мы использовали кое-что из этого, когда возводили все это. - Он обвел рукой построенную из камней и дерева хижину: крыша, навес, стены, углубление для костра. - Они все забрались внутрь, даже те, которые должны были стоять на страже. Мы били их в голову. - Просто вот так: "били в голову"? - Просто вот так, - сказал Горди. - А затем перерезали им глотки. Энди убил двоих. Горди помолчал, чтобы дать Гарви осознать сказанное. Гарви сидел, замерев. Потом медленно глянул поверх костра - туда, где его сын спал со своей... со своей женщиной. Женщиной, которую он завоевал в бою, которую спас... - А потом эти девочки просто взяли и прыгнули в ваши постели? - спросил Гарви. - Спросите у них сами. И узнаете, как это было, - сказал Горди. - Мы никого не насиловали, если вы это имеете в виду. - Не насиловали только с формальной точки зрения, - сказал Гарви. И тут же пожалел о сказанном. Горди не рассердился. Он рассмеялся: - Изнасилование, как его определяет закон. Кто теперь следит за соблюдением этого закона? Кого это может заботить, Гарви? - Не знаю. Может быть сенатора. Со мною была Мария. Она осталась на ранчо сенатора... - Мария? Я думал, она мертва, - сказал Горди. - Разумеется, она действительно хотела разыскать Берта. Моя судьба ее не беспокоит. Гарви промолчал. Это, видимо, было правдой. - Но и о Берте она на самом деле не беспокоилась, - сказал Горди. - Дерьмо коровье. Она как тигрица. Мы сделали все, чтобы она осталась на ранчо, когда вместе с Марком отправились на поиски. - Да? Может быть. Узнав, что он жив и невредим, она перестанет беспокоится. - Горди уставился в огонь. - Так что теперь будет? - Мы возьмем вас с собой и поедем обратно... - Чтобы сенатор глянул на меня странным взглядом и, возможно, проследит, чтобы закон об изнасиловании соблюдался? И чтобы он, разлучил Энди с его девушкой? - Этого не может быть. - Да? Идите спать, Гарв. А я пойду сменю охрану. Моя очередь нести охрану. - Я тоже... - Нет. - Но... - Не заставляйте меня высказывать все откровенно, Гарви. Спите. Гарви кивнул, и не вылезая из спального мешка, улегся. Не заставляйте его высказывать все откровенно. Не заставляйте его говорить мне, что я не один из них, что они не доверяют мне охранять их... На завтрак были жареная рыба и какие-то незнакомые Гарви овощи. Завтрак оказался вкусным. Гарви как раз заканчивал, когда вошел Горди и сел рядом с ним. - Мы обсудили все, Гарви. Мы не пойдем с вами. - Никто не пойдет? - спросил Гарви. - Совершенно верно. Мы останемся вместе. - Горди, вы с ума сошли. Скоро здесь сильно похолодает. Через пару недель пойдет снег... - Справимся, - ответил Горди. - Энди! - крикнул Гарви. - Да, сэр? - Ты пойдешь со мной. - Нет, сэр, - Энди не спросил. Он не отстаивал свои позиции. Он просто констатировал то, что произойдет. Потом он встал и вышел в дождь. Сразу за ним вышла Дженни. С того времени, как она встретила Гарви Рэнделла, она так и не сказала ему ни слова. - Вы можете остаться с нами, - сказал Горди. Мне бы хотелось этого. Но еще больше хотелось бы, чтобы об этом мне сказал Энди. - А чего вы ожидали? - спросил Горди. - Видите ли, вы сделали свой выбор. Вы остались в городе. У вас была работа и вы из-за нее остались, а Энди услали в горы... - Где он оказался в безопасности! - И в одиночестве. - Он не оказался в одиночестве, - настаивал Гарви, - он... - Не надо спорить со мной, - сказал Горди. - Докажите это Энди. Послушайте, сегодня утром мы проголосовали. Никто не возражал. Вы можете остаться с нами. - Это глупо. Что у вас здесь есть? - А что есть там, внизу? - Безопасность. Горди пожал плечами: - Ну и что в ней хорошего? Послушайте-ка, - Горди отнюдь не оправдывался - потому, что ему не за что было оправдываться. Он просто старался, чтобы Гарви понял его, хотя и знал, что Гарви этого никогда не поймет. Впрочем, сие Горди по-настоящему и не заботило. Вот только все же старый приятель, которому он многим обязан. - Послушайте, Гарв. Если он уйдет с вами, он снова сделается ребенком. А здесь - он второй по значению в группе. - Из кого состоящей группе? - В группе, состоящей из тех, кем мы являемся. Он здесь мужчина, Гарв. А там, внизу он перестанет быть мужчиной. Я видел как вы смотрели на него и Дженни. Для вас они еще дети. Спустившись вниз, вы снова превратите их в детей. Вашими стараниями они снова почувствуют себя детьми. Детьми, от которых нет никакой пользы. Ну а здесь - здесь Энди знает, что приносит окружающим пользу. Мы все зависим от него и полагаемся на него. И, делая здесь что-то необходимое для остальных, он не просто винтик в машине выживания. - Машина выживания, - верно сказано, подумал Гарви. Вот что у нас там, в "твердыне" сенатора: машина выживания. Очень плохо налаженная машина. - По крайней мере, эта машина дает хорошие шансы на выживание. - Конечно, - сказал