руб, и вот В ней буря дум - ключ женских бед - растет. VI Дней и ночей меж тем тянулась нить - Жуть, мрак, тоска... Сумел он победить Уверенностью темную боязнь: Ведь каждый час нес худшее, чем казнь; Ведь каждый шаг мог шагом стражи быть, Что явится его на казнь влачить; Ведь каждый оклик, что порхнет над ним, Мог быть последним голосом людским! Смирил он ужас, но надменный дух Все жить хотел, был к зову гроба глух. Он был истерзан, слаб - и все же снес Борение, что битв страшней и гроз. В кипенье боя, в яростных волнах Едва ли с мыслью будет сплавлен страх; Но быть в цепях, сознав ужасный рок, Коснеть в когтях изменчивых тревог, Глядеть в себя, ошибок числить рой Непоправимых, гнуться пред судьбой, О невозвратном сожалеть, дрожать Пред неизбежным и часы считать, И знать, что друга нет, кто б людям мог Сказать, что твердо встретил он свой рок И рядом враг, бесстыдный клеветник, Рад грязью бросить в твой последний миг; А пытка - ждет; пусть духу не страшна, Но тело может одолеть она; А лишь простонешь, вскрикнешь лишь едва - На мужество утрачены права. Здесь - гроб, а рай - не для твоей души: Владеют им святые торгаши; Земной же рай, не лживый рай небес, Навек - в разлуке с милою! - исчез. Вот чем терзался в эти дни пират, И мысли те страшней, чем самый ад. Боролся он - и так или не так, - Но выдержал, а это не пустяк! VII День первый минул, а Гюльнар все нет; Еще два дня - все то же. Вновь рассвет. Но, видно, чар немало у Гюльнар, А то бы дня не встретил вновь корсар. Четвертый день ушел за небосклон, И ночь примчала за собой циклон. Как бы впервые шторм ревел над ним, Так он внимал просторам ветровым! И дикий дух, желаний диких полн, Весь откликался на призывы волн. Среди стихий, бывало, мчался он, Их буйством и безумием пленен, И тот же гул звучит средь этих стен, Звучит, зовет, и... там - простор, здесь - плен! Свирепым ветром завывала тьма, Еще свирепей рушились гром_а_, И за решеткой молнии зигзаг Прорезывал порой беззвездный мрак. Подполз к бойнице он и кандалы Подставил молниям - пусть бьет из мглы! Так, руки вздев, просил себе корсар У неба искупительный удар. Но и молитву дерзкую и сталь Гроза презрела и умчалась вдаль; Гром тише, смолк... И вновь пират померк, Как будто друг его мольбы отверг! VIII Уже за полночь легкий шаг на миг Скользнул у двери, стих... и вновь возник; Ключ ржавый скрипнул, завизжал засов - Она! Кого он столько ждал часов! Он грешен - и все ж дивный ангел с ним, Что мнится лишь отшельникам святым! Но, в первый раз входя сюда, она Была не так пуглива и бледна; Тревожный темный взор ее, без слов, Сказал: "Ты к смерти должен быть готов. Казнь близко, и не будут медлить с ней; Есть выход - страшный, - но ведь кол страшней!" "Я не хочу спасенья: от меня Ты это слышала назад три дня; Я не меняюсь. Что тебе во мне? Свой приговор я заслужил вполне. Немало всюду дел за мною злых, Так пусть паша мне здесь отметит за них!" "Что мне в тебе? Но ведь... Ты от судьбы Меня спас худшей, чем удел рабы! Что мне в тебе? Иль ты, как в страшном сне, Слеп и не видишь нежности во мне? Мне ль говорить? Хоть вся душа полна, Но женщина молчать о том должна... Но... пусть злодей - ты смог меня смутить: Боясь, жалея, стала я... любить! Мне о другой не говори, молю: Я знаю - любишь, тщетно я люблю. Она прекрасней, пусть, но, и любя, Она рискнула б жизнью для тебя? Будь ты ей дорог, как ты дорог