е могут послужить образцом для всех. Я уверен, что не ошибусь, сказав, что рабочий скот Зверской Фермы трудится больше, а кормов переводит меньше, чем какая бы то ни было домашняя скотина в стране. Более того, я и мои спутники обратили внимание сегодня на многое такое, что мы намерены незамедлительно внедрить и в своих собственных владениях. - Я закончу свои замечания, - сказал он, - тем, что подчеркну еще раз те дружеские чувства, которые питают друг к другу и должны питать руководители Зверской Фермы и их соседи. Между свиньями и представителями рода человеческого нет и не может быть никаких противоречий. Они ведут одну и ту же борьбу и сталкиваются с одинаковыми трудностями. Разве проблема рабочий силы не стоит перед вами так же, как и перед нами? Тут стало ясно, что мистер Пилькингтон намерен поделиться с компанией какой-то заранее заготовленной остротой, но в течение целой минуты не был в состоянии выговорить ее, борясь с охватившем его смехом. Поперхнувшись несколько раз так, что его многочисленные подбородки побагровели, он, наконец, выдавил из себя: "Если у вас есть ваш рабочий скот, то и у нас есть так называемый рабочий класс!" Эта шутка вызвала за столом взрыв хохота, а мистер Пилькингтон еще раз поздравил свиней с низким уровнем кормовых затрат, продолжительностью рабочего дня и общим состоянием дисциплины на Зверской Ферме. - А теперь, - сказал он, - я бы попросил всех встать и проверить, полны ли ваши бокалы. Джентльмены! - сказал он в заключение, - джентльмены, я предлагаю тост за процветание Зверской Фермы! В ответ раздались одобрительные возгласы, звон бокалов и топанье ног. Наполеон так растрогался, что оставил свое место и обошел стол кругом, дабы чокнуться с мистером Пилькингтоном, и лишь затем опрокинул свой бокал. Когда аплодисменты стихли, Наполеон, который продолжал стоять, объявил, что и он желает сказать несколько слов. Как и все выступления Наполеона, эта речь была краткой и касалась самой сути дела. - Я тоже счастлив, - сказал он, - что период взаимного непонимания подошел к концу. В течение долгого времени бытовали суждения, распространяемые, - у нас есть основания так думать - одним коварным врагом, будто есть нечто подрывное и даже революционное в воззрениях многих моих коллег. О нас думали, будто мы стремимся к разжиганию мятежей домашнего скота на соседних фермах. В этом нет ни капли правды. Мое заветное желание - теперь, как и прежде - это жить в мире и поддерживать нормальные деловые отношения со своими соседями. Кстати, эта ферма, которой я имею честь управлять, - добавил он, - предприятие кооперативное. Имеющиеся у нас документы на владение являются общей собственностью всех свиней. - Я не думаю, - продолжил Наполеон, - что старые подозрения еще тревожат наших соседей. Тем не менее, совсем недавно в заведенных на ферме порядках были осуществлены кое-какие перемены, которые еще больше укрепят к ней доверие. До сих пор животные фермы придерживались дурацкого обычая обращаться друг к другу со словом "товарищ". Отныне это будет запрещено. Был еще один очень странный обычай, происхождение которого неизвестно, - каждое воскресенье маршировать перед черепом старого хряка, прибитом в саду на столбе. Это тоже будет запрещено, а череп уже предан земле. Наши гости, должно быть, видели зеленое знамя, которое развевается на флагштоке. Если так, то вы, наверное, обратили внимание, что белые копыта и рог, ранее на нем вышитые, теперь закрашены. Отныне и впредь у нас будет просто зеленое знамя. - У меня есть только одна поправка, - сказал он также, - к замечательному и добрососедскому выступлению мистера Пилькингтона. Мистер Пилькингтон все время говорил "Зверская Ферма". Разумеется, он не мог знать - ибо я только теперь впервые об этом объявляю, - что название "Зверская Ферма" отменяется. Отныне и навеки ферму следует именовать "Барской Фермой", ибо я полагаю, что таково ее истинное и исконное название. - Джентльмены! - закончил свое выступление Наполеон - Я предлагаю тот же самый тост - только чуть-чуть по-другому. Вот мой тост, джентльмены: За процветание Барской Фермы! Снова раздались одобрительные восклицания, и бокалы были осушены до дна. Но животным, которые наблюдали сцену снаружи, казалось, будто происходит что-то странное. Что сделалось со свиными рылами? Взгляд старых тусклых глаз Кашки переходил с одной морды на другую. Все как-то стало нечетким и зыбким. На той морде было пять подбородков, на другой - четыре, на этой - три. Когда аплодисменты стихли, компания снова взялась за карты и вернулась к прерванной игре, а животные молча побрели прочь. Они, однако, не прошли и двадцати ярдов, как вдруг остановились. Из дома доносились дикие вопли. Животные бросились назад к окну. В доме разгорался страшный скандал: крики, удары по столу, пронзительные подозрительные взгляды, неистовые отрицания. Мистер Пилькингтон и