т голов. Удалял рога я здесь уже несколько дней и с радостью подумал, что это мой последний визит: оперировал я могучих трехлетних шортгорнов и совсем измучился. Теперь, когда домашние хозяйки предпочитают мясо попостнее и понежнее, бычков забивают при- мерно в полуторагодовалом возрасте, и великаны-волы, с какими мне приходилось иметь дело на ферме мистера Даннинга, нынче почти не встречаются. Но в тот день в загоне, к которому мы подъехали, расхаживало не меньше двадцати таких чудовищ. - В малый загон будем перегонять их по одному, как всегда, - крикнул, подбегая ко мне, мистер Даннинг. Он был невысок рос- том, весь кипел энергией, легко возбуждался, и голос его не усту- пал пронзительностью паровозному свистку. Его сыновья, дюжие молодцы, носившие типичнейшие йоркширские имена Томас, Джеймс и Уильям, следовали за ним более степенным шагом. Я познакомил их с Энди, который с любопытством рассматри- вал огромные сапоги, изношенную одежду, всклокоченные волосы, буйно выбивающиеся из-под кепок. Фермеры с таким же любопыт- ством уставились на костюм моего друга в тончайшую полоску, сверкающий белизной воротничок и со вкусом выбранный галстук. Затем мы перешли к делу и мистер Даннинг дал полную волю своей энергии: он тыкал в могучие зады палкой и душераздираю- ще вопил: - Э-ге-гей! Тпрусь, тпрусь! Ну-ка, ну-ка! В конце концов один из моих пациентов выскочил в ворота и братья загнали его в стойло. Я передал им намордник с хлорофор- мом и оперся на мою громоздкую гильотину, размышляя, насколь- ко легче стала моя жизнь в последние дни. Когда я только приступил к удалению рогов этого стада, каж- дый жгут я накладывал собственноручно и сам пристегивал на- мордник. Но фермеры - народ переимчивый, и младшие Даннинги скоро придали процедуре куда большую эффективность. Уже на второй день Томас, старший, вежливо предложил: - Веревки эти и намордник мы и сами на них накрутим, мистер Хэрриот. А вы бы постояли снаружи. Я ухватился за эту идею. Грубый шпагат приходилось затяги- вать в жгутах очень туго, и он стер мне всю кожу на ладонях, но мозолистые лапищи младших Даннингов не порезала бы и прово- лока. А я уже не буду летать по стойлу мячиком, накладывая жгут. И вот, опираясь на гильотину в позе палача, я обратил мысли к моему другу. - Энди, - сказал я, - будет лучше, если ты заберешься вон туда! - и пнул одну из квадратных деревянных кормушек, рас- ставленных длинным рядом в глубокой соломе посередине загона, фермеры называли их "стопки". Над стопками покачивалась на цепях люлька с сеном... Энди снисходительно улыбнулся; - О, мне и здесь отлично. - Он привалился плечом к столбу напротив стойла и закурил сигарету. - Я не хочу упустить ни ма- лейшей подробности. Даже слушать все это очень интересно. И действительно, из-за двери стойла доносились разные инт- ригующие звуки. Как всегда. Сердитые крики "ох!", "да стой ты смирно, чучело!", "ноги мне оттоптать вздумал!" мешались с гул- кими ударами гигантского тела о стенки. Наконец, раздался неизбежный залп предупреждений: - Э-эй! Выпускаем! Я весь подобрался, дверь распахнулась, и из нее, как пушечное ядро, вырвался мой пациент: фестоны шпагата, намордник, точно противогазная маска, на веревке висят двое из братьев. Ноги вола ушли по колено в солому, он на мгновение остано- вился, покосился пе сторонам, а затем, едва глаза над верхним краем намордника узрели элегантную фигуру моего друга у стол- ба, он опустил голову и ринулся в атаку. Энди мешкать не стал. Едва на него устремились полторы тон- ны будущей говядины, он вспорхнул на стопку, ухватился за верх- нюю перекладину люльки и одним рывком вознесся на недосягае- мую высоту. Секунду спустя тяжелая стопка под ним полетела ку- вырком, опрокинутая бешеным ударом рогов. Я вдруг вспомнил, что в гимнастическом зале Энди всегда отличался в упражнениях на шведской стенке. Видимо, ему удалось сохранить всю былую ловкость и быстроту. Он поглядел на меня со своего ложа из душистого клевера, которое мягко покачивалось на цепях. - На твоем месте я бы там и остался, - сказал я. Энди кивнул. Я понял, что особенно уговаривать его не при- дется. Лицо его приобрело несколько мучнистый, оттенок, а брови застыли где-то у линии волос. Потребовались объединенные усилия всех трех братьев, чтобы остановить вола. Теперь они тяжело отдувались, туго натягивая веревку, и ждали, чтобы я приступил к началу операции. Настал решающий момент. Я прислонил гильотину к стопке и медленно подошел к волу. Отстегнул клапан намордника и налил на губку хлороформ. Что произойдет дальше, предугадать было невозможно. Одни животные тут же погружались в сон, но в других непонятный запах возбуждал внезапную ненависть ко мне, и они наставляли на меня рога, увернуться от которых в глубокой соломе бывало не так просто. К большому моему облегчению, этот буян принадлежал к пер- вому типу. После атаки на Энди, потаскав братьев Даннингов на веревке, он запыхался и вдохнул хлороформ полной грудью. Его глаза сразу же остекленели, он пошатнулся, сделал несколько не- уверенных шажков, осел набок и