постиг, и в самой малой доле Никто из всех земных владык и богачей не стерпит. Падет лишь капля слез моих в глубины океана - И лучший перл пучин морских ее лучей не стерпит... x x x Как много в сердце тайн и боли - все написать о том нельзя, Сказ о любви и горькой доле поведать и стихом нельзя. Где розы - там шипы и жала, где ремесло - там труд и пот, - С любимой хочешь быть - сначала терпи, а напролом - нельзя! Меня волнение смутило, едва лишь я узрел твой лик, Но в небе ухватить светило, как руку ни взметнем, нельзя. Во мне, смирению послушном, твои ресницы - жала стрел, - Сказать о горе тем бездушным, кто с горем незнаком, нельзя. Но ты заветного чертога, Машраб, достичь так и не смог: Хоть сотню лет томись убого - увы, войти в тот дом нельзя! x x x Ты ангел или человек, иль гурия - понять нельзя, Но милостей твоих и нег утратить благодать нельзя. О, ты немилосердно зла, ты беспощадна, но, увы, От блеска твоего чела мне сердце оторвать нельзя. Узрел я солнце - образ твой, и, восхищенный, онемел, Но с неба солнце взять рукой, увы, как сил ни трать, нельзя. Твой лик - как роза в каплях рос, а я - как соловей шальной, И соловья от рдяных роз, поверь, вовек прогнать нельзя. Когда душа в любви хмельна, Машраб, не спи беспечным сном, Но вот беда, друзья: от сна очнуться, как ни ладь, нельзя! x x x Кто пошел стезей любви, тому смирным быть, покорным - нестерпимо, С четками поклоны бить ему в рвении притворном - нестерпимо. Кто дождался благодатных встреч с дивною владычицею сердца, Изнемог он, ему душу влечь к радостям зазорным - нестерпимо. Кто по отрешенному пути ревностно идет вослед Адхаму, Для того, блаженствуя, идти по дорогам торным - нестерпимо. Если благовонный воздух нег обвевает сломленного страстью, Никнет он, ему влачить свой век в бытии тлетворном - нестерпимо. О святоша, ты хоть раз вдвоем побыл бы с красою луноликой, - Стало бы тебе тогда в твоем ханжестве затворном нестерпимо. Знай: тому, кто ведал благодать страсти одержимого Меджнуна, Порицаниям ему внимать, грубым и упорным, нестерпимо. Для того, кто отрешенно пьет радостей любви хмельную чашу, Не нужны ни слава, ни почет, страсть к чинам придворным - нестерпима. Знай, о шах, тому, кто выбрал путь страсти, чуждой суетных стремлений, К славе и высокой власти льнуть в рвении задорном - нестерпимо. Жаждай сердцем доброй красоты, о Машраб, в стремленье непорочном: Жаждущему сердцем чистоты - в этом мире черном нестерпимо. x x x О своей любви скажу - вовек слушающий муки той не стерпит, И никто - ни зверь, ни человек, - в мире ни один живой не стерпит. Если я про боль моих утрат прочитаю проповедь в мечети, Вся мечеть и люди все сгорят: кто и с умной головой - не стерпит. А зайду я в винный погребец и спрошу, рыдая, о любимой - Все сгорят - и праведный мудрец, и невежда чумовой, - не стерпят. Ежели среди нагорных гряд молнией блеснет Меджнун безумный, Вспыхнув, запылают рай и ад - этой вспышки грозовой не стерпят. О моей любви сложу я сказ - так и знайте, что случится чудо: Сам святой коран смутится враз - моей муки горевой не стерпит. Рвенья моего взъярится конь, оседлаю я его и гикну - Он помчится, словно бы огонь, - мой безумный крик и вой не стерпит. Ты про свой, Машраб, любовный гнет рассказал, и я клянусь аллахом: Этого ни тело не снесет, и ни дух погибший твой не стерпит. x x x Как быть? Моей любимой я стал чужим, увы, - Тоской неизъяснимой я одержим, увы. И этот рок со мною - разлуки горький хмель: Я с чашею хмельною нерасторжим, увы. Я - у ее порога, но милостей лишен, Один влачусь убого, бедой