вит все принять и все простить, Конец один: судьба, колдунья злая, Счастливых дней запутывает нить, И, демонов из мрака вызывая, В наш сон вторгается реальность роковая. 126 О наша жизнь! Ты во всемирном хоре Фальшивый звук. Ты нам из рода в род Завещанное праотцами горе, Анчар гигантский, чей отравлен плод. Земля твой корень, крона - небосвод, Струящий ливни бед неисчислимых: Смерть, голод, рабство, тысячи невзгод, И зримых слез, и хуже - слез незримых, Кипящих в глубине сердец неисцелимых. 127 Так будем смело мыслить! Отстоим Последний форт средь общего паденья. Пускай хоть ты останешься моим, Святое право мысли и сужденья, Ты, божий дар! Хоть с нашего рожденья Тебя в оковах держат палачи, Чтоб воспарить не мог из заточенья Ты к солнцу правды, - но блеснут лучи, И все поймет слепец, томящийся в ночи. 128 Повсюду арки, арки видит взор, Ты скажешь: Рим не мог сойти со сцены, Пока не создал Колизей - собор Своих триумфов. Яркий свет Селены На камни льется, на ступени, стены, И мнится, лишь светильнику богов Светить пристало на рудник священный, Питавший столько будущих веков Сокровищами недр. И синей мглы покров 129 В благоуханье ночи итальянской, Где запах, звук - все говорит с тобой, Простерт над этой пустошью гигантской. То сам Сатурн всесильною рукой Благословил ее руин покой И сообщил останкам Рима бренным Какой-то скорбный и высокий строй, Столь чуждый нашим зданьям современным. Иль душу время даст их безразличным стенам? 130 О Время! Исцелитель всех сердец, Страстей непримиримых примиритель, Философ меж софистов и мудрец, Суждений ложных верный исправитель. Ты украшаешь смертную обитель. Ты проверяешь Истину, Любовь, Ты знаешь все! О Время, грозный мститель, К тебе я руки простираю вновь И об одном молю, одно мне уготовь: 131 Среди руин, где твой пустынный храм, Среди богов, вдали мирского шквала, Средь жертв, где в жертву приношу я сам Руины жизни - пусть я прожил мало: Когда хоть раз во мне ты спесь видало, Отринь меня, мои страданья множь, Но если в бедах сердце гордым стало, А был я добр, нося в нем острый нож, Заставь их каяться за клевету и ложь. 132 Зову тебя, святая Немезида! О ты, кем взвешен каждый шаг людской, Кем ни одна не прощена обида, Ты, вызвавшая фурий злобный рой, Чтобы Ореста, яростной рукой Свершившего неслыханное дело, Погнал к возмездью вопль их, свист и вой, Восстань, восстань из темного предела, Восстань и отомсти, как древле мстить умела. 133 Когда б за грех моих отцов иль мой Меня судьба всезрящая карала, Когда б ответил оскорбленный мной Ударом справедливого кинжала! Но в прах безвинно кровь моя бежала, - Возьми ее и мщеньем освяти! Я сам бы мстил, но мщенье не пристало Тому, кто хочет на другом пути... Нет, нет, молчу, но ты - проснись и отомсти! 134 Не страх, не мука пресекла мой голос!.. Пред кем, когда испытывал я страх? Кто видел, как душа моя боролась И судорожно корчилась в тисках? Но месть моя теперь в моих стихах. Когда я буду тлеть, еще живые, Они, звуча пророчески в веках, Преодолев пространства и стихии, Падут проклятием на головы людские. 135 Но как проклятье - Небо и Земля! - Мое прощенье я швырну в лицо им. Да разве я, пощады не моля, С моей судьбой не бился смертным боем? Я клеветы и сплетни стал героем, Но я простил, хоть очернен, гоним, Да, я простил, простясь навек с покоем. Я от безумья спасся тем одним, Что был вооружен моим презреньем к ним. 136 Я все узнал: предательство льстеца, Вражду с приязнью дружеской на лике, Фигляра смех и козни подлеца, Невежды свист бессмысленный и дикий, И все, что Янус изобрел двуликий, Чтоб видимостью правды ложь облечь, Немую ложь обученной им клики: Улыбки, вздохи, пожиманья плеч, Без слов понятную всеядной сплетне речь. 137 Зато я жил, и жил я не напрасно! Хоть, может быть, под бурею невзгод, Борьбою сломлен, рано я угасну, Но нечто есть во мне, что не умрет, Чего ни смерть, ни времени полет, Ни клевета врагов не уничтожит, Что в эхе многократном оживет И поздним сожалением, быть может, Само бездушие холодное встревожит. 