Наполеон оба одновременно сыграли тузом пик - это и оказалось источником конфликта. Двенадцать глоток вопили враз, и все - совершенно одинаково. Стало понятно, что сделалось со свиными рылами. Животные снаружи переводили взгляд от свиньи к человеку, от человека опять к свинье, но кто был кем, различить было уже невозможно. ноябрь 1943 - февраль 1944 ДРУГИЕ ПЕРЕВОДЫ СКАЗКИ Джордж Орвелл. Скотский хутор. Сказка. Авторизированный перевод [сокращенный] с английского Марии Кригер и Глеба Струве. Франкфурт-на-Майне, "Посев" (Frankfurt/Main, Possev-Verlag), 3-е издание, 1971. То же, 4-е издание, 1978. Телесин Юлиус. Письмо в редакцию [Перевод фрагментов Animal Farm, опущенных в посевовском издании]. // "Континент", No34 (1982, No4), сс.365-367 Джордж Орвелл. Ферма Энимал. Повесть-сказка. Перевод [впервые без сокращений] В.П. [Владимира Прибыловского]. New York, Problems of Eastern Europe, 1986. Джордж Орвелл. Звероферма. Переводчик неизвестен. Самиздат, 80-е годы. Джордж Оруэлл. Скотный двор. Перевод Ивана Полоцка// "Родник" (Рига), 1988, No36. Джордж Оруэлл. Ферма Животных. Повесть-притча. Перевод с английского Владимира Прибыловского// "Литературный Киргизстан" (Фрунзе), 1989, No1. Джордж Оруэлл. Скотный двор. Перевод Л.Беспаловой. Библиотека журнала "Иностранная литература", 1989. Джордж Оруэлл. Скотский уголок. Перевод Сергея Таска. В издании: Фантастика-2. Антиутопии XX века. Москва, "Книжная палата", 1989; сс.273-326. Джордж Оруэлл. Ферма Животных. Повесть-притча. Перевод с английского Владимира Прибыловского. Фрунзе, "Ала-Тоо", 1989. Джордж Оруэлл. Ферма Животных. Повесть-притча. Перевод с английского Владимира Прибыловского. Ленинград, ВТПО "Киноцентр", 1990. Джордж Оруэлл. Скотный двор. Сказка. Перевод Д.Иванова, В.Недошивина. В издании: Джордж Оруэлл. Том 1. 1984. Скотный двор. Пермь, "КАПИК", 1992; сс.231-300. Джордж Оруэлл. Ферма Животных. Неправдоподобная история. Английский текст с переводом Г.Ю.Щербак. Москва, "Галактика-ИГМ", 1995. Джордж Оруэлл. Скотское хозяйство. Сказка. Перевод с английского и послесловие Марии Карп. СПб, "Азбука-классика", 2001. Владимир Прибыловский. ЗВЕРСКАЯ ФЕРМА-2 (Продолжение "Зверской Фермы" Джорджа Оруэлла) ...Глава одиннадцатая С тех пор прошло много лет. Старый хряк Наполеон пережил всех своих ровесников, но все-таки умер. Незадолго до смерти он совсем выжил из ума: приказывал псам рвать друг друга без всякого на то разумного повода, пожирал отбивные из тушек зарезанных поросят, заедал неразбавленный виски сырым мясом казненных псов, месяцами прятался от всех в дальнем флигеле, вновь запретил прямохождение как явное нарушение принципов Зверизма. Когда его тушу, уже изъеденную червями, нашли в дальнем флигеле, среди животных пронесся слух, что это молодые свиньи, не желая идти на отбивные, подсыпали ему какой-то гадости в виски. После смерти Наполеона свиньи несколько недель боролись за власть над фермой, натравливая друг на друга псов. На гумне чуть ли не каждое утро перед помостом находили новую тушку с кровавыми следами клыков на горле, а свиньи говорили, что это очередной умерший своей смертью враг зверей, который по заданию Человечества спаивал Наполеона все последние годы его жизни. Наконец все как-то утряслось. Верховной властью на ферме было объявлено Свинское Бюро (Свинбюро) во главе со свиноводом - серым хряком средних лет по имени Плешка. Всю близкую родню Плешки Наполеон в свое время пустил на котлеты, но самого Плешку любил за веселый нрав, и потому его очередь пойти на котлеты все время отодвигал. После ознакомления с архивами фермы свиновод Плешка объявил всем животным, что герой Восстания конь-тяжеловоз Боксер отнюдь не умер - как гласила прежняя официальная версия - в своем стойле от старости, твердя знаменитый афоризм "Наполеон всегда прав". Оказывается, по приказу Наполеона старый Боксер был продан на живодерню двуногим, где его жестоко убили, выварили его кости на клей, а мясо пустили на консервы для собак. Точно так же, оказывается, погибли и многие другие достойные животные - герои Восстания и строительства Мельницы. Это злой советник Наполеона кабан Визгун облыжно объявил их агентами двуногих и несправедливо казнил. Свиновод Плешка заявил, что необходимо восстановить чистоту принципов Зверизма. Главная заповедь, которую выдвинул легендарный хряк Майор и которую почему-то забыли при Наполеоне, звучит так: "Зверь да не съест другого зверя". Слова эти были торжественно обновлены на внешней стене гумна. Кроме того, Плешка говорил, что в очень близком будущем он восстановит также заповедь "Все звери равны". Для введения этой заповеди в действие нужно только, чтобы все животные достигли полного свинства, а именно: научились хорошо читать и писать, а также заниматься руководящей и направляющей деятельностью. Что касается прямохождения, то к этому вопросу Плешка подошел диалектически. Всем, кто