ы можете соединить две точки, пририсовать к точке петлю, замкнутую на себя, и прибавить точку на середине линии. Нельзя пересекать линию или точку либо использовать точку, которая имеет уже три связи. Новые точки, естественно, уже имеют две связи. - По-моему, очень просто. А как определяют победителя? - Победитель тот, кто делает последний ход. Так как во время хода соединяются две точки, а добавляется только одна, то существует некий предел. Иво изучил рисунок. - Это не игра, - возразил он. - Первый игрок имеет решающее преимущество и выигрывает. Брад и Афра рассмеялись. - Здорово он тебя поймал, Гарольд, старый ты плут, - сказал Брад. - Я с удовольствием буду вторым, - спокойно ответил Гротон. - Может, мы начнем с двухточечной игры, чтобы вы вошли во вкус? - Тогда победит второй игрок. Гротон задумчиво посмотрел на него. - Вы точно никогда не играли в эту игру? - Это не игра. В ней нет элемента случайности и не нужно умения. - Очень хорошо. Начнем трехточечную игру, и я попытаю удачу, хоть и мое умение тут, оказывается, ни к чему. Иво пожал плечами и нарисовал три точки: соединил левую с верхней и поставил третью в центр отрезка. Гротон соединил центральную и отдельно стоящую точки. Иво замкнул петлю вокруг верхней части фигуры: Гротон хмыкнул и добавил еще петлю. Через два хода внутри фигуры появился глаз, а внизу основание. Последним ходом Иво добавил полукруг к основанию, и оставил Гротону две точки, но соединить их было уже невозможно - одна была внутри, а другая снаружи. - Может, повысим ставки? - сказал Гротон. - Скажем, пять или шесть точек? - Если точек пять - побеждает первый игрок, если шесть... - он на секунду задумался, - если шесть, то второй. Все равно это не игра. - Как это вам удается? Вмешался Брад: - У Иво способности к подобным вещам. Он знает - и все тут, и выиграет в спраут у всех нас хоть сейчас, я уверен. - Даже у Ковонова? - Может быть. Гротон с сомнением покачал головой. - Поверю, когда увижу. Иво поймал пристальный взгляд Афры. - Извините, - сказал он смущенно. - Я думал, что все вам объяснили. Тут нет ничего особенного. Просто логические фокусы. Это у меня с тех пор, как себя помню. - Вы меня заинтересовали, - сказал Гротон. - Вы мне не сообщите дату вашего рождения? - Не говори ему, Иво! - сказал Брад. - Ты так выдашь все секреты своей жизни. - Он не скажет! - вскрикнула Арфа. - Не будьте смешным. Иво окинул всех взглядом, стараясь не задерживаться на лице Афры, слишком уж она была прекрасна в гневе. - Я что-то не то сказал? - и добавил про себя: "Опять?" - Гарольд у нас астролог, - пояснил Брад. Скажи ему дату и место рождения с точностью до минуты, и он тебе составит гороскоп, на котором будет даже твой личный номер. Гротон выглядел немного уязвленным. - Астрология - это мое хобби. Вы можете говорить, что это салонная игра, но я считаю, что правильно применив астрологию, можно извлечь пользу. Иво пожалел, что его втянули в разговор, но не потому, что был неравнодушен к астрологии, просто ему было неприятно видеть, как издеваются над Гротоном. Не то, что бы ему нравился Гротон, но жестокость, даже вежливая, была ему не по нутру. Казалось, Брад иногда был немилосерден к слабостям тех, кто не так умен, как он. - 29 марта 1955 года, - сказал Иво. Гротон записал дату в маленький блокнот. - Не известно ли точное время? - Известно. Я как-то видел запись - 6:20 утра. Гротон и это записал. - Я припоминаю, вы как-то говорили, что родились в Филадельфии. Это в Пенсильвании или в Миссисипи? Иво попытался вспомнить, когда он это упоминал. - В Пенсильвании. Это имеет значение? - Все имеет значение. Я мог бы вам объяснить, если интересно. - Давайте не будем устраивать школьный урок, - раздраженно сказала Афра. Иво отметил, что в ней тоже была какая-то бесчувственность, как и у Брада, хотя, возможно, это была лишь импульсивная реакция. Она была как скаковая лошадь - норовистая, непоседливая, ей не было дела до симпатий и антипатий других. Зачем Браду скаковая лошадь? А зачем она ему? - Интересная мысль, - невозмутимо ответил Гротон. - Астрологию вполне можно было бы преподавать в школе. Я жалею, что не начал изучать ее лет на десять раньше. - Я не понимаю, - продолжала Афра с наигранным недоумением. - Как может грамотный инженер, вроде вас, мириться с такими предрассудками? Нет, действительно... - А ты ведь когда-то преподавал в школе? - спросила Беатрикс, мягко прервав Афру, только потом Иво понял, что она предотвратила начинающуюся ссору. Очевидно, это случалось уже не раз, и жена хорошо знала признаки надвигающегося конфликта. Иво и сам их видел: грузный мужчина спокойно отвечает на насмешливые вопросы, не теряя самообладания, в то время, как легко возбудимая девушка начинает выходить из себя. Наверное, Гротон защищал астрологию потому, что это было нелепо и, тем самым, слегка, а может и не слегка, поддразнивал Афру. Может быть, ему нравился недостойный человек? Афра была изумительна и прекрасна, но ее темперамент изменял ей. В подобных ситуациях это может быть серьезной помехой. Ерунда. Брад прервал бы любой спор, если бы он зашел слишком далеко. Гротон опять что-то сказал, и Афра опять на него набросилась, но Иво, задумавшись, не слышал, что именно. Когда он вернулся к действительности, Гротон рассказывал о своем опыте преподавания. Иво прислушался и с удивлением обнаружил, что ему интересно. Оказалось, что это было до его женитьбы на Беатрикс. Иво знал о Гротоне намного меньше, чем предполагал. - ...