сестра, Виру мне ближе друга, А Вис -- моя хозяйка и супруга. Она -- мой свет, отрада и лекарство, Милей мне жизни, и казны, и царства! Она меня не любит, -- я терплю, Еще сильней, неверную, люблю. Со мной жилось ей сладко, но упрямо Она меня пятнала грязью срама. Я правду от тебя скрывал, поверь, Да и неправду я сказал теперь. Да мог ли я и в ярости моей Убить жену, что жизни мне милей? А если жизнь в плену у ней мрачна, Так пусть умру я раньше, чем она. Хоть полон я печали нестерпимой, Лишь радости желаю ей, любимой! Не плачь, о ранах дочери скорбя, Руками по лицу не бей себя. Я так же, как и ты, скорблю, царица, -- Могу ли с этой скорбью примириться? За Вис отправлю в крепость я слугу: Терпеть ее мученья не могу! Не знаю, что сулит мне наш союз... Не знаю? Нет, я знаю -- и боюсь: Еще снести мне много бедствий надо, Еще придется много выпить яда. Пока со мною будет Вис, -- повсюду Я жертвой козней, лжи, измен пребуду. Пока в моем дворце она -- царица, Мне предстоит страдать, гореть, томиться. Она меня еще не раз обманет, Еще не раз изменою изранит. Но на себя смотрю я, как чужой. Уж я не властен над своей душой. Что мне венец в сиянье торжества? Я -- как онагр, дрожащий в лапах льва! Я не познаю светлой благодати, Уже не стану я отцом дитяти. Тому, что жизнь мне в тягость, не дивись: Увы, не принесла мне счастья Вис!" Затем он Зарду строгий дал наказ: "Как ветер, в крепость полети сейчас. Возьми с собою меченосцев двести, Вернись ко мне с моей женою вместе!" Зард через месяц со своим отрядом, С прекрасной Вис предстал перед Мубадом: Как в путах лань, явилась, обнаружа На теле раны от побоев мужа... Рамин в тоске, в мучениях, в истоме Весь месяц прятался у Зарда в доме. Зард умолял весь месяц властелина, Чтоб тот простил, помиловал Рамина. На радостях властитель царства снова Помиловал Рамина молодого, Див злобы снова спрятал черный лик И благосклонности расцвел цветник, Вновь засияла пред царем страны Краса его владычицы-луны, И снова жизнь Мубада стала сладкой, -- Как сокол, любовался куропаткой, И сокол щедрости взлетел опять, Чтоб куропатку радости поймать. Вновь на пиру воители воссели, Настало время празднеств и веселий. Вновь на земле -- душистая весна, Настало время кубков и вина. Повеял ветерок отрадной доли, Все позабыли о недавней боли... Весь мир, все муки, радости твои В конце концов умрут в небытии. Цени же счастье наших кратких дней, От счастья жизнь становится длинней. Поскольку перед всеми нами -- бездна, Скажи, кому печаль твоя полезна? МУБАД ПРЕПОРУЧАЕТ ВИС КОРМИЛИЦЕ, А РАМИН ПРОНИКАЕТ В САД Был понедельник. Ночь сверкала звездно. Шах из Гургана воротился поздно. Он приказал закрыть проходы, двери, Железом оковать, боясь потери, Надеть замки из индустанской стали -- Румийские ключи к ним подобрали, -- Заделать окна, чтоб любой просвет Железною решеткой был одет. Так заперт был властителя чертог, Что не проник туда б и ветерок. Когда Мубад замкнул врата литые, Печати наложил он золотые. Ключи кормилице вручил он ловкой, Сказал: "Ты хитрой родилась бесовкой! Страдал я от твоих коварств и лжи, -- Хотя б разок мне честно послужи! Я уезжаю. Мы врата замкнули. Пребуду больше месяца в Забуле. Храни дворец в ночи и поутру. Замки я запер, -- я и отопру! Возьми ключи и клятву дай сейчас. Исполни клятву хоть на этот раз! Сама-то понимаешь ты прекрасно, Что клятвопреступление -- ужасно. Сегодня испытать тебя хочу, Но за добро добром я заплачу. Я знаю: попаду в беду опять, Стремясь испытанную испытать, Но потому избрал тебя, такую, Что мудрость мне пришлось узнать людскую: "Свои богатства поручи ты вору, -- И в нем найдешь надежную опору". Так наставлял он мамку без конца, Затем ключи вручил ей от дворца. В счастливый, светлый день, по воле бога, Он выехал из царского чертога. За городом, на травах у горы, Он на день приказал разбить шатры. Он вспомнил Вис, тоску свою и страсть, И горькой шаху показалась власть. Рамин при шахе был, но вечерком Вернулся в город от него тайком. Стал шах допытываться: где Рамин? Хотел он с ним распить вина кувшин. Ответили: "Он в Мерв коня направил", -- И понял шах, что с ним Рамин лукавил: К любовнице своей, неблагородный, Помчался он, покинув стан походный!.. И впрямь вступил Рамин в дворцовый сад. Увидел: на вратах замки висят. Он посмотрел с тоскою на ограду И вспомнил Вис -- мученье и отраду. В душе его проснулась боль живая. Воскликнул он, волнуясь и пылая: "Нас разлучили. Правя