ерь не интересовали. Он был раздражен - тем, что его смогли так легко возбудить и отвергнуть. Но сказанное было правдой: взаимопонимание не требовало того, чтобы раскрывать более глубокие мотивы. Возникло своего рода равновесие. Следовало его сохранять. Она наклонилась к нему, опять соблазняя его. Что с ней? Пришлось признать, что она действует на него возбуждающе: желание возобновилось. С этой женщиной шутки плохи. Он никогда еще не попадал в подобную переделку, никогда не был так восприимчив. На этот раз он отказывается играть в ее игру; больше он ее не поцелует. - Что это, - спросила она, - в твоих волосах? В вопросе была короткая заминка, обеспокоившая его. Мойна хотела сказать что-то еще или, возможно, сказать по-иному. Ему казалось, что легкая деланность ее речи - следствие ее официального положения, но теперь-то она не играла роль Капитана, а искусственность осталась. Он вынул из волос цветок. - Это хвея. Для жизни ей нужны воздух и любовь - любовь к ее спутнику. Если отнять ее у меня, она умрет. Мойна взяла цветок с ладони. - Я слышала сказку о хвее, - пробормотала она, рассматривая растение. - Очаровательно. Атон опять почувствовал беспричинное раздражение. До сего дня он и сам думал, что тафисы - выдумка. Неудивительно, что люди не верили в уникальные свойства хвеи. - Сейчас покажу, - сказал он, забирая цветок. Он положил его на стол и отошел. Какое-то мгновение хвея цвела, затем лепестки ее стали вянуть. Атон быстро подошел и взял цветок: к хвее вернулись силы, она вновь стала зеленой и свежей. - Не сказка. Глаза Капитана сияли. - Какая обворожительная связь, - воскликнула она. - Ее дала тебе мать? Челюсть Атона напряглась: - Нет. Мойна, улыбаясь, коснулась его руки: - Я причинила тебе боль? - Нет! Но под ее понимающим взглядом он испытывал потребность оправдаться. - Мой отец, - сказал он, - женился на девушке из Династии Десятых. Они прожили вместе два года, и хвеи цвели как никогда. Она была добрая, очень его любила и умерла при родах. Мойна положила ладонь ему на руку. - Мне незачем это знать, Атон. Но сейчас ему надо было высказаться. - После чего Аврелий отправился в космос. Его двоюродный брат Вениамин Пятый присматривал за хозяйством, так что хвеи не погибли. Аврелий путешествовал в дальних уголках галактики, стараясь забыться. Из-за неисправности его корабль причалил к неизвестной планете. Отец... полюбил местную девушку и взял ее с собой. Он привез ее на Хвею. Мойна всматривалась в его беспокойные глаза: - Нет необходимости... - Она жила с ним всего один год... и бросила его. Скорее всего, вернулась на свою глухую лесистую планету. Аврелий больше не путешествовал; он выращивал в одиночестве хвеи и воспитывал меня. - Но она дала ему силы продолжать... - Она не любила его! - закричал Атон, отбросив руку Мойны. - Она его бросила. Ни одна дочь Хвеи так бы не поступила. У меня _н_е _б_ы_л_о матери - ни родной, ни мачехи. - Возможно, она бросила его _п_о_т_о_м_у_, что любила, - сказала Мойна. - Ты способен это понять? - Нет, - Атон поднял руку, словно собираясь ее ударить. - Если я когда-нибудь встречу эту женщину, я ее убью. Я подтверждаю свое происхождение от Династии Десятых. От достойной женщины. Десятой! - Какие страстные слова! - Капитан постаралась сменить тему. - Через тридцать шесть часов я покажу тебе, куда везут тафисов. А теперь быстро уходи. И Атон ушел. ШЕСТЬ Через четыре смены в грузовом отсеке Атон и Капитан перетаскивали ящики с тафисами в планетарный челнок. - Кто-нибудь еще летит? - спросил он. - Никого. Атон завершал работу молча. Эта удивительная женщина скоро раскроет ему свои карты. По-видимому, она сама вымыла за это время отсек. Поврежденные ящики были переупакованы. Маленький челнок вылетел в тень материнского судна. В иллюминаторе появились немигающие далекие звезды. Пока Капитан занималась управлением, Атон рассеянно рассматривал их, пытаясь догадаться, в какой части галактики они находятся. - Когда я был космогардом, - сказал он, подразумевая годы, проведенные на Военном Флоте, - я научился не смотреть на звезды. Если глядеть на них слишком долго, они могут прожечь дырки в сетчатке. Мойна фыркнула: - Когда я оказалась в космосе, прежде всего я научилась отличать факты от фикции. Атон засмеялся. Челнок, обогнув корабль, оказался на солнце. На иллюминатор опустился чехол, защищающий от жесткой радиации, ориентироваться приходилось теперь по экрану. Капитан направила маленький челнок с орбиты в атмосферу. - Это застава Ксеста, - сказала она. - Я до сих пор не научился отличать факты от фикции. Разве _е_с_т_ь такие существа, как ксестиане? - Ксесты. Все в космосе существует, если путешествовать достаточно далеко, - сказала она. - Ксесты редко общаются с человеческими мирами, но они, вероятно, самый сильный