убила отнюдь не наследственная болезнь. - А я и не говорил, что все члены нашего рода умирают от этой болезни. Однако она затаилась в моих генах. Нортон начал догадываться. Теперь и он стал мрачнее тучи. - То есть... - Да, дружище, я увидел явственные признаки болезни. Мальчик обречен. - Да брось, Гавейн! Малыш так и пышет здоровьем! Орлин самым тщательным образом следит за его состоянием... - Наша родовая болезнь не проявляется у новорожденного. Она как бы наполовину психическая: сперва затрагивает и коверкает сознание, а уж только затем сперва калечит, а потом и убивает тело. Эта болезнь - проклятие во всех смыслах: ее жертва обречена на короткую жизнь и на вечные муки в Аду. Никакой доктор не распознает ее - тем более в наше время, когда врачи так скептически относятся ко всему сверхъестественному. Нынешние лекари в своей гордыне полагают, что им известно все, а то, чего не показывают их мудреные приборы... ну, того просто не существует. А действительность хитрее приборов... Гавейн досадливо передернул плечами. Похоже, он не ломал комедию, а и впрямь различил роковые симптомы - или уверил себя, что видит их. - Ты говоришь, эта болезнь или убивает в нежном возрасте, или милует, - потерянно пробормотал Нортон. - Но если ты ошибаешься насчет явных признаков... возможно, Гавейнчик проскочит опасный возраст - и все будет в порядке... Ведь так? - Да, болезнь убивает только детей. Исключительно детей. Но когда появляются первые симптомы, очевидные для докторов, уже поздно, ребенок обречен. Не исключено, что поздно лечить младенца с подобной наследственной патологией уже в первую же секунду после рождения. Болезнь неизлечима, неотвратима. Жертва тает, тает - и все, конец... Это как гниение дерева изнутри... - Не сомневаюсь, что современная медицина и современная магия... Гавейн мрачно тряхнул головой. - Нет, - сказал он. - Чтобы спасти моего старшего брата, перепробовали все. И тем не менее он скончался в возрасте семи лет. Мне было тогда четыре года, но я хорошо помню... - Гавейн снова мрачно тряхнул головой и горестно запричитал: - Ох-ох-ох, не стоило мне соваться не в свое дело, не стоило попусту извращать законы природы. Я все испортил, я все изгадил! Не будет теперь у меня наследника! О горе мне, горе, горе!.. Гавейн стал рвать на себе волосы. Хотя со стороны этот трагический жест в исполнении призрака выглядел достаточно комично, Нортону было не до смеха. Сомнительно, что Гавейн его дурачит. Выходит, ситуация и впрямь жутковатая... Тут Нортона вдруг осенило. - Отчего бы нам не посоветоваться с Жимчиком! - воскликнул он. - А ну как он знает ответ! - Что еще за Жимчик? - Мой добрый друг. Нортон прикоснулся к кольцу, чтобы разбудить его, хотя не был уверен, что металлическая змейка когда-либо спит. - Жимчик, отправляйся к маленькому Гавейну. Я хочу знать, болен ли он той смертельной болезнью, которая передается из поколения в поколение в роду Гавейна. Жимчик ожил, соскользнул на пол с его пальца и уполз в спальню. Призрак с интересом проследил за метаморфозой кольца в живую изумрудную змею. - Где ты раздобыл эту штуковину? Она не является частью моих сокровищ. - Это кольцо дала мне твоя супруга. В награду за ребенка. Гавейн брезгливо передернул плечами. - Ясно, - сказал он. - С тех пор как меня укокошила рептилия, я их всех на дух не переношу - и крупных, и мелких... А этот гад ползучий не укусит ли часом ребенка? - Нет-нет. Он его даже не напугает. Просто взглянет на малыша и вернется. Через несколько мгновений Жимчик появился из спальни, заполз на подставленную руку, обвился вокруг пальца и снова превратился в металлическое кольцо. - Маленький Гавейн болен? - спросил Нортон. Жим. У Нортона в животе похолодело от ужаса. - Ты уверен? Жим. - Как долго он проживет? Сколько лет? Жим. - Только один год? - ошарашенно переспросил Нортон. Жим. - Итак, он отвечает - только один год? - хмуро сказал Гавейн. - Да, именно так, - с тяжелым сердцем подтвердил Нортон. - Разумеется, Жимчик может и ошибаться... Он не силен в математике. - Увы, он прав. Я видел недвусмысленные признаки заболевания. А сколько проживет мальчик - уже неважно. Год или семь лет - какая разница, если ему все равно суждено умереть... Призрак снова зашагал по ковру с яростью зверя в клетке. - Ох уж эта Зеленая Матушка! - воскликнул он через некоторое время. - Ведь, небось, знала, старуха чертова! Все заранее знала! Мне бы, болвану, сразу сообразить, когда она с такой готовностью взялась оказать мне услугу! Как же до меня не дошло, что она неспроста так раздобрилась!.. - Послушай, эти инкарнации, о которых ты столько говорил, они... они относятся к силам Зла? - Огульно про них ничего сказать нельзя. Сатана - воплощение Зла. Бог - воплощение Добра. Большинство же инкарнаций как бы нейтральны. Хотя, по-моему, большинство относится более благожелательно к Добру... или по крайней мере к существующему