избавить от подобной участи мать. Попытка оказалась даже слишком успешной... Его клиентом был старик с копной седых волос, из уголка его рта вытекала струйка темноватой слюны. Зейн не спеша подошел, увидел веревки, обвивавшие тщедушное тело, и замер в ужасе. - Его привязали к стулу! Старик поднял глаза. - Иначе я свалился бы, - объяснил он. Дом престарелых не в состоянии обеспечить нормальный уход и нанять профессиональных санитаров. Для нищих и бездомных даже элементарные вещи - роскошь. - Последняя просьба, - с трудом произнес старик. - Пустяк. - Сделаю все, что в моих силах, - ответил Зейн. - Не могу дать вам отсрочку, но... - Хочу умереть под звуки церковного гимна. - Гимна? - "Свят, свят, свят". Мой любимый! Я так давно не слышал его! - Хотите, чтобы кто-то спел вам? - Да нет, вполне достаточно записи, - ответил старик. - Какая разница, кто его исполняет? Великий гимн! Понимаю, такое желание кажется глупостью... Зейн задумался. - Не вижу ничего сложного. Старик покачал головой: - Здесь не разрешают слушать музыку. Тут в разговор встрял еще один пациент: - Но наши соседи из танцевального клуба постоянно шумят! Адский грохот, попробуй засни!.. А с другой стороны доносятся визгливые вопли этих праведников-евангелистов! Оба старика заметно ожили. Разговор привлек внимание остальных. Появление Зейна внесло новизну в привычную жизнь, на несколько минут разогнало беспросветную тоску и скуку. - Тут все шумят... А мы чем хуже? Что тут плохого? Один-единственный раз... - Думаю, что смогу все устроить, - сказал Зейн. - Понадобится обычный магнитофон или волшебная музыкальная шкатулка. Подойдет даже старинный проигрыватель! Старики встревоженно зашуршали. - Они ни за что не позволят, - убежденно сказал второй. - Будет вам гимн, - решительно произнес Зейн. Он подошел к столу. Санитар, развалившись на стуле, увлеченно изучал богато иллюстрированный журнал. На задней обложке красовалась яркая надпись: "ОНИ СГОРАЮТ ОТ СТРАСТИ! НОВОЕ ЛИЦО АДА". Ярко-оранжевые язычки окружали Преисполненную энтузиазма парочку, а "Веселые дьяволята" в нижнем уголке снимка разрезвились так, что Зейна передернуло. - Санитар! Тот нехотя оторвался от картинок. - Никакой музыки, - лениво произнес он. Потом важно добавил: - Согласно правилам, действующим на территории нашего приюта. Выполнив свой долг, он вновь уткнулся в журнал. - Сделаем исключение из этих правил. Один из пациентов вот-вот отдаст душу Богу. Он привязан к стулу, словно осужденный преступник. Его последнее желание надо выполнить. - Ты что, серьезно? Иди-ка лучше отсюда, пока еще можешь! - Санитар даже не удосужился поднять глаза. Зейн в гневе вырвал журнал из его рук и пристально посмотрел прямо в глаза: - Будет так, как я сказал. Санитар открыл было рот, но запнулся, уставившись на два бездонных черных провала. - У нас нет никаких магнитофонов... - промямлил он. - Меня уволят! - Тогда обойдемся без тебя, - оборвал его Зейн. - Можешь зафиксировать нарушение, если боишься... Но не очень старайся. Мы сейчас прослушаем один гимн. - Он наставил на санитара палец, который казался оторопевшему парню страшной костлявой клешней. - Понятно? Тот побледнел. - Я просто подчиняюсь предписаниям. Вы ведь не сделаете старичью ничего дурного? Не хочу никаких проблем, поступайте как знаете. Только не трогайте их, ладно? У него все же имелись зачатки совести. Ленивый, безразличный к несчастьям ближнего, но не злодей. - Одному из них сегодня суждено уйти из жизни. Ничего плохого не случится. Санитар воспринял слова Зейна без энтузиазма. Он явно считал, что смерть как раз и есть самое плохое, что может произойти с человеком. Парень немного подумал, судорожно глотнул. - Ну что ж, раз все в порядке, я сообщу о нарушении в офис владельца. Обычно там очень поздно реагируют на такие звонки, особенно если требуется срочная помощь. Она ведь влетает в копеечку. - Он мрачно ухмыльнулся и протянул руку к телефону. - Только здесь ничего нет, даже радио! Босс говорит: "Молчание - золото", а уж золото он любит! Зейн отвернулся. Какой отвратительный тип этот босс! Что ж, в один прекрасный день злодей обнаружит, что именно страсть к желтому металлу привела его в Ад. - Я выполню вашу просьбу, - сказал он клиенту и отключил таймер. - Пока не услышите свой гимн, с вами все будет в порядке. Сначала Зейн решил зайти в дансинг. В фойе всюду стояли автоматы, торговавшие сладостями, приворотным зельем ("Выпьет - и она твоя!") и пластырями для тех, кто натер мозоли. В самом клубе почти никого не было; впрочем, утром посетители в такие заведения не захаживают. Несколько лохматых подростков на сцене увлеченно репетировали. Ударные, гитары и электроорган. Все играли вразнобой, но этот недостаток с лихвой компенсировался высоким уровнем громкости. Зачем они трудятся? Чтобы отточить умение оглушать слушателей? Зейн влез на сцену и опустил руку на