Горди. - Обдумайте это, Гарви. Конец света. Падение Молота. Разве положение дел после этого не должно изменится? - Оно уже изменилось. Господи Боже, каких еще перемен вы хотите? Недавно мы захватили четырех детей и повесили их перед зданием городского совета... У нас вся промежность в мыле - так мы стараемся подготовиться к грядущей зиме. Мы хотим пережить эту зиму. Здесь многое зависит от того, что заранее предусмотреть невозможно, но с этим мы примирились, мы справимся... - И что мы будем делать внизу? - спросил Горди. Гарви подумал. Он не мог точно ответить. Не знал, пропустит ли Харди в "твердыню" такую многочисленную группу. Отряд бойскаутов - да. Но отряд бойцов? Может быть, им лучше оставаться здесь, они уже принадлежат этим местам. Новая порода горцев. - Черт побери, но это мой сын, и он пойдет со мной. - Нет, не пойдет, Гарв. Он больше не ваш. Он - свой собственный, и у вас нет способа принудить его пойти с вами. Мы не намерены возвращаться, Гарв. Никто из нас не вернется. Но вы можете с нами остаться. - Остаться. И кем стать? - Тем, чем вы захотите. Предложение не искушало. Что он будет делать здесь? И кем он станет здесь? Гарви встал и поднял с пола свой рюкзак. - Нет. Марк? - Что, босс? - Вы уходите или остаетесь? С тех пор, как они пришли сюда, Марк вел себя неестественно тихо. - Пойду назад, Гарв. Там Джоанна. Не думаю, чтобы ей очень понравилось здесь. Да и мне тоже вряд ли. Это может надоесть - всю жизнь провести в туристическом лагере. Как вы? - Пошли, - сказал Гарв. Печально огляделся. Здесь никто и ничто не принадлежит Гарви Рэнделлу. Он здесь чужой. Цунами продолжали начатое ими. По берегам всего Атлантического океана не осталось и следа от деятельности людей. Очертания береговых линий сильно изменились. Мексиканский залив стал втрое больше, чем был прежде. Флорида превратилась в цепь островов. Чизпик Бей стал заливом. Западное побережье Африки покрылось зазубринами глубоко вдавившихся в сушу бухт и заливов. Кратеры в тех местах, куда ударил Молот, уже более не светились. По крайней мере, их свечение нельзя было различить невооруженным глазом. Но они продолжали оказывать влияние на погоду. Вулканы извергали лаву и дым. Ураганы бичами хлестали воду морей. По всему миру шли ливни. Молот еще не закончил свою разрушительную деятельность. НЕДЕЛЯ ТРЕТЬЯ: БРОДЯГИ Одно обстоятельство может послужить утешением для значительной части выпивших: проблемы, с которыми они столкнутся, по крайней мере, будут полностью отличаться от тех, которые казались им подлинной мукой в минувшее время. Проблемы высокоцивилизованного общества сменятся проблемами, присущими примитивным цивилизациям. Вероятно, большинство выживших окажется состоящим из людей, заранее в определенной мере подготовленных к быстрому переходу от сложного и утонченного образа жизни к примитивному типу существования. Роберто Вакка. "Наступление темной эры". Лес был прекрасен - дремучий и темный, вот только сверху все время капало. Дан Форрестер вздыхал, вспоминая об утерянном мире, где было тепло и сухо, и продолжал идти все дальше. По всем пяти слоям надетой на нем одежды в такт движениям сочилась вода. Под деревьями суше не было. Хотя и более мокро тоже не было. И ненамного темнее, зато здесь можно укрыться от падающего редкими хлопьями снега. Дан не считал, что он проживет достаточно долго, чтобы снова увидеть Солнце. На ходу он жевал кусок еще не до конца сгнившей рыбы. В одной из его книг рассказывалось, как ловить рыбу, скрывающуюся в омутах. К удивлению Дана, описанный способ оказался верным. Кроме того, он неустанно расставлял ловушки для кроликов. Дан ни разу не поел досыта с того момента, как ушел из Туджунги. Но и от голода он не умирал, и это, понимал Дан, отличало его от многих и многих из тех, кому удалось пережить катастрофу. Со дня Падения Молота прошло четыре недели. Четыре недели неуклонного продвижения к северу. Своей машины Дан лишился через считанные часы, после того как выехал из дома. Двое мужчин (с ними были их жены и дети) просто отобрали автомобиль у Дана. Рюкзак и значительную часть его припасов они оставили - поскольку в первые дни после Падения Молота люди не знали, насколько плохо все теперь будет. Но может быть, они оказались просто порядочными людьми, которым машина была нужна больше, чем ему, Дану. Во всяком случае именно так они ему и сказали. Но вряд ли. Теперь, похудевший и - так ему казалось - поздоровевший, более здоровый, чем когда бы то ни было прежде, Дан Форрестер, астроном, которому не суждено увидеть звезды, человек, не имеющий ни работы, ни надежды получить работу, шел все дальше и дальше - просто потому, что ничего другого ему не оставалось. Поздоровевший, если не считать незаживающих волдырей на ногах и регулярно повторяющихся приступов диабета, из-за чего Дан мог проходить лишь