мне, Ты б не был тут, с тоской наедине! Жена корсара - с ним разит врага! Лишь неженки сидят у очага! Не время спорить, надо жизнь сберечь: На ниточке висит над нами меч; Будь снова смел, свобода впереди; Вот - на кинжал, встань и за мной иди!" "В цепях? Конечно, самый верный путь, - Вдоль стражи незаметно проскользнуть! Для бегства ли воздушный твой наряд? Кинжалом ли врага в бою разят?" "Оставь сомненья! Стража за меня: Я всех купила, золотом маня; Скажу лишь слово - нет твоих цепей; Пройти сюда могла б я без друзей? Я провела недаром эти дни: Мои же козни - для тебя они! Месть деспоту злодейством не зови; Твой враг презренный должен пасть в крови! Ты вздрогнул? Да, я стать иной хочу: Оттолкнута, оскорблена - я мщу! Я незаслуженно обвинена: Хоть и рабыня, я была верна! Да, смейся. Но не смел смеяться - он! Мой дух тобой не так был потрясен! Но он - сказал, хоть я была чиста! Так пусть над ним свершится кара та, Что злобные нам предрекли уста! Меня купив, пожалуй, заплатил Он дорого, коль сердца не купил; Он смел сказать, - хоть я чиста душой, - Что, победи ты, я б ушла с тобой! Он лгал, ты знаешь. Но пускай пророк Обиду стерпит, коль ее предрек. Не я тебе спасла три этих дня: Изобретал он, мрачный взор клоня, И казнь тебе и муку для меня! - Да, мне грозит он, но пока горит В нем страсть - меня, как прихоть, он щадит. Когда ж остынет, стану не нужна - Тогда в мешке меня возьмет волна! Что ж я - игрушка? и могу дитя Лишь позолотой забавлять, блестя? Тебя, любя, спасала я; тебе Явить хотела душу я в рабе; Пашу б я пожалела. Но теперь И жизнь и честь пожрать он хочет, зверь (Сказав, он не отступит ни пред чем); И я решилась! Я твоя! Совсем! Ты можешь все подозревать, корсар, - Верь: гнев и нежность в первый раз в Гюльнар! Ты б не боялся, если б знал меня. В душе восточной много есть огня! Он - твой маяк: укажет он средь волн, Где в гавани стоит майнотский челн. Но в том покое, где пройдем мы, - спит И должен не проснуться - он, Сеид!" "Гюльнар, Гюльнар! Увядшей славы лик Теперь лишь, страшный, предо мной возник! Сеид мой враг; он шел на остров мой С открытой, хоть безжалостной, душой; Вот почему мой бриг сюда "приплыл. Мой грозный меч моей грозе грозил, Меч - но не тайный нож! Ужели тот, Кто женщин спас, уснувшего убьет? Я жизнь твою не для того сберег; Не дай мне думать, что смеялся рок. Теперь прощай; да будет мир с тобой! Ночь коротка - последний отдых мой!" "Что ж, отдыхай! Лишь солнце сгонит мглу, Весь корчиться ты будешь на колу. Готов он, я видала... Поутру, Знай, ты умрешь, но раньше я умру. Все - жизнь, любовь и ненависть Гюльнар - Тут ставкою. И - лишь один удар! Без этого нам не уйти; вослед Погоня будет... Муки долгих лет, Твои тревоги, мой девичий стыд - Все тот удар сотрет и отвратит! Меч - но не нож? Как знаешь, а пока Пусть будет верной женская рука! Лишь миг один - конец, корсар, беде; Мы встретимся на воле иль нигде! А дрогну - завтра озарит восход Мой саван, твой кровавый эшафот". IX Она исчезла; опоздал ответ, Но пламенно корсар глядел ей вслед, Потом оковы подтянул, как мог, Чтоб не звенели, волочась у ног, И (нет засова, путь ему открыт) Вслед за Гюльнар, закованный, спешит. Куда ведет извилистый проход? Повсюду мрак; никто не стережет. Вот слабый свет стал вдалеке мерцать, Идти ль к нему? иль от него бежать? Он наугад идет. Вдруг холодок Предутренний коснулся ветром щек; Вот на