самый большой барабан. Грохот прекратился. - Ребята, нужно выступить, - сказал он. Все мгновенно обратили внимание на незнакомца. - Клево, чувак! Сколько заплатишь? - Надо исполнить одну песню в соседнем доме - там приют для престарелых. Бесплатно. Музыканты рассмеялись. - У тебя, папаша, чайник поехал? Мистер, закати колесо! - ухмыляясь, сказал ударник. Зейн повернулся и пристально посмотрел на него: - Надо исполнить песню. Как и санитар в приюте, парень сразу побледнел. Люди не замечают Танатоса, если они не клиенты или близкие родственники таковых, но он при желании может заставить себя увидеть воочию. Вряд ли найдется человек, способный спокойно смотреть Смерти в лицо. - А... хорошо, хорошо. Почему нет, чувак? Одну песню, как бы для практики. - Церковный гимн. Громкий смех. Правда, страх мешал ребятам веселиться по-настоящему. - Чувак, мы такое дерьмо не поем! Мы же "Ползучая скверна"! Мы рвем перепонки, крутим волчком души, уходим в астрал, а не пищим, как девочки из церковного хора! Пришлось снова усмирить их взглядом Смерти. Такие типы плохо поддаются внушению. Они ведь просто не верят, что когда-нибудь уйдут из жизни! - Церковный гимн. "Свят, свят, свят". Парень дернулся, словно его ударило током - страшные пустые провалы говорящего черепа полыхнули огнем! - Ну ладно, можно попробовать... Только петь-то некому. Наша солистка нажралась адской пыли. Да и порепетировать надо. Так что, чувак, через два-три дня мы только начнем, а... - Нет, нужно все сделать сегодня. Выступление состоится через час. Я найду вам солистку. - Но ведь у нас нет нот, вообще ничего! - заныл музыкант. - Достану и ноты. - Зейн с трудом сдерживал злость. Неужели и он когда-то был таким? - А теперь отправляйтесь в приют и настраивайте аппаратуру. Я скоро приду туда с певицей. - Не волнуйся, чувак, - слабым голосом произнес парень. - Мы будем готовы через полчаса. Только понимаешь, это не наш стиль. Так что не жди особых красот... - Ничего, сойдет. Зейн оставил их и направился к евангелистам. Ему повезло. Церковный хор как раз готовился к службе, которая намечалась на конец недели. Несколько темнокожих девушек самозабвенно репетировали, а руководивший ими проповедник сразу заметил его. - Эй, Смерть, зачем к нам пришла, что за дело тут нашла? - запротестовал он скороговоркой, рифмуя фразы, как, принято у жителей черных кварталов. - Мы - хорошие люди, никому не мешаем. Бога почитаем. Иди своей дорогой, моих девочек не трогай! Хотя церковь выглядела заброшенной и убогой, проповедник был глубоко верующим человеком - только такие способны увидеть инкарнацию. Что ж, можно считать, Зейну повезло. - Мне нужны ноты, тексты гимнов и одна из ваших исполнительниц, - сказал он. - Ноты здесь, конечно, есть, - с облегчением откликнулся проповедник. - Белые, они нам помогают, свои гимны оставляют. Добрые люди деньги добывают, а нашей музыки не знают! Вон в том шкафу пылится целая груда. Ну а нашу прихожанку так тебе я не отдам! Знаю, Смерть, что ты сильна, но... - Мне не нужна ее жизнь, - торопливо произнес Зейн: он устал от красноречивых пассажей пастора. - Надо спеть старику из приюта рядом с вами. Бедолага хочет послушать перед смертью любимый гимн. Проповедник кивнул: - Человек имеет право на последнее желание. Как гимн называется? - "Свят, свят, свят". - Такой в книге есть, но мы его не исполняли. Это музыка белых, она нам чужда, наше сердце не примет ее никогда! - Найди девушку, которая захочет помочь. Проповедник обратился к хору: - Кто-нибудь поет гимны белых? Из их толстой книги? Судя по реакции, никто. - Теперь слушайте меня. Человек в капюшоне - кто из вас его видит? Никто? Что ж, это, родные мои, хорошо. Но я его знаю, и вот что скажу: он Господом послан, ему я служу. Око Всевышнего смотрит на вас, послужите Тому, Кто от гибели спас!.. Короче говоря, нашему другу нужно, чтобы одна из вас исполнила церковный гимн белых. Кто может это сделать, пусть скажет. Молчание. Наконец откликнулась молоденькая симпатичная девушка. - Иногда ради развлечения я пою под музыку, что передают по радио. Если найдутся слова, наверное, справлюсь, - робко сказала она. Порывшись в шкафу, проповедник достал несколько пыльных сборников. - Считай, текст у тебя есть, сестра. Идем за ним. Надолго не задержимся. Зейн повел их к приюту. Члены рок-группы "Ползучая скверна" устанавливали свою аппаратуру, приковав внимание всех обитателей дома престарелых и даже санитара, который стал принимать в подготовке выступления самое деятельное участие. Наверняка тут уже много лет не происходило такого события! Кабели, динамики, инструменты заполнили все пространство. - Эй, не ставьте тут динамики, - деловито распоряжался санитар. - В нашей берлоге старики оглохнут, а у них и без того проблем хватает. Лучше поставьте у окон. Так и сделали. Члены группы "Ползучая скверна", как видно, были просто не в