несколько миль в день. Ветры не дули столь свирепо как раньше - если не считать тех, которые поднимались во время ураганов. Но и ураганы теперь повторялись значительно реже. Дождь лил без конца, но иногда он лишь моросил. А изредка - благодарение Богу! - и вообще ненадолго прекращался. Но дождь становился все холоднее, и временами вместо капель падали снежинки. Снег в июле на высоте четыре тысячи футов над уровнем моря. Значит, похолодание началось гораздо раньше, чем ожидал Дан. Покров туч, окутавший Землю, отражает слишком большое количество солнечного света. Дан понимал, что на севере начинают образовываться ледники. Сейчас они всего лишь тонкий слой снега, устилающий склоны гор и расположенные в этих горах долины. Но сколько бы не прожил Дан - ему не доведется увидеть таяние этого снега. Через некоторое время Дан решил отдохнуть. Присев на корточки, он прислонился к дереву, уперев рюкзак в его широкую кору. Этим он снимал вес со своих ног, давал им передышку, и так было легче, чем сперва снимать рюкзак, а потом одевать его снова. Четыре недели - и уже начал идти снег. Зима будет очень и очень суровой... - Не двигайтесь. - Хорошо, - сказал Дан. Откуда раздался этот голос? Двигались у Дана только глаза. Он всегда считал себя не представляющим угрозы для кого бы то ни было - и по внешности и на самом деле, но теперь он похудел и оброс редкой бородой, и в этом мире страха никто не выглядит не представляющим угрозы. Из-за дерева вышел человек, одетый в солдатскую форму. Винтовку он держал легко, словно перышко, а отверстие ствола направленное на Дана, казалось огромным. Огромным как смерть. Мужчина рыскнул глазами налево-направо. - Вы один? Вы вооружены? У вас есть еда? - Да. Нет. Не очень много. - Не острите тут мне. Выкладывайте, что там у вас в рюкзаке. - Винтовку нацеливал в Дана весьма нервный парень, он все время подозрительно оглядывался и озирался. Кожа у него была очень бледная. Как ни удивительно - он почти не оброс бородой - только щетина. Не прошло и недели как он брился. "Зачем он брился?" - подумал Дан. Дан расстегнул поясной ремень и стащил с плеч рюкзак. Поставил его на землю. Солдат наблюдал, как Дан расстегивает молнии на карманах. - Инсулин, - сказал Дан, откладывая в сторону коробку. - Я диабетик. У меня две упаковки, - он вытащил вторую упаковку, положил ее рядом с первой. Рядом с коробками положил завернутую книгу. - Разверните это, - сказал мужчина, имея в виду книгу. Дан развернул. - Где же ваша еда? Дан раскрыл пластиковую сумку. Запах шел ужасающий. Дан отдал рыбу мужчине. - Ничего не удается сохранить надолго, - объяснил Дан. - Вы уж извините. Но я думаю, она еще съедобна... если только вы не хотите подождать. Но ждать придется долго. Мужчина волком набросился на вонючую сырую рыбу, горстями запихивал ее в рот. Впечатление было такое, словно он не ел целую неделю. Что еще у вас есть? - потребовал он. - Шоколад, - полным сожаления голосом ответил Дан. Это был последний в мире шоколад. И Дан приберегал его до какого-нибудь радостного события. Он смотрел как одетый в форму мужчина ест шоколад - не торжествуя, не смакуя - просто ест. - Откройте это, - мужчина показал на кастрюлю. Дан снял крышку. Внутри большой кастрюли находилась другая, поменьше, а внутри этой - маленькая плита для туристов. - Для плиты нет горючего, - сказал Дан. - Не знаю, почему я ее еще не выбросил. А от кастрюли, если в ней нечего варить, большой пользы нет. - Дан старался не смотреть на отрезки медной проволоки, вывалившейся из рюкзака. Проволока для устройства ловушек. Без этой проволоки Дан Форрестер, вероятно, умрет с голоду. - Я заберу одну из ваших кастрюль, - заявил мужчина. - Конечно. Большую или поменьше? - Большую. - Пожалуйста. - Спасибо, - мужчина, похоже, несколько расслабился, хотя по-прежнему рыскал глазами и вздрагивал при любом, даже самом слабом шуме. - Где вы были, когда началось... все это? - солдат неопределенно повел рукой. - В институте реактивного движения. Это в Пасадене. Я видел все. На нас шла прямая телепередача со спутника "Молотлаб". - Видели все. И как это было? - Множество столкновений. Большинство пришлось на территории к востоку отсюда, на Европу, на Атлантический океан. Но некоторые - и на близлежащие местности, в основном, - к югу отсюда. Поэтому, пока я не лишился своей машины, я ехал не север. Вы не знаете, ядерный центр Сан Иоаквин еще работает? - Нет. Там, где была долина Сан-Иоаквин, теперь океан. - А как обстоят дела в Сакраменто? - Не знаю, - солдат, казалось еще не знал, что делать, но его винтовка по-прежнему была нацелена в голову Дана. Легкое движение пальца - и Дан Форрестер перестанет существовать. Дан удивился, поняв, как сильно его волнует, убьет его сейчас солдат или нет, удивился, поняв, как ему хочется жить - хотя и точно знал, что