полню!" -- отвечал ему колдун. ПОСЛАНИЕ ФАТЬМЫ К НЕСТАН-ДАРЕДЖАН Вот письмо жены Усена: "Солнце мира! Свет вселенной! Весь народ скорбит и плачет о тебе, царевне пленной! Ты нас голосом чаруешь и красою несравненной, Сочетавшийся с кристаллом дивный камень драгоценный! Ты сказать мне не хотела о судьбе твоей постылой, Но узнала я всю правду, и опять полна я силой. Дай же весточку миджнуру, чтоб воспрянул он, унылый. Будет он твоею розой, ты ж ему -- фиалкой милой. Прибыл брат его названый из Аравии ко мне. Автандил, могучий витязь, он велик в своей стране. Полководец Ростевана, он прославлен на войне. Получить хотим мы вести о тебе, моей луне. Ты с гонцом моим искусным сообщи нам, бога ради, Возвратилась ли царица, сколько душ в ее отряде, Велико ли ополченье у ворот и на ограде, Кто начальствует над стражей при тебе, моей отраде. Все, что знаешь ты, светило, напиши нам без пристрастья И пошли в письме миджнуру знак любови и участья. Пусть послужат испытанья для тебя залогом счастья! Если мне творец поможет, не позволю вам пропасть я!" И Фатьма раба немедля в край послала отдаленный: "Передай посланье это нашей девушке плененной!" И колдун натерся мазью чародейною, зеленой. И над крышами помчался, словно призрак окрыленный. Словно пущенный из лука, улетел он вдаль стрелою И достиг ворот Каджети, лишь поля покрылись мглою. И прошел он сквозь ворота, не замеченный толпою, И принес посланье деве, сочиненное Фатьмою. Сквозь закрытые ворота в башню девы он проник И вошел, натертый зельем, волосат и чернолик. И царевне показалось: не с добром пришел старик. И шафраном стала роза, и осыпался цветник. Но сказал пришлец царевне: "О небесное созданье! Раб Фатьмы, к тебе я послан госпожою на свиданье. Правду слов моих смиренных подтвердит ее посланье. Скоро вновь осветит розу долгожданное сиянье!" Удивленная царевна глаз миндалины открыла, И агаты задрожали над зеницами светила. Отдал раб посланье деве, и она его схватила, И, вздыхая, прочитала, и слезами окропила. "Что за гость, -- она спросила, -- мой разыскивает след? И кого еще тревожит, есть я в мире или нет?" "Я открою то, что знаю, -- чародей сказал в ответ, -- С той поры, как ты исчезла, потускнел над нами свет. С той поры, как ты исчезла, мы с Фатьмой копьем пробиты, Госпожа моя не видит, где искать себе защиты. Посчастливилось узнать мне, как живешь от нас вдали ты, И, увы, не просыхают с той поры ее ланиты. Ныне прибыл некий витязь, и Фатьма, его устроя, Рассказала, как ты, дева, стала жертвою разбоя. Этот витязь -- твой искатель, человек с рукой героя. Посетить твою темницу постарался для него я". "Ты, пришлец, -- сказала дева, -- мне не кажешься лгуном. Но откуда вы узнали о несчастии моем? Верно, жив еще доселе тот, кто жжет меня огнем! Напишу Фатьме посланье я, скорбящая о нем". ПОСЛАНИЕ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН К ФАТЬМЕ "Ты, Фатьма-хатун, дана мне вместо матери судьбою! Посмотри, что хочет сделать этот мир с своей рабою! В довершенье к прежним бедам он подверг меня разбою. Лишь теперь, письмо читая, я утешена тобою! Ты спасла меня когда-то от врагов моих. Однако В руки каджей я попала, погоняя аргамака. На меня одну отныне ополчилось царство мрака. Где искать мне утешенья иль спасительного знака? О других моих несчастьях что могу я написать? Дулардухт еще в отъезде, с ней кудесники и знать. Стережет меня в неволе многочисленная рать, Как спасти меня отсюда -- бесполезно и гадать! Зря томится мой искатель, по лицу земли гонимый, Зря он ездит вслед за мною, лютым пламенем палимый! Но завидую ему я: с ним встречался мой любимый, Без кого отныне стала жизнь моя невыносимой! До сих пор с тобой об этом говорить я не хотела -- И сказать я не умела, и сама себя жалела. Но теперь я умоляю: извести ты Тариэла, Чтобы он сюда не ездил из далекого предела. Не хочу я новой муки, мне довольно униженья! Я умру двойною смертью, коль умрет он в день сраженья. Нет мне более спасенья, это помню каждый день я. Если милый не поверит, да побьют меня каменья! Пишешь ты, что знак любови я послать ему должна. Шлю ему кусок вуали, тяжкой горести полна. Та вуаль отбита милым у хатавов, и она, Всюду странствуя со мною, как судьба моя, черна!" ПОСЛАНИЕ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН К ВОЗЛЮБЛЕННОМУ Лишь теперь она к миджнуру начала писать посланье, И слова ее доселе причиняют нам страданье... Слезы пленницы тушили лютой горести пыланье, Сквозь разорванную розу жемчуг лил свое сиянье. "О мой милый! Эти строки я рукой моей чертила. Стан мой сделался тростинкой, превратилась скорбь в чернила. Два несчастных наших сердца я в одно соединила И на нем, как на бумаге, эти буквы выводила. Посмотри на мир, мой витязь, что он делает со мной! Мудрецы земли недаром нарекли его тюрьмой. Сколько б солнце ни сияло, жизнь моя покрыта мглой. Как я только не погибла, разлученная с тобой! Мир и время нас с тобою оторвали друг от друга. Уж давно тебя, мой милый, я не вижу в час досуга. Острием копья пробито, сердце страждет от недуга, Постарайся же постигнуть, как скорбит твоя подруга. Жив ли ты, о мой любимый, я не ведала доселе, У меня же, мне казалось, не