шу день и ночь одни упреки. В Кирмане, Хузистане, Кухистане, В Табаристане, Рее, Хорасане, -- Я притчей во языцех стал везде, Везде толкуют о моей беде. Рассказы о моей злосчастной доле Услышишь у реки, в широком поле. В горах слагают обо мне стихи, В степях заводят песню пастухи. Мужчинам на базаре, женам -- дома, -- Всем повесть о любви моей знакома. Меня посеребрила седина, Разлукою душа омрачена, -- Я разлучен с кумиром черноглазым, Ушли мое терпенье, сон и разум. Я пожелтел, как золотой динар, Я ослабел, как будто стал я стар, Пяти шагов не пробегу, а лук Из обессиленных роняю рук. Я думаю, садясь на скакуна, Что надломилась у меня спина. Иль стал мой стан железный -- восковым, А мой кулак гранитный -- шерстяным? Как я, мой конь в конюшне стал старее, А был онагра быстрого быстрее. Я с барсами не мчусь по следу дичи, Я с соколами не ищу добычи, Я с юными гребцами не борюсь, Я бражников осилить не берусь. Ровесники мои живут, не тужат, То скачут на конях, то с негой дружат, Милы одним красавицы в саду, Другие склонны к ратному труду, Одним нужны забавы и веселье, Другим -- домашний труд и земледелье. А я? Я к жизни потерял охоту, Удача никнет, погрузясь в дремоту. Я -- с застоявшейся водой колодец, Плутающий по лесу полководец! Нет у меня подушки, одеяла, Мне грубая циновка ложем стала. То я блуждаю с дивами в пустыне, То в камышах лежу со львом в лощине. Я в бренном мире был разлукой мучим, И ждет меня бесчестье в мире лучшем. Меч подняла разлука между мной И радостью загробной и земной. Другим -- покой и свет, а мне -- могила: Отверг я все, что было сердцу мило. Пленен любовью, я попал в тюрьму. Чтоб вырваться, где силы я возьму? О сердце, погаси свой пламень -- или От страсти я сгорю в твоем горниле! Подумай о своем поступке глупом: И ты умрешь, когда я стану трупом! Ты хочешь стать, о сердце, горсткой пепла? Ты от любви озлобилось, ослепло, Полно тоски, невежества и яда, -- Такого сердца никому не надо!" Так рассуждал Рамин, сей пленник горя, И сердце он разбил, с ним жарко споря: Как курица, в чье горло сталь вонзилась, Оно в предсмертных судорогах билось. Был для Рамина тяжек скорби груз, И он покинул пир, как битву -- трус. Сошел Рамин с престола золотого И сел на верного коня гнедого. Он выехал из городских ворот, -- Ты скажешь, что пустился конь в полет! А всадник, от высоких гор и скал, По направленью к Мерву поскакал. АЗИН ПРИБЫВАЕТ ПОСЛОМ ОТ ВИС К РАМИНУ Прекрасен ветер, веющий с востока! Он запах роз приносит издалека. Хирхиз, Фансур и Самандар дарят Зефир, в котором амбры аромат. Люблю, восток, твое благоуханье, Но если в нем -- красавицы дыханье, -- Оно свежее запаха полей, Приятней амбры, мускуса милей! Не так душисты роза и нарцисс, Как животворное дыханье Вис. Рамин подумал: "Не зефир колышет Цветы садов, а мир любимой дышит! Подобен москательной ветерок, Покинувший возлюбленной порог: В нем -- благовест любви неколебимой, В нем -- чистое дыхание любимой". Он долго ехал по степи один, Как вдруг явился перед ним Азин. Рамин, посланца издали узнав, К нему навстречу поскакал стремглав. Сошел с коня посланец неустанный, -- Был этот конь -- как слон Тохаристана! Азин, достойный блага и похвал, Перед Рамином прах поцеловал. Принес он запах амбры и алоэ, -- Нет, госпожи дыханье молодое! Как будто засияла вся равнина, Когда предстал Азин глазам Рамина. Смотрели друг на друга с восхищеньем: Так радуется тополь дням весенним. Они коней стреножили в веселье И посреди степи на травке сели. Азин расспрашивал Рамина много: Здоров ли? Тяжела ль была дорога? Затем вручил он то, что Вис послала: Ее письмо, платок и покрывало. Рамин, посланье увидав, сперва Затрепетал, как лань при виде льва. Дрожали руки у него и ноги, В беспамятстве свалился у дороги. Как в лихорадке он затрясся вдруг, И выпало письмо из слабых рук. Когда письмо прочел и взял платок, -- Из глаз Рамина хлынул слез поток. То повторял слова, что Вис писала, То прижимал он к сердцу покрывало, То мускусом дышал он одеянья, То буквы целовал ее посланья. В его глазах две тучи родились, -- И яхонты и перлы полились. Проникла в сердце молния из глаз, Зажглось и сердце, и душа зажглась. То яхонты струятся из очей, То в сердце пламя жжет все горячей. То плакал, то вздыхал, как сумасшедший, То умолкал, лишившись дара речи, То навзничь падал, зарываясь в прах, То без сознанья корчился в слезах. Когда ж к нему рассудок возвращался, Раскрытой раковиной рот