никаких реальных шансов выжить у него нет, если даже он дотянет до самой зимы, то зимой и умрет. Он подсчитал, что большая часть тех, кто доживет до зимы, весны уже не увидит. - Мы были на учениях, - сказал мужчина. - Военных учениях. Когда грузовики накрылись, наши пристрелили офицера и занялись устройством собственных делишек. Как сказал Гиллингс, устроить свои дела - это хорошая идея. Я пошел с ними. Потому, что ведь теперь все равно все умрут, так ведь? - солдат торопился, захлебываясь словами. Ему нужно было найти себе оправдание - до того, как он убьет Дана Форрестера. - Но потом нам пришлось идти, идти и идти и мы не могли себе найти никакой еды и... Поток слов внезапно оборвался. Темная тень скользнула по лицу солдата. - Хотелось бы мне, чтобы у вас было больше жратвы. Я забираю вашу куртку. - Зачем она вам? - Снимайте. Нам не выдают дождевиков и так далее. - Вы слишком большой. Она вам не подойдет, - сказал Дан. - Как-нибудь натяну, - бандит весь дрожал. Разумеется, он был таким же промокшим, как Дан. Хотя особого жира, который мог бы предохранить от холода, у него не было. - Эта куртка может защитить только от ветра. Она не влагонепроницаемая. - Может защитить от ветра? - прекрасно. Я все равно отниму ее, сами знаете. Конечно отнимет, поделав в ней дыру. А может и нет. Выстрел в голову не оставляет дыр в куртках. Дан снял куртку и уже хотел перебросить ее бандиту, когда кое о чем вспомнил. - Смотрите, - сказал он. Засунул капюшон в узкий карман на вороте куртки и застегнул его не молнию. Затем вывернул внутренний большой карман и засунул в него всю куртку. Получился маленький пакетик. Дан вжикнул молнией, застегивая, и перебросил пакетик бандиту. - Ух ты! - сказал тот. - Знаете, что вы сейчас украли? - горечь потери оказалась глубже той горечи, к которой Дан уже привык. - Такого материала больше никогда делать не будут. И уже не будут делать машин, с помощью которых изготовлена эта куртка. Такие куртки изготовляла одна компания в Нью-Джерси. Она изготовляла куртки пяти размеров. И продавала за такую цену, что можно было забросить ее в багажник автомобиля и забыть. Вам даже не пришлось бы искать ее. Компания сама разыщет куртку, а потом разыщет вас и начнет слать толстые письма с извещениями. Сколько придется ждать, пока снова начнут изготовлять такие вот куртки? Мужчина кивнул. Начал было пятиться к деревьям, но вдруг остановился. - Не идите на запад, - сказал он. - Мы убили мужчину и женщину и съели их. Мы. Не хочу, чтобы еще кто-нибудь видел, что у меня на душе. Следующего, кого я встречу, пристрелю. Так что не лейте слезы о своей куртке, а радуйтесь, что вокруг не так уж мокро. - Бандит расхохотался - дико и полным муки смехом и скрылся. - Дан покачал головой. Каннибализм - так скоро? На Дане еще оставались майка-сетка, тенниска, фланелевая рубашка с длинными рукавами и свитер. Ему просто повезло и он хорошо это понимал. Он начал запихивать свое имущество обратно в рюкзак. Проволока для ловушек осталась у него - вещь гораздо более ценная, чем куртка. Несколько футов тонкой прочной проволоки, всего лишь моток прочной проволоки - это сама жизнь, пусть даже и на недолгое время. Дан взвалил на плечи свой рюкзак. Не идите на запад. Ядерный центр Сан-Иоаквин был расположен к западу отсюда, но Сан-Иоаквин заполнен водой. Центр не мог уцелеть, и кроме того, он еще не был достроен. Остается Сакраменто. Дан представил в памяти карту Калифорнии. Он находился в горах, образующих восточный край залитой потопом центральной долины. Ему нужно спуститься ближе к низменности: там будет не так трудно. Но низменность расположена на западе. Между ним, Даном, и обширным озером, образовавшимся в долине Сан-Иоаквин - людоеды. Лучше не спускаясь с гор, идти к северу. Дан не думал, что ему удастся выжить, но ему очень не хотелось стать пищей для каннибалов. Сержант Хукер шагал, глядя в небо. Ветер вел себя будто он - стая разыгравшихся котят. Он бил с размаху, залезая под шлем, дергая за рукава и штаны, утихал на мгновение, затем засыпал пылью глаза, дуя чуть ли не одновременно со всех сторон. Черные тучи со вздутым брюхом словно были беременны и тяжеловесно двигались по небу. Вид у них был угрожающе страшен. Уже несколько часов как не шел дождь. Погода обещала выкинуть нечто особое - даже по стандартам Эпохи После-Падения-Молота. Врач шагал в угрюмом молчании - заставлял себя не упасть. Сил на то, чтобы сбежать, у него не осталось. По крайней мере, хоть на этот счет Хукер мог не беспокоится. Зато его тревожило доносящееся сзади бормотание. Слов разобрать было нельзя, но в голосах часто слышалось недовольство и гнев. Он думал: "Конечно, мы не станем есть друг друга. Должны же быть какие-то пределы. Мы же даже не едим своих умерших. Пока еще не едим. Придется ли мне это делать? Они недовольны, разозлены. Может