пошел добровольцем. Полагаю, что многие инженеры были такими же наивными, как я. Но компания, на которую я работал, - не забывайте, это было в 67 или в 68, недолюбливала бастующих учителей, и предложила всем желающим попытать счастья в новом деле, предоставив оплачиваемый отпуск. И, естественно, временная зарплата в школе, вдобавок. Многие из нас, инженеров, решили показать этим диссидентам, что мы, в отличие от них, ценим школьную систему и не позволим ее разрушить, и пусть бастуют хоть целую вечность. В конце концов, все мы имели образование не хуже, чем они, так как каждый был бакалавром либо магистром, а то и доктором в своей области плюс большой опыт практической работы. Так мне, по крайней мере, казалось в двадцать семь лет. Он остановился, но на этот раз Афра не стала отпускать колкие замечания. Ей тоже было интересно. Двадцать семь. На два года больше, чем сейчас Иво. Он живо представил себя на месте Гротона, доброволец на место преподавателя в школе, в которой учителя объявили незаконную забастовку. Фактически, тебя увольняют с работы, а когда надоест преподавать, берут обратно... более чем ясно. Он одел лучший костюм, пытаясь выглядеть уверенным в себе человеком, но пульс учащенно бился при одной мысли о встрече с подростковой аудиторией. Не забудет ли он, что говорить? Сможет ли он ясно изложить то, что так хорошо понимает сам? Очень важно должным образом суметь иллюстрировать материал. Эта школа не могла одновременно занять все классы, и часть начальных классов была распущена по домам, тем не менее казалось, что школа набита детьми. Мальчишки визжали и носились по коридорам, швыряли на пол книги, сбивались в шумные кучи; было очевидно, что никто не может призвать их к порядку. Когда Иво с другими добровольцами ожидал инструктажа, прямо на пороге одного из классов разыгрывалась довольно неприличная любовная сцена, однако проходящие учителя делали вид, что не замечают этого. Иво просто забыл, насколько физически зрелыми бывают шестнадцати- и семнадцатилетние девушки. Два мальчика принялись драться прямо перед кабинетом директора, тот лишь высунул голову и крикнул: "А ну, прекратите" и гневно смотрел на них, пока они не убежали. Любовники прервали свое занятие только для того, чтобы отойти к дальнему дверному проему, где продолжили свои любезности. В общем, царил полный хаос. Его классная комната была в конце крыла, в технической секции. Он был рад, что так случилось, по крайней мере это было ему знакомо. Другие инженеры из его компании пытались преподавать английский или историю, а одного даже приставили нянчиться с испанским классом. Дети что-то лопотали по-испански и смеялись, когда он не мог отличить ответ на уроке от грязных шуток в его адрес. Позднее Иво всегда чувствовал тошноту, вспоминая об этом, - это было все равно, что выйти голым на сцену. Итак, он стоял перед тридцатью пятью студентами старшего инженерного класса. Они вели себя довольно спокойно и внимательно слушали его. Но это было затишье перед бурей. Что же сказать вначале? Как сломить лед? Нет проблем. Нужно провести проверку присутствующих. Директор им это хорошо растолковал. Несколько хлопушек или баллонов с водой на перемене - с этим можно мириться, но с пропуском уроков - ни в коем случае. Создавалось впечатление, что штат ежедневно хорошо платил за каждую голову в классе, и школа не могла себе позволить упускать хоть одну. Кроме того, это позволяло каким-то образом контролировать ситуацию. Ученик мог носиться по коридору или заниматься любовью в углу, но если он не успевал в класс по звонку, его не допускали на урок. Так что проверка не была такой уж глупостью. Легко сказать, да трудно сделать. Он не знал этих подростков в лицо, и ему приходилось верить на слово, когда они откликались на имя, которое он старательно выговаривал. В классе нарастало веселье, Иво считал, что это вызвано неправильно произнесенными фамилиями, пока на одну из фамилий - Браун, не откликнулось сразу два голоса. Стало понятно, что товарищи покрывают отсутствующего студента. Он с облегчением вспомнил, что у него есть схема, на которой записаны места студентов в классе. Так он сможет их