открытой галерее он; В последних звездах блекнет небосклон; Но он не смотрит: на него другой Струится свет из двери запертой: Сквозь щель лампады брезжит огонек, Но различить он ничего не мог. Скользнула вдруг фигура из дверей, Метнулась, стала - то Гюльнар! Он к ней, Глядит: о счастье! с нею нет клинка! Смягчилась, значит, гневная рука! Но с ужасом вдруг взор ее, горя, Взлетел туда, где льет багрец заря! Она волос откинула волну - Ей грудь скрывающую пелену: Казалось, что недавно лишь она Была над чем-то страшным склонена, К чему-то прикоснулась, и у ней Остался след кровавый меж бровей; И Конрад вздрогнул, мукой полон вновь: То был знак злодеянья верный - кровь! X Он был в боях; он думал, глядя в тьму, О пытке страшной, что грозит ему; Он знал соблазны и возмездья; он Мог быть навек в цепях похоронен; Но, зная битвы, ужас, муки, плен, Вихрь всех страстей, - ни разу в глуби вен Он льда того не чуял, как сейчас - Пред алой точкой меж горящих глаз! След крови, чуть заметная черта - Но вся в Гюльнар померкла красота! Пред кровью не дрожал он, но такой, Что в битвах пролита мужской рукой! XI "Конец! Проснуться не успев, он пал! Корсар, он мертв!.. Ты дорого мне стал. Но ни к чему слова теперь. Вперед! День наступает. В бухте лодка ждет. Те, кто мне предан, - тоже с нами в путь: К твоим бойцам они хотят примкнуть. Я мой поступок оправдать смогу Не здесь, на ненавистном берегу!" XII В ладони хлопнув, ждет; вдоль галерей Все слуги - греки, мавры - мчатся к ней, С корсара цепи молча снять спешат; Вновь волен он, как ветер горных гряд, Но на душе столь тяжкий гнет и груз, Как будто в ней железо этих уз. Молчат. Гюльнар безмолвно знак дает; Открыт ведущий к морю тайный ход. Покинут город; вот у ног - прибой, Играя, брызжет в берег золотой. Гюльнар покорный, Конрад брел вослед: Не все ль равно - в плену он или нет? Он холоден, как в дни, когда паша Мечтал о пытках, ревностью дыша. XIII В бот сели. Бриз помчал их в кипень воли. Корсар сидел, воспоминаний полн, Пока вблизи громадой не возник Мыс, где недавно укрывался бриг. Ах! с ночи той в такой ничтожный срок Вместилась вечность крови, и тревог, И ужаса! Когда же скрылся мыс, Он замер весь, лицо склоняя вниз. Он вспоминал Гонзальво, свой отряд, Триумф минутный, счастья лживый взгляд. И вдруг, о милой думая, корсар Взглянул: пред ним - преступница Гюльнар! XIV Та не смогла снести прямой, в упор Уставленный и леденящий взор; В ее глазах жестокий блеск погас, И разом слезы хлынули из глаз. Моля, она склоняется у ног: "Пусть мстит Алла, но ты простить бы мог! Чем стал бы ты, не будь повержен зверь? Кляни меня, но только не теперь! Я не такая; за три этих дня Мой ум померк; не добивай меня! Я, не любя, не занесла б кинжал, И ты - мертвец - меня б не проклинал!" XV Она ошиблась: он себя винил, Что ей беду невольно причинил; Но тяжко немы, сплошь в кровавой тьме, Бродили чувства в сердце, как в тюрьме. Вокруг кормы, играя синью волн, Попутный бриз все дальше гонит челн; Вдали вдруг точка, пятнышко, пятно: То парус, бриг - и пушек там полно; Челнок замечен с вахтенных мостков; Прибавили немедля парусов; Бриг величаво мчится, все скорей, И грозно смотрят жерла батарей. Вдруг - блеск! Ядро, давая перелет, С шипеньем тонет в глуби темных вод. Выходит Конрад из оцепененья. Взор С восторгом устремляется в простор: "То он - мой алый флаг! Я не один! Я не покинут средь