быть, мне следует пристрелить Гиллингса?" Вероятно, ему нужно было сразу застрелить Гиллингса - когда он вернулся и увидел, что капитан Хора мертв, а командование захватил Гиллингс. Но тогда у него не было никаких боеприпасов, а Гиллингс сказал, что теперь им следует устраивать свои собственные дела, стараться только для самих себя, что теперь, когда Молот прикончил цивилизацию, они все станут, мать их так, королями. Вот смехота-то, но сержант Хукер не рассмеялся. Во внезапном приступе ярости он обернулся к врачу. - Когда мы сделаем привал снова, на этот раз съедят тебя. В животе у сержанта булькало. - Знаю. Я уже говорил вам почему вы заболеваете, - сказал врач. Он был маленький, на вид безобидный, и весьма походил на бурундука. Сходство усиливала щеточка усов, торчащих под вытянутым носом. Он старался держаться поближе к Хукеру - что было разумно. - Вы едите недожаренную говядину, - сказал врач, - потому что от крупного рогатого скота человек может подцепить не так уж много болезней. Свинину хорошо прожаривают, потому что многие болезни свиней - болезни и для человека. Паразиты и так далее, - он замолчал на мгновение, ожидая, что Хукер даст ему оплеуху, чтобы он заткнулся, но Хукер не отреагировал. - Однако, от человека вы можете заразится чем угодно, за исключением, быть может, серповидной анемии. С тех пор, как вы стали людоедами, вы уже потеряли пятнадцать человек... - Восьмерых застрелили. Ты сам это видел. - Они были слишком больны, чтобы бежать. - Черт возьми, Они были новобранцами. Не знали, что им следует делать. Врач замолчал на время. Они продолжали свой трудный путь. Тащились, не произнося ни слова. Задыхались, карабкаясь по крутому отсыревшему склону. Восемь человек застрелено, четверо из них новобранцы. Но умерло еще семеро солдат, причем не от пули. - Мы все должны заболеть, - сказал врач. - Мы уже сейчас все больны, - он сходил с ума от жгущей его мозг мысли. - Господи, зачем только я... - Просто ты был также голоден как и все другие. А что было бы, если б ты так ослабел, что не смог идти? - Хукер и сам удивился - с какой стати это должно волновать его? Что бы там не переживал в душе врач, что бы не испытывал - для него, Хукера, это было ничто. Он таил в себе один секрет, мстительно напоминал себе: когда они найдут подходящее для поселения место, доктора, видимо, изувечат. Как пещерные люди калечили своих кузнецов, чтобы те не сбежали. Но пока этой необходимости еще нет. Где-нибудь. Где-нибудь должно отыскаться место, достаточно небольшое, чтобы его легко было оборонять, достаточно большое, чтобы там мог разместиться и прокормиться весь отряд Хукера. Какая-нибудь сельская община, где будет достаточно народу, чтобы обрабатывать землю, и достаточно земли, чтобы прокормить всех. Отряд сможет там поселиться. Хорошие вояки что-нибудь да стоят. Чертов Гиллингс! Он утверждал, что стоит им явиться куда-нибудь, как успех уже обеспечен. Пока что так не получалось. Слишком голодны. Слишком много, черт побери, пришлось пройти, спускаясь с гор. Все магазины и склады ограбили еще до них. А люди просто бежали, либо так забаррикадировались, что, может даже с помощью базуки или безоткатного орудия не прошибешь... Хукеру хотелось думать о чем-нибудь другом. Если бы они затеяли драку раньше, все было бы распрекрасно. Но нет, он позволил себя уговорить. И его уговорили, что лучше идти дальше, искать более подходящее место, что со временем они отыщут такое место... - Если вам приходиться есть человеческое мясо... - врач не мог удержать свои соображения при себе. Ему нужно было их высказать. Лицо его кривилось, он старался сдержать тошноту. Хукер надеялся, что все это просто выдумки докторишки. - Если вам приходится есть человеческое мясо, вы должны выбирать здоровых. Тех, кто быстрее всех бегает. Самых быстрых, самых сильных, тех, у кого самая лучшая реакция. Те, кого вы сейчас едите - больны. Съев их мясо, вы заболеваете тоже. Лучше б вы ели больную скотину, чем больных людей... - Заткнись, лекарь-между-ног. Ты знаешь почему они умерли. Они умерли потому, что ты вообще не настоящий доктор, а лекарь-между-ног. - Конечно. Как только вы изловите настоящего врача, я попаду в котел. - Держись поближе ко мне, если хочешь дожить до того времени, пока мы его изловим. До Падения Молота Ковлес был гинекологом. Во время Падения он находился в сдаваемом в наем охотничьем домике. Выехав оттуда, он сквозь непрекращающийся ливень направился вниз, к долине. Остановиться ему пришлось, когда машина уперлась в берег: в долине Сан-Иоаквин широко разлилось новообразовавшееся море. Там его и обнаружила банда Хукера - он сидел на радиаторе своего автомобиля под хлещущим дождем, нижняя челюсть у него отвалилась, он абсолютно не знал, что делать. Если бы у Ковлеса не хватило здравого смысла назвать свою