миропорядку. Что же касается Природы, или Геи, или Земли-Матери, то она... она просто непредсказуемая. Если ее чем-то разозлишь - жди большой беды. Но загвоздка в том, что не всегда знаешь, когда и чем ты ее разозлил. Порой она - сама доброта, и тогда дары ее благостны; а иногда такое отмочит, такое отчубучит!.. О-о, будь моя воля, я бы ее, каргу злобную... Всю загробную жизнь мне отравила, все в моей душе перековеркала!.. Нортон воздержался от комментариев. Про себя он подумал, что если персонифицированная Природа существует, то ей трудновато держать в памяти все детали наследственности одного из миллионов и миллионов детей, которым предстоит родиться на Земле. Возможно, добрая старушка и не хотела насолить Гавейну. Быть может, тут просто недосмотр с ее стороны... Но Гавейн сейчас был в таком воинственном настроении, что доводы в пользу Матушки Геи не пришлись бы ему по вкусу. Поэтому Нортон, выдержав паузу, заговорил о другом. - В любом случае, - сказал он, - мы должны показать ребенка медицинским светилам. Даже если они бессильны его спасти - попытаться следует. В медицине случаются неожиданные прорывы - порой болезни, бывшие смертельными при жизни одного поколения, становятся излечимыми при жизни следующего. Доктору, который следит за здоровьем Орлин и младенца, стоило бы изучить историю болезни твоего брата и сравнить симптомы. Организуешь? - Ладно, - угрюмо согласился Гавейн. - Только Орлин поставишь в известность ты. - Это может сделать доктор. - Может - в стиле этих самоуверенных ребят. Некоторые доктора любят покрасоваться - в ущерб человечности... Послушай, Нортон, даже я, человек грубый и к сантиментам не склонный, - даже я понимаю, что у тебя это лучше получится. Нортону вспомнилось чудо в белом халате, которое, шелестя резиновыми перчатками, ошарашило его афористичным "Так забавнее". Он вздохнул и согласился с Гавейном. Призрак незамедлительно исчез. Нортон удрученно поплелся на кухню к Орлин. Поначалу она попросту не поверила его словам. Однако семейный доктор, основываясь на историях болезни других членов рода Гавейна, провел предельно тщательное обследование младенца - с применением новейших методов диагностики, в том числе и магической. Его вывод был неутешительным. Орлин пришлось поверить. И тогда она озлобилась на всех и вся. Она возненавидела и Гавейна, и Природу, и Нортона, и саму себя. В голове ее рождались невероятнейшие планы, как спасти маленького Гавейна. Она готова была заключить сделку с любыми силами Света или Тьмы, лишь бы уберечь младенца. Увы, как и следовало ожидать, все ее полубезумные прожекты не дали никакого результата. Тогда Орлин впала в полное уныние, близкое к прострации. Ничто не могло утешить ее. Да и Нортон был не в лучшем состоянии. Ему оставалось лишь бездеятельно и тупо наблюдать со стороны, как стремительно ухудшается здоровье ребенка, и безрадостно констатировать, что Гавейн прав и болезнь становится с каждым новым поколением безжалостнее и быстротечное. Поскольку теперь стало совершенно очевидно, что любовь Орлин к ребенку была многократно сильнее ее любви к "заместителю мужа", то и в роли утешителя Нортон потерпел горестное фиаско. Материнское начало в Орлин было намного сильнее "женского", то есть она была от природы лучшей матерью, чем любовницей и женой. Нортону приходилось смириться с тем, что он занимает подчеркнуто второстепенное место в ее жизни. Что касается призрака... тот он просто исчез. Развязка наступила в предсказанное время: младенец умер, немного не дожив до года. Они ждали неизбежного, но оказались не готовы к нему. Все свершилось внезапно и стремительно. Орлин, вся в черном, часами сидела у колыбели со страшно исхудавшим умирающим мальчиком. Казалось, и она стоит одной ногой в могиле: за эти месяцы она истаяла, стала тенью той красавицы, в которую Нортон некогда влюбился с первого взгляда. И медицина, и магия оказались бессильны. Нортон и Орлин беспомощно присутствовали при постепенном умирании маленького Гавейна. Это было душераздирающее зрелище. А потом пришла смерть. Пришла в буквальном смысле - персонифицированная. Это был мужчина в черном одеянии, с накинутым на голову огромным капюшоном. Орлин увидела его первой и сдавленно вскрикнула, стараясь руками прикрыть, защитить младенца. Незваный гость помедлил у колыбели, и Нортон нашел в себе мужество попристальнее рассмотреть его. В первый момент господин Смерть был полупрозрачным призраком, но постепенно он обрел иллюзорную телесность. - Послушайте, - воскликнул Нортон, - зачем вам это нужно? Зачем вы это делаете? Кто вы такой, что позволяете себе причинять людям такое горе? Мрачный пришелец повернулся к нему. Нортон разглядел то, что было под капюшоном: никакого лица, лишь голый череп с пустыми глазницами. - Скорблю, что вынужден так поступать, - сказал черный человек неожиданно мягким и проникновенным голосом. - Я - Танатос. Мой