138 Да будет так! Явись же предо мной, Могучий дух, блуждающий ночами Средь мертвых стен, объятых тишиной, Скользящий молча в опустелом храме, Иль в цирке, под неверными лучами, Где меж камней, перевитых плющом, Вдруг целый мир встает перед очами Так ярко, что в прозрении своем Мы отшумевших бурь дыханье узнаем. 139  Здесь на потеху буйных толп когда-то, По знаку повелителя царей, Друг выходил на друга, брат на брата - Стяжать венок иль смерть в крови своей, Затем, что крови жаждал Колизей. Ужели так? Увы, не все равно ли, Где стать добычей тленья и червей, Где гибнуть: в цирке иль на бранном поле, И там и здесь - театр, где смерть в коронной роли. 140 Сраженный гладиатор предо мной. Он оперся на локоть. Мутным оком Глядит он вдаль, еще борясь с судьбой, Сжимая меч в бессилии жестоком. Слабея, каплет вязким черным соком, Подобно первым каплям грозовым, Из раны кровь. Уж он в краю далеком. Уж он не раб. В тумане цирк пред ним, Он слышит, как вопит и рукоплещет Рим, - 141 Не все ль равно! И смерть, и эти крики - Все так ничтожно. Он в родном краю. Вот отчий дом в объятьях повилики, Шумит Дунай. Он видит всю семью, Играющих детей, жену свою. А он, отец их, пал под свист презренья, Приконченный в бессмысленном бою! Уходит кровь, уходят в ночь виденья... О, скоро ль он придет, ваш, готы, праздник мщенья! 142 Здесь, где прибой народов бушевал, Где крови пар носился над толпою, Где цирк ревел, как в океане шквал, Рукоплеща минутному герою, Где жизнь иль смерть хулой иль похвалою Дарила чернь, - здесь ныне мертвый сон. Лишь гулко над ареною пустою Звучит мой голос, эхом отражен, Да звук шагов моих в руинах будит стон. 143 В руинах - но каких! Из этих глыб Воздвиглось не одно сооруженье. Но издали сказать вы не могли б, Особенно при лунном освещенье, Где тут прошли Грабеж и Разрушенье. Лишь днем, вблизи, становится ясней, Расчистка то была иль расхищенье, И чем испорчен больше Колизей: Воздействием веков иль варварством людей. 144 Но в звездный час, когда ложатся тени, Когда в пространстве темно-голубом Плывет луна, на древние ступени Бросая свет сквозь арку иль в пролом, И ветер зыблет медленным крылом Кудрявый плющ над сумрачной "стеною, Как лавр над лысым Цезаря челом, Тогда встают мужи передо мною, Чей гордый прах дерзнул я попирать пятою. 145 "Покуда Колизей неколебим, Великий Рим стоит неколебимо, Но рухни Колизей - и рухнет Рим, И рухнет мир, когда не станет Рима". Я повторяю слово пилигрима, Что древле из Шотландии моей Пришел сюда. Столетья мчатся мимо, Но существуют Рим и Колизей И Мир - притон воров, клоака жизни сей. 146 Храм всех богов - языческий, Христов, Простой и мудрый, величаво-строгий, Не раз я видел, как из тьмы веков, Взыскуя света, ищет мир дороги, Как все течет: народы, царства, боги. А он стоит, для веры сохранен, И дом искусств, и мир в его чертоге, Не тронутом дыханием времен. О, гордость зодчества и Рима - Пантеон. 147 Ты памятник искусства лучших дней, Ограбленный и все же совершенный. Кто древность любит и пришел за ней, Того овеет стариной священной Из каждой ниши. Кто идет, смиренный, Молиться, для того здесь алтари. Кто славы чтитель - прошлой, современной, - Броди хоть от зари и до зари И на бесчисленные статуи смотри. 148 Но что в темнице кажет бледный свет? Не разглядеть! И все ж заглянем снова. Вот видно что-то... Чей-то силуэт... Что? Призраки? Иль бред ума больного? Нет, ясно вижу старика седого И юную красавицу... Она, Как мать, пришла кормить отца родного. Развились косы, грудь обнажена. Кровь этой женщины нектаром быть должна. 149 То Юность кормит Старость молоком, Отцу свой долг природный отдавая. Он не умрет забытым стариком, Пока, здоровье в плоть его вливая, В дочерних жилах кровь течет живая - Любви, Природы жизнетворный Нил, Чей ток щедрей, чем та река святая. Пей, пей, старик! Таких целебных сил В небесном царствии твой дух бы не вкусил. 