казался. Он говорил: "Судьба моя мрачна! Она лишь горя сеет семена! Я с кипарисом разлучен сурово, А без него на свете нет мне крова. Я с ярким солнцем разлучен судьбой, А мой приют -- над высью голубой. Я разлучен с красой неумолимой, А мне нужны, как жизнь, слова любимой. Но вместо слов она письмо прислала, Взамен себя -- платок и покрывало. В ее письме мне счастье улыбнулось, И жизнь с ее платком ко мне вернулась!" Затем послал возлюбленной прекрасной Ответ, что был красив, как шелк атласный. ПИСЬМО РАМИНА К ВИС Рамин просит Вис простить его. Он клянется ей в вечной любви. Азин отправляется с этим письмом к Вис. Рамин следует за гонцом. Вис, извещенная о приезде Рамина, ждет возлюбленного. РАМИН ПРИБЫВАЕТ В МЕРВ Прекрасен Мерв, земных владык приют! Прекрасен Мерв, где цветники цветут! Прекрасен Мерв зимой и в летний зной, Он осенью прекрасен, как весной! Кто видел Мерв, кто поселился в нем, Найдет ли счастье в городе ином? А если в Мерве милая живет, То без него полна земля невзгод. О, как же горевал Рамин влюбленный, От Мерва и подруги удаленный! Покинул он друзей, в огне пылая, А все же не померкла страсть былая. Стареет все, но манят вновь и вновь Отечество и первая любовь! Вернувшись в Мерв, высокой мучим жаждой, Он видел кипарис в травинке каждой. Деревья -- рай, плоды -- прелестней гурий, Цветы -- как солнце яркое в лазури. Как ветвь нарцисса с вестью о весне, -- Так расцвела душа в родной стране. Ты скажешь, что раскрылся Мерв чудесный, Как небожителей приют небесный! Приблизился Рамин к дворцовой башне. Заметил всадника дозор всегдашний. Обрадовал дозорных конь гнедой, А на коне -- воитель молодой. К кормилице отправились поспешно, Была их весть отрадна и утешна. Старуха прибежала к госпоже: "Больная, лекарь твой пришел уже! Явился барс, что царствовать достоин, Из рода царского явился воин. Примчался ветерок в твою обитель, Он -- молодой весны благовеститель. Судьба взглянула на тебя без гнева, И стало плодоносным жизни древо. Вновь щедрым стал твоей любви цветник, Вновь щедрым стал свидания рудник. Рассвет пришел с востока величаво -- И наслаждений расцвела держава. Твоей надежде сбыться суждено, -- Так пей же встречи сладкое вино! Нет больше ночи: день бежал из плена! Нет больше смерти: жизнь вовек нетленна! Отныне счастье сохнуть перестанет, А ветвь печали навсегда увянет. Нет больше праха: всюду -- шелк дорог! Нет больше вихря: веет ветерок! О встань, луна, взгляни на лик земной, Блистающий цветущей новизной! Черней твоих волос ночная мгла, А ныне ночь, как облик твой, светла, И ржавчину тоски с себя смывая, Смеется мир от края и до края. Его обрадовал приход Рамина: Ликуя, вся земля зовет Рамина! Друг прибыл под счастливою звездой: Вновь станут солнце и луна -- четой. Иди и страсть былую обнови. Как он красив! Как ждет твоей любви! Он мучится, -- душа твоя грустна, Меж вами -- и ворота и стена. Открой ворота, к милому спеша: Открыта для тебя его душа!" Сказала Вис в ответ: "Спит шаханшах, Заснули вместе с ним беда и страх, Но если шах проснется, то беда Проснется, и пропали мы тогда. Придумай, как спасти меня от бедствий: Как никогда, нуждаюсь в сильном средстве!" Кормилица произнесла заклятье, -- Ушли от шаха чувство и понятье. Заснул он, как мертвец, как бражник пьяный, Забывший мир и все его обманы!.. А Вис, в притворном гневе, у оконца Присела и блистала ярче солнца. Увидела Рамина с высоты, И расцвели в ее душе цветы. Но вновь сердитой притворясь для виду, Явила другу прежнюю обиду. Беседу повела с конем Рамина. Сказала: "Ты мне был дороже сына. О конь гнедой, служил ты другу службу, Но почему порвал со мною дружбу? Тебе дала я бархатную сбрую, Тебе дала уздечку золотую, Тебе воздвигла золотые ясли, Ты у меня как сыр катался в масле. Зачем ты бросил ясли дорогие? Зачем отверг мои, избрал другие? Ты видел от меня добра немало, А сколько мук я без тебя узнала! Так не ищи, гнедой, других конюшен, Не будь к моим страданьям равнодушен. Кто ясли не ценил, -- сгниет во прахе, Кто осквернил алтарь, -- умрет на плахе!" РАМИН ОТВЕЧАЕТ ВИС Увидев, что любимая права, Услышав эти гневные слова, К ней обратил Рамин свои реченья, На тысячу ладов просил прощенья. Сказал: "О красоты весенний цвет! О землю оживляющий рассвет! Ты -- райский сад и царственный венец, Ты -- вечная владычица сердец. Ты -- облик утренней звезды нетленной, Ты -- светоч родины и жизнь вселенной. Ты -- госпожа моих смятенных дней, Столепестковой