осталось жизни в теле. Но прославила я бога, услыхав о Тариэле, И одним мерилом стала мерить горе и веселье. Возвратил ты мне надежду тем, что сам не изнемог, Хоть израненное сердце сожжено огнем тревог... Вспоминай меня в разлуке, нелюдим и одинок. Знай, любовь к тебе, мой витязь, я лелею, как цветок. Как сумею рассказать я о былой моей печали? Удивится каждый смертный, но поверит мне едва ли. Хоть Фатьма от двух злодеев и спасла меня вначале, Но теперь для сердца снова дни тяжелые настали. Мир страданьями моими не насытился доныне. Снова он великой мукой досадил своей рабыне: В руки каджей я попала, проезжая по пустыне, -- Нам судьба не пожалела даже этой благостыни! В башне я сижу высокой вдалеке от всех людей, И ведет лишь ход подземный к келье каменной моей. Днем и ночью злые стражи у моих стоят дверей. Тот, кто с каджами сразится, погибает от огней. Каджи -- люди не простые, умереть от них -- не диво. Если ты погибнешь в битве, прискакав нетерпеливо, Я сгорю, подобно труту, что сгорает от огнива! Будь же, витязь, крепок сердцем и живи один счастливо. О, не думай, мой любимый, что достанусь я другому! Если нет тебя со мною, я чужда всему земному. Лучше нож вонзить мне в сердце, погруженное в истому, Или броситься в ущелье, чем достаться каджу злому. Я клянусь великим солнцем, что верна тебе луна, Даже трем светилам неба не достанется она! Если в пропасть гор высоких я низринусь из окна, Помолись, чтоб крылья неба душу подняли со дна! Помолись, мой милый, богу, чтоб послал он мне спасенье! Со стихиями земными тяжко мне соединенье. Воспарив на легких крыльях, я постигну обновленье, Днем и ночью буду видеть солнца дивное горенье. Без тебя не светит солнце, ибо ты -- его частица! Зодиак его любимый, ты обязан с солнцем слиться! Я в лучах тебя увижу -- сердце светом озарится! Горько было жить на свете -- сладко с жизнью распроститься! Душу я тебе вручила, умереть не страшно мне. Жар любви твоей сокрыла я в сердечной глубине. Лишь припомнив о разлуке, снова я горю в огне. Обо мне не плачь, любимый, в чужедальней стороне! Лучше в Индию, мой витязь, отправляйся ты с полками. Там беспомощный отец мой окружен теперь врагами. Ты утешь его, больного, -- он скорбит в разлуке с нами. Вспоминай меня, царевну, орошенную слезами. Долго я себя жалела, но теперь излишни пени. Знай: идет от сердца к сердцу правда искренних стремлений. Скоро будет каркать ворон близ моей могильной сени. Жизнь моя, увы, достойна слез твоих и сожалений! Так как ты, о мой любимый, для меня теперь воскрес, Шлю тебе кусок вуали -- это чудо из чудес. Горе мне! Надежды призрак навсегда от нас исчез, Повернулось к нам с угрозой колесо семи небес!" И окончила посланье дева, полная печали, И отрезала на память лоскуток своей вуали. И открытые для взора косы деву украшали, Благовонием алоэ крылья ворона дышали. Чародей из Гуланшаро полетел назад стрелою И, исполнив порученье, дома встречен был Фатьмою. Автандил, его увидев, был обрадован судьбою, И воздел он руки к небу с благодарственной мольбою. Он сказал Фатьме: "Посланец просьбу выполнил мою. Что тебе я дам в награду за отзывчивость твою? Ныне я, Фатьма, обязан в чужедальнем быть краю, Привести того, кто каджей разобьет в честном бою". "Лев, -- Фатьма ему сказала, -- с каждым днем горю я боле. Сердце с солнцем расстается, как ему не ведать боли? Но спеши скорей к миджнуру, о моей не сетуй доле: Если каджи возвратятся, не бывать луне на воле". Подозвав рабов Фридона, витязь им сказал: "Отныне Возродился я для жизни, пребывающей в кручине. Я узнал все то, что нужно, и теперь моей дружине Покажу, как истребляют супостатов в их твердыне. Передайте вы Фридону эту радостную весть, Я же к другу поспешаю, как велят мне долг и честь. Пусть Фридон дружину кличет, призывая всех, кто есть. Вы ж возьмите столько злата, сколько каждый может снесть. Эти деньги за отвагу -- недостаточная плата, Но коль я вернусь к Фридону, награжу я вас богато. Забирайте то, что в море я отбил от супостата! Не скупец я, но сегодня не имею больше злата". В земли чуждые заброшен и от дома отдален, Тем рабам корабль богатый подарил за службу он. "Возвращайтесь, -- приказал он, -- ожидает вас Фридон. Вы письмо ему отдайте и свезите мой поклон". ПОСЛАНИЕ АВТАНДИЛА К ФРИДОНУ Он писал: "Фридон счастливый, царь царей, владыка края, Юный лев, подобный солнцу, к нам ниспосланный из рая! Государь, от чьей десницы кровь врагов струится злая! Младший брат твой, издалече я пишу, к тебе взывая. За невзгоды и лишенья ныне, к радости великой, Бог воздал мне полной мерой, а не малою толикой: Достоверные я вести получил о солнцеликой -- Той царевне, о которой страждет лев в пустыне дикой. У правительницы каджей солнцеликая в плену. Без особых затруднений мы проникнем в ту страну. Там с нарциссов дождь хрустальный льет, и юную луну Многочисленные стражи стерегут в ночи одну. Я возрадовался сердцем и забыл о горьком плаче, Ибо ты и брат твой старший разрешите все задачи. Что бы вы ни затевали, вам сопутствуют удачи. Даже горы перед вами отступают, не иначе. Я к тебе не заезжаю, и за это не взыщи ты, Я спешу затем, что дева остается без защиты. Мы