оеобразные рокочущий звук - обычно его называют слоновьим урчанием. Многие охотники считают, что этот звук связан с пищеварением, то есть просто с бурчанием необъятного слоновьего брюха. На основании собственного опыта могу сказать, что это заблуждение. Звуки "желудочного" происхождения можно услышать, лишь подобравшись к слону почти вплотную. Они действительно имеют похожий тембр, но все же отличаются от знаменитого урчания, которое, почти не меняя громкости, распространяется почти на пятьдесят-шестьдесят метров. Существенным для охотника является то, что урчание издают только непотревоженные слоны - при первых признаках какой-либо опасности оно резко прекращается (еще одно доказательство отсутствия связи с пищеварением). В этом смысле слоновье урчание можно сравнить с мурлыканьем домашней кошки. Вильзони достал ружейную гильзу с сухой мукой и, взяв щепотку, подбросил в воздух. Проследив за движением облачка, он повернулся ко мне: "Господин, надо скорее уходить в сторону. Ветер дует прямо от нас к слонам." Даже тихий шепот следопыта казался мне непереносимо громким - я представил десяток огромных ушей, чутко ловящих каждый звук. Мы свернули, и если до сих пор путь казался очень трудным, то теперь нам предстояло узнать, каким бы он был, если бы слоны не проложили тропу. Около полусотни метров пришлось ползти на животе, толкая перед собой ружье. Оказавшись с наветренной стороны, я выслал на разведку второго из моих следопытов - большеголового карлика Кабинду. Бесшумно, как ласка, скользнув между лианами, он уже через несколько секунд скрылся из вида. Урчание не прерывалось, и это вселяло надежду. Кабинда вскоре вернулся и сообщил, что в стороне от стада, чуть левее, стоит старый самец с большими бивнями. Мы двинулись вперед. На мне были теннисные туфли с подошвами из тонкой резины, позволявшие передвигаться совершенно бесшумно. Это была последняя пара - впоследствии я смастерил себе парусиновую обувь для охоты, пустив на нее полотнище палатки. Мы осторожно откладывали в сторону каждую валявшуюся на земле ветку, каждый сухой лист. Каких-нибудь десять-пятнадцать шагов отделяло нас от наших жертв. Урчание становилось все громче, но я по-прежнему ничего, абсолютно ничего не видел! Еще шаг, другой - и вот над зеленью мелькнули спины слонов. Я оглянулся, высматривая самца, и в этот миг словно беззвучная бомба взорвалась в стаде: хоботы взлетели вверх, трубный крик потряс джунгли, и животные, круша все на своем пути, обратились в бегство. Что же произошло? Вскоре все разъяснилось. Прежде чем обходить слонов, я послал боя назад - остановить носильщиков. Парнишка разминулся с ними в густом лесу, и люди приблизились к стаду с подветренной стороны. Последствия не заставили себя ждать. Еще два дня мы преследовали слонов, и не меньше полудюжины раз я подбирался к ним столь же близко, но сделать выстрел мне так и не удалось. Убедившись в бесполезности погони, я повернул караван в Чизерезере. Лагерь Ларсена уже опустел. Оставленная записка сообщала, что он отправился в Нана-кандундо, чтобы оттуда двинуться к западному побережью. К сожалению, мне больше не довелось встретиться с рыжебородым датчанином, и я уже нигде о нем не слышал. Провизия у нас практически кончилась, и я решил дойти до миссис Калунда-Хилл в надежде добыть там хотя бы самое необходимое. По пути туда мы увидели следы одинокого слона, и несмотря на голод, я не смог удержаться от искушения. Было начало ноября - время созревания плодов "мапунда". Они растут на больших, могучих деревьях, чей ствол достигает полутора метров в поперечнике и разветвляется, лишь начиная с пятиметровой высоты. Мапунда похожи на маленькие яблоки; их сладкая, мучнистая мякоть очень вкусна и питательна. Слоны обожают эти плоды и никогда не оставляют без внимания дерево с созревшими мапунда. Сбор урожая в данном случае требует от толстокожих немало усилий и изобретательности, но они прекрасно справляются с этой задачей. Все происходит следующим образом. Обнаружив дерево с созревшими мапунда, слон сначала тщательно и аккуратно собирает все паданцы, посылая их в рот один за другим - сама по себе большая работа, учитывая размеры и аппетит едока. Все равно как если бы человек насыщался отварным рисом, рассыпанным на земле, подбирая его по зернышку двумя пальцами. Затем, поглядев наверх, слон убеждается, что на ветвях осталось куда больше мапунда. Поднявшися на задние ноги, ему удается дотянуться хоботом до нижних ветвей и обобрать их, но много ли там? Не больше тридцати-сорока фунтов - так, легкая закуска. Самые спелые, подрумяненные солнцем плоды висят на недосягаемой высоте. Как быть? И вот слон отступает на несколько шагов, разбегается и с размаха ударяет лбом в ствол. От страшного толчка огромное дерево содрогается до самых корней, и все спелые мапунда срываются в веток. А слон, стоя под дождем сладких плодов, с удовлетворенным видом