ведет деловые переговоры с представителями Человечества, ходить на двух ногах теперь не только не возбранялось, но и прямо предписывалось. По этой причине некоторые гуси, как наиболее способные к прямохождению, были введены в состав свинского комитета внешних сношений (а потом постепенно вошли и в некоторые другие свинские комитеты - свинкомы). Для остальных животных прямохождение не то чтобы запрещалось, но как-то не приветствовалось. Молодые подсвинки любили прогуляться по ферме на задних ножках, особенно если поблизости не было видно псов: псы этой моды не одобряли. Сам Плешка, выпив бокала три виски и пообщавшись с гусями, тоже любил иногда побродить на задних ножках, но с годами ему это давалось все труднее и труднее. Поэтому мода ходить на задних лапах становилась для любителей все более опасной. Псы могли за это очень больно покусать. Но еще более опасной стала другая ересь, которую подхватили некоторые животные, побывавшие по служебным делам на соседних фермах. Они стали говорить о возможности "свинства с человеческим лицом" и даже пытались перетянуть на свою сторону Плешку. Плешка сначала их просто не понял, а когда понял, рассвирепел. Он велел псам у всякой свиньи, замеченной в том, что у нее человеческое лицо, отрывать хвост по самый копчик. Так оно и делалось, причем псы исполняли приказ по своему разумению: отрывали хвосты не только свиньям, но и овцам, гусям и курам, и не только за человеческое лицо, но и за прямохождение, и не только по самый копчик, а иногда и по самую голову. Плешка такое расширительное толкование своих приказаний не одобрял и иногда устраивал псам выволочку. За это псы очень не любили Плешку. Кончилось это тем, что они сговорились со свиньями и выгнали Плешку из Свинбюро. Новым свиноводом свиньи избрали хряка Брешку. В подвале дома фермера Джонса свиновод Брешка обнаружил большую цистерну с мазутом, которую, видимо, еще отец Джонса закопал про запас. Брешка провел деловые переговоры с двуногим фермером Фредериком и, отдав ему все снесенные за год куриные яйца и все запасы овечьей шерсти, получил взамен большую трубу. Через эту трубу мазут стали перекачивать на фермы Фредерика и других двуногих. Взамен двуногие поставляли виски, комбикорм и солому. Через пару лет сначала свиньям, а потом и всем остальным животным были увеличены кормовые пайки. Из-за покупки трубы и контактов с двуногими по поводу получения от них натуральной оплаты поставок мазута на ферме усилилось вредное влияние двуногих. Теория "свинства с человеческим лицом" получила, как ни старались псы, широкое распространение. Особенными приверженцами "свинства с человеческим лицом" стали гуси. Они часто давали понять, что считают прямохождение неотъемлемым правом наиболее умных и горластых животных, и договаривались до абсурдных утверждений, что не только свиньи, но также и гуси, а может быть, даже и все звери - "равнее других зверей". Некоторые из гусей, пользуясь леностью псов, уходили за Изгородь, а потом шипели и гоготали из-под Изгороди, сманивая овец и кур в рабство к двуногим. Поговаривали, что за это фермер Пилькингтон хорошо их кормил. Некоторые особо наглые гуси даже стали утверждать, что прямохождение и человечность - это то, к чему должны стремиться все звери. За эту ересь легавые псы сажали таких гусей в подвал на перевоспитание, а то и просто рвали на части. Следуя дурному примеру гусей, шипеть и гоготать (когда не слышат псы) стали на ферме и другие животные - овцы, коровы, лошади, некоторые свиньи и даже куры. Чтобы досадить Пилькингтону и вообще двуногим, свиновод Брешка отправил стаю голубей к животным соседнего старого и очень запущенного поместья "Южное" с заданием организовать бунт зверей против тамошнего двуногого хозяина. Бунт удался, а хозяина поместья "Южное" тамошние свиньи и псы заперли в подвале и уморили голодом. Отряд псов, отправленный на помощь животным "Южного", обнаружил, что поголовье свиней там очень невелико, а овец, тягловых лошадей и кур вовсе не имеется. Четвероногое население поместья "Южное" составлял в основном полудикий рогатый и очень агрессивный скот, совсем не похожий на обычных козлов, баранов и буйволов. Они не хотели признавать над собой власть свиней, а когда увидели чужих свиней и псов, совсем озверели и били их рогами и копытами насмерть при каждой случайной встрече. В результате, чтобы сохранить контроль хотя бы над центральной усадьбой поместья "Южное", все время приходилось отправлять туда все больше советников-свиней и новые отряды псов, лошадей и овец. От огорчения и старости свиновод Брешка умер. После него Зверской Фермой сначала целый год правил старый клыкастый пес Андрон. У свиновода Андрона были плохие почки, испорченные многолетним употреблением всякой дряни на службе у Брешки. Пес Андрон не только ужесточил наказания за гоготание и шипение, но запретил также блеянье и кряканье. Он