приедем с Тариэлом лобызать твои ланиты, И коль ты поможешь брату, будут недруги разбиты! Я не мог в достойной мере отплатить твоим рабам, Ведь они со мной делили скорбь и радость пополам. Но взращенные тобою равнодушны к похвалам. "Сходный сходное рождает", -- мудрецы вещают нам". Витязь свиток запечатал и вручил охране ратной, И прислужников Фридона в путь отправил он обратный. Приоткрыв уста-кораллы, где светился жемчуг скатный, Рассказать велел он брату о судьбе своей превратной. Отыскав себе галеру и велев поднять ветрило, Снова двинулось в дорогу луноликое светило. Но Фатьме-хатун расстаться нелегко с героем было. Вместе с ней Усен и слуги провожали Автандила. Плача горькими слезами, говорил народ ему: "Ты сожгло нас, о светило, непостижное уму! Отчего же, уезжая, ты на нас наводишь тьму, Зарываешь нас в могилу по желанью своему?" ОТЪЕЗД АВТАНДИЛА ИЗ ГУЛАНШАРО И ВСТРЕЧА ЕГО С ТАРИЭЛОМ Переехав через море на попутной той галере, Автандил с веселым сердцем поскакал верхом к пещере. Торопясь на помощь к другу, был он счастлив в полной мере, И, вздымая к небу руки, по своей молился вере. Наступало время лета, трав весенних прозябанья. В доме Рака восседало солнце, полное сиянья. Уж цвели повсюду розы, приближая миг свиданья, И вздыхал над ними витязь, погружен в воспоминанья. Небо вешнее гремело, ночью падала роса. Розой уст лобзал он розу, проезжая сквозь леса. Он шептал ей: "Вместо девы лишь тебя, моя краса, В собеседницы сегодня мне послали небеса!" Витязь, друга вспоминая, много видел бедствий новых. По дороге к Тариэлу он блуждал в местах суровых, И в пустынях он скитался, и в неведомых дубровах, Убивал он львов и тигров в диких чащах тростниковых. Увидав вдали пещеру, он сказал: "Мой друг любимый Здесь живет вдали от мира, лютым пламенем палимый. Мой рассказ его излечит от болезни нестерпимой. Если ж нет его на месте, что я сделаю, гонимый? Здесь, в пещере, без сомненья, он бывает только миг, Он в степи обычно рыщет, словно зверь, угрюм и дик. Лучше мне объехать поле, где колышется тростник!" И коня направил витязь к тем трущобам напрямик. Он скакал туда, и сердце ликовало в нем и пело, Громко кликал он собрата, чтоб свое поведать дело. Наконец, подъехав ближе, он увидел Тариэла. Тот стоял у края чащи, и лицо его горело. Перед ним, сраженный насмерть, лев виднелся бездыханный, Обагряла меч героя кровь, исторгнутая раной. Услыхав в степи далекой окрик витязя нежданный, Тариэл забыл мгновенно о своей потехе бранной. Поспешил он встретить гостя, и, исполнив свой обет, Слез с коня пред ним соперник звезд небесных и планет. И опять скрестили выи тот страдалец и спаспет. И, открывшись, роза розе слала сладостный привет. Благозвучны и красивы были сетованья брата: "Без тебя в багрец окрасил я ресницы из агата, Без тебя поил слезами я алоэ в час заката, Но с тобой я забываю, что душа тоской объята!" И в ответ на эти речи вкруг отверстого коралла Автандилова улыбка, словно молния, сверкала! "Не с худой я прибыл вестью! Я хочу, чтоб засияла И воскресла наша роза -- та, что раньше увядала!" "Брат, -- миджнур ему промолвил, -- мне достаточно того, Что, приехав, облегчил ты тяжесть горя моего. Пусть, скитаясь на чужбине, не узнал ты ничего, -- Если нет от бога счастья, не найти и нам его!" Недоверчивости друга Автандил не стал дивиться, Но с известием о деве он решил поторопиться. Вынул он вуаль царевны, дал ей медленно развиться, И страдалец к той вуали не замедлил устремиться. Он схватил ее, расправил, и увидел в ней посланье, И, прижав его к ланитам, пал на землю без сознанья. По сравненью с этим горем недостойны описанья Саламановы печали и Каисовы страданья. В этот миг, когда, как мертвый, распростерся Тариэл, Автандил к нему на помощь, словно птица, подлетел. Но не мог он, как ни бился, облегчить его удел: Дар царевны солнцеликой жизнью друга овладел. Автандил сладкоголосый зарыдал: беда пришла! Стаю воронов согнал он -- кудри черные с чела. Расколол уста-рубины взмах алмазного жезла, Кровь коралловым потоком по ланитам потекла. Он терзал свои ланиты, умирая от испуга: "Что наделал я, безумец! Я убил сегодня друга! Разве можно столь поспешно заливать огонь недуга? Неожиданная радость -- человеку не услуга. Погубила побратима слишком радостная весть! Поспешил я, неразумный, не обдумал все как есть... Из беды глупец не может выход правильный обресть. В жизни надобно терпенье, а не спешку предпочесть". Тариэл лежал безмолвно, как застигнутый кончиной, И воды не видно было в этой местности пустынной. Автандил, блуждая взглядом, снова труп заметил львиный, И на грудь больного друга брызнул кровью он звериной. И ко льву вернулась сила, кровью львиною согрета. Задрожали над очами стрелы траурного цвета. Тариэл открыл зеницы и увидел вновь спаспета. Луч луны казался синим в блеске солнечного света. Розам смерть несут зимою и морозы и ветра. Летом, в засуху, на солнце убивает их жара. И хотя весной над ними соловьи поют с утра, Ни зимой нельзя, ни летом от судьбы им ждать добра. Человек, подобно розе, обделен своей судьбою. Ведь ни в радости, ни в горе не в ладу он сам с собою. Весь израненный, разбитый, вечно занят он