состоянии работать без включенных на полную мощность усилителей. Юная певица оторопело уставилась на музыкантов, а те в свою очередь с любопытством разглядывали ее. Такое впечатление, что встретились две расы инопланетян и не очень понравились друг другу. У Зейна мелькнула мысль, что, пожалуй, зря он привел ребят; девушка лучше справилась бы вообще без музыкального сопровождения. Но сейчас уже поздно сожалеть. Почувствовав, что необходимо как-то разрядить обстановку, вмешался проповедник: - Вы, парни, не переступали церкви порог? А вот Луи-Мэй не знаком рок! Тут вы в одинаковом положении. Слушайте, что я скажу: пусть она поет, а вы попробуйте уловить мелодию и включайтесь. Договорились? Он передал им песенники. Музыканты быстро пролистали книжки; они чувствовали себя не в своей тарелке. - Черт, хуже, чем скверно заколдованная АП! - прошептал один из них. Сама адская пыль - страшное зелье, заколдованная - еще хуже, а уж если при ее изготовлении применили неверное заклинание... Но наркоманам выбирать не приходится. - Мы не справимся! Проповедник навострил уши. - Вы, парни, к АП пристрастились давно? АП - это Ад, там не будет смешно!.. Найдите себе другую забаву и выбросьте эту отраву! - Мы-то, старик, не против завязать, - признался ударник группы. - Да сам знаешь, ломка - дело страшное! Кто с АП связался, уже себе не принадлежит... - Как с Сатаной, который выдумал это зелье, - заметил проповедник хмуро. - Бог хранит моих прихожан от зла и в этой жизни, и в будущей! - Да, конечно, - уныло произнес парень. Наконец Зейн нашел страницу с нужным гимном. - Проиграйте вот это. Ребята попробовали. Они оказались неплохими музыкантами. Трудно пришлось ударнику и гитаристам, зато электроорган прекрасно подошел. Грохот стоял такой, что телефонный звонок услышали не сразу. - ...Но я никогда не пела с такой штукой, - жалобно говорила Луи-Мэй, глядя на микрофон. - Она мне мешает. Торчит прямо перед носом и выглядит глупо! На что это похоже? - Хочешь, детка, покажу, на что? - ухмыльнулся ударник. Проповедник поспешил на помощь. - Представь, что поешь, как обычно, словно никакого микрофона нет, сестра. - На улице начинает собираться народ! - весело воскликнул один из обитателей приюта, выглянув в окно. - Пялятся на усилители прямо как стадо баранов! - Они, наверное, думают, что мы тут собираемся устроить вечеринку! - воскликнул другой. - Уже пиво разливаем! - Конечно! Аромат-то какой! - Впервые за многие годы комната содрогнулась от хохота. Старики от всей души веселились. Зейн с трудом услышал санитара. - Эй, мистер! На проводе мой босс. В кои-то веки решил прослушать сообщения на своем автоответчике. Я сказал ему, что не могу остановить ваше музыкальное представление, и он решил вызвать полицию. Лучше вам поскорее закончить и убраться отсюда. Что ж, честное предупреждение. Санитару самому нравилось то, что затеял Зейн. Группа "Ползучая скверна" и их солистка из церковного хора продолжали репетировать, пытаясь разобраться с чуждой им музыкой. - Я не справлюсь, - жаловалась Луи-Мэй. - Петь гимн под грохот барабана? - Послушай, черная куколка, нам это тоже не нравится, - обиженно отозвался ударник. - Но я делаю свое дело, а ты делай свое! - Вы только старайтесь, дети мои, - успокаивающе произнес проповедник. - А об остальном позаботится Господь. - Да уж, пусть попотеет хорошенько! - пробормотал ударник. - Бред какой-то! - Все равно благое дело, - заметил проповедник. До Зейна донесся вой сирены. Он подошел к двери, где сгрудились девушки из хора, с любопытством глазеющие по сторонам. Они испуганно расступились, и он вышел на порог. К дому подъехали две машины с включенными мигалками. Взвизгнули тормоза. Словно чертики из шкатулки, оттуда выскочили рослые полицейские из спецподразделения по борьбе с беспорядками - в шлемах, вооруженные дубинками, баллончиками со слезоточивым газом и дезориентирующими заклинаниями. Во имя закона и порядка они разбили немало голов за долгую службу. Владелец приюта постарался на славу! Зейн повернулся к музыкантам: - Начинайте, ребята. У Луи-Мэй сдали нервы; она уронила песенник на пол и едва не упала сама, поспешив его поднять. - Все в порядке, крошка, - сочувственно произнес ударник. - В первый раз так со всеми бывает. Мы начнем, сыграем вступление. А ты пока приходи в себя, улавливай мелодию, а как будешь готова, дашь нам знать. Девушка одарила его улыбкой. Зазвучала музыка. Рокот ударных сменился пронзительными звуками электрогитары. Динамики обрушили на зевак, собравшихся снаружи, оглушающий грохот. Полицейские медленно поднимались по ступенькам, угрожающе выставив дубинки перед собой. Девушки из хора в испуге подались назад, пропуская внутрь хмуро-сосредоточенных громил в форме. Зейн поплотнее закутался в плащ и приблизился к отряду. - У вас ко мне какое-то дело? - спросил он у ближайшего борца с беспорядками. У того