долг - забирать души тех, чей жизненный срок истек. - Вы - инкарнация Смерти? - Да. - И вам по душе похищать из жизни невинных младенцев? Черный капюшон Танатоса повернулся сперва в сторону Орлин, затем в сторону колыбели. Наконец пустые глазницы снова уставились на Нортона. Танатос приподнял широкий рукав, под которым оказались массивные черные часы. Жуткий палец скелета, без кожи и мяса, тронул циферблат, после чего Танатос сказал. - Смертный, мы можем побеседовать несколько минут. Проследуй за мной. Нортон взирал на мрачную фигуру с почтением, к которому примешивались и страх, и ненависть. Рассказам Гавейна об инкарнациях Нортон никогда до конца не верил - если они и существуют, думал он, то это какие-то сложные мистификации. И вот перед ним Танатос, и трудно оспаривать то, что видят твои собственные глаза... Как ни удивительно, воплощение смерти не показалось ему бессердечным и равнодушным. Быть может, этим можно как-то воспользоваться?.. Танатос и Нортон вышли из комнаты. Орлин даже не пошевелилась. Она застыла возле колыбели, все так же простирая исхудалые руки над ребенком - в исступленной попытке защитить его. Вид безутешной матери был страшен. Спутанные и потерявшие блеск волосы, кости лица пугающе обтянуты кожей... Лишь ее огромные глаза оставались прекрасны. Казалось, что она больше не дышит. Казалось, что время в комнате остановилось... Нортон со своим страшным спутником вышел из апартаментов Гавейна. В коридоре стоял конь бледный, статный красавец. Как ни странно, Нортон отчего-то нисколько не удивился, увидев его. Танатос вскочил на коня, а Нортон без колебаний сел у него за спиной. Скакун рванул вперед. Нечувствительно проницая стены, конь проскакал здание насквозь и начал перебирать копытами в воздухе - при этом всадники не почувствовали никакой перемены. Через несколько мгновений они, словно по невидимой наклонной дороге, добрались до ближайшего обширного парка. Танатос и Нортон спешились на лесной поляне и присели для беседы на ствол поваленного дерева. Конь бледный щипал травку в стороне. Нортон был спокоен. Неизвестно почему, разговор со скелетом уже не казался ему из ряда вон выходящим событием. Он был весь сосредоточен на теме переговоров. - Хочу ввести вас в курс дела относительно ребенка, - сказал Танатос. - Сей младенец, вопреки очевидному, отнюдь не невинный. Он в равновесии. Вы понимаете, что я имею в виду? - Не очень. Вы его что - взвешивали? Нортону показалось, что череп улыбнулся, - хотя какая может быть улыбка при отсутствии лица? - Да, в определенном смысле я его взвешивал, - сказал Танатос. - Точнее, его бесплотную душу. У меня есть особенные весы для сортировки душ. Если злые поступки человека перевешивают добрые, я отсылаю его в Ад. Если наоборот - то в Рай. Это правда, что человек обладает свободной волей и прижизненным поведением определяет свой жребий за гробом. Однако некоторые души находятся в равновесии, то есть накопили в себе к моменту смерти равное количество добра и зла. Таких я отсылаю в Чистилище. - Вы хотите сказать, что Рай, Ад и Чистилище не плод вымысла, а совершенно реальные места? - Нет, это не реальные места, - ответил Танатос. - Это скорее реальные состояния. Рай, Ад и Чистилище, равно как и некоторые из инкарнаций, существуют исключительно в нашей культуре, благодаря достаточно сильной вере в них. В других культурах иные системы. И у меня очень мало клиентов в этих других культурах, где преобладают другие верования и где смерть имеет иное олицетворение. - Извините, но я-то никогда не верил ни в Рай, ни в Ад, ни в инкарнации! - воскликнул Нортон. - Сознательно - быть может. Однако способны ли вы поручиться за то, что таится в сокровенных глубинах вашей души? Скажите, вы верите в Добро и Зло и в свободу выбора? Важнейший вопрос! И очень кстати! - Оставим меня, - сказал Нортон. - Ребенок... откуда взяться злу в его душе? Он никому не причинил вреда. Наоборот, он - жертва недобрых обстоятельств, созданных другими... которые способны более или менее сознательно верить в Добро и Зло и свободно выбирать между ними! - Верно. Матушка Гея весьма и весьма сожалеет о том, что произошло. По досадному недосмотру ее дар Гавейну оказался с изъяном. Когда она обнаружила свою ошибку, было уже поздно что-либо менять. Матушка Гея не в силах преступать собственные законы - она может лишь изредка раздвигать их рамки... Она неимоверно могуча, но у нее такое невероятное количество дел! Видя смертного, который за гробом так истово старается стать лучше, нежели он был при жизни. Зеленая Мать умилилась и захотела оказать ему услугу. Из-за большой занятости она не до конца вникла во все обстоятельства дела - вот и вышел досадный конфуз. Да, инкарнациям тоже случается совершать ошибки - и даже горшие, чем ошибки смертных. - Хорош "конфуз"! Он стоит человеческой жизни! - возмущенно воскликнул Нортон. - Гавейну будет