розы ты нежней! Зачем, сердясь, мне сердце разрываешь? Зачем свой лик ты от меня скрываешь? Не я ль, Рамин, твой пленник и слуга? Не ты ли, Вис, как жизнь, мне дорога? Да, я -- Рамин, любовь -- моя держава, О нас с тобой идет по миру слава. Ты -- Вис, и мир желает подчиниться Твоим кудрям, о вечности царица! Все тот же я, кто чтит твои законы, Все тот же я, навек в тебя влюбленный, Все тот же я, но ты теперь не та же, Моих молений ты не слышишь даже! Иль, вражеским поверив наговорам, Ты страсть мою сочла своим позором? Быть может, хочешь, чтоб я жить не смог? Быть может, хочешь ты поджечь мой стог? Быть может, позабыла свой обет? Быть может, мой обет -- источник бед? О, горе ласкам и любви большой, Которой был я предан всей душой! В саду бессмертья я любовь посеял, А этот сад в своей душе взлелеял. Слезами орошал я этот сад, -- Вот почему он не познал отрад. Но день за днем, прилежный садовод, Выхаживал я каждый лист и плод. Пришла весна -- и запах свой разлили Цветы моих тюльпанов, роз и лилий. В саду так много запестрело грядок, Как чистый мускус, воздух свеж и сладок. Чинары, мирты, кипарисы, ивы Являют кров тенистый и красивый. Сверкают ветви, как влюбленных страсть, И хочет каждый плод к ногам упасть. Здесь горлинки и соловьи поют, Все птицы славословят сей приют. Из верности воздвигнута ограда, То не ограда, -- горных скал громада! Стремительны, прохладны родники, Пленительны, нарядны цветники. В саду, казалось, колдовали грядки, И львами становились куропатки! Но вот разлуки наступил мороз, И вихрь измены сад песком занес. Нет больше радостного плодородья, И сад пустыней стал из-за безводья: Его, что был тенист, широк, высок, Разрушили и ветер и песок. Нет больше ни деревьев, ни ограды, Ни родников, ни сладостной прохлады: Завистники явились в сад забвенный, Стволы срубили, повалили стены. Взметнулись соловьи и куропатки, Все птицы улетели в беспорядке. О, горе миртам, розам и тюльпанам! О, горе упованиям обманным! Любовь -- не золото, любовь -- цветок, Цветок увял -- вот горестный итог! Страсть далека от солнца, мир -- от милой, И горе грустью множится постылой. Ликуют ненавистники добра: Пришла для них желанная пора. Пьют недруги из пиршественной чаши: Хулителям приятно горе наше. А нам теперь не нужен ни посредник, Ни вестник злой, ни добрый собеседник. Ты и кормилица, -- не знайте страха, Не огорчу я больше сердце шаха! Один лишь я виновен среди вас, -- Недаром свет моей судьбы погас. Будь проклята моя судьба и робость, Из-за которой я низвергнут в пропасть! Пусть благороден я, но, духом слаб, Склонился пред судьбой своей, как раб. Не будь судьба моя черна, -- едва ли Меня бы дивы так околдовали! Кто внемлет дивов мерзостным приказам, Утратит, как и я, покой и разум, Получит вместо амбры и алоэ -- Песок пустыни, дерево гнилое. Не золото, не царские рубины, -- В его руках лишь черепки из глины. Не на коне, что словно вихрь горячий, -- Он восседает на таразской кляче. Красавица, прости меня, молю, Любовью душу озари мою! Безмерна пред тобой моя вина, Но смилуйся, останься мне верна. И ты передо мною виновата, Но пала только на меня расплата. Какое ни свершил бы прегрешенье, Ты мне сегодня подари прощенье. Прошу тебя, добро ты соверши, Смой ржавчину стыда с моей души! Пока я жив, где б ни был я, -- повсюду Свой грех перед тобой я помнить буду. То зарыдаю, мрачен и греховен: "Виновен я, виновен я, виновен!", То закричу, чтоб жалость обрести: "Прости меня, прости меня, прости!" Ты на меня, царица, рассердилась, Но где же доброта, прощенье, милость? Что было -- было. Будь моей душой И благодетельницей-госпожой! Прости -- и у меня, клянусь заране, Ни просьб не будет больше, ни желаний. Я стану во дворце твоем слугой, Я не уйду к владычице другой: Найду ль прощенье там, где нет тебя? Там смерть моим мечтам, где нет тебя! Ты не простишь, -- так кто меня простит? Не умножай мою печаль и стыд. Что из того, что согрешил я раз, -- Единственный ли грешник я сейчас? Впадает в грех и старец белоглавый, Порой мудрец нарушит все уставы. Споткнется конь, хотя четвероног, Хотя остер, притупится клинок. Один лишь раз ошибся я, -- за это Меня не мучай до скончанья света! Я стал твоим рабом по доброй воле, -- К чему же мне оковы зла и боли? Все претерплю, но я не потерплю Страданий той, которую люблю! Тебя не видеть? Лучше быть слепым! Тебя не слышать? Лучше быть глухим! Из-за меня вовек не ведай муки, И да не буду я с тобой в