лицо исказилось от ужаса. Он отпрянул и покатился по ступенькам, упав прямо в объятия своих товарищей. Внезапно у полицейских пропало всякое желание пресечь незаконные действия, совершаемые в здании приюта. Тем временем Луи-Мэй наконец поборола волнение. Барабан теперь только отбивал ритм, не заглушая девушку. Она начала: - Свят, свят, свят! Господь Всемогущий!.. Как только прозвучало имя Божье, дрожащий, прерывающийся голос окреп, зазвучал торжественно. Каким-то образом микрофон и динамики придали ему особую, почти мистическую страсть. Барабанный бой казался проявлением гнева Господнего, а гитара, сопровождающая основную тему, исполняла блестящую импровизацию, обогатившую мелодию, сообщая ей многозначность и полноту. - Ранним-ранним утром нашу песнь услышь... Электроорган подчеркивал простые в своей величавой силе слова. Теперь он звучал мощно, как настоящий концертный инструмент. Толпа быстро увеличивалась. Несколько полицейских пытались удержать людей подальше от дома. Близился полдень, и, хотя высокие здания, громоздящиеся вокруг, укутывали мостовую своей тенью, косые лучи солнца добрались до приюта, заставив сверкать шлемы полицейских, осветив лица зевак, словно сейчас был рассвет, знаменующий начало новой эры. - ...и все святые поют Тебе хвалу! Слова разносились по улице, отдаваясь в рукотворном ущелье гулким эхом. Музыканты и девушка словно отточили свое мастерство за годы совместных выступлений, добились полной слаженности. - ...троны, и у стеклянной глади сбрасывают свои златые короны! Полицейские, на мгновение откинув обычные безверие и цинизм, стали один за другим снимать позолоченные солнцем шлемы. За ними последовали остальные, повинуясь непостижимому, но властному зову души. Через несколько минут все стояли, обнажив головы. - Херувимы и серафимы падают ниц пред Тобою! Одна из особо впечатлительных девушек из хора, стоявшая возле двери, с громким криком рухнула на асфальт. Это настроение распространялось в людском море, словно круги от брошенного в воду камешка. Охваченные экстазом, люди стали падать на землю. Среди них оказались даже полицейские. Музыка звучала подобно громовым раскатам, сотрясая здание. Весь район превратился в гигантский храм. Люди застыли, не отрывая от окна, откуда исходили божественные звуки, потрясенных взглядов. Некоторые опустились на колени, кое-кто неподвижно распростерся на асфальте. - Кто был, есмь и пребудет во веки веков! Гимн закончился. Музыка затихла постепенно, будто только что шла передача на небесной радиоволне, а потом кто-то сбил настройку. Половина собравшихся и прихожанки все еще не поднялись на ноги, полицейские были погружены в свои видения, словно наглотались наркотиков. Наступила полная тишина. Зейн повернулся. Старики и санитар, так же как стражи порядка, уставились невидящими глазами прямо перед собой. Ударник и Луи-Мэй потрясение смотрели друг на друга. Проповедник погрузился в молитву, подняв голову, простирая руки... - Черт! - наконец пробормотал гитарист. - Жизнь потрачена впустую. Вот он, настоящий кайф! - Точно! АП пусть провалится в Ад, чувак! - кивнул органист. - Вот это отрыв! Зейн подошел к клиенту. - Теперь пора, - сказал он, включив таймер. - Довольны? Старик улыбался: - Еще бы, Смерть! Я увидел Бога! После такого все в жизни кажется ерундой. Двое моих приятелей уже отправились к Нему. Он обмяк, и Зейн торопливо извлек душу. Люди стали понемногу приходить в себя. Проповедник поймал его взгляд: - А еще говорят, что Господь равнодушен к дедам земным, - тихо заметил он, как будто зная о сомнениях, терзавших самого Танатоса. Зейн не ответил. Он вышел на улицу, миновал хористок, с трудом, как будто после долгого сна, поднимавшихся на ноги, притихшую толпу. Подошел к своему коню. К дому подъехала машина с эмблемой Государственной службы по надзору за органами соцобеспечения. Похоже, происшествие привлекло внимание властей. Теперь в приют нагрянут инспектора, которых заинтересуют условия содержания престарелых. Зейн зло ухмыльнулся. Они обнаружат умерших стариков, привязанных к стульям в комнате, где воняет мочой, запрещены любые развлечения, даже музыка. Причем подобные правила хозяин счел настолько важными, что не преминул вызвать специальное подразделение полиции для их поддержания. Вряд ли чиновникам такое понравится... Что ж, хотя бы в одном доме призрения произойдут существенные перемены, а жизнь несчастных стариков изменится к лучшему. Прежде чем отправиться по новому вызову, Зейн в последний раз огляделся по сторонам. Церковь, танцевальный клуб и приют... Наверняка новые веяния коснутся не только последнего здания. Ведь прихожане, ребята из дансинга и обитатели приюта обнаружили, что нужны и способны помочь друг другу, а стало быть, и себе! Возможно, весь Майами теперь заживет по-новому. Следующий его клиент жил за городом. Морт превратился в автомобиль и