дан второй шанс, - заявил Танатос. - Гея, сознавая свою вину, решила компенсировать промах. Она уже переговорила с Клото, одной из богинь Судьбы, и они пришли к соглашению. - Ребенок выздоровеет? - Нет, младенец безнадежен. Гавейну будет дарована возможность жениться вторично, и на этот раз более удачно. У Нортона холодок пробежал по спине. - Жениться вторично? - переспросил он. - Стало быть, он разведется с Орлин? - Нет. - Значит, она родит ему второго ребенка? Не понимаю... Он что - должен вторично жениться на Орлин? - У Орлин не будет второго ребенка. Большая часть зла, в котором повинен этот младенец, именно в том и состоит, что он - причина безвременной смерти собственной матери. - Безвременной смерти? - в ужасе переспросил Нортон. - Мне горько сообщать это вам, но таков неизбежный ход вещей. Быть может, вам будет легче, если вы узнаете всю подоплеку событий. Вы непричастны к этой драме. Вся тяжесть вины - на ребенке. - Но ребенок ничего дурного не сделал! - Ребенок вот-вот умрет. И этим убьет свою мать. - Ребенок не выбирал - умирать или жить! Это несправедливо! - Если так, то, значит, грех отца лег бременем на невинную душу сына. Не вмешайся Гея, ребенок был бы здоров. У вас, Нортон, отличные гены. - Не сомневаюсь, - с горечью отозвался Нортон. - В моем роду сплошь здоровяки и долгожители... И все же в этом перебросе греха есть что-то нелепое, бесчестное. Ведь отец ребенка как бы я... - Я не смею сказать, что система, которой я служу, идеальна, - мягко возразил Танатос. - Но изменить ничего нельзя. Вы абсолютно ни в чем не виноваты - ни по отношению к ребенку, ни по отношению к его матери. Вы должны понять, что загробная судьба ребенка пока до конца неясна, тогда как путь матери очевиден - в Рай. Она - чистое, доброе существо. Такой она была в радости, такой осталась и в горе. Ее безвременная кончина от тоски - недобрый поступок по отношению к близким, но сие малое зло не повредит ее запредельной судьбе... Я надеюсь, что полное знание всех обстоятельств избавит вас от ненужных страданий. Вы хороший человек и проживете всю жизнь в союзе с Добром, если выйдете с неисковерканной душой из горнила этого испытания. - Как трогательно, что Смерть заботится о моем нравственном комфорте! - воскликнул Нортон с горькой усмешкой. - Вы объявляете, что мой ребенок... то есть ребенок Гавейна должен умереть. Вы объявляете, что моя любимая женщина должна умереть. И при этом вы предлагаете мне все понять, на все наплевать, расслабиться и наслаждаться жизнью! Чего ради вы затеяли весь этот разговор? Стоило ли так напрягать себя? - Потому что я не люблю бессмысленные страдания, - наисерьезнейшим тоном ответил Танатос. - Смерть есть неизбежность, коей не дано избежать ни единому живому существу. Я за всяким приду в свое время. И это справедливо, потому что венец праведной жизни - праведная смерть. Однако сами по себе обстоятельства смерти могут быть разными. Я решительно предпочитаю не усугублять эти обстоятельства излишней жестокостью. А значит, не должно длить сверх меры агонию умирающего или, наоборот, каким-либо образом укорачивать срок жизни, отпущенный человеку Атропос. - Атропос? - Это третья из воплощений Судьбы, одной из важнейших инкарнаций. Клото прядет нить человеческой жизни, Лахесис, так сказать, определяет ее окрас, ну а Атропос в назначенный час обрезает эту нить. Смерть человека ложится тяжким бременем на души тех, кому он был дорог. Поэтому значительная часть моих забот - не о мертвых, а о живых, таких, как вы. Я испытываю сострадание к смертным, потому что им действительно приходится порой очень и очень нелегко. - Сострадание! - насмешливо передразнил Нортон. - Да, в это трудно поверить, еще трудней это понять и принять, но Смерть искренне сочувствует смертным. Нортон нашел в себе мужество пристально вглядеться в пустые глазницы черепа. Что-то подсказывало ему - это жуткое нечто, этот страшный Танатос и в самом деле способен на сострадание. Он пытается уврачевать рану, которую же сам и наносит. В конце концов Танатос лишь исполнитель чужой, неведомой воли... Но эта чужая, неведомая воля... нет, Нортону она не нравится! - И это все? - не без раздражения спросил Нортон. - Вы потратили столько своего драгоценного времени на то, чтобы избавить меня от угрызений совести? - Разве на это не стоит потратить время? - возразил Танатос. - А впрочем, я и секунды не потерял, потому что время стоит на месте. - Знакомым жестом он поднял широкий рукав и показал массивные черные часы. - Я коснулся их - и остановил время, чтобы иметь возможность без спешки побеседовать с вами. - Спасибо, - сказал Нортон. После всего, что произошло, ему уже не стоило труда поверить в остановленное время. Он припомнил странную окаменелость Орлин, когда он вместе с Танатосом покидал комнату, где лежал умирающий младенец. Да и лес был как зачарованный - ничто в нем не двигалось, кроме