проверить, если, разумеется, все сидят на своих местах. - Так, инженеры, все на свои места! Я хочу, чтобы каждый занял свое место. - Мое место дома! - сострил один студент и все весело захохотали. Следующей задачей было выяснить, где чье место на практических занятиях, чтобы можно было начать целенаправленное обучение. Это был общий курс, в основном электроника, учебники были хорошие, но безнадежно устаревшие. Он попытался дополнить их, заполняя пробелы, относящиеся к последним десятилетиям, иначе обучение было бессмысленным. Один из подростков, как ни в чем ни бывало, достал сигарету и закурил. Иво призвал весь класс ко вниманию: - Так, вы... - он справился по схеме, - Бунтон, что вы делаете? - Курю, - ответил студент, изобразив удивление. - Разве нет школьного правила, которое запрещает студентам курение? - Старшим в техническом крыле разрешено, сэр. Иво осмотрелся, подозревая ложь. Остальные скрывали ухмылки. Они пытались выпереть совместителя, как его и предупреждали. Настало время жестких мер. Директор им все ясно изложил: "Либо вы управляете классом, либо класс управляет вами. Если вы слабак, они это сразу почувствуют. Будьте построже. За вами авторитет общественной образовательной системы. Большинство наших детей - это хорошие дети, но нужна твердая рука. Не позволяйте нескольким баламутам взять верх..." "Обычная болтовня", - думал он тогда - час назад? - но совет скорее всего дельный. Сейчас пришло время ему последовать. Он изобразил решительность, которой не было и в помине, и поставил свои условия: - Мне все равно, какие правила в техническом крыле для старших или младших. Но я не допущу пожара из-за курения в моем кабинете. Убери свою травку сейчас же! Тут все на него набросились. - Что вы себе позволяете! - Мистер Хувер нам разрешает! - Как же мы сможем сосредоточиться?! - Козел! Иво заколебался, чувствуя неуверенность. Он не хотел быть их марионеткой. - Хорошо, Бунтон. Вы можете курить в классе, - шумное ликование, - если покажете письменное разрешение директора. Тишина. Подросток вскочил. - Я сейчас пойду к нему! Он вам скажет, что можно! Иво отпустил его. Остаток урока он пытался выяснить, что студенты знают о конструировании и как далеко продвинулись по учебнику. Было нелегко принимать класс от другого учителя, и он предвидел, что еще больше усилий понадобиться затратить постоянному учителю, когда он вернется, так как у них были явно разные стили преподавания. Бунтон так и не вернулся. У Иво не было времени выяснять почему. Наверное, директор был занят. Прозвеневший звонок напомнил ему, что он так ничего и не сделал. Все, что успел - это проверка присутствующих, инцидент с курением и попытка выяснить, с чего начать. Когда студенты вышли из класса и ввалилась новая толпа, он вспомнил, что даже не дал им домашнее задание. Ну и начало! В комнате был полный беспорядок. На полу валялись комки бумаги, стулья разбросаны, мусор на партах и всюду куски разноцветного провода. Теперь все нужно повторить с новым классом. Каким-то образом ему это удалось. Тем же вечером он получил записку от директора, в ней предлагалось ему самому решать проблемы своего класса, а не оскорблять студентов и вовлекать в конфликт дирекцию. Как выяснилось, Бунтон просто пошел домой и рассказал там историю о том, как его несправедливо выгнал с урока временный учитель. Его мать в ярости позвонила директору и настаивала на том, чтобы преподаватель был наказан. Иво с ужасом прочитал записку. Никому не было дела до того, правда это или нет. Оказывается, любой студент может выдвигать против преподавателя какие угодно обвинения, и ему поверят. В конце концов, он дошел до предела. Попытался встретиться с директором во время своего ежедневного свободного часа, но тот был слишком занят. Тогда он сел на учительский диван и написал рапорт, в котором изложил ситуацию. Это отняло время, которое он планировал потратить на просмотр материалов завтрашнего урока, но, он надеялся, все будет улажено. - Ха! - сказала Афра. Иво встрепенулся и вернулся к действительности: это была жизнь Гротона, а не его. - В тот день я смертельно устал, - продолжал Гротон. - Насколько я могу судить, пришлось убрать достаточно мусора и неправильно произнести достаточно имен, чтобы хватило на целый год, но я никого ничему не научил. И, вдобавок ко всему, я получил три телефонных звонка от сердитых родителей, которые ругали меня за дурное обращение с их работящими ангелочками. Последний звонок был в час ночи и, наверное, я только тогда понял, что значит быть учителем. - Следующий день был еще хуже. Прошел слух, что меня могут отозвать. Казалось, что каждый знал о моих неприятностях с дирекцией, и студенты решили меня сломать. Они без разрешения разговаривали, спали на уроках, рассматривали комиксы; я не мог сосредоточить их внимание даже на время. Я видел, что