кружим, увы. Тоскую о любимой, томлюсь я мотыльком - Лечу, огнем палимый, неудержим, увы. Меня позорит люто язык молвы людской, Позор мой среди люда непостижим, увы. Пристанища лишенный, в глуши я одинок - Томлюсь совою сонной я, недвижим, увы. Машраб, в притон запретный ты от святынь ушел, - Тебе твой свет заветный недостижим, увы. x x x Меня сдружил с лихим позором мой грозный рок в конце концов. И, в прах поверженный разором, я изнемог в конце концов, Влачусь я в безысходном сраме, и не сносить мне головы, - От всех, кого я звал друзьями, я стал далек в конце концов. Не знаю я, моим мытарствам куда дано меня вести, Лишь горе стало мне лекарством от всех тревог в конце концов. И всех, кто строен был, едино судьба пригнула до земли: Сгибала даже львов судьбина в бараний рог в конце концов. В огне разлуки, в кольцах чада, я, как в курильнице, горю, - Во всех кустах моего сада весь высох сок в конце концов. Я с теми, чья душа негожа, согласье дружбы порывал, Вступал на правый путь - и что же? Брел без дорог в конце концов. Кому, какому добродею сказать о горе? Друга нет. Весь мир сгорит - не пожалею: какой в нем прок в конце концов? И сердце все поникло долу, в нем - лишь печаль, куда ни глянь, Но я же к горнему престолу взлететь не мог в конце концов! С душой расстался дух мой слабый, усталой жизни рвется нить, - Неверная прийти могла бы, ну хоть разок, в конце концов. И раз ни после и ни вскоре с тобой влюбленному не быть, К леченью горя само горе Машраб привлек в конце концов! x x x Молитву, ветер, и привет моей всевластной передай - Той, что причина моих бед и муки страстной, передай. Я неприкаян, одинок, но я сложил сам сладкий слог, - О том, как гнет ее жесток, ты ей, прекрасной, передай. Я, как луна, брожу везде, и нет подмоги мне нигде, - Ты о моей лихой беде ей, ликом ясной, передай. О том, что, сир в плену обид, всем миром я давно забыт, Той, что томиться мне велит в ночи ненастной, передай. Что, словно сыч, я день-деньской один с лихой своей тоской, Ты ей, отнявшей мой покой и безучастной, передай. Потоком бедствий бытия сокрушена вся жизнь моя, - Когда умру - как умер я в тоске напрасной, передай. К моей Лейли лети, спеши, мои страданья опиши - Рассказ, как бедствует в глуши Меджнун несчастный, передай. И - как, увы, она чужда и сердцем как она тверда, Как властью надо мной горда, - ей, злой и властной, передай. Скажи, как на весах невзгод весом ее жестокий гнет, - Мольбу - мол, может быть, придет - ты ей, бесстрастной передай. x x x О ласковый мой ветерок, друг моих бедствий в тревог, Ей зов того, кто изнемог в беде всечасной, передай. Покинул я ради нее мое убогое жилье, - Ты ей стенание мое - мой зов безгласный передай. Она - мой луч, она - мой свет, она - очам моим рассвет, - Ты ей, как мучусь я от бед в судьбе злосчастной, передай. Зачем ей знать мою беду, мою безмерную страду? Ты ей, что жертвой я паду, на все согласный, передай. И знаю я: Машраб умрет, - так повелел мне небосвод, - Ты это ей, чья речь - как мед, - ей, сладкогласной, передай. x x x Оставлю Наманган и дом, - кому есть дело до меня? Умру я в городе чужом, - кому есть дело до меня? Я в мире хмель любви обрел, кипел я страстью, как котел, Я этот бренный мир прошел, - кому есть дело до меня? Любовь горька и тяжела: она, послав мне бремя зла, Меня безумцем нарекла, - кому есть дело до меня? И оставаться здесь невмочь, и нету сил уйти мне прочь, И пыл любви не превозмочь, - кому есть дело до меня? Страдать ли здесь от жгучих ран, уйти ль обратно в Наманган, Пойти ль к пределам дальних