покачивает головой. Теперь остается подобрать угощение, и можно отправляться на поиски следующего дерева. Впоследствии мой друг Мак-Нейл рассказывал, что в Восточной Африке слоны точно таким же образом добывают плоды манго. Старый самец, которого я преследовал, имел фору примерно в тридцать часов, но не сумел использовать свое преимущество. Мы догнали слона и подкрались как раз в тот момент, когда он пересекал небольшую прогалину в джунглях. Мне удалось сделать два точных выстрела, и слон, не издав ни звука, повалился на бок. Последние дни дождь лили как из ведра, но вот наконец проглянуло солнце. Идя напрямик, по компасу, мы натолкнулись на деревню, где я стал свидетелем очень любопытного обряда, который можно назвать "праздником созревания" - он устраивается, когда одна из девушек достигает половой зрелости. После появления несомненных признаков виновницу торжества укладывают на деревенской площади, накрыв пестрой циновкой из пальмовых волокон. Все женское население деревни движется вокруг нее в медленном танце, поочередно сменяясь, и так продолжается до конца кровотечения. Девушка лежит неподвижно; они не должна ни есть, ни пить от восхода до заката. Только с наступлением темноты женщины отведут ее, с головы до ног закутанную в покрывало, к реке, где она сможет умыться и утолить жажду. И я могу заверить читателя, что это нелегкое испытание даже для юной негритянки - пролежать весь день под палящим солнцем, не имея возможности освежить пересохший рот глотком воды. Миссионеры, естественно, всячески искореняют подобные обычаи, и потому туземцы стараются проводить эти праздники в тайне от белых. Но мы пришли в деревню слишком внезапно, а прерывать обряд строжайше запрещено. Желая вознаградить людей за оказанное мне доверие, я сообщил им, где находится туша убитого слона. Мужчины помчались за мясом, а мы пошли дальше. Уже на подходе к миссии меня опять одолела лихорадка, так что дружеский прием и сочувствие, оказанные мне преподобным м-ром Каннингэмом и его супругой, были как нельзя кстати. Здание Калунда-Хилл построены на высоком холме. Это очень разумно, так как на открытой местности москиты не поднимаются выше нескольких метров. Я провел там два дня, отдыхая и набираясь сил. единственным не совсем приятным обстоятельством являлся религиозный пыл м-ра Каннингэма. Бывший столяр, он совсем недавно получил духовное звание и стал миссионером, и теперь со страстью новичка надоедал мне длинными проповедями о тернистом пути к спасению. Насколько я смог уяснить, некоторые шансы спастись оставались лишь у него самого и - в меньшей степени - у его паствы. Надо заметить, что это был исключительный случай. В своих странствиях по Африке я встречался со многими миссионерами, и почти никто их них не пытался говорить со мной на религиозные темы. Во время пребывания в Калунда-Хилл мы пережили великолепнейшую грозу, самую величественную и красочную из всех, когда-либо виденных мною. Тот день был необыкновенно жаркий и душный, и все обрадовались, увидев, что небо затягивают темные облака. Вскоре свет померк, словно наступили сумерки; иссиня-черные тучи, сомкнувшись, заслонили солнце. Через минуту громовой удар потряс горы, и началось! Я вышел на веранду. Зрелище было незабываемое. Сверкающие столбы молний падали один за другим, и гром перекатывался от горизонта до горизонта, не умолкая ни на миг. Часть туч шла почти над самой землей, ниже вершин холма, и их темная поверхность озарялась ослепительным мертвенно-белым светом. казалось, что мы на острове, затерянном среди волнующегося призрачного моря. Это гроза вознаградила меня за все проповеди преподобного Каннингэма. Наутро мы двинулись дальше. По дороге я на нял пару носильщиков - ва'лунда. Оба парня обещали не покидать караван в течение двух месяцев. Как-то ночью я увидел необычайно реалистичный сон: будто ва'лунда напали на наш лагерь, разграбили и сожгли его дотла. Все это выглядело настолько правдоподобно, что я решил поскорее вернуться в Макондо. К тому же лихорадка по-прежнему не оставляла меня, и преследование слонов было бы сейчас не по силам. Идя вдоль берега Лондоиши, мы увидели большое стадо буйволов. Свежее мясо у нас кончилось несколько дней назад, и мне давно хотелось испытать действие 600-го калибра на другой дичи, кроме слонов. Схватив двустволку, я стал подкрадываться к стаду. Местность была открытой, и животные заметили меня слишком рано. Громко мыча, буйволы устремились к кустам. Бросившись за ними, я обогнул высокий термитник, и тут чуть не столкнулся со старым быком - он обходил его с другой стороны. Буйвол, видимо, не собирался нападать, и встреча была для него столь же неожиданной, как и для меня. НО размышлять не приходилось. Не целясь, я почти в упор разрядил в него один из стволов, и пуля попала в шею. Это была очень наглядная картина действия крупного калибра на ближней дистанции! Удар силой в четыре тонны