борьбою... Недруг тот себе, кто миру доверяет всей душою! Тариэл читал посланье той, что жизнь его разбила. Речь ее томила сердце и с ума его сводила. Перед витязем сквозь слезы мерк туманный луч светила. И великая досада охватила Автандила. Он сказал: "Коль ты разумен, отчего не рад письму? Не к лицу счастливцу слезы! Счастье выпало ему! Встань, пойдем поищем солнце, заключенное в тюрьму, Я сведу тебя к светилу дорогому твоему. Ныне мы должны покончить с безутешными слезами И к твердыне злобных каджей проложить дорогу сами. Пусть одни мечи стальные служат нам проводниками. Мы сюда еще вернемся, если справимся с врагами". И тогда миджнур, воспрянув, понял, что вокруг творится, И в очах его блеснула черно-белая зарница. Как рубин на ярком солнце, снова начал он светиться. Милосердна к человеку всемогущая десница! Прочитав посланье девы, он прославил пришлеца: "Чем воздам тебе, достойный восхвалений мудреца? Ты поишь цветок долины, утешаешь ты сердца, Осушаешь ты нарциссы истомленного лица! Отплатить тебе достойно не сумею никогда я. Пусть хранит тебя создатель, за любовь вознаграждая!" Братья двинулись к пещере, и рабыня молодая Наконец вкусила счастья, по утехам голодая. Дева, сидя близ пещеры, не совсем была одета. Вдруг бедняжка увидала амирбара и спаспета. Оба пели соловьями, что поют в начале лета. И рабыню испугала радость пламенная эта. До сих пор миджнур являлся, проливая реки слез, -- Ныне пел он, и смеялся, и не рвал своих волос. И Асмат была не в силах ни один задать вопрос И, как пьяная, гадала, что с собою он принес. И улыбка побратимов перед нею засветилась. "О Асмат! -- вскричали братья. -- Снизошла к нам божья милость! Обрели мы в этом мире то, к чему душа стремилась! Наш огонь теперь погаснет: горе в радость превратилось!" Автандил сошел на землю и, счастливый, обнял деву, И она его лобзала, прислонясь к алоэ-древу, И твердила, удивляясь непривычному напеву: "Отчего поешь ты, витязь, не внимая божью гневу?" И письмо луны плененной, побледневшей от утрат, Показал с улыбкой витязь недогадливой Асмат: "Вот что пишет Тариэлу претерпевшая стократ! Скоро дивное светило возвратится к нам назад". Увидав знакомый почерк госпожи своей гонимой, Громко вскрикнула рабыня и, подобно одержимой, Затряслась, как в лихорадке, и сказала: "Брат любимый, Неужели это правда -- твой рассказ непостижимый?" Автандил сказал: "Не бойся, справедливо это дело! Снова к нам явилось счастье, а несчастье отлетело, Встало солнце над землею, бездна мрака просветлела, Зло убито добротою, доброте же нет предела!" И Асмат и царь индийцев, слыша эти чудеса, Обнимались и сливали воедино голоса. С перьев ворона на розы снова капала роса... Тех, кто помощи достоин, не покинут небеса! Простирая к небу руки, все твердили в умиленье: "Не беду нам бог готовил, но от скорби исцеленье!" И вошли друзья в пещеру, забывая утомленье, И рабыня им, голодным, предложила угощенье. И промолвил витязь гостю: "Поделюсь с тобою тайной, Ибо друг тебе я верный и рассказчик не случайный. С той поры, как завладел я этой дикою окрайной, Перешел ко мне от дэвов некий клад необычайный. Я его еще не видел, разгромив своих врагов, Но теперь с тобою вместе осмотреть его готов". И друзья, позвав рабыню и не тратя лишних слов, Сорок входов отворили в сорок дальних тайников. Помещенья эти были переполнены казною. Самоцветы там лежали, кучей свалены сплошною. Много было там жемчужин с крупный мяч величиною. Кто несчитанное злато оценить бы мог ценою! Но в палате для оружья было редкостей поболе, И, вступив в нее, два брата удивились поневоле: Там покоились доспехи, словно овощи в засоле, И стоял ковчег чудесный, запечатанный дотоле. И была на крышке надпись: "Здесь, врагу наперекор, Острый меч лежит басрийский и военный весь убор. Дэвы витязей каджетских отобьют от этих гор, Но убьет царя, кто крышку приподнимет до тех пор". Тариэл приподнял крышку. В ложах, сделанных из лала, Там бесценное оружье, словно молния, сверкало: Три меча и три кольчуги, три шелома, три забрала -- То, в чем быть на поле битвы трем героям надлежало. И когда они оделись, сразу выяснила проба, Что невиданным оружьем одарила их трущоба: Словно тонкую бумагу, сталь они рубили оба. А ведь меч дороже жизни ценят витязи до гроба! "Славный знак! -- сказали братья. -- Видно, бог, увидев нас, Ниспослал нам эту милость и помог на этот раз". И чудесные доспехи братья вынесли тотчас И оружие Фридону захватили про запас. Отобрав пригоршню перлов, чтоб на всю хватило братью, Побратимы сорок входов опечатали печатью. Гость сказал: "С моей ладонью меч мой сросся рукоятью. Завтра выедем в дорогу, чтоб сразиться с вражьей ратью". ОТЪЕЗД ВИТЯЗЕЙ К ФРИДОНУ Утром братья в край Фридона степью двинулись глухою, И везли они рабыню, посадив ее с собою. Там купец коня им продал, соблазнен большой ценою. Автандил без провожатых вел дорогой их степною. Скоро путники столкнулись с пастухами Нурадина. Табуном царя Фридона занята была долина. Тариэл сказал спаспету: "Шутка добрая невинна, Не напасть ли нам на стадо, чтоб потешить властелина? Нурадин о том узнает и пошлет за нами рать, Чтоб отбить коней обратно и виновных