заснул. Времени терять было нельзя. Утопая в соломе до колено, я под тащил гильотину, наложил лезвия на рог, ухватил ручки и нажал. Для рогов молодых животных бывало достаточно одного нажима, но у этих основания рогов были настолько широки, что лезвия сошлись под громкий треск лишь через несколько мучительных секунд. Я принялся за второй рог, который потребовал от меня еще больших усилий. - Все! - просипел я. - Снимайте намордник! Я взмок, а этот вол был первым из девятнадцати. Братья тотчас отстегнули намордник и кинулись к большому загону, где их отец уже вопил и тыкал палкой. Я обезрожил второго, потом третьего, потратив лишь немного больше пота. Но четвертый оказался мне не по зубам. Рога у него были такими огромными, что я раздвигал и раздвигал ручки, пока они практически не вытянулись в одну прямую линию. Как я ни пыхтел, как ни напрягался, мне не удавалось свести их вместе хотя бы на одну десятую дюйма. За спиной у меня раздался голос Тома- са, сложением не уступавшего любому чемпиону-тяжеловесу. - Подвиньтесь-ка, мистер Хэрриот, - сказал он. Я перехватил ручки ближе к середине. Томас взялся за концы, но и наши совместные усилия возымели действие не сразу. Затем рог отвалился с громким треском, а я взвизгнул - я ведь был "человеком посредине" и сходящиеся ручки врезались мне в ребра. То же повторилось и со вторым рогом: Томас вновь пришел мне на помощь и мои ребра пострадали вторично. Братья пустились трусцой за следующим волом, а я прилег на солому и постанывал, потирая бока. - Джим, как ты? - донесся сверху встревоженный голос, и, подняв глаза, я встретил сочувственный взгляд Энди. Как мне смутно вспомнилось, все это время он вертелся и раскачивал люль- ку в упрямом стремлении ничего не упустить. Я криво ему улыбнулся. - Все в порядке, Энди. Ну, заработал пару синяков. - Еще бы! Ну и детина же зажал тебя в ручках! Не хотел бы я очутиться на твоем месте! Вид у моего друга был ошеломленный. И стал совсем уж оша- рашенным, когда следующий вол, едва нюхнув хлороформа, рва- нулся вперед и опрокинул меня на спину. Но и чего было ждать, когда энергичный мистер Даннинг доводил животных до исступ- ления своими воплями и тычками? Видимо, Томас пришел к тому же выводу. - За ради бога, папаша, - произнес он с обычной своей раз- меренностью, - брось ты свою дурацкую палку и заткнись. Говорил он без малейшей злости, потому что любил отца, да и мне маленький мистер Даннинг был симпатичен. Человек ведь он был очень хороший. Теперь он на миг присмирел, но его энергия искала выхода, и вскоре вопли и тычки возобновились с прежней силой. С десятым животным случилось то, чего я опасался больше все- го. Лезвие перерезало жгут на роге. - Быстрей! Давайте шпагат! - кричал я, нробираясь к спя- щему волу, к красной струе, бьющей над его лбом. Пока я затяги- вал новый жгут, мое лицо щедро орошали теплые брызги. Но что было делать? Я затянул последний узел и обернулся к мистеру Даннингу. - Принесите, пожалуйста, ведро теплой воды, мыло и поло- тенце! - Я с трудом раздвигал слипающиеся веки - слипающие- ся в буквальном смысле слова, так как ресницы склеивала быст- ро свертывающаяся кровь. Маленький фермер зарысил к дому и тотчас вернулся с ведром, над которым поднимался пар. Я жадно окунул руки в воду и в сле- дующий миг уже плясал в соломе, тряся ошпаренными пальцами. - Так это же кипяток, черт подери! Братья смотрели на меня с каменными лицами, но мистер Дан- нинг просто покатывался со смеху. - Хи-хи-хи! Хи-хн-ки! - Он захлебывался визгливым хихи- каньем: в жизни ему не доводилось видеть ничего смешнее. Пока он приходил в себя, Уильям принес холодной воды и подлил в ведро. Я ополоснул руки и кое-как промыл глаза. Дальше все шло, как во сне. Во мне нарастало тоскливое утом- ление. Одно и то же, одно и то же. Животное загоняют в стойло, из-за дверей доносятся удары в стенки и ругань, заключительный вопль "Э-эй! Выпускаем!", хлороформ, напряжение, треск отле- тающего рога, а мозг сверлит неизбежный вопрос, который, несом- ненно, задают себе все ветеринары: "Пять лет учиться в коллед- же - ради вот этого?!" Внезапно я с облегчением обнаружил, что настала очередь са- мого последнего. У меня уже почти не осталось сил. Томасу приш- лось еще несколько раз придавить мне ребра, и все мышцы проте- стующе ныли. И когда мистер Даннинг погнал к воротам заго- на последнего вола, у меня вырвался благодарный вздох. Однако понукания и палка подействовали на эту скотину далеко не так, как на прочих. Мне даже пришло в голову, что кастрационные щип- цы в свое время толком не сработали, - такая ярость ощущалась в каждом движении заупрямившегося животного. Косматая голова упрямо надвигалась на мистера Даннинга, и удар палкой по морде не заставил ее отдернуться. Маленький фермер благоразумно решил ретироваться. Он повернулся и зашагал прочь по соломе. Вол зашагал сле- дом. Мистер Даннинг перешел на рысь. И вол тоже. Рысь смени- лась неуклюжим галопом. Заскакал и вол. Никаких признаков, что животное намерено перейти в нападение вроде бы не было, но мистер Даннинг, видимо, придерживался