Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Игорь Гергенредер
     Email: igor.hergenroether@epost.de
     Date: 25 Jun 2001
---------------------------------------------------------------

     Из книги сказов "Пинской - неизменно Пинской!"



     Среди  воров  выдвинулся  свердловский   бандит  Петр  Бородастый.  Его
жестокость смущала даже урок. Раньше  между ними и делягами-теневиками  было
понимание.  Деляги  платили  уркам  дань,  и те их  не трогали.  А  то  даже
оберегали от голодной шпанки.
     Но  Петр  Бородастый раскидал  этот мостик по  бревнышку. Бросил в лицо
ворам:
     - Вы уверены,  что  вы - волкодавы при овцах, а вы - бараны  при  стаде
свиней! Щиплете травку, какую они вам оставляют.
     То,  мол, что дельцы  отдают, - только  сотая  доля их  миллионов. Этих
хитрюг надо не припугивать, а до косточек пропекать.
     У  Бородастого  в  подчинении  банда.  Они и начали так делать. Шамеха,
теневик,  пролил слез  из-за  них...  У него  особнячок  на улице  Уральских
Партизан. Прямо там и кувыркали. Опрыскают бензином и подожгут, опрыскают  и
подожгут... Так постепенно и  дожгли до смерти. И хотя оказалось у Шамехи не
столь уж и много, Бородастый стал еще злее мучать теневиков.
     Один лишь Пинской живет без стесненья. Он до того удачлив в махинациях,
что от урок ему почет. Играет с ними не только в карты: и свои игры придумал
- с  участием  красоток.  За  это  принимают  его  на воровских малинах  как
желанного. Сам Петр Бородастый при встрече говорит первый:
     - Кого я вижу? Какая радость!
     Ну и живет Пинской поживает и летом собирается, как всегда, в  Гагру на
месяцок  - понаслаждаться  морем,  вином  киндзмараули  и  хорошо  загорелым
прекрасным  полом. Тут к  нему в дверь - тук-тук...  Входит  знакомый вор по
кличке Варежка:
     - Константин Павлович, я ради вас, считайте, ложусь под пилораму...
     - Ну и что ж такого? Я приветствую. Садись выпей водки.
     - Спасибо, мне с колбаской...
     Выпил Варежка водки, копченую  колбасу жует. Два раза спросил Пинского:
он дома один? никто не подслушает? Потом выдал шепотом хриплым и нервным:
     - Бородастый хочет вас распушить!
     Пинской  хоть и  жизнерадостный  человек, но не наивный. Бородастый ему
нисколько не нравился.
     -  Что ж, Варежка, твоя весточка свою цену  стоит! - достал из  кармана
набитый бумажник: в руках вертит, подбрасывает - гостя кинуло в бодрость.
     Рассказал...  Бородастый  говорил  в  своей банде:  я-де  всех  дельцов
потрошу!  А  Пинской - какой он ни есть умный да знаменитый  -  все-таки  не
рыжий, чтобы от них отличаться. Примет и  он страданья из моих  рук. Поеду с
ним в Гагру, и там, вдали от родного Урала, его будет проедать крыса.
     Бандиты  окружат Пинского, поплывут с  ним  вроде кататься  по  морю на
лодке. Возьмут с собой  маленькое железное ведерко - в таких дети носят воду
на  клумбы.  В ведерке  будет сидеть крыса. Пинского  в лодке свяжут, догола
разденут. Ведерко  с крысой откроют и к пояснице к его прижмут.  Крыса,  ища
выход, станет вгрызаться в живую дрожащую поясницу человека...
     В  ходе мучений  Пинской, мол, откроет  все тайники  и  секреты. Но  от
кончины не уклонится - качаясь в лодке на  теплых  волнах курорта. Разве что
исхитрится  умолить Бородастого  - тот сжалится и утопит  его,  не  до конца
проеденного крысой.
     - Ну  как, Константин Павлович, - спрашивает Варежка, -  холодно  стало
душе?
     - О чем разговор? - отвечает Пинской. - Согреем на юге и тело, и душу.
     - Так вы... как бы сказать не обидеть... не хотите смыться?
     -  Не  хочу,  Варежка!  И  пойду  на  затейные игралки  -  позвал  меня
Бородастый.
     С этими словами Пинской  наградил Варежку бабками и  обещал, что ни под
каким видом его не подставит. Отправился по приглашению Бородастого.