покарать, Но, увидев нас с тобою, станет весел он опять. И гордец, с которым шутят, добродушным может стать!" И помчались побратимы по зеленым этим нивам. Пастухи схватили факел, искру высекли огнивом. "Кто идет? -- они вскричали. -- Стыд воякам нечестивым! Нурадин -- наш повелитель! Быть теперь без головы вам!" Услыхав пастушьи вопли, братья выхватили луки. Громче прежнего вскричали пастухи, ломая руки: "Помогите! Помогите! Гибнем мы, царевы слуги!" И народ на эти крики собрался со всей округи. Нурадин, вооружившись, в поле выехал верхом, И войска, перекликаясь, оцепили степь кругом, И увидел царь два солнца, но забрало и шелом Укрывали незнакомцев, учиняющих погром. Тариэл узнал Фридона: "Вон он -- тот, который нужен!" Снял он шлем и засмеялся, открывая ряд жемчужин. "Для чего ты, царь, примчался, караульными разбужен? Чем соперничать с друзьями, пригласил бы нас на ужин!" Слез Фридон с коня и низко поклонился им обоим, И они, раскрыв объятья, поздоровались с героем. И прославил витязь бога, ниспославшего добро им, И лобзали их вельможи, окружив веселым роем. "Отчего вы задержались? -- обратился витязь к ним. Уж давно я ожидаю, одиночеством томим!" И поехали два солнца вместе с месяцем своим В славный город Нурадина, провожаемые им. Дом его в Мульгазанзаре отличался дивным видом. Сел хозяин с Автандилом, побратимом именитым. Царский трон для Тариэла был украшен аксамитом. И оружие Фридону побратимы поднесли там. "Здесь, -- они ему сказали, -- кроме этого булата, Ничего мы не имеем, хоть у нас довольно злата". Отвечал с поклоном витязь: "Если б каждого собрата Одарить я мог дарами столь же пышно и богато!" После пира и купанья, как предписывал закон, Утомленные скитальцы погрузились в крепкий сон. Утром каждый был наряжен в пурпур, злато и виссон, И большую чашу перлов подарил им царь Фридон. "Речь моя, -- сказал он братьям, -- речь хозяина плохого, Словно вас, как сумасбродов, я лишить желаю крова. Но пора уж нам в дорогу, если все у нас готово. Каджи, в крепость возвратившись, повстречают нас сурово. Многочисленного войска брать с собою нам не надо. Триста всадников довольно для отборного отряда. Мы клинки свои заправим и, лишь кончится осада, Отобьем у супостатов ту, чей стан -- души отрада. Был я в крепости Каджети. Неприступная, она Цепью скал непроходимых от врагов ограждена. Если скрытно не пробраться, там немыслима война. Оттого и рать большая нам сегодня не нужна". Побратимы с Нурадином заключили соглашенье И, оставив там рабыню, собрались без промедленья. Триста всадников отважных повели они в сраженье. Будет праздновать победу претерпевший огорченье! Братья, море переехав, продвигались по пустыне. День и ночь они спешили, не давая спать дружине. Но сказал Фридон однажды: "Приближаемся к твердыне. Можно будет только ночью путешествовать отныне". С той поры они внимали лишь Фридоновым советам -- Ночью быстро продвигались и кончали путь с рассветом. И возник пред ними город, неприступный по приметам, Где конца не видно было стражам, в панцири одетым. Десять тысяч храбрых стражей там стояло у ворот. Восходил над башней месяц, освещая небосвод. "Здесь, в горах, -- решили братья, -- битву выиграет тот, Кто, имея сто героев, опрокинет десять сот". СОВЕТ ВИТЯЗЕЙ У КРЕПОСТИ КАДЖЕТИ Нурадин сказал героям: "Велика моя забота: Никому такую крепость невозможно взять с налета. Нас же так ничтожно мало, что и хвастать нет расчета. Тут хоть сотню лет сражайся, не откроются ворота. В детстве, силу развивая, был я славным акробатом, Перепрыгивал канавы, ловко бегал по канатам, Обучался я уловкам и скачкам замысловатым. Подражали мне, бывало, все, кто видели меня там. На уступ соседней башни кто забросит мой аркан? Перебравшись по аркану, спрыгну я во вражий стан. Я пройду, как по тропинке, и ворвусь, как ураган, Чтоб увидели в твердыне умирающих от ран. Щит и меч таща с собою, я пройду вооруженным, Я, как вихрь, ворвусь внезапно к этим стражам пораженным, Я открою вам ворота, лишь разделаюсь с заслоном, Вы ж, заслышав шум и крики, поспешите за Фридоном". Автандил сказал Фридону: "Ты в сраженье не впервые, Знаем мы твой норов львиный, помним раны боевые. От твоих советов мудрых у врагов ярмо на вые. Но взгляни, как близко к башне ходят эти часовые! Если в воздухе внезапно заскрежещет твой доспех, Вскочит стража и веревку перережет раньше всех. Понапрасну ты погибнешь, коль случится этот грех! Хоть совет твой и отважен, но сомнителен успех. Будет правильнее, братья, оставаться вам в засаде! Здесь купцов не обижают, здесь торговцы не в накладе, Потому пойду я в крепость как купец, в простом наряде, А оружие на мула приспособлю в виде клади. Если мы втроем подступим, не укрыться нам от каджей, Я ж, купец, пройду спокойно, занят куплей и продажей. Там надену я доспехи и рассею этих стражей. Дай-то бог в потоке крови затопить мне город вражий! Те, кто в крепости засели, не доставят мне хлопот. Вам останется ударить, осадив наружный вход. Чтобы вы попали в крепость, я собью замки с ворот. Кто придумал лучший способ, пусть его откроет тот". Тариэл сказал им: "Братья! Два достойные героя! Дали вы мне два совета, планы доблестные