ас торговля И в цене товар какой?" "О купец, - оказал садовник, - Славный город Гуланшаро, Расположенный на море, Полон всякого товара. Много здесь купцов богатых, И со всех концов земли Дивных редкостей немало К нам привозят корабли. Царь морей Мелик-Сурхави Этим городом владеет. Всякий, кто сюда приедет, Будь хоть стар - помолодеет. Ежедневно здесь пирушки, Веселится весь народ, И цветы в садах чудесных Здесь не вянут круглый год. Я - смотритель за садами Именитого Усена. Он - глава торговцев здешних, Вся ему подвластна мена. Этот сад, где вы пристали, Служит отдыхом ему. Ныне вам явится должно К господину моему. Но приехали вы поздно, Сам Усен теперь в отъезде, Лишь Фатьма, его супруга, Может встретить вас на месте. О прибытье каравана Доложу я ей сейчас. Слуг она пошлет навстречу И принять прикажет вас". Скоро слуги появились, Судно быстро разгрузили И товары на храненье В караван-сарай сложили. И Фатьма, встречая гостя, Появилась у дверей. Поклонился низко витязь И вошел в покои к ней. Именитая хозяйка Хороша была собою; По годам немолодая, Всем казалась молодою: Станем стройная, как дева, И прекрасная лицом, Много слуг она имела И нарядов полон дом. Витязь ей поднес подарки, И она, сияя взглядом, Угощала Автандила И сама сидела рядом. Поздно кончилась пирушка. На рассвете Автандил Развязал свои товары И на части разделил. Драгоценные каменья. Без оправы и в оправе, Были посланы на выбор Во дворец Мелик-Сурхави. Все сокровища другие Были отданы купцам, И купцы их продавали, Как назначил им Усам. СКАЗАНИЕ ДВАДЦАТОЕ О том, как Фатьма освободила Нестан-Дареджан от ее похитителей Автандил, купцом одетый, Жил под кровлею Усена. Между тем с Фатьмой внезапно Приключилась перемена: Стала мрачною хозяйка И, как раньше, за столом Не беседовала больше С рассудительным купцом. Так летели дни за днями. Как-то раз, в часы досуга, "Госпожа моя, - воскликнул Автандил, - ты ждешь супруга! Почему же ты тоскуешь И зачем не весела? Отчего печаль немая На чело твое легла?" "Ах, купец, - Фатьма сказала, - Все мне в тягость, жизнь постыла. Как мои ни льются слезы, Не вернуть того, что было. Деву, лучшую на свете И подругу из подруг, Предал участи печальной Ненавистный мой супруг. Ах, купец, к тебе я ныне Преисполнена доверья! Не могу молчать я больше, Все скажу тебе теперь я. Может быть, Фатьме несчастной Ты полезный дашь совет, Как ей пленницу избавить От ее великих бед. Слушай, путник. Существует Здесь обычай новогодний: Закрываем мы торговлю, И купцы поблагородней Во дворец идут обедать И несут царю дары - Кто каменья дорогие, Кто роскошные ковры. Царь гостей обедом кормит И дарами наделяет. Десять дней гремят кимвалы, (*27) Арфы звонкие бряцают, На арене мечут копья, На лугу играют в мяч, На ристалищах огромных Лошадей пускают вскачь. Раз, обычай соблюдая, Позвала меня царица Вместе с женами торговцев Во дворец повеселиться. Поздно вечером вернулись Мы веселые домой, И подруг своих любимых Привела я в дом с собой. В сад мы весело спустились И певцов с собою взяли. Забавляясь, я меняла И прически и вуали. Наконец пришли мы в домик, Что висит над самым морем, И затихла я внезапно, Вся охваченная горем. Что тогда со мной случилось, Рассказать я не умею. Увидав, что я печальна, Все ушли гулять в аллею. В доме я одна осталась, И окно приотворила, И смотреть на море стала Безнадежно и уныло. Море тихо волновалось. Гасло солнце золотое. Вдруг мелькнуло в отдаленье То ль животное какое, То ли маленькая птица... Но приблизилось видение, И признала в нем я лодку, Что скользила по теченью. Лодка к берегу пристала. Озираясь боязливо, Два раба чернее сажи Вышли на берег залива. Все вокруг спокойно было, Не следил никто за ними; Только я вверху сидела, Не замеченная ими. Осмотрев пустынный берег, Вновь они спустились в лодку И ковчег внесли на берег, И открыли в нем решетку. Из ковчега вышла дева В черной редкостной вуали. Солнце, полное сиянья, С ней сравнялось бы едва ли. Дева грустно оглянулась, И лучи очей прелестных, Озарив ночные скалы, До высот дошли небесных. Опустила я ресницы И окно скорей закрыла. И смотреть была не в силах На чудесное светило. Четырех рабов отважных Позвала к себе тогда я И сказала им: "Смотрите, Гибнет дева молодая. Подойдите незаметно, Чернокожих окружите. Что запросят, то и дайте. Только пленницу купите. Если ж эти два злодея Не уступят вам девицу, Вы убейте их без страха Или бросьте их в темницу". Вот рабы подкрались к лодке, Окружили незнакомцев И к торговле приступили, Развязав мешок червонцев. У окошка я стояла. Вижу - те не уступают, Гонят прочь моих посланцев И клинками угрожают. "Смерть злодеям!" - я вскричала. Тут рабы их повалили, Обезглавили и в море Вражьи трупы потопили. Я пошла навстречу к деве И склонилась перед нею. Как была она прекрасна - Рассказать я не умею. Перед нею меркло солнце, И лучи ее ланит Ослепляли бедных смертных Так, как солнце не слепит". И Фатьма, рыдая горько, В грудь ударила рукою. Автандил заплакал тоже И поникнул головою. "Продолжай, - Фатьме сказал он, - Не томи слезами глаз". И Фатьма, сдержав рыданья, Продолжала свой рассказ: "Эту деву молодую Всем я сердцем полюбила. Привела