иного мнения. Он не сбавлял скорости, а в глазах у него нарастал испуг. Хотя бежать по колено в соломе не легче, чем по колено в воде, для шестидесяти- летнего человека он показывал недурное время. Никто не пришел ему на помощь. Возможно, нас всех немножко утомила суматоха, которую он упрямо поднимал в загоне весь день, но как бы то ни было, мы стояли и смеялись. У меня от хохота даже заныли искалеченные ребра. Мистер Даннинг резво прога- лопировал вдоль ряда стопок, а вол отставал от него лишь на шаг. Энди, наблюдая за погоней сверху, чуть не вывалился из люльки. Но долго так продолжаться не могло. Когда мистер Даннинг обежал стопки во второй раз, с него слетела кепка, он споткнулся раз, другой и растянулся ничком на соломе. Вол небрежно пере- шагнул через него, почти сразу же замедлил бег и дал себя пой- мать, словно все предыдущее просто было легкой разминкой. Мис- тер Даннинг вскочил целый и невредимый. Пострадало лишь его самолюбие. Смерив нас свирепым взглядом, он подобрал кепку, а я с помощью его сыновей удалил последние два рога, и дневные мои труды завершились. Мы помогли Энди спуститься на землю; потребовалось много времени и усилий, чтобы стряхнуть с его элегантного костюма су- хие стебли и семена. Он невозмутимо следил, как я очищал и про- тирал гильотину, прежде чем кое-как водворил ее в багажник. За- тем особой щеткой я счистил слой навоза с моих сапог и пере- обулся. Когда мы отправились в обратный путь, уже смеркалось. Энди закурил сигарету и украдкой поглядывал на мое потное, забрыз- ганное кровью лицо, на мою ладонь, нежно поглаживающую реб- ра под курткой. - Джим, - сказал он, наконец. - Никогда не следует спешить с выводами. Пожалуй, у моей работы есть свои хорошие стороны. 34 "Какая жуткая опухоль!" - подумал я, когда в полумраке коридора появилась собака с уродливым выростом на морде, но тут же обнаружил. что это всего лишь жестянка из-под сгущен- ного молока. Разумеется, жестянкам вовсе не положено торчать из собачьих пастей, но у меня отлегло от сердца: просто Бренди вновь слишком увлекся. Я поднял крупного лабрадора на стол. - Ну, что, Бренди, опять навестил мусорный бак? Пес виновато ухмыльнулся и попытался лизнуть мою щеку, но тщетно: его язык намертво застрял в жестянке. Впрочем, он ком- пенсировал свою неудачу, отчаянно завиляв хвостом и всей задней частью туловища. - Мистер Хэрриот, извините, что я снова вас беспокою! - Миссис Уэстби, миловидная молодая женщина, грустно мне улыб- нулась. - Но отвадить его от мусорных баков невозможно, как мы не стараемся. Обычно я и дети справляемся с жестянками сами. Но с этой у нас ничего не вышло. Ему защемило язык крышкой. - Мм... мм... - Я осторожно провел пальцем по зазубренному краю. - Да, дело не так просто. Ведь мы не хотим изрезать ему рот. Выбирая щипцы, я прикидывал, сколько раз мне уже довелось вызволять Бренди из такой же беды. Он был давним моим пациен- том - огромный, добродушный псина с неуемной энергией. Однако упорные налеты на мусорные баки приобретали маниакальный оттенок. Он со смаком выискивал очередную жестянку и принимался так рьяно ее вылизывать, что запускал язык излишне глубоко и защем- лял его. Семейство Уэстби и я без конца освобождали запойного лакомку от жестянок из-под компота, тушонкн, фасоли в томатном соусе, всевозможных супов - ну, словом, была бы жестянка, а уж он непременно в нее залезал. Я зажал щипцами край крышки, осторожно отогнул ее по всей длине, защемленный язык обрел свободу и тут же радостно за- ерзал по моему лицу. Как еще мог Бренди выразить свой восторг и благодарность? - Хватит, хватит, глупая ты собака, - сказал я, смеясь и от- страняя ухмыляющуюся пасть. - Да, Бренди, достаточно! - Миссис Уэстби сняла его со сто- ла и добавила еще строже. - Чем теперь подлизываться, ты бы лучше избавился от этой гадкой привычки. Пора за тебя взяться. Нотация нотацией, а хвост продолжал отчаянно вилять. Как и я, Бренди не преминул заметить, что его хозяйка улыбается. Сердиться на него ни у кого не достало бы духа, такая солнечная это была натура. Мне доводилось видеть, как юные хозяева (детей в семье Уэст би было четверо: три девочки и мальчик) хватали его за все че- тыре лапы и раскачивали, точно гамак, или возили в детской ко- ляске, предварительно запеленав, или придумывали еще какое- нибудь развлечение, а он терпел все это с полным добродушием. Да нет, ему, видимо, нравилось быть участником таких игр. Странности Бренди не исчерпывались страстью к мусорным бакам. Как-то днем я приехал к Уэстби посмотреть их кошку и устроился с ней на каминном коврике. Старшая девочка держала голову моей пациентки, а миссис Уэстби вязала, сидя в глубоком кресле. Я шарил по карманам в поисках термометра и вдруг заме- тил, что в комнату как-то странно, бочком, вошел Бренди, подоб- рался к хозяйке и сел спиной к ней с весьма небрежным видом. Затем он начал потихоньку вползать задом на ее колени. Она, не отрывая глаз от вязания, столкнула его, но он тут же повторил свой маневр. Зрелище было удивительное: задняя часть его туловища медленно-медленно