торжество, Ревнивец-враг добился своего. Мне с крыши покажись, не то разлуки Железные меня задушат руки. Представь себе, мое увидев горе, Что эта ночь огромна, словно море. Я в нем тону, исчезли берега, Из слез моих родятся жемчуга. Хотя в саду блуждаю среди роз, Я гибну, я тону в пучине слез. Я розы оросил водой из глаз, Нет, кровь моя на лепестках зажглась! Что пользы мне от слез в ночном тумане, Когда моих не слышишь ты стенаний! Из сердца вздох исторгну я, который Сожжет дворец и все его затворы! Но как же я дворец огню предам, Когда моя возлюбленная -- там? Едва огонь ее коснется платья, -- Он сердце мне зажжет, начну пылать я! Из глаз ее как бы исходят стрелы, -- Я падаю, пронзенный, помертвелый. Смотрю -- натянут лук ее бровей... Красой своей срази меня скорей! Хоть я с тобою разлучен судьбою, Моя мечта останется с тобою, -- Мечта, которая когтит мне грудь, То не дает вздохнуть, а то -- заснуть. Но без тебя к чему мне сон в постели? Но без тебя вся жизнь моя -- без цели!" И долго он стонал, вкусив отравы, Слезами оросив цветы и травы, И вот среди нарциссов, лилий, роз Внезапно сладкий сон его унес: Дождь прекратился, падать уставая, -- В глазах иссякла туча дождевая. В саду -- о нет, в аду! -- нашло покой То сердце, что изранено тоской: Для сердца был целебен сад зеленый, Дыханием любимой напоенный. Так, обезумев, он лежал в саду, А Вис металась в доме, как в бреду. В огне ее волшебная краса, Из глаз-нарциссов падала роса. "Он близко!" -- сердцем поняла влюбленным: Ее ожгло железом раскаленным! К кормилице, рыдая, обратилась: "О помоги мне, мамка, сделай милость! С меня сними оковы -- и с ворот, На сумрак мой пусть солнце свет прольет! Как эта ночь, темна моя судьба. Он здесь, любимый мой, но я слаба: Ворота на замке, одеты сталью, Он здесь, но он как бы за дальней далью! Ах, лучше б разделяли нас просторы, Чем эти цепи, стены и затворы! Молю, меня от боли излечи, Раскрой затворы, -- принеси ключи! Ты посмотри, как жребий мой жесток. Навесили на сердце мне замок. Но мне затворов и замков довольно! Иль я не вправе жить свободно, вольно? Изранена, -- пылаю новой раной С тех пор, как жить должна я под охраной. Мой дух связал мой друг сладкоголосый, Когда мои перебирал он косы. В мои глаза как бы вонзил он стрелы, Когда ушел -- красивый, сильный, смелый. Смотри, я в путах мускусных любви, Смотри, от стрел глаза мои в крови!" А та -- в ответ: "Я не склонюсь к обману, Хитрить, лукавить я теперь не стану. Меня увещевал великий шах, Его слова звенят в моих ушах. Посмею ли раскрыть его затворы? Мне страшен гнев его -- ужасный, скорый! Будь у меня и тысячная рать, С Мубадом не смогла б я совладать! К тому же клятву я дала владыке, А клятвопреступленье -- грех великий. Стремись ты во сто крат сильней к Рамину, Я сети козней все же не раскину. К тому же шах -- здесь рядом до поры: Вблизи от города разбил шатры. Мубад испытывает нас, быть может, А испытав, придет и гнев умножит. Я думаю, -- он долго ждать не станет, Сегодня же он в полночь к нам нагрянет. Не будем делать ничего дурного: Дурным воздаст он за дурное снова. От мудрецов пословица пришла: "Одно лишь зло произрастет от зла". Вис отвернулась, гневаясь: для слуха Противно то, что молвила старуха! Сказала мамка: "Свет моей души, Сегодня перед шахом не греши. Перетерпи одну хотя бы ночь, А там рассудим, как тебе помочь. Сегодня ночью я боюсь Мубада. Пойми, его остерегаться надо. Как я велю, сегодня поступи: Бес искушает? Беса ослепи!" Кормилица ушла, а Вис осталась, В слезах, в смятенье по дворцу металась. Но где просвет иль маленькая щель? Как ей на крышу вырваться отсель? В нее любви вселилась лихорадка, Но озарила вдруг ее догадка. От крыши до земли, из прочной ткани, Висел широкий полог на айване. Веревка крепкая спускалась вниз, -- Нашла лекарство от недуга Вис. Она разулась и, как сокол ловкий, Не поднялась -- взлетела по веревке. На крышу взобралась, дрожа от счастья, А вихрь с нее сорвал венец, запястья. Жемчужины рассыпались, блистая, Сама -- простоволосая, босая, Сама -- любовь от головы до ног, Но без колец, браслетов и серег. По крыше устремилась, точно птица. Задумалась: а как же в сад спуститься? Вот привязала к крыше покрывало, На землю по нему спускаться стала. Разорвалось -- ведь внове то занятье! -- За острый камень зацепившись, платье. У Вис побились ноги от прыжка, Хотя земля в саду была мягка. Разорваны и пояс, и рубаха, И шаровары у супруги шаха. Не украшенья, а