пытался посягнуть также и на хрюканье, но тут умер - то ли сам, то ли его уморили свиньи. За ним к власти пришел старый хряк Черныш, брат покойного свиновода Брешки, но тоже скоро умер. Наконец свиньи избрали свиноводом молодого пятнистого кабана Мишку, известного своей любовью к прямохождению. Свиновод Мишка начал с того, что восстановил утраченную заповедь: "Зверь да не пьет", написав ее на стене амбара очень крупными буквами выше плешкиной заповеди "Зверь да не съест другого зверя". Вскоре выяснилось, что он издавна был не только любителем ходить на задних ножках, но и тайным сторонником теории "свинства с человеческим лицом". Свиновод Мишка отозвал псов фермы из поместья "Южное". Он запретил псам кусаться, а гусям разрешил сначала хрюкать, а потом - шипеть и гоготать - причем везде и всюду, даже в свинкомах. За это гуси полюбили кабана Мишку. Не спрашивая разрешения, остальные животные тоже стали везде хрюкать, шипеть и гоготать. Пресечь их в этом, не кусая, псы не имели никакой возможности. Некоторые гуси, без спросу начитавшись найденных на помойках винных этикеток, стали утверждать, что изгнанный Наполеоном кабан Снежок был героем Восстания, а вовсе не предателем и агентом двуногих. Другие гуси провозгласили своим идеалом замученного по приказу Наполеона коня-тяжеловоза Боксера и требовали установить памятник Боксеру у центрального гумна. На внешней стене гумна по ночам кто-то стал писать никем не утвержденные заповеди: "Да здравствует Боксер!", "Снежок - герой Восстания!", "Вся власть гусям!", "Лошади равнее свиней!" и даже "Все свиньи - козлы!". Напрасно псы каждый день замазывали эти неутвержденные заповеди - на следующее утро они появлялись снова. Псы изловили автора надписи "Все свиньи - козлы!" - толстую гусыню Калерию, но кабан Мишка не разрешил псам загрызть ее. С тех пор гусыня Калерия стала, дразня псов, ходить по всей ферме с плакатами "А я знаю, кто козел!" и "Свиновод Мишка - пятнистая свинья". Увидев Калерию с плакатом, псы окружали ее и яростно лаяли, но не кусали. Калерия в ответ громко шипела, гоготала и даже норовила ущипнуть кого-нибудь из слишком близко подошедших псов. Такие спектакли она стала устраивать у центрального гумна каждое воскресенье. Посмотреть на бои псов с гусыней Калерией иногда собиралась половина фермы, для многих животных это стало главным развлечением в их скучной жизни, заменой запрещенного алкоголя. Старые кабаны и псы поняли, что сделали ошибку, допустив Мишку к власти, и стали думать, как бы выгнать его из Свинбюро. Но однажды ночью свиновод Мишка сам восстановил на стене амбара заповедь "Все звери равны" (он написал ее чуть ниже заповеди "Зверь да не пьет", но такими же крупными буквами) и велел провести во всех частях фермы выборы в Животные Советы. В основном в Живсоветы были избраны молодые свиньи, гуси, утки и овцы. Председателем главного Живсовета Мишка назначил самого себя, а во главе почти всех других Живсоветов также встали кабаны из тех, кто помоложе. Так как за членство в Живсоветах полагалось увеличенная кормовая пайка, а работать живсоветчиков никто не заставлял, то большинству животным это очень нравилось. Все было бы хорошо, если бы не всеобщее недовольство Мишкой из-за строгого насаждения заповеди "Зверь да не пьет". На поиски исчезнувших куда-то виски и пива животные тратили все свое время и почти не работали. Из-за этого пришлось сильно уменьшить кормовые пайки, что, конечно, усилило недовольство. Возглавил недовольных бывший член Свинского Бюро кабан Борька. Кабан Борька сначала поддерживал все начинания кабана Мишки, но по своей натуре просто не мог исполнять заповедь "Зверь да не пьет". Мало того, выпив, он не лежал себе мирно на соломе, как другие, а шатался по ферме, колобродил и ссорился с другими кабанами. За такое поведение свиновод Мишка выгнал его из Свинбюро. После этого кабан Борька быстро научился шипеть, гоготать, блеять и даже кое-как ходить на задних ножках. Он подружился с гусями и объявил себя отцом и защитником овец. Гуси и примкнувшие к ним утки совсем разочаровались в Мишке и стаями бегали за Борькой, который ходил теперь по ферме без охраны из псов. Овцы выбрали Борьку сразу во все Животные Советы. Многие молодые свиньи стали критиковать свиновода Мишку за плохое прямохождение и объявили себя сторонниками платформы кабана Борьки. Чтобы отличаться от кабанов и быть ближе к другим животным, свиновод Мишка велел именовать себя животноводом. То же самое сделал и кабан Борька. Так как бывший кабан Борька не был за это наказан, многие другие кабаны тоже объявили себя животноводами. Еще при Наполеоне для расплодившихся свиней были выстроены малые свинарники в разных концах фермы, а проживавшим в них свиньям были отданы под надзор окрестные огороды, пастбища, овчарни и курятники - вместе с овцами, козами, коровами, курами и другими животными. Отношения между