приподнималась, а золотистая морда хранила невиннейшее выражение, словно его вообще здесь не было. Забыв про термометр, я следил за Бренди как завороженный. Миссис Уэстби сосредоточенно считала петли и словно не замеча- ла, что зад Бренди уже воздвигся на ее красивые, обтянутые си- ними джинсами колени. Пес на секунду замер, точяо закрепляя успех первого этапа операции, а потом еще медленнее принялся окончательно утверждать свою позицию, перебирая передними ла- пами и почти встав на голову. Но тут, когда завершающее усилие водворило бы большого пса на колени хозяйки, миссис Уэстби кон- чила считать петли и с возгласом "Какой же ты дурачок, Бренди!" столкнула его на ковер, где он и распростерся, глядя на нее томным взором. - Что это он? - спросил я с любопытством. - Все мои старые джинсы! - улыбнувшись, ответила миссис Уэстби. - Когда Бренди был щеночком, я его часами держала на коленях, а тогда я обычно ходила в джинсах. Ну и стоит ему их увидеть даже теперь, как он старается забраться ко мне на колени. - Не проще ли было сразу вспрыгнуть? - Он и это пробовал, но тут же летел на пол. Ну и сообразил, что я не стану держать на коленях громадину-лабрадора. - И выбрал окольный путь? Миссис Уэстби засмеялась. - Совершенно верно. Когда я чем-то поглощена - вяжу или читаю, - он иногда умудряется почти добиться своего, а если успел перед этим извозиться в грязи, мне остается только пойти пере- одеться. И уж тогда он получает заслуженную нахлобучку. Пациент вроде Бренди всегда вносит живописность в рабочие будни. Выгуливая собственную собаку, я часто наблюдал, как он играет на лугу у реки. Помню очень жаркий день, когда другие собаки то и дело принимались плавать - за палками или просто желая прохладиться. Проделывали они это без особого ажиота- жа - все, кроме Бренди. Вот он помчался к берегу, вопреки моим ожиданиям не задер- жался ни на секунду, взмыл в воздух, растопырил все четыре ноги и на мгновение повис в пустоте, точно белка-летяга, а потом плюх- нулся в воду с оглушительным плеском и в туче брызг. Да, привле- кать к себе внимание он обожал! На следующий день на том же лугу мне довелось увидеть нечто еще более поразительное. Я проходил мимо детской площадки, где ребятишки качались на качелях, вертелись на карусели и ска- тывались с горки. В очереди к горке стоял Бренди - непривычно солидный и чинный. Вот он поднялся по лесенке, с тихим достоин- ством съехал по металлическому желобу, неторопливо обошел горку и опять встал в очередь. Детишки относились к его присутст- вию совершенно спокойно, как к чему-то привычному, а я просто не мог оторваться от этого зрелища. Так бы и простоял там весь день. Да, о Бренди трудно было думать без улыбки. Но мне сразу рас- хотелось улыбаться, когда несколько месяцев спустя миссис Уэст- би привела его в приемную. Куда девалась буйная жизнерадост- ность? Он плелся по коридору, еле волоча ноги. Поднимая его на стол, я заметил, что он стал заметно легче. - Что с ним такое, миссис Уэстби? - спросил я. Она взглянула на меня с тревогой. - Он последние дни стал каким-то вялым, кашлял, плохо ел, а сегодня утром совсем разболелся и дышит с трудом. Вы за- метили? - Да... да... - Я поставил термометр и смотрел, как вздыма ется и опадает грудная клетка. Пасть была полуоткрыта, в глазах прятался испуг. - Вид у него действительно скверный. Температура оказалась 40ь. Я взял стетоскоп и прослушал легкие. Мне вспомнилось, как старый шотландский врач сказал про тяжело больного пациента: "У него в груди шарманка играет". Каждый затрудненный вздох сопровождался хрипами, влажными шорохами, побулькиванием - ну, словом, весь набор. Я убрал стетоскоп в карман. - У него пневмония. - Господи! - Миссис Уэстби легонько погладила вздымаю- щуюся золотистую грудь. - Это очень плохо? - Боюсь, что да. - Но ведь... - Она умоляюще посмотрела на меня. - С тех пор, как появились все эти новые лекарства, мне казалось, что пневмония перестала быть такой уж опасной? - Вообще-то вы правы, - ответил я после паузы. - Суль- фаниламиды, а теперь еще и пенициллин заметно изменили карти- ну для людей и большинства животных, но у собак она по-прежне- му поддается лечению очень туго. Тридцать лет спустя ситуация практически не изменилась. Хотя в нашем распоряжении есть богатейший арсенал антибиотиков, добавившихся к пенициллину, - стрептомицин, тетрациклин и прочие, - а также новейшие препараты, помимо антибиотиков, и стероиды, меня все равно берет дрожь, когда я обнаруживаю пневмонию у собаки. - Но ведь он не безнадежен? - робко спросила миссис Уэстби. - Нет-нет, что вы! Просто я хотел предупредить вас, что на многих собак лекарства почти не действуют. Но Бренди молод и в отличной форме. У него есть все шансы выкарабкаться. Но как он ее подхватил? - Это я вам могу объяснить, мистер Хэрриот. Неделю назад он искупался в реке. Я стараюсь не подпускать его к воде, пока стоят холода, но стоит ему увидеть плывущую палку, как он сразу прыгает в самую середину. Вы же его видели? Любимая его штука. - Я знаю. А потом у него начался озноб? - Да. Я сразу отвела его