подбросил огромного быка вверх и развернул кругом. он умер, прежде чем коснулся земли, и теперь лежал почти у моих ног, хвостом ко мне. Позднее я установил, что сокрушительный эффект 600-го калибра не менее очевиден при охоте на носорога - первое же попадание в любую часть тела надежно останавливает даже атакующее животное. Восхищенные носильщики столпились вокруг и рассматривали убитого буйвола. Эти моментом воспользовались оба ва'лунда, нанятые мной накануне - попросту говоря, удрали. Поразительные люди! Их никто не принуждал, они добровольно предложили свои услуги и дезертировали, как только возникла нужда в их помощи. После того, как буйвола разделали, я поручил Вильзони с несколькими людьми, двигаясь ускоренным маршем, доставить голову с рогами в наш лагерь у Чипавы. Сам я из-за лихорадки мог делать не больше десяти-пятнадцати километров в день. К моему удивлению, Вильзони снова предстал передо мной через двое суток, чтобы сообщить радостное извести: в лагере хозяйничают львы - людоеды. Они загрызли женщину из соседней деревни, а потом двух мужчин, пытавшихся отнять у зверей их несчастную жертву. Никто из наших людей пока не пострадал, но львы за одну ночь передушили всех коз - около двадцати голов - и всех кур в нашем лагере. Нужно было спешить. По пути нам довелось пережить небольшое приключение, связанное не со львами, а с племенем ва'лунда. До лагеря оставался всего, когда мы подошли к деревне вождя Магенды. В миссии Калунда-Хилл мне не удалось добыть почти никакого продовольствия, и я решил попытаться купить его здесь. При приближении каравана женщины и дети скрылись в лесу, а мужчины, против обыкновения, остались на месте. Это был дурной признак. Тем не менее мы вошли в деревню, делая вид, что не замечаем ружей, там и сям небрежно прислоненных к хижинам. хозяева сидели рядом и молча смотрели на нас. Подойдя к Магенде, я велел поставить рядом с ним стул, сел и заговорил с вождем о покупке какой-нибудь пищи. Отвечал он нехотя, и было очевидно, что мысли его заняты совсем другим. Мой дружелюбный и спокойный тон ввел вождя в заблуждение. решив, что ему удалось усыпить мою бдительность, он внезапно схватился за мушкет. Никогда не видел более изумленного выражения, чем было у Магенды, внезапно растянувшегося на земле от крепкой затрещины. Мушкет лежал рядом, и я наступил на него ногой. испуганные столь быстрым и энергичным отпором, остальные воители замерли на своих местах. В этой потасовке особенно отличился малыш Кабинда. Пока я обменивался любезностями с вождем, карлик заметил, что двое ва'лунда, взяв ружья, тихонько двинулись к лесу. Кабинда не растерялся. Схватив дробовик с патронами 303-го калибра, он кинулся за беглецами. Не знаю, как это ему удалось, но вскоре нашим глазам предстало удивительное зрелище: маленький Кабинда с кровожадной миной на физиономии конвоирует ко мне двух понурых здоровенных парней. Самым забавным было то, что Кабинда захватил двух вооруженных противников, сам будучи практически безоружным - выстрелить из дробовика пулевым патроном 303-го калибра так же трудно, как метнуть бумеранг из рогатки. По законам ва'лунда за пленников полагался выкуп. Вождь привел Кабинде четырех коз, но мой практичный помощник тут же обменял их на ситец. 25 ноября мы добрались до лагеря. Было сыро и зябко. Хэмминг все еще не вернулся. Наша живность пошла на закуску львам, и между хижинами уже успела вырасти молодая травка. мы соорудили махан, и по ночам, если позволяло самочувствие, я сидел в засаде. Львы неоднократно подавали голос, но не показывались. И вот однажды вечером, человек, ходивший за водой, прибежал обратно с криком: "Тау!" ("лев" на языке баротсе). Я бросился в хижину за винтовкой. Задержавшись у двери, чтобы предупредить остальных людей, я оглянулся и увидел громадного густогривого льва - сопровождаемый львицей, он неторопливой рысцой трусил по лагерю, посматривая по сторонам. Через две секунды я снова появился в дверях, и как раз в тот момент, когда щелкнул затвор винтовки, звери прибавили шагу и скрылись в зарослях. Начатое было преследование пришлось отложить из-за быстро спускавшейся темноты. Обозленный неудачей, я вернулся вы лагерь, и едва успел взять кружку с чаем, как где-то совсем рядом послышалось низкое раскатистое ворчание. Видимо, львы шли за мной по пятам. Велев принести одну из купленных в дороге коз, я привязал ее к дереву в десяти шагах от хижины, а сам сел внутри с винтовкой в руках, слегка притворив дверь. Судя по поведению козы, львы были неподалеку, но так и не показались. Утром выяснилось, что большую часть ночи оба зверя провели за углом хижины, в трех шагах от меня. На влажной земле виднелись четкие отпечатки их тел. Пролежав несколько часов совершенно неподвижно и беззвучно, львы так и не решились взять приманку и ушли. больше они нас не беспокоили. Но жизнь была тяжелой и без львов. Дожди лили по-прежнему; стены