кровоподтеки Являл ее прелестный стан высокий. Она искала милого, блуждая По саду, -- обнаженная, босая. Из ног, из глаз ручьями кровь текла, Ее судьбу, скажи, сокрыла мгла! "Найду ль цветок пленительный в саду? Как я весну желанную найду? Какая польза от моих стараний? Найду ли солнце я в ночном тумане? О вихрь ночной, внемли моей любви, Хотя б на миг отраду мне яви. О, если ты с безумьем страсти дружишь, То и ко мне ты жалость обнаружишь! Ведь ноги неустанные твои -- Не как мои, бессильные, в крови! Тебе ль страшны далекие дороги? Тебе ль бояться, что устанут ноги? Найди мне два нарциссовых цветка, Один из них -- живой, в глазах -- тоска. Найди его: он дорог мне и мил, Как и меня, он многих соблазнил, Со многих покрывала он совлек, Для многих сделал сладостным порок. Он тысячи увел небрежным взором, Испепелил и бросил их с позором. Смотри, что сделала со мною страсть. Я в ужасе готова жизнь проклясть! Нет мне покоя после ста несчастий, А сердце разрывается на части. Спеши к тому, с чьим обликом слита, Кому четою стала красота. Ты мускус друга на меня навей, А друга амброй умасти моей. Скажи ему: "Расцветший сад весенний, Достоин ты отрад и наслаждений!" Скажи: "О солнце, светишь ты светло, Всех в мире красотой ты превзошло!" Скажи: "Зачем твой голос всюду слышу И ночью поднимаюсь я на крышу? Меня ласкал ты, верность не храня, Лишь кратким счастьем ты дарил меня. Одни лишь муки в мире я терплю, Весь мир заснул, и только я не сплю. Но если человек я, как другие, Зачем мне чужды радости людские? С людьми, в безумье, порвала я связь: Быть может, я безумной родилась? "Приди!" -- ты умолял меня, скорбя. Вот я пришла, но где ты? Нет тебя! Кого же ты, возлюбленный, боишься? Зачем же от моей тоски таишься? Ты не придешь? Зачем же я пришла? Чтоб в этот час впилась в меня стрела? Луна покажется мне западней, Взамен тебя представ передо мной! Что мускус мне взамен твоих кудрей? Он пыли мне покажется грязней! Мне вместо сладких губ твоих вино -- Как зелье, что отравою полно. Не в мускусе -- в тебе моя отрада, Не в сахаре -- в тебе моя услада. Мне стало от кудрей твоих больнее, -- Они меня ужалили, как змеи. Мне словно опиум -- твои уста, Как солнца лик -- твоя мне красота. Несчастная судьба, с каким наказом Явилась ты и унесла мой разум? Внушая жалость другу и врагу, Тебя умилостивить не могу! О, где ты, светлоликая луна? На западе зачем ты не видна? Из-за горы яви свой блеск зеркальный, Ты посвети моей душе печальной. Заржавел, как железо, мир во тьме, Как грешница, любовь моя -- в тюрьме. Украли сердце у меня, а вор Исчез: таков разлуки приговор. Влюбленных вновь соединить должна ты, Пролей нам свет, веди нас, как вожатый. И ты -- луна, и милый мой -- луна, Без вас обоих жизнь моя темна... О боже, сжалься над моей кручиной, Двух лун яви мне облик двуединый. Одной луны примета -- свет и ясность, Другой луны примета -- блеск и властность. Одна сияет с неба всей земле, Другая -- на ристалище, в седле!" Но вот луна явилась на закате. Она грозна, как вождь полночной рати, Она горит, как влаги беглый свет, Она -- в руках у гурии браслет! Ночная тьма, растаяв, поредела, И ожили у Вис душа и тело. Глядит -- Рамин заснул на свежем ложе Среди цветов, сам на цветок похожий. Фиалка и нарцисс -- под головою, И сам он схож с фиалкою живою, И амбра цветника, и ветерок, -- Луна и Вис в один явились срок. Как слился с амброй ветерок ночной, В одно слилась красавица с луной. Рамин проснулся от сиянья Вис, Открыл глаза -- увидел кипарис. Вскочил, прижал он к сердцу стан любимый, Стал гладить кудри, пламенем палимый. Не амбра ли в ее кудрях живет? А на его губах -- душистый мед! Слились их губы, как волна с волною, Две юных жизни сделались одною. Соединились, как душа с душой, Парча с единоцветною парчой. Вино слилось, ты скажешь, с молоком, А гиацинт -- с гранатовым цветком. " Была их страстью ночь озарена, Скажи: воскресла на земле весна! В честь их любви слагали песни птицы, Их ликованью не было границы. Казалось, поднял кубок свой тюльпан: От счастья двух влюбленных был он пьян. Цветы впервые страстью загорелись, Заимствовали у влюбленных прелесть, Поняв впервые таинства любви, Друг другу отдали сердца свои. Но время ласк любовных не выносит, Посев любви серпом суровым косит. Взошла заря -- и стал приютом слез Дворцовый сад, где было столько роз! Взгляни, каков сей злобный мир без маски! Зачем же от него ты жаждешь ласки? Не знает он любви, добра, стыда, И