     В переулке,  который выходит на  макаронную фабрику  и  выглядит  очень
провинциально, стоит пригожий  домик с  палисадником. За высоким забором, за
крепкими ставнями в этом домике сходилась братва. Сюда и шел Пинской.
     Петр  Бородастый  сидел  на  цветастых  пуховых  подушках:  они  горкой
положены на пол. Дядя внушительных  размеров, толстозадый, с толстыми ногами
и руками. Подбородок по-страшному выперт - напоминает колун: дубовые чурбаны
колоть им. Его усеивают прыщи - они мешают бриться, однако Бородастый весьма
старательно  выбрит.  От  этого  его карточка еще противнее.  Пасть - словно
бритвой  по коже  полоснули: губ  нет.  Скулы торчат,  нос куцый. А гляделки
такие, что после них глаза гадюки покажутся приятными.
     Бандит провел ладонью по своему рту и Пинскому:
     - Кого я вижу? Какая радость! - протягивает потную руку.  Гость пожал с
культурным видом.
     У  окна занавешенного - стол, за  ним сидят воры. Другие развалились на
полу на ватных одеялах. Варежка виден среди них.
     Бородастый говорит Пинскому:
     -  Завтра  утром я  тоже качу  в  Гагру.  Погляжу,  как  отдыхает самый
образованный из подпольных советских миллионеров.
     На эти слова банда взгоготнула, как на что-то остроумное.
     -  А сегодня, -  говорит главарь, - я даже не обижусь, г-хи, г-хи, если
ты обыграешь меня в затейные игралки.  Ты их придумал - мы  их любим  и тебя
любим.
     Теперь смех раздался не столь громко, но зато с вкрадчивым сипеньем.
     Пинской улыбнулся  - воспитанный,  щегольски одетый  мужчина.  Выпил  с
бандой  старки  чисто  янтарной  яркости,  запил  лимонадом,  закусывает.  А
Бородастый уставил  на него лютые гляделки помойного цвета, тянет из стакана
коньяк и говорит мечтательно:
     -  Я  вижу  перрон  в лучах  рассвета,  проводник поднимает  флажок  не
флажок... эту свою палочку обмотанную, не знаю, как ее зовут...
     -  Х...!  -  подсказал  глупый  вор по  кличке  Ревун  и  заржал  очень
довольный.
     Начитанный вор Прикиндел презрительно скривил на него лицо:
     - Ее зовут жезл! Сигнальный жезл!
     Бородастый сосет коньяк, не сводит зенок с Пинского:
     - Поднимает... как  бы это ни звалось -  и  поезд  трогается и спешит к
югу... И едет в спальном вагоне умница, человек именитый... Он думает, какие
ждут его радости...
     Банда в хаханьки, пьет и жрет. Пинской - челка набок, бакенбарды, усики
- сидит на венском стуле и накладывает ножичком икру на ломтик сыра.
     - Он думает... - изображает мечтательность Бородастый, -  что его  ждут
нежные, г-хи, персики, созревающие, г-хи, г-хи, арбузики первой свежести...
     - Га-га-га! - веселятся бандиты.
     Пинской серьезно поглядывает на главаря и произносит:
     -  Я думаю об  одном:  как показать Петру Бородастому,  выдающемуся  из
воров... крепкую любовь!
     Главарю  понравилась  похвала:  он  подставил стакан, и в  него  долили
коньяку.  В  разгар  пирушки  Пинской поймал  взгляд  Варежки. Немного позже
Пинскому понадобилось по нужде. Приходит в дощатый нужник, стоящий во дворе.
Снаружи к задней стенке прижался Варежка, шепчет в щель:
     - Сейчас начнутся  игралки - и Бородастому будет самое удовольствие. Он
вел такой разговор, чтобы вы почуяли нехорошее, чтобы вас прошиб страх. Эге,
мол, к чему Бородастый клонит? Не хочет ли он меня убить?
     Вы-де станете в страхе думать: выиграть  или проиграть? "Выиграю - а он
еще  больше обозлится  и точно убьет! Лучше проиграю... А вдруг  он наоборот
задумал? Выиграет-де - пощажу. Проиграет - убью!"
     Как же быть?..
     Для  кого  игралки, а вам  -  мученье.  Бородастый  будет  наблюдать  и
балдеть. Он-то знает: вам в любом случае - ужасная смерть.