150 У сердца и от сердца тот родник, Где сладость жизни пьет дитя с пеленок. И кто счастливей матери в тот миг, Когда сосет и тянет грудь ребенок, Весь теплый, свежий, пахнущий спросонок. (Все это не для нас, не для мужчин!) И вот росток растет, и слаб и тонок, А чем он станет - знает бог один. Ведь что ни говори, но Каин - Евы сын. 151 И меркнет сказка Млечного Пути Пред этой былью чистой, как светила, Которых даже в небе не найти. Природа верх могущества явила В том, что сама закон свой преступила. И, в сердце божье влиться вновь спеша, Кипит струи живительная сила, И ключ не сякнет, свежестью дыша, - Так возвращается в надзвездный мир душа. 152 Вот башня Адриана, - обозрим! Царей гробницы увидав на Ниле, Он наградил чужим уродством Рим, Решив себе на будущей могиле Установить надгробье в том же стиле, И мастеров пригнал со всех сторон, Чтоб монумент они соорудили. О, мудрецы! - и замысел смешон, И цель была низка, - и все ж колосс рожден. 153 Но вот собор - что чудеса Египта, Что храм Дианы, - здесь он был бы мал! Алтарь Христа, под ним святого крипта. Святилище Эфеса я видал - Бурьяном зарастающий портал, Где рыщут вкруг шакалы и гиены. Софии храм передо мной блистал, Чаруя все громадой драгоценной, Которой завладел Ислама сын надменный. 154 Но где, меж тысяч храмов и церквей, Тебя достойней божия обитель? С тех пор как в дикой ярости своей В святой Сион ворвался осквернитель И не сразил врага небесный мститель, Где был еще такой собор? - Нигде! Недаром так дивится посетитель И куполу в лазурной высоте, И этой стройности, величью, красоте. 155 Войдем же внутрь - он здесь не подавляет, И здесь огромно все, но в этот миг Твой дух, безмерно ширясь, воспаряет, Он рубежей бессмертия достиг И вровень с окружающим велик. Так он в свой час на божий лик воззрится, И видевшего святости родник Не покарает божия десница, Как не карает тех, кто в этот храм стремится, 156 И ты идешь, и все растет кругом. Так - что ни шаг, то выше Альп вершины. В чудовищном изяществе своем Он высится столикий, но единый, Как все убранство, статуи, картины, Под грандиозным куполом, чей взлет Не повторит строитель ни единый, Затем, что в небесах его оплот, А зодчеству других земля его дает. 157 Взор не охватит все, но по частям Он целое охватывает вскоре. Так тысячами бухт своим гостям Себя сначала раскрывает море. От части к части шел ты и в соборе, И вдруг - о, чудо! - сердцем ты постиг Язык пропорций в их согласном хоре - Магической огромности язык, В котором лишь сумбур ты видел в первый миг. 158 Вина твоя! Но смысл великих дел Мы только шаг за шагом постигаем, Кто словом слабым выразить умел То сильное, чем дух обуреваем? И, жалкие, бессильно мы взираем На эту мощь взметенных к небу масс, Покуда вширь и ввысь не простираем И мысль и чувство, дремлющие в нас, - И лишь тогда весь храм охватывает глаз. 159 Так не спеши - да приобщишься к свету! Сей храм, он мысли может больше дать, Чем сто чудес пресыщенному свету, Чем верующим - веры благодать, Чем все, что в прошлом гений мог создать. И то познаешь, то поймешь впервые, Что ни придумать, ни предугадать, Ты россыпи увидишь золотые, Всего высокого источники святые. 160 И дальше - в Ватикан! Перед тобой Лаокоон - вершина вдохновенья. Неколебимость бога пред судьбой, Любовь отца и смертного мученья - Все здесь! А змеи - как стальные звенья Тройной цепи, - не вырвется старик, Хоть каждый мускул полон напряженья, Дракон обвил, зажал его, приник, И все страшнее боль, и все слабее крик. 161 Но вот он сам, поэтов покровитель, Бог солнца, стреловержец Аполлон. Он смотрит, лучезарный победитель, Как издыхает раненый дракон. Прекрасный лик победой озарен, Откинут стан стремительным движеньем. Бессмертный, принял смертный облик он, Трепещут ноздри гневом и презреньем, - Так смотрит только бог, когда пылает мщеньем. 