некоторые были заинтересованы в предмете и думали о будущем, но те, кто вовсе ничего не знал, отказывались даже слушать. Они рисовали девушек и гоночные автомобили на учебниках, и на доске всегда было написано неприличное слово. Всякий раз я его молча стирал, хотя мне советовали прочитать нотацию, но на следующий день оно появлялось снова. Когда я начинал говорить, раздавался непонятный звук - писк губной гармошки или что-то в этом роде, - который прекращался, когда я замолкал. Я не мог его игнорировать, так как только он раздавался, весь класс начинал шуметь, а обнаружить источник я не мог. И я и они прекрасно знали, что случится, если я пошлю нарушителя дисциплины к директору. Со мной ПРОВЕДУТ БЕСЕДУ, не со студентами, на тему "Как важно держать ситуацию под контролем". Это была моя обязанность. - Ад, - сказал Гротон, - это полный класс непослушных подростков и малодушная администрация. Это была каторга, но я не уходил. Тогда я и заинтересовался ходом переговоров между правительством штата и FEA [FEA - Florida Education Association]. - FEA? - спросил Иво. - Ассоциация преподавателей Флориды. Это была организация учителей, может, она еще существует. Я действительно начал уважать их позицию. Я еще никогда так не работал, а кругом была ложь и несправедливость. Газеты были полны заголовками: "Замечательные добровольцы становятся на место сбежавших учителей!", "Никому не нужны наши невинные дети!", "Губернатор не дает комментариев" и так далее. Но теперь уж я знал, где правда. Эти дети были невиннее разве что журналистов! Я был скэбом - штрейкбрехером, и думал, что должны быть какие-то другие формы протеста, но ведь у учителей были свои убедительные аргументы. Добавочные деньги поначалу казались благом. Мой доход увеличился на сорок процентов. Но эти деньги того не стоили! Прежде всего, моя жизнь уже не принадлежала мне; я проверял работы каждую ночь и пытался что-то предпринять, если находил одинаковые ошибки - явный признак списывания, но не было ДОКАЗАТЕЛЬСТВ. К тому же, еще нужно было подготовить урок на следующий день. Я не мог уснуть. Передо мной стояли эти хитрые юные лица, которые только ждали оговорки или того, чтобы я отвернулся, чтобы плюнуть на оконное стекло. Тут до меня дошло - их прежний учитель переносил все это за сорок процентов моей зарплаты! - Гротон на секунду задумался. - Но самый сильный шок был в конце. Забастовка провалилась через пару недель, и большинство учителей вернулись на свои старые места. Я пошел на постоянную работу и вздохнул с облегчением. Казалось, гора упала с плеч. Но я еще раз навестил эту школу. Я хотел встретиться с человеком, которого я замещал. Я хотел извиниться за свое невежественное вмешательство и сказать, что он лучше, чем я. Это была мне наука, и я испытывал к нему огромное уважение и хотел, чтобы он знал, какую титаническую работу он делает в таких условиях. Я просматривал его книги и записи, и могу сказать, что он был очень хорошим инженером, он был на уровне, несмотря на то, что учебники и программы устарели. Но его там не было. Его классы расформировали. Администрация отказалась принять его вновь. Оказалось, что он был в руководстве FEA и одним из организаторов забастовки. Администрация отомстила ему и его соратникам, хотя все они были одними из лучших учителей в системе. Заурядных оставили, ведь те не "подстрекали" и не требовали улучшения системы образования. Я узнал, что так поступили во всем штате, а это значило, что система образования никогда уже прежней не будет. Они грубо вышвырнули наиболее преданных делу людей, наиболее небезразличных, вместо того, чтобы признать справедливость их требований. - Почему они не увеличили зарплату? - спросил Иво. - Купили бы новые учебники и так далее. Так же сделали многие другие штаты. - В то время у штата был большой дефицит бюджета. Если бы подняли зарплату учителям, пришлось бы поднять ее и другим низкооплачиваемым профессиям: полицейским, социальной сфере, даже временным рабочим. А это означает увеличение налогов... - А-а... - Или закрытие лазеек в налогообложении, - добавил Брад. - А это сильно ударило бы по специфическим интересам власть имущих. Перед мысленным взором Иво появились пробоскоиды, разоряющие планету Санга. "Вот так оно и происходит", - подумал он. Общественная апатия приводит к власти нечистоплотных индивидуумов с их специфическими интересами, а это и есть путь к гибели. Знал ли Брад, что беседа примет такой оборот? Хотел ли он сказать этим, что придется встретить врага на последнем рубеже, космическом? Сенатор Борланд, представляющий реакционные силы... Гротон улыбнулся: - Извините, я не хотел заводить об этом разговор. Обычно... - Ты мне никогда не рассказывал об этом, дорогой, - сказала Беатрикс. - Никому не нравится распространяться о своих ошибках. Поэтому я пытался