некоторыми кабанами всегда были не слишком хорошими, но Свинбюро и псы не позволяли им затевать публичные драки. Теперь же два хряка-животновода, подравшись из-за спорного огорода, стали ежедневно подрывать друг другу стенки свинарников. Они науськивали друг на друга гусей, создали себе партии сторонников среди овец и, наконец, стали посылать на пастбища и курятники друг друга своры псов и прирученных крыс. Псы и крысы до смерти покусали многих кур и овец. Подученные людьми и гусями-отщепенцами из-за Изгороди, три небольшие свинарника, построенные у самых ворот Фермы, вообще заявили, что они вместе с прилегающими огородами и курятниками переходят в Человечество. Некоторые тамошние овцы пытались против этого блеять, за что перешедшие в Человечество и вставшие на ноги бывшие кабаны объявили их грязными свиньями и последышами Наполеона. Поддавшись шипенью гусей-отщепенцев из-за Изгороди, Живсоветы тоже стали поговаривать о переходе в Человечество и открыто игнорировать Свинбюро и животновода Мишку. Свиньи фермы перессорились между собой и поделились на две партии: "кабаны прямоходящие" и "кабаны четвероногие". Животновод Мишка не знал, что с ними делать и в целях примирения сам то вставал на четыре ноги, то опять демонстративно разгуливал по ферме на двух. Некоторые особо умные гуси придумали теорию "просвещенного скотоводства". Согласно этой теории, успешный переход в Человечество должен возглавить какой-нибудь бывший кабан - авторитетный, высокого происхождения и хорошо образованный. Этот бывший кабан должен объявить себя просвещенным скотоводом, распустить все Животные Советы, взять всю полноту власти в свои руки и строго запретить выборы и хождение бывших зверей на четвереньках. Когда все привыкнут к прямохождению, можно будет снова разрешить выборы - такие, как у людей. Все это они называли "авторитетной гуманизацией". Некоторые гуси считали, что просвещенным скотоводом ("авторитетным гуманизатором") должен стать бывший кабан Мишка, другие - что бывший кабан Борька, а третьи - что кто-нибудь из псов. Политическое брожение проникло и в ряды псов. Возникло движение псов-реставраторов, выдвинувшее идею восстановления исторической преемственности путем назначения животноводом вместо Мишки кого-нибудь из потомков хряка Наполеона. От движения псов-реставраторов вскоре откололась партия псов-младореставраторов, которая выступила за возвращение к власти свиноводческой династии фермера Джонса. Дальних родственников Джонса из-за Изгороди псы-младореставраторы не признавали, и утверждали, что прямых потомков фермера следует искать на ферме - среди псов и кабанов старинных пород. Среди псов-младореставраторов получила широкое распространение теория, сформулированная маленьким толстым бульдогом Димсоном. Согласно бульдогу Димсону, в уменьшении кормовой пайки на ферме виноваты овцы каракульской породы. При фермере Джонсе их численность регулировалась естественным образом (из шкурок ягнят этой породы делались шапки на продажу другим двуногим), а после Джонса эти овцы расплодились и, по мнению бульдога Димсона, объедали всех остальных животных. Всего этого идейного разброда уже никак не могли вынести старые кабаны из Свинского Бюро. Они создали Чрезвычайный Свинский Комитет (ЧСК), в состав которого вошло несколько самых мудрых кабанов, а также пара самых старых псов. ЧСК объявил кабана Мишку заболевшим дурной человеческой болезнью, запретил всем громко шипеть и гоготать и намекнул, что собирается запретить прямохождение - как источник всех беспорядков. ЧСК пригрозил разогнать все Живсоветы, особенно те, которые норовят перейти в Человечество. Больше всех этого испугались гуси и утки, но и молодым кабанам планы старых не понравились. Бывший кабан Борька возглавил борьбу гусей, уток и младокабанов против Чрезвычайного Свинкома. Тут-то и выяснился тщательно скрываемый факт, что у старых псов давно повыпадали зубы и кусаться они не могут. Молодые же псы, как оказалось, были сами не прочь позаседать в Живсоветах, получать повышенные пайки, и даже были готовы ради этого шипеть, гоготать и ходить перед животноводом Борькой на задних лапах. В борьбе против Чрезвычайного Свинкома особенно отличился бесхвостый пес Решка (потерявший свой хвост еще при Брешке, в боях за поместье "Южное"), а также вожак Главного Животного Совета злобный и горластый черный кот Хасан. Глава двенадцатая После поражения ЧСК и разгона Свинбюро, бывший кабан Борька и черный кот Хасан не стали восстанавливать власть животновода Мишки. Было объявлено, что Чрезвычайный Свинком действовал с согласия кабана Мишки, и что теория "свинства с человеческим лицом", которую отстаивал Мишка, придумана только ради восстановления тирании "кабанов четвероногих". Чтобы другие крупные кабаны и их Живсоветы не скандалили, всю Ферму разделили между кабанами-животноводами на 15 кусков - считая те три куска, которые