профессию, он тут же угодил бы в котел. Ему не хотелось ни с того ни с сего призываться на военную службу. Он протестовал. И протестовал до тех пор, пока Хукер не объяснил ему, какая на самом деле сложилась ситуация. Теперь он сделался достаточно послушным. Больше не балабонил насчет своих гражданских прав. Хукер не сомневался, что он сделает все, сто только в его силах, чтобы спасти жизнь заболевших. И он сумел идти не менее быстро, чем самые медленно бредущие солдаты. А следом за ним несли котел. Его тащили трое оставшихся пока здоровыми. Одним из этих незаболевших был Гиллингс. Это давало Хукеру максимальную безопасность, какая только возможна: Гиллингс сперва должен выпустить из рук котел, прежде, чем выстрелить Хукеру в спину. Сам Хукер не хотел стрелять ни в кого. Они уже потеряли слишком много людей. Одни заболели, другие дезертировали, третьи нарвались на пулю в оставшейся позади долине. Кто бы мог подумать, что фермеры способны дать такой отпор? Драться против отряда военных, располагающих современным оружием? Да только отряд-то не особенно хорош, и то, чем их снарядили - тоже. И не особенно велик боезапас. И вообще, они действуют не всегда слишком умно. Нет времени на обучение новобранцев. Среди солдат отсутствует настоящая дисциплина. Все раздражены, все бояться - что, если на розыски их послан настоящий армейский патрульный отряд или отряд полиции? Хотя пока еще никто не вставал на их пути, пока еще нет. И солдаты не могут передвигаться быстрее, чем разносятся слухи. Что необходимо - так это побольше новобранцев. Но нельзя их набирать слишком много, пока нет достаточных запасов еды. Экономика, выходит, может оказаться ужасным врагом. Убить человека, назначенного в пищу, и нужно еще добыть горючее и воду, чтобы приготовить его мясо - все это требует больших усилий. Если же число членов отряда слишком уж уменьшится, мясо может испортиться до того, как его успеют съесть. Напрасная трата усилий, напрасные убийства. Хукера немного удивляло, что им мало что удавалось - будто ополчилась судьба. Со Дня Падения Молота все шло и все делалось не так, как надо. А с этого дня уже миновала не одна неделя. Хукер не помнил точно, сколько уже прошло дней, но двое солдат независимо друг от друга вели подсчет, зачеркивая цифры на карманных календариках. Если сержанту Хукеру понадобится узнать точную дату, он легко это выяснит. Помимо обычных, сержанту Хукеру пришлось взять на себя и другие обязанности. Это было необходимо. Будучи просто сержантом, он занимался лишь сравнительно небольшими делами. Теперь он фактически исполняет обязанности офицера - а он не офицер и того, что должен уметь офицер, не умеет. Он не слишком задумывался, насколько он пригоден для исполнения роли командира. Никого другого, способного взять на себя командование, попросту не было. Левой. Правой. Прочь из этой долины. Отряд возвращался на юг - туда, где, возможно, удастся найти подходящее место, где можно будет поселится. Место, где можно будет пополнить отряд новобранцами и где будет какая-то другая еда, помимо... Он смотрел на тучи и думал, действительно ли они кружатся водоворотом (в направлении часовой стрелки), или это ему только кажется. Единственное укрытие в поле зрения - вон тот дом впереди, стоящий на склоне холма. Нужно было послать туда разведчиков. Возможно, без укрытия не обойтись. Хукер надеялся, что дом покинут его обитателями. А может быть, в этом доме отыщутся какие-нибудь консервы. Вдруг там окажется пища. - Баскомб! Фланш! Пошарьте вон в том доме. Посмотрите, нет ли там кого. Если есть, не стреляйте, а вступите в переговоры. - Хорошо, сержант, - двое солдат - из тех, кто остался пока здоровыми, покинули строй и побежали вниз по склону холма к дому. - Переговоры, которые заканчиваются смертью? - спросил врач. - Мне нужны новобранцы, лекарь-между-ног. И у нас осталось еще мясо, назавтра хватит... - рассеяно сказал Хукер. Он наблюдал за продвижением Баскомба и Фланша к дому. И еще его беспокоили возможные фокусы погоды. Только что миновал полдень, но тучи крутились как вертится вода в ванной, если вынуть пробку... Что-то яркое показалось среди туч. Солнечный луч, проникший сквозь грозовой покров? - исключено. Это была лишь красноватая точка, очень быстро перемещающаяся. Она двигалась почти параллельно тучам, то ныряла в их черное подбрюшье, то вновь выныривала. - Не-е-ет! - закричал Хукер. Заподозрив, что сержант сошел с ума, доктор Ковлес отскочил. - Нет, - тихо повторил Хукер. - Нет, нет, нет. Мы этого не переживем. Хватит, ведь хватит же, как ты этого не понимаешь?! Пусть это остановится, - частил, будто объяснял Хукер, не отрывая глаз от устремившейся вниз ярко сверкающей точки. Он этого не переживет, никто уже не выживет, если Молот ударит снова. И, как ни странно, его молитва была услышана: над