ее к себе я, На подушки посадила И оказала ей: "О солнце! Ты дитя какой земли? Где тебя злодеи эти, Милый друг, подстерегли?" И в ответ на эти речи Дева вся затрепетала, Истомленная неволей, Безутешно зарыдала. Затуманились нарциссы Ослепительных очей, Сквозь агатовые стрелы Слез низринулся ручей. Наконец она сказала: "Ты мне матери дороже, Но мое существованье Лишь на вымысел похоже. Кто я? Странница простая С несчастливою судьбой. Не хочу хулить я бога, Не откроюсь пред тобой". И решила про себя я: "Понуждать ее не время, Пусть рассеется сначала Молодых печалей бремя. Успокоится девица И расскажет все сама,- Кто торопится без толку, Сам лишается ума". СКАЗАНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ О том, как Фатьма рассказала мужу о своей пленнице. Эту деву молодую, Станом сходную с алоэ, От свидетелей нескромных В тайном скрыла я покое. Никому не говорила Я о пленнице моей, Только негр, слуга мой верный, Мог входить в покои к ней. День и ночь струились слезы У неведомой девицы, Над пучиной глаз чернильных Висли копьями ресницы, Чаши слез точили очи, И чудесных губ коралл Белизну зубов жемчужных, Открываясь, оттенял. Не нуждалась эта дева Ни в шелках, ни в одеяле, Только шалью покрывалась И была всегда в вуали. Руку под голову клала И спала на ней всю ночь; И, едва коснувшись пищи, Отсылала блюдо прочь. Этой редкостной вуали Удивлялась я немало. Ткань ее была, бесспорно, Крепче всякого металла. Но была она прозрачна, И нежна, и не тверда. Я нигде подобной ткани Не встречала никогда. Так со мной вдали от мира И жила моя бедняжка... Дни за днями проходили, Но она страдала тяжко. Много дней я размышляла, Как мне бедной пособить, Наконец решила мужу Тайну я свою открыть. Как-то раз пришла я к мужу И, обняв его, оказала: "Расскажу тебе, мой милый, То, что раньше я скрывала. Поклянись мне страшной клятвой, Что не скажешь никому О моей великой тайне, Даже другу своему". Муж сказал: "Пускай о скалы Я ударюсь головою, Если недругу иль другу Эту тайну я открою!" Рассказала я Усену Об отшельнице моей И взяла его за руку И свела в покои к ней. Увидав мое светило, Муж воскликнул в изумленье: "Неужели это солнце - Нам подобное творенье?" Пали мы перед девицей И сказали: "О луна! Что, скажи, тебя сжигает? Чем душа твоя больна? Где, скажи, найти лекарство, Чтоб помочь великим ранам? Отчего рубин прекрасный Ныне сделался шафраном?" Я не знаю - услыхала Нас девица или нет. Но свои сомкнула розы И ни слова нам в ответ. И когда она, бедняжка, Поднялась с унылым стоном, Показалось нам, что солнце Скрыто огненным драконом, - Тусклый взор ее светился, Полон гневного огня. "Тяжко мне, - сказала дева. - Уходите от меня!" Плача, дева походила На угрюмую тигрицу. Мы заплакали с ней вместе И покинули девицу. С этих пор, дела покончив, Навещали мы ее, И томилось вместе с нею Сердце бедное мое. СКАЗАНИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ О том, как Нестан-Дареджан попала к царю морей Как-то раз случилось мужу Во дворец прийти с дарами. Царь морей сидел за пиром, Окруженный моряками. Принял с честью он Усена, Посадил перед собою И поднес большую чашу С крепкой влагою хмельною. Выпил муж мой эту чашу, Глядь - другая появилась, Из серебряных кувшинов Влага снова заструилась, И забыл свою он клятву. Что ему Коран и Мекка! Не идут рога ослице, Хмель не красит человека. И сказал тогда владыка Безрассудному Усену: "Чтоб купить дары такие, Нужно дать большую цену. Удивляюсь, где берешь ты Эти крупные рубины! Я за них тебе не в силах Заплатить и половины". Услыхав хвалу подаркам, Возгордился безрассудный. "О, - воскликнул он, - владыка! Не хвали подарок скудный! Твоему готовлю сыну Я сокровище иное - Солнцеликую невесту, Станом сходную с алоэ". И владыке рассказал он О девице неизвестной, О слезах ее поведал И красе ее небесной. Царь возрадовался сердцем И велел дворцовой страже Привести на пир веселый Ту, которой нету краше. В доме я одна сидела. Вдруг явился на пороге Молодой начальник стражи. Поднялася я в тревоге. Он сказал мне: "В этом доме Скрыта юная луна. Повелитель мой желает, Чтоб к нему пришла она". "Где ж она, девица эта?" - В удивленье я спросила. И ответил мне начальник: "Это дивное светило В дар принес царю сегодня Именитый твой супруг. Приведи скорее деву, Ждать мне боле недосуг". Что могла я с ним поделать? Обнял душу смертный холод, Свод небесный содрогнулся, Гневом божиим расколот. К бедной пленнице пошла я, Низко голову склоня, Но она, рыдая горько, Не взглянула на меня. И сказала я: "О солнце, Изменила, знать, судьба нам, Небо в гневе потемнело И завесилось туманом. Вот пришел начальник стражи, Чтоб свести тебя к царю. Горе мне! Разбито сердце, Как в огне я вся горю". Отвечала мне девица: "Что крушишься ты, сестрица? То, что раз со мной случилось, Вновь не может совершиться. Зло не стоит удивленья, Уж привыкла к горю я: Такова на свете белом Участь горькая моя". И, без гнева и без жалоб, Истомленная печалью, Встала девушка с подушек И закуталась вуалью, И надела я на деву Чудный пояс из жемчужин - Чтоб купить такое диво, Целый город был бы нужен. "Вот, - сказала я девице, - Может быть, каменья эти