уже давно объявили себя частью Человечества. Животновод Борька подтвердил и велел записать на внешней стене гумна право всех зверей хрюкать, гоготать, шипеть, а также произносить все прочие звуки. Партия "кабаны четвероногие" подверглась временному запрету. Поросята из партии "кабаны прямоходящие" даже выдвинули гуманитарное требование вообще запретить всем животным ходить на четвереньках. Одержав победу, животновод Борька почил на лаврах. Он отдыхал на завалинке перед усадьбой, пил виски и кормил с рук старенького, но прожорливого ворона Моисея. Ворон Моисей по-прежнему любил рассказывать животным сказки о Леденцовых Горах, в которые попадают все звери после смерти. Моисей считался верным сторонником кабана Борьки, но когда Борька засыпал, ворон улетал покормиться и к другим кабанам (особенно его привечал начальник большого гумна хряк Лужок), а потом летел в гости к бесхвостому псу Решке. Управлять фермой животновод Борька поручил своему новому советнику - гусаку Гургулису. Гусак Гургулис познакомил Борьку с целой стаей молодых и очень умных гусей. Самыми умными был два друга-гусака - жирный кругленький гусь Гай-Гар и рыжий гусь Га-Гайс. Жирный гусь Гай-Гар объяснил Борьке, что вековая мечта зверей - то есть поголовная гуманизация - осуществляется просто. Для этого нужно только убедить всех свиней встать на задние ножки, а за ними и остальные животные сделают то же самое. Чтобы свиньи не упрямились, нужно дать свиньям право свободного кормления - то есть право съедать все, что им попадется на глаза и понравится. А чтобы другие животные не возмущались, им тоже нужно дать права, такие же, как на соседних фермах: каждому псу - право на собственную конуру, цепь и большую железную миску, каждому гусю - право гоготать везде и сколько угодно, каждой лошади - право на собственное седло, каждой овце - право на свои ножницы для стрижки овец и т.д. Каждому животному будет выдано свидетельство о том, что у него есть это право. Рыжий гусь Га-Гайс предложил, чтобы такими свидетельствами стали кленовые листики с написанными на них какими-нибудь хорошими словами. Кроме того, эти кленовые листики можно будет временно использовать вместо одежды. Как известно, двуногие тоже не сразу стали носить джинсы и фраки - начинали они с фиговых листиков. У рыжего Га-Гайса сразу появилось много поклонниц - кур, уток, пожилых гусынь и овечек. Даже неистовая гусыня Калерия признала мудрость рыжего Га-Гайса. Она помягчела к кабанам прямоходящим и обвиняла в свинстве тех гусей, которые сомневались во врожденном благородстве и человечности Га-Гайса. Бывшие свиньи высоко оценили право свободного кормления и пользовались им охотно. Кабан Шварценморд, в обязанности которого еще со времен кабана Брешки входила чистка мазутной трубы, взял себе право свободного кормления на трубу. Бывший кабан Лужок выпросил у свиновода Борьки право свободного кормления на большом гумне, а цепной пес Борьки волкодав Коржик - на приусадебном дворе. И волкодав Коржик, и бывший кабан Лужок развели в своих владениях ручных крыс. Ручные крысы вообще вошли в моду среди кабанов и псов. Всем остальным животным рыжий Га-Гайс выдал кленовые листики, на которых было написано: "Четыре - хорошо, а две - лучше. Животновод Борька". Листики очень понравилась овцам: они старались с ними не расставаться и часто всем стадом блеяли написанные на них слова. Черный кот Хасан и бесхвостый пес Решка получили право на свободное кормление в повышенном - за заслуги - размере, но все равно остались недовольными. Кот Хасан провел в Главном Животном Совете постановление о том, что на кленовых листиках должны быть написаны какие-нибудь другие слова, например: "Четыре ноги - две", а главное, что руководить раздачей листиков должны не самозванцы Га-Гайс и Гай-Гар, а Главный Живсовет во главе с Хасаном. Пес Решка поддержал Хасана, а гусак Гургулис обвинил сначала Хасана и Решку, а потом и весь Главный Живсовет в откровенном свинстве. Животновод Борька поначалу не обращал никакого внимания на перебранку гусей с котом Хасаном и мирно пил свой виски. Потом, раздраженный постоянным шумом, он прогнал гуся Гай-Гара и назначил на его место кабана Шварценморда, с которым кот Хасан обещал жить в мире. Но кот Хасан не сдержал обещания и по-прежнему шумел каждый день, настраивая Живсовет против Борьки. В конце концов, это так надоело животноводу Борьке, что он велел псам разогнать Главный Животный Совет, а заодно и остальные Живсоветы. В процессе разгона псы покусали несколько сот овец - приверженцев кота Хасана или просто любопытных, а заодно также пару особо надоедливых гусей - верных сторонников свиновода Борьки (будто бы по ошибке). Кота Хасана и бесхвостого пса Решку, которые подняли страшный шум, животновод Борька объявил свиньями и закоренелыми врагами человечности. Только пьяное добродушие Борьки спасло черного Хасана и бесхвостого