домой, но очень уж было холодно. Вытираю его и чувствую, как он весь дрожит. Я кивнул. - Конечно, тогда он и простудился. Сейчас я сделаю ему инъекцию пенициллина, а завтра заеду к вам и повторю ее. Водить его в таком состоянии сюда не следует. - Хорошо, мистер Хэрриот. Что-нибудь еще? - Да. Ему нужен легочный жилет, как мы их называем. Про- режьте в старом одеяле две дырки для передних ног, а края сшейте на спине. Вместо одеяла можно взять старый свитер. Главное, чтобы грудь у него была в тепле. Гулять не выводите - только в сад для отправления естественных надобностей. Утром я заехал и сделал вторую инъекцию и нашел Бренди в прежнем состоянии. Не подействовали и следующие четыре инъек- ции. На пятый день мне оставалось только с грустью признать, что он принадлежит к подавляющему большинству собак, которым антибиотики не помогают. Температура, правда, немного понизи- лась, но он почти ничего не ел и заметно похудел. Я прописал ему таблетки сульфапиридина, но и они никакой пользы не принесли. Дни шли, а Бренди по-прежнему кашлял, тяжело дышал и все больше погружался в тяжелую апатию. Мне уже не удавалось отогнать мысль, что этот веселый, полный буйной энергии пес вот- вот погибнет. Однако смерть прошла стороной. Бренди кое-как выкараб- кался, но и только. Температура стала нормальной, он начал по- немногу есть, однако этим все и ограничилось. Он не жил, а только существовал в какой-то серой мгле. - Это уже не Бренди, - сказала миссис Уэстби недели три спустя, и на глаза у нее навернулись слезы. - Боюсь, вы правы, - грустно согласился я. - Рыбий жир вы ему даете? - Каждый день. Но толку ни малейшего. Что с ним такое, мистер Хэрриот? - Видите ли, тяжелую пневмонию он одолел. Но не ее послед- ствия - хронический плеврит, спайки и, возможно, еще что-ни- будь. Процесс выздоровления словно бы на этом и оборвался. Миссис Уэстби вытерла глаза платком. - Просто сердце надрывается смотреть на него. Ведь ему только пять лет, но кажется он совсем дряхлым. - Она всхлип- нула и высморкалась. - А я еще ругала его за то, что он залезал в банки и пачкал мне джинсы! Если бы он начал сейчас опять безоб- разничать, как я обрадовалась бы! Я засунул руки поглубже в карманы. - И ничего такого он больше не вытворяет? - Ах, где там! Бродит по комнатам и все. Даже гулять не хочет. Пока мы разговаривали. Бренди поднялся с подстилки в углу, медленно просеменил к топящемуся камину, постоял немножко - тощий, пустоглазый. Словно бы только теперь обнаружив мое при- сутствие, он чуть вильнул кончиком хвоста, потом закашлялся, застонал и тяжело опустился на коврик. Да, миссис Уэстби не преувеличила: передо мной, казалось, была очень старая собака. - Вы думаете, он навсегда таким и останется? - спросила она. Я пожал плечами. - Будем надеяться, что нет. Но, садясь за руль, я не повторил про себя этих слов. Слишком уж часто мне приходилось видеть телят, перенесших пневмонию. Фермеры называли их "заморышами", потому что они навсегда оставались худыми и вялыми. Проходили недели, месяцы. Бренди я видел изредка, когда мис- сис Уэстби выводила его на поводке погулять. Брел он за ней с большой неохотой, и ей все время приходилось замедлять шаг. А у меня сжималось сердце: неужели это - Бренди? Ну, что же, во всяком случае, жизнь я ему спас. А раз сделать больше не могу, то лучше поменьше о нем думать. И я отгонял всякую мысль о лабрадоре, что мне более или менее удавалось. Как-то в феврале у меня выпал очень тяжелый день. Почти всю ночь я провозился с лошадью, у которой были сильные колики, и спать лег в пятом часу, утешаясь сознанием, что все-таки снял боль и животное чувствует себя лучше. Но тут меня потребовали к телящейся молодой корове с узким тазом. Мне удалось спасти теленка - очень крупного, но домой я вернулся совсем без сил, а ложиться спать уже не имело смысла. После утренних вызовов у меня осталось ощущение, будто я совершенно выпотрошен, и за обедом Хелен раза два с испугом будила меня, когда мой лоб начинал склоняться в тарелку. В два часа в приемной сидело несколько собак. Осматривал я их, словно сквозь кисею, с трудом расклеивая веки. Когда дошла очередь до последнего пациента, я еле держался на ногах и совершенно не знал, на каком я свете. - Следующий, пожалуйста, - промямлил я, открывая дверь приемной. Вот сейчас появится собака на поводке... И действительно, вошел мужчина с маленьким пуделем. Но что это? Я даже глаза протер. Да, действительно, собака, гордо выпрямившись, идет ко мне на двух ногах. Нет, я, конечно, сознавал, что сплю стоя. Но неужто дело дошло до галлюцинаций? Я еще раз вытаращился на пуделя. Да, шагает себе, выпятив грудь, держа голову прямо, как солдат на смотру. - Будьте добры, идите за мной, - хрипло сказал я и поплелся к смотровой, но на полдороге не выдержал и оглянулся. Нет, пудель, знай себе, шагает рядом с хозяином, передние лапы по швам. Однако хозяин, видимо, перехватил мой недоуменный взгляд, потому что расхохотался и объяснил: - Да вы не беспокойтесь, мистер Хэрриот. Он прежде в цирке выступал. Ну, я и люблю похвастать его