Разорвать тебе помогут Плена горестные сети". И взяла бедняжку стража, И народ собрался мигом И бежал вослед за нею, Пораженный дивным ликом. Царь ее у входа встретил И воскликнул: "Боже правый! Вот сошло на землю солнце В виде девы величавой. Кто, скажите, кроме бога, Мог создать черты такие? Всякий, кто ее полюбит, Беды вытерпит лихие". Посадив с собою рядом, Царь расспрашивал девицу: "Кто ты, дева, и откуда Прибыла в мою столицу?" Но она не отвечала, Безучастная к вопросам, И уста безмолвны были, Молодым подобны розам. Царь оказал: "Девица эта Нас печалит и волнует. Что молчит она? Быть может, О возлюбленном тоскует? Или дух ее, как голубь, Над людьми парит высоко И она, чуждаясь мира, Здесь страдает одиноко? Поскорей бы сын мой милый Возвращался с поля брани, - Эту деву молодую Исцелит он от страданий. А пока мой сын в походе, Пусть живет у нас девица. Ведь луна в разлуке с солнцем Так же меркнет и томится". И девицу нарядили В платье царского покроя, И повесили на шею Ожерелье золотое, И надели ей корону Из прозрачного рубина. Чтобы радовала роза Молодого властелина. И когда опочивальню Ей устроили вельможи, Чистым золотом обили Ей девическое ложе, Десять евнухов надежных Поместили у дверей И позволили девице Удалиться от гостей. Пир веселый продолжался. Заходили снова чарки. Получил купец за деву Драгоценные подарки. Громко били барабаны, И девица за стеной Чутким ухом различала Рокот арфы золотой. И тогда сказала стражам Дева, равная пантере: "Люди добрые, напрасно Сторожите вы у двери: Не гожусь я вам в царицы, Мне иной назначен путь. Если будете упорны, Проколю кинжалом грудь. И тогда несдобровать вам, Люди добрые, поверьте: Царь убьет вас без пощады, Не простит моей вам смерти. Отпустите вы девицу! Что страдать напрасно вам? За свободу я охотно Все сокровища отдам". И сняла она корону Из прозрачного рубина, Ожерелье расстегнула - Дар высокий господина, Сорвала жемчужный пояс. И угрюмые рабы, Увидав ее богатства, Уступили без борьбы. Снял один из них одежду И она накрылась ею. Через двери боковые Деву вывели в аллею. Мимо стражи проскользнула Незамеченной она - Так от страшного дракона Скрылась юная луна. Поздно вечером беглянка Мне в окошко постучала. Дверь я быстро отворила И красавицу узнала. "О Фатьма, - сказала дева,- Дай коня мне, милый друг! Убежала от царя я И его усердных слуг". Чтобы скрыться от погони, Был скакун отличный нужен. Привести его для девы Я велела из конюшен. На коня уселась дева И была как бы светило, Что, сияя в темном небе, Льва (*28) собой отяготило. Ночь настала. Слух пронесся О таинственной пропаже. Город мигом оцепили, Понеслись в погоню стражи. Обыскали все строенья, Все луга, леса и реки, Но, увы, светило наше Нас оставило навеки. СКАЗАНИЕ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ О том, как Нестан-Дареджан была заключена в крепость Каджети Закатилось наше солнце, И с тех пор в тоске великой День и ночь я размышляла О девице солнцеликой. Стал мне дом мой ненавистен, И наряды, и ковры, И Усен-клятвопреступник Стал мне мерзок с той поры. Раз, с прогулки возвращаясь, Шла я около харчевни. Тут для путников усталых Был приют устроен древний. Под деревьями сидели Три усталые раба, И была на них одежда Запыленная груба. Незатейлив был их ужин, Но они не унывали; О дорожных приключеньях Двое весело болтали. Третий раб молчал и слушал, И когда дошел черед, Молвил он: "Все эти басни Знает издавна народ. Но со мной случилось, братья, Нечто странное сегодня. Мир велик, различны люди, И на всем рука господня, Но такое, братья, чудо Я увидел в первый раз. Ваша речь была крупою, Будет перлом мой рассказ. Раб великого царя я, Повелителя Каджети. (*29) Умер он. Росан и Родья От него остались дети. Их воспитывает ныне Дулардухт, сестра царева, Хоть и женщина царица, Но характером сурова. Дети счастья и удачи, Мы разбоем промышляем. Ночью грабим караваны И торговцев убиваем. Сто рабов в отряде нашем, И Рошак - наш предводитель. Уж немало он сокровищ Перенес в свою обитель. Ныне, полночью глухою, Наш отряд в степи скитался. Вдруг какой-то свет чудесный Перед нами показался. Мы коней остановили, Пораженные виденьем. "Уж не солнце ль там спустилось?" - Я сказал с недоуменьем. "Нет, - ответили другие, - Это свет звезды падучей".- "Вздор какой! - сказали третьи. - То луна глядит из тучи". Растянулись мы по степи, И вперед пошли лавиной, И виденье окружили, Что сияло над долиной. И раздался нежный голос В том колеблющемся свете: "Я - гонец из Гуланшаро, Еду нарочным в Каджети. Кто вы, путники ночные? Что вы встали предо мною?" И возник пред нами всадник, Сходный с юною луною. Словно молния ночная, Все лицо его светилось, Из очей лилось сиянье И по воздуху струилось; Точно копья из агата, Были длинные ресницы... И Рошак отважный понял, Что пред нами лик девицы. Мы девицу задержали И спросили: "Кто ты, дева? Почему одна ты едешь?" Но, исполненная гнева, Наша пленница, рыдая, Не сказала ничего нам... Жаль тебя, луна ночная, Поглощенная драконом! И оказал Рошак нам: "Братья, Не простое это дело, Не случайно незнакомка Платье воина надела. Бог ее послал нам в руки, Отведем ее к царице. Дулардухт