стран, - кому есть дело до меня? Как горек этот дол, Машраб, не знают люди, как ты слаб, Уйти отсюда, но куда б? - Кому есть дело до меня! x x x О, как меня томишь ты злом, - когда ж ему конец придет? Мне ноги вяжешь ты узлом, и как распутать узел тот? Едва я твой заслышал зов, пошел скитальцем я бродить, Я свыкся с лаем твоих псов, и кто ж от них меня спасет! Весь мир в мученьях изнемог, томясь в сетях твоих кудрей, Но как порвать хоть волосок весь мир опутавших тенет? Морям любви не знать препон, и рек любви не заградить, А ты - ты ставишь им заслон, и кто ж, скажи, его сметет! Ну что ж, обрядом обойди вокруг Каабы всех сердец, Но сердце хоть в одной груди разрушишь - рухнет горний свод! Терпи безумие, смирясь, Машраб, ты истиной пленен, А сокровенной тайны вязь узлы не прочно ли плетет? x x x При жизни ли влюбленный любимую узрит Иль будет, изможденный, разлукою убит? Сжигаем ли гореньем он будет одинок Иль соловьем весенним он розу истомит? Усталым, изнемогшим в разлуке я томлюсь, - Моим очам поблекшим ты явишь ли свой вид? Сказал я сердцу: "Встречи с любимою не жди!" А сердце: "Что за речи! Кто ж нас разъединит!" Мне, кравчий, сердце студит, налей, - да стану пьян, - Иначе кем же будет мой кубок сей налит? Любимая, на части мне душу рвет любовь, - Придешь ли ты? От страсти стенаю я навзрыд. Машраб, от века муки тебе даны судьбой, - О, кто ж, друзья, в разлуке мне выжить пособит? x x x В губительном огне меня сожгла красавица, Спалила сердце мне огнем дотла красавица. Плоды в сени ветвей я в кущах сердца вырастил, Я пел, как соловей, - мне не вняла красавица. Ресницы-острия мне грудь язвили муками, - О, как же месть твоя мне тяжела, красавица! О, сколько есть вокруг скитальцев погибающих, - Меджнуном в страны мук меня гнала красавица. И брови-луки бьют, как птицу, сердце стрелами, О, как же гнев твой лют и как ты зла, красавица! И был уж я ведом к концу моему смертному, Но вдруг в мой жалкий дом, смягчась, пришла красавица. И я очнулся вмиг и встал, собравшись с силами, И вдруг, открыв свой лик, речь повела красавица. И все ж Машраб в огне обрел предел мучениям: Велела гибнуть мне в юдоли зла красавица. x x x Твоею жертвою я стану, лишь приоткрой свой дивный лик, Жизнь хочешь взять - приму я рану, срази мечом в единый миг. Век Хызру дан был бесконечный водою чудо- родника, Даруй мне благо жизни вечной - открой мне уст твоих родник. Твой лик и стан душой смущенной припомню - в сердце хлынет кровь, - Моею кровью орошенный, воспрянет стан твой - чаровник. Два локона со станом юным - не образ ли твоей души? В ней, "джимом" обрамлен и "нуном", "алиф" - твой стройный стан возник. {*} Два полумесяца впервые восходят враз на небесах: Два новолуния живые - вот двух бровей твоих тайник. Когда о счастье я толкую, мне говорят: "Испей вина!" - О, как бы я воскрес, ликуя, когда б хмель уст твоих постиг! Вино я вью, от мук усталый, изранен стрелами разлук, - Машраба словом ты пожалуй - беднейшего из горемык! {* Имеется в виду написание слова "жон" ("душа"), в котором первая ("джим") и третья ("нун") буквы расположены во сторонам второй ("алиф") буквы, вертикальная черта, которой обычно уподобляется стройному стану.