трюками. А от этого его фокуса люди даже пугаются. - Надо думать! - пробурчал я, - У меня прямо сердце обор- валось. Пудель был здоров - ему требовалось только подстричь когти. Я поднял его на стол, взял щипчики и улыбнулся. - На задних лапах он, наверное, все когти сам сточил, - ска- зал я и обрадовался, что еще не утратил способности шутить. Но уже через несколько минут усталость навалилась на меня с прежней силой, и я с трудом проводил их до входной двери. Пуделек затрусил по улице на всех четырех ногах, как и, поло- жено собаке, а мне вдруг пришло в голову, что я уже очень давно не видел, чтобы собака проделывала что-нибудь забавное. Ну, как Бренди. Вот он мне и вспомнился! Я устало прислонился к косяку и закрыл глаза. А когда открыл, то увидел, что из-за угла выходит Бренди, таща на поводке миссис Уэстби. Его морду по самые глаза закрывала жестянка из-под томатного супа. Заметив меня, он бе- шено завилял хвостом и натянул поводок еще туже. Нет, уж это действительно галлюцинация, никуда не денешь- ся. Видение из прошлого. Надо немедленно лечь... Но я не успел отклеиться от косяка, как лабрадор взлетел по ступенькам и не лизнул меня в нос только потому, что его язык находился внутри жестянки, а удовлетворился тем, что бодро задрал ногу у стены. Я уставился на сияющее лицо миссис Уэстби. - Как?.. Что?.. Веселые искры в глазах и улыбка во весь рот придавали ей особое очарование. - Видите, мистер Хэрриот? Ему лучше! Лучше! Сон с меня как рукой сняло. - А я... Вы привели его снять жестянку? - Да, да, пожалуйста! Я даже крякнул, поднимая Бренди на стол. Он стал тяжелее, чем был до болезни. Нужные щипцы я схватил, почти не глядя, и принялся отгибать зазубренные края наружу. По-видимому, к томатному супу он питал особую слабость - во всяком случае, сидела жестянка очень плотно, и мне пришлось с ней повозиться довольно долго. Но вот Бренди освободился, и я еле успел увер- нуться от его слюнявых поцелуев. - Опять навещает мусорные баки, как я погляжу! - Да. Чуть не каждый день. Несколько жестянок я сумела сама с него снять. И с горки опять катается! - Она блаженно засмеялась. Я вытащил из кармана стетоскоп и прослушал его легкие. Кое- где легкие хрипы, но шарманка умолкла. Присев на край стола, я оглядывал могучего пса и не мог до конца поверить в свершившееся чудо. К нему вернулась вся прежняя жизнерадостность, пасть расползалась в задорной ус- мешке, а в окно вливались солнечные лучи, золотя и без того золо- тую шерсть. - Но почему, мистер Хэрриот? - спросила миссис Уэстби. - Что произошло? Отчего ему стало лучше? - Vis medicatrix naturae, - ответил я с благоговением. - Простите? - Целительная сила природы. Никакой ветеринар не может с ней соперничать, если уж она вступает в действие. - Ах, так. И предсказать заранее вы не можете? - Нет. Мы помолчали, поглаживая Брэнди по голове, ушам и спине. - Да, кстати, - заговорил я, - интерес к синим джинсам тоже вернулся? - Еще как! Они сейчас ждут в стиральной машине. Выпачка- ны в глине сверху донизу. Такое счастье! 35 10 августа 1963 года Не успел я смежить вежды в гостинице над Босфором, как меня разбудил коридорный. Сквозь оконце на уровне тротуара прямо мне в глаза били солнечные лучи. После завтрака тот же мини-автобус промчал нас по берегу пролива и через город, так что мне удалось еще раз мельком взглянуть на его чудеса. А я-то надеялся посвятить долгие часы неторопливому знакомству с такими жемчужинами Стамбула, как Святая София, Голубая мечеть, и еще многими-многими... Но, быть может, в другой раз. В аэропорту царила обычная суета. Один за другим взлетали самолеты и тонули в голубой небесной дали, но наш "Геракл" сто- ял в одиночестве, огромный, видавший виды, с закопченным кры- лом, с бесполезным мотором. Мне почудилось в нем что-то злове- щее. Однако Эд, Дейв и Карл направились к нему, сунув руки в карманы и весело насвистывая. Я бросился в кассу английской авиалинии, увидел за столом молодого румяного англичанина в знакомой форме, и у меня гора с плеч свалилась. - Чем могу служить, сэр? - осведомился он с любезной улыбкой. Я взмахнул чековой книжкой - Мне нужны три билета до Лондона. Если можно, на бли- жайший рейс. - Вы хотите оплатить чеком? - Да, пожалуйста. - Извините, но чеков частных лиц мы не принимаем. - Как?! - Мне очень жаль, ио таковы правила. - Он все еще любезно улыбался. - Но... мы в безвыходном положении! - И я коротко обрисо- вал ему ситуацию. Он сочувственно покивал. - Я был бы рад помочь, но не имею права. Он остался тверд, несмотря на все мои уговоры. Когда он на минуту отлучился, я обратился к другому кассиру, но получил тот же ответ. Я уныло побрел к моим друзьям в зал ожидания. Они разгова- ривали с капитаном и дурную новость приняли на удивление спо- койно, а если и подумали, что я абсолютная бестолочь, то сумели прекрасно замаскировать свои чувства. Мы все посмотрели на капитана. - На вашем месте, - сказал он, - я бы обратился к англий- скому консулу. - Вы когда нибудь имели дело с консулами? - спросил я у фермеров. Оба помотали головой. - Ну и я нет. И не представляю