них самих и бледного коня. Хоть бы один листочек трепыхнулся, хоть бы одна тень шелохнулась! И облака словно вмерзли в небо. За разговором Нортон не обращал внимания на все это. Теперь же он с ясностью видел могущество сверхъестественных сил. - Наверно, удобно иметь такие часики и распоряжаться временем по своему капризу, - не без иронии заметил он. - Ну, у вас есть приспособление покруче, - сказал Танатос. - Как раз это и стало второй причиной, побудившей меня отложить дела ради встречи с вами. - Второй причиной? А какая же первая? - То, что вы сумели почувствовать и увидеть меня. Очень немногие люди из тех, кого судьба умирающего не затрагивает напрямую, способны заметить приближение Смерти. - Это так естественно! - с жаром воскликнул Нортон. - Я люблю Орлин. И все, что затрагивает ее, близко и моему сердцу! - Вы доказали это тем, что увидели меня. А я в свою очередь увидел... ваше кольцо. Нортон рассеянно покосился на свою левую руку. - А-а, ну да, - сказал он. - Это Жимчик, подарок Орлин. - Можно только диву даваться, - заметил Танатос, - какой силы волшебный заряд вложен в такую фитюльку! Тот, кого вы называете "Жимчиком", имеет демоническую природу и почти так же стар, как сама Вечность. - Но он не принадлежит к силам Тьмы! - горячо возразил Нортон. - Каким же образом он может иметь демоническую природу? - Демоны, как и люди, бывают разными. Этот демон хороший - покуда он исправно служит Добру. Большая удача - иметь подобного слугу. Если он действительно подчиняется вам, считайте себя счастливчиком. Такой поворот разговора оказался настолько неожиданным, что мысли Нортона на некоторое время отвлеклись от главной, трагической темы их беседы. - Жимчик, - обратился он к кольцу, - скажи мне, Танатос действительно тот, кем он себя называет? Жим. Жим. Жим. - Значит, тебе нужно сперва проверить это? Каким образом? Притронуться к нему? Жим. - Вы не будете возражать? - спросил Нортон Танатоса. Танатос мотнул черепом - дескать, извольте. - Приступай, Жимчик. Жимчик соскользнул с руки хозяина и быстро пополз в сторону черной фигуры в капюшоне. Танатос сделал нечто странное. Он потянул безмясые костяшки своей левой руки - и снял их. Это оказался просто рисунок поверх тонкой перчатки. А под перчаткой была нормальная рука - из плоти и крови. Даже с грязью под ногтями. Танатос протянул руку в сторону Жимчика, который быстро лизнул ее, как будто пробуя на вкус. Затем змейка шустро вернулась на безымянный палец хозяина. А Танатос тем временем снова надел на левую руку облегающую перчатку - и его рука опять превратилась в жутковатую конечность скелета. Даже теперь, зная секрет и внимательно приглядываясь, Нортон не мог различить обман. Он почему-то был уверен, что и на ощупь рука Танатоса оказалась бы рукой скелета. - Ну так что? - спросил Нортон у Жимчика, когда тот угомонился на его пальце и превратился в кольцо. - Танатос настоящий? Жим. - И все, что он мне говорит, - правда? Жим. - Он из числа хороших? Жим. Этого было достаточно. Жимчику Нортон доверял. - Прежде я не очень-то верил в вас - просто был заинтригован вашей таинственной персоной, - простодушно сказал Нортон. - Теперь я убедился, что вы действительно Танатос... Я искренне благодарен вам за доброе отношение ко мне... Но все равно попытаюсь спасти Орлин! - В этом нет ничего неожиданного для меня. Такова уж ваша натура. Благодаря таким упрямцам, как вы, мир становится лучше. Танатос поднялся с поваленного ствола, на котором они сидели, и мрачно протянул руку своему собеседнику. Вконец озадаченный Нортон тоже встал и пожал руку Смерти. На ощупь это действительно была рука скелета. - Морт! - кликнул Танатос своего коня. Тот сразу же приблизился к хозяину. Танатос и Нортон вскочили на чудесного скакуна и стремительно проделали обратный путь - по воздуху и затем сквозь стены небоскреба. На этот раз Нортон был более внимателен и заметил окаменелость людей во всех коридорах и комнатах. Особое впечатление на него произвел один парень в спортивном зале - время остановилось в тот момент, когда гимнаст делал сальто-мортале. И так и висел в воздухе, согнувшись в три погибели - лучшее доказательство того, что Танатос и впрямь "заморозил" время! И это легким прикосновением к циферблату своих магических часов!.. Каким невероятным могуществом обладает инкарнация Смерти, если ей, дабы просто поболтать со смертным, ничего не стоит остановить ход времени - походя, небрежным жестом шахматиста, сделавшего свой ход! Наконец конь бледный остановился в апартаментах Гавейна - в комнате, где умирал младенец. Танатос и Нортон спешились. Орлин, словно мраморная статуя, оставалась в прежней позе - защищая руками ребенка. Танатос вновь коснулся циферблата своих часов. Напоследок Нортон сказал: - Э-э... спасибо... за все... Обращенные к Смерти слова благодарности прозвучали довольно неуклюже. Нортон нисколько не смирился с