нечеловеческий фактор в нашей области галактики. Оказывается, они верят в формулу "живи сам и давай жить другим", и мы им не нужны. Но эта застава гораздо ближе к человеческим торговым путям, чем к их собственным, и поэтому они согласились иметь с нами дело. "Иокаста" - один из кораблей, выполняющих их заказы. - Это _о_н_и_ едят тафисов? - Возможно. Или выращивают их в качестве домашних животных. Трудно сказать. Во всяком случае, товар заказали они. Они хорошо платят, а их репутация превосходна. Атон покачал головой: - Каждый раз, когда я думаю, что привык к космосу, он вновь меня удивляет. Если так много мифов оказываются правдой... - Он не докончил фразу, задумавшись о миньонетке. Мойна бросила на него беглый взгляд: - Но есть одна сложность... - Естественно. Поэтому-то и позвали машиниста Пятого. - У ксестов нет понятия пола. Они с большим трудом воспринимают человеческий организм. Торговцы преуспели в частных вопросах, но недоразумения остаются. Ксесты считают, что два тела, мужское и женское, составляют одно сложное человеческое существо. - Неужели? - Разум ксестов не улавливает оттенки, - она помрачнела. - Протокол требует, чтобы в качестве Капитана присутствовала я лично. Но для них... - Вы всего-навсего полкапитана! - Атон хлопнул себя по колену. - Прискорбное нарушение этикета. - Совершенно верно. По человеческим меркам ксесты были невелики и, исходя из земной силы тяжести, весили меньше сорока килограммов. Здесь, однако, их вес составлял лишь четверть земного. Восемь тонких отростков, разделенных на фаланги, отходило от их шарообразных тел. Общаться с ними приходилось посредством галактических знаков; для ксестов звуков не существует. По прошествии деловой части протокол предполагал развлечение гостей в течение строго определенного времени и обмен подарками. Ксесты были полутелепатами, способными реагировать непосредственно на чувства, а не на смысл, и считали, что честь, оказываемая гостю, автоматически оценивается всеми людьми. Капитан Мойна подарила им несколько баллонов с кислородом - веществом, необходимым для них так же, как и для человека, а они в свою очередь пригласили художника - сделать портрет Человека. Незадолго до этого представитель ксестов застрял на их любимой загадке о бинарной природе человека. - Два вида, чтобы создать одного Человека? - просигналил он. - Один вид, два пола, - ответил Атон. - Да, да. Мужчина одного вида. Женщина - другого. - Нет, нет, мужчина и женщина одного вида. - Одного целого? - просигналило бесполое существо. Еще один термин для их понимания кровного родства. - Нет, слишком близко, - начал было Атон, но остановился. Капитан Мойна с полуулыбкой наблюдала за их разговором, но не вступала в него. - Никак не пойму! - закончил смущенный ксест. - Огонь и вода смешиваются, чтобы создать Человека. Неизбежно разрушение - но это уже ваша проблема. Давайте лучше поговорим о торговле. Хозяева понимали, что людям необходим сон. Им отвели просторные покои: спальню с туалетными и кухонными приборами, спальными принадлежностями, кроватью. - Отлично, - сказал он. - Кто ее займет? - Я, - твердо ответила капитан Мойна. - Вам не кажется, что ее нужно делить? - Нет. - А если я пожалуюсь хозяевам? - Протокол запрещает... Можешь выйти, пока я приготовлюсь ко сну. - Но где же буду спать я? - Когда вернешься, постелешь себе на полу. Вернувшись, он увидел, что Мойна сидит на кровати в ночной рубашке, прозрачнее которой он еще не видел. Игра, похоже, продолжалась, и Мойна неплохо к ней подготовилась. Изумительные женские округлости, скрываемые капитанской формой, стали совсем очевидными и несомненными. Она интриговала и расстраивала его планы, а ему не нравилось, что она прекрасно это понимает. Атон сел на край кровати. - В чем ваш секрет, Капитан? У вас тело молодой девушки - но вам наверняка лет пятьдесят. - Годы в космосе летят быстро, - сказала Мойна. На ней была шапочка, скрывающая волосы. - Не настолько же быстро! - Оставь женщине ее тайны, и, возможно, она оставит тебе твои. Здесь был какой-то намек. - Что вам известно о моих тайнах? Мойна наклонилась вперед, позволив простыне сползти до пояса, а рубашке обтянуть фигуру. - Реестр дивидендов. Ты использовал его, чтобы проверить всех женщин в команде корабля. Ты ищешь какую-то женщину. Она знала. Внезапно ему захотелось рассказать ей об этом, раскрыть свой секрет, вот уже четыре года бросавший его, с планеты на планету, с корабля на корабль. Удручающая и разочаровывающая тщетность этого поиска, этих сложных проверок украденных списков пассажиров и реестров дивидендов ради поддельной нимфы привнесли в его душу разрушительное страдание. Вынести его было нелегко. Словно ребенок, он оказался в ее руках, прижимаясь головой к ее груди. Она крепко обняла его, и постепенно