и крыша протекали, и нередко на полк собирался двухдюймовый слой воды. Как-то раз Кабинда готовил мне ванну (эту походную ванну из прорезиненного брезента на складывающейся раме я брал во все путешествия). Налив туда горячей воды, Кабинда не стал утруждаться и ходить к реке за холодной, а взял черпак и принялся плескать в ванну воду из большой лужи на полу хижины. Застав его за этим занятием, я заметил, что вода слишком грязная. "Конечно, господин, - ответил, нимало не смутившись, мой хитроумный карлик, - это грязная вода, но ведь ты не собираешься ее пить. Вода взбаламученного дождями Макондо тоже грязная и даже очень грязная - а ты пьешь ее каждый день." Чтобы скоротать время в ожидании Хэмминга, я каждый день ходил на охоту, но без особых успехов. Дожди, лихорадка - редкий день обходился без приступа - и плохое питание основательно пошатнули мое здоровье, и я начал впадать в меланхолию. Сигареты давно уже кончились, и приходилось курить зеленые листья местного табака, просушив их перед огнем или на солнце, а затем в искрошенном виде набивая трубку. Этот зеленый табак кажется поначалу не очень приятным, но к его своеобразному вкусу быстро привыкаешь, и происходит удивительная метаморфоза: курить после него европейские или американские сорта становится совершенно невозможно. К счастью, почти во всех деревнях жители выращивают табак для собственных нужд, и его можно купить в любом районе Африки. Негры не только курят, но и нюхают табак, но я никогда не видел, чтобы они пользовались им для жевания. Вскоре на лагерь обрушилась новая напасть - странствующие красные муравьи. Об этих существах, называемых "мпази" в Центральной Африке или "сиафу" в Восточной, следует рассказать подробнее. Муравьи движутся колонной. Ширина ее не более десяти сантиметров, но длина может достигать километра и двух. В средней части колонны идут "рабочие", величиной примерно с европейского муравья, но отличающиеся от него тем, что не имеют глаз. По краям маршируют "солдаты" - они вдвое крупнее, с большой головой и мощными челюстями. Ужасная армия бесшумно и быстро движется через джунгли, сохраняя строй, пока на пути не возникает какое-нибудь препятствие. В последнем случае поверхность почвы как бы вскипает, мгновенно покрываясь сплошным блестящим рыже-красным ковром из насекомых, и если препятствие было живым существом, то оно обречено. Жить ему осталось считанные минуты, и когда армия пройдет дальше, на земле будет лежать чистый, белый, досуха объеденный скелет. Такая участь ждет каждого - от замешкавшейся землеройки до буйвола, заснувшего на пути муравьев. Вместе с тем, если путь свободен, "мпази" не отклоняются в сторону и рыщут в поисках добычи. Можно стоять в трех футах от этой живой реки и быть при этом в относительной безопасности. Когда над лагерем разносится крик: "Мпази!" - нельзя терять ни минуты. Человека, облепленного муравьями, ждет злая смерть, особенно если он один. С посторонней помощью иногда удается спастись, если моментально скинуть всю одежду и предоставить друзьям и слугам быстро стряхивать и обирать муравьев с голого тела. Имеется лишь одно действенное средство, способное защитить от нападения полчищ "мпази" - рицинус. По неведомым причинам муравьи не желают иметь с ним ничего общего, и если выложить круг из свежесорванных листьев рицинуса, то можно стоять в центре, глядя, как река насекомых обтекает вас с обеих сторон. Жаль только, что в самый нужный момент этого растения обычно не оказывается под рукой! Колонный проклятых муравьев дважды проходили через наш лагерь, выбирая для своих визитов ночные часы. Каждый раз, заслышав крик часового, мы выбегали их хижин и до утра сидели в лесу у костра, под проливным дождем, пока последний муравей не исчезал в траве. А ночь под дождем во время приступа лихорадки не способствует хорошему самочувствию. Я устроил небольшой охотничий лагерь на берегу Манинги, возле "слоновьего водопоя". Толстокожие обычно пьют в одном и том же месте, даже если берега реки доступны на всем протяжении. К водопою от слоновьих троп в зарослях ведет хорошо утоптанная дорога двухметровой ширины. Как-то раз, возвращаясь оттуда к деревне, я встретил в лесу группу охотников из племени мамбунда. Они были вооружены старыми мушкетами, но в дополнение к ним оснастились некоторыми традиционными африканскими средствами, очень заинтересовавшими меня. Увидев у каждого из людей палочку с мелкими пилообразными зазубринами, я спросил, для чего она служит. Как ни удивительно, оказалось, что это... манок для слонов, вроде берестяной трубы, используемой в Европе и Америке при охоте на оленей! Подкрадываясь к стаду, охотники поочередно "играют" на этом своеобразном инструменте, проводя зазубринами взад-вперед отрезком сухого бамбука. Раздается звук, очень похожий на урчание слонов, и животные, слыша его, продолжают спокойно пастись. Кроме того, охотники имели при