     Рассказал Варежка все это и шепчет:
     - Все-таки, Константин  Павлович, лучше  выиграть.  Кто  выиграл - того
братва уважает. Некоторые замолвят за вас слово, и он облегчит вашу участь.
     Пинской  сидит  в  нужнике,  помалкивает.  Варежка  за  задней  стенкой
спрашивает в щелку:
     - Чего решили: выиграть или проиграть?
     - Я решил, - говорит Пинской, - проиграть и выиграть!
     От этих слов Варежка только носом шмурыгнул. А Пинской воротился в дом,
и начались затейные игралки.  Из комнаты,  где гуляли, перешли в другую. Она
освещается  лампой в  мягком абажуре с кистями. Во  весь  пол ковры, стены в
коврах,  у стены  - широкая  кровать. У ее изголовья  на пол положили  горку
подушек -  для  Бородастого.  Для  Пинского стул поставлен  возле  кровати в
ногах.
     Оба  сели  - и  тут  входит  полуголая  шатенка  с  высокой  прической,
покачивается на  высоченных  каблуках. Это  красивейшая из женщин Ася Чайная
Роза. На ней только чулки, трусики и лифчик, туфли сверкают черным лаком.
     Пинской вскочил, воскликнул:
     - А-ах! - и сладко целует Асе ручку.
     Пиджак скинул - садится на стул в шелковой пестрой рубашке с галстуком.
     Бородастый  повернулся на  своих  подушках  и с грязным смехом  полапал
девушку. Потом он и Пинской расстегнули ширинки, а  она встала между  ними и
покачивается. Поворачиваясь задом то  к  одному,  то к другому, она медленно
сняла трусики - и у игроков из ширинок выросло по морковине.
     Чайная Роза села посередь кровати, полулегла поперек нее. Правую  ножку
протянула к  Бородастому  - стопочкой  трогает его рычаг. А левой стопочкой,
пальчиками, играет рычагом Пинского.
     Один из компании принес  две карты: на одной проколы от иголки образуют
шпалу, на другой - ромб. Эти карты смешали с гладкими картами, без проколов.
Бородастому  и Пинскому завязали глаза.  Одному, а после другому дали в руки
колоду карт. И каждый карты перебрал и определил кончиками пальцев, на какой
наколота шпала, а на какой - ромб.
     Передают колоду Чайной  Розе. Она полулежит поперек  кровати,  красотка
без   трусиков,  ляжки  враскид:   томит  игроков  улыбочкой.  Одной  ножкой
поглаживает   торчун  Пинского,  второй  -  Бородастого.  И,   убрав  ножку,
подвигается к Бородастому,  белой  ручкой треплет  и  похлопывает стоячий  -
оголовок потемнел, от туговизны чуть не лопнет. Девушка говорит ласково:
     - Будь, детка,  прилежным,  реши школьную задачку  -  получишь пирожное
эклер...
     Достает из  колоды карту и к  оголовку  прикладывает. Обжимает карту по
всей шишке. Бородастый сидит на подушках, молчит. Чайная Роза - вторую карту
на залупу... третью...
     - Вот мы узнаем, чувствительный носик у детки?
     Воры:
     - Ха-ха-ха! - и подхватывают карты, которые девушка уже приложила. Пока
все они гладкие, без наколок...
     Вдруг Бородастый рычит:
     - Есть! Р-рромб!
     Ася  посмотрела  карту на свет,  передала  ворам.  Те  глядят:  верняк!
Точками проколов изображен ромб.
     В чем игра состоит - чтобы память с  кончиков пальцев перешла на кончик
стоячего. К нему прикладываются карты, а он должен почувствовать: с наколкой
карта или без? Если с наколкой, то надо определить - ромб нанесен или шпала?
     Игра продолжается, и скоро Бородастый распознал шпалу.
     - У-угр-ры, у-угр-ры! - разевает безгубую пасть: аж слюни летят. -  Мой
кутак в  настроении!  -  сцапал  две карты с  наколками, то  одну, то другую
зажимает меж большим и указательным пальцами.
     В пальцах у  него  страшная сила,  и,  кроме того,  они потные.  От  их
давления проколы сглаживаются - самая чуткая залупа войдет в заблуждение.