себе, как в консульстве отнесутся к нашим затруднениям. Обязательно ли нас отправят домой? - Ну, конечно! Капитан ободряюще мне улыбнулся - Я практически уверен, что все будет улажено. - Практически, но не абсолютно? Капитан погладил бороду. - Видите ли, мистер Хэрриот, я, как и вы, сам никогда с кон- сулами дела не имел. - Когда вы вылетаете? - Через полчаса. Я с дрожью представил себе, как мы трое возвращаемся в аэро- порт, бесславно изгнанные из консульства, без гроша в кармане, а "Геракла" давно и след простыл. - Послушайте, капитан, - сказал я умоляюще, - вы ведь единственная наша связь с родиной. А из Копенгагена вы могли бы отправить нас в Лондон? Он внимательно посмотрел на меня. - Ну, разумеется. Там ведь наша центральная контора. Но стоит ли вам так рисковать? - А, пустяки! Как по-вашему, ребята? Оба энергично закивали. - Летим, - сказал Джо. - Меня дела дома ждут. - Но вы отдаете себе отчет, что опасность довольно велика? - Уж вы-то нас туда доставите, капитан, - ухмыльнулся Джо. - Тут и думать нечего. Он выразил вслух мои собственные мысли. Капитан Берч вну- шал доверие. - Ну, хорошо, раз уж вы так решили. Но, боюсь, вам придет- ся подписать документ, который я оставлю здесь, в Стамбуле. Сей- час я его составлю. Как я вам уже объяснил, самолет находится в аварийном состоянии. Ваша подпись подтвердит, что вы об этом знали и, следовательно, отказалась от права на какую бы то ни бы- ло компенсацию, если произойдет худшее. - Он еще раз обвел нас внимательным взглядом. - Подчеркиваю, если вы сегодня погиб- нете, ваши близкие не получат ничего, даже страховки. Мне кажется, мы все поперхнулись, и наступило длительное молчание. Прервал его против обыкновения Ноэль, повторив слова своего друга: - А вы нас туда доставите, капитан! Теперь задним числом я понимаю, что вели мы себя, как кре- тины. Ведь опасность-то была вовсе не воображаемой. И капитан дал нам здравый совет. Лучше бы мы обратились к английскому консулу! Сколько раз за последние десятилетия читал я в газетах, как консул благополучно отправлял домой фут- больных болельщиков, которые, напившись после игры с радости или горя, опаздывали на зафрахтованный самолет. А ведь мы ока- зались в нашем безвыходном положении не по своей вине! Да, мы сваляли порядочного дурака, особенно я. Оправдание у меня есть только одно: мы все трое были замучены вереницей мелких неудач, провели ночь почти без сна и утратили способность ясно сообра- жать. Перед нами была соломинка, пусть гнилая, и мы за нее уцепились. Забравшись в самолет, я увидел, что там все чисто выметено, а боковая дверь снята, чтобы отсек получше проветривался. Джо ре- шил сесть впереди, а мы с Ноэлем забрались в хвост, откинули два сиденья, пристегнулись и уставились на зияющую пустоту перед нами. О том, что происходит вокруг, у нас не было ни малейшего пред- ставления, и мы оба вздрогнули, когда внезапно взревели моторы. Открытая дверь словно утраивала и без того невыносимый грохот. Я вытащил из своего чемоданчика клок ваты, сунул половину Ноэ- лю, и мы заткнули себе уши. Невыносимый шум сразу стих, но у меня возникло ощущение, что я повис в пустоте, отрезанный от остального мира. Вибрация и толчки сказали мне, что мы выруливаем на взлет ную полосу. Потом мы остановились, рев моторов достиг такого крещендо, что даже вата не помогала, и у меня отчаянно зазвенело в голове. Губы Ноэля беззвучно произнесли: "Взлетели?", и я обод- ряюще закивал. Мы сидели, моторы надрывались, все вокруг со- дрогалось и вибрировало. Так взлетели мы все-таки или нет? Ноэль недоумение развел руками, и я понял, чте его интригует тот же вопрос. Прошло еще пять минут. Ну, уж теперь-то мы, конечно, летим! Меня невыносимо потянуло удостовериться. Я отстегнул ремень, на четвереньках подполз к дверному проему... Тьфу! Мой взгляд уперся в серый бетон. Змеей проскользнув назад к Ноэлю, я при- стегнулся и покачал головой. Да что же это такое? Или капитан перед взлетом решил хорошенько проверить три работающих мо- тора? Видимо, так оно и было, потому что внезапно мы двинулись вперед: не распознать причины такого толчка было невозможно. Несколько секунд вибрация продолжала нарастать, а затем она разом прекратилась. Летим! Еще один толчок сказал мне, что Карл, Дейв и Эд благополучно водворили шасси на место. Я от- кинулся, переводя дух. Ну, хотя бы это позади! И оглянулся на Ноэля. Повиснув на ремне, он крепко спал. Но мое извечное любопытство оказалось сильнее усталости, и я вновь отправился к проему любоваться панорамой, развертываю- щейся внизу. Это ведь был не современный реактивный лайнер, из которого ничего, кроме облаков, не увидишь. А я видел горы и море, золотистые полоски пляжей, сухие равнины, скученные зда- ния больших городов и крохотных деревушек. Иногда, рискованно наклоняясь над куском мешковины - единственным барьером между мной и сверкающей морской синевой далеко внизу, я щелкал фотокамерой. Оторвался я от этих завораживающих картин всего один раз, когда вскрыл белую картонку со съестными припасами - капитан торжественно вручил каждому