разлуке! Красавица, прости меня, не то Чем стану я? Что жизнь моя? Ничто! И ты, как я, скорбей узнала пламень: В горниле плавятся и сталь и камень, Но, как горнилу жаркому -- вода, Так доброта ко мне тебе чужда. Смотри, я погибаю от огня, Что вспыхнул от железа и кремня. Меня пожрет огонь многоязыкий, -- Мои предсмертные ты слышишь крики? От этого огня бросает в дрожь, Его ты даже морем не зальешь. Дым от огня вселенной завладел, Стал темен мир, как мрачный мой удел. Ты слышишь плач полей, лесов и рощ? Вот почему идут и снег и дождь! Покрыто снегом тело у меня, Но в нем пылает капище огня. Такого чуда не было вовек: В одну чету слились огонь и снег! Снег сыплется, но вверх огонь взлетает, Пылает мой огонь, а снег не тает. Распалось на две половины тело: Та -- в пламени, а та -- обледенела! Кто верен ласкам и любовным негам, Того никак не уничтожишь снегом. Я думал, -- от огня меня избавишь, Не знал, что умереть в снегу заставишь. Луна моя, чей возраст -- две недели! Два месяца я шел к тебе в метели! Ведь я твой гость, -- забудь язык угроз: Гостей не выгоняют на мороз! Ускорить хочешь ты мою кончину? Пусть я умру, но только не застыну!" ВИС ОТВЕЧАЕТ РАМИНУ Сказала Вис -- и словно острый меч Была ее отравленная речь: "Уйди, Рамин, уйди из Мерва прочь! Забудь меня, и Мерв, и эту ночь! Словам не верю сладким, но пустым. Унес огонь? Так убери и дым! Не ты ли, низкий, обманул меня, -- К чему же эта лесть и болтовня? Не ты ли дал мне клятвенное слово? Солгал ты раз, но не обманешь снова! Ступай и Гуль свою ласкай, лелей, -- Она тебе, изменнику, милей. Ты образован, речь твоя звучна, -- Наполовину так я не умна. Ты знаешь толк в уловках и соблазнах, Ты часто обольщал красавиц разных. Я много видела твоих капканов, Я много слышала твоих обманов. Зато теперь ценю я по дешевке Весь твой базар и все твои уловки! Всегда Мубаду буду я верна, Как любящая, добрая жена. Лишь он один мне в мире верен свято, Хотя пред ним я тяжко виновата: Ни разу не вздыхал при мне с тоской, Ни разу не подумал о другой! Меня он любит с лаской благодарной, Не так, как ты, неверный и коварный. Теперь спокоен шах многострадальный. Он восседает с чашею хрустальной. Мне подобает восседать с Мубадом, А не с тобою, вероломным, рядом! Теперь в опочивальню я пойду, Чтоб розу шаханшах нашел в саду: Не обретя меня в своем покое, Вновь обо мне подумает дурное. Подумает, что изменяю вновь, И взыщет подать за мою любовь. Я не хочу, чтоб он страдал опять, Я не хочу супруга огорчать. Довольно мне печалей безутешных, Довольно жалких слез и мыслей грешных. Увы, я много претерпела горя, Я испытала боль, с судьбою споря, Но что мое мне дало прегрешенье? Позор, бесславье, всех надежд крушенье! Мой властелин был недоволен мной, -- Преступною, распутною женой. Из-за того, что я тебя любила, Я молодость напрасно загубила, А мне лишь память о любви осталась, Ее тоска и горькая усталость. Уйди от этой ветви навсегда, Ни листьев не получишь, ни плода! Здесь -- дверь отчаянья: уйди скорей, Зря по железу молотком не бей! Минула полночь. Гуще стали тучи, И гуще -- дым, и гуще -- снег сыпучий. Хоть самого себя ты пожалей, Чтоб хуже не было, уйди скорей! Уйди -- и никогда не знай невзгод. Пусть роза, Гуль, в твоем саду цветет. Будь вечно с ней, пусть время вас не старит, -- Пусть пятьдесят детей тебе подарит!" Вис говорила, гневаясь и плача, Лицо и чувства истинные пряча. Замолкнув, удалилась от окна, Ни друга не впустив, ни скакуна. С кормилицею вместе удалилась, -- То удалилась от Рамина милость. Врагам на радость горевал Рамин, На площади остался он один. Все смолкло, успокоилось кругом, И лишь Рамин с покоем незнаком. То на судьбу свою, то на подругу Он жалобами оглашал округу. Он обращался к богу своему: "Любую кару от тебя приму! Смотри, остался я, тоской палимый, Без близких, без друзей и без любимой. Коза в горах найдет приют, наверно, В степях найдут приют онагр и серна, И только мне приюта нет нигде, О смилуйся, творец, твой раб в беде! Нет, не уйду я, не достигнув цели: Я не мужчина, что ли, в самом деле! А смерть придет, надежды не даруя, -- Пусть у дверей возлюбленной умру я! Пусть знает каждый, что к любимой страсть Влюбленному велела мертвым пасть. Будь эта стужа снежная булатом, Свирепым львом иль тигром полосатым, -- Своих шагов не унесу отселе, Нет, не уйду я, не достигнув цели! О сердце, не были тебе страшны Ни меч, ни лук, ни барсы, ни слоны, Чего ж боишься ты