тоска и мука его памяти унеслись прочь. - Я влюблен в иллюзию, - прошептал Атон. - В лесу поющая девушка начала со мной любовную игру, и я не успокоюсь, пока песня не будет завершена. Мне нужно ее найти, даже если я знаю... - Кто она? - мягко спросила Мойна. Вновь боль нахлынула на него - море отчаяния, которое он слишком долго сдерживал. - Она назвала себя Злобой, - сказал он, - но скорее всего, это аллегория. Имя сирены, миньонетки, которая живет тем, что изводит мужчину. Под этой маской она подарила мне хвею. Если она существует, я пропал; если нет, вся моя жизнь была сном, хрупким кошмаром. Мойна наклонилась и, обжигая огнен, поцеловала его в губы. - Ты так сильно ее любишь, Атон? - Я люблю ее! Я ее ненавижу! Она должна стать моей! Мойна поцеловала его в щеку, в веки. - А другая женщина? Другая любовь? - Нет! До тех пор, пока не закончится песня... До тех пор, пока я не узнаю то, что не знает никто, что не сообщает ни одна книга... О Боже, что бы я ни сделал ради любви Злобы... только бы оказаться рядом с ней. Она продолжала обнимать его, и через несколько минут он, как и был одетый, заснул. - Это было так сладостно, так сладостно, - услышал он в полусне ее голос. Переговоры о торговле завершились на следующий день, и Атон с Капитаном были готовы к возвращению на "Иокасту". - Благодарим тебя, Человек, - просигналил представитель ксестов. - Теперь прими от нас в подарок твой портрет. Они вынесли большую завернутую раму. Атон удивился, когда это художник успел выполнить работу, поскольку ни он, ни Капитан ему не позировали. Разве что манера была очень субъективной... Портрет развернули. Это и впрямь была паутина; разноцветные нити оплетали пустую раму, пересекаясь под всевозможными углами, и неким колдовским способом образовывали в воздухе трехмерный узор. Поначалу он ничего не означал, затем, когда чувства Атона начали отвечать смыслу картины, заманивавшей внутрь искусными прекрасными нитями, целое попало в фокус - возникла таинственная картина некой сцены в лесу. На ней были два человека, ожившие посредством волшебства ксестов: похожие, но странным образом противоположные - потрясающей красоты женщина с волосами как яростный огонь и маленький мальчик с огромной книгой в руке и с нескрываемым удивлением на лице. Атон, словно загипнотизированный, уставился на картину. - Это... мы двое? - Наше искусство нелегко объяснить, - сообщил ксест. - Мы не понимаем истинной природы Человека. Мы сделали твой портрет так, как ты увидел две - Мужскую и Женскую - части своего существа, когда впервые постиг их. Надеемся, для тебя это ценно. Атон медленно повернулся к капитану Мойне. Он увидел слезы, блеснувшие в глубине темно-зеленых глаз. - Вероятно, ей _п_р_и_ш_л_о_с_ь_ спрятаться, - сказала она. - Любовь... любовь этого мужчины стоила бы ей всего; с обычной точки зрения, всего. Она медленно поднесла руку к шапочке и сняла. Огненная лавина скатилась ей на плечи. Атон коснулся живого пламени ее волос. - Ты! - произнес он.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОЗНОБ *  $ 400 Первоцвет бухнулся рядом с Атоном, от его огромного тела валил пар. - Я пытался, - сказал он грустно. - Пытался... но просто _н_е м_о_г_у_ целиком извлечь гранат из той ничейной стены. Такой вот я невезучий! - Такой вот ты толстый! - дружелюбно пробормотал Влом с другой стороны. - Твое пузо тебя обжуливает. Хорошо, что можешь еще у_в_и_д_е_т_ь_ гранат... - Я бы его достал, если бы мог разглядеть сквозь пот, - сказал Первоцвет, протирая глаза. Возможно, насмешки Влома задевали его, но он этого не показывал. - У меня проворные пальцы, но эта жара... иногда я мечтаю о приступе озноба. - Озноба! Я о нем слыхал. На этот раз, Цветик, ты не получишь от меня ни камня. Озноб убил бы тебя. Глаза Первоцвета сузились. Атон сидел, не шевелясь, ибо знал, что этот человек никогда не попытается сам найти гранат, если его запасы не на исходе, и что он почуял выгодную встречу. Когда Первоцвет голодал, развлечения нарушали монотонность тюремной жизни, а Влом, наработав на несколько пайков после неудачи с голубым гранатом, наверняка был готов сыграть снова. - Ты уверен, что достаточно знаешь об ознобе? - вежливо спросил Первоцвет. - Что тут знать? - Влом ковырял сломанный ноготь на ноге. - Мой дружок умер от него, протянул ноги - это я знаю. Он оказался по своим делам на одной плачете и не подозревал, что там свирепствует озноб. Не понял, что и у него самого озноб, пока не стало слишком поздно. Наверняка я подхватил эту штуку от него, а ведь мне не сходить к врачу, как ему. Он все холодел, холодел - и умер. - На Хвее, моей родине, была эпидемия в 306-ом, - сказал Атон, поскольку заметил по некоторым признакам, что Влом уже на крючке и заплатит дань. - Она началась в первый месяц года. Мой прадедушка