метеоритом раскрылся купол парашюта. Хукер уставился на него, ничего не понимая. - Это космический корабль, - сказал Ковлес. - Будь я проклят, Хукер, это космический корабль. Должно быть, он с "Молотлаба". Хукер, с вами все нормально? - Заткнись, - Хукер смотрел на спускающийся парашют. - Эй, сержант, интересно, а каков на вкус астронавт? - замычал сзади Гиллингс. - Может, его мясо похоже на индюшатину? - Этого нам уже не узнать, - ответил Хукер. Хорошо, что голосом он умеет владеть, голос его не выдаст. А лицо видно только Ковлесу. Ковлес никому не скажет. - Они опускаются в долину. Как раз туда, где фермеры вчера задали нам жару. Падение в восточном направлении - вслепую. Расстилающиеся под падающим метеоритом - "Союзом" облака сверкали ослепительно ярким светом. Облачный покров во многих местах был испещрен спиралеобразными узорами - ураганами. К северу виднелся громадный облачный столб - ураган-матка. Очевидно его породил и продолжал поддерживать слой горячей воды - в том месте, где удар Молота пришелся в Тихий океан. От матки отрывались и уносились вдаль меньшие по размеру крутящиеся спирали ураганов. "Союз" трясло, иллюминатор, естественно, тоже прыгал и взгляд Джонни Бейкера непроизвольно перескакивал с места на место. "Союз" опускался, нырял в слои облаков, выходил из них и снова погружался в тучи. Все вокруг из светло-серого постепенно становилось темно-серым. - Там внизу может оказаться что угодно, - сообщил остальным Джонни. Падение теперь происходило более круто. Корабль выскочил из покрова туч, но внизу было темно. Что там: суша, море, болото? Впрочем, это уже не имело значения, космонавты вверили свою судьбу случаю. "Союз" не располагал энергией, горючее кончилось. Маневрировать корабль не мог. Космонавты оставались на орбите так долго, как только могли - до тех пор, пока не подошли к концу запасы пищи, пока не остались считанные фунты кислорода. До тех пор, пока жара в "Молотлабе" не сделалась непереносимой: запасов электроэнергии, необходимой для охлаждения, не было так как солнечные батареи оказались разрушенными. До тех пор, пока на орбите уже нельзя было оставаться и выход был один: возвращение на исковерканную взрывами Землю. Это казалось необходимым: последний полет корабля, посланного человечеством в космос, должен продолжаться так долго, как только возможно. Может быть, это принесет какую-нибудь пользу. Удалось точно зафиксировать место падения обломков Молота, сообщить по радио результаты своих наблюдений. Некоторое время назад космонавты видели, как запускались и устремлялись в небо ракеты, видели атомные взрывы... - сейчас всего этого уже не было. Русско-китайская война продолжалась. Она продолжалась и, может быть, будет длиться еще очень долго, но атомное оружие в боях уже не применялось. Космонавты наблюдали это и передавали на Землю все, что видели. И кое-кому на Земле удавалось их услышать. Были получены подтверждения из Претории, из Новой Зеландии. Состоялся почти пятиминутный разговор с Командованием Соглашения по обороне Северной Америки и Колорадо-Спрингз. Особо важных наблюдений за четыре недели, прошедшие со дня Падения Молота, с орбиты провести не удалось - но ничего другого просто не оставалось делать. Последняя экспедиция, отправленная в космическое пространство. - Парашюты раскрылись, - сказал сзади Петр. Совершенно безобидная фраза, но что-то в тоне Петра было такое, от чего Джонни напрягся. Что-то такое было в его тоне. - Нелегкий спуск, - тоже сзади, но с другой стороны сказал Рик. - Может быть потому, что корабль перегружен. - Нет, у него всегда так, - сказала Леонилла. - В вашем "Аполлоне" было бы лучше? - Мне никогда не приходилось совершать спуск в "Аполлоне", - сознался Рик. - Но должно быть, для нервов было бы легче. Мы одеваем скафандры. - Здесь для этого нет места, - сказал Петр. - Я уже говорил вам, что после тех затруднений... после того, как погибли три космонавта, конструкция была изменена. Сейчас утечек у нас нет, ведь _д_а_? - Да. - Тоже по-русски. Видно становилось лучше, Земля быстро приближалась. - Мне кажется, мы слишком уклонились к югу, - сказал Петр. - Ветров такой силы мы не предусмотрели. - Слишком долгий спуск, - сказал Джонни Бейкер. Перевел взгляд вниз, на казавшуюся твердой поверхность воды. - Все здесь умеют плавать? - Лучше спросить: все ли мы здесь умеем ходить? - рассмеялась Леонилла. - Не похоже, чтобы там было глубоко. На самом деле... - она поглядела на то, что разворачивалось внизу, остальные ждали. Леонилла сидела рядом с Джонни. Позади, держась за поручни, разместились Петр и Рик. - На самом деле мы спускаемся вглубь материка. В восточной его части. Я вижу трех... нет, четырех человек, выскочивших из дома. - Двести метров, - сказал Джонни Бейкер. - Держитесь. Приземляемся. Сто метров... пятьдесят... двадцать