162 О, совершенство форм! - То нимфы сон, Любовный сон, - любовь такими снами В безумие ввергает дев и жен. Но в этих формах явлен небесами Весь идеал прекрасного пред нами, Сияющий нам только в редкий час, Когда витает дух в надмирном храме, И мыслей вихрь - как сонмы звезд вкруг нас, И бога видим мы, и слышим божий глас. 163 И если впрямь похитил Прометей Небесный пламень - в этом изваянье Богам оплачен долг за всех людей. Но в мраморе - не смертного дыханье, Хоть этот мрамор - смертных рук созданье - Поэзией сведен с Олимпа к нам, Он целым, в первозданном обаянье, Дошел до нас наперекор векам И греет нас огнем, которым создан сам. 164 Но где мой путешественник? Где тот, По чьим дорогам песнь моя блуждала? Он что-то запропал и не идет. Иль сгинул он и стих мой ждет финала? Путь завершен, и путника не стало, И дум его, а если все ж он был, И это сердце билось и страдало, - Так пусть исчезнет, будто и не жил, Пускай уйдет в ничто, в забвенье, в мрак могил. 165 Где жизнь и плоть - все переходит в тени, Все, что природа смертному дала, Где нет ни чувств, ни мыслей, ни стремлений, Где призрачны становятся тела, На всем непроницаемая мгла, И даже слава меркнет, отступая Над краем тьмы, где тайна залегла, Где луч ее темней, чем ночь иная, И все же нас влечет, желанье пробуждая 166 Проникнуть в бездну, чтоб узнать, каким Ты будешь среди тлена гробового, Ничтожней став, чем когда был живым, Мечтай о славе, для пустого слова Сдувай пылинки с имени пустого, - Авось в гробу ты сможешь им блеснуть. И радуйся, что не придется снова Пройти тяжелый этот, страшный путь, - Что сам господь тебе не в силах жизнь вернуть, 167 Но чу! Из бездны точно гул идет, Глухой и низкий, непостижно странный, Как будто плачет гибнущий народ От тягостной, неисцелимой раны, Иль стонет в бездне духов рой туманный. А мать-принцесса мертвенно-бледна. В ее руках младенец бездыханный, И, горя материнского полна, Груди к его губам не поднесет она. 168 Дочь королей, куда же ты спешила? Надежда наций, что же ты ушла? Иль не могла другую взять могила, Иль менее любимой не нашла? Лишь два часа ты матерью была, Сама над мертвым сыном неживая. И смерть твое страданье пресекла, С тобой надежду, счастье убивая - Все, чем империя гордилась островная. 169 Зачем крестьянок роды так легки, А ты, кого мильоны обожали, Кого любых властителей враги, Не пряча слез, к могиле провожали, Ты, утешенье Вольности в печали, Едва надев из радуги венец, Ты умерла. И плачет в тронном зале Супруг твой, сына мертвого отец. Какой печальный брак! Год счастья - и конец. 170 И стал наряд венчальный власяницей. И пеплом - брачный плод. Она ушла. Почти боготворимая столицей, Та, кто стране наследника дала. И нас укроет гробовая мгла, Но верилось, что выйдет он на форум Пред нашими детьми и, чуждый зла, Укажет путь их благодарным взорам, Как пастухам - звезда. Но был он метеором. 171 И горе нам, не ей! Ей сладок сон, - Изменчивость толпы, ее влеченья, Придворной лести похоронный звон, Звучащий над монархами с рожденья До той поры, пока в восторге мщенья Не кинется к оружию народ, Пока не взвесит рок его мученья И, тяжесть их признав, не возведет Позорящих свой трон владык на эшафот. 172 Грозило ль это ей? О, никогда! Сама вражда пред нею отступила. Была добра, прекрасна, молода, Супруга, мать - и все взяла могила! Как много уз в тот день судьба разбила От трона и до нищенских лачуг! Как будто здесь землетрясенье было, И цепью электрическою вдруг Отчаянье и скорбь связали все вокруг, 173 Но вот и Неми! Меж цветов и трав Покоится овал его блестящий, И ураган, дубы переломав, Подняв валы в пучине моря спящей, Ослабевает здесь, в холмистой чаще, И даже рябь воды не замутит, Как ненависть созревшая, хранящей Спокойствие, бесчувственной на вид, - Так кобра - вся в себе, - свернувшись в кольца, спит. 174 Вон там, в долине, плещется Альбано, Там Тибр блестит, как желтый самоцвет, Вон Лациум близ моря-океана, Где "Меч и муж" Вергилием воспет, Чтоб славил Рим звезду тех грозных лет. Там, справа, Туллий отдыхал от Рима, А там, где горный высится хребет, Та мыза, что Горацием любима, Где бард растил цветы, а время мчалось мимо. 175 Но к цели мой подходит пилигрим, И время кончить строфы путевые. Простимся же с приятелем моим! Последний взгляд возлюбленной стихии, На чьи валы туманно-голубые Мы в этот час глядим с Альбанских гор. О море Средиземное! Впервые В проливе Кальп ты наш пленило взор, И на Эвксинский Понт нас вывел твой простор. 