помчался по шоссе - времени осталось в обрез. Красочные щиты, мелькавшие справа и слева, свидетельствовали о том, что здесь шла настоящая рекламная война. "ЗАЧЕМ ПОЛЗАТЬ ПО ЗЕМЛЕ, ЕСЛИ МОЖНО ЛЕТАТЬ?" - кричал аршинный заголовок. Пониже была изображена машина, застрявшая в пробке, над ней беззаботно парил ковер. Все члены семьи, оседлавшие его, так старательно улыбались, словно на самом деле рекламировали зубную пасту. Зейн невольно усмехнулся. Хоть он сейчас в автомобиле, никогда не попадет в пробку. - Ты что, специально показываешь мне это, чтобы я оценил тебя по достоинству? Двигатель довольно заурчал. Следующий шедевр гласил: "ПУТЕШЕСТВУЙ С КОМФОРТОМ!" Люди, как две капли воды похожие на тех, кого художник запечатлел на предыдущем щите, летели на ковре во время грозы. Отец семейства имел хмурый вид, элегантно уложенные волосы матери спутались и прилипли к ушам, а ребенок сполз с измятой, севшей под воздействием влаги ткани и вот-вот упадет! Бр-р! Какой ужас! Зато под ними та же самая семья в надежно закрытом от буйства стихии салоне автомобиля наслаждалась поездкой. - Да, производители автомобилей не сдаются, - заметил Зейн. Он посмотрел на свои часы. Оставалось еще несколько минут. Еще один рекламный щит впереди. Высоко в небе летел ковер. Под ним - огромное дождевое облако, нависшее над автомобильной пробкой. "КОВРЫ КОМПАНИИ "ВАВИЛОН" ЛУЧШЕ ЛЮБОЙ МАШИНЫ! С ПОМОЩЬЮ НАШИХ ЧАР - ВЫШЕ, ДАЛЬШЕ БЫСТРЕЕ!" Но противники нанесли коварный ответный удар. Очередная типичная американская семья задыхалась, как рыба на суше, потому что их ковер попал в разреженные слои атмосферы. Внизу по свободному скоростному шоссе мчался автомобиль. "ГЛАВНОЕ - БЕЗОПАСНОСТЬ И КОМФОРТ, - советовала надпись внизу. - МАШИНЕ - ДА, КОВРАМ - НЕТ!" Зейн с удовольствием посмотрел бы, что ответили на этот выпад производители ковров, но пришлось свернуть с шоссе. Он ехал по поселку с однотипными коттеджами и ухоженными лужайками. Точь-в-точь какой-нибудь квартал Майами или Лос-Анджелеса, где живут зажиточные люди. Зачем бежать из города и переносить его с собой? Он свернул и припарковался около невысокой сосны, рядом с машиной клиента. На ее ветровом стекле была наклейка: "Пассажир - инвалид". Следуя указаниям талисмана, Зейн вошел в дом. В ванне, полной горячей воды, расслабившись, лежал молодой мужчина, мускулистый и вполне здоровый на вид. Он никак не отреагировал на появление незваного гостя. Несмотря на то что хозяин коттеджа не испытывал никаких трудностей, по крайней мере явных, именно он должен умереть через несколько минут. - Привет, - произнес немного растерявшийся Зейн. Мужчина не спеша поднял голову. - Пожалуйста, выйдите, - сказал он негромко. - Сначала я должен выполнить свою работу. - Ах, работу? Наверное, на вас какая-нибудь форма и вы вообразили, что мне все сразу станет ясно без слов. Увы, я слепой. Понятно теперь, почему на машине такая наклейка. Но от слепоты не умирают. Конечно, если произойдет несчастный случай... - Меня вы сумеете увидеть, если постараетесь, - сказал Зейн. - Вы что, какой-нибудь знахарь-шарлатан из секты? Убирайтесь отсюда! Я атеист и не общаюсь с подобными типами! Вот это да! Разве можно вызвать Танатоса к человеку, не признающему существование высших сил? С другой стороны, он, возможно, только считает себя циником-материалистом, а в глубине души верит в жизнь после смерти. Второй вариант: в Чистилище опять что-то напутали. Служащие не поняли, что потенциальный подопечный на самом деле не нуждается ни в чьей помощи. Но раз уж Зейн прибыл сюда, нужно довести дело до конца. Он пригляделся и заметил темное пятно, медленно расползающееся по воде. - Вы перерезали себе вены! - Именно, и настоятельно прошу вас не вмешиваться. Моя семья уехала на два дня, так что они узнают об этом, лишь когда все будет кончено. Да, я располосовал лодыжки, с комфортом расположился в ванне и таким приятным способом постепенно ухожу из жизни. Мне сейчас спокойно и хорошо. Пожалуйста, не мешайте - больше от вас мне ничего не надо. Пусть смерть возьмет свое. - Я прибыл сюда именно ради этого, - сказал Зейн. - Я Смерть. Мужчина рассмеялся. Он заметно оживился. - Вот как, живой скелет с косой? Сумасшедший! - Вы не признаете смерть? - Почему же, признаю, однако как свойство всего живого. Я как раз собираюсь перейти в это состояние. А во всякую потустороннюю ерунду, разумеется, не верю! - Хотите прикоснуться ко мне? - Никак не угомонитесь? Ладно, пока я еще владею телом... - Мужчина с трудом поднял руку и вытянул ее, стараясь нащупать собеседника. Зейн сжал его пальцы своими. Интересно, что ощутит самоубийца? А может, рабочее одеяние создает только зрительную иллюзию? Но реакция превзошла все его ожидания. - Верно! - воскликнул атеист. - Вы настоящий скелет! - Нет, все дело в магической перчатке, - объяснил Зейн, не желая обманывать его. - Лицо тоже только