пять... Бах! Поскольку "Союз" был перегружен, приземлился он тяжело. Похоже, приземлился он на сушу. Джонни выдохнул воздух и позволил себе расслабиться. Они кончились, исчезли - вибрация, визг разрезаемого кораблем воздуха, страх, что произойдет мгновенная разгерметизация, страх, что им предстоит утонуть. Приземлились. Все были мокры от пота. Спуск дался нелегко. - У всех все в порядке? - спросил Джонни. - Так точно. - Да, спасибо. - Вывернулись, - это Рик. Джонни не видел причин торопиться. Но Рику и Петру, цеплявшимся за поручни там, сзади, видимо пришлось нелегко. Рик предложил переделать в корабле кое-что на свой манер, но вряд ли от этого в "Союзе" сделалось бы комфортабельнее. Джонни на ощупь пытался открыть незнакомые замки люка. Замки не поддавались - пока он не проклял их. И, наконец, запор сдался, отскочил. - Оп-па! - Что это? - спросил Рик. Леонилла вытянула шею, выглядывая из-за его спины. - Смутное время, - ответил Джонни. Он стоял в отверстии люка и ослепительно улыбался - чтобы улыбку смогла разглядеть толпа, ощетинившаяся ружьями и винтовками. Возле корабля стояло множество мужчин, ни одной женщины среди них не было. Джонни не стал подсчитывать, но разглядел с полдюжины дробовиков, много винтовок и револьверов и даже - о Господи - два армейских автомата. Он поднял вверх руки. Было нелегко выбираться из капсулы с высоко поднятыми руками. Что это они так ужасно нервно настроены? Джонни вылез и повернулся, чтобы можно было разглядеть эмблему с флагом США, нашитую на его плече. - Не стреляйте. Я герой. Никакого благоприятного отклика его заявление не вызвало. Во время всеобщих бедствий вот такие, едва не потонувшие крысы, облаченные в фермерскую одежду, гораздо хуже и опаснее, чем обычные. Их лица были зловещи и столь же зловещи были стволы их оружия. Общее впечатление усиливали повязки на некоторых - повязки, сквозь которые выступила кровь. Джонни ощутил внезапное желание заговорить с ними на пиджи: "Моя есть великий астронавт. Моя пришла из страна, который есть твой страна". Джонни подавил это желание. Один из полукруга, охватившего корабль, заговорил. Он был крепкого сложения, седовласый - хотя и не такой здоровенный, как остальные. (Одежда на тех буквально трещала по швам.) Руки седовласого были могучие, словно руки профессионального борца. Облегченного вида автомат казался хрупким в таких ручищах. - Скажи-ка нам, герой, почему ты явился к нам на коммунистическом самолете? - Это не самолет, а космический корабль. Мы прилетели с "Молотлаба". Вы слышали о "Молотлабе"? (Твой голова слышать о такой большой есть ракета, который умеет прыгать вверх-вверх на небо, который длинный время не прыгать вниз-вниз обратно есть?) - Проект "Молотлаб" предусматривал совместный полет в космос "Союза" и "Аполлона". Целью нашего полета является изучение кометы. - Это мы знаем. - Прекрасно. "Аполлон" получил дыру в обшивке. Видимо наш корабль столкнулся со снежным комом, двигавшимся с чрезвычайно большой скоростью. Нам пришлось просить, чтобы советские космонавты доставили нас домой. Это их корабль. Я... - Джонни Бейкер! Я его узнал, это Джонни Бейкер! - это крикнул мужчина - тощий болезненного вида чернокожий, его тонкие пальцы крепко сжимали громадных размеров ружье. - Привет! - Рад встретиться с вами, - сказал Джонни - и это было чистейшей воды правдой. - Можно я опущу руки? - Давайте, - разрешил седовласый предводитель. Он явно был главным - частично потому, что так и было раньше заведено, частично потому, что в теперешних условиях его бычья сила стала немаловажным фактором. И, видимо, автомат в его руках лишь подтверждал его право на лидерство. Автомат был неподвижен, седовласый не старался все время держать Джонни под прицелом. - Кто еще там у вас в корабле? - Остальные астронавты. Советские и еще один американец. Там, в корабле тесно. Им бы хотелось выйти наружу, если... ну, если ваши люди не станут горячиться. - Никто здесь не горячится, - сказал предводитель. - Выпускайте своих друзей, я хочу задать им несколько вопросов. Например, почему коммунистам захотелось приземлиться именно здесь? - А где еще они могли приземлиться? У нас на всех четверых был всего один корабль. Леонилла! В люке показалась Леонилла - улыбающаяся, с невысоко поднятыми руками. - Леонилла Малик. Первая женщина, побывавшая в космосе, - это было не совсем правда, но прозвучало хорошо. Пристально глядящие глаза фермеров помягчели. Седовласый опустил ствол автомата. - Я - Дик Вильсон, - представился он. - Выходите, мисс. Или лучше сказать "товарищ"? - Это как вам больше нравится, - ответила Леонилла. Она вылезла из люка и встала, щурясь на отражающую свет поверхность воды - в паре сотен ярдов к западу от места приземления. - Мое первое посещение Америки. А также первый выезд за пределы Советского Союза. Раньше