. - Я заставил себя отвести взгляд от его растерянного лица. - Ну, давай продол- жать. Если не считать моего первого вскрика, весь разговор велся пианиссимо, и мистер Бушелл только вопросительно на нас по- глядывал. Я улыбнулся ему - ободряющей улыбкой, как мне хотелось верить, - и повернулся к корове. Извлечь теленка живым! Легко сказать, но вот сделать? Мне скоро стало ясно, что извлечь его даже мертвым - задача чудовищная. Я погрузил руку поглубже под, как мне теперь было известно, рубцовый отдел желудка, и наткнулся на гладкий мышечный орган, лежащий на брюшной стенке. В нем находилось что-то огромное, твердое и неподвижное, точно мешок с углем. Я продолжал исследование и нащупал характерные очертания заплюсны, упершейся в скользкую стенку. Да, бесспорно, теленок, но как же до него далеко! Я вытащил руку и вновь уставился на Нормана. - Но из вашего заднего ряда, - осведомился я со жгучей иронией, - вы все-таки, может быть, изволили заметить, что де- лают дальше? - Дальше? А, да-да! - Он облизнул губы, и я вдруг обна- ружил, что лоб у него весь в бисеринках пота. Необходимо экстрагировать матку. - Экстрагировать? Приподнять к разрезу, что ли? - Да-да. - Господи! Да это никакому Геркулесу не под силу! Мне ее ни на йоту не удалось сдвинуть. Вот сами попробуйте! Студент, который разделся и намылился одновременно со мной, покорно запустил руку в разрез, и минуту я любовался, как он натужно багровеет. Потом он смущенно кивнул. - Вы правы. Ни в какую. - Остается одно! - Я схватил скальпель. - Сделаю разрез у заплюсны и ухвачу за нее. Орудовать скальпелем вслепую, погрузив руку по плечо в тем- ные коровьи недра и высунув язык от напряжения - что может быть кошмарнее? Меня леденила мысль, как бы ненароком не полоснуть по чему-нибудь жизненно важному, но, к счастью, при- мериваясь к бугру над заплюсной, я лишь раз-другой порезал собственные пальцы. И несколько секунд спустя уже ухватил во- лосатую ногу. Уф-ф! Все-таки зацепка. Осторожно, дюйм за дюймом я расширил разрез. Ну, авось, он теперь достаточно широк. Но когда работаешь на ощупь, ни- какой уверенности быть не может. В том-то и весь ужас. Однако мне не терпелось извлечь теленка на свет. Отложив скальпель, я вновь взялся за ногу, попробовал ее приподнять и тут же убедился, что с кошмарами еще далеко не покончено. Тя- желым теленок оказался неимоверно, и чтобы его вытащить, тре- бовались очень мощные руки. Теперь в таких случаях у меня всегда рядом наготове какой-нибудь дюжий парень - раздетый, с обеззараженной по плечо рукой, - но тогда в моем распоря- жении был только Норман. - Давайте же! - пропыхтел я. - Попробуем вместе. Мне удалось отогнуть заплюсну так, что мы могли оба разом ухватить ногу над копытцем, но все равно приподнять эту тяжесть к разрезу в коже стоило нам дикого напряжения. Стиснув зубы, мучительно кряхтя, мы тянули, тянули, пока я наконец не сумел взяться за другую заднюю ногу. Но и тогда те- ленок не сдвинулся с места. От обычного трудного отела отличие было лишь одно: тянули мы его через разрез в боку. И когда, отки- нувшись, задыхаясь и потея, мы собрались с последними силами, меня охватило чувство, знакомое всем ветеринарам. Ну, зачем, зачем, зачем мне понадобилось делать эту жуткую операцию? Я от всего сердца, от всей души сожалел, что воспротивился на- мерению мистера Бушелла прибегнуть к услугам мясника. Ехал бы я сейчас тихо, мирно по очередному вызову, а не надрывался бы тут до кровавого пота. Но даже хуже физических мук, было жгучее сознание, что я совершенно не знаю, чего ждать дальше. Тем не менее теленок мало-помалу поддавался нашим уси- лиям. Вот из разреза появился хвост, затем немыслимо массив- ная грудная клетка, а затем на одном рывке - плечи и голова. Мы с Норманом плюхнулись на булыжник, теленок скатился нам на колени, и словно солнечный луч озарил кромешный мрак: он отфыркивался и тряс головой. - Ну, прямо великан! - воскликнул фермер. - Да и боек. Я кивнул. - Очень, очень крупный. Таких крупных мне редко доводи- лось видеть. - Я ощупал новорожденного. - Ну, конечно, бычок. Обычным путем ему бы ни за что не протиснуться. И тут же мое внимание вновь сосредоточилось на корове. Ку- да, во имя всего святого, девалась матка? Исчезла без следа. Я вновь принялся отчаянно шарить в брюшной полости. Мои пальцы тотчас запутались в клубке плаценты. О черт, самое ей место среди кишок! Плаценту я вытащил, бросил на пол, но матки все равно не нащупал. На одно пронзительное мгновение я пред- ставил себе, что будет, если я так и не сумею ее нащупать. Но тут мои пальцы задели рваный край надреза. Насколько это было возможно, я приподнял матку к свету, и у меня екнуло сердце: разрез для такого огромного теленка ока- зался все-таки маловат, и по стенке в сторону шейки змеился длиннющий разрыв, конца которого не было видно. - Иглу? - Норман сунул мне в пальцы новую иглу. - Стя- ните края раны, - буркнул я и начал шить. Шил я, как мог быстро, и все шло отлично, пока я видел, что делаю. Но затем начались муки. Норман как-то умудрялся сво- дить края незримой раны, а я слепо тыкал иглой, вонзая ее то в его пальцы, то в собственные. И тут, к моему вящему отчаянию, возникло совсем уж нежданное осложнение. Теленок встал на ноги и, пошатываясь, сделал первые шажки. Меня всегда умиляло, как быстро такие новорожденные начи- нают проявлять самостоятельность, но в данном случае она была явно излишней. Ища вымя, по зову еще не объясненного инстинкта, теленок тыкался мордочкой в бок коровы, время от времени попадая го- ловой в зияющую там дыру. - Назад ему приспичило забраться, не иначе, - с широкой ухмылкой объявил мистер Бушелл. - Ну, боек! Вот уж боек! Это излюбленное йоркширское определение вполне отвечало случаю. Я шил, прищурив глаза, стискивая зубы, и то и дело от- талкивал локтем влажный нос. Но теленок не унимался, и с то- скливой покорностью судьбе я замечал, как всякий раз он добав- лял к содержимому брюшной полости все новые и новые порции соломинок и грязи с пола. - Вы только поглядите, - охнул я. - Как будто там и без то- го мусора мало! Норман ничего не ответил. Челюсть у него отвисла, по забрыз- ганному кровью лицу струился пот, но он продолжал сводить края невидимой раны. И в его неподвижном взгляде я прочел нарастающее сомнение: не свалял ли он большого дурака, решив стать ветеринаром? В дальнейшие подробности я предпочту не вдаваться. Зачем терзать себя воспоминаниями? Достаточно сказать, что по исте- чении вечности я зашил разрыв матки до места, куда доставали мои руки, затем мы очистили брюшную полость, насколько это было