     Бородастый  сунул  две  карты  в  колоду,   перетасовал  -  протягивает
Пинскому:
     - А ну, браток, выкажи себя!
     Гляделки свирепые так и щупают человека. Потребует замены карт?  Но тот
сидит с убитым видом. Странно при этом видеть, как круто торчит палка.
     Чайная Роза стала прикладывать карты. Пинской:
     - Есть! Шпала... нет, извиняюсь, ромб.
     Глядят: на карте - ни шпалы, ни ромба.
     Игрок  и  дальше  ошибается.  Так  и не распознал  ни  разу.  Полнейший
проигрыш. Бородастый огреб огромную ставку, усмехается:
     - Что это, Костюша, ты  нынче какой-то непохожий?  Будто что-то  в тебя
пробралось и внутри грызет?
     Банда  разразилась  мрачным  хиханцом. Пинской вяленько улыбается, весь
бледный, челка к мокрому лбу прилипла. Бородастый все это видит и взрыкивает
от счастья.
     -  А  ну,  Костя,  выпей  своей  старки   -  обострись!  На  отжиманцах
отыграешься!
     Переходят к игре  под названием "отжиманцы". Акробатика  - ни  в  каком
цирке не осилят. Посреди комнаты постлали  круглую белую скатерку: диаметром
менее метра.  Усыпали ее равномерно бумажными деньгами. Тут один из компании
хлопнул в ладоши - и по этому хлопку, покрикивая: "Отжиманцы!", "Отжиманцы!"
- Бородастый и Пинской разделись догола.
     Ася  Чайная  Роза,   статная   шатеночка  ослепительной  прелести,  как
взвизгнет:
     - Отжи-жи-жи-и!.. Отжима-а-анцы! - хлопц-хлопц-хлопц в ладошки. Скинула
чулки, лифчик и танцует голенькая, вертит белыми мячиками тугими.
     Бородастый стоит,  хряк: ножищи  толстые. Зад  поздоровее,  чем у  иной
бабищи:  две  пудовые тыквы.  Пушка  задрала  ствол в  потолок.  Уложил  Асю
навзничь - так,  чтобы  ее окорочок был вплоть  к  краю скатерки.  Улегся на
белое  тело, кутак  задвинул в  гнездо, а  Чайная Роза -  ножками, ручками -
плотно обхвати напарника.
     Компания орет:
     - В гору-ууу!!!
     Бородастый  уперся в ковер ладонями и пальцами ног - поднатужился дядя.
И отжался вместе с девушкой. Ее спинка и попочка ковра не касаются. Держится
она на  весу благодаря своим  ручкам-ножкам - и дядиному тормозу. Бородастый
морщит красную морду  от  усилия  и  переставляет ладони помаленьку  вправо.
Перемещается со своей ношей дюйм за  дюймом... И вот ее зад - над скатеркой,
усыпанной деньгами.
     Компания сгрудилась вокруг пары - не наглядятся на цирк.
     - Давай, отец! - хрипят.
     Бородастый стал сгибать руки  в  локтях  -  опускаться с  голенькой. Ее
булочки легли на ассигнации. Она воскликнула звонко:
     - Прижалась! Возноси-и!
     Он  отжался  -  попочка  отделилась от скатерки.  Несколько  ассигнаций
отпали от окорочков, но одна бумажка держится. Ревун кинулся на четвереньки,
протянул руку и двумя пальцами взял ее за краешек:
     - Трешница!
     Бородастый  повторил  приспуск  и  отжимку  -  на  заду  девушки  опять
удержалась  трешка.  Больше  у  него  сил  не  хватило   -  настала  очередь
Пинского...
     Суть  игры  в  том,  кто больше  денег поднимет при помощи девушки?  Ты
можешь  отжаться  десять  раз,  и каждый раз  на окорочке будет  по рублю. А
другой отожмется разок, и - четвертная! Он выиграл.
     Пинской всех посрамлял. Никто не мог, как он, достигнуть шести отжимок.
К тому же, везло ему на крупность прилипших купюр.
     Было! А  нынче? Вид у него  - словно человек  чует боком  острие финки.
Секунда - и скользнет нож как в масло. В таком чувстве - и игра?..
     А  фигура  у него - залюбуешься. Гимнаст!  И рычаг торчит вверх,  почти
вплотную к плоскому надпашью. Если на лицо не глядеть - победитель!