довольна будет И заплатит нам сторицей", Мы на этом согласились И в Каджети поскакали. Дева плакала безмолвно, Опустив конец вуали... Я заехал в Гуланшаро И купил товаров кучу, Догоню друзей я завтра. Если лошадь не замучу". Раб свою закончил повесть. Услыхав ее случайно, Я возрадовалась сердцем В этот день необычайно. Луч затеплился надежды, Иссушился слез поток. Но до пленницы несчастной Путь был страшен и далек! Двух рабов, как сажа черных, В доме я своем имела. С детства эти эфиопы Колдовское знали дело: Стать невидимыми глазу Без труда они могли И, как тени, проносились Над просторами земли. Я послала их в Каджети, И они слетали мигом И, вернувшись, рассказали Мне в смущении великом: "Дева в башне неприступной На скале заключена. И с царевичем Росаном Уж помолвлена она. Но царице не до свадьбы: Дулардухт объята горем - У нее сестра скончалась, Где-то жившая за морем. Дулардухт за море едет И с собою хочет взять Колдунов своих искусных И бесчисленную рать. Показался неприступным Нам великий город каджей. Там скала стоит до неба, Вся оцепленная стражей, И внутри скалы той чудной Проведен подземный ход - Он на самую вершину, В башню пленницы ведет. Стерегут проход подземный Десять тысяч самых лучших Юных витязей отважных И воителей могучих, И у трех ворот стоят там По три тысячи людей. Горе мне с тобою, сердце! Нет защиты от цепей". Автандил, купцом одетый, Услыхав известья эти, Молвил: "О Фатьма, скажи мне Все, что знаешь о Каджети, Если оборотни каджи Или духи - объясни, Почему людьми простыми Смертным кажутся они?" "Нет, не оборотни каджи, - Так Фатьма ему сказала, - Колдуны они простые, Но вреда от них немало. Кто пойдет на них войною, Будет мигом ослеплен, И вернется из похода Чуть живой в отчизну он. Что творят они над нами, Эти злые изуверы! Подымают ураганы, Топят лодки и галеры, По воде умеют бегать И взлетают в высоту, Ночь сияньем освещают, Днем наводят темноту", Автандил с Фатьмой расстался И вознес молитву богу. "Боже, - он сказал, - недаром Я отправился в дорогу. Ты на путь меня наставил И привел меня сюда. Не оставь меня, великий, Если встретится беда!" Автандил проснулся утром, Преисполненный надежды. В этот день решил расстаться Он с купеческой одеждой. Снова витязем оделся И хозяйку пригласил. Лев, от муки исцеленный, Стал светилом из светил. Лик его, подобный розе, Я сравнил бы с пышным садом. Вот на зов Фатьма явилась, Он уселся с нею рядом, Улыбнулся он хозяйке, И румян, и белолиц, И на садик роз упала Тень от хижины ресниц. И оказал он ей: "Не гость я, Не начальник каравана, Я - великий полководец Государя Ростевана. Рать подвластна мне большая, И доспехов полон дом. Лишь на время пред тобою Я прикинулся купцом. Есть у нашего владыки Дочь - царица Тинатина, Чтоб руки ее добиться, Я покинул господина, Отыскать я обещался Деву, лучшую на свете, - Ту, которая томится Ныне в крепости Каджети". И Фатьме поведал витязь О любови Тариэла: "О Фатьма, клянусь тебе я - Нет любви его предела! Помоги спасти мне деву, Истомленную в неволе! Пусть влюбленные воссядут На отеческом престоле. Мы пошлем раба в Каджети, Пусть к царевне он слетает, Пусть снесет посланье деве И о новостях узнает. Мы со временем исполним Все, что скажет нам девица. Уж недолго ей осталось В заточении томиться!" И Фатьма в ответ на это Прошептала: "Слава богу! Ты меня утешил, витязь, И наставил на дорогу". За рабом она послала. Тот пришел, как ворон черный, И собрался в путь далекий, Госпоже своей покорный. СКАЗАНИЕ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ О том, как Нестан-Дареджан послала письмо своему возлюбленному Вот письмо жены Усена: "О небесное светило! Ты ушла от нас и горем Нас навеки поразила. О судьбе своей печальной Не сказала ты ни слова. Лишь теперь узнала тайну Я от гостя молодого, Ныне прибыл в Гуланшаро Из далекого предела Автандил, арабский витязь, Брат названый Тариэла. Ищет он тебя повсюду, Чтоб помочь в несчастье брату. Твой возлюбленный не в силах Позабыть свою утрату. Через нашего посланца Получив известья эти, Напиши нам, о царевна, Все, что знаешь о Каджети: Уезжают ли за море Колдовские эти каджи, Сколько войска остается И достаточно ли стражи. И еще пошли, царевна, Тариэлу знак любови. Вырвем мы тебя из плена, Будь отныне наготове. Успокойся же, о солнце, И забудь былые муки - Лев найдет свое светило После тягостной разлуки". Это краткое посланье Колдуну Фатьма вручила И отдать письмо царевне В тот же вечер поручила. Раб накрылся с головою Некой мантией чудесной И над кровлями помчался, Словно призрак бестелесный. Как стрела летит из лука И трепещет от полета, Так достиг он до Каджети И прошел через ворота. Мимо витязей отважных Он, как призрак, промелькнул, И никто из них ни разу На пришельца не взглянул. Солнцеликая сидела В тесной каменной темнице. Вдруг явился перед нею Некий странник чернолицый. Безобразный и косматый, Был он мантией одет И, как пленнице казалось, Предвещал немало бед. Дева вскрикнула в испуге И отпрянула, робея. Раб сказал; "Не бойся, солнце, От Фатьмы пришел к тебе я. Я принес тебе посланье От любимой госпожи. Близок час освобождения! Не томись и не дрожи!" Изумленная