себе некое снадобье, приготовляемой из многих составных частей - туда входили моча антилопы, сок каких-то плодов с неизвестным мне названием и что-то еще. Мамбунда уверяли, что человек, намазавшись этим составом, может спокойно бродить посреди слоновьего стада - не попадаясь, конечно, на глаза животным; откуда бы ни дул ветер, слоны не почуют запаха врага. Мне очень хотелось получить образцы этих остроумных туземных обитателей, но охотники наотрез отказались продать деревянный манок или калебас с зельем, хотя я всячески соблазнял их дорогими подарками. В начале декабря к нам а лагерь явились посланцы вождя Калеги. Им требовалась военная помощь - кто-то из соседних вождей угрожал их деревне. Тщетно уверял я депутатов, что не могу, не имею права вмешиваться в племенные раздоры - они стояли на своем: когда-то я победил их, принял выкуп за пленных, и теперь они находятся под моей защитой и покровительством. Не зная, как выпутаться из столь щекотливого положения, я долго ломал голову и наконец нашел выход. В лагере была старая винтовка системы Мартини-Метфорд. Вынув из нее затвор, я вручил гонцам грозное европейское оружие и даже прибавил для большего впечатления несколько патронов с дробью. Я велел передать винтовку моему чернокожему другу и одновременно сообщить вражескому вождю, что я, Чиамби, посылаю пока - вместо себя самого - свое оружие моему брату, вождю Калеги. Обрадованные послы удалились. Все устроилось как нельзя лучше. Через две недели Калеги сообщил, что винтовка помогла ему одержать без боя блистательную победу. Мои слова были переданы нескольким пленным из вражеского стана, а затем им предъявили винтовку, после чего отпустили. Вернувшись домой, они рассказали обо всем своему воинственному вождю, и тот не замедлил признать себя побежденным, прислав Калеги дары и прося в дальнейшем о покровительстве. Вскоре после этого я нашел вблизи от лагеря гигантскую змею. Это был питон - он только что заглотил антилопу и теперь лежал, не в силах пошевелиться. Задумав некий дьявольский розыгрыш, я велел запихнуть огромное пресмыкающееся в большой мешок. Два человека взвалили на плечи палку с привязанным мешком, и мы отправились в лагерь. Придя, я объявил людям, что мне удалось сторговать сотню фунтов кукурузы, которую они могут разделись между собой, затем развязал мешок и отступил в сторону. Все, расталкивая друг друга, бросились к добыче, но тут же с пронзительными воплями отпрянули прочь, увидев вместо золотистых зерен огромную плоскую голову с холодными глазами. Конечно, нехорошо шутить над голодными людьми, но я и сам был не менее голоден - все мы питались одним и тем же. Когда прошел первый страх, змею вытряхнули на землю. Убедившись, что она обездвижена, носильщики дразнить несчастную тварь. В конце концов питону это надоело, и он начала судорожными движениями отрыгивать проглоченную антилопу. Мне удалось сделать снимок как раз в тот момент, когда добыча выходила из змеиной глотки. особенно поразительной была подвижность челюстей. Они разошлись чуть ли не на фут, и казалось, что голова змеи просто разделилась на две половины - верхнюю и нижнюю. Длина питона составляла семнадцать футов, а вес антилопы в том виде, в как ом она появилась на свет - около сорока фунтов. На следующий день, возвращаясь с охоты, я увидел наконец следы каравана Хэмминга; то, что это именно он, доказывали отпечатки сапог среди босых ног носильщиков. Поспешив в лагерь, я обнял своего друга, возвращению которого был несказанно рад. Все рождественские праздники мы встретили в подавленном настроении, и даже бутылка секта не смогла его изменить. Наши желудки пришли в полную негодность и не желали принимать местную пищу. Дожди продолжались, лихорадка тоже. Посоветовавшись, мы решили дойти до крепости Нана-Кандундо, а оттуда, если позволят обстоятельства, направиться к Западному побережью. Окончательную выработку маршрута мы отложили до получения ответа на письмо, отправленного мною месяц назад в Германскую Восточную Африку. Хэмминг начал готовить все для предстоящего большого перехода, а я тем временем, собравшись с илами, сделал еще одну попытку поохотиться на слонов. Эта восьмидневная вылазка оказалась очень неудачной. Обнаружив следы старого самца, я преследовал и догнал его, но сказалось изнурение последних недель. нервничая и боясь упустить слона, я выстрелил слишком рано. Патрон оказался неисправным, и отдача развернула и бросила меня на колена; пуля вошла в дерево. Прежде чем я успел разрядить второй ствол, слон был уже вне пределов досягаемости. Погоня продолжалась еще два дня, но 31 декабря я почувствовал, что силы покидают меня, и повернул обратно. Это был самый грустный Новый год в моей жизни. Больной и измученный, лежал я ночью посреди буша, слушая, как потоки дождя хлещут по скатам палатки. Лихорадка не отступала. Хватит ли у меня сил дождаться солнца? Глава IX В стране валовале