ветров и бури, -- Не с ними ль ты пришел к царице гурий? Не дрогну я перед зимой метельной, Не убоюсь я боли беспредельной: Пусть Вис придет, -- и мне тогда мороз Покажется свежей душистых роз! А если б мог ее поцеловать я, Возлюбленную заключить в объятья, -- Все страхи от меня бы улетели, Не думал бы о стуже и метели!" Так сетовал Рамин в полночный час, А конь гнедой в снегу меж тем увяз. Всю ночь дрожал гнедой от лютой стужи, А всаднику еще под снегом хуже! Рыдал Рамин, а боль была остра, На теле -- снег, а в сердце -- камфара. Всю ночь рыдали над Рамином тучи, Кружился ветер ледяной и жгучий. Доспехи, сапоги и плащ на теле От стужи, как железо, затвердели. А Вис всю ночь терзал недуг сокрытый, Ногтями исцарапала ланиты: "О, как мороз пронзил меня насквозь! Иль светопреставленье началось? О туча, ты рыдаешь над любимым, -- Стыдись, ты дышишь состраданьем мнимым! Румянец ты в шафран одела колкий, А ногти друга стали как иголки. Рыдаешь, будто бы Рамина любишь, Но ты его слезами только губишь! О, не дожди хотя б один часок, -- И без того мой жребий так жесток! О снежный вихрь, бушующий в ночи, Хотя бы на мгновенье замолчи! Иль ты в родстве с тем дуновеньем вешним, Что, как Рамин, местам отраден здешним? Зачем не пожалеешь ты Рамина? Ты губишь цвет нарцисса и жасмина! О, море, чьи сокрыты берега, Ты все же для Рамина -- как слуга! Хоть жемчуга таит твоя пучина, Не так ты щедро, как рука Рамина! Увидев, что прекрасен ратный вождь, Из зависти ты шлешь и снег и дождь. Твое оружье -- снег и дождь холодный, Его оружье -- меч и стяг походный. Не сдашься -- войско на тебя обрушит И пылью от копыт тебя иссушит. Он изменил мне, в край уехав дальний, И я сейчас одна в опочивальне. Сейчас моя постель -- парча, атлас, А он под снегом и дождем сейчас. Как розовый цветник, он свеж и молод, Но вреден розам снег и зимний холод." Так причитая, глянула в оконце, -- Ты скажешь: землю озарило солнце! Опять гнедого кликнула коня: "Иди сюда, гнедой, утешь меня! Не мучайся: ты, как дитя, мне дорог. Но почему, гнедой, ты не был зорок? Зачем такого спутника избрал, Товарищем распутника избрал? Пришел бы не со спутником дурным, -- Моим ты стал бы гостем дорогим. Теперь мороз тебя терзает люто, Но для тебя нет у меня приюта, Ступай к другой, и у нее ищи ты И стойла, и питанья, и защиты. Ступай и ты, Рамин, из Мерва прочь. Ты боль свою сумеешь превозмочь. Я так ждала, что твой увижу свет, Я так ждала, что выполнишь обет! Когда на пышном ложе спал ты сладко, Заснуть мне не давала лихорадка. Лежал, на горностаях развалясь, А мне как бы достались дождь и грязь. Ты кончил тем, чем начал ты сначала: Моя беда твоей бедою стала. Чувствительный к невзгодам бытия, Ты все же не чувствительней, чем я. Один лишь день была тебе нужна я, Теперь живу, лишь страх и горе зная. И ты, как я, надежды позабудь: Я, их забыв, смогла легко вздохнуть! Сперва измучат боль, тоска, надсада, Но есть и в безнадежности отрада. От безнадежности я так терзалась, Что в море тонущей себе казалась. А ныне я не мучаюсь в пучине, От всех надежд избавилась я ныне. Я счастлива, стезю добра избрав: Светлей венца благочестивый нрав! С подругой старой не познал ты счастья, Ступай, ищи у новой сладострастья! Хоть славятся старинные динары, А новый привлекательней, чем старый. Уйдя, мою любовь ты обезглавил, -- Зачем же к мертвой голову приставил? Трава взошла бы на моей могиле, -- Ее твои поступки б осквернили! Не знала я, страдая и греша, Что от любви состарится душа! Не жди моей любви: я с ней рассталась, А снова молодой не станет старость... На миг вернемся к твоему посланью. Меня ты грязью обливал и бранью И унижал, позоря и грубя, А я себе желала лишь тебя! Ты был моей душой, моей хвалою, Но ты меня отверг с насмешкой злою. У матери -- я с ней сходна судьбой -- Единственная дочь была слепой. Она, чье зренье умертвила мгла, Бесхитростно супруга избрала... Пусть согнута моя любовь, как лук, -- Стрелой каленой слово прянет вдруг, -- Рамина сердце служит ей мишенью, -- Так уходи, найди стезю к спасенью! Страшись меня: слова моей хулы Противней желчи и острей стрелы!" ВИС УДАЛЯЕТСЯ С ГНЕВОМ И ЗАКРЫВАЕТ ВОРОТА ПЕРЕД РАМИНОМ Так говорила Вис, и так случилось, Что каменное сердце не смягчилось. Привратникам и сторожам она Сказала, отвернувшись от окна: "Всю ночь да будет бдительна охрана. Остерегайтесь грозного бурана. Весь мир сейчас попал в беду, гудя Гуденьем ветра, снега и дождя. Как будто