     Чайная Роза встала с ковра. Бородастый:
     - Кралечка! Не подвела! -  и ну лапать  окорочки. -  Хваткие они у  тя,
притягательные... правильно гордишься.
     Лапал, лапал - и вдруг:
     - Что  делаю-то? Руки у меня вспотели, и я ее - мокрыми руками... У нее
теперь ж... липкая.
     К такой,  мол,  конечно, с  полсотни налипнет.  Нет,  так негоже.  Надо
попудрить.
     Вмиг создалась  напряженность. Слышно, как маятник в тишине отсчитывает
секунды.  Бородастый,  Чайная  Роза  и вся банда глядят на  Пинского:  будет
протест? Но он мнется пришибленно, без нужды трогает стоячий и не возражает.
Чайная Роза чуть не плюнула.
     Принесли пудреницу и так окорочки напудрили - банный лист не пристанет.
Пинской  забил забубенный в расселину, отжался,  как положено, с девушкой на
тормозе. Переместился с ней - чтобы  ее  зад оказался над скатеркой.  Четыре
раза опустил и вознес - ни рублевки на пудреных окорочках не задержалось.
     Полный выигрыш Петра Бородастого! Банда в пляс:
     - Отцу нашему, Бородочке, - сла-а-ва!!!
     Все  видали  его  махинации, но к  ним  - без  внимания.  Ведь  Пинской
проглотил! Петр взял  характером. Обхезался перед  ним ловкий  умник. И воры
ширяют  его локтями, а Ревун даже ущипнул за ляжку, как бабу. Кто за себя не
пытается на дыбки встать, того урки не считают за человека.
     Что Пинской  вздыбится -  этого Бородастый боялся и ожидал. Думал: коли
будет так  - пускай проиграю! Тем слаще потешу душеньку в Гагре, когда крыса
станет проедать победителя... Но к  нему будет сочувствие у братвы, и она не
даст отмерить все желательные мученья.
     Потому  Бородастый и сбивал  Пинского  перед  игрой.  Строил расчет  на
сомнении  и  страхе.  И, как видим, оказался прав. Его душит  восторг, и  он
кричит:
     - Все бабки, какие у Кости выиграл, - на гульбу!
     Воры  побежали  за  марочным  коньяком.  Выдержанный  высшего  качества
ящиками прут.  Чайную Розу искупали в  нем.  Черная и красная  икра по всему
дому разбросаны. А сколько хрусталя разбито!..
     Наутро  Пинской, Бородастый  и  окружение  валят  на  вокзал. В  десять
пятнадцать отправляется на юг  скорый поезд. Смотрят - время у них еще есть.
Пинской позвал в ресторан вокзала. Пьют вино, а он покорно говорит главарю:
     - Я вижу,  Петр,  ты  что-то  стал меня  не очень любить. А  я так хочу
угодить тебе! Пожалуйста, убей за мой счет "белого медведя"!
     У Бородастого зенки,  как  у  тухлой селедки, помоями  политой. Сальной
лапой взлохматил Пинскому челку:
     -  Угожда-ашь?  Пра-а-вильно!  - Из  безгубой  пасти  от  радости  язык
вылазит.  Перегаром разит - конь скопытится. - Умница ты из умниц и еще боле
умнеешь, Костюша, г-хи, г-хи... - хвать  из рук Пинского пивную кружку.  А в
ней водка пополам с шампанским - "белый медведь".
     Бородастый влил в себя  всю кружку. До этого он сколько ни пил, а был в
памяти. Но "белый медведь" -  зверь полярной ночи. Его убить -  это подвиг с
накладкой.
     Пошли  к поезду,  а главарь, как  дурачок, хихикает, не желает в  вагон
садиться. Тычется по перрону туда-сюда, пристает  к пассажирам. Бандиты  его
насилу уламывают. Пинской говорит:
     - Петр, поезд  без нас уйдет! Смотри -  проводник уже поднимает свой...
как называется-то?
     Ревун брякни:
     - Х...!
     Бородастый как загогочет и к проводнику:
     - Свой х... поднял в руке? Отниму-уу!
     Бандиты еле-еле оттащили - сунули проводнику на лапу, чтоб не шумел. На
ходу  уже  подсадили  в  тамбур  пьяного.  В  купе  развезло  и  Пинского  -
приваливается к Петру и бормочет ему в ухо:
     - Зачем ты отнимал у проводника х...? Ты мог его сломать! Если б ты его
сломал - поезд бы не поехал.