Пятый оказался после нее сиротой. Скосило треть планеты. - Значит, пандемия, а не эпидемия, - сказал Первоцвет. - Она, если хотите знать, происходит регулярно раз в 98 лет, и примерно половина миров человеческого сектора уже пострадала от озноба. А вам известно, что он не заразен? И что сейчас от него страдает сама Земля? Влом молчал перед столь искусно поставленными вопросами, но наконец прекратил сопротивление. Его слабость была в том, что он терпеть не мог, когда кто-то знает нечто, чего не знает он, даже если в этом знании для него нет никакой корысти. - Ты здесь дольше меня! - воскликнул он. - Ты не можешь ничего знать о Земле. Первоцвет уселся поудобнее: - Зато я кое-что знаю об ознобе, - и самодовольно умолк. - Я тоже знаю про озноб. Мой друг умер от него. Если бы нашелся врач, который напичкал бы его лекарствами... - От озноба нет лечения, - сказал Первоцвет. Атон при этом помрачнел. - Врешь, - неубедительно произнес Влом. - Кучу людей спасли. Даже тех, кто проходил с ним два дня. - Лечения от него нет. После отчаянных оборонительных действий Влом лишился наконец граната, вокруг них собралась аудитория, и полился поток новостей. - Человек, - сказал Первоцвет, говоря тихо и заставляя слушателей рассесться, - обогнал свет, чтобы насадить колонии в сотнях и тысячах световых лет от своего дома. Но озноб поймал его врасплох. В $ 25 новехонькая колония в 700 световых годах от Земли к центру галактики (не бучу уточнять ее галактические координаты: пригодится еще для одного граната) сообщила о первом случае. Молодой рабочий сельхозбригады пришел в больницу с жалобами на внезапную лихорадку. Она длилась каких-то две минуты, признался парень, но наверняка он чем-то заболел. Врач применил термощуп, температуры не обнаружил и отправил парня назад в поле. Колонизация - тяжкая работа, ленивых тогда не баловали. Случай был занесен в картотеку и забыт. - Пять дней спустя (по земному времени, конечно - этот гранат на сравнительную хронологию не тянет) тот парень вернулся к врачу с запиской от бригадира: производительность низкая, в работе небрежен. В чем дело? Врач опять ткнул щупом и снова не обнаружил температуры - наоборот, температура тела ниже нормы - и отослал его в дисбригаду. - Прошло еще три дня. На этот раз жертву привел друг. Невозможно было заставить его работать. Парень пребывал в благодушном ступоре, словно пьяный, хотя уже два дня не притрагивался к самогонке. К тому же он совершенно перестал есть. Приятель больного упомянул, что временами и сам чувствует холод. Как будто холодный воздушный ток обрушивается на него и заставляет дрожать, хотя со стороны этого не видно. А уже через минуту чувствуешь себя отлично, даже лучше, чем раньше, но... Врач машинально провел над ним щупом, температуры не обнаружил и отпустил, сделав еще одну запись в картотеке (ибо это был опытный врач), а нерадивого работника взял под наблюдение. - Температура его тела была 297" К и постоянно падала. Небывалое отклонение от нормы, равной для человека 310" К, врача, естественно, заинтересовало. У парня не было ни одного болезненного симптома, который соотносился бы с ознобом; что именно вызывало его, так и оставалось тайной. Вскоре пациент умер, и этот факт был соответственным образом зафиксирован. Историю болезни послали обычными каналами на Землю, где она затерялась среди канцелярских отчетов и была забыта. - Между тем с ознобом доставили еще троих, включая приятеля умершего. Никто из них не был болен, - то есть, ни у кого не было температуры - но врач уже сообразил, что проблема требует методов, которыми он не владеет, - то есть, серьезного исследования - и, оставив двух потерпевших для наблюдения, третьего срочно отправил на Землю. Тот был перехвачен образцовой карантинной станцией, задержан для соответствующей обработки и умер незадолго до того, как о нем уведомили дежурного медицинского работника. Для выдачи свидетельства о смерти была проведена Стандартная Операционная Процедура. Вскрытие выяснило причину: неправильное функционирование тканей вследствие недостаточной температуры. Естественный механизм регулирования вышел из строя. Причины же этого _в_ы_х_о_д_а_ так и не определили. - Месяц спустя более половины двухтысячного состава упомянутой колонии умерло, остальные умирали. Планету закрыли на карантин. Земля посылала туда капсулы с продовольствием, записывая их стоимость на счет колонии, но отказывалась принимать из поселения кого-либо или что-либо. Через тридцать шесть дней после вспышки - официально зарегистрированной по дню исходной лихорадки первой жертвы - еще десять человек начали страдать от озноба и приводить свои дела в порядок, каждый согласно со своим положением и вероисповеданием. Но новых случаев озноба не отметили ни назавтра, ни в последующие