морских пучин!" Он машет им. Там узнают сигнал: Убавив ход, спускают мигом ял. "Наш Конрад! Конрад!" - с палубы гремит, И дисциплина крик не заглушит! С восторгом все и с гордостью глядят, Как всходит вновь на свой корабль пират; В любой улыбке блещет торжество; Всем хочется в объятьях сжать его. А он, забыв несчастный свой поход, Как вождь, привет им гордо отдает, Ансельмо руку жмет он - и опять Готов сражаться и повелевать! XVI Порыв утих; всех втайне мучит стыд, Что не был силой атаман отбит: Все ждали мести. А узнай они, Что женщина свершила в эти дни - Стать ей царицей: им была всегда Разборчивость надменная чужда. Перед Гюльнар они столпились в ряд, С улыбкой вопрошающей глядят; Она слабее женщин и сильней, И знает кровь - и все же робость в ней| На Конрада она с мольбой глядит И, на лицо спустив чадру, молчит; Скрестив ладони, кротко ждет она: Раз он спасен, судьба ей не страшна. Хоть все в ней буйно: ненависть и дрожь, Добро и зло, любовь, коварство, нож - В ней женщина не исчезала все ж! XVII И дрогнул Конрад: гнусно дело рук. Но грешница жалка в минуты мук. Нет слез таких, чтоб грех ее омыть, И небу должно суд над ней творить. Свершилось! Пусть вина тяжка - он знал: Лишь для него ту пролил кровь кинжал, И принесла его свободе в дар Все на земле, все в небесах Гюльнар! Потупиться ее принудив, взор К рабыне черноокой он простер; Совсем иной теперь была она: Робка, слаба, смиренна и бледна, И в этой смертной бледности - багрец, Кровавый след запечатлел мертвец! Он руку взял, дрожит (теперь!) рука, Нежна в любви, а в гневе жестока: Он сжал ее - дрожит! И в нем самом Нет сил, нет звука в голосе глухом. "Гюльнар!" Безмолвна. "Милая Гюльнар!" Она взглянула взором, полным чар, И ринулась в объятия к нему. Чудовищем бы надо быть тому, Кто б в этом ей приюте отказал! Добро ль в том, зло ль, но Конрад крепко сжал Ее в объятьях. И, не будь томим Тревогой он; - сошла бы измена к ним! Тут и Медору б гнев не охватил: Их поцелуй столь братски-нежен был, Что - первый и последний! - он не мог Взять Ветреность у Верности, хоть жег Дыхание Гюльнар, как ветер тот, Что навевает крыльями Эрот! XVIII В вечерний час их остров встал из вод. Скала, казалось, им улыбки шлет; Над гаванью стоит веселый гул; Огонь сигнальный, где всегда, блеснул; Скользят по волнам шлюпки, и дельфин, Резвясь, их обгоняет средь пучин; Крикливых чаек резкий стон - и тот, Казалось, всем приветствие несет! За ставнями, что озарились вдруг, Фантазия друзей рисует круг; Огонь священный, пламенный очаг, Надежды взор, простертый в бурный мрак! XIX Огни в домах, на маяке горят; Медоры башню разглядел пират; Глядит он - странно! Видят все: одно Ее во мрак погружено окно! Как странно! В первый раз ему привет Не шлет Медора. Иль завешен свет? Он первым сходит в поданный челнок, Гребцов торопит... О, когда б он мог, Как легкий сокол, развернуть крыла, Помчаться на вершину, как стрела! Гребцы хотят передохнуть - и вот, Не в силах ждать, он выпрыгнул - плывет, На берегу - и быстрою стопой Бежит наверх знакомою тропой. Он у дверей; прислушался: весь дом Внутри безмолвен. Все во тьме кругом. Он стукнул громко, но знакомый шаг Не прозвучал в ответ на этот знак. Весь холодея, стукнул он опять, Но слабо: руку еле смог поднять. Открыли; женщина - увы! - не та, Которую обнять влечет мечта. Она молчит; и дважды он хотел Задать вопрос, и все ж не смог, не