кажется черепом. Тем не менее я - Смерть и пришел за вашей душой. Клиент дотянулся до головы таинственного посетителя: - Вы дурачите меня? Настоящий череп! - Я обычный человек, исполняющий обязанности Танатоса. Ношу специальное одеяние, наделен необходимыми для работы возможностями и властью. Тем не менее я живу и чувствую, как любой другой смертный. Клиент снова взял его руку: - Да, теперь я ощущаю плоть! С трудом, как чувствую собственную ногу, если она затекает. Удивительно! Что ж, я, пожалуй, соглашусь с вами или разделю ваше убеждение в том, что такая служба действительно существует. Но не верю в существование души, так что вы напрасно стараетесь. - Что, по-вашему, произойдет после вашей смерти? - спросил Зейн. Атеист отличался живым умом, с ним было интересно беседовать. - Организм перестанет функционировать, плоть постепенно превратится в различные химические соединения. Но вы ведь спрашивали о другом, верно? О так называемой нетленной части человека? Что ж, отвечу! Нет никакой души. Смерть просто выключает сознание. Дальше ничего нет. Как горящая свеча: задуйте пламя, и она погаснет. Навсегда. - Значит, загробная жизнь - выдумка? Физическая гибель - вовсе не переход к иному существованию? Атеист презрительно фыркнул. Он медленно опускался в воду; с потерей крови росла слабость. Но разум его оставался ясным. - Смерть - небытие. - Это пугает вас? - С какой стати? Смерть близких страшна, она заставляет страдать. Когда меня не станет, я уже ничего не буду чувствовать... - Вы не ответили, - заметил Зейн. Собеседник скорчил гримасу: - Черт, вы меня допекли! Да, я боюсь. Но так проявляется инстинкт самосохранения, желание организма выжить. Субъективно я не хочу исчезнуть, ибо эта часть моего "я" иррациональна. Объективно же - нет! До зачатия я не испытывал никакого ужаса перед абсолютной пустотой, почему же следует дрожать от мысли, что она наступит после смерти? Я победил слабую плоть и уверенно приближаюсь к желанному концу пути. - Разве не облегчение узнать, что, простившись с земным существованием, человек переходит к иной форме бытия? - Нет! Не хочу продолжения жизни в любом виде! Какие физические или душевные испытания ждут меня там? Какая ужасная скука - вечный стерильный, как бинт, Рай, неизвестно кем выдуманный! Нет, жизнь - игра, и она оказалась для меня непосильно жесткой. Единственное право, которого я добиваюсь, - возможность отказаться от нее, когда захочу. Забвение - величайший дар природы, я намерен раствориться в нем без остатка! - Надеюсь, вы обретете то, что хотите, - произнес Зейн, потрясенный своеобразной логикой клиента. - Я тоже. - Теперь атеист быстро слабел. Потеря крови вскоре скажется на работе мозга, и он потеряет сознание. - Смерть - самый сокровенный момент для любого человека, - сказал Зейн. - У вас есть право покинуть мир так, как вы хотите. - Правильно. - Голос звучал все слабее и слабее. - Мое личное дело... - Но разве не стоит подумать о смысле прожитых лет, о месте, которое вы заняли в мироздании? Пока еще остается шанс улучшить... - Какого черта я должен беспокоиться о душе, если не верю ни в Рай, ни в Ад? - Вы говорили, что не хотите страдать. А чувства ваших близких? Вы подумали о них? Какой ужас они испытают, когда обнаружат бездыханное тело горячо любимого человека! Они будут мучиться. Разве вы не обязаны... Однако атеист уже потерял сознание. Его теперь не беспокоила чужая боль - если такое вообще когда-нибудь волновало его! Время пришло. Зейн извлек душу. Она ничем не отличалась от остальных; знакомое переплетение светлых и темных участков. Начал складывать ее... И тут она исчезла бесследно! Исполнилась воля атеиста. Вера не помогла сохраниться духовной субстанции, та оказалась недосягаемой ни для Бога, ни для Сатаны. Но можно ли считать справедливым подобный исход? Атеисту было наплевать на всех, кроме собственной персоны. Такое отношение к жизни сделало ее бессмысленной. Зейн вернулся к Морту: - По-моему, парень был наполовину прав. Ему действительно лучше не участвовать в игре. Но вот сама игра нуждается даже в таких. Нельзя существовать только ради себя. Впрочем, он не был уверен, что сделал правильный вывод. Его таймер снова отсчитывал время. По дороге Зейн размышлял, как скажется на его репутации исчезнувшая душа. Для службы новостей Чистилища это, наверное, очередная бомба: "РЫБКА СРЫВАЕТСЯ С КРЮЧКА! ГОРЕ-РЫБОЛОВ ВЫТАЩИЛ ПУСТЫШКУ!" Вот и больница. С тех пор как он начал работать, такие места стали привычными. Скольких неизлечимых пациентов он избавил от страданий, странствуя по свету! Но до сих пор сохранилась старая неприязнь к лечебным учреждениям. Наверное, виновато подсознательное чувство вины. Рекламный щит возле стоянки машин, к счастью, принадлежал не адскому агентству: "ОВЕЧИЙ РОГ ИЗОБИЛИЯ! БОЛЬШЕ ЗЕЛЕНИ!" Как приятно, наверное, смотреть на него из окна своей палаты тем, кто