царевна Глаз миндалины открыла И посланье прочитала И слезами окропила. "Кто же он, - она спросила, - Этот витязь молодой? После долгих лет изгнанья Кто сочтет меня живой?" Раб сказал: "С тех пор как, солнце, Ты попала к этим каджам, Я клянусь тебе судьбою. Нет конца страданьям нашим. Ныне к нам приехал витязь, Он спасет тебя от бед. Должен я спешить, царевна, Напиши скорей ответ". "Вижу я, - сказала дева, - Справедливы вести эти. От кого ж Фатьма узнала, Что попала я в Каджети? Значит, он еще не умер, Мой возлюбленный жених! Напишу Фатьме письмо я О страданиях моих". И царевна написала: "Госпожа моя сестрица! Ты мне матери дороже, Лишь к тебе мой дух стремится. Ты меня спасла когда-то, Снова я теперь в плену: Сотня витязей отважных Стерегут меня одну! Что еще могу ответить На твои благие вести? Повелительница каджей И войска ее в отъезде, Но бесчисленная стража Здесь стоит и день и ночь, Как бы вы ни захотели, Невозможно мне помочь. Пусть возлюбленный мой витязь Не спешит сюда с войною. Если он в бою погибнет, Смертью я умру двойною. Напиши ему посланье, Пусть не плачет обо мне. Я о нем не позабуду В этой дальней стороне... Ныне шлю ему на память, В знак любови и печали, Из моей темницы тесной Лоскуток моей вуали. Та вуаль отбита милым У хатавов, и она, Всюду странствуя со мною, Как судьба моя, черна". Кончив скорбное посланье, Дева пишет Тариэлу. Сердце в муке пламенеет, Слезы льются без предела. Сквозь расщепленную розу Чуть виднеется алмаз. Вот письмо царевны юной, Изумляющее нас: "О мой милый! В заточенье Вот письмо я начинаю. Стан пером мне ныне служит, В желчь перо я окунаю. На твоем пишу я сердце, Чтобы слить его с моим. Не забудь о друге, сердце, Навсегда останься с ним! Жив ли ты, о мой любимый, Я не ведала доселе. Все мои иссякли слезы, Дни тянулись, как недели. Ныне я узнала правду От волшебного гонца - И смирилась перед богом, И прославила творца. Если жив ты, мой любимый, Сердцу этого довольно; Пусть, израненное, ноет, - Утешаюсь я невольно. Вспоминай меня в разлуке, Нелюдим и одинок. Я любовь мою лелею, Как диковинный цветок. Как сумею рассказать я О былой моей печали? Удивится каждый смертный, Но поверит мне едва ли... Милосердная подруга От рабов меня спасла, Но, застигнута судьбою, Снова я в пучине зла. Мир страданьями моими Не насытился доныне. В руки каджей я попала, Проезжая по пустыне. В башне я сижу высокой Вдалеке от всех людей, И ведет лишь ход подземный К келье каменной моей. Дни и ночи злые стражи Стерегут мой дом высокий. Не ходи сюда, мой милый, Не пытай судьбы жестокой! Если в битве беспощадной Колдуны тебя убьют, Сожжена я буду так же, Как сожжен огнивом трут. О, не думай, мой любимый, Что достанусь я другому! Если нет тебя со мною, Я чужда всему земному. Заколю себя клинком я Или брошусь из окна, Но тебе останусь верной, Как всегда была верна. Помолись, мой милый, богу, Чтоб послал он мне спасенье, - Со стихиями земными Тяжко мне соединенье. Бог пошлет мне, бедной, крылья, Из темницы я взлечу, Солнце ясное увижу, Прикоснусь к его лучу. Без тебя не светит солнце, Ибо ты - его частица, Ты вернешься к Зодиаку, Чтобы в Льва преобразиться. Буду я в твоем сиянье, Безмятежная, гореть... Горько было жить на свете - Сладко будет умереть! Что бояться мне кончины? Душу я тебе вручила, Навсегда твой милый образ В бедном сердце заключила. Вспоминать былое тяжко, Слишком много в сердце ран. Обо мне не плачь, мой милый! Уж таков мне жребий дан. Лучше в Индию, мой витязь, Отправляйся ты с полками - Там отец мой безутешный Окружен теперь врагами. Помоги ему в сраженье И в печали успокой. Я тебя до самой смерти Не забуду, милый мой. Шлю тебе кусок вуали - Дар любови и участья. Это все, что мне осталось От потерянного счастья. Горе мне! Надежды призрак Навсегда от нас исчез, Повернулось к нам с угрозой Колесо семи небес". Дева кончила посланье И кусок вуали черной Приложила, и умчался От нее гонец проворный. Вот он прибыл в Гуланшаро И спустился на дорогу. Автандил посланье принял И вознес молитву богу. "Госпожа, - Фатьме сказал он, - Все желанное свершилось. Чем - не знаю - заслужил я От тебя такую милость?.. Завтра я тебя покину, Истекли часы досуга. Но вернусь еще я к каджам И возьму с собою друга". "Лев, - Фатьма сказала, - знаю, Ты горишь огнем великим. Нелегко мне, бедной, будет Расставаться с солнцеликим, Но спеши, не огорчайся, И пока войска в отъезде, Да обрушится на каджей Справедливое возмездье". Тут с Фатьмой простился витязь И позвал рабов Фридона. "Други, - он сказал, - упала Наша главная препона: О царевне мы узнали, Что в плену она томится. Силен враг, но будет время - И разрушится темница. Поезжайте вы к Фридону, Передайте вести эти. Пусть, собрав большое войско, Выступает он в Каджети. С полководцем Тариэлом Скоро мы к нему прибудем, Чтоб воздать герою славу И его отважным людям. Вам же я дарю за службу Все, что отнял у пиратов, - Много там шелков различных, И рубинов, и агатов. Пусть узнает ваш владыка, Как усердно вы служили, Как его приказом царским На чужбине дорожили". СКАЗАНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ О том, как Автандил возвратился в пещеру Год прошел, весна