бессмысленной жестокостью происходящего. Однако теперь он по крайней мере не винил во всем Танатоса. Ответом на благодарность был торжественный кивок демона в черном. Время возобновило свой бег. Танатос шагнул к колыбели и потянулся за ребенком. Глядя на него округлившимися от ужаса глазами, Орлин пронзительно закричала: - Нет! Нет! Прочь, Смерть! Он тебе не достанется! Рука Танатоса на мгновение замерла. - Крошка страдает, - сказал он. - Я освобожу его от боли. - Нет! У нас есть лекарства для облегчения боли! Орлин хотела в гневе оттолкнуть Танатоса, но руки ее пронзили пустоту, как если бы он был призраком. Это для Нортона он был "плотным" существом, но не для нее. - Смерть приходит в положенный срок - и срок пришел, - с печалью в голосе возразил Танатос. - Ведь вы не хотите длить его страдания, правда? - Тут он стремительно наклонился к ребенку и выхватил его душу из тела - в руках Смерти мелькнуло что-то прозрачное, неопределенной формы. Дыхание младенца пресеклось, личико вдруг обмякло и навеки застыло - с таким выражением, будто маленький Гавейн наконец испытал несказанное облегчение. Орлин без сознания рухнула на пол. Танатос обернулся к Нортону. - Как мне ни жаль, - сказал он, - но это мой долг. Он сложил забранную у младенца душу и аккуратно спрятал ее в свою черную суму. После чего вышел вон, ведя под уздцы своего коня. Нортон был сам не свой от горя. С могильным холодом в душе он подхватил с пола бесчувственное тело Орлин и положил его на диван. Какой легкой оказалась его любимая! Муки последних месяцев до последней степени источили ее здоровье. Затем он сделал необходимый телефонный звонок и сообщил о смерти. Девушка на экране видеотелефона деловито кивнула. Для нее это рутина. Она не может почувствовать тот же ужас, который... Когда все довольно долгие формальности были закончены, Нортон отключил связь и вернулся к Орлин. Теперь пришло время самого важного. Внутри его все онемело, однако он был в силах чувствовать и мыслить и теперь лихорадочно думал, что скажет Орлин, когда та очнется. Наконец она очнулась, и он сразу сказал ей, что ребенок умер. Было бы нелепо прибегать к эвфемизмам. - Я знаю, Нортон, - устало сказала она. - Прости меня... у меня есть кое-какие дела... И она ушла в свою спальню. Как - и это все? Он не мог поверить, что их совместное переживание горя сведется к вымученному "я знаю" и "прости меня". В следующие дни Орлин оставалась такой же странно спокойной. Она выглядела просто усталой. Исправно хлопотала по дому и касательно похорон. Нортон удивлялся ее самообладанию. Неужели Танатос переоценил глубину горя Орлин? Быть может, через какое-то время она действительно успокоится - и они будут снова счастливы вдвоем... А потом смогут зачать нового ребенка, здорового, жизнеспособного... И у всей этой гавейновской собственности наконец появится наследник. Уверенность Нортона в счастливом исходе возрастала изо дня в день. А через десять дней после смерти мальчика Орлин отравилась. Ее бумаги оказались в полном порядке. В эти десять дней она позаботилась о том, чтобы после ее смерти не возникло никаких проблем: распорядилась касательно своей личной не слишком большой собственности, а также насчет похорон. Она не хотела, чтобы ее смерть доставила какие-либо хлопоты близким людям. Орлин сидела у пианино, уронив голову на клавиши. Как только Нортон увидел ее, он понял, что она сыграла последнюю в своей жизни мелодию. Она никак не попрощалась с ним. И в этом не было жестокости. Просто она знала, что он попытается воспрепятствовать ее решению, а она все равно осуществит свое намерение уйти из жизни. Она деликатно оградила Нортона от этой заключительной бесплодной борьбы... 4. ХРОНОС Теперь Нортон осознал, что Орлин никогда по-настоящему не любила его. Для нее в их отношениях был слишком силен привкус незаконности. Поэтому всю силу своей любви она перенесла на ребенка. Орлин любила лишь маленького Гавейна - и никого больше. Нортон был для нее средством выполнить взятое на себя обязательство - родить законному супругу наследника. То, что Нортон оказался к тому же замечательным любовником и другом, просто добавило приятности в процесс "созидания" ребенка. Возможно, ей и померещилось на какое-то время, что она действительно любит Нортона, однако в итоге истина вышла наружу. Если бы она по-настоящему любила его, она бы не поступила так. Есть грустная ирония, думал Нортон, в том, с какой тщательностью Орлин подошла к выбору будущего фактического отца - вся эта магия, многозначительное сияние вокруг человека, перебор кандидатов... и все пошло псу под хвост из-за неожиданного, непредсказуемого поворота событий. Судьба ударила Орлин не из-за того угла, из-за которого она опасалась удара. Беда пришла не от "заместителя супруга", а от самого супруга, который вмешался в естественный ход событий и, пусть и с самыми лучшими намерениями, извратил