перенес операцию на желудке! К ужасу Зейна, его новым клиентом оказалась старая женщина, лицо которой покрывали морщины, а тело, словно кокон, обвивали провода, подсоединенные к тихо гудящим приборам. Странное приспособление, напоминающее кузнечные мехи, заставляло грудь ритмично подниматься и опускаться, а следящие устройства постоянно щелкали и пищали, сообщая данные о состоянии сердечно-сосудистой и пищеварительной систем. Кровь по трубочкам качал специальный аппарат. Работу всей этой адской фабрики проверяла медсестра во время обходов. В палате лежали еще пятеро несчастных, существование которых всецело зависело от исправности системы жизнеобеспечения. Больничная одежда на клиентке была надета небрежно, так что проглядывала ссохшаяся плоть. Она мучилась от боли, хотя ее накачали сильнодействующими лекарствами. Бедняжка давным-давно избавилась бы от такой пытки; только бездушные машины, заменившие отказавшие органы, не допускали этого. Зейн содрогнулся. Он словно перенесся во времени и сейчас стоял возле своей матери... Воспаленные глаза приоткрылись. Женщина увидела его. Трубки в носу не давали ей повернуть голову, а когда она попыталась шевельнуться, негодующе запищал какой-то прибор. - Успокойтесь, - мягко произнес Зейн. - Я пришел, чтобы избавить вас от этого. В ответ он услышал слабый смешок. - Как ты спасешь от такого? - прохрипела старуха; из приоткрытого рта закапала слюна. - Проси не проси, они не слушают! Наверное, я прогнила насквозь, но мне не дают умереть. - Я Смерть. Никто и ничто меня не остановит. Она с трудом прищурилась: - А ведь верно! То-то я думаю, кого ты мне напоминаешь... Надо же, настоящая Смерть! Я бы с радостью отправилась с тобой подальше отсюда. Но видишь ли, местные власти отказывают в визе! Зейн улыбнулся: - У каждого есть право уйти. Его нельзя отнять. Он протянул руку, проник в плоть и дотянулся до души. Но извлечь ее не смог!.. Женщина слабо застонала от новой боли, и он быстро разжал пальцы. - Вот видишь! - прошептала она. - Меня здесь держит пудовый якорь. Даже ты не поможешь мне, Смерть! Зейн взглянул на часы. Прошло уже пятнадцать секунд сверх срока! Да, нелегко оборвать нить жизни, если вмешивается современная техника! - Что-нибудь придумаем, - хмуро произнес он. Прошелся по палате, разглядывая других пациентов. Теперь стало ясно, что все уже отжили свой срок, однако мудреные приборы вмешались в дела Судьбы. Существование давно превратилось для несчастных в ежедневную пытку, тем не менее освободить от такого рукотворного ада способно лишь отключение машин. Но в госпитале строго следили за порядком; здесь не случалось недосмотров. - Я тебя вижу, Смерть, - прошептал кто-то. Зейн повернул голову. На него смотрел пациент, лежавший рядом с клиенткой. В отличие от остальных, он был в сознании. - Я не могу забрать ее душу, пока работает аппаратура, - сказал Зейн, сам удивляясь, зачем он делится своей проблемой с тем, кто не нуждается в его персональной помощи. Тот покачал головой, от чего приборы, облепившие тело, загудели. - Никогда не думал, что собственными глазами увижу, как Смерть оказалась бессильна! Наверное, единственное, от чего нельзя спастись теперь, - налоги. Больной коротко хохотнул, потревожив дежурную медсестру - задрожали стрелки приборов, и она решила, что у него приступ. Естественно, девушка не замечала Зейна. Через минуту старик снова заговорил: - Знаешь, Смерть, что бы я сделал на твоем месте? - Женщина рядом с вами, которая не может умереть, - отозвался он, - напомнила мне мать. Вина, словно раскаленная проволока, врезалась в сознание, не давая забыть. - У нее тоже есть сын, - кивнул старик. - Он-то и оплачивает всю эту мерзость. Думает, что делает благое дело, заставляя жить дольше, чем отмерила судьба, да еще против воли. Если бы он действительно любил ее, давно позволил бы умереть. - Разве он не любит ее? - Сам он убил мать, потому что не мог терпеть страданий близкого человека, но потом усомнился в чистоте своих мотивов. - Возможно, он так думает, а на самом деле просто-напросто сводит с ней счеты! Из-за нее он теперь живет в нашем жестоком мире. Наверное, так и не простил ее за это! Вот и не дает ей уйти самой. Зейн не выдержал: - Смерть возьмет свое! - Он решительно направился к клиентке, нашел нужные кнопки и отключил систему жизнеобеспечения. Однако раздался сигнал, и медсестра сразу встрепенулась. Она подбежала и привела приборы в действие. Зейн вырвал проводки и трубки. Из них фонтаном брызнула жидкость. Теперь девушка увидела его. - Вы нарочно сделали это! - закричала она в ужасе. - Немедленно прекратите! Он схватил ее и поцеловал в губы. Оказавшись в объятиях скелета, девушка потеряла сознание. Зейн осторожно опустил ее на пол. Автоматическая система защиты останавливала течи в вырванных трубках. Сигнал тревоги не умолкал; вскоре другие медсестры услышат его