настала - Трав зеленых прозябанье. Уж цвели повсюду розы, Приближая миг свиданья. Солнце утром поднималось В доме нового созвездья. Витязь, море переехав, Дорогие вез известья. Небо вешнее гремело, Выпадали ночью росы. Побледневшими устами Целовал скиталец розы, И шептал он им: "О розы! О цветы любви невинной! Только вы одни остались Мне в разлуке с Тинатиной". Витязь ехал по долинам, Пропадал в пустынях жгучих, В дикой чаще тростниковой Убивал зверей могучих. Вспоминая Тариэла, Слезы горестные лил... Наконец достиг пещеры И коня остановил. Недалеко от пещеры, Над пустынною рекою, Тариэл стоял могучий, Попирая льва ногою. Меч, залитый алой кровью, Трепетал в его руке; Конь прекрасный, как Мерани, Мирно пасся вдалеке. Братья в радости сердечной Крепко обняли друг друга. "Здесь, - сказал печальный витязь, Умирал я от недуга, Слез кровавыми струями Омывал очей агат, Но, тебя увидев ныне. Все забыл я, милый брат". Автандил, смеясь, воскликнул; "Время розе обновиться! Нету надобности боле Одинокому томиться- Получил я о царевне Утешительную весть. Есть еще на свете правда И надежда также есть". Автандил в куске вуали Подал витязю посланье. Побледнел несчастный витязь, Прекратилось в нем дыханье, Пал на землю он, как мертвый. Стража черная ресниц Над закрытыми очами, Трепеща, склонилась ниц. Автандил на тело друга Пал, рыдая безутешно. "Горе мне! - сказал несчастный. - О, зачем я так поспешно Это яростное пламя Потушить хотел, глупец? Неожиданная радость - Гибель пламенных сердец". Кровью льва из черной раны Брызнул он на темя друга. Тариэл зашевелился И очнулся от недуга. Стража черная открыла Очи дивной глубины: Вдалеке от света солнца Стал лазурным луч луны. Не живут зимою розы - Губят их снега и стужи: Летом, в засуху, от солнца Им еще бывает хуже. Таково людское сердце: Горе, радость ли - оно И безумствовать на свете И сгорать осуждено. Плача горькими слезами, Тариэл читал посланье. "Что ты плачешь? - друг воскликнул. Срок окончен испытанья, Время радости приспело. Завтра сядем на коней И отправимся в Каджети За невестою твоей". И воспрянул дух страдальца. И воскликнул он, ликуя: "Отплатить тебе до смерти. Милый брат мой, не смогу я! На цветок, засохший в поле, Ты излился, как родник, Осушил мои ты слезы, Прямо в сердце мне проник". И пошли они к пещере С песней мира и привета. У дверей Асмат сидела, Вся в слезах, едва одета. Страх ее объял великий: Витязь, в горести своей Вечно плачущий о деве, Ныне пел, как соловей! Помутилось в ней сознанье, Но они, смеясь, кричали: "О Асмат, творец всевышний Исцелил нас от печали! Мы нашли царевну нашу. Вот послание ее! Отвела судьба от сердца Всемогущее копье". Увидав знакомый почерк Госпожи своей любимой, Громко вскрикнула рабыня И, подобно одержимой, Затряслась, как в лихорадке, И сказала: "О творец, Неужели нашим мукам Приближается конец? И, рыдая, Тариэла Обвила она рукою. Пали витязи на землю С благодарственной мольбою. И вошли они в пещеру, И жаровню разожгли, И, уставшие с дороги, Подкрепились чем могли. И, склоняясь к Автандилу, Тариэл оказал: "Когда-то Тут в пещерах жили дэвы И привольно и богато. Проезжая по дороге, Перебил я всех чудовищ, Поселился в их пещере, Но не трогал их сокровищ. Не хотел я раньше видеть, Что скрывало это племя. Распечатать их богатства Лишь теперь настало время". И повел он Автандила, И они в проходах тесных Сорок входов отворили В сорок комнат неизвестных. И лежали там богатства Многочисленные кучей - Отшлифованные камни, Дивный жемчуг, самый лучший. Много было там жемчужин С крупный мяч величиною; Груды золота сияли И звенели под ногою. Так прошли они вдоль комнат И вступили в зарадхану - Кладовую для оружья, Что под стать любому хану. Укреплен па длинных крючьях, Там убор висел военный, И стоял посередине Там ковчег запечатленный. И была на крышке надпись: "Здесь для воинской потехи Острый меч лежит басрийский, Шлем с забралом и доспехи. Если каджи к нам нагрянут, Мы отплатим им сторицей. Кто оружие похитит, Будет тот цареубийцей". Тариэл приподнял крышку. В длинных яхонтовых ложах Там лежали три убора, На другие непохожих, - Три меча, три светлых шлема, Три блестящие кольчуги, Наколенники стальные И щитов литые круги. Быстро витязи оделись И сразились для примера. От воинственного шума Содрогнулась вся пещера. Но кольчуги не согнулись, Шлемы также устояли, И мечи простые латы, Как бумагу, рассекали. "Славный знак! - сказали братья. - Сам господь нам оборона!" Взяли три они убора - Для себя и для Фридона. Горстью злата зачерпнули И отсыпали жемчужин. И в пещеру возвратились Продолжать веселый ужин. Нарисуй мне здесь, художник, Этих славных побратимов, Этих храбрых и влюбленных Полководцев-исполинов. Скоро грянет час сраженья, И увидите вы, дети, Как они с врагом сразятся В заколдованном Каджети! СКАЗАНИЕ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ О том, как витязи отправились к Нурадин-Фридону Утром витязи проснулись, Вход в пещеру затворили, На коней могучих сели И рабыню посадили. В царство славного Фридона Путь далекий их лежал. Время шло, бежали кони, Город издали сверкал. Вечер был. Табун Фридона Шел по пастбищам зеленым. Тариэл