строя. Вы не зря махать мечами собрались в разгаре боя. Бить злодеев вместе с вами ныне жажду оттого я. Но и мне вы дайте дело. Ведь, заслышав шум, девица Поглядит с вершины башни, словно солнце, светлолица. Как посмею, не сражаясь, я потом за ней явиться? Опозорюсь я навеки, коль с врагом не буду биться! Мой совет удачней ваших и достоин храбрецов: Мы разделим на три сотни наших верных удальцов. Лишь заря займется в небе, к трем воротам с трех концов Подлетим мы и с собою приведем своих бойцов. Стражи выйдут к нам навстречу, но сражаться нам не внове. От ворот мы их отрежем, так как будем наготове. Кто ворвется в крепость первый, пусть прольет потоки крови. Быть решительным в сраженье -- это первое условье". Нурадин сказал со смехом: "Понял я, что это значит! Он моим конем владеет и быстрее всех доскачет! Знал бы я, что он в Каджети нас, несчастных, одурачит, Поскупился б на подарок, посмотрел бы, как он плачет!" Нурадин шутил с друзьями, и за этим разговором Веселились побратимы и смеялись дружным хором. Так они договорились и, сверкающие взором, Перед битвой грудь покрыли металлическим убором. Знали трое полководцев по примеру прежних дней: Предложенье Тариэла и удачней и верней. Поделив свою дружину, чтоб сражаться вместе с ней, Взяли витязи по шлему и воссели на коней. ВЗЯТИЕ КАДЖЕТИ И ОСВОБОЖДЕНИЕ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН Видел этих я героев, лучезарных, как светило. От семи планет небесных к ним сиянье нисходило. Вороной под Тариэлом в нетерпенье грыз удило. Как сердца они сжигали, так оружье их грозило. Этих витязей отважных с горным я сравню потоком: После яростного ливня мчит в ущелье он глубоком, И ревет он, и грохочет, и, уже незримый оком, Успокоенный, смолкает только на море широком. Хоть соперников не знали ни Фридон, ни Автандил, -- Состязаться с Тариэлом не хватало братьям сил, Ибо солнце затмевает даже яркий свет светил... Вот рассказ о том, как витязь вражье племя истребил. Поле битвы побратимы поделили меж собою. Каждый воин в их отряде уподобился герою. Ночью, выставив дозорных, предались они покою, Но с рассветом появились, щит имея под рукою. Словно путники простые, братья ехали вначале. Караульные в воротах без опаски их встречали: Ничего не замечали, лишь стояли да скучали. Вдруг надели братья шлемы и вперед, как вихрь, помчали. В скакуна вонзая шпоры, под веселый свист кнута Каждый бросился к воротам под прикрытием щита. Стража пала бездыханной, не успев закрыть врата. Бил набат, ревели трубы, начиналась суета. И решил творец покончить с этой крепостью бесчестной: Отвратил свой лик от солнца Кронос, злобствуя над бездной, Опрокинул он на землю колесо и свод небесный, И повергнутые трупы полегли в долине тесной. Мощный голос Тариэла заставлял терять сознанье. Витязь рвал мечом кольчуги, рушил латы, одеянья. С трех сторон ворвавшись в город, где творились злодеянья, Братья яростно рубились, очищая эти зданья. С полководцем Автандилом скоро встретился Фридон. Враг был смят и уничтожен, кровь текла со всех сторон. Но, оглядываясь, думал каждый витязь, поражен: "Что случилось с Тариэлом? Почему не виден он?" И встревоженные братья к третьим бросились воротам, Но в живых от целой стражи не осталось никого там. Десять тысяч там злодеев облились кровавым потом, Вал разбитого оружья не давал пройти к высотам. Полегли, как от недуга, в этом месте супостаты -- У того в крови кольчуга, у того в обломках латы, С петель сорваны ворота, опрокинуты и смяты... "Узнаем, -- сказали братья, -- чьи здесь руки виноваты!" Поднялись они на башню и увидели: луна, Устремившаяся к солнцу, от дракона спасена. Тариэл стоял без шлема, в косы куталась она, Грудь к груди была прижата, шея с шеей сплетена. Обнимались, целовались, прижимали лалы к лалам. Так Муштар, сияя в небе, обнимается с Зуалом... На заре оттенок розы снова делается алым, -- Пусть и к ним вернется радость, злополучным и усталым! Разойтись была не в силах эта пара, светлолица. Розы губ, припав друг к другу, не могли разъединиться. Наконец они очнулись -- юный витязь и девица, И царевне два героя поспешили поклониться. И счастливая царевна обняла, ликуя, их, Благородных и бесстрашных избавителей своих, И от ласкового слова гнев их яростный утих, И беседовали с ними там невеста и жених. И приветствовали братья станом стройного собрата И друг друга поздравляли с одоленьем супостата. Полегли в бою злодеи и исчезли без возврата, Ибо львов они страшились, словно малые козлята. Но когда узнали братья, что от верной их дружины После боя уцелело чуть побольше половины, -- Перебили тех, кто скрылся за уступами теснины, И великие богатства повезли домой с чужбины. На три тысячи животных -- вьючных мулов и верблюдов -- Был погружен крупный жемчуг из подвалов и сосудов. Было много там рубинов и граненых изумрудов... Дева села в паланкине, всю фатой себя закутав. Шестьдесят оставив стражей в той твердыне у дверей, Повезли они царевну в славный град царя морей. "Хоть длинна туда дорога, -- говорили братья ей, -- Мы Фатьму лишить не можем благодарности своей!" ПРИБЫТИЕ ТАРИЭЛА К ЦАРЮ МОРЕЙ Прибыл вестник в Гуланшаро и привез царю