Началась полоса неудач. В первый день нового, 1907 года, Кабинда с сияющим видом сообщил, что у нас вышли все продукты, осталось лишь немного риса. Пока я переваривал эту новость, меня в щеку ужалили шершень - и прошу поверить, что укус европейской пчелы покажется рядом с ним легкой щекоткой. На следующий день недалеко от лагеря прошло стадо слонов. Кликнув пару слуг и своего оруженосца Вильзони, я бросился в погоню. Трое суток мы продирались сквозь джунгли, и лишь к вечеру третьего дня увидели животных. Но нас постигла жестокая неудача. Ветер изменился, и небольшая группа слонов, стоявших в стороне от стада, почуяла людей, и догнать их уже не удалось. Наутро мы повернули к лагерю, но напряжение последних дней не прошло бесследно - меня опять свалила лихорадка. Двое суток я провел в буше, не в силах не то что идти, а даже пошевелиться. Растерянные и изголодавшиеся люди не могли мне помочь. Их положение было немногим лучше. у нас не было почти никакой еды - лишь немного риса и чая, но ни кусочка сахара, не осталось и сахарина. Наконец мне полегчало, и мы поплелись к лагерю. Я пробовал охотиться, но неудачно - руки дрожали, и даже подранив антилопу, я не смог догнать и добить ее. Вильзони тоже сходил на охоту с моим ружьем и тоже вернулся с пустыми руками. Колени ныли от ревматизма, а к лихорадке присоединились боли в желудке. Я шел как в бреду - напрямик, через джунгли, через буш, ориентируясь лишь по компасу. Не знаю, как мне удалось выдержать эти три перехода. Добравшись до лагеря, я сразу погрузился в тяжкий сон, похожий на обморок. Выздоровление еще не не наступило, и я был очень слаб. Через день Вильзони снова попросил ружье и отправился в джунгли, но очень скоро вернулся: его всегда довольная физиономия посерела от страха. Оказалось, что неподалеку от лагеря он встретил крупного льва. Вечером, сидя у костра, он угощал пораженных слушателей красочным рассказом о великой битве с целой львиной стаей. С эти парнем вообще трудно было соскучиться - он всегда и везде делал то, чего не следовало делать в данный момент. Но все же ВИльзони оставался единственным из моих людей, способным отличить следы слона от следов карликовой антилопы. Пытаясь пополнить наш оскудевший рацион, кто-то из носильщиков принес из джунглей кучу грибов, похожих на перечные стручки. Поджаренные на слоновьем жире, они оказались довольно приятными на вкус. Кстати, должен сказать, что правильно обработанный слоновий жир по виду и кулинарным качествам ничуть не уступает свиному. Из одного животного его можно получить около пятидесяти фунтов; другие охотники, впрочем, называют куда большие количества. Важно начать вытапливание как можно скорее. Для этого мясо только что убитого животного, нарезанное большими ломтями, просушивают на солнце и затем осторожно жарят в котле. вытопившийся жир процеживают сквозь редкую ткань и сливают в приготовленные сосуды. Он не имеет запаха и, застывая, становится белоснежным и полупрозрачным. если эту процедуру провести не сразу, а хотя бы через несколько часов, то и жир, и мясо приобретают своеобразный "слоновий" запах и привкус. Надо было как можно скорее добраться до крепости Нана-Кандундо, и мы разослали гонцов к соседним вождям, прося выделить несколько носильщиков. Нас выручил Чалока, приславший 14 человек. Гонцы принесли также весточку от Кубитта, который находился в бедственном положении. Вскоре после ухода Ларсена все его люди разбежались, и Кубитт застрял в селении Лумбва, отданный судьбой на милость туземцев. Видимо, лишь наше присутствие в том же районе спасло его от более серьезных неприятностей. Не обладая ни опытом, ни авторитетом, он не мог собрать и снарядить хоть какое-нибудь подобие каравана, чтобы добраться до цивилизованных мест. Разумеется, мы решили взять его с собой. Лихорадка наконец отпустила меня, и 19 января мы с Хэммингом разошлись в разные стороны: он на запад, к Нана-Кандундо, а я на восток. Со мной был и Кубитт, так как оставлять его в лагере одного на длительный срок казалось мне неблагоразумным. Пройдя заболоченную равнину Черере, мы углубились в джунгли. Здесь была масса дичи, и на первой же вечерней охоте мне удалось без труда подстрелить двух ситатунг. Эти болотные антилопы, хотя и распространены в Центральной Африке, редко становятся добычей охотников, так как держатся в самых глухих и труднодоступных уголках джунглей. Идя по течению Лунга, мы добрались до селения Камвангуа. Я решил устроить здесь временный лагерь и, оставив в нем Кубитта, совершить охотничью экспедицию на другую сторону реки, в направлении Кабомпо. Там простирался огромный лесной массив, площадью не меньше 600 квадратных миль. У местных жителей он пользуется дурной славой как постоянное обиталище злых духов. Меня больше интересовали слоны, а их там, по слухам, было великое множество. Настреляв несколько антилоп и создав в лагере достаточный запас мяса, я