сказал; "Давайте Посмеемся над Фридоном: Нападем на это стадо, Отобьем его коней,- Царь Фридон прискачет в гневе И увидит здесь гостей". Вот они помчались к стаду По зеленым этим нивам. Пастухи фонарь схватили, Искру высекли огнивом И вскричали: "Эй вы, люди! Проходите стороной! Кто коней Фридона тронет, Отвечает головой!" Но друзья, сжимая луки, Погнались за пастухами. Те в испуге закричали: "Воры гонятся за нами! Люди добрые, спасите! Помогите! Караул!" Шум поднялся, люд сбежался, Свет от факелов блеснул. Царь Фридон с отрядом стражи Прискакал на место боя. Два могучих незнакомца В поле встретили героя. Тариэл узнал Фридона И сказал, снимая шлем: "Царь, кого ты испугался И отряд привел зачем? Знать, разбойников немало Бродит около окраин, Коль друзей и тех боится Хлебосольный наш хозяин!" С удивлением великим Посмотрел на них Фридон, И друзей своих, ликуя, Заключил в объятья он. И сказал он, улыбаясь: "Знать, не очень вы спешили! Войско мы давно собрали И к походу снарядили". Тариэл смеялся шутке, Улыбался Автандил, И Фридон сиял, как месяц Посредине двух светил. В город гости поспешили, И в чертогах у Фридона Ждали витязей отважных Три сверкающие трона. Гости весело уселись И хозяину для сеч Поднесли убор военный, Дорогой вручили меч. После дружеского пира И отличного купанья Подарил Фридон героям Дорогие одеянья. И когда проснулись гости, О походе и войне Царь повел беседу с ними, Запершись наедине. "Пусть, - сказал он, - груб я буду, Пусть нарушу я обычай, Пусть с гостями поступаю Против правил и приличий, Но скажу я без утайки: В путь-дорогу нам пора. Если каджи возвратятся, Не видать от них добра. Путешествуя по свету, Был когда-то я в Каджети. Эта славная твердыня - Крепость лучшая на свете. Захватить ее возможно Только хитростью одной. Значит, нам большое войско Бесполезно брать с собой". Все с Фридоном согласились. Триста всадников могучих Отобрал Фридон в дорогу И коней им выдал лучших. Утром братья вышли к морю И, галеры снарядив, С домочадцами простились И покинули залив. Переехав через море, На коней герои сели; День и ночь они скакали, Невредимые доселе. Уж близка была граница. И сказал Фридон: "Друзья, Путь становится опасным, Дальше двигаться нельзя. Днем в оврагах укрываясь, Будем пользоваться ночью. Скоро грозную твердыню Вы увидите воочью". И с тех пор в ночном тумане Шли они. И наконец Подняла над ними крепость Свой сверкающий венец. Месяц сладостным сияньем Заливал твердыню каджей. Сторожили ход подземный Десять тысяч храбрых стражей. На скале чернела башня, Упираясь в небосвод, И бессонные ходили Часовые у ворот. СКАЗАНИЕ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ Взятие Каджети Царь Фридон сказал героям: "Вот, друзья, мое решенье: Если мы пойдем на приступ, Будет страшное сраженье. Обрекать себя на гибель Было б слишком безрассудно: Тут хоть сотню лет сражайся, Взять ворота будет трудно. С детства силу развивая, Был я славным акробатом, Перепрыгивал канавы, Ловко бегал по канатам. Кто из вас на выступ башни Мой аркан закинуть может? Пролетев над головами, Он врагов не потревожит. По натянутой веревке Мне пройти - пустое дело. Лишь миную я ворота, Спрыгну на землю умело. Налетев, подобно вихрю, Перебью врагов без счета, Проложу мечом дорогу И открою вам ворота". Автандил сказал Фридону: "Ты Фридон, известный воин, Силой рук ты льву подобен И похвал иных достоин. Хороши твои советы И заслуги боевые, Но взгляни, как близко к башне Ходят эти часовые. Слыша звяканье оружья И кольчуги легкий скрежет, Стража вмиг тебя заметит И веревку перережет. Дело плохо обернется, И погибнешь ты напрасно. Принимать совет твой нынче Безрассудно и опасно. Если здесь плоха надежда На военные успехи, Под купеческим кафтаном Лучше скрою я доспехи. Погоняя веткой мула, Нагруженного поклажей, Я пройду через ворота И пропущен буду стражей. В это время вам с отрядом Нужно в скалах притаиться. Если в городе со мною Ничего не приключится, Перебью я эту стражу И ворота вам открою. Вы появитесь внезапно И ворветесь вслед за мною". Тариэл сказал: "Я знаю, Вы готовы драться смело. Одного меня оставить Вы желаете без дела. Нет, друзья, царевна с башни Всех увидит нас в бою. Если я не буду биться, Потеряю честь свою. Мой совет вернее ваших: На три малые отряда, По сто всадников на каждый, Нам разбиться нынче надо. Лишь заря займется в небе, К трем воротам с трех концов Подлетим мы и с собою Приведем своих бойцов. Увидав, что нас немного, Каджи бросятся навстречу, От ворот мы их отрежем И затеем с ними сечу. Кто успеет, тот в ворота Пусть прорвется на коне - Там пускай он погуляет И потешится вдвойне". Царь Фридон сказал с улыбкой: "Понял я, что это значит: Конь его подарен мною, Он быстрее всех доскачет. Знай об этом я пораньше, Не расстался б я с конем, В крепость первым бы ворвался И оставил вас вдвоем". Посмеявшись этой шутке, Братья так и порешили И отряд бойцов могучих На три части разделили. Уж светлело на востоке. Приближался лютый бой. Приближалось исполненье Изреченного судьбой. Видел этих я героев, Видел я сражение это. Семь планет их покрывали В эту ночь столпами света. Тариэл, подобный солнцу, На коне