дни. Все десятеро выздоровели, а эпидемия (так ее тогда называли) прекратилась так же таинственно, как и началась. Колония находилась под карантином пять лет, и долг ее достиг за эти годы таких размеров, что для его погашения потребовалось бы столетие, но о нем как будто забыли. - Пятнадцать лет спустя озноб разразился снова, на этот раз в колонии, отстоявшей от первой на двадцать пять световых лет. Эпидемия развивалась сходным образом, за исключением того, что через несколько часов после первой смерти власти бдительно захлопнули карантин. Половина колонистов смертельно заразилась в течение тридцати шести дней, остальные остались живы. Однако никакой инфекции выявлено не было, и человечество дружно с облегчением вздохнуло. - В первом $-веке по поводу озноба разгорелись жаркие споры. Что это такое? Как он распространяется? На первый вопрос удовлетворительного ответа никто не дал. На второй - их было несколько. Одна многочисленная группа полагала, что озноб имеет волновую природу и передается со скоростью света; это своего рода лучи смерти, захлестывающие целые планеты и перемещающиеся через определенный промежуток времени к другим. Эту теорию назвали волновой. Другая влиятельная группа заявила, что заражение передается через личный контакт, посредством некоего вируса, быстро, а именно за тридцать шесть дней, мутирующего до безвредного состояния. Эта теория получила название корпускулярной. - От волновиков требовали ответить, каким образом волне, двигавшейся со скоростью света, удавалось преодолеть двадцать пять световых лет за двадцать лет. Они объясняли это так: смертоносный луч исходил из какой-то третьей точки, расположенной на двадцать световых лет ближе к первой зараженной колонии, чем ко второй. Волновики с нетерпением поджидали, когда заразится третья колония, чтобы методом триангуляции вычислить источник. От корпускулистов они, в свою очередь, требовали объяснить, почему ни один член базировавшейся на Луне карантинной партии не заболел, хотя многие из них, пока не осознали грозившей им опасности, были подвержены риску. И почему озноб, если он в самом деле неуклонно мутировал, не ослабевал плавно до полного исчезновения. Ответ корпускулистов был таков: карантинные эксперты соблюдали чрезвычайную осторожность, потому и избежали заражения ознобом. Что же касается постепенного прекращения озноба, то симптоматически это не проявлялось, а когда вирус-причина ослабевал настолько, что пересекал порог действенности, естественные защитные механизмы оказывались способны ему противостоять. - Пять лет спустя обе теории подверглись серьезному испытанию. Была поражена третья колония... Но поскольку врач на ней был занят изданием научных трактатов, обязательных для продвижения по службе и поддержания на уровне современных медицинских теорий, он не сумел распознать озноб, пока не умерло несколько человек. Зараженные колонисты к этому времени успели посетить пять планет, включая Землю. Лунную карантинную станцию они обошли. Однако вне пораженной колонии не было отмечено ни одного случая, хотя больные путешественники претерпевали озноб и умирали в общественных клиниках. Корпускулисты тужились объяснить парадоксы и не могли. Одной из жертв озноба стала популярная девушка по вызову, продолжавшая свою практику до тех пор, пока ее клиенты не пожаловались на ее буквальную холодность. Она умерла, все ее клиенты остались в живых. Корпускулярная теория была подорвана. - Волновики с жаром набросились на третью координату и вычислили пресловутый источник заражения. Третья точка находилась в семидесяти трех световых годах от первой, ее местоположение определили элементарно и немедленно отправили туда корабль с экспертами. Они нашли лишь пустой космос - если источник и был, он давно сместился. Рассерженные корпускулисты не замедлили указать, что между так называемой исходной точкой и зараженными планетами находилось изрядное количество незаразившихся колоний. Каким образом они избежали трагической участи? Неужели волна действовала выборочно? Но в любом случае, движение луча, поразившего третью колонию, теперь можно было установить посредством экстраполяции. Добровольцы поместили себя прямо на его пути... и не заразились. Таким образом была опровергнута и теория волновиков. - Шло время, а тайна усугублялась. Было опустошено еще несколько колоний, однако любая жертва, вывезенная в течение дня после появления первого симптома, обязательно выздоравливала. Если озноб заразен, почему время и место накладывают такие ограничения? Если это волна, почему многие ее избежали? - Постепенно появились дополнительные ответы. Настал день компромисса. Да, озноб перемещался волнообразно со скоростью света, но эта волна не была ни единична, ни локальна. Существовало множество волн с