из нас по такой картонке, перед тем как мы поднялись в самолет. Там оказался кусок мяса неясного происхождения, неизбежное липко-сладкое печенье, треугольник сыра и, к большому моему удовольствию, несколько ломтей восхи- тительного турецкого хлеба. Щелкнул я и бездействующий мотор, и уныло-неподвижные ло- пасти его пропеллера, с радостью убедившись, что остальные три мотора работают со спокойной деловитостью. Когда я вернулся к проему, впереди маячила огромная темная стена. Альпы! Наступала решающая минута. Мы набрали высоту, и все равно до проплывающих внизу скалистых вершин, казалось, рукой подать. Я различал изъеденные ветрами уступы и в беспо- рядке валяющиеся каменные глыбы. Но, как и мои приятели- фермеры, не сомневался, что наш бородатый капитан доставит нас по назначению без особых происшествий. Круг над Копенгагеном мы сделали в сумерках, но я все-таки увидел бронзовую русалочку в заливе, и вскоре Джо уже жадно припал к кружке настоящего пива у стойки бара в аэровокзале. Когда я вновь вошел в обычную колею, стамбульские мытар- ства, пусть они весьма мало походили на блаженный отдых, кото- рый посулил мне мой друг Джон, ожили у меня в памяти как ув- лекательное приключение, хотя и несколько перенасыщенное неожиданностями. А вот опасности обратного полета, казалось мне, я сильно преувеличил. Но они предстали передо мной во всей беспощадной истин- ности, когда спустя год я услышал, что через несколь- ко месяцев после возвращения из Стамбула "Геракл" со всем эки- пажем рухнул в Средиземное море. Правда, узнал я об этом из четвертых рук, а времени прошло много, и в душе у меня теплится робкая надежда, что тут вкралась какая-то ошибка, что капитан Берч, два молодых американца и Карл живут не только в моих воспоминаниях. 36 Какие мерзкие собаченции! Я сам себе удивлялся; обычно мне удается обнаружить симпа- тичные черты почти во всех моих пациентах, принадлежащих к собачьему племени. Но Дусик и Пусик Уитхорнов упорно оставались исключением, как я ни старался отыскать в них хотя бы одно достоинство. Сплошные недостатки - отвратительные привычки, отвратительные манеры. Например, встреча, которую они мне неизменно устраивали. - Лежать! Лежать! - взвыл я, как всегда, но два уэст-хай- ленд-уайт-терьера продолжали, стоя на задних лапах, передними яростно царапать мои голени. (Выше они не дотягивались.) Воз- можно, кожа у меня на голенях особенно нежная, судить не берусь, но ощущение было мучительнейшим. Когда я попятился на пуантах, комнату огласил заливистый смех мистера и миссис Уитхорн. Сцена эта им никогда не прие- далась. - Ну какие же они лапочки! - пролепетал мистер Уитхорн, давясь хохотом. - Как мило они с вами здороваются, утютюлечки мои! Согласиться с ним мне было трудновато. Ведь гнусная парочка не просто пытала меня, нанося некоторый ущерб и тонкой материи брюк, но вперяла в меня свирепые взгляды, весьма недвусмыслен- но скалясь, подергивая губами и пощелкивая зубами. Да, рычать они не рычали, но я бы все-таки не назвал это таким уж дружеским приветствием. - Идите к папочке, лапусеньки! - Хозяин подхватил их на руки и нежно расцеловал, все еще похихикивая. - Нет, согласи- тесь, мистер Хэрриот, это же просто чудо, с какой любовью они вас встречают, а потом не хотят, чтобы вы уходили? Я ничего не ответил и принялся молча отряхивать брюки. Да, действительно, едва я входил, как эти твари принимались царапать мне ноги, а когда я уходил, всячески старались тяпнуть меня за щиколотки. А в промежутке допекали, как могли. И ведь оба были стариками - Дусику шел пятнадцатый год, а Пусику - трина- дцатый. Казалось бы, возраст и опыт могли бы приучить их к сдержанности, но где там! - Ну, - сказал я, убедившись, что ни ноги, ни брюки серьезно- го ущерба не понесли, - насколько я понял, Дусик прихрамывает? - Да, на левую переднюю лапочку. - Миссис Уитхорн поста- вила страдальца на стол, предварительно застеленный газетой. - С самого утра. Бедняжечка так страдает! Я осторожно приподнял лапу и тут же отдернул руку: зубы Ду- сика лязгнули в дюйме от моих пальцев. - Поосторожней, мистер Хэрриот! - вскрикнула миссис Уит- хорн. - Ему же больно! Прелесть ты моя! Он ведь страдает, мистер Хэрриот, а вы так грубо!.. Я только зубы стиснул. Конечно, для начала следовало бы об- мотать ему морду пластырем, но я еще не забыл, какой негодую- щий ужас обуял супругов, едва я посмел заикнуться о своей идее. Ну, ничего, справимся. Игра эта мне знакома, и Дусику не поймать меня врасплох. Видывали мы кусак и попроворней. Я обвил больную ногу указательным пальцем и успел увидеть все, что требовалось, прежде, чем Дусик завершил второе покуше- ние. Красноватое вздутие между пальцами. Из-за такой пустячной кисты ветеринара вызывают на дом! Но Уитхорны раз и навсегда отказались возить своих любимцев в приемную. Бедняжечки так нервничают! Я выпрямился. - Вполне безобидная киста, но боль она, безусловно, причи- нять может, а потому рекомендую промывать ее горячей водой, по- ка она не вскроется. Тогда боль пройдет. Многие собаки сами их вскрывают, покусывая между пальцами