жалость к страждущим ему чужда! МУБАД УЗНАЕТ О ТОМ, ЧТО РАМИН ВСТРЕТИЛСЯ С ВИС Мубад замечает отсутствие Рамина, в нем вспыхивает ревность. Он едет в город, во дворец. Кормилица, ничего не знавшая о поступке Вис, приносит шаху ключи и просит его убедиться в том, что печать на дверях цела. Но шах не находит Вис во дворце. Слуги догадываются, что Вис по веревке выбралась через окно в сад. Зажигают светильники, начинают ее разыскивать. Вис видит издалека свет светильников и советует Рамину немедленно исчезнуть. Рамин перепрыгивает через высокую стену и пускается в бегство. Вис притворяется спящей. Мубад обнаруживает ее в саду и решает ее убить, но Зард удерживает шаха. Вис уверяет мужа, что она невиновна, что ангел божий перенес ее из опочивальни в сад. Мубад, снова поверив ей, прощает ее и Рамина, щедро одаряет кормилицу. Во дворце Мубада снова мир и веселье. МУБАД УСТРАИВАЕТ ПИР В САДУ, И НА ПИРУ ПОЕТ ПЕВЕЦ КУСАН Пришел Урдубихишт и день Хурдада. Стал дивен мир, как пригород Багдада. Поля от счастья -- словно сад всемирный, Цветник из-за красавиц стал кумирней! С деревьев серебро струится в воду, Весна душистой сделала природу. Луга казались праздничным собраньем, Где соловьи звенели утром ранним. Как кравчие -- нарциссы на пиру, Как бражники -- фиалки поутру. В плодах деревья, как цари земли, Сады прекрасны, как лицо Лейли. От маков горы -- как топаз, и всюду В степи трава подобна изумруду. Как пери, маки украшают нивы, Фиалки, словно локоны, красивы. Земля, как рай, ликует с небом вместе, Весь мир подобен радостной невесте. Чудесный день горит над ярким садом, Царица лун -- с главою шахов рядом, А слева -- богатырь Виру, а справа -- Шахру, как солнце мира, величава. Рамин -- напротив, брат владыки стран, А перед ним сидит певец Кусан. О сладостной любви поет он строки, И радуется песням двор высокий. Вельмож обходит чаша круговая, Сердца и лица счастьем украшая. В тех звуках, что Кусан из струн извлек, На Вис и на Рамина был намек. Кто вдумается в этих слов теченье, Откроет их сокрытое значенье. Притча певца Кусана: "Я дерево увидел на вершине. Взглянув на ствол, забыл я о кручине! Оно касалось неба головой И тенью осеняло мир земной, Сияло ярче солнца и звезды, Даруя миру листья и плоды. Под ним бежал родник, прозрачный, чистый, И были травы вкруг него душисты, И расцветали розы и тюльпаны, Жасмин и гиацинт благоуханный. У родника, где так трава сладка, Увидел я гилянского бычка... Пусть вечно это дерево цветет! Да будет сень его -- как небосвод! Пусть вечно льется чистый родничок, И пусть пасется рядом с ним бычок!" ---------- От притчи гнев проснулся властелина. Вскочил, за горло он схватил Рамина, Другой рукою вынул меч из ножен, Сказал: "Ты грешен, грязен и ничтожен! Мне солнцем и луною поклянись, Что больше ты не прикоснешься к Вис, Иначе мной ты будешь обезглавлен За то, что я тобою обесславлен!" Но встал Рамин с обличьем вдохновенным, Поклялся богом и огнем священным: "Пока душа во мне живет, -- клянусь, Что от возлюбленной не отвернусь. Вы солнцу молитесь, его сиянью, А я молюсь подруги обаянью! Она душой мне стала для того ли, Чтоб душу я убил по доброй воле?" Смотрели злобно друг на друга братья, И на Рамина шах низверг проклятья. Снять голову его хотел он с плеч, Орудие любви ему отсечь! Но ринулся Рамин, рассвирепев, На шаха, будто на лисицу -- лев, И повалил его на землю вдруг, И меч у шаха выхватил из рук. Любовью, возлиянием обильным Сраженный, сделался Мубад бессильным, Не понял даже, что с ним сделал брат, Лежал, тоскою горькою объят... Нам виден человек со всех сторон Тогда, когда он пьян или влюблен. Будь шаху чужды эти два порока, Он жил бы, голову держа высоко... Как только утром засиял рассвет, Узнали все, как мир земной одет: Любовь, как меч, красна от свежих ран, А степи золотятся, как шафран. БЕХГУЙ ПОУЧАЕТ РАМИНА Жил звездочет великий в Хорасане, Исполненный и чистоты и знаний. Бехгуем прозванный за красноречье, Являл он светлый ум, добросердечье. Рамина в час урочный, неурочный Поил он мудрости водой проточной. Предсказывал ему: "С судьбою сладишь, Венец наденешь, на престол воссядешь, Твоих желаний древо расцветет, Ты станешь господином всех господ!" Рамин к нему явился утром рано. Глаза в слезах, в душе -- живая рана. Спросил Бехгуй: "О чем грустишь и тужишь? Ты почему с веселостью не дружишь? В грядущем -- царь, ты молод и здоров. Каких еще желаешь ты даров? Не омрачай себя печальной страстью, Не