амплитудой примерно в световой месяц, отстоящих друг от друга на девяносто восемь световых лет. Пересечение любой волной любой колонии вызывало в ней пандемию до тех пор, пока волна не проходила. Но в этой волне, оказывается, присутствовали беспорядочно движущиеся частицы инфекции, поражавшие исключительно по закону больших чисел. Существовал гипотетический питательный эфир, который способствовал прогрессу болезни, если жертву вовремя не вывозили из его поля. Как и в случае с эфиром стародавних времен, он не обнаруживался приборами, а сообщал о своем присутствии лишь смертями. - Источником озноба оказалось не что иное, как центр галактики. Существовали промежуточные разумные формы жизни между человеком и этим центром, также страдавшие от тех или иных разновидностей озноба, и вскоре стало понятно, что дальнейшие исследования бесполезны. Общая полоса импульса озноба была длиной в двадцать тысяч световых лет, а его источник был уничтожен давным-давно отмершими видами. Озноб был искусственного происхождения; больше о нем ничего не было известно. - Между тем отдельные волны были нанесены на, карты и построены их графики. Богатые люди перебирались в критический месяц на другие планеты, а большинство просто ожидало эпидемию и вывозило пораженных из поля действия, если вовремя их находило. Огромное число людей узнавали об эпидемии слишком поздно. - А Земля, - закончил Первоцвет, - перенаселенная Земля со многими миллиардами людей, которых надо транспортировать, не способна ничего поделать, кроме как ждать, когда ударит первая волна. Сейчас самое время: год $ 400. Я рад, что меня там нет. Толпа разошлась. Первоцвет бросил свет на опасность, но глубоко в душе озноб пугал каждого. Ведь ни один заключенный не знал, где расположен Хтон. Озноб мог разразиться хоть завтра. 8 - Эй, Пятерка, приятель... знаешь, что сейчас отчудила Гранатка? - ворвался с новостями Влом. - Могу догадаться, - Атон отложил работу и сел. Влома понесло дальше: - Дала мне пайку просто так. Я протянул ей гранат, а она не взяла. Сунула еду и ушла, точно во сне. Никогда не помню такой небрежности. Пока Влом ел, Атон прислонился к стене, стирая грязь с рук. - Это не небрежность. Влом заговорил с полным ртом: - Но она же никогда не брала... по-твоему, она сделала это намеренно? Атон кивнул. - Свихнулась, наверное, если делает такие вещи. Ведь она ненавидит меня начти ток же, как и тебя. - Да? - спросил Атон. "Ненависть - интересная вещь. Я ненавижу миньонетку..." Прервав их разговор, появилась Гранатка: - Есть камень? - хрипло спросила она у Атона. Он молча протянул камень. Она взяла и бросила на землю сверток. Влом смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. - Боже Каторжный! Никогда такого не видывал! Она, подобрела к тебе, Пятый. Атон развернул пакет. Но человечек все еще был смущен: - У нее нет причины делать одолжение _м_н_е_. Я не женский идол. Почему она не дала пайку просто так _т_е_б_е_? Атону пришлось объяснять то, что другой понял бы и сам, Влом не поверил. - В смысле, она не хочет показать, что нежна к тебе, и выплескивает это на меня? Потому что я твой приятель и все равно ни о чем не догадываюсь? - Примерно так. - Но в этом нет смысла! Никакого. На всеобщее обозрение внесли наполовину объеденный труп. Человек забрел в одиночку слишком далеко. Возможно, искал гранаты или выход из нижних пещер. Появилась химера. Помощь подоспела через десять минут после предсмертного крика, то есть через пять минут после его смерти. Живот и внутренности были разодраны и съедены, глаза и язык исчезли. На полу пещеры, где был найден труп, остались длинные темные полосы: это химера слизала вытекшую кровь. - Лишнее мне напоминание никогда не отправляться в Тяжелый Поход, - сентиментально проговорил Первоцвет. - Я слишком лакомый кусочек, чтоб подвергаться такому риску. Черноволосая красавица косо взглянула на него. - До моего слуха доносится кое-что похуже, чем Тяжелый Поход, - заявила она. - В этом еще никто не разобрался. Ты тоже можешь услышать вой людей-зверей, что когда-то были людьми, вроде нас. - Они живы? - спросил Первоцвет, любезно подхватывая ее реплику. - Не-ет... но воют. Раздался общий смех. Это была старая шутка, и не без намека на достоверность. "Мой шанс, - подумал Атон. - Сейчас, пока это выглядит естественным. Симулировать сомнения, но выведать". - Я слышал, что кто-то выбрался, - сказал он. Влом тут же подхватил: - Кто-то выбрался? Кто-то совершил Тяжелый Поход? - Наружу должен быть путь, - сказал Первоцвет. - Если бы найти его! Г_д_е_-_т_о_ должна напасть химера. - Может, эти самые животные никогда и не нападают, - сказала темноволосая женщина. Атон так и не знал ее имени. Со времени первого спора, она им очень интересовалась, но остерегалась играть в открытую. Боялась