забыть, чем на самом деле было мое "преподавание". Меня и сейчас бросает в дрожь, когда я вспоминаю эти адские две недели - они были как два месяца. Прошло много времени, прежде чем я пришел в себя. Прежде, чем я смог забыть, что значит ответственность без власти, что такое деградация нашей молодежи, что такое тщетные усилия и несправедливость руководства. "А сам ты ничего не сделал", - подумал Иво. Как же может человечество что-то изменить, если даже те, кого шокирует творящаяся вакханалия, отступают. - Теперь я уже кое в чем разбираюсь, - сказал Гротон. - У меня есть Беатрикс. И я держусь подальше от всякой "борьбы". Может, я просто утратил ненужный идеализм. Брад взял Иво на встречу. Афра была занята, и он старался не думать о ней. Сенатор Борланд был на удивление похож на душевнобольного профессора Джонсона, которого Афра представила Иво в изоляторе. Но первые же минуты общения изменили первоначальное впечатление - Борланд был моложе и энергичнее, чем мог бы быть ученый. Иво попытался не думать о нем предвзято, как о враге. Борланд, наверное, не занимался закрытием школ и увольнениями бастующих учителей. Было странно видеть, что такому молодому человеку, как Брад, доверили вести переговоры с этим типом. Но Брад - это Брад. Сенатор приехал со своим личным секретарем - шумным молодым человеком, которого можно было описать одним словом - хлыщ. Хлыщ говорил о Борланде в третьем лице, будто тот отсутствовал, в то время как Борланд внимательно осматривался и, казалось, не обращал внимания на разговор. - Вы! - крикнул начальственно хлыщ, увидев Брада. - Вы американец, да? Сенатор желает с вами поговорить. Брад медленно подошел. Он с трудом сдерживал ярость: пожалуй, к нему, единственному на станции, нельзя было обращаться таким тоном. Хлыщ заглянул в блокнот: - Вы Брад Карпентер, так? Вундеркинд из Кеннеди Теха, так? Сенатор желает знать, чем вы тут занимаетесь. - Астрономией, - ответил Брад. Среди собравшихся сотрудников станции прошла волна оживления, а один человек с советским гербом на лацкане усмехнулся, демонстрируя презрение к капиталистической иерархии. Лица западноевропейцев были неподвижны, но кто-то все же кашлянул. Борланд, конечно же, не имел над ними власти, но существовали какие-то правила приличия. - Звездочеты, значит. Ну-ну, - подытожил хлыщ. - Сенатор собирается положить конец этой ненужной и бесконтрольной трате средств. Вы имеете представление о том, сколько денег, заработанных тяжелым трудом налогоплательщиков, вы тут растранжирили за последний год? - Имею, - ответил Брад. - Сенатор собирается прекратить это безобразие. Это составило... - сколько? - Нисколько. - То есть? - Мы не транжирим деньги. Вы, по-видимому, полагаете, что результатами исследований должна быть реальная продукция. Это не так. Дело не в исследованиях, неверны сами ваши посылки. Борланд повернулся к Браду. Он прикоснулся к плечу секретаря, и тот замолчал. - Давайте это выясним. Допустим, что вы доказали ваше утверждение. И чего же особенного в вашем телескопе, что он жрет многие миллиарды долларов? Расскажите мне все, как на экскурсии. - Прибор не является телескопом. - Сенатор вас не спрашивает, чем он не ЯВЛЯЕТСЯ! Было очевидно, что все собравшиеся, даже те, кто не понимает по-английски, ожидают увидеть, как Брад прихлопнет этого слепня. Тонкий юмор Брада был не единственной его чертой, которую ценили его друзья. Но этого не последовало. Брад начал скучную лекцию, предназначавшуюся для высокопоставленных визитеров. Через некоторое время стало ясно - Брад собирается прихлопнуть не слепня, а быка. - Согласно теории гравитации Ньютона, каждое тело притягивается другим телом с силой, прямо пропорциональной массе и обратно пропорциональной квадрату расстояния. Сейчас принято считать, что гравитация - следствие искривления пространства материей. Это... - Ближе к делу, - прервал хлыщ. - Сенатора не интересует ваш... Сенатор опять тронул его за плечо, словно снял иглу с пластинки. - Так вот, - продолжал Брад, пройдя к одной из досок и начал стирать диаграммы, нарисованные игроками в спраут, - пространство можно заменить упругой пленкой, а объекты Вселенной - предметами с пропорциональной массой, помещаемыми на эту пленку. Более тяжелые предметы сильнее прогибают пленку естественно... Он нарисовал вогнутую кривую с кружком в центре и добавил кружок поменьше. Иво попытался разложить рисунок на комбинацию ходов в спраут, но это ему не удалось, даже с его талантом. - Приблизительно так Солнце, искривляя пространство, притягивает Землю, если отвлечься от двумерности рисунка. Как видите, малые объекты стремятся скатиться к большим, если они не вращаются, и центробежная сила не уравновешивает притяжение. Земля, в свою очередь, тоже искривляет пространство и точно так же притягивает близлежащие тела, и ее