и прибегут сюда. Надо довести дело до конца. Зейн поднял стул и со всего маху швырнул его в стойку, где находились бутыли с жизнеобеспечивающими составами. Стекло треснуло, и разноцветные жидкости полились на пол. Все это по-настоящему захватило его: вырвались наружу старательно подавляемые эмоции. Он занес стул над клиенткой, готовый в случае необходимости размозжить ей голову. Но такого уже не требовалось. Он освободил женщину от жизни. Осталось только извлечь душу. Когда Зейн закончил, раздались аплодисменты. Пациенты приветствовали его поступок. Все они видели, кто посетил их палату, потому что насильно удерживались на этом свете, давно превысив отведенный им срок. - Но я снова стал убийцей! - прерывающимся от волнения голосом воскликнул Зейн, уже раскаиваясь в том, что сделал. Сначала он получил мрачное удовлетворение от содеянного, однако в результате отяготил душу новым грехом. - Эх, повезло ей! Вот если бы так пришли за мной... - прошептал один из пациентов. - Таких, как мы, нельзя убить, - сказал старик, с которым Зейн только что беседовал. - Это все равно что изнасиловать девушку, только и мечтающую отдаться! Зейн замер. - Кто из вас так считает? Кто хочет умереть? По палате пронесся шепот. - Да все! - ответил старик; остальные молча закивали. Времени на размышления не осталось. По коридорам разносился гулкий топот торопливых шагов. Скоро прибегут медсестры, врачи, санитары. Зейн выполнил задачу, хотя пришлось снова стать убийцей, причем на сей раз сделал все открыто и сознательно. Он доказал себе, что сама Смерть много лет назад приняла бы то же решение, и избавился от чувства вины. Но ведь он еще и человек. Как можно равнодушно отвернуться от своих ближних, которым отказано в одном из фундаментальных прав: в праве расстаться с жизнью? - Ведь это массовое убийство, - неуверенно сказал Зейн. - Нет, сынок, милосердие, - ответил старик. - Моя внучка почти разорилась, платя врачам, потому что подонки говорят, что другого выхода нет. Ради чего? Ради такого? Провести вечность в больничной койке, когда и пошевелиться нельзя, не то что наслаждаться жизнью? В Аду вряд ли будет хуже, а даже если так, я все равно предпочту его. Может, там я смогу хоть постоять за себя. Освободи меня. Смерть! Страдаем не только мы, страдают и наши близкие. А так они поплачут, но скоро успокоятся. К тому же у них останется хоть немного денег. Зейн решился. Он и так уже заслужил вечное проклятие за то, что наделал. Терять ему нечего. В конечном итоге все пациенты в палате - его клиенты. Он добрался до комнаты, где размещались технические службы отделения, и отключил все аппараты. Свет в палате погас. Ни одна из систем не работала. Сразу же начался переполох. Какой-то сестре удалось на ощупь добраться до комнаты техобслуживания, но там стоял Зейн. Ее руку сжали костлявые пальцы скелета. Девушка пронзительно закричала. - Такой же ужас испытывают ваши пациенты, - сказал ей Зейн. - Полужизнь-полусмерть. На сей раз он доведет дело до конца. 7. КАРНАВАЛ ПРИЗРАКОВ Через несколько дней, управившись с накопившейся работой, Зейн снова зашел к Луне. На сей раз при виде его на лице девушки появилась улыбка. - Входи, Зейн. Я буду готова через минуту. - Готова? - Ты ведь приглашал меня, помнишь? Посетить какое-нибудь любопытное местечко, чтобы не было скучно. На самом деле ему хотелось продолжить беседу, но Зейн не стал упоминать об этом. Правда, в чем-то она оказалась чересчур уж откровенной, а мысль о том, как Луна расплатилась с демоном за услугу, до сих пор не давала покоя. Но время все лечит. Постепенно потрясение от ее истории и неуверенность в своих чувствах прошли, и Зейн надеялся на лучшее. Да и какое он имеет право в чем-то упрекать Луну после того, что сделал в больнице? И на Земле, и в Чистилище этот случай сочли скандальным. Пока девушка одевалась, Зейн рассматривал картины. Великолепно! Она намного превосходит его в мастерстве и таланте. Яркий сочный колорит, тонкая передача особенностей ауры. Трудно поверить, что человек, чья душа недавно была внесена в реестр осужденных на вечные муки, способен создать такое. Дочь мага все больше нравилась ему. Зейн не мог найти ответа на вопрос, почему маг хотел, чтобы они познакомились? Во всяком случае, не из-за сходства характеров или общего интереса к аурам! Наконец появилась Луна. Девушка выглядела просто потрясающе. Раньше наряд просто помогал ей стать привлекательной, выделиться; теперь она полностью преобразилась. В волосах сверкал ярко-синий топаз, а туфельки украшали зеленые изумруды. Но прелесть камней - ничто по сравнению с красотой их владелицы. - Ну, как я выгляжу? - кокетливо произнесла она. Зейн насторожился. - Я думал, ты не питаешь ко мне никаких чувств. Чего ради так стараться? Девушка состроила гримаску: - Я поведала тебе. Смерть, о самых тайных и ужасных грехах, и ты меня не отверг. Это чего-н