Гранатка... или просто была умнее. Она не была ему безразлична: ее способность раскидывать волосы в своего рода платье намекало на чувственность одежды. Ничто так не бесполо, понял он здесь, как нагота. - Может, и нет никаких зверей, - продолжала она. - Мы ни одного не видели. - Я видел саламандру... - начал было Влом, но осекся. - Саламандру, да, - сказал Первоцвет. - Но здесь речь о человеке, увидевшем и выжившем. Потому-то мы и говорим "химера", воображаемое чудовище. Но клянусь Хтоном, для нас _э_т_о_ - не только воображение. - Его взгляд пробежал по трупу. - Наружу выбрался некий доктор, - рассудительно продолжал Атон. - Он совершенно обезумел... но обрел свободу. Головы повернулись в его сторону. Разговоры прекратились. - Д_о_к_т_о_р_? - выдохнул Первоцвет. Атон протянул руку за гранатом, и все рассмеялись. - Кажется, пять лет назад. Так и не выяснили, как он умудрился бежать. Его поместили в психбольницу. - Бедокур! - крикнул кто-то. - Он клялся, что выбрался... - Значит, есть тропинка... - Ты в этом уверен? - спросил Первоцвет. - Помнишь имя? "Помню ли я имя, которое так осторожно вытянул из тюремного библиотекаря, зная, что оно может меня освободить?" - Не Бедокур, - сказал он. - Что-то вроде Карл Бедекер, доктор медицины. Конечно, его лишили диплома, когда отправили вниз. - Угу, - согласился Влом. - Расстригли. - Я знал его, - заявил Первоцвет. - Почти забыл. Мы, конечно же, никогда не называли его настоящим именем. Он пробыл около месяца, потом отправился прочь с докторским саквояжем. Он сказал, что проторит для всех тропку, если у нас кишка не тонка, чтобы пойти следом. Такой маленький мягкий типчик. Мы знали, что далеко он не уйдет. - Почему вы его отпустили? - спросила женщина. - Ведь он доктор. - Здесь, внизу, не болеют, - объяснил Первоцвет. - Мы стерилизованы... Вероятно, влияние жары. А смерть, как правило, скоропостижна. И еще он был слишком обидчив. Маленький, но то, что он мог сделать... - Неудивительно, - сказал Атон. - Знаете, за что его послали вниз? Первоцвет оборвал его: - Не слишком ли много вопросов? Мы здесь стараемся об этом не спрашивать. Не наше дело. - Но тропа существует, - произнес, смакуя, Влом. - Тропа в психбольницу, - указал Первоцвет. - То же самое, что смерть. - Но тропа... Волшебное слово вылетело. Атон зная, что оно разлетится по пещерам, как горячий ветер. Доказательство... доказательство пути на волю. Теперь они не обретут покоя до тех пор, пока не найдут эту тропу. 9 Через десять паек Старшой созвал собрание. Поскольку еда раздавалась каждые двенадцать часов или около того, в зависимости от графика движения лифта сверху, это означало по внешнему времени пять дней. Переводить в дни, по мнению Атона, было делом бессмысленным: короткие промежутки времени отмерялись пайками. Семьсот паек - около года. - Наверное, что-то важное, - сказал Влом, когда все собрались. - Раньше мы ни разу не сходились всей толпой. Атон пропустил его замечание мимо ушей, впервые досматривая весь личный состав нижнего Хтона. Похоже, здесь находились сотни человек, причем женщин гораздо больше, чем мужчин. Большинство пришло из других гранатовых рудников - раньше он их никогда не видел. Высокие, низкие, косматые, кривые, статные, дряхлые: каждый - личность, каждый осужден обществом и собратьями по тюрьме. Здесь присутствовало высшее средоточие зла. Каждый был уникален. Атон привык к своему узкому кругу, словно им ограничивалось все, что нужно знать о пещерном обществе - но людей, которых он знал, выбрал случай, а не намерение, и потому они были типичными представителями Хтона. Старшой, Гранатка, Влом, Первоцвет, черноволосая - ожесточенные и вспыльчивые, да. Но разве злые? "Если здесь и есть зло, - думал он, - я его не видел. Зло - в миньонетке. Зло - во мне". Старшой вышел на середину просторной пещеры, держа на плече топор. Он взобрался на небольшую груду камней. Пересечение полудюжины древних громадных туннелей над ним свидетельствовало об истории возникновения здешних структур. Сколько раз раскалывался камень, чтобы образовать эту путаницу? Столько же, сколько раскалывались человеческие души, чтобы образовать эту толпу. Ветер завихрялся, вырываясь из нескольких туннелей, то и дело вздымая небольшие пылевые смерчи, которые в свою очередь с ревом всасывались в жерла других каналов. Эта пещера, отражавшая сущность подземной мощи, - самое подходящее место для собраний. Старшой зычно крикнул, подтверждая свои притязания на приличествующее главарю внимание. Крик эхом пронесся по проходам и смешался со звуком ветра. Еще раз Атон бесстрастно оглядел этого человека. Болтовня прекратилась. - Сверху нам обещают суровые времена, - проговорил Старшой без предисловий. - Требуют больше гранатов. Раздался всеобщий хохот. - Мы дадим ублюдкам