     А колеса  учащенно  постукивают  на стыках, поезд  летит по  бескрайней
России. Сутки  сменяются  сутками - Бородастый пьет без  просыху.  Распирает
балдежка Петра: у него в руках - виднейший подпольный миллионер.
     Проследовали Армавир.  Урки  кайфуют  в вагоне-ресторане. За  окнами  -
пейзажи Кавказа.  Бородастый опрокидывает  рюмку за  рюмкой, жрет чахохбили,
порыгивает. Огромный выпирающий подбородок -  ну,  колун  и  колун!  - залит
соусом.  Прыщи  лоснятся  и  выглядят  еще отвратительнее.  Бандит глядит на
Пинского с ухмылом:
     -  Думаешь о  курорте,  о загорелой молодочке...  а  надо думать, г-хи,
г-хи, о лодочке...
     Урки  знают суть  намека - посмеиваются. А Пинской -  ниже травы,  тише
воды. Куда лоск и ум делись? Знай кивает с подобострастьем.
     Но  притом  думает  вот  о  чем. Скоро  поезд побежит по  черноморскому
берегу. А там, от Туапсе до Сухуми, - владения кавказских мужеложцев. Курорт
лепится к курорту: и на каждом полустанке жопники караулят приезжих...
     Раньше насиловали. Местные  менты, прокуроры  - купленные. Да многие из
них и сами обожают мужчину в позе раком. В этой связи стало столько случаев,
до того  насильники  обнаглели: средь бела  дня за первый же куст заведут  и
отдрают - и хоть осипни  от крика. Тогда вмешался преступный мир Центральной
России. Под  угрозой большого  кровопролития  был принят  уговор: к мужчинам
силу  не  применять.  Вдувать  только  по  согласию,  а  его  записывать  на
магнитофон.
     Если  кавказец  пошел  на  уговор, он  его держит железно  и  трепетно.
Отзвучали  жалобные мужские  крики. Но чувства жопников, конечно, не остыли.
Голодные стаи  рыскают  от станции  к  станции: чтобы соблазнить курортника,
несут с собой выпивку, фрукты. И прут магнитофоны*.
     Пинской думает об этом не сказать чтобы с сочувствием. Услужливо сыплет
хиханьку на подначки Бородастого. А  колеса постукивают  на стыках  - скорый
мчится по  побережью. Все ближе конец пути -  Гагра. Блекнут дневные  краски
юга, настает вечер.
     Бородастый высказывает Пинскому уже без всякого стеснения:
     - Что, сучка, чуешь нехорошее? Угождай - не теряй дорогое время.
     Банда:
     - Ха-ха-ха!
     Пинской поеживается и объясняет с виноватым видом:
     - Да я вот все думаю - чем угодить...
     Главарь в рык:
     - Ну, пр-ридумал?
     Пинской помялся, как девочка, и с ужимкой вякает:
     - Могу... в туалет проводить тебя...
     Хохот громыхнул  на  весь вагон-ресторан.  И  вот уже  урки  смотрят на
дельца как на последнюю падаль. До чего изговнялся от страха!  Экая пакость.
А недавно встречали его почти с поклоном...
     Главарь наслаждается: плюнул на два пальца, пригладил Пинскому челку:
     - Веди-и!..
     Пошли  вдвоем в нужник.  И хотя Бородастый пьян, воры не опасаются, что
спутник ему что-нибудь сделает. Если б он посмел в нынешнем положении - весь
Закон  встал  бы  против  него. Всюду найдут:  с  живого  будут кожу сдирать
узенькими лентами. И он это знает.
     Ввалился  Петр в  нужник - Пинской  за  ним. Глянул  на часы: через две
минуты - станция. Бородастый икает, сопит, усмехается:
     - Ну-у... сымешь с меня брюки?
     Спутник говорит:
     - Немного позже. - Его рука в кармане, а там - кастет. Бандюгу кастетом
- бамц в висок. И - с хорошим размахом - по лбу.
     Петр  в  отключке привалился  к стенке,  бряк  на  задницу.  Поезд  тем
временем встал. Пинской выждал,  когда он тронется, опустил окно. Он обладал
силой гимнаста - и  хотя и  с немалым напряжением,  но поднял  Бородастого и
сбросил на  придорожные кусты. Тут же выпрыгнул и  сам:  поезд еще не набрал
скорость.