} x x x Скиталец, я огнем разлук лечусь, - он жарче ада, право, Но умереть, любя, от мух влюбленному - награда, право. О, если бы твои уста хоть слово молвили страдальцу, - Вот лишь о чем моя мечта, и рая мне не надо, право. Как моя доля тяжела - душа уж к горлу подступили, - Ты душу бы к себе взяла, она была бы рада, право. От мук разлуки и обид, увы, я истекаю кровью, И весь я кровью слез омыт, а в сердце - горечь яда, право. Будь ты судьею в День суда, моя печаль - тебе свидетель: Меня неволили беда и кар твоих засада, право. Когда бы столь же горький дар достался праведным святошам, Их опалил бы страшный жар и вмиг сожгла досада, право. Ханжи-святоши с давних пор, молясь, смиренно четки нижут, А их дела - стыд и позор, притворство - их отрада, право. И что мне рай, что Вавилон! В слезах бреду я по вселенной, Иду к любимой, изможден, но это мне - услада, право. Весь мир спалила ты дотла, вселенную сжигаешь жаром, - О, смилуйся! Мне, жертве зла, дождаться хоть бы взгляда, право. Машраб, ты хочешь, чист и благ, судилище мирское встретить, - Перед жестокой - жертвой ляг, ведь ей чужда пощада, право. x x x Отдать красавиц всей вселенной за твой единый взгляд не жаль, Презреть за взор твой несравненный всех мудрецов подряд не жаль. Едва ты глянешь дерзновенно, завесу от лица отняв, Мне мотыльком сгореть мгновенно, влетев в огонь и чад, не жаль. Когда лукавишь ты со мною, давая мне фиал вина, За то лукавство неземное мне чаши всех услад не жаль. Когда ты даришь, словно кубок, мне хмель твоих рубинов-уст, Отдать за перлы твоих зубок бесценный перл я рад, - не жаль. О, если б ты ко мне могла бы прийти, блистая красотой, - Я отдал бы саму Каабу, - мне никаких утрат не жаль. Когда бы ты мне повелела всю жизнь мою тебе отдать, Я пал бы пред тобою смело - мне жизнь отдать стократ не жаль. И если ты ресницам-стрелам пронзить мне душу повелишь, Я грудью их приму, всем телом, и пусть меня пронзят, - не жаль. Когда выходишь ты в гордыне в наряде алом, - я - убит, - Того, кто, как Меджнун в пустыне, от страсти бесноват, не жаль. Ты обещала мне свершенье моей мечты тебя узреть, - Даруй мне чашу единенья, уж раз тебе наград не жаль! Когда бы хоть один твой локон Машрабу гребнем расчесать, За локон твой все дать бы смог он - ему любых отрад не жаль. МУСТАЗАДЫ Тобой сожжен, моя луна, вконец тобою посрамлен, Любовью одержим я стал. Вся грудь любовью сожжена, но что тебе мой горький стон! Как мотылек, палим я стал. Едва лишь твой прекрасный лик луной передо мной возник, Я изнемог в единый миг: От кар соперников я сник и, божьей карою казнен, Тебе совсем чужим я стал. Я - раб печалей и обид, несчастный, плачу я навзрыд, Ты мне - прибежище и щит: О, сжалься, горем я убит, я потерял покой и сон - Надеждою томим я стал. Влачусь в разлуке день и ночь, и мне от мук моих невмочь, Я в степь скорбей отторгнут прочь, Страданий мне не превозмочь: стенаю я, бедой сражен, - Измучен, нелюдим я стал. О, сколь, Машраб, ты одинок! Где друг твоих лихих тревог, И кто б тебе в беде помог? Разрушил сердце грозный рок - увы, никем не навещен, Хмелен собой самим я стал! x x x Я встретился с той ладной, как кипарис, прекрасной, - Лишь бровью повела. С повадкою усладной ты зов послала страстный - Пойдем, мол, и - ушла! Ей - дерзкой, огнесловой, как самоцвет пунцовой, Дарован взор бедовый, И я, на все готовый, смятенным стал, несчастный, - Мой ум сгорел дотла. За локон ее черный, за нрав ее задорный С хвалою непритворной Сто жизней бы покорно я отдал бы безгласно, - Она меня сожгла. Блестя красою статной, она ушла обратно - Грудь мне пронзив стократно, Презрев тысячекратно, она повадкой властной Жизнь у меня взяла. Машраба волей рока сгубила ты жестоко, - О, сколь ты грозноока! Ты речь ведешь - далеко всем слышен ежечасно Твой зов, что злее зла! x x x Мечтаю свидеться с тобой, об этом вся печаль моя Уже немалый срок. С тобою разлучен судьбой, томлюсь я, в сердце