все, что пожелают! - с издевкой крикнул кто-то. - Им надо будет для этого лишь спуститься к нам! - закончила какая-то женщина. Старшой не смеялся. - Это всерьез. Они урезают наши пайки. Теперь, ропот стал сердитым. - Они не имеют права! - Имеют, - заверил Старшой. - Так вот. Каждый из вас должен теперь давать три камня за две пайки! - Но столько нам не добыть! Атон огляделся и увидел лица, изможденные внезапным страхом. Наступит голод. - Почему? - выкрикнул Первоцвет. Некоторые злобно фыркнули: вот кто первым пострадает от оскудения рынка. - Что на них нашло? - Потому что они свихнулись, - сказал Старшой. - Им пришла дурацкая мысль, что внизу есть голубой гранат... - Счетоводу известно, что такой штуки нет. Что с ним? - Счетовод клянется, что у него есть доказательство. Влом глянул на Атона и наклонился к нему: - Ты никому не говорил?.. Атон замотал головой: - Ни слова. "Зло во мне", - подумал он. - Я тоже. Я вернулся назад, когда саламандра ушла, и нашел один из кусков. Вероятно, другой она съела. Я подумал о твоих с Цветиком словах, и ничего не стал говорить. Старшой продолжал: - Счетовод передает, что они будут урезать пайки до тех пор, пока не получат голубой гранат. Следующие десять паек будет два камня за... - Хтон Великий! Меня точно убьют, если узнают, что у меня есть гранат... - прошептал Влом. Его тело напряглось и подрагивало. - Кто-то, верно, нашел другой. Атон подумал: "Химера - враг, которого не видишь". - ...Они его не заполучат! - ревел Старшой. - Мне это _н_е н_р_а_в_и_т_с_я_, как и вам. Они думают, что возьмут нас измором... - Он сделал паузу. Его голос понизился. - Но у меня есть план. Пещера притихла. - Довольно нам торговаться с этими слабаками - любимчиками Лазы! - продолжал он. - Они слишком долго господствуют над нами. А работу-то делаем мы. Теперь мы наступим им на мозоль. Мы поменяемся местами? Он сделал паузу, чтобы улеглось смятение. Переворот! Раньше такую возможность никогда не воспринимали всерьез. - Во-первых, надо подкупить стража у дыры. Сейчас надо поразмыслить как следует и понять, что на него подействует. Возможно, женщина, сверху или снизу, - его взгляд мелькнул по черным прядям, вызывающе скрывающим грудь знакомой Атону женщины, - или подловим его на чем-нибудь другом. Надо организовать комитет, который бы этим занялся. Следующее - план нападения. По-моему, надо заслать наверх пять-шесть мужиков поздоровее. Пусть придержат этих придурков, если те почуют что-то прежде, чем мы будем готовы. Как только они по-тихому обоснуются, мы будем как можно быстрее поднимать остальных. Внизу никто не останется. Когда выберемся, первым делом захватим конденсатор. Без воды они быстро сломаются. Следующая цель - лифт; они постараются его расколошматить, чтобы мы все подохли. Нас не волнуют уроды в отдельных пещерах; оставим их в покое, они не заметят происшедшего. Как только захватим власть, отправим придурков сверху вниз - пусть добывают гранаты. А если они найдут голубые... Старшой продолжал, уточняя план в атмосфере растущего возбуждения. Он демонстрировал свойства, делавшие его главарем: не только физическая сила, но и дисциплинированность, практичность, энтузиазм и безжалостность. - Но помните - такой переворот опасен. В случае неудачи они уморят нас голодом. Каждого. И тогда останется одно: Тяжелый Поход... - После переворота, - сказал Влом, чуть не приплясывая от возбуждения, - после того, как мы возьмем власть, знаете, чем я займусь? Остальные окружили его, предвкушая обсуждение величественных планов. В руднике собралось человек двенадцать, не способных сосредоточиться на работе. День переворота приближался; назначить его должен был Подкупочный Комитет. - Схвачу старика Шахматиста за его седую козлиную бороденку и буду крутить до тех пор, пока он не научит меня играть в эту игру. - Лучше попытать счастья с маленькой Подмастеркой, - пошутил кто-то. - Спорю, она обучит тебя игре быстрее, чем он. - Нет, - Влом был непреклонен. - Это должен быть сам Шахматист, и никто другой. Мы расставим фигуры и сыграем перед всем Хтоном, а когда я разгромлю его, Хтон узнает, что я мозговитый и никогда ничего не делал неправильно. У них достало такта не засмеяться. У каждого было свое тайное желание, открыв которое, многие выглядели бы довольно нелепо. Свое слово сказал и Первоцвет: - Не уверен, что вообще пролезу через эту дыру, - пробурчал он, и все улыбнулись вместе с ним: дыра была метр в диаметре. - Но если веревка не лопнет, когда меня потащат наверх, а пол не провалится, отчего бы тогда... - Знаю! - встрял кто-то. - Он хочет стать главным крутильщиком на конденсаторе! - Чтоб похудеть! - Меховой Матушке это понравится. - Что понравится? Первоцвет терпеливо ждал, когда все затихнут: - Отчего бы тогда не пойти в пещеру к Лазе? У ме