его. Гавейн оказался поневоле ответственным за происшедшую трагедию. Что касается самой Орлин, то Нортон с ясностью видел, что она своим роковым решением уйти из жизни лишь усугубила трагедию. Многие, очень многие женщины детородного возраста, потеряв ребенка, рыдают и рвут на себе волосы, но затем мало-помалу приходят в себя и утешаются тем, что беременеют и рожают нового младенца, находят в себе силы перебороть горе и энергично взяться за восстановление в семье любви и счастья. А Орлин позволила судьбе сломать себя. Трудно упрекать женщину в недостатке мужества, и все-таки, все-таки... Нортон угодил в эту историю совершенно случайно - призрак мог повстречать и другого достойного мужчину. Но теперь Нортон не мог выбросить из души любовь к умершей женщине. Как ему жить дальше? Чем утешиться? После смерти Орлин он покинул апартаменты Гавейна и поселился в лесопарке. Сейчас он загасил костер и снова залег в своем шалаше из веток и листьев. Сквозь просветы меж ветками было видно предсумеречное небо. Нортон вернулся к своему излюбленному бродячему образу жизни. Он и раньше странствовал в одиночку и спал в лесах. Но теперь в этой жизни не было прежней отрады. Орлин завещала ему небольшую сумму денег, так что финансовых проблем у него в ближайшее время не предвиделось. В своей предсмертной записке Орлин написала, что он ни в малейшей степени не виноват в смерти ребенка и достоин пожизненно получать небольшой процент с ее доли в гавейновских владениях. Призрак не стал оспаривать последнюю волю Орлин. Нортон тратил эти деньги экономно - да и велики ли расходы у человека, который странствует по лесам и спит под деревьями в спальном мешке! Снимая деньги со счета, Нортон всякий раз мысленно благодарил Орлин: пусть она и не любила его с той же силой, с какой он любил ее, но он был ей по-своему дорог. Сгоряча, сразу же после ее самоубийства, Нортон хотел отказаться от этого дара. Но теперь он радовался тому, что удержался и не оскорбил ее память своим надменным отказом. В просвете выхода из шалаша внезапно возникла человеческая фигура. Это был Гавейн. - Вот ты где шатаешься! Наконец-то я тебя нашел! - воскликнул призрак. - Я был уверен, что рано или поздно наскочу на тебя, если начну прочесывать парки. - Поди прочь, - пробормотал Нортон, устало закрывая глаза. - Твой банковский счет помог мне сузить район поисков, - невозмутимо продолжал призрак. - Я справился о том, где ты в последний раз снимал деньги, и вычислил, в каком именно парке ты можешь обретаться. Но это была такая морока - искать тебя в обширном лесу! Ты же такой природолюб и аккуратист, что не оставляешь никаких следов: не мусоришь, веток не рубишь. Если б не дым костра, я не углядел бы твоего шалаша и пролетел мимо и таскался бы по этому лесу до самой темноты! - Будь другом, - сказал Нортон, нелюбезно прикрывая уши руками, - окажи мне большую услугу: не угляди моего шалаша и пролети мимо. Призрак не пожелал обидеться и продолжал миролюбиво: - Видишь ли, Нортон, у меня к тебе новое предложение. С первым ты справился блестяще. Ни в чем тебя упрекнуть не могу. Нортон резко открыл глаза. - Мне снилось, - воскликнул он, - что я погублю Орлин. И я, черт побери, действительно погубил ее! Мое видение оказалось пророческим. С моей помощью зародилась жизнь, которая в итоге убила ее. Не смей благодарить меня за весь этот кошмар! - Ну-ну-ну! - успокаивающе произнес Гавейн. - Ты же отлично знаешь, что на деле все было совсем не так. Ты свою часть договора выполнил безупречно. А я самовольно и непрошенно вторгся туда, куда вторгаться не имел права. Я получил серьезный урок. В следующий раз не стану соваться не в свое дело. Нортон так и взвился: - По-твоему, Орлин умерла лишь для того, чтобы преподать тебе урок! Ах ты, каменное сердце! Не любил ее - и помалкивай! А я любил - и стал орудием ее смерти. Мне тошно беседовать с тобой в том тоне, который ты мне навязываешь! И вообще тошно с тобой беседовать! - Послушай, Нортон, - упрямо гнул свое призрак, - кончина Орлин дает мне возможность жениться во второй раз. Я сам или мои родичи найдут новую жену, которая подарит мне наследника. Жених я завидный, выбирать могу. А потому я женюсь на красивой и одаренной умнице - а тебе, Нортон, ведь именно такие и нравятся: хорошенькие, бойкие и смышленые! Из моей воли моя новая жена не посмеет выступить - стало быть, она примет тебя без разговоров. Так что, давай, Нортон, собирай манатки, топай обратно в мои апартаменты и жди там следующую бабенку. Нортон был возмущен до глубины души. - Ты хоть понимаешь, что говоришь? Обслуживать в постели другую женщину? Как до тебя не доходит, что я любил Орлин! И никакая другая женщина мне не нужна. - Я искренне восхищаюсь твоей верностью Орлин, - сказал подрастерявшийся Гавейн. - Но смена впечатлений, новое лицо - разве это не лучшая терапия в подобном случае?.. - Нет! - Я знаю, что ты честный