посланье: "Тариэл, гроза неверных, я свершил свое желанье. Вывел я из стен Каджети солнце, полное сиянья, И к тебе, подобно сыну, нынче еду на свиданье. Царь! Разбив в сраженье каджей и владея их страною, Одному тебе обязан я победою такою, Ибо ранее царевна спасена была Фатьмою... Чем воздам тебе я нынче, осчастливленный тобою? Выйди, царь, ко мне навстречу: ныне я в твоем краю. Я тебе все царство каджей, благодарный, отдаю. Укрепи же их твердыню, защищай ее в бою. Я же с милою невестой еду в вотчину свою. От меня скажи Усену, чтоб прислал свою супругу. Пусть она ко мне приедет и обрадует подругу. Не она ль нам оказала столь великую услугу? Ждет ее мое светило, озарившее округу!" Царь морей, приняв посланца и услышав эти речи, Удивленья и восторга скрыть не мог в простосердечье. Он хвалил и славил бога за успех каджетской сечи И с великою поклажей поспешил на место встречи. Он решил сыграть их свадьбу и, исполненный забот, Взял с собой добра немало в этот свадебный поход. Десять дней они с Фатьмою бодро ехали вперед, Чтоб увидеть льва и солнце, восхитившее народ. Братья спешились при встрече, поздоровались с владыкой, И владыка целовал их с благодарностью великой. Поздравлял он Тариэла, беглеца пустыни дикой, И, взирая на царевну, любовался солнцеликой. И Фатьма при виде девы, возвратившейся из плена, Обняла ее, рыдая, целовала ей колена. "Слава богу, тьма исчезла, -- говорила ей смиренно, -- Зло мгновенно в этом мире, доброта же неизменна!" Обняла Фатьму царевна и сказала ей она: "Пожалел создатель сердце, пробудил его от сна! Раньше я была ущербна, ныне радостью полна, Как оттаявшая роза, снова солнцем спасена". В благодарность за Каджети царь в течение недели Пировал на этой свадьбе, сам участвуя в веселье. Много роздал он подарков -- дивных кубков, ожерелий, По червонцам там ходили и под ноги не глядели. Горы шелка там лежали и атлас, царем даренный. Увенчал гостей владыка гиацинтовой короной. Оценить подарок этот не сумел бы и ученый, Тариэлу же вдобавок трон поставлен был червонный. Государь поднес невесте одеянье, и на нем Бадахшанские рубины рдели пурпурным огнем. Дева молнией светилась, сидя с юношей вдвоем, И дивились им вельможи, приезжая на прием. Автандилу и Фридону царь того морского края Подарил по иноходцу, по заслугам воздавая. Были им даны и седла, и одежда дорогая. "Благодарствуй, царь великий!" -- братья молвили, вставая. Тариэл же к государю обратился со словами: "Рады мы, что ты, владыка, здесь пируешь вместе с нами. Одарил ты нас сегодня драгоценными дарами! Хорошо, что я заехал навестить тебя с друзьями". "Лев достойный и властитель! -- отозвался царь морей. -- Ты печалишь нас разлукой, тешишь близостью своей! Неужели дар мой скудный равен доблести твоей? Тяжко мне с тобой расстаться, наилучший из людей!" Витязь речи вел с Фатьмою, как с названою сестрою: "В неоплатном, в небывалом я долгу перед тобою! Ныне все богатства каджей, привезенные с собою, Я дарю тебе, сестрице, мне ниспосланной судьбою!" И Фатьма пред ним колени, благодарная, склонила: "Без тебя я, повелитель, сожжена огнем светила! Ты лишил меня рассудка, погрузил меня в горнило! Счастье -- взысканным тобою, а покинутым -- могила!" И царю морей сказала новобрачная чета, Чью кристальную улыбку льют жемчужные уста: "Без тебя, о царь, свирели умолкают неспроста, Но, увы, пора вернуться нам в родимые места. Ты отец наш и наставник, наша жизнь и упованье! Дай же нам корабль, владыка! Окажи благодеянье!" Царь ответил: "Я исполню ваше каждое желанье, -- Что еще могу я сделать, коль настало расставанье?" Судно быстро снарядили и наполнили добром, И отъехал славный витязь на богатом судне том. Провожавшие рыдали, били в темя кулаком, И от слез Фатьмы вздувалось море синее кругом. ПРИБЫТИЕ ТАРИЭЛА В ЦАРСТВО ФРИДОНА Переплыли через море братья, верные обету, И в дороге подтвердили клятву дружескую эту. Смех и пенье услаждали их, блуждающих по свету. Разливался блеск жемчужин по кристаллу-самоцвету. И с дороги некий вестник послан был к Асмат-рабыне, Чтоб сказать девице этой и Фридоновой дружине: "Вот грядет светило наше, восседая в паланкине! Погибавшие от стужи, мы не сетуем отныне!" Вдоль по берегу морскому братья тронулись верхом И, как дети, веселились, вспоминая о былом. Наконец страна Фридона показалась за холмом, Где приветственное пенье раздавалось, словно гром. Повстречали их вельможи посреди большого луга, И Асмат, обняв царевну, исцелилась от недуга. Не смогла бы и секира оторвать их друг от друга! Верной службой послужила деве царственной подруга! И твердила ей царевна, челядинку обнимая: "Всю тебя я истомила! Горе мне, моя родная! Ныне бог послал нам милость, о печалях наших зная. За твое большое сердце чем воздать тебе должна я?" Та сказала: "Нашу розу не засыпали снега, И сокрытое открылось нам, спасенным от врага: Возвращенная к веселью, ты, как жизнь, мне дорога! Средь друзей всего достойней повелитель и слуга!" Низко кланяясь, вельможи говорили в восхищенье: "Мы должны прославить бога за его благоволенье. Возвратил он вас с победой, даровал нам утешенье. Сам он ранит наше сердце, сам приносит исцеленье!" Подходили эти