     Бородастый очнулся в траве под  деревьями, куда его откатил спутник.  В
башке от боли треск; все перемешалось-спуталось. Слышит голос Пинского:
     - Петр, ты живой? А ведь с верхней полки упал!
     Кругом темно: уже наступила ночь. Туша лежит - ничего не понимает.
     - Где мы?
     - В поезде. Но он не может ехать.  Ты бросился на  проводника, вырвал у
него... ну, то,  что он поднимает...  х...! И сломал! Ему нечего поднять. Ты
хоть помнишь, как отнимал у проводника это самое?
     Петр вспомнил: и бросался, и отнимал...
     - По пьянке это... а я не хотел. Ехать надо! Чего теперь-то?
     Пинской сует ему в пасть горлышко фляжки, а в ней - "белый медведь".
     - На-ка попей, пока проводник новый х... достанет.
     Бородастый  пососал, отрубился. Пинской стащил с  него брюки.  А  между
деревьями мелькает луч фонарика: подходит стая мужеложцев. Осветили: вот это
да-аа! какой  товар выставлен! Два эдаких толстенных окорока - еще и жестким
волосом поросли.
     Стая вмиг впала в страшную нервность. К Пинскому:
     - Та-а-ргуешь, друг?
     -  Никогда!  Приятель  попросил снять  с него брюки  - я  снял.  Больше
ничего.
     - А зачэм он просил? Он хочэт?
     Пинской  видит  при  стае магнитофон "Романтика",  который  так  любили
туристы и геологи.
     - Спросите - не немой: ответит!
     Жопники включили маг,  треплют Бородастого по загривку, а по заду жадно
- хлоп-хлоп-хлоп!.. У всех наружу торчат.
     - Дарагой, хароший, нэ малчи!
     А он мычит  и  только ветры  пускает. Жопники  в экстазе. Гляди, начнут
друг через дружку прыгать.  Один  прилег к Петру на траву, сует ему в ладонь
залупу:
     - Хочешь рукой попробовать - попробуй! Что скажешь?
     Бородастый руку сжал:
     - А-а... нашелся х...! Не бойся, я его ломать не буду. Давай поехали!
     В  ту же секунду ему и вперли. Какая понеслась дрючка! Один вздрогнул -
его уже очередной оттолкнул и влупляет...
     А все вопли, мыки-рыки Бородастого - то, мол, от удовольствия.
     Пинской стоит в  сторонке, наблюдает ажиотаж и поджидает банду. Знает -
она, спохватившись, сорвала стоп-кран и мчится вдоль  линии назад.  Главарь,
живой  или мертвый,  должен  быть вблизи  насыпи. И  Пинской  не успел  уйти
далеко...
     Несутся  бандиты, на бегу представляют процесс  пыток... Кусты  трещат,
топот - будто от табуна.
     Как открылось им зрелище многолюдное - впору заржать. Луна озарила
     перекошенные  лица урок,  финки сверкают. Но  и у кавказцев ножи,  а не
прутики. Очередь к Бородастому собралась такая - на каждого урку придется по
дюжине.
     Бандиты  беснуются: как вырвать поруганного? Их к нему не подпускают, и
поругание идет  полным ходом.  Самый  старший  жопник,  пожилой, с  золотыми
зубами,  потребовал от банды минуту  молчания.  Как  врубит  "Романтику"  на
предельную громкость!
     Вот они: явственные слова главаря... К  тому же, различимо,  что  голос
довольный.
     Языки и  прикусились. Стоят  воры  ошалелые, баранами зырят,  как  с их
паханом    занимаются...    Но,    наконец,    маленько   очухались,   стали
переглядываться. Виден в глазах вопрос: что это значит?..
     А  значит  оно  то,  что  вместо  Петра  Бородастого  есть  гадственный
петюнчик. Все его прошлое теперь - противная харкотина. Ни у одного  вора не
может к нему быть ничего, кроме презрения. Ни один не  сядет на тот стул, на
котором сидел петюнчик.
     Выходит из-за дерева Пинской:
     - Эй, Варежка, ты где? А ну вспомни! Говорил я  тебе насчет игры с этим
козлищей, что я проиграю и выиграю?
     Варежка:
     - Вот так та-ак! Вон оно к чему было... Конечно, помню. Замечательная у
вас тонкость мысли, Константин Павлович!