Решку от самого худшего. Но некоторое время их в назидание все-таки подержали в холодном подвале. Чтобы навести страх на недовольных, начальник большого гумна бывший кабан Лужок велел псам выгнать из гумна и его окрестностей всех черных котов. Псы по обыкновению перестарались: перекусали и разогнали не только черных котов, но заодно также черных уток, петухов и грачей. Но зато порядок и тишина были восстановлены. Животные с удивлением обратили внимание на то, что в разгоне Живсоветов и наведении порядка на большом гумне вместе с псами и гусаками участвовали какие-то крупные крысы, каких раньше никто нигде не видывал. Кабан Лужок и волкодав Коржик разъясняли для любопытных, что это крысы-мутанты, освоившие прямохождение и вставшие на путь очеловечивания. Петух Шах написал для животновода Борьки новые законы. По законам петуха Шаха бывший кабан Борька объявлялся просвещенным скотоводом, а Животные Советы были отменены. Кабаны четвероногие слегка похрюкали по этому поводу в своих свинарниках, но волкодав Коржик на них разок гавкнул и они смолкли. Вместо Живсоветов были созданы Шиповники. Единственной обязанностью избранных в Шиповники животных было развивать прямохождение, а единственным правом - право шипеть. К удивлению и сожалению петуха Шаха и гуся Гургулиса, настоящих гусей и кабанов прямоходящих в Главный Шиповник Фермы было избрано очень мало. К тому же гуси сразу же поделились на "гусей-оптимистов" (их возглавили гуси Гай-Гар и Га-Гайс) и "гусей-пессимистов" (избравших своим вождем особо ворчливого гуся Григория). Гуси-оптимисты громко гоготали, что "скотовод Борька всегда прав", а гуси-пессимисты шипели, что "скотовод Борька - пьяная свинья". Но больше всех мест в Главном Шиповнике получила партия "гуси-гуманисты". На самом деле это были какие-то странные мелкие свиньи и отчасти даже псы, которые любили ходить на голове и выдавали себя почему-то за гусей. Вождем этой фракции было двуногое существо по кличке Жмурик. Во времена кабана Брешки он, как говорят, ходил на четвереньках и прикидывался поросенком, при кабане Мишке выглядел совершенно как утка и примазывался к гусям. Теперь же он возглавил худопородных поросят и собачек и говорил, что самый скорый путь в человечество - это избрать его скотоводом и авторитетным гуманизатором. На вопрос о том, кто же он сам и откуда взялся, гусь-гуманист Жмурик отвечал, что он прямой потомок старого друга Наполеона адвоката Вимпера от его брака с овцой местной породы. Кроме сторонников гуся-гуманиста Жмурика животные понавыбирали в Шиповник большое количество неуклюжих свиней из восстановленной партии "кабанов четвероногих". Самым главным в партии "кабанов четвероногих" стал бородавчатый кабан Зюка. Большинство кабанов четвероногих совсем не умели ходить на задних ножках и, нарушая все приличия, даже с трибуны шипели, стоя на четвереньках. Кленовые листики они осудили с самого начала и не носили их, утверждая, что "звери должны блюсти свою наготу". Кабаны четвероногие добыли где-то полный первоначальный текст Семи Заповедей и носились с ними как с писаной торбой. Некоторые из кабанов четвероногих, правда, говорили, что одна или две заповеди все-таки устарели и их следует отменить. "Например, можно отменить заповедь "Зверь да не пьет", - говорили они и призывно заглядывали в глаза просвещенного скотовода Борьки. Гуси-гуманисты и кабаны четвероногие часто шипели друг на друга, но завидев гуся Гай-Гара или гуся Га-Гайса, объединялись и начинали хрюкать на них, а то и гавкать. В Шиповник было избрано также два десятка кабанов двуногих, дюжина овец, пяток мелких псов-реставраторов, несколько кур и уток, пара кошек и с десяток двуногих крыс. Интересно, что крысы не стали создавать собственную фракцию, а распределились между ранее созданными. Во фракции гусей-гуманистов крысы гоготали и ходили на голове, во фракции кабанов четвероногих резво бегали на четырех лапах, а в компании гусей-оптимистов чинно вышагивали на хвосте и говорили умные слова про успехи очеловечивания. Кроме того, в Шиповник попало изрядное количество толстых породистых свиней, составивших фракцию кабанов-прагматиков. Дома они предпочитали ходить на четырех ногах, но в Шиповнике и других общественных местах - передвигались на двух. Они говорили, что в целом поддерживают программу очеловечивания животновода Борьки, но с гусями-оптимистами не смешивались. Признанным вождем кабанов-прагматиков стал смотритель трубы кабан Шварценморд, хотя некоторые из них выказывали также особую любовь и уважение к бывшему кабану Лужку. И Шварценморд, и Лужок по возрасту и застарелым привычкам были мало способны к прямохождению и открыто заявляли, что главное - это огороды возделывать по-человечески, а прямохождение - дело пустое. "Может статься, что и само Человечество, посмотрев на успехи нашей фермы, захочет встать на четвереньки", - говорили они. Кабаны-прагматики были большими сторонниками бывшего кабана Борьки и теории просвещенного скотоводства. Тем, кто с этой теорией не соглашался, они тыкали ножкой в заросшего грязью и бородавками четвероного кабана Зюку и спрашивали: "Вы себе такого хотите Наполеона?" Зюка любил говорить, что когда он станет вождем фермы, при нем все будет, как при Наполеоне, за одним исключением: гуси и утки тоже будут ходить на четвереньках. ...