гравитационное поле формирует их орбиты. Вселенная, как целое, искривлена и имеет сложную конфигурацию, так как гравитационное взаимодействие дальнодействующее, и нельзя пренебрегать влиянием даже малых масс. Обычное понятие "силы" неприменимо к гравитации, это просто свойство материи. Гравитационные поля есть повсюду, правда, они интерферируют, и могут сильно меняться. Есть еще вопросы? - ОТО, - сказал Борланд. - Да, Общая Теория Относительности. То, чем мы занимаемся. - Брад пометил место на линии между Землей и Солнцем, поближе к Земле, в максимуме потенциала. - Мы обнаружили, что интерференция деформаций пространства или, другими словами, гравитационных полей, в точке, где их потенциалы равны, приводит к слабой специфической турбулентности. Эффект напоминает дифракцию звуковой волны на препятствии или Черенковское излучение. Как и в эффекте Черенкова, излучается свет, вернее, высшая гармоника световой волны, проходящей через турбулентность. До недавнего времени не существовало теории явления, его даже невозможно было наблюдать. Но сегодня есть оборудование, позволяющее принимать это излучение, хотя в теории еще не все ясно. Борланд поднял руку, словно на уроке, и Иво пришел в голову рассказ Гротона. Правда, на сей раз плевки были политическими. - Позвольте задать вопрос. Значит, вы говорите, что луч света, проходя между телами в космосе, слегка искривляется. Но насколько я понимаю, в космосе вряд ли есть дырки, в которых нет гравитации, слишком уж много там звезд и всякой пыли, и все поля, даже самые маленькие, вызывают возмущения на бесконечности. Ваш луч претерпевает множество таких изгибов, может, тысячи и тысячи на пути к вам. Как же потом разобраться, где какой изгиб? По-моему, лучше воспринимать свет таким, как он есть и смотреть в обычный телескоп, там, по крайней мере, все ясно. Иво с беспокойством подумал, что за сенаторской личиной скрывается острый ум. - Это так, - согласился Брад. - Исходный сигнал содержит информацию об очень многих лишних "изгибах". Но обычный свет хорошо работает либо на очень малых расстояниях, либо на очень больших. В промежуточном диапазоне, скажем, между световыми минутами и сотней тысяч световых лет его преимущества теряются. Макронное излучение, напротив, не дифрагирует так сильно, как свет, хотя причины нам еще не ясны. Так что макронное изображение звезды на расстоянии тысяча световых лет такое же четкое, как сигналы от Солнца. Это справедливо для нашей галактики. Но если пойти дальше... - Я вас понял. Нужно кричать, чтобы окликнуть кого-то в коридоре, но если вы звоните по телефону, то нет разницы - в соседний город или на другой континент, хотя звук и не очень громкий. А этот термин - макрон, - это звучит как вещь, а не свойство материи. - Да. Наши термины туманны, поскольку представления туманны. Скорее всего, здесь замешана квантовая природа света и, может быть, квантовая природа гравитации. Вероятно, поэтому, поле не убывает, как обратный квадрат. - Скрещиваем гравитон с фотоном и получаем макрон, - заметил Борланд. - Чертовски интересно. Теперь я понял, в чем дело, хотя и профан в квантовой механике. Профан в квантовой механике, но не полный невежда, подумал Иво. - Значит, вы или принимаете все макронное излучение, или вообще ничего, - продолжал Борланд. - Но как вы получаете изображение изнутри планеты, там ведь нет света? - Турбулентность расходится в пространстве. Если объект внутри планеты имеет массу, его поле взаимодействует с полями планеты и других объектов. В какой-то точке происходит взаимодействие со светом, и рождаются макроны, которые мы принимаем, как бы далеко мы не находились. Все, что нужно - приемная аппаратура соответствующей чувствительности. Компьютерная обработка очищает сигнал и формирует изображение из миллиарда разрозненных фрагментов. Но на выходе... - Выходит, с помощью макроскопа можно наблюдать любое место как в космосе, так и на Земле? Брад кивнул. - Я тут посмотрел на ваш символ... - Мы этим не занимаемся, - отрезал Брад. До Иво дошло, что они говорят о платиновом экскаваторе с надписью SPDS. Разве тут что-то можно понять? Сенатор, видимо, сразу разобрал аббревиатуру. Или знал заранее? Он все меньше и меньше походил на любителя. Справится ли с ним Брад? - Ну, разумеется, - продолжил Борланд. - Но кое-кому могут очень не понравиться подобные наблюдения. Кое-кто может просто взбеситься, когда узнает, что в его личную жизнь вмешиваются и примет суровые меры. Вы следите за мной? - Да, - сказал Брад, в его тоне слышалось отвращение. - Да нет. Вы когда-нибудь жили напротив многоквартирного дома? Вы смотрите в окно, а перед вами сотни окон. - Нет. - Ты многое упустил, парень. - Борланд повернулся. - А кто-нибудь жил? Повисла напряженная тишина. Из толпы поднялась коричневая рука. Это был Фред Бланк, из технической