     Пинской бросает банде:
     - Помните мои слова - я думаю, дескать, о том, как показать Бородастому
крепкую любовь? Вот ему ее и показывают!
     Варежка так и покатился в ржачке. Другие опомнились от ужаса - и на всю
окрестность:
     - Хо-хо-хо-оо!!!
     Одни жопники на это - ноль внимания. Захвачены своим.
     Прикиндел, начитанный вор, выражает Пинскому:
     - Вы, Константин Павлович, провели игру, которой  нет примера в мировой
истории. Разрешите от имени всех...
     Тут глупый вор Ревун рванул на груди рубашку:
     - А-а-а! Так это он подстроил? Р-режь его, братва!
     Крики пресек голос небрежный и  строгий,  какой  может  быть  только  у
умнейшего из подпольных миллионеров:
     - Дайте ему в морду!
     Варежка и Прикиндел съездили Ревуна по карточке.
     - Вот кто виноват! - Пинской показал на него пальцем. -  А ну вспомним,
как  один  бывший  человек  в  пьяной  приятности  говорил про  перрон,  про
отъезд... про то, как проводник поднимает - что?
     Ревун выплюнул изо рта кровь и, как и раньше, орет:
     - Х...!
     - Вот, вот, - брезгливо морщится Пинской. - Ты это слово крикнул, и оно
застряло в башке бывшего человека. За то его теперь и любят.
     Банда сбилась в  гурт, хавает умную мысль.  Варежка  принес от жопников
"Романтику", снова включил запись...
     - Из-за одного дурака, - говорит Пинской,  -  с  каждым из вас могло  и
может случиться то же.
     Воры всхрапели, хвать Ревуна:
     - Отрезать язык!
     Распластали  на  земле, на грудь  наступили коленом. У кого-то перчатка
нашлась -  рукой в перчатке потянули  язык из пасти... лезвие  финки от него
уже в сантиметре... Пинской:
     - Стоп! Что он напоследок-то скажет?
     Ревун во все горло:
     -  Братва!   Вы   меня   хуже  наказываете,  чем   Бородастый  наказан!
Несправедливо...
     Шепотки  побежали. Кто-то задумался: а и в  самом-то деле? Прикиндел  с
Варежкой пошептались и:
     - Уважим, Константин Павлович?
     - А почему бы и нет?
     Ревуна подняли с земли, встряхнули, отряхнули и передали жопникам. Те -
благодарить...
     Еле  от них оторвались.  Пинской взошел на первый попавшийся пригорок и
говорит ворам:
     -  Ревун решил  -  лучше быть  козликом, чем  безъязыким! Мы  пошли ему
навстречу. Но остается другая  забота. Каждый из  вас боится, чтобы и его не
подвел язык. Что же - отрезать его себе? Конечно же, нет - если мы обратимся
к мысли.  Мысль говорит нам: надо взять  и записать, как называется то,  что
поднимает в руке проводник.
     - Сигнальный жезл! - подсказал Прикиндел.
     -  Нет!  Сигнальный  жезл  - у  мента-регулировщика. А  у  проводника -
флажок,  как  поначалу и  сказал  ваш бывший главарь, но его сбили. Флажок в
свернутом виде! -  Пинской  достал из бумажника химический карандаш в медном
футлярчике и бросил ворам: - Записывайте!
     Урки слюнявили  карандаш и записывали на  клочках  бумаги: "Не х...,  а
флажок".
     Позднее,  когда они попадались, эти клочки находили у них зашитыми  под
подкладку пиджака или  в ворот рубашки.  Из бандитов  жестоко  выбивали суть
пароля.  Но одни  молчали -  хоть  убей! А другие врали  какую-то  чушь  про
игралки, перрон и магнитофон "Романтика", пытаясь заморочить следствие.
     Слова:  "Не х..., а флажок"  - так и остались  загадкой для  уголовного
розыска.


     *Известный в шестидесятые годы переносной магнитофон "Романтика"  весил
шесть килограммов (Прим. автора).


     Сказ  "Тонкость  мысли" следует третьим,  после сказа "Карликовый хобот
по-тюменски", в книге "Пинской - неизменно Пинской!" (1989-93).

Last-modified: Sun, 01 Jul 2001 13:11:29 GMT
Оцените этот текст: