полуисправленный флот. Я за услуги, за все, чем только Эней нам обязан, И за надежду на брак краткой отсрочки прошу: Море пока смягчится и страсть, и силой привычки 180 Сердце свое приучу с твердостью горе сносить. Если же нет, то хочу с печальною жизнью проститься, И беспощаден ко мне долго не можешь ты быть. Если б тебе повидать, как это пишу я посланье: Пишет рука, на груди ж меч уж троянский лежит. 185 Слезы, стекая с ланит, по стали бегут обнаженной; Вот-вот заместо тех слез кровью окрасится сталь! Как хорошо подошли дары твои к нашему року! Как без затрат громоздишь нам погребальный костер! И не впервые сейчас железо проникнет мне в сердце: 190 В нем уж таится давно горькая рана любви. Анна, Анна, сестра, наперсница злого паденья, Скоро последний ты дар праху сестры принесешь! И по сожженье меня женой не пишите Сихея, Пусть на могильной плите эта останется песнь: 195 "Смерти причину и меч Эней предоставил царице; Пала Дидона, своей сердце пронзивши рукой". Перевод Д. Шестакова 1 Река во Фригии (Малая Азия). 2 Венера - мать Энея, 3 Остров, где родилась Венера. 4 Сын Энея, иначе Иул. 5 См. песнь II "Энеиды". 6 Подразумевается Креуса; любопытно, как Дидона обращает в вину Энею факт случайного исчезновения его жены (см. песнь II "Энеиды"). 7 См. выше, песнь IV "Энеиды". 8 Первый муж Дидоны. 9 Царь африканских гетулов, один из женихов Дидоны. 10 Дидона преувеличивает вину Энея, представляя его убийцей не только ее, но и ее будущего ребенка. 11 Река под Троей, иначе Симоэнт. 12 Брат Дидоны, тирский царь. 13 Фтия - родина Ахилла. 14 Родина Агамемнона. ФАСТЫ (КН. II) [24 февраля-праздник "бегство царя" (Regifugium). Самоубийство Лукреции, жены Коллатина, обесчещенной Секстой Тарквинием, послужило поводом для изгнания царей.] 685 Должно теперь рассказать о "бегстве царя"; это имя Носит шестой от конца нашего {1} месяца день... 721 Римское войско меж тем держало в осаде Ардею {2}; Враг не сдавался, терпя; медленно дело велось; Битвы боялись враги; спокойно тянулась осада. В стане ж веселье царит; много свободы бойцам. Пир и попойка идут; молодой угощает Тарквиний {3} Близких друзей. Среди них так царевич сказал: "Держит упорно пока затяжною осадой Ардея, К отчим нашим богам нам не давая уйти; Брачное ложе у нас все так же ли чисто? И женам Нашим все так же ль мила общая наша любовь?" 731 Каждый хвалит свою. Настойчивость споры рождает. Бурно кипят от вина их языки и сердца. Вдруг поднимается тот, Коллатин кому славное имя: "Нечего тратить слова! Верьте, - сказал, - лишь делам. Долгая ночь впереди. На коней! И в город помчимся". По сердцу эти слова. Тотчас взнуздали коней. Быстро домчались верхом. К царю во дворец они прямо Прибыли. Видят: совсем нет сторожей у ворот. Царских невесток нашли проводящих ночь за попойкой; Пышных гирлянды цветов падают с пьяных голов. 741 Быстрым шагом идут оттуда к Лукреции: пряла Около ложа она, с шерстью корзины стоят. Скудно светильник горел; служанки, урок выполняя, Пряли; хозяйка же им ласково так говорит: "Девушки! Ну, поспешайте! Нам нужно послать господину Плащ возможно скорей, сделанный нашей рукой. Слухи какие? Ведь больше, чем мне, вам приходится слышать. Сколько еще, говорят, времени будет война? Рано иль поздно падешь - твой противник сильней - о Ардея, Ты, что от нас отняла так уж надолго мужей! 751 Лишь бы вернулись они! Но храбр до безумья супруг мой: Меч обнажив, он готов тотчас же броситься в бой. В страхе сознанье теряю, почти умираю, представив, Как он рискует в бою; сердце стынет в груди". Речь прерывает от слез, выпадают из рук ее нити; Низко склонилось лицо, грудь орошает слеза; Стала прекраснее тем; ведь женские слезы стыдливость Так украшают: лицо было достойно души. "Страх отложи, - восклицает супруг, - я здесь!" Встрепенулась, Мужу повисла на грудь - сладкое бремя ему. 761 Страстью преступной меж тем в безумье охвачен царевич, Скрыта любовь; тем сильней скрытой любовью горит. Нравится внешность ему, волоса золотистые, нежной Кожи ее белизна, милых манер простота. Нравятся речи ее и ее чистоты неприступность. Чем ему меньше надежд, тем он желает сильней. Вестник крылатой зари, петух уж пропел свои песни: Юноши, быстро несясь, в лагерь вернулись назад. Мучит Тарквиния страсть; перед ним стоит образ далекий. Вспомнит ли, нравится в ней все тем сильнее ему: 771 "Так сидела, одета была так, сплетала так нити, Волосы вольной волной падал" на спину ей. Были черты лица таковы, таковы были речи, Цвет лица таков был, облик изящен был весь". Так после бури жестокой как будто утихнет волненье, Но хоть прошел ураган, все же вздымается вал. Пусть далека красота, что любовь при встрече внушила, К той, что внушила любовь, страсть остается все та ж. Мучит к супруге чужой нечистая страсть; весь в огне он. Хитростью, силой - он всем чистому ложу грозит. 781 Но под сомненьем успех: "Рискнем, - говорит, - а там видно. Случай счастливый и бог - смелому в помощь всегда: Так мы и Габии взяли". Сказал - и меч надевает На бок, садится верхом, быстро пускается в путь. Солнце уже заходило, когда через медные двери В дом Коллатина вошел юноша смелой стопой. Недруг в обличий друга проник к Коллатину в покои. Ласково принят он был, - связан ведь кровным родством! Как ошибаться возможно всегда! Всегда, не зная коварства, Бедная жертва сама яства готовит врагу. 791 Ужин окончен. Уж время ночное ко сну призывает. Полночь была, и весь дом тьмою ночною объят. Он поднялся, из ножон обнажил свой меч золоченый, Входит в спальню твою, в спальню стыдливой жены. Стал он коленом на ложе. "Со мною, Лукреция, меч мой; Сын я царя, - говорит. - Сам я Тарквиний зовусь!" Молча смотрит она; не в силах сказать хоть бы слово; Замерло сердце, в уме мысли мешаются все. Трепет ее охватил. В одинокой овчарне трепещет Так вот овечка, когда волк ее подомнет. 801 Как поступить ей? Бороться? Слабей ведь в борьбе сила женщин. Будет кричать? Но в руке - меч, он кричать не велит. Броситься в бегство скорей? Сжаты сильной рукой ее груди, Груди... чужая рука их не касалась досель. Пущены в ход врагом его просьбы, подарки, угрозы. Просьбы, угрозы, дары тронуть ее не могли. "Выхода нет для тебя; твою смерть объясню преступленьем; Ложный свидетель вини, сам я тебя ж обвиню. Будет убит мною раб, с которым застал тебя, скажут". Страх пред молвой победил; воле преступной сдалась. 811 Что ж, победитель, ты рад? От победы ты этой погибнешь! Ночь эта стоит тебе царства потери всего. День уж настал. Распустив волоса, печально сидела: Сына неся на костер, мать так обычно идет. Старца отца вызывает к себе; зовет верного мужа Лагерь покинуть скорей; оба явились тотчас. Видя такою ее, рассказать велят, что за причина Горести - умер ли кто, горем каким сражена? Долго она молчит, лицо от стыда закрывая. Слезы бегут, как ручей вечно текущей воды. 821 Муж и отец в слезах и волненье ее утешают, Что за причина, сказать просят. В страхе слепом Трижды напрасно пыталась она говорить; на четвертый Все рассказала, но глаз все ж не решилась поднять. "Это я тоже должна претерпеть от Тарквиния? Пусть так! Правду - о горе! - скажу, свой я открою позор!" Все, что могла, рассказала. Осталось последнее: плача, Смолкла, стыд краской покрыл щеки честной жены. Грех подневольный готовы простить и муж и родитель. "Я не приму, - говорит, - то, что даете вы мне". 831 Тотчас же скрытый кинжал в свое сердце вонзила; к отцовским Тотчас упала ногам, кровью залитая вся. Даже тогда, умирая, возлечь она хочет достойно, Даже и в смертный свой час вся ей забота о том. Муж и отец, забыв о внешнем приличье, в печали Общей, на землю упав, плакали горько над ней. Был тут и Брут: он заставил забыть свое прозвище славным Делом теперь; не боясь, вырвал из тела кинжал, Поднял высоко его, благородной политый кровью. 841 Грозно его слова тут прозвучали царям: "Чистою кровью твоей и смелой душою клянуся, Тенью твоею клянуся - святы они для меня, - Кару Тарквиния род понесет: изгоним злодеев! Нечего больше скрывать смелый замысел мой!" Слышит обет, и дрогнули очи потухшие жертвы. Будто кивнув головой, их одобряет она. Вот на сожженье несут жену с душою мужчины, Вслед за собою несет слезы и гнев на царей. Рана открыта ее. Крик Брута римлян сзывает, Подлое дело царя все он народу открыл. Изгнан Тарквиний, и вот берет власть ежегодную консул. День тот для власти царей был роковым навсегда. Перевод С.П. Кондратьева 1 Февраля; за шесть дней до Календ (1 числа) марта - 24 февраля. 2 Город к югу от Рима, столица рутулов. 3 Сын Тарквиния Гордого, - последнего, седьмого царя Рима. ПЕЧАЛЬНЫЕ ЭЛЕГИИ (Tristia) I, 3 [ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ В РИМЕ] Чуть лишь представится мне картина печальная ночи - В Риме последняя ночь это была для меня, Вспомню ли время, когда дорогого я столько покинул, Даже сейчас у меня катится капля из глаз. 5 Был уже близок рассвет. В наступающий день из пределов Милой Авсонии мне Цезарь уйти повелел. Не было времени в путь снарядиться, расстроился ум мой, В долгих отсрочках совсем оцепенела душа, Ни провожатых собрать, ни рабов, ни одежды для ссылки, 10 Ни даже средств для пути сил не хватало во мне, Весь онемел я, точь-в-точь как сраженный перунами бога; Жив он, а жизни в себе больше не чувствует сам. Все же, когда прогнала помрачение духа такое Скорбь и когда, наконец, чувства окрепли мои, 15 Перед уходом к друзьям опечаленным я обращаюсь: Их из толпы налицо были один да другой. Крепко меня обнимала супруга, мы плакали оба, Ливнем лились по щекам слезы безвинной жены. Дочь в отдаленном краю находилась, в пределах ливийских, 20 И о несчастье моем весть не могла получить. Всюду, куда ни взгляни, раздавались рыданья и стоны: Вид все имело кругом шумных внутри похорон, На погребенье моем плачут жены, мужья, даже дети, В доме любой уголок горя исполнен и слез. 25 Если великий пример для ничтожных подходит событий, Вид точно тот же могло взятие Трои иметь. Псов уже лай замолкал, голоса затихали людские, Бегом упряжки ночной правила в небе луна. Взгляд на нее устремив и потом бросив взгляд в Капитолий - 30 Нашему дому в беде этот сосед не помог, - Я говорю: "Божества, живущие в ближних жилищах! Храмы, которых моим больше не видеть глазам! Боги высокого града Квирина {1} (покинуть обязан Вас навсегда я), навек шлю вам прощальный привет! 35 Правда, хвататься за щит опоздал я, уж будучи ранен: От неприязни молю ссылку очистить мою И об ошибке моей сказать небесному мужу {2}, Чтобы в вину не вменял он преступление мне. То, что знаете вы, пусть знает также каратель: 40 Умилосердится бог - с горем расстанусь и я". Так умолял я богов, еще больше молила супруга И прерывала слова звуком рыданий своих. Волосы вот уж она распустив, перед Ларами пала Наземь, трепещущим ртом тронув угасший очаг. 45 Много за мужа сказала она враждебным Пенатам, Горько оплакав его: не было силы в словах! Ночь подходила к концу, не давая дальнейшей отсрочки; Круто дала поворот в небе Медведицы ось. Что было делать? Я с родиной связан был нежной любовью: 50 Строгий приказ мне давал эту последнюю ночь. Ах! Сколько раз говорил я иным провожавшим: "Что гонишь? Вспомни, куда ты спешишь! Вспомни, откуда идешь!" Ах! Сколько раз сам себя я обманывал, будто другой час Лучше подходит к тому, чтобы отправиться в путь! 55 Трижды ступал на порог, был трижды оторван, и шаг мой. Вдруг замедлялся: душа мне не давала уйти. Часто, сказавши "прости", говорил я многое снова, Словно, уже уходя, всех начинал целовать. Часто все те же давал поручения в самообмане, 60 Милых, родных мне людей взором вокруг обводя. И, наконец: "Что спешу? Ведь в Скифию нас отправляют! Должен покинуть я Рим! Медлить законно вдвойне. Жив - и при жизни навек я теряю живую супругу, Дом свой и с ним дорогих верного дома друзей. 65 И сотоварищей всех, которых люблю я по-братски, - Дружбой Тесея со мной связаны эти сердца. Есть еще время обнять! Никогда, может быть, не удастся В будущем! Выгоден мне каждый даруемый час!" Но уже медлить нельзя. Замолкаю, не кончивши слова, 70 И обнимаю в душе смелых мне близких людей. Так говорил я. Мы плачем. А на небе тою порою Грозным светилом для нас яркий взошел Люцифер. Я отрываюсь, точь-в-точь будто члены свои оставляю; Кажется, тело мое рвется на части само... 77 Тут поднимается крик и рыданья моих домочадцев, Руки с печалью, с тоской бьют в обнаженную грудь. Тут и супруга, прильнув к плечам уходящего мужа, 80 Грустные речи к моим так примешала слезам: "Ты не уйдешь от меня! Вместе, вместе пойдем! За тобою В ссылку последую я, ссыльному буду женой! Путь приготовлен и мне, и меня примет край отдаленный, Грузом прибавлюсь судну ссыльного я небольшим. 85 Цезаря гнев тебя из отечества гонит, меня же Верность жены: для меня Цезарем будет она" {3}. Вот чего добивалась она, добивалась и раньше И уступила с трудом: польза склоняла к тому. Я выхожу - это был словно вынос живого в могилу - 90 Грязно одет и космат, с гущей волос на лице. А у нее, говорят, от скорби в глазах потемнело, И среди дома она навзничь упала без чувств. После ж, когда поднялась, запачкав гадкою пылью Волосы, оторвала тело с холодной земли, 95 Плакала то о себе, то о брошенных наших Пенатах И беспрерывно звала мужа, отнятого вдруг. Так-то рыдала, точь-в-точь как будто видя глазами Мой или дочери труп на возведенных кострах. Смерти хотела она и со смертью утратить все чувства, 100 Но не погибла тогда из-за вниманья ко мне. Да, пусть живет, если так повелела судьба, и своею Помощью ссыльному жизнь пусть облегчает она! Перевод А.В. Артюшкова 1 Посмертное прозвание Ромула. 2 Августу. 3 Стремление к изысканному заключительному афоризму не покидает Овидия и в этих полных волнения и грусти стихах. I, 4 [ОПИСАНИЕ БУРИ] Низко глядит в океан Эриманфской Медведицы {1} сторож, Воды пучины морской мутит светилом своим. Все-таки мы бороздим не своей Ионийское море Волею; смелыми быть мы из-за страха должны. Горе! Как силой ветров нарастает морская поверхность! Как закипает песок, взрытый из самых глубин! Валом не ниже горы на кривую корму налетают Волны и на нос и бьют в изображенья богов. Связки из сосен звенят под ударом, канаты скрежещут, 10 Стонет о наших бедах самый и остов судна. Вот уж моряк, побледнев, не тая леденящего страха, Сдался: судна не ведет, следует сам за судном. Как малосильный ездок отпускает поводья на шею Рвущему буйно коню (пользы от них никакой), - Так, вижу я, не туда, куда бы хотел, направляет Кормчий судно, а куда нас увлекает волной. Если не вышлет Эол дуновение встречного ветра, То унесет нас в места, где нам являться нельзя. С левой от нас стороны далеко остались иллирийцы. 20 Прямо - Италии вид, нам возбраненной страны. Пусть перестанет нас влечь к воспрещенному берегу ветер! Пусть покорится, как я, богу {2} великому он. Так говорю - и боюсь и хочу в то же время вернуться. С силой какою в борта вдруг нам ударился вал! Боги синеющих вод! Пощадите, молю, пощадите! Гонит Юпитер меня: хватит с меня и того! Мой истомившийся дух от безжалостной смерти избавьте! Впрочем, тому, кто погиб, гибели как избежать? Перевод А.В. Артюшкова 1 Созвездие Малой Медведицы. Сторож ее - Арктур. 2 Обожествленному императору Августу. I, 9 5 В счастье покуда живешь, ты много друзей сосчитаешь, А как туманные дни явятся, будешь один. К белым, видишь ли, как несутся голуби кровлям, Грязные башни в себя птиц не приемлют совсем. К опустелым ларям муравьи никогда не стремятся, 10 После утраты добра друг ни один не придет. Так сопутствует тень идущим в сиянии солнца, Но как покроют его тучи, она убежит, Так подвижная толпа следит за блестками счастья: Лишь в набежавшей они скроются туче, уйдет. 15 Я бы желал, чтоб тебе навсегда это ложным казалось, Но по судьбе моей то правдой признать надлежит. Перевод А. Фета III, 2 Так в моей то судьбе было Скифию видеть и также Землю, на коей лежит свод Ликаонских небес {1}. Мудрой толпою ни вы, Пиэриды {2}; они чадо Латоны {3}, Вы жрецу своему помощи не принесли. 5 Не помогло мне, что я шутил, преступленья не чуя, Что шаловливей моя Муза являлась, чем жизнь. А по морям и земле перенесшего множество бедствий Понт {4} воспринял к себе, вечною стужей палим. 10 Неженкой прежде я был и невынослив на труд, Ныне я крайне терплю, и ни без пристаней море, Ни распутицы все не загубили меня. Свыкся с бедами мой дух, от него получало и тело Силы, чтобы выносить, что едва выносимо. 15 Все же по суше пока и морям я метался в сомненье, И заботу, и боль сердца скрывала беда, Но как кончился путь и труд затихнул похода, И я коснулся земли, в кару назначенной мне, Только что плакать могу, и слезы из глаз моих льются 20 Не скудней, чем вода из-под весенних снегов. Рим восстает предо мной и дом, и к местам вожделенье, И ко всему, что мое в граде покинутом есть. Горе, как часто я в дверь своей могилы стучался, Но не бывала она все ж никогда отперта! 25 Отчего избежал я стольких мечей, и ни разу Буря несчастной моей не погребла головы? Боги, которых вражду ко мне ощущал я слишком, Коих участниками гнева бог принял один {5}, Подстрекните, прошу, судьбы замедленье и двери 30 Запретите моей гибели быть запертой. Перевод А. Фета 1 Ликаонские небеса - небо севера с созвездием Большой Медведицы, в которую была превращена Каллиста, дочь царя Ликаона. 2 Пиэриды - музы, по имени посвященной им горы Пиэрии в Фессалии. 3 Чадо Латоны - Аполлон. 4 Понт Эвксинский - Черное море. Здесь Овидий разумеет берега Черного моря - место своей ссылки. 5 Здесь Овидий имеет в виду Октавиана Августа. III, 3 Если случайно тебя удивит, что чужими перстами Писано это письмо, - болен в ту пору я был, Болен на самом краю земли мне совсем неизвестной, Я сомневался почти даже в спасенье своем. Что на душе у меня, упавшего в области дикой Меж савроматов {1} теперь и между гетов, поймешь? Не выношу ни небес, ни к этой воде не привыкну, И не знаю, чем мне даже противна земля. Мало удобен и дом, здесь пища больному не в пользу. 10 Некому зла облегчить, как научал Аполлон. Нет, кто утешить бы мог, и друга такого со мною, Чтобы рассказами мог времени лень обмануть. Утомленный лежу средь дальнейших я стран и народов, И перед страдальцем встает все, что покинуто мной. 15 Хотя и все восстает, ты все побеждаешь, супруга, И в груди моей часть большую всех заняла. Я заочно с тобой говорю, одну именую. Ни одна без тебя ночь не проходит, ни день; Даже, сказывали, до того говорил я бессвязно, 20 Что и в бессознанье хранил имя твое на устах. 30 И настает для меня жизни так скоро конец. Что ж умирающего пощадить вам, великие боги, Стоит, чтобы погребен был я в родимой земле? 37 Знать вдалеке я умру на берегах неизвестных. 40 И при останках моих плакать не будет никто. 45 Только без похорон эту голову и без почета, Не оплаканную варваров скроет земля! Перевод А. Фета 1 Савроматы (сарматы) и геты - племена, живущие на берегу Черного моря, в пределы которых был сослан Овидий. III, 7 Начерченное вдруг, ступай поклониться Перилле {1}, Ты, письмо, моих верный хранитель речей! Или найдешь ты ее сидящей близ матери милой, Или же посреди книг и своих Пиэрид {2}. 5 Что б ни творила, узнав, что пришло ты, все она кинет, Тотчас же спросит, зачем ты пришла и что делаю я. Ты скажи, что я жив, но так, что и жить не желал бы, И от давности лет легче нет злу моему, И что к Музам, хотя мне повредили они, вернулся 10 Я и, меняя стопы, слов подходящих ищу. [Далее Овидий советует Перилле не бояться участи отца и писать стихи так же, как она писала их под его руководством.] 43 Что по частям говорить? Ничем не владеем бессмертным Мы, кроме благ, что в груди нам вдохновенье дает. 45 Вот хоть и лишен я отечества, семьи и дома, И у меня отнято все, что возможно отнять, Но вдохновенье мое при мне и меня оно утешает; Цезарь над ним возыметь власти не мог никакой. Пусть бы, кто б ни был, жизнь мечом прекратил мне жестоким, 50 Все же по смерти моей слава пребудет моя. С высей доколе своих взирать на мир покоренный Будет воинственный Рим, все меня будут читать. Перевод А. Фета 1 Перилла - видимо, дочь Овидия, поэтесса, как и ее отец. 2 Пиэриды - музы. IV, 1 Если случится изъян в моей книжке, как это и будет, То его времени ради ты, читатель, прости. Ссыльным я был, искал себе отдыха, а не славы, Чтобы не все обращен ум был на беды свои. 5 Это - то, ради чего землекоп в кандалах распевает, Как облегчает он труд тяжкий напевом простым, И, склонившись, поет, напирая на илистый берег, Тот, кто навстречу реке тащит медлительный плот. 10 Как усталый пастух, опершись на жезл, иль на камне Сидя, пленяет овец звуками из тростника, - Так у поющей рабыни, урок свой прядущей, 14 Скрытый обманом идет незамечаемый труд. В Понте Муза и мне места услаждала изгнанья, 20 Спутницей ссылки она только осталась одна. Не боится она одна засад и воинских Синта мечей, и морей, ветров и дикой страны. Знает, когда я погиб, какой был обманут ошибкой, И что в этом событье вина - не преступленье мое. 25 Верно, добра и теперь за то, что сперва повредила, Как преступной была признана вместе со мной. Все ж бы хотелось, чтобы за то, что Муза мне повредила, К таинствам я Пиэрид не прикасался рукой. Что же мне делать теперь? Сестер {1} тех влечет меня сила, 30 И, безумец я, сражен песнью, песню все же люблю. 35 Радуют тоже меня, хотя повредили мне, песни. Это стремленье могло б, пожалуй, казаться безумством. - Некая польза меж тем в этом безумии есть. Мысли оно не дает созерцать непрестанно невзгоды 40 И заставляет забыть о настоящих скорбях. Пока моя грудь, зелень тирса {2} учуя, пылает, Дух возносится мой выше несчастий людских. Ни изгнания он, ни прибрежия Скифского моря, 45 Ни раздраженных уже не ощущает богов. И как будто испил я Леты снотворного кубка, Так ощущенья во мне времени бедствия нет. Вправе поэтому чтить я богинь, облегчающих горе, С Геликона моих в бегстве печальных подруг, Удостоивших следом за мною идти. 85 Здесь, в ссылке я, новый жилец, скрываюся в месте опасном. О времена чересчур долгие доли моей! А к песнопеньям все же и к жертвам давнишним вернуться Пришлая Муза среди стольких несчастий смогла! Только нет никого, кому бы мог я песни свои почитать, 90 Никого, чей бы слух понял латинскую речь. Сам для себя - что же мне делать? - пишу и читаю, Муза хранима моя собственным только судом. Часто меж тем говорю: "Для кого этот труд и забота? Или сарматам мои книжки да гетам читать?" 95 Часто у пишущего, у меня, прорываются слезы, И бывают от слез мокры страницы стихов. Старые раны иди сердце, как новые, слышит, И упадает мне дождь влаги печальной на грудь, Как с переменой судьбы, чем я был и чем стал, поразмыслю, 100 И откуда меня рок перенес и куда. Часто в безумьи рука, на себя и занятия в злобе, Песни бросала мои на пламеневший очаг. Так, потому что теперь из многого цело немного, Ты с благосклонностью все, кто бы ты ни был, прочти! 105 Ты же песню мою, что не лучше бедной моей судьбы, С добротою прими, мой запрещенный мне Рим! Перевод А. Фета 1 Овидий под сестрами разумеет Муз. 2 Зелень тирса - жезл тирса в руках Вакха и вакханок, по представлениям древних греков, был увит плющом и виноградными побегами. IV, 10 [АВТОБИОГРАФИЯ] 1 Кто это был тот певец, тот рассказчик любовных историй? Песни кого пред тобой, ныне, потомство, узнай. Сульмон - мой город родной, ледяными богатый ключами, Рим от него отстоит на девяносто лишь миль. 5 Там я родился в тот год (чтобы время ты знал поточнее), Оба погибли когда консулы в битве одной {1}. Может быть, стоит сказать, что я всадник по званию дедов, А не щедротам судьбы званьем обязан я тем. Первенцем не был в семье и родился я после уж брата: 10 За год как раз до меня он появился на свет. Нам и денница одна в дни рожденья обоим светила. Дома пекли в один день жертвенных два пирога. Это один из пяти дней праздника ратной Минервы. Праздничный бой с того дня кровопролитный идет. 15 С малых лет стали учить нас, и к лучшим наставникам в Риме Чтобы я с братом ходил, распорядился отец. С юных к ораторству лет на форуме словолюбивом Брат мой стремился, рожден для ратоборства в речах. Мне же уж с детства служить небожителям больше хотелось. 20 Тайно меня за собой Муза упорно влекла. Часто твердил мне отец: "За пустое ты дело берешься: Даже Гомер по себе много ль оставил богатств?" Тронутый речью отца и забросивши муз с Геликоном {2}, Стал было я сочинять, вовсе чуждаясь стиха. 25 Сами, однако, собой слова в мерные строились стопы, То, что я прозой писал, в стих выливалось само. Тихой стопой между тем шли вперед мои юные годы; Тоги свободнее нам с братом уж были даны. В туники мы облеклись с широкой пурпурной каймою {3}, 30 Но сохранились в душе те же стремленья у нас. Только удвоить успел своих лет мой брат первый десяток, Умер он вдруг, и я стал жить без частицы себя. Первую занял затем я почетную в юности должность И в коллегии трех {4} частью единою был. 35 Был впереди и сенат. Но... поуже я сделал полоску: Больше, чем вынести мог, груз тот мне плечи давил. Был я и телом-то слаб, и умом к тому делу не склонен, От честолюбья, тревог дальше держаться хотел. К мирным досугам своим меня музы все звали, а с ними 40 Тихий досуг коротать очень всегда я любил. О, как ценил, уважал современных себе я поэтов! Сколько певцов вкруг меня, столько же, мнилось, богов! [Стихи 43-55. Литературное окружение Овидия.] 56 Рано снискала моя муза известность себе. Выступить с нею когда я впервые решился открыто, Бороду брил до того я не то раз, не то два. Мой пробудила талант та воспетая всею столицей 60 Женщина, коей в стихах имя Коринны я дал. Много я, правда, писал, но то, что считал неудачным, Для исправленья в огонь собственноручно бросал. Также, и в ссылку спеша, кое-что из удачного сжег я В гневе на ревностный труд, в гневе на песни свои. 65 Нежное сердце имел я; противиться стрелам Эрота Долго не мог, и меня повод пустой распалял. Вот когда был я таким и влюблялся направо, налево, Имя мое не вплетал в римские сплетни никто. В детстве почти вступив в брак с недостойной, негодной особой, 70 Прожил, однако, я с ней очень недолго потом. Той, что сменила ее, хоть была безупречной супругой, Тоже судьба не дала долго со мною прожить. Третья осталась со мной и до старости самой лет поздних, С мужем изгнанье делить не отказавшись притом. 75 Дочь моя в юных годах меня дважды уж сделала дедом; Внуков же тех не с одним мужем она прижила. Дожил свой век и отец между тем, к девяти пятилетьям Столько ж прибавить успев, сколько прожил до тех пор, Так я оплакал отца, как он бы оплакал смерть сына. 80 После того мне и мать вскоре пришлось схоронить. Оба (счастливцы!) ушли, своевременно с жизнью простившись, Не дожидаяся дня кары, постигшей меня. Счастлив бедняга и я хотя тем, что по смерти обоих Стал я несчастным и тем их огорчить не успел. 85 Если ж и кроме имен после смерти что вашей осталось, Ваших коль нежных теней пламя костра не сожгло, Если к вам слух обо мне докатился, отцовские тени, Коль средь стигийской толпы {5} толки идут обо мне, Знайте ж, молю: послужил (обмануть-то ведь вас я не смею) 90 Ссылке моей ложный шаг, не преступленье виной. Больше не нужно теням пояснять... Возвращаюсь к вам, други: Прошлое жизни моей просите вы досказать? Стала видна седина. Мои лучшие годы минули; Старость пришла, изменив вид моих прежних кудрей. 95 С тех пор как я родился, в венке олимпийской оливы Десять уж раз получить всадник награды успел. В Томы вдруг ехать велел, в городок, что на западе Понта, Мной оскорбленный наш вождь {6} в гневе большом на меня. Поводы к ссылке моей без того всем известны и очень, 100 Сам же про то рассказать я не позволю себе. Что говорить про друзей и рабов вероломных измену? То, что тогда перенес, ссылки самой тяжелей. Пасть пред бедой все ж я счел для себя невозможным и стойко Натиск ее перенес, силы в себе ж отыскав. 105 Я позабыл о себе и о жизни спокойной прошедшей, Вооружившись хоть тем, что само время дало. На море бед испытал и на суше не меньше, чем сколько Звезд от зенита блестит вплоть до зенита, что скрыт. Долго блуждал я в пути и пристал к побережью сарматов, 110 Смежному с гетов страной, метких из лука стрелков. Здесь хоть кругом и гремит бой - война меж соседями часто, - Песнью, какою могу, горечь смягчаю судьбы. Здесь хоть нет ни души, кому я прочитать ее мог бы, Все ж коротаю я день, легче себя обманув. 115 Вот даже тем, что живу, не поддавшись суровым невзгодам, И что тревожная жизнь не опротивела мне, Муза, обязан тебе: ты одна мне в беде утешенье, Ты даешь отдых в тоске, ты одна врач для меня. Ты лишь мне спутник и вождь; с берегов меня Истра {7} уносишь, 120 Чтоб Геликона на склон к сестрам доставить своим. Ты мне при жизни дала, что так редко, и имя и славу (Чаще дождется поэт славы по смерти своей). Зависть, которая все современное любит унизить, Ни к одному из моих не прикоснулась трудов. 1 43 г. до н. э., когда оба консула - Гирций и Панса - погибли в битве под стенами цизальпинской крепости Мутины. 2 Гора в Беотии (области Греции), по мифам, местопребывание муз. 3 При наступлении 16 лет. 4 Триумвиры по уголовным делам. 5 У толпы теней, собравшейся к подземной реке Стиксу. 6 Август. 7 Дуная.