службы, чемпион по теннису. Он поднял руку неуверенно, словно не хотел обращать на себя внимание при таком скоплении народа. Борланд повернулся к нему. - А у тебя был бинокль? Фред смутился. - Ну хотя бы дешевый телескоп? - настаивал Борланд. - Ты же знаешь, о чем я. Десять, двадцать, если повезет - сто окон, зависит от комнаты, и на половине нет занавесок. Какие занавески на зарплату ниггера? Некоторые девочки не знают, что они заняты в шоу. Некоторым наплевать. А некоторые думают, что это хороший бизнес. А семейные драки? Это еще то зрелище. - Он повернулся к Браду. - И что бы вы сделали с "дальнобойщиком"? - Я позову полицию. Борланд опять повернулся к Бланку. - Ты бы так сделал, брат по духу? [аллюзия на слова М.Л.Кинга] Бланк покачал головой. Сейчас он несмело улыбался. - Да, уж ты то знаешь, - Борланд уже полностью контролировал ход разговора. - Ты был там. Ты все видел. Звать легавых на помощь там не принято. Все ученые молчали, кроме тех, кто переводил сказанное своим товарищам. Борланд всех выставил оторванными от жизни теоретиками. - Надеюсь, что теперь вы меня понимаете. Выражаясь вашим высоконаучным языком: массовый вуайеризм есть типичное следствие кибернетической революции и с ним не справиться дореволюционными методами. В старые добрые времена мы были кочевниками и ютились в вигвамах. Если кто-то совался в дверь непрошенным, то тут же получал по роже мозолистым кулаком. Аграрная революция все изменила - стали возможны города, а в них по определению людно. После индустриальной революции, лет, эдак, через пять тысяч, стало гораздо хуже, так как любой Джо имел право безнаказанно совать свой нос в соседские дела. А уж после кибернетической революции все и вовсе распоясались, теперь у этого самого Джо было и право, и ВРЕМЯ подглядывать - кому нужно шоу в записи, если можно посмотреть живьем и бесплатно. Сегодня у нас есть суперскоп, и мы можем соваться в дела своих космических соседей, будто у нас своих недостаточно. А теперь предположим, - некие ушлые инопланетяне страшно ценят интимность и захотят дать по роже "дальнобойщикам", пусть они даже за четырнадцать тысяч световых лет. Ученые удивленно переглянулись. Это же очевидно, но никто не догадался! Разрушитель разума, который убивает "дальнобойщиков", где бы и когда бы они не находились. Самый простой и правдоподобный ответ. Борланд подождал, пока смолкнет бормотание переводчиков и разговоры. Те, кто смотрели на него со скрытым презрением, теперь уважали его, русский перестал улыбаться. - А сейчас, товарищи [в ориг. comarades], забудем о гипотезах и займемся главной проблемой. Я знаю ваши правительства лучше, чем вы - да, да, даже твое, Иван, - это моя профессия. Также я знаю кое-что о человеческой природе - на практике, а не в теории - следовательно, и о природе внеземных существ. Вы в беде, а я не тот человек, чьи советы вы будете слушать. Но давайте забудем о рангах, объединим наши усилия и попытаемся совместно найти выход. Может быть, мы немного поможем друг другу. Среди собравшихся прошло оживление, кое-кто улыбнулся. - Может быть и так, - ответил Брад. Борланд обратился к помощнику: - Сходи и проведи предварительную пресс-конференцию, мальчик мой. Скажи им о намерениях сенатора - но факты попридержи. В общем, поводи их за нос. Ну, как обычно. Хлыщ молча удалился. - Он чудо, не правда ли? - заметил Борланд. - Потребовались годы, чтобы найти такую занозу. Ладно, где пленка? - Пленка? - Парень, моя разведка работает неплохо. Запись разрушителя. Та, что затуманивает мозги, ха-ха-ха. "Призрак ведает..." - Это не пленка и даже не запись, - ответил Брад. - Мы не можем записать это, в записи разрушитель не действует. Иначе говоря, он не регистрируется. - Но можно же показать это здесь, живьем? Нет смысла исследовать мертвый вирус. Мы хотим узнать, где собака зарыта. Сигнал передает только одна станция, верно? И круглосуточно, можно всегда настроиться на прием, не так ли? - Передача идет в одном из макронных диапазонов. В основном там, где возможен самый уверенный прием. Тот, где можно эффективнее всего работать, если избавиться от передачи разрушителя. Брад провел сенатора в маленький просмотровый зал. Большинство научных сотрудников и персонал разошлись, полагая, что инцидент исчерпан. Появилась Афра в блузе и юбке - даже в простой одежде она выглядела элегантно. Иво потащился за ними, на мгновение забыв обо всем. - Программа, - задумчиво произнес Борланд. - Мышеловка в гареме. Зачем устраивать это представление, не проще ли начинить взрывчаткой Солнце? - По-видимому, создатель разрушителя не против жизни ВООБЩЕ, - сказал Брад. - Это селективное средство. Действует только на развитые цивилизации, создавшие космические технологии и макроскоп. На "дальнобойщиков". Мы в безопасности, пока не достигнем определенного уровня. - Mои нервы