боль тая, Душой я изнемог. Взываю я: "О, где Лейли?" и страсть к тебе меня томит, Но ты, увы, молчишь. Печален сердцем я, - внемли, страна невзгод - мои края, Зол без тебя мой рок. То, как Меджнун, чей рок суров, я одинок среди пустынь, Лишь лани - мне друзья. То, как Лейли, среди лугов вкушаю радость бытия, И сам я - что цветок. То я с венцом над головой властителен, как грозный шах, - Мне счастье - быть с тобой. И, странно, голью горевой тогда всевластно правлю я И славой я высок. Когда стезю любви найдешь, молитва - благо и добро, И в том сомнений нет. Но я стыжу ханжей-святош, - поверь, они мне не друзья, Мой путь от них далек. x x x Когда Лейли узрел я вдруг, всю жизнь мою я отдал ей, - О благе я мечтал. Язвят Меджнуна в доле мук лихих страданий острия, - О, путь любви жесток! Я говорю ей: "О, постой, хотя бы миг со мной побудь!" Она в ответ: "Терпи, Другие, - говорит, - со мной, от них и так мне нет житья. Узнают - гнев их строг!" Всегда един, а не двояк всей сокровенной правды знак, Клянусь, велик аллах, А вот с людьми я - так и сяк: к ним двуязычна речь моя, - Вот скрытых тайн клубок! Стремлюсь к тебе я, и невмочь Машрабу муки одолеть, Он изнемог в борьбе. Рыдаю я и день и ночь, от мук не зная забытья, - Я кровью весь истек. Ты властвуешь над миром, ты всех земель владыка, Превыше всех ты властна. Влюблен я сердцем сирым, как я смятен, - взгляни-ка, Чело твое так ясно! О, заступи стопою мой прах, помилуй, сжалься, Приди в мой дом убогий. Во прахе пред тобою лежу я, горемыка, - Краса твоя прекрасна. В любви к тебе влачиться дано мне в муке смертной, Ты - жизнь моя, весь мир мой. Узреть бы, чаровница, мне свет твоего лика, - В тебя влюблен я страстно. Все таинства земные одна лишь ты постигла, Ты властвуешь над всеми. Лжецы - все остальные, притворство - их улика, Их злая суть опасна. Отверг я все земное, страдает одержимо Машраб, скиталец горький. Лишь мой танбур со мною, в нем боль моего крика, А ночь разлук ненастна! x x x Увы, любовью страстной сжигает мне все тело Твой локон непокорный. Как соловей стогласный, я льну осиротело К той розе животворной. Моей беде безмерной, увы, не сострадала. Та, что подобна розе. Нет, не дано быть верной ей, лгущей столь умело Обманщице притворной. Как мотылек спаленный, в огне любви горел я От безысходной муки. А ею, непреклонной, охота жечь владела, - О, что за нрав упорный! Сожжен я страстью лютой к твоей красе чудесной, Невмочь терпеть страданья. Весь мир ты полнишь смутой, но до других нет дела Красе твоей задорной. Мне душу мука гложет - как в мире жить мне сиро, Томясь по луноликой? Открыться ей - быть может, меня бы пожалела, - Я жертвой пал покорной. Сколь тяжек путь Машраба: открыл он тайну сердца, Измученный скитаньем. Хоть раз ко мне пришла бы! Нет, видно, нет предела Немилости той черной. x x x Ее увидел я опять - души моей беду, Ее уста - бутон. Ей любо сердце мое взять - пощады я не жду, Увы, всего лишен. Но если мне еще узреть жестокую дано, - Поймите же, друзья: Погибший, как о ней я впредь рассказ-то поведу! Лик ее - свет пламен! Я умираю, перестань разлукою терзать, Помилуй, пощади. Хоть раз на муки мои глянь, забудь ко мне вражду, Жизнь моя - тяжкий сон. Ты - шах, а я с бедой знаком: бессильный, чуть влачусь, Мечтая о тебе. Я бесприютным бедняком, от мук согбен, бреду, Всегда смущен, смятен. Любовь к тебе огнем невзгод все сердце мне сожгла, - О боже, как мне быть? Кто стоны мук моих сочтет, поймет мою страду - Мой неизбывный стон? x x x Томясь от тьмы кудрей твоих, я помраченным стал, И сил нет