смел! Он выхватил у ней лампаду; вдруг Та выскользнула из неверных рук, Разбилась: а другого ждать огня, Не то же ли, что наступленья дня? Но, вглядываясь в темный коридор, Мерцанье слабое приметил взор; Увидел Конрад, в тот войдя покой, Все, что уже угадано душой! XX И стон, и дрожь, и ужас подавив, Он замер возле, взор в нее вперив. Глядел он, в пытке, как мы все, боясь Признаться, что надежда унеслась. Столь хороша она была живой, Что смерть не совладала с красотой; Держала стебель хладного цветка, Сжимая нежно, хладная рука, Как бы живая, как в притворном сне, Чтоб зарыдавший смерть узнал вдвойне. Под снегом век, под трауром ресниц Укрылось то, что повергает ниц: Всего яснее Смерть в глазах видна, Сиянье духа гасит в них она! Двух синих звезд прозрачный блеск угас, Но рот еще прекрасен и сейчас: Вот-вот сверкнет улыбкою живой, И нужен лишь на миг ему покой. Но белый саван, но недвижность кос, Столь светлых, пышных, - а давно ль меж роз Они струились и срывал венок С них шаловливый летний ветерок... Но бледность щек - все гроба кличет тьму. Она - ничто. Так что ж быть здесь ему? XXI Вопросов нет. Ответ на все - одна Лба хладно-мраморная белизна. Не все ль равно, как умерла она? Страсть юных лет, надежды лучших дней, Ключ нежности и ласки - с нею, с ней, С единственной, кого любить он мог, - Исчезли вмиг. Он заслужил свой рок, Но мука - жгла. Для чистых душ есть путь, Куда не смеет грешник и взглянуть. Гордец, чья радость только на земле, В дни горьких мук в земной же рыщет мгле. Пусть малое все гибнет здесь для них, Но кто сносил утрату грез своих? Как часто гордый маскирует взор Все виды мук, таимых с давних пор; И скрыта боль в улыбке той как раз, Которой щеголяют напоказ. XXII Кто глубже скорбь в своей груди таит, Тот всех скупей о скорби говорит; Все думы в нем сливаются в одной, И тщетно в них ему искать покой; Нет слов раскрыть всю жизнь души до дна, Правдивость речи горю не дана. Пират застыл, оледенен тоской, Найдя на миг в том холоде покой; Так слаб он, что - как в детстве - вновь слеза Ему смочила дикие глаза; Вся немощь сердца в тех слезах была, И все же мук душа не излила. Никто не видел этих слез поток; Будь не один - он их сдержать бы мог; Он их сдержал, он твердо стер их с вежд, Уйдя без дум, без счастья, без надежд. Блеснет заря - пирату темен день, Ночь спустится - и с ним навеки тень. Нет мглы темней, чем сердца мрак густой, И взор тоски - средь всех слепых слепой! Та слепота бежит любой зари, И ненавистны ей поводыри! XXIII Родясь для блага, он злодеем стал; Обманут рано, долго верил, ждал; Ток чистых чувств, как влага та, что в грот, Чтоб сталактитом затвердеть, течет, Сквозь толщу лет пробившись, замутнел И, наконец, застыл, закаменел. Но молния скалу дробит порой - И Конрад снес удар тот грозовой! Цветок у камня сумрачного рос; В тени укрыв, его хранил утес; Обоих беспощадный гром разит - И лилию и вековой гранит! Чтоб рассказать о нежности цветка. Не сохранила смерть ни лепестка; И тут же, на земле бесплодной, он, Суровый друг, чернеет, раздроблен! XXIV Рассвет. Кто, дерзкий, Конрада смутит Покой? Ансельмо все ж к нему спешит. Его нет в башне, нет на берегу; Обшарили весь остров на бегу, - Бесплодно... Ночь; и снова день настал - Лишь эхо отзывалось им средь скал. Обыскан каждый потаенный грот; Обрывок цепи, закреплявшей бот, Внушал надежду: бриг за ним пойдет! Бесплодно! Дней проходит череда, Нет Конрада, он скрылся навсегда, И ни один намек не возвестил, Где он страдал, где муку схоронил! Он шайкой лишь оплакан был своей; Его подругу принял мавзолей; Ему надгробья не дано - затем, Что трупа нет; дела ж известны всем: Он будет жить в преданиях семейств С одной любовью, с тысячью злодейств. ПРИМЕЧАНИЯ Байрон писал поэму "Корсар" с 18 по 31 декабря 1813 г. Первое издание ее вышло в свет 1 февраля 1814 г. Тассо, Торквато (1544-1595) - итальянский поэт. Посвящение ...