поддавайся горю и злосчастью. Из-за твоих бессмысленных тревог С тобой немилостивым станет бог. И жизнь и время длятся для тебя. Зачем же плачешь, молодость губя? Пока на то приказа нет господня, Не вправе мы печалиться сегодня. Зачем грустить и плакать из-за бед, Которых-то на самом деле нет?" Сказал Рамин: "Ты взором ясновидца Взгляни, -- поймешь: звезда моя затмится! Твое красноречиво изреченье, Но страшно мне судьбы круговращенье. Ведь сердце не из камня, не из стали, Избавиться не может от печали. Доколе телу моему терпеть? Доколе сердцу моему скорбеть? Уродство мира в том и состоит, Что мы слабеем от его обид. Дождь всех замочит рано или поздно, Но лишь меня поток уносит грозно. Ни одного не протекает дня, Чтоб не страдало сердце у меня. Судьба на миг любовь ко мне проявит, Но тут же гибели силки расставит, А если розы мне подарит сад, То сразу же шипы меня пронзят. Мне стоит кубок осушить с вином, -- Отраву обнаруживаю в нем! Подумай, при такой злосчастной доле Мне веселиться радостно дано ли? Царем я так унижен был вчера, Увы, настолько боль моя остра, Что трудно мне внимать твоим советам, Умру от горя, -- выход только в этом!" Затем рассказ поведал он подробный О том, как в гнев пришел властитель злобный, Как оскорбил Рамина царь царей Пред ликом Вис, что всех светил светлей: "Меня в глаза унизил царь державы, -- Зачем их не застлал туман кровавый? Мне лучше умереть, зачахнуть в горе, Чем яд позора пить и жить в позоре. Привыкнуть я готов к любым скорбям, Любой недуг стерплю я, но не срам". Когда Рамин поведал звездочету Свою печаль, тревогу и заботу, Смотри же, что сказал ему Бехгуй, -- Такой ответ и ты друзьям даруй! Сказал он: "Откажись от жалоб грустных! Ты лев, так не страшись шакалов гнусных! При помощи стенаний ты не думай Добыть победу над судьбой угрюмой. Пока у страсти будешь ты во власти, Останешься магнитом для несчастий. Всего себя не отдавай любимой, Ты не тоскуй о ней как одержимый, -- В душе посеял ты любовь, считая, Что семя превратится в деву рая, Но ты не знаешь, видно, что всегда Растет на этой ниве лишь беда. Когда срываешь розы в час веселый, Ты помни, каковы шипов уколы. В своей любви ты, как торговец прыткий, Подсчитываешь прибыль и убытки, Но, если так, -- ты к проторям готов ли? Ведь не бывает без потерь торговли! Кто сеет, пашню потом орошая, С надеждой ждет большого урожая, Но, прежде чем дойдет до молотьбы, Немало бед он примет от судьбы. Без отдыха трудись, терпи невзгоды, -- Тогда покажутся на поле всходы! Любовь безумна, словно в бурю море: Тому, кто бросится в пучину, -- горе! Пока к царице будешь ты влеком, Пребудет царь царей твоим врагом. Стань терпелив на долгие года Для неудач, для боли, для стыда. Всем сердцем устрашись, узнав любовь, А тело для беды приуготовь. Противник ты свирепого слона, -- Кто знает, чем закончится война? Вступил ты с грозным львом в единоборство, Кто знает, чье отважнее упорство? Ты хочешь по морю пройти без судна, Ты царский жемчуг ищешь безрассудно. Кто знает, чем закончишь ты, бедняга, Зло обретешь или достигнешь блага. Пойми, что страсть -- как бы драконья пасть, Но сам стремишься ты в нее попасть! Среди потока ты построил дом, Беспечно ты проводишь ночи в нем, Но хлынет бурная вода с высот, -- Тебя с твоим жилищем унесет! Боюсь я: от позора изнеможешь И руки на себя ты сам наложишь. Но это -- не предел твоих мучений: Ты запылаешь в огненной геенне! То, что ты начал, кончится бедой, То, что ты вяжешь, кончится петлей, Но, если ныне примешь мой совет, В терпенье обретешь отрадный свет. Терпенье выше мужества цени, -- Особенно в безрадостные дни. Когда терпеньем сердце успокоишь, То сердце ты от ржавчины омоешь. Покинь, хоть на год, пери дорогую, Забудь о Вис, найди себе другую. В слезах не вспоминай о ней с тоской, -- И постепенно обретешь покой. Когда любовь безумна, горяча, Разлука -- лучше всякого врача. Пока подруга рядом, ты влюблен, Но помни: с глаз долой -- из сердца вон! Вслед за глазами сердце отдалится, Развеется любовь, как небылица, Тебя закружит дней круговорот, И Вис из памяти твоей уйдет. С людьми бывают всякие напасти, Одни мечом одолевают страсти, Другим уловка хитрая нужна, А третьим -- ложь иль щедрая казна. Лишь ты не знаешь, как достигнуть цели, Нет у тебя ни снадобий, ни зелий. Стал притчей во языцех твой разврат, Тебя возненавидел старший брат. И стар, и млад, когда вздымают кубки, Клеймят твои бесчестные поступки. Тебя считают