малый, доброе и чистое сердце. Потому-то я и добиваюсь именно твоей помощи. От тебя родится крепкий и нравственно здоровый мальчик. А сам ты не станешь разевать рот на мои владения. Нортон снова закрыл глаза. - Проваливай, - сказал он. - Ищи дурака в другом месте. - Знаешь, из-за чего весь сыр-бор вышел? Я отправился к Гее с единственной целью: просить, чтобы родился обязательно мальчик. А во время разговора бес попутал. Гея вдруг растрогалась и предложила прямое отцовство - ну как я мог отказаться от такой во всех смыслах волшебной возможности! Так вот, теперь я ученый. Зачнете девочку - ладно, я дергаться не стану. Рожайте девочку. Можете ее оставить и воспитывать. Только потом заделаете мне мальчика, обязательно. Мальчик мне нужен во как! Клянусь, я больше не стану встревать куда не следует... - УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! Призрак огорченно вздохнул и заявил: - Ладно, ладно. Только я все равно вернусь. Когда Нортон через некоторое время открыл глаза, Гавейна рядом не было. Однако Нортон еще долго ворочался в своем шалаше и не мог заснуть. Сердце по-прежнему ныло от тоски, даром что после смерти Орлин уже прошло больше двух месяцев. Пролетело еще два месяца, и Гавейн явился опять. Он разыскал Нортона в другом лесу. Количество парков и лесов в двадцать первом веке увеличилось неимоверно - это был неизбежный компромисс человека с природой, которую он терзал слишком долго. Сращенные крыши домов в новейших городах представляли собой нескончаемые парки. В этих зеленых островах, естественных и сотворенных магией, водились и обычные звери, и фантастические существа. Так что таким любителям природы и завзятым бродягам, как Нортон, было где странствовать. - Нашел! - без всякого вступления возбужденно затараторил призрак. - Я ее нашел! А уж такая красавица, такая красавица - прямо не верится! И главное, такая сексуальная кошечка - рехнуться можно! Зовут Лайла. Только взгляни - и тебя на аркане от нее не оттащишь... - Пошел вон! - огрызнулся Нортон. - Я ведь сказал: никакая другая женщина меня не интересует. - Но нельзя же бесконечно в одиночку болтаться по чащобам! Уже, слава Богу, четыре месяца прошло! Ты здоровый мужик в самом соку - как тебе без женского пола? Против естества идти нельзя. С Лайлой все на мази - она видела твою фотографию, и ты ей пришелся по душе. Чего уж там - она заранее влюблена в тебя по уши. Нортон, в ее объятиях ты мигом забудешь... Взбешенный Нортон со всего размаху дал Гавейну по носу - увы, кулак прошел сквозь пустоту. - Как ты не поймешь! У меня нет желания забыть Орлин! Я люблю ее. И никогда не перестану любить. - Это нездоровые мысли, Нортон, - не унимался призрак. - Твое тело в отличной форме, а вот дух досадно ослабел. Мне твое уныние очень и очень знакомо: сам подолгу ходил как в воду опущенный, когда какой-нибудь дракон удирал от меня живым и невредимым! Тут главное - вовремя встряхнуться и зажить по-новому... - Ни-ко-гда! - отчеканил Нортон. - Найди своей жене другого жеребца. Что до меня, то я пас. Гавейн осуждающе затряс головой: - Ты не понимаешь, от чего отказываешься. Она, когда ходит, бедрышками так, так, так... - Прочь! Сгинь, нечистый дух! Раздосадованный призрак печально крякнул - и тут же исчез. Прошло чуть больше месяца, и Гавейн снова объявился. Такой же настырный. Теперь он доложил, что отыскал замену Нортону - и Лайла приняла этого мужчину. Во-первых, Гавейн не баловал ее выбором. Во-вторых, она женщина деловая и относится к ситуации по-деловому. Лайла быстро забеременела. Отца тут же из города поперли - чтоб под ногами не путался. Беременность протекает - тьфу, тьфу, тьфу - хорошо. Похоже, в положенный срок родится долгожданный наследник. А пока что Гавейн намеревался преподать Нортону обещанные уроки драконоборства. Тот отнекивался, отнекивался - а потом взял и согласился. Чего не сделаешь, чтобы развеять тоску! Было ясно, что призраку хватает благоразумия держаться подальше от своей беременной жены и не затевать никаких авральных улучшений. Но он не до конца доверял этой бедрастой Лайле и не спешил отлететь в Рай: лучше держать события под контролем до самого конца. А чтобы избежать соблазна опять вмешаться в беременность жены, Гавейну было очень кстати заняться увлекательным делом в компании Нортона. Вот так и получилось, что Нортон занялся изучением искусства истреблять драконов. Конечно, никого убивать он не собирался. Но разве это не любопытно - знать тактику боя с фантастическими существами и все тонкости их нрава? - Перво-наперво тебе надо заиметь добрый меч, - объяснял Гавейн. - Предпочтительнее - заговоренный. Однако осваивать технику боя лучше с обычным, неволшебным. Только так можно приобрести настоящую сноровку. Мой старинный меч вполне подойдет - распорядители моего имущества выдадут его тебе по первому требованию. - Да не нужен мне никакой меч! - артачился Норт