со спокойной душой переправился через Лунгу. Действительно, очень скоро мы увидели двух крупных самцов с большими бивнями, и началось преследование. Лес был очень густ, завален колодником и переплетен паутиной лиан, так что видимость оставляла желать лучшего. Продвигались мы медленно. Неожиданно в пятидесяти метрах от нас послышался громкий треск, и из зарослей вышла старая слониха со слоненком. Встречи такого рода всегда чреваты осложнениями. В данном случае рассвирепевшая мамаша не колебалась ни секунды - сопя, как разъяренный паровоз, она ринулась ко мне. За моей спиной была сплошная стена лиан, и вздумай я бежать, они задержали бы меня, но не слониху. Оставалось лишь прибегнуть к помощи ружья. До последнего момента я все же надеялся, что слониха ограничится угрожающей демонстрацией, и выстрелил, когда нас разделяло не более десяти шагов. Удал крупнокалиберной пули остановил животное. Слониха медленно осела на землю, но потом снова рванулась и почти достала меня хоботом. Вторая пуля окончательно усмирила ее. Выбрасывая из ружья стреляную гильзу, я крикнул Вильзони (он нес запасную винтовку): "Не стреляй, стой, там детеныш!" Не знаю, разобрал ли он мои слова или нет, но грянувший выстрел уложил бедного слоненка наповал. Редко кто из моих боев получал такую взбучку, какую я задал своему горе-следопыту, но что толку! И еще не менее двух недель Вильзони рассказывал всем об этой славной охоте. Героическая эпопея оканчивалась словами: "Так мы с бваной Чиамби (так негры произносили фамилию Шомбургк) уложили каждый по слону". Вскоре я установил свой охотничий рекорд. В тот день, преследуя стадо, мы оторвались от носильщиков, и я отправил Вильзони и Кабинду назад, на розыски, а сам прилег отдохнуть. Через несколько минут послышался шорох шагов по траве. Думая, что это подходят носильщики, я приподнялся и посмотрел в сторону звуков: ко мне быстро приближались четыре слона. Видимо, они почуяли людей и теперь спешили уйти в джунгли. Я схватил своей 600-й калибр, застегнул пояс с патронами и побежал навстречу животным. Оказавшись в двадцати метрах от них, я вскинул винтовку и быстро сделал один за другим четыре выстрела, каждый раз тщательно прицеливаясь. Три слона рухнули, словно пораженные молнией - думаю, они даже не успели понять, что произошло. Четвертый повернулся, сделал несколько шагов, затрубил и упал. Большего не мог бы желать ни один охотник - в течение минуты добыть четырех взрослых слонов, потратив на каждого по одной пуле! Гордый и счастливый, я возвратился в лагерь. Кубитт был очень рад моему приходу. Мясо в лагере кончилось. Находясь на берегу реки, в окружении бесчисленных стад водяных козлов, он не сумел подстрелить ни одного и теперь сидел на диете из маниоки. Кроме того, он ухитрился перессориться с половиной моих людей, и атмосфера в лагере стала весьма напряженной. Ее разрядило мое возвращение в богатой добычей. Теперь начались неприятности с носильщиками. Они принадлежали к племенам вакагонде и ва'лунда, и насколько верными и преданными людьми проявили себя первый, настолько же непостоянны и вероломны были вторые. Приходилось все время ожидать бегства части носильщиков, что могло обернуться для нас серьезными трудностями. Поэтому, когда несколько ва'лунда исчезли из лагеря, я не выдержал и, взяв с собой только Кабинду, отправился по следам беглецов. Через несколько часов мы подошли к деревне, где скрылись наши дезертиры. Неожиданно появившись в кругу хижин, мы, действуя по всем правилам военной науки, взяли заложников - несколько оживленно болтавших женщин: увидев нас, они испуганно замолчали. Захват заключался в том, что я велел им оставаться на месте. Поручив Кабинде охрану пленниц, я хотел отправиться на поиск вождя, когда нас окружило около двух десятков туземцев с ружьями. Они требовали немедленного освобождения женщин. Дружески улыбаясь, я предложил им испытать свое оружие на белом человеке, чтобы убедиться в невозможности причинить ему вред. "Люди Чипавы, - добавил я, - уже выбросили свои ружья, убедившись в их бесполезности. Они хотели убить нас стрелами, но из этого тоже ничего не вышло. А ведь Чипава - самый могущественный из вождей ва'лунда. Как видите, мы пришли к вам без оружия - неужели вы еще не поняли, что против нас бессильны пули и ружья?" Ва'лунда заколебались, им не хотелось рисковать. Наконец мне предложили закончить дело миром: они возвращают беглых носильщиков, а я освобождаю женщин. Такой вариант меня, конечно, вполне устраивал. Через несколько минут воины привели моих молодцов, крепко связанных пальмовыми веревками. Я тотчас снял с них эту "фирменную упаковку", и они торжественно обещали верно служить еще шесть месяцев. Вернувшись в лагерь, я слег в очередном приступе. Лихорадка разыгралась сильнее обычного, поднялась температура и начался бред. Так продолжалось двое суток, и оба ва'лунда, воспользовавшись моим состоянием, опять