низким, лицемерным, Прелюбодеем наглым, беспримерным. "Нельзя так низко пасть! -- все говорят. Позор для шаханшаха этот брат!" Была бы даже Вис луной вселенной, Мечтанием, зарею вожделенной, -- И то Рамин, ценя свой род, семью, Не должен был являть ей страсть свою. Да будет смерть желаньям и страстям, Которые приносят людям срам! Пусть на Рамине, что могуч и знатен, Вовеки никаких не будет пятен: Коль опозорен знатный человек, Его позор не смоют сотни рек! Умрем, а дух пребудет навсегда Как дух, и слава тлению чужда. Нет у тебя возлюбленной такой, Чтоб увела тебя с тропы плохой. Прекрасный друг отрадней всех дворцов, А ясный дух милее всех венцов. Вверяя Вис все помыслы свои, Срываешь ты плоды с ветвей любви. Сто лет ее люби, -- увы, она Не гурия, не солнце, не луна, Ищи, -- найдешь сто тысяч, не иначе, Что чистотой и прелестью богаче. С другою будешь счастлив, коль захочешь, А с нею только молодость порочишь. Легко вздохнешь, другую полюбя, Пятно позора ты сотрешь с себя. Не ведал ты, какие есть на свете Красавицы, -- и Вис попался в сети. Тебя пленила бледная звезда: Ведь ты луны не видел никогда! Так не служи любви своей слепой, Ступай иною, светлою тропой. Ты славен, вместе с братом обладая Вселенною от Рума до Китая. Иль нет земель, помимо Хорасана? Иль в мире только Вис тебе желанна? На поиски возлюбленной отсель Отправься к рубежам других земель. Ищи себе красавицу, покуда Ты не увидишь ту, что среброгруда. Свой выбор ты на ней останови, -- Не вспомнишь больше Вис, былой любви! Пока ты знатен, молод и здоров, Живи для празднеств, песен и пиров. Доколе будешь горевать, доколе? Доколе будешь ты кричать от боли? Пора стыдиться витязей и знати, Пора найти опору в старшем брате. Пора прославить молодость свою, Быть первым на совете и в бою. Пора явить нам облик величавый, Трудясь для справедливости и славы. Пора искать державу: царь и воин, Ты царствованья громкого достоин, Но ищешь лишь кормилицу и Вис. Где честь твоя, где совесть? Отзовись! Тебе пора прославиться пришла, Но ждешь ты, чтоб красавица пришла! Твои друзья летят, возглавив рати, А ты стремишься потонуть в разврате. Забав и озорства прошла пора. К чему же на ристалище игра? Увы, подобно диву существо, Чье на себе познал ты колдовство. Не господом дана тебе отрада, Нет, завлекло тебя исчадье ада! Боюсь я: будет твой удел таков, Что вызовет он радость у врагов. Но, твой слуга, тебе я говорю: Смирись, смирись и покорись царю! Тогда из горя вырастет надежда, Тогда разумным станешь ты, невежда! Ты не согласен? Сраму срок не вышел? Что ж, я не говорил, а ты не слышал! Живи как хочешь, если не стыдишься: В игрушку ты для мира превратишься! Ты в море тонешь, я -- на берегу И только с жалостью взирать могу". Когда Рамин услышал сей наказ, Он, скажешь, как осел в грязи увяз. То он краснел от срама, как тюльпан, То он желтел от горя, как шафран. "Ты прав, -- сказал он. -- Речь твоя целебна Для тех, чье сердце разуму враждебно. Я твой совет услышал, твой совет. От бед я сердце оторву, от бед! Нет, я не буду больше страстотерпцем, Отвергну я любовь прозревшим сердцем. Я, и мой путь, и день -- вдали отсель. Начну блуждать, как дикая газель. Теперь сойду с тропы влюбленных праздных, О страсть, забуду о твоих соблазнах. Прощайте, стройный стан и томный взор, К чему любовь, когда она -- позор!" ПРИМИРЕНИЕ ВИС И МУБАДА Мубад поучает Вис. Он клянется, что будет ее любить и во всем ей подчиняться, если она будет ему верна. Вис обещает Мубаду, что она станет ему отныне преданной, покорной женой и навсегда забудет Рамина. РАМИН ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ГУРАБ Еще с утра являет небосвод, Что будет снежным день, что дождь пойдет, От облаков мрачнеют небеса, Тревогу сеют ветра голоса. Так и судьба: для горя и страданий Найдется повод у нее заране. Нам предвещают жар, озноб, ломота: "Для лихорадки отворяй ворота!" Когда Рамина, полного печали, Любовные занятья истерзали, Измучили упреки и обманы, Осточертели западни, капканы, -- Он просьбу отослал царю царей: "Позволь мне в Мах уехать поскорей. Здесь в горестях мои проходят годы, Приходит хворь от здешней непогоды. О шах! Меня -- прошу здоровья ради -- Назначь главою войска в Махабаде. Быть может, я окрепну там, поправлюсь, От горести и слабости избавлюсь. Я там найду низины и высоты, Пригодные для ловли и охоты. То с барсами ловить я буду ланей, То с соколами -- птиц на зорьке ранней. Когда же царский будет мне приказ, -- Готовый