люди, руки братьям целовали. Царь сказал: "Собратья ваши ради нас в сраженье пали, -- Вместо прежних упований и земной своей печали Приобщились к вечной жизни и стократ блаженны стали. И хотя по тем убитым пролил я потоки слез, Души их творец вселенной в кущи райские вознес!" Царь заплакал, безутешный, и с ресниц дохнул мороз, И, мешая дождь со снегом, заморозил купу роз. Увидав царя в печали, зарыдали и вельможи И оплакивать убитых принялись усердно тоже. Но потом они сказали: "На светила вы похожи, Так неужто нам стенанья всякой радости дороже? Кто достоин в этом мире ваших горестных рыданий? Смерть за вас, герои наши, лучше жизненных скитаний!" И Фридон сказал собрату: "Здесь не место для стенаний! Бог тебе готовит радость вместо этих испытаний!" И когда погибшим в битве Автандил вознес хвалу, Все решили: "Пусть улыбка разольется по челу! Так как лев обрел светило и пресек дорогу злу, Мы оплакивать не будем то, что кануло во мглу!" И тогда великий праздник наступил в Мульгазанзаре. Барабаны и кимвалы пели песнь о государе. Горожане и торговцы шли навстречу юной паре, Так что всякая торговля прекратилась на базаре. Были улицы забиты многочисленной толпою, Впереди стояла стража длинной цепью круговою. Больше всех ей досаждали те, кто шли со всей семьею, Ибо все они стремились заглянуть в лицо герою. У дворца царя Фридона братья кончили поход. В поясах своих червонных челядь стала у ворот. По ковру, бросая деньги, гости двинулись вперед, И ловил червонцы эти торжествующий народ. СВАДЬБА ТАРИЭЛА И НЕСТАН-ДАРЕДЖАН, УСТРОЕННАЯ ЦАРЕМ НУРАДИН-ФРИДОНОМ Пышный трон, бело-пурпурный, изукрашенный Фридоном, Весь в каменьях красно-желтых, возвели молодоженам. Желтый трон для Автандила посредине был черненым. Двор собрался, и герои по своим расселись тронам. И явились сладкопевцы и свои запели гимны, И друзьям шелков немало царь поднес гостеприимный, И отпраздновал он свадьбу ради их любви взаимной, И пленяла приглашенных красота царевны дивной. Девять перлов драгоценных царь поднес им в честь побед. Каждый был с яйцо гусыни и струил туманный свет. Но зато подобен солнцу был там некий самоцвет, -- С этим светочем художник ночью мог писать портрет. Дорогим молодоженам, приглашая их на ужин, Царь поднес по ожерелью из рубинов и жемчужин. Автандилу дал он блюдо в знак того, что с ним он дружен. Чтоб внести такое блюдо, был немалый навык нужен. Был насыпан крупный жемчуг на огромном блюде этом. Царь поднес его герою с поздравленьем и приветом. Там ковры и аксамиты отличались дивным цветом. Благодарность Тариэла на дары была ответом. Восемь дней, играя свадьбу, веселилась вся страна. Ежедневно новобрачным подносила дар казна. Били бубны и кимвалы, арфы пели дотемна. Как достался витязь деве, так и витязю -- она. Как-то раз сказал Фридону Тариэл такое слово: "Мне любой из вас, герои, ближе брата дорогого. Чтоб воздать вам по заслугам, сердце все отдать готово, Ибо, вами исцеленный, я вернулся к жизни снова. Есть ли что прекрасней жертвы, принесенной Автандилом? Оказать спаспету помощь нам с тобой теперь по силам. Ты сходи к нему, разведай, как нам быть с собратом милым? Потушив мое горнило, он сожжен своим горнилом! От меня спроси ты брата: "Как избыть твою беду? Богом посланную с неба, ты свою получишь мзду, Но коль я тебя забуду и на помощь не приду, Пусть нигде себе приюта я, бездомный, не найду. Чем тебе помочь я должен, верным будучи собратом? Я в Аравию с тобою рад, коль надо, ехать сватом. Где словами, где мечами, все устроим мы дела там. Не женив тебя на деве, не хочу я быть женатым!" Лишь дошло до Автандила предложенье Тариэла, Безграничная веселость Автандилом овладела. "Для чего мне эта помощь? -- он воскликнул. -- В чем тут дело? Ведь луна моя от каджей бед пока не претерпела. Ведь она по божьей воле занимает свой престол, Почитается народом, никаких не знает зол, Ни один колдун на свете козней ей пока не плел. Почему ж ты с этим делом, милый друг, ко мне пришел? Лишь когда творец исполнит все свои предначертанья И пошлет мне утешенье за минувшие страданья, -- Лишь тогда я вновь увижу солнце, полное сиянья... До тех пор, увы, напрасны будут все мои метанья. Вот что должен Тариэлу я сказать по доброй воле: "Я похвал твоих не стою, царь, рожденный на престоле! С материнской я утробы предназначен рабской доле, Пусть же я останусь прахом, не займешь ты трон доколе! Ты сказал: "Желаю справить свадьбу славную твою!" Голос любящего сердца в этом слове узнаю! Но ни меч, ни красноречье не помогут в том краю, Где послал мне бог царицу солнцеликую мою! Лучше ждать решенья свыше, чтоб душа не унывала! Но тебе индийским троном овладеть пора настала, Чтоб с тобой твое светило, словно молния, блистало, Чтоб, рассеянный тобою, враг бежал куда попало. В день, когда осуществятся эти наши замышленья, Я в Аравию, мой витязь, возвращусь без промедленья. Там, коль солнце пожелает, я уйму огонь томленья. Ни к чему иному больше не имею я стремленья". И когда о том услышал от Фридона Тариэл, Он сказал: "Не с колдунами я сражаться захотел. Так же как источник счастья возвратить он мне сумел, Ныне я отдам все сердце ради этих важных дел. Пер