всадников мы слышим топот Иль моря взбаламученного ропот. Дрожит земля, дрожит небесный кров От шумных волн и бешеных ветров. Все корабли ломает время в море, И Страшный суд как бы наступит вскоре. Грохочет буря, гибелью дыша, Уста трепещут, в ужасе душа." Когда Рамин расслышал в шуме вьюги Сердцегубительный приказ подруги, -- Мол, бдительными будьте, сторожа, Хозяйке службой верною служа, -- Из сердца вырвал он мечту о встрече, А снежный вихрь унес ее далече. Он замерзал, завеянный пургой, Не мог рукою двигать и ногой. Покинутый любимой, полон боли, Гнедого повернул он поневоле. Вздымался он горой средь снежных троп, А горе в нем вздымалось, как сугроб. Он говорил: "О сердце, не робей, Что выросло число твоих скорбей! Случается в любви такое дело, Когда страдают и душа и тело. Но это бедствие переживи И откажись навеки от любви. Свободным станешь ты, а свет свободы Развеет все неправды и невзгоды. Но только после не влюбляйся вновь, -- И вновь тебя не огорчит любовь. Я все утратил, жалкий и гонимый, К чему ж на всех углах взывать к любимой? Увы, я в горе с ног до головы, От мира мне досталось лишь "увы"! Увы моим томлениям в неволе, О, тщетно за мячом я гнался в поле! Увы моим надеждам: в эти дни Ничем, как ветер, сделались они! Я говорил тебе: "Нам бесполезно Идти дорогой, на которой -- бездна", Советовал: "Язык мой, онемей, Не говори с возлюбленной моей, Услышишь лишь насмешки", -- и воочью Во всем я убедился этой ночью. Как только признаешься в сильной страсти, -- Ты у любимой сразу же во власти. Все в ней -- высокомерье, прихоть, ложь, В ее любви ты счастья не найдешь. О сердце, лучше б мы с тобой молчали! Ты высказалось -- и полно печали. Пословица влюбленным пригодится: "Должна быть молчаливой даже птица"! ВИС РАСКАИВАЕТСЯ В СВОЕМ ПОСТУПКЕ Смеется над людьми превратный мир, -- Обманчивый, невероятный мир! То нас обрадует, то нас обидит, То приласкает, то возненавидит, И, неудачник, он играет с нами, Как фокусник с блестящими шарами. Но глупы мы или бессильны, что ли? Иль мы другой не заслужили доли? О, если б ты от алчности отвык, Не разглашал бы тайн твоих язык. Ни перед кем ты не склонял бы шеи, Тебе б дышалось легче и вольнее. Не знал бы козней, лжи и безразличья, Как от чумы, бежал бы от величья. Не будь судьба коварна и пристрастна, Она бы нас не мучила напрасно, Как Вис и как Рамина в те года: Влюбленных разделила вдруг вражда. Когда Рамин покинул Вис в унынье, -- Ты скажешь: бес унылым стал отныне! Вис ужаснулась. Видела она: Сама себя обидела она! Заплакала, как туча в непогоду, И сердце погрузилось в эту воду. Цветы своих ланит втоптала в прах И била камнем по груди в слезах, -- О нет, по камню камнем ударяла: Она возлюбленного потеряла. Рыдала: "Как судьба моя мрачна! Увы, любви проиграна война! Зачем я над собою меч простерла, Зачем сама себе сдавила горло? Зачем любовь держала под замком И стала я сама себе врагом? Кто ныне от беды меня избавит И зло, что сотворила я, исправит?" Кормилице сказала: "Поспеши, Найди лекарство для моей души. Зачем же родила родная мать Такую дочь, как я? Нельзя понять! Стояло счастье у моих ворот, Но приказала я: пусть прочь пойдет! Вина мне в кубок налил верный друг, Но кубок выронила я из рук. Мой прах развеял горький вихрь степной, И ныне ливень бедствий надо мной. Сильней гремят его громов раскаты, -- Еще сильнее боль моей утраты. Как нищая, безрадостно кричу: Я погасила радости свечу! Кормилица, Рамина догони, Скорее ненаглядного верни, Поводья поверни коня гнедого, Скажи: "Я всадника простить готова! Приди: нет в мире страсти без обид, Не будет счастлив тот, кто не скорбит, Отчаянье живет с надеждой вместе, И состоит любовь из ласк и мести. Но месть твоя была в твоих делах, А месть моя была в одних словах! Но так всегда бывает в этой жизни: Там, где любовь, -- там спор и укоризны. Ты сам с подругой часто был суров, -- Зачем же от моих бежишь ты слов? Тебя обидели мои упреки, Меня -- твоя измена, друг жестокий! Мои слова звучали б, несомненно, Иначе, если б не твоя измена. Ужели я могла молчать в ответ На то, что ты нарушил свой обет?" Ступай -- и пусть вернется он с тобою, Чтоб обратилась я к нему с мольбою." ПРИМИРЕНИЕ ВИС И РАМИНА Кормилица приводит Рамина к Вис. Несмотря на долгие жалобные просьбы Вис, Рамин не соглашается простить ее. Вис отворачивается от него с гневом, теперь уже непритворным. Тогда наступает черед Рамина просить у нее прощения. Влюбленные