к службе, я вернусь тотчас". Возрадовался шах, прочтя посланье, Исполнил он Рамина пожеланье, Дал Кухистан ему, Гурган и Рей, -- Да правит он, глава богатырей! За городом Рамин разбил шатры И тайно ускакал, прервав пиры. Вошел он к Вис, чтобы последним взглядом Ее окинуть, посидеть с ней рядом. Красавица сияла на престоле, Но оттолкнула Вис его оттоле: "Уйди!.. Ты мал, ты власти не обрел, Не для тебя царя царей престол. Сидеть на нем такому не пристало: Ты царство завоюй себе сначала! Ты больно прыток. Или ты привык Так поступать, как дивов ученик?" Вскочил Рамин, от боли побледнел, Стал проклинать свой горестный удел. Подумал он: "Душа моя дурная, Смотри, как ты терзаешься, стеная! От страсти к Вис измучившись сперва, Теперь какие слышишь ты слова! Что женская любовь? Пустой обман: На камне разве вырастет тюльпан? С хвостом ослиным их любовь сравни: Не станет больше, сколько ни тяни! Ослиный этот хвост я долго мерил, В любовь бесстыжих женщин долго верил, Но хватит: вседержителю хвала, Чья доброта прозреть мне помогла! Я выяснил, -- где хитрость, где искусство, Где гнусный грех, где истинное чувство. Зачем я тратил молодость напрасно? Зачем я жил бессмысленно и праздно? О горе: я познал судьбы немилость, О горе сердцу, что к любви стремилось! Клянусь, я задушить себя готов, Но только бы таких не слышать слов... Предательств и коварств покинь дворец, Чтоб, опустев, он рухнул наконец! Я от любви и горя изнемог, Но, к счастью, для разлуки есть предлог. Сто жемчугов я отдал бы заране, Но только бы от Вис не слышать брани. Я вовремя услышал злые речи, Чтоб возжелать разлуки, а не встречи. Но раз решился я расстаться с ней, Мне эта злая брань всего нужней. Я счастье получу без всякой платы, Беги же, сердце, дом оставь проклятый. Беги, беги от горя навсегда, Беги, беги от вечного стыда! Беги: мы будем жить отныне розно, Беги сейчас, а после будет поздно!" Так говорил Рамин с печальным сердцем, Как будто рану обжигал он перцем. А сердце Вис тогда от боли сжалось, К любимому почувствовало жалость. Раскаивалась в грубом разговоре: "Зачем ему я причинила горе?" Вот слуги -- был приказ ее таков -- Сто тридцать ценных вынесли тюков, Где было много злата и товара Из Рума, из Китая и Шуштара. По-своему прекрасны были ткани, Своеобычна прелесть одеяний. Как сам Рамин, сверкали те дары, -- Их отослала Вис в его шатры. Затем велела, чтобы друг желанный Надел чалму, наряд золототканый, И, как влюбленных девушек ланиты, Сияли яхонты и хризолиты. Друг друга взяли за руки потом, В тенистый сад отправились тайком И начали беспечно веселиться И ласками сладчайшими делиться. От их ланит цветенье началось, Душистым воздух стал от их волос. То их пьянит любви игра и страсть, То им разлуку хочется проклясть. Ланиты юной Вис, что ярче солнца, От слез кровавых -- словно два червонца. То воскресают их уста -- рубины, То умирает мир от их кручины. О, сколько скорби есть в одном лишь взоре, Одна душа, но в ней какое горе! Увы, увяли кудри чаровницы И у двоих кровоточат ресницы. Сказала Вис: "Неверный, нежный друг! Мой день зачем во тьму поверг ты вдруг? Не так ты говорил со мной сначала, Не так, а клятвой речь твоя звучала. А ныне, мой пресыщенный, томимый, Любимый убегает от любимой. Но я -- все та же, я -- все та же Вис, Все то же солнце, тот же кипарис. Что от меня ты видел, кроме страсти? Но от меня бежишь, как от напасти! Узнав другую, ты влюбился вновь? Зачем же губишь первую любовь! Рамин, разлукой режущий меня, Не превращай в посмешище меня! Еще раскаешься, вернешься снова, Но клятвенное ты нарушишь слово. Свой лик ты отвернул от Вис? Ну что ж, Начнешь мой лик искать -- и не найдешь. В разлуке пострадаем обоюдно: Вновь сблизиться со мною будет трудно. Теперь ты волк, -- придешь овцой трусливой, Теперь спесив, -- как раб вернешься льстивый. Ты закричишь, безумный, одинокий, И прахом ног моих осыплешь щеки, Из-за меня заплачешь ты, скорбя, Как плачу я сейчас из-за тебя. Но я не снизойду к твоим слезам, Я за добро и зло тебе воздам!" Сказал Рамин: "Господь моя защита, И перед ним душа моя открыта. С тобой навек я заключил союз, Клянусь, я только недругов боюсь! Из-за тебя живу я в вечном страхе, Я стал противен собственной рубахе. Я лань приму за тигра по ошибке, Я крокодила вижу в каждой рыбке. В своей любви я не пришел ко благу, Скупятся облака, чтоб дать мне влагу. Такую слышу брань со всех сторон, Как будто мир на гибель обречен. Мне дружба близких