сидел могучем, И твердыню пожирал он Взором пламенным и жгучим. Этих витязей отважных С горным я сравню потоком. Низвергаясь с гор высоких, Мчит в ущелье он глубоком. И ревет, и тяжко воет; Наконец, впадая в море, Успокоенный, смолкает И несется на просторе. Автандил был воин грозный, И Фридон был крепок телом, Но никто из них сразиться Не желал бы с Тариэлом... Рассвело. Планеты скрылись, И померкнули Плеяды. Тариэл с двумя друзьями Тихо вышел из засады. Словно путники простые, Шли они неторопливо. Стража их не испугалась И ждала их терпеливо. Но, проехав полдороги, Братья гикнули и вдруг, Словно вихорь, полетели. И за каждым - сотня слуг. Крепость вздрогнула от крика. На дорогу пали трупы. Барабан вверху ударил, На стене завыли трубы, Но друзья, надвинув шлемы, Путь расчистили. И вот Беспощадный и кровавый Грянул бой у трех ворот! И тогда постиг Каджети Божий гнев неизмеримый. Злобный Хронос, (*30) глядя с неба, Проклял город нелюбимый; Опрокинул он на землю Колесо небесных сводов, И повергнутые трупы Пали грудами у входов. Мощный голос Тариэла Заставлял терять сознанье. Витязь рвал мечом кольчуги, Рушил латы, одеянья. Осажденные ворота Стража бросила с испугом. Братья в город устремились И ворвались друг за другом. Лев Фридон, залитый кровью, Скоро встретил Автандила. Братья обняли друг друга, Радость их преобразила. Враг бежал куда попало, Оставляя груды тел... Но никто из них не видел, Где сражался Тариэл. С криком гнева и печали Братья бросились к воротам, Но в живых от целой стражи Не осталось никого там. Смотрят братья: смерть повсюду, Кровь рекой, и стон, и ад, И разбитые ворота С петель сорваны, лежат. Десять тысяч лучших стражей Пало здесь. И стало ясно, Что могучий их товарищ Здесь рубился не напрасно. Братья к башне устремились, Где зиял подземный ход, И, готовые к сраженью, Смело бросились вперед. Поднялись они и видят: Возвышаясь над толпою, Тариэл стоит на башне С обнаженной головою. И разлука и скитанья - Все осталось позади, И прекрасная царевна На его лежит груди. Солнце так встречает розу, Так Муштари справедливый И Зуал - звезда печали, - Заключив союз счастливый, Благодатными лучами Заливают небосвод... Только тот узнает счастье, Кто печаль перенесет. Так закончилось сраженье В честь героя Тариэла. Из бойцов его лишь только Половина уцелела - Остальные пали в битве На развалинах Каджети. Зарыдали три героя, Услыхав известья эти. С башни витязи спустились И в последней жаркой схватке, Захватив богатства каджей, Перебили их остатки И навьючили добычу На три тысячи верблюдов - Горы яхонтов граненых И корзины изумрудов. Шестьдесят оставив стражей В завоеванной твердыне, Повезли они царевну В драгоценном паланкине. Путь лежал их прямо к морю, В славный град царя морского, Чтоб с Фатьмою попрощаться И домой вернуться снова. СКАЗАНИЕ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ Свадьба Тариэла и Нестан-Дареджан, устроенная царем Нурадин-Фридоном Прибыл вестник в Гуланшаро И привез царю посланье: "Царь морей! С врагом покончив, Жажду я с тобой свиданья. Тариэл, индийский витязь, Я везу мое светило, То, которое стрелою Сердце витязя пронзило. Пусть отныне крепость каджей Будет крепостью твоею. Мне Фатьма, жена Усена, Помогла покончить с нею. Выйди, царь, ко мне навстречу И возьми Фатьму с собою - Пусть она увидит солнце, Возвращенное герою". Цари возрадовался духом И с великою поклажей Вышел встретить Тариэла И принять твердыню каджей. Десять дней прошли в дороге. Наконец среди степей Караван царя морского Повстречал своих гостей. И Фатьма, узнав царевну, Обняла ее, ликуя, И воскликнула: "О солнце! Вновь тебе служить могу я. Осветился мрак печальный, Расступилась темнота. Зло мгновенно в этом мире, Неизбывна доброта". Ласково Фатьму целуя, Ей царевна отвечала: "Помнишь, я была в ущербе, Тосковала и дичала? Изливает ныне солнце На меня свой дивный свет, Я полна моей любовью, И страданий больше нет". Царь морей веселым пиром Славных чествовал героев, Раздавал гостям подарки, Щедрость царскую утроив. По монетам там ходили Так, как ходят по песку; Груды шелка там лежали И парча - кусок к куску. Дал венец он Тариэлу - Не венец, а прямо диво: Из большого гиацинта Был он выточен красиво. И еще принес в подарок Драгоценный некий трон: Был из золота литого Этот трон сооружен. Дал он мантию царевне, Несравнимую доселе: Бадахшанские рубины, Как цветы, на ней горели. Каждый воин Тариэла, И Фридон, и Автандил Славный дар, неоценимый В этот вечер получил. С благодарностью великой Получив подарки эти, Тариэл Фатьме оставил Все, что вывез из Каджети. Снарядил корабль он в море И, пролив потоки слез, В царство славное Фридона Деву юную повез. Там их встретили вельможи И соратники Фридона. Вся округа содрогалась От торжественного звона, Барабаны громко били, Трубы медные трубили. С ликованием великим Люди толпами ходили. Был в тот день в Мульгазанзаре Шум великий на базаре: Все купцы, закрыв торговлю, Шли навстречу юной паре. Сотни стражей с топорами Охраняли путь в чертоги, Но бесчисленные толпы Заливали все дороги. Ко дворцу подъехал поезд, Вышли слуги цепью длиной: Золотой на каждом пояс И в руках - ковер стар