тоже. Но это та безопасность, о которой вы мечтаете? - Нет. "Тогда давайте повторим. Я вам изложу теорию, как я ее понял, но на сто процентов я не уверен. Принцип GIGO [Garbage In Garbage Out - термин из программирования - мусор на входе - мусор на выходе], знаете ли. Каков вопрос, таков ответ. Может быть моя идея верна, давайте работать методом исключения. Ну, это как в той песне: Ох, почему я не работаю, будто все остальные? Какая тут, к черту, работа, когда небо такое голубое? Аллилуйя, я ни хрена не делаю. Пропойте это священнику, и он вам скажет, что вы богохульствуете. Нужно говорить не "черт", а "лукавый" - одобренный церковью эвфемизм. Теперь подсуньте профессору, и он вам укажет на ошибку - нужно говорить не "будто другие", а "как другие". А рабочий вообще скажет, что над текстом поработала цензура. А в оригинале было: "Какая тут, к черту работа, если я безработный?" Они зрят в корень, наши работяги. Правда, не всегда. Как вы думаете, они боятся, что какие-нибудь инопланетные ловкачи займут их места?" - Через четырнадцать тысяч лет? Даже если бы у нас был фотонный двигатель, которого у нас никогда не будет, понадобится еще четырнадцать тысяч лет, чтобы добраться до них. Раньше нам даже не удастся ответить на их послание. Так что в сумме не меньше тридцати световых лет. Я не могу представить, чтобы они так долго ждали ответа. - Может, это долговременная передача. Пока мы знаем, что она идет около миллиона лет, - сказал Борланд. - Ждут, когда мы ответим. Может быть, для них время идет медленнее? Может, для них четырнадцать тысяч лет это вроде недели? - Нет. Программа идет в привычном для нас темпе. Ничего не нужно подстраивать. Если бы они чувствовали время так, как вы говорите, программа бы шла лет тысячу, а не несколько минут. - Может и так. Значит, вы считаете, что у них маниакальная ненависть к развитым цивилизациям, когда бы они не жили? - Ксенофобия? Возможно. Но опять же, временная задержка ставит это под сомнение. Как можно ненавидеть то, что будет существовать через десятки тысячелетий? - Инопланетяне могут. Их мозг, если он у них есть, возможно, работает совсем не так, как мой. - Все же, существуют общепринятые критерии интеллекта. Логично предположить... - Оставьте логику в покое. Здесь нужна философия. Брад посмотрел на Борланда: - О какой философии вы говорите, сенатор? - О философии в практическом смысле, конечно. Вы можете превзойти в логике самого дьявола, а проблему так и не решить. Вы считаете свои научные методы лучшими в мире. Это, скажу я вам, не так. - Мы наблюдаем за явлениями, выдвигаем гипотезы, которыми пытаемся эти явления объяснить; пересматриваем или отвергаем их, если они противоречат новым данным. По-моему, это разумно. Разве у Аристотеля, Канта или Маркса было что-то лучше? - Да. Главная забота философа - не истина, а цель. Ваш разрушитель - это не кризис истины, а кризис цели. Пока ничего определенного не известно, бессмысленно делать предположения и пытаться все связать по правилам математики. Нужно понять исходные посылки тех, кто создал разрушитель, а не отвечать вопросами на вопросы. Только тогда, может быть, мы немного продвинемся к вопросу о цели. Брад нахмурился и повернулся к Иво и Афре: - Вы что нибудь понимаете? - Нет, - ответила Афра. - Да, - сказал Иво. - Вы не сможете это понять, используя формальные рассуждения. Мы не в шахматы играем, нам даже не известны правила. Твердо известно одно - мы проигрываем, - и давайте спросим почему. Значит, эта штука уничтожает разум. Ну и что в этом плохого? - С космологической точки зрения - ничего, - сказал Брад. - Но мы чувствуем себя не очень уютно. Было бы лучше, если бы разрушитель выключал людей с низким интеллектом, а не... Борланд нахмурился: - Вы имеете в виду интеллектуальный коэффициент? Определяемый как ментальный возраст, деленный на хронологический и умноженный на сто? - Да. Конечно, нельзя быть уверенным в том, что коэффициент отражает что-то, кроме способности субъекта отвечать правильно на интеллектуальные тесты, так что мы можем ошибаться в направлении удара разрушителя. Значение коэффициента не включает в себя такие важные черты, как индивидуальность, независимость мышления, темперамент - и если даже коэффициенты одинаковы... - Это не означает, что способности людей идентичны, - закончил Борланд. - Я читал об этом в книжках и знаю недостатки метода. Помните болтовню лет двадцать назад о "творческих способностях", и эту дурацкую моду на клубы обладателей высокого интеллекта? Если мне нужен хороший человек, я держусь подальше от этих доморощенных интеллектуалов. Мне достаточно просто в лицо посмотреть, чтобы сказать, кто достойный парень, а кто сопляк с клубным синдромом. Борланд окинул их лица острым взглядом. - Вы, - он ткнул узловатым пальцем на Афру. Она вздрогнула. - Вы член клуб