никаких. Тяжелый гнет смятенья лих - кричу я, как в бреду, В пустыню отрешен. Я, сердце мукою губя, мечусь, не зная сна, Я жизнь тебе вручил. Помилуй: может, у тебя лекарство я найду, О диво всех времен. Безмерен моей муки жар, - о, исцели меня Вином желанных встреч. Спаси меня от этих кар - быть каждый миг в аду, - Я весь окровавлен. Печаль и боль тебе даны, о горестный Машраб, - Стезя твоя грустна. Скиталец чуждой стороны, я торжищем иду, Отвержен испокон. x x x Она меня совсем сожгла своей лукавой красотой, Прелестен стан ее - самшит. Серебряной красой чела и статью, светом залитой, Она всех райских дев затмит. Ее уста - живой родник для всех соперников моих, А вот что мне сулит она: Сто жизней у меня за миг отнимет нрав ее крутой, И я от мук кричу навзрыд. И рать разлук со всех сторон тебе, душа, грозит враждой, - В неведенье не будь о том. Как лук, согбен мой стан, а стон - пускай он, как стрела, взвитой, Во вражескую рать летит. И пусть в любой чертог уйдет, сокрывшись от моих очей, Спеша покинуть сей предел: Кто сказочно прекрасен, тот умчится горней высотой, Как будто быстрым ветром взвит. И ежели и чист и благ Машраба просветленный слог, Тут удивленью места нет: Дан богом его сердцу знак, и ты смирись пред тайной той, Вовек не ведая обид. x x x Сладкогласна, прекрасна, красива, Ты красивее всех людей. Но ко мне ты жестока на диво, Словно алчущий жертв злодей. Помрачен я, терзается страстью Сердце горестное мое. Стрелы мук в меня мечет гневливо Та, что всех суровей и злей. Если ищешь ты верного друга, Знай: таких, как я, не найти. Кто еще, как я, терпеливо Все сносил от любви твоей? Я, смиренно согнувшись, склонился: Словно свиток, твой лик - коран. И видны мне меж строк два извива - Оба лука твоих бровей. Свет чела, тьма кудрей ее - братья, - Так весь люд вселенский решил, - Хиндустан и Хитай столь ревниво Равно чтут их в любви своей. Что ни миг, луки-брови пронзают Грудь мою тучей стрел-ресниц, Но меня не слабей их порыва Создал зодчий - рок-чудодей. x x x То не молнии, не грохотанье Обожженных грозой небес, - Нет, то стон мой ударит в огниво - В небе гром и всполох огней. Много лет о свиданье мечтая, Я скитаюсь, убог и сир. Я в разлуке стенаю тоскливо И рыдаю я все сильней. Мотыльком опаленным кружился Я у жара твоей красы, - Не открыла ты лик, и призыва Не послала светом очей. Полетай к ней, жестокой, о ветер, Передай от меня поклон, - Что все сердце мое - боль нарыва, Весть снеси любимой моей. "Как безумцем ты стал?" - меня спросят, И тогда я скажу в ответ: "Все - от той, что пленительна, льстива, Чьи уста слаще всех сластей!" Разве странно, что, сломлен разлукой, Жертвой лягу я, как Машраб? Ведь за розу - и нет в этом дива - Жизнь свою отдает соловей. x x x Увидел я красавицу, что красотой красна, - Спешит, возбуждена. Мне облик ее нравится, прекрасней всех она, Изящна и стройна. Лукавой, сребротелою предстала она мне - Смущающей весь мир. Что с бедствием я сделаю? Она меж всех - одна, Весь мир взбурлен до дна. О, как меня встревожило нежданною бедой - Жестокою красой. Взглянула - уничтожила, всю жизнь отняв сполна, - Как хороша она! О, как пред ней я выстою: стройна, красив наряд, Весь в золоте убор. Легла волной душистою кос черных пелена, Она - сама луна! Лицо - как роза рдяная, и сладко льется речь, А бровь - что серп луны. Уста ее - медвяные, а взор - хмельней вина, И вся - озарена. Едва я ту прекрасную - мою беду узрел, Любовью истомлен, Объят я мукой страстною - томлюсь, не зная сна, - Сколь тяжки времена! Я ей сказал: "Немеющих очей моих ко