посвящаю вам это произведение, последнее, которым я обременю терпение публики...- Байрон тогда предполагал, что "Корсар" будет его последним произведением. ...Вы заняты созданием поэмы, действие которой происходит на Востоке...- Поэт Томас Мур в этот период писал поэму "Лалла Рук". Там вы должны найти несчастия вашей родины...- Байрон, проводя параллель между странами Востока и Ирландией, подчеркивает фактически ее бесправное положение: с 1 января 1801 г. на основе "Акта об унии" Ирландия была лишена самоуправления. Коллинз, Уильям (1720-1756) - английский поэт, автор "Восточных эклог" и "Од". Мильтон, Джон (1608-1674) - английский поэт, публицист, политический деятель, автор эпических поэм "Потерянный рай" и "Возвращенный рай". Томсон, Джеймс (1700-1748) - английский поэт, автор поэм "Времена года", "Замок праздности" и др. Песнь первая Дуй крепче, аквилон... - Аквилон - сильный северный или северо-восточный ветер. ...илот простит...- Илоты - земледельцы древней Спарты, считались собственностью государства, по своему положению почти не отличались от рабов. Ариосто, Лудовико (1474-1533) - итальянский поэт, автор поэмы "Неистовый Роланд" в 46 песнях. Эпизод, о котором здесь идет речь, дан поэтом в Песни десятой. ...брег Ариадны показала с гор... - По древнегреческому мифу Ариадна, дочь критского царя Миноса, помогла Тесею выбраться из лабиринта. Песнь вторая В порту Корони...- Корони - порт на юге полуострова Пелопоннес. Алмеи - танцовщицы. От Скалановы плыл в Хыос сайге... - Скалановы - порт близ Смирны. Хиос - остров в Эгейском море. Саик - быстроходный турецкий парусник. К строфе IV Байрон дал примечание: "Отмечали, что появление на пиру переодетого Конрада в качестве разведчика - неестественно. Возможно. Нечто подобное я нашел в истории... Смотри Гиббона "История упадка и разрушения Римской империи", том VI, стр. 180". Кольцо-тамга - перстень, служивший пропуском при проходе через сторожевые посты. Кем сгублен мир, кем посрамлен герой? - // Лишь Клеопатры кровавою слезой. // Но триумвиру слабость мы простим... - Римский триумвир Марк Антоний (82-30 гг. до н. э.) изменил Риму ради любви к Клеопатре (69-30 гг. до н. э.). Песнь третья ...вдоль Морейских гряд... - Морея - полуостров Пелопоннес. Остров Гидра - один из островов в Эгейском море, близ восточного побережья Морей. Мыс Эгин - скала на острове Эгина. Саламин - см. прим. к стр. 9. Дельфийская скала - гора Парнас в Фокиде (Средняя Греция). ...Сократ в бледнеющий простор // Бросал - Афины! - свой предсмертный взор...- Сократ (ок. 469-399 до н. э.), приговоренный к смерти, выпил яд, не ожидая срока казни - захода солнца. Киферон - горный кряж. Гимет - горный массив близ Афин. Кефис - река в Греции. Киоск - летнее загородное строение. ...Тезея древний храм. - Тезей (Тесей) - герой древнегреческих мифов. Циклады (Киклады) - группа островов в Эгейском море.