кажется враждою, А прелесть женщин кажется бедою. Когда меня водой теперь поят, Мне кажется, что пью смертельный яд. Одни лишь тигры снятся мне в ночи, Драконы и кровавые мечи. Боюсь, что шаханшах, властитель царства, Меня убьет при помощи коварства. Едва души загубленной лишусь, Я и тебя, возлюбленной, лишусь: Отнимут душу, страсть мою казня, -- Тебя с душой отнимут у меня! Так лучше душу я свою спасу, А в ней -- тебя, души моей красу. Я жить хочу, хочу твоей любви, Но для нее и ты, и ты живи! Бывает ночь беременна порою, -- Кто знает, что она родит с зарею? Один лишь год в разлуке проведем, -- Любовь настанет вечная потом! Судьба коварна, всех в тенета ловит, -- Кто ведает, что нам она готовит? Быть может, за разлукой темной вслед Для нас нежданно вспыхнет ясный свет. Пусть болен я, в печали дни влачу, -- Своей надежде верю, как врачу. Пусть движется в тоске за годом год, Я верю: светозарный день взойдет. Всевышний с добротой и правосудьем Дарит надежду всем на свете людям -- На то, что минут горе и ненастье, Что ярко вспыхнут утро, ведро, счастье. Пока я жив, -- вблизи или далече С надеждой буду с солнцем ждать я встречи. Ты -- солнце: для меня оно зажглось! Мир без тебя -- черней твоих волос! О, сколько горести в моей судьбе: Причина этого -- любовь к тебе. Я твердо верю: горести пройдут, И дни веселья вскорости придут. Что нам замки, затворы и преграды? Дождемся мы свободы и отрады! Придет весна, придет весна для всех, Лишь на хребтах оставив зимний снег!" "Все это так, -- сказала Вис. -- Однако Моя судьба полна тоски и мрака. Боюсь: она, чтоб умертвить любовь, Рамина у меня отнимет вновь. Боюсь: в Гурабе встретишь ты нежданно Красавицу, чья прелесть всем желанна: Стан -- кипарис, а грудь белей жасмина, Лицо -- луна, уста -- алей рубина. Тогда ты договор нарушишь наш, Меня забудешь, сердце ей отдашь. Сердца в Гурабе, правда такова, Вращаются, как мельниц жернова. Красавицы проходят, ослепляя, Как взглянешь, так пленит тебя любая. Через Гураб не проезжай, Рамин: Там соблазняют девушки мужчин, Крадут сердца у влюбчивых и страстных, Как ветер -- лепестки у роз прекрасных. Как лев -- онагра средь пустынной ночи, Тебя пленят их колдовские очи. Имей сто наковален -- сто сердец, Все разобьются из-за них вконец. Пусть против дивов знаешь ты заклятья, -- А не спасешься, в их попав объятья!" Сказал Рамин: "Пусть даже смелый месяц Вокруг меня проходит целый месяц, Пусть служит солнце той луне венцом, Венеру пусть она затмит лицом, Ее слова пусть будут, как соблазны, А козни, хитрости -- разнообразны, Ее уста пусть будут, как веселье, А поцелуи -- как хмельное зелье, Пусть будут, как лукавый сон, ланиты, Глаза -- волшебной силой знамениты, Пусть взоры в юных старцев превращают, Пусть губы к жизни мертвых возвращают, -- Клянусь, -- тебя любить, как прежде, буду, Я пронесу любовь к тебе повсюду. Любя тебя, презрев ту красоту, Твою кормилицу ей предпочту!" Затем они слились в лобзанье жгучем, Но каждый был разлукой близкой мучим. Не слезы, -- кровь у них текла из глаз. Ужели встреча их -- в последний раз? Был пламень их тоски неукротим, От вздохов до небес вздымался дым. Струилась из очей вода разлуки, -- Нет, жемчугами полные излуки! От вздохов адским пламенем дохнуло, Земля в слезах, как в море, потонула. Скажи: когда они расстались в горе, Возникли между ними ад и море! В седло Рамин уселся поутру, А Вис терпенья сбросила чадру. Ее согнула, словно лук, разлука, -- Стрела в Рамина прянула из лука. Когда же в сердце та стрела вошла, -- Согбен, как лук, он взвился, как стрела. Рыдала Вис: "Хоть далеко свиданье, Уже сейчас мне тяжко ожиданье! Ты вынужден в далекий путь пуститься, А для меня любовь моя -- темница. Твою любовь, покуда ты в пути, В темнице постараюсь я найти! Проклятие моей злосчастной доле: То я в пыли, то снова на престоле! Какая в сердце маленьком тоска, -- А ей была бы даже степь узка! От слез глаза мои -- влажнее моря, А сердце адом сделалось от горя. Виновна ль я, что я не знаю сна, Что я разлукою потрясена? Кто выдержит -- плыть в море бесконечном Иль жить в аду, в огне пылая вечном! Что может быть ужасней, коль врагу Свою же долю пожелать могу?" Рамин и войско двинулись походом, И трубный рев взлетел к небесным сводам. Подобно туче, взвился прах летучий, Рамина слезы -- дождь из этой тучи. Он думал о любимой постоянно, Он чувствовал, что в сердце ноет рана. Тоска, тоска была в его глазах, Его покрыл разлуки вечный прах.