мирятся. Снова они предаются тайком утехам любви под самым носом шаха Мубада, не подозревающего, что Рамин находится в Мерве. РАМИН ПОЯВЛЯЕТСЯ ПЕРЕД ШАХОМ Весь месяц длилась пылкая услада Двух кипарисов радостного сада. Хотя зима из Мерва не ушла, Повеяло дыханием тепла. Сказал Рамин, что был стройней самшита: "Пора пред шахом мне предстать открыто, Нельзя нам тайну долее скрывать, Чтоб не разгневался Мубад опять". Тогда уловки в ход пустил хитрец, Тайком, в ночи, покинул он дворец, Умчался, чтоб не видела охрана, И повернул обратно утром рано, И, словно долгим истомлен путем, В ворота въехал на коне гнедом. Покрытый пылью и дорожным прахом, Он поспешил предстать пред шаханшахом. Служители поведали владыке: "В твою столицу прибыл солнцеликий, Он украшает мир, как тополь строен, Сквозь вихрь и снег примчался знатный воин, В глухой степи встречал и ночь и день, И вот -- в пути истлел его ремень". Вошел Рамин, -- склонилась пред царем Глава, сверкающая серебром. Обрадовался шах в своем чертоге, Спросил он о здоровье, о дороге. Ответствовал Рамин: "О шах счастливый, Самодержавный, славный, справедливый! Дружи всегда с великою победой И, кроме счастья, ничего не ведай. Да будешь ты превыше всех времен, А именем -- превыше всех имен. Да будешь сопричастен светлой доле, Вкушая благо на своем престоле. Сердца да станут Демавенда шире От счастья, что ты правишь в этом мире! Меня воспитывал ты с детских лет, Твоей любовью ныне я согрет. Ты дал мне власть, казну, богатство, славу, Ты для меня -- отец и шах по праву. Могу ль себя считать я добрым сыном И не грустить в разлуке с властелином? Честь для меня -- я большей не найду -- Служить привратником в твоем саду! Какому прегрешенью я обязан, Что я разлукою с тобой наказан? В Гургане я возглавил смельчаков, Его поля избавил от волков. Я Кухистан освободил от скверны, Теперь со львами там пасутся серны. Пришел я в Шам, в страну армян, в Мосул, Твоих врагов я сокрушил, согнул И, царским ореолом осиянный, Смотрю с презреньем на земные страны. Все дал мне бог, но не дал одного: Быть возле шаха и хвалить его! С тех пор как я с тобою разлучен, Мне кажется -- грызет меня дракон. Хоть много у творца щедрот несметных, -- Не исполняет он все думы смертных. Я на царя хочу взирать, как раб, -- Поэтому покинул я Гураб, Спешил быстрей, чем влага ключевая, Охотой пропитанье добывая. Как лев, я мчался и кормился дичью, Чтоб приобщиться к царскому величью, Чтоб на тебя взглянуть, о царь владык! Моя душа сияет, как цветник, А сердце превратилось в сто сердец С тех пор, как я увидел твой дворец. От твоего возликовал я вида, О царь, украшенный венцом Джемшида! Вблизи царя побыть мне так приятно. Прикажешь -- поверну коня обратно. Что мне милей, чем каждый день и час Владыки выполнять любой приказ? Сказать я вправе, что твоим приказам И душу я препоручил, и разум. Я знаю: стану чище и мудрей, Лишь сердце я склоню к царю царей." Расцвел властитель от таких похвал, В ответ Рамину ласково сказал: "То, что ты сделал, сделал ты ко благу. Ты проявил правдивость и отвагу. Тебя увидеть -- радость для меня, Но знай, что одного мне мало дня. Еще на всем лежит зимы покров, А это время песен и пиров. Когда ж начнет весна благоухать, В дорогу ты отправишься опять. Помчусь и я с тобою до Гургана: Весною дома -- грустно, скучно, странно. Теперь ступай, смени одежду в бане, Избавься от дорожных одеяний". Ушел Рамин, а шах, вкусив отрады, Прислал ему богатые наряды. Три месяца Рамин в пирах провел, Забот не зная, радостно расцвел, Достиг всего, к чему он был влеком, С прелестной Вис встречался он тайком. Не ведал шах, ни двор его, ни свита, Где страсть победоносная сокрыта. Не мог бы и помыслить шаханшах, В каких они встречаются местах! МУБАД ЕДЕТ НА ОХОТУ Весна заветной дождалась поры, В степях, в горах раскинула шатры. Стал этот бренный мир неузнаваем, Земля казалась благодатным раем. Стал молод мир, и все, что было дряхло, Цветущей, свежей юностью запахло. Земля была как царская казна: Богатства подарила ей весна. Увидев прелесть розы, соловьи Запели, обезумев от любви. Фиалки закурчавились, воспрянув, Луга оделись пурпуром тюльпанов. Дичь появилась на траве степной, -- Так родилась весна в листве ночной. Невесты-розы, полог свой откинув, Кивали соловьям из паланкинов, То нежной прелесть их была, то грозной, Сказал бы: льется с неба ливень звездный. Струился по ветвям хмельной поток, Повеял амброю степной