удрали! Но тут уже не выдержали остальные носильщики. Под предводительством Вильзони они догнали беглецов, приволокли их в лагерь и жестоко отколошматили. У меня не было ни сил, ни желания вмешиваться в это дело. 8 февраля мы с Кубиттом перешли на берег Лунги. Здесь, в деревнях вакагонде, до нас дошел тревожный слух о великом сражении, в котором участвовали, с одной стороны, Хэмминг с его людьми, и чуть ли не все племя ва'лунда, с другой; упоминалось также о многочисленных жертвах. Не слишком доверяя этим сведениям, я все же решил поскорее возвращаться в основной лагерь. Все припасы уже кончились, и надежда была только на охоту. Но дичи вокруг в последние дни стало довольно мало, к тому же меня то и дело валила лихорадка. В этой крайности Кубитт вызвался снабдить караван мясом, и когда неподалеку показался бородавочник, он взял ружье и поспешил к кустам. Я наблюдал за охотой в бинокль. Было видно, как мой друг медленно и осторожно подкрадывается к ничего не подозревающей жертве; как, оказавшись в полусотне шагов от животного, он для верности опускает ружье на небольшой термитник и тщательно целится; как пытается нажать на спуск. Именно пытается, так как в пылу охоты он забыл снять винтовку с предохранителя. Я видел, как бедный Кубитт в недоумении смотрит то на бородавочника, то на свое столь внезапно взбунтовавшееся оружие. Наконец, обнаружив причину отказа, он опустил предохранитель, снова прицелился и спустил курок. Увы - выстрела не последовало: патрон не был дослан в ствол. Услышав резкий щелчок, бородавочник метнулся в заросли и исчез. На следующий день мне удалось подстрелить белоспинного дукера. Это животное встречается почти столь же редко, как знаменитый окапи, также живет в самых глухих уголках джунглей и также имеет странный вид. Сгорбленная спина и низко опущенная безрогая голова делают его похожим на некую причудливую смесь антилопы с дикой свиньей; это впечатление еще усиливает широкая желтовато-белая полоса вдоль хребта. Как раз теперь, когда я торопился, на то и дело попадались свежие следы слонов. Один раз я не выдержал и потерял полдня, догоняя трех прекрасных самцов с большими бивнями. Мне удалось подкрасться к животным на пятьдесят метров, когда в спину подул порыв ветерка. Через секунду лишь удаляющийся треск ветвей свидетельствовал, что здесь только что паслись толстокожие. Ни времени, ни сил на преследование не было, и я, ругаясь, вернулся к каравану. После напряженного четырехдневного перехода мы достигли лагеря, где нас уже ожидал живой и невредимый Хэмминг. Оказалось, что великая битва с ва'лунда выглядела следующим образом. Два человека из племени попытались красть купленных в Нана-Кандундо коз, и бой Хэмминга, заставы обоих на месте преступления, поколотил воришек. Других батальных эпизодов не было. Хэммингу удалось добыть в Нана-Кандундо немного провизии. Мука и сахар обошлись по две с половиной марки за фунт, чай и кофе - соответственно. Все покупки осуществлялись при посредничестве тамошнего миссионера Шиндлера. Святой муж взялся также отправить на побережье все добытые нами бивни, запросив за эту услугу 80 фунтов стерлингов, то есть 1600 марок. Утром 24 февраля мой друг обрадовал меня известием об очередном дезертирстве. На этот раз удрали его бой, Вильзони и Кабинда. Вот уж положение - хуже не придумаешь: ни слуги, ни повара, ни следопыта. Попытка настичь беглецов осталась безрезультатной, поскольку бой Хэмминга знал дорогу к низовьям Кабомпо. На обратном пути я повстречал моего юного друга Чангонго - он направлялся в гости к кому-то из родственников. Узнав о нашей беде, Чангонго обещал помочь носильщикам, но смог прислать лишь двух человек. Один из них, по имени Макаманда, отрекомендовался старым охотников на слонов, что меня несколько подбодрило. Тем временем Кубитт почувствовал, что сыт по горло прелестями Валундаленда, и решил вернуться в Европу. Взяв с собой несколько людей, он двинулся к крепости. С помощью португальских миссионеров ему удалось собрать небольшой караван, достаточный, чтобы добраться до Западного побережья. Однако уже через несколько месяцев он вернулся в Центральную Африку - и очень скоро умер от черной лихорадки. Я очень горевал, узнав эту печальную, но такую обычную в Африке весть. при всей своей неприспособленности Кубитт всегда оставался благородным и самоотверженным человеком, готовым отдать голодному последний кусок хлеба. Во время совместных экспедиций я не редко ворчал на него, но в глубине души неизменно радовался, что он просто находится рядом. В марте 1907 года мной была предпринята довольно затяжная вылазка, на этот раз с географическими целями - мне хотелось определить местонахождение истоков Уизаки. Путешествие оправдалось - через полторы недели я обнаружил безымянную гору, у вершины которой выбивался из земли прозрачный ручей. Низвергаясь по каменистому склону десятками миниатюрных вод