Тем временем положение на ферме становилось все хуже и хуже. Свиньи росли и плодились с невероятной скоростью, и им уже не хватало старых свинарников, поделенных между их родителями гусем Га-Гайсом. Плодовитость овец, наоборот, упала. К тому же стригли они сами себя плохо. Стая одичавших черных котов объявила о самостоятельном и ускоренном переходе в Человечество самой высокой горы мусора на окраине фермы, где они обитали. Псы этого стерпеть никак не могли и уговорили кабана Борьку послать их на мусорную кучу в карательную экспедицию. Против всех ожиданий, хотя псы и загрызли некоторое количество котят и кошек, с самими котами им справиться никак не удавалось. Жестокие бои псов с черными котами стали такой же частью обыденной жизни, как и ежедневные нападения диких крыс. Наглые коты иногда даже делали набеги на одинокие курятники довольно далеко от своей мусорной кучи. Сторожевой пес просвещенного скотовода Борьки волкодав Коржик не очень любил драться с котами на мусорной куче. От скуки он то лаял на кабана Шварценморда, то гонял по гумну бывшего кабана Лужка, то шутил со своими легавыми псами и ручными крысами, что неплохо бы как-нибудь устроить охоту на гусей. Гуси волновались, писали скотоводу Борьке доносы на волкодава Коржика, обвиняя его в тайном свинстве. Они шелестели и потрясали законами, которые написал когда-то петух Шах, но в законах петуха Шаха ничего не говорилось о том, что волкодав Коржик не может, если захочет, поохотиться на гусей. Не умея справиться с волкодавом Коржиком, гуси срывали злобу на бульдоге-младореставраторе Димсоне - ненавистнике овец каракулевой породы. Время от времени гуси вместе с овцами окружали бульдога, шипели на него и забрасывали овечьим пометом. Бедный Димсон решался выползать из конуры только по ночам. Наконец, невесть откуда взявшийся на ферме лысый гусак Абрау-Дерсо нашипел что-то пьяному Борьке про Коржика, после чего Борька прогнал Коржика со двора барской усадьбы вместе со всей его сворой борзых, легавых и волкодавов. Отставной волкодав Коржик и бывший кабан Лужок обвиняли Абрау-Дерсо в дружбе с дикими крысами и спонсировании овечьим молоком одичавших котов с мусорной кучи. На это лысый Абрау-Дерсо отвечал, что он - как и сами Лужок с Коржиком - поддерживает деловые отношения с выпестованными им ручными двуногими крысами, а с дикими никаких дел не имеет. Что касается одичавших котов, то о них он многозначительно помалкивал, подтверждая тем самым худшие подозрения на свой счет. По совету Абрау-Дерсо, животновод Борька тоже набрал в свою новую свиту ручных крыс. Они охраняли Борьку не хуже своры волкодава Коржика, только все время кусали друг друга, а иногда набрасывались всей стаей на какую-нибудь одну и загрызали ее насмерть. Советнику бывшего кабана Борьки рыжему Га-Гайсу все это не очень нравилось, и он все время то ссорился, то мирился с гусаком Абрау-Дерсо. Ручных крыс он побаивался и в споры с ними старался не вступать. Его политика заключалась в том, чтобы продвигать своих учеников в помощники к Борьке. Один такой помощник, утенок Кирюшка, сумел ненадолго стать любимчиком Борьки и даже чуть было не отнял мазутную трубу у Шварценморда. Скотовод Борька перестал передвигаться на задних ножках, да, собственно, вообще перестал передвигаться. Чаще всего он полеживал в доме и лакал свой виски, не обращая никакого внимания на раздраженное шипение гусей в Шиповнике, хмурый вид Га-Гайса, вопли гуманиста Жмурика и голодное блеянье овец на вытоптанных пастбищах. Мазутная труба засорилась и некому было ее прочистить. Отстояв трубу от утенка Кирюшки, Шварценморд теперь только делал вид, что заботится о ней, а больше тренировался в прямохождении и употреблении виски. Из-за этого соседние двуногие фермеры стали считать его самым мудрым советником и законным наследником бывшего кабана Борьки. Лошади все как одна стремились быть избранными на обильные корма в Шиповник и не работали. Волкодавы и легавые совершенно перестали гонять диких крыс, уклонялись от войны с черными котами и тоже наперебой баллотировались в Шиповник, где шипели друг на друга и даже на скотовода Борьку. На этом поприще особенно прославился и снискал одобрение овец отставной волкодав Птичка. Его образные высказывания ("ходить, как козел за морковкой...", "сделать коту козью морду", "для легавых повторяю...", "законное место крысы - капкан") стали пословицами и поговорками. А опальный волкодав Коржик написал с помощью одн