песок. Казалось, что у яблони-колдуньи С ветвей свисают звезды в полнолунье. Зефир одел весну в наряд веселья, А розам подарил он ожерелья. Нарциссы опьянели, ибо мир Их тоже пригласил на царский пир, К себе кувшин прижал он золотой, Как нежный стан подруги молодой. Зефир, пройдя к любимой сквозь шиповник, Ей говорил, о чем шептал любовник, Казалось, мускусный привет от роз Всему живому ветерок принес. Недавний снег омыл онагров спины, А вешний дождь -- недавний прах равнины. Все расцвело вкруг Мерва: посмотри, Он окаймлен садами Шуштари! Казалось, дождь справляет новоселье И в каждой капельке кипит веселье! В такие дни, когда во всем -- весна, Когда ясна природы новизна, Решил поехать на охоту шах: Душа томилась в четырех стенах! Вельмож созвал он и вожатых ратных, Оповестил и знатных и незнатных: "Пойдем в Гураб, прогоним прочь заботу, На вепрей, на волков начнем охоту, Мы хищников разыщем в горных чащах, В столицу тигров привезем рычащих, Мы барсов, рысей нам служить заставим, На ланей леопардов мы натравим". Лишилась Вис и разума и сил, Узнав, что шах охотиться решил. Кормилице сказала: "Жизнь страшна, Когда она живому не нужна. Вот так и мне отныне жизнь постыла, И для меня прибежище -- могила. Стремится шах Мубад в Гураб: туда Влечет его злосчастная звезда. Но как разлуку вынести с Рамином? Как не погибнуть в ожиданье длинном? Уедет он, -- моя душа, как птица, Вслед за Рамином сразу же умчится. Ты скажешь: Рахш, внезапно став сердитым, Ударил по моим глазам копытом. От шага каждого его коня На сердце будет рана у меня! Не исцелю в разлуке эту рану, Пойду за ним, скиталицею стану. Его отъезд мне принесет беду, Сама из мира этого уйду. То зарыдаю, в прах себя низринув, То я пролью из тела дождь рубинов. О, если бы меня услышал бог И мне в ужасном бедствии помог! Нет бедствия страшней, чем этот шах: Он зол в делах, и в мыслях, и в речах. Как мне спастись от мужа и от муки, Вовек не ведать горестей разлуки! Кормилица, ступай открой Рамину Тоски, смятенья моего причину. Спроси, меня спасет ли от врагов? Какие меры предпринять готов? Уедет с шахом? Справедлива новость? Но дней моих тогда прервется повесть! Ему поведай о слезах моих. Он хочет, чтоб осталась я в живых? Пускай не покидает этих мест: Любимую убьет его отъезд! Ты с хитрыми уловками знакома, Ты сделай так, чтоб он остался дома. Скажи: "С любимой в радости пребудь, А шаху предстоит несчастный путь. Рамин достоин радости весенней, А шах достоин злобы и гонений." Рамину мамка причинила боль, Как бы насыпала на рану соль, -- Несчастной Вис пересказала речь, -- О нет, не речь, а смертоносный меч! Внезапным горем был Рамин подавлен, Ты скажешь, был он скорбью окровавлен. Заплакал: мир ему отрады не дал, Одни лишь беды в жизни он изведал! То боль, то страх в нем поднимали голос, От горя сердце словно раскололось. Кормилице ответил: "От Мубада Пока я не слыхал, что ехать надо, Никто меня приказом не тревожит, -- Мубад забудет обо мне, быть может. Но если будет от него приказ, -- Найду я средство и на этот раз. Скажу ему, что заболели ноги, Что тягот я не вынесу дороги. Остаться в Мерве будет мне предлог, -- Скажу царю: "Смотри, я занемог, За зверем я люблю скакать по следу, Но как, больной, охотиться поеду?" Поверит шах, что я на самом деле, Бессилен, недвижим, лежу в постели. Своей настойчивости не проявит, Он сам уедет, а меня оставит. Поверь, я окажусь в земном раю, Когда затею выполню мою!" Рамина благородного ответ Зажег в душе у Вис отрадный свет. Казалось, обрела она престол, Цвет счастья на ее лице расцвел! РАМИН РЕШАЕТ УБЕЖАТЬ С ОХОТЫ Мубад не верит в болезнь Рамина, и тот вынужден отправиться на охоту. После однодневного перехода Рамин, страдая от разлуки с Вис, действительно заболевает. Между тем Вис, обессилевшая от горя, просит кормилицу найти выход, вернуть Рамина. Она пишет Рамину письмо, и, получив его, Рамин ждет наступления ночи, чтобы убежать от Мубада в Мерв. РАМИН ХИТРОСТЬЮ ПРОНИКАЕТ В СТАРЫЙ ЗАМОК И УБИВАЕТ ЗАРДА Когда лишь дым остался от огня Ночною тьмой погашенного дня, Когда умчалось солнце на коне, Чтоб дать дорогу молодой луне, -- Одни лишь звезды видели в тиши, Как ускакал Рамин в ночной глуши. Пред ним -- посланец Вис и сорок славных Воителей, войскам огромным равных. Как турки, понеслись то вскачь, то рысью И были через день под мервской высью. Пред ними город, позади -- равнина, И нет пути иного для Рамина. Посланца Вис послал Рамин вперед, --