176 У синих Симплегад. Прошло немного, Зато каких тяжелых, долгих лет! Какая нами пройдена дорога, И скольких слез храним мы горький след! Но без добра недаром худа нет. Мы также не остались без награды: По-прежнему мы любим солнца свет, Лес, море, небо, горы, водопады, Как будто нет людей, что все испортить рады. 177 О, если б кончить в пустыни свой путь С одной - прекрасной сердцем и любимой, - Замкнув навек от ненависти грудь, Живя одной любовью неделимой. О море, мой союзник нелюдимый, Ужели это праздная мечта? И нет подруги для души гонимой? Нет, есть! И есть заветные места! Но их найти - увы - задача не проста. 178 Есть наслажденье в бездорожных чащах, Отрада есть на горной крутизне, Мелодия в прибое волн кипящих И голоса в пустынной тишине. Людей люблю, природа ближе мне. И то, чем был, и то, к чему иду я, Я забываю с ней наедине. В себе одном весь мир огромный чуя, Ни выразить, ни скрыть то чувство не могу я. 179 Стремите, волны, свой могучий бег! В простор лазурный тщетно шлет армады Земли опустошитель, человек. На суше он не ведает преграды, Но встанут ваши темные громады, И там, в пустыне, след его живой Исчезнет с ним, когда, моля пощады, Ко дну пойдет он каплей дождевой Без слез напутственных, без урны гробовой. 180 Нет, не ему поработить, о море, Простор твоих бушующих валов! Твое презренье тот узнает вскоре, Кто землю в цепи заковать готов. Сорвав с груди, ты выше облаков Швырнешь его, дрожащего от страха, Молящего о пристани богов, И, точно камень, пущенный с размаха, О скалы раздробишь и кинешь горстью праха. 181 Чудовища, что крепости громят, Ниспровергают стены вековые - Левиафаны боевых армад, Которыми хотят цари земные Свой навязать закон твоей стихии, - Что все они! Лишь буря заревет, Растаяв, точно хлопья снеговые, Они бесследно гибнут в бездне вод, Как мощь Испании, как трафальгарский флот. 182 Ты Карфаген, Афины, Рим видало, Цветущие свободой города. Мир изменился - ты другим не стало. Тиран поработил их, шли года, Грозой промчалась варваров орда, И сделались пустынями державы. Твоя ж лазурь прозрачна, как всегда, Лишь диких волн меняются забавы, Но, точно в первый день, царишь ты в блеске славы. 183 Без меры, без начала, без конца, Великолепно в гневе и в покое, Ты в урагане - зеркало Творца, В полярных льдах и в синем южном зное Всегда неповторимое, живое, Твоим созданьям имя - легион, С тобой возникло бытие земное. Лик Вечности, Невидимого трон, Над всем ты царствуешь, само себе закон. 184 Тебя любил я, море! В час покоя Уплыть в простор, где дышит грудь вольней, Рассечь руками шумный вал прибоя - Моей отрадой было с юных дней. И страх веселый пел в душе моей, Когда гроза внезапно налетела. Твое дитя, я радовался ей, И, как теперь, в дыханье буйном шквала По гриве пенистой рука тебя трепала. 185 Мой кончен труд, дописан мой рассказ, И гаснет, как звезда перед зарею, Тот факел, о который я не раз Лампаду поздней зажигал порою. Что написал, то написал, - не скрою, Хотел бы лучше, но уж я не тот, Уж, верно, старость кружит надо мною, Скудеет чувств и образов полет, И скоро холодом зима мне в грудь дохнет. 186 Прости! Подходит срок неумолимо. И здесь должны расстаться мы с тобой. Прости, читатель, спутник пилигрима! Когда его признаний смутный рой В тебе хоть отзвук находил порой, Когда хоть раз им чувства отвечали, Я рад, что посох взял избранник мой. Итак, прощай! Отдав ему печали, - Их, может быть, и нет, - ищи зерно морали. ПРИМЕЧАНИЯ  ЭПИГРАФ  В качестве эпиграфа к песням первой и второй поэмы Байрон взял вступительные строки из книги французского писателя и путешественника Фужере де Монброна (?-1761) "Космополит, или Гражданин мира", Лондон, 1753. ПРЕДИСЛОВИЕ  (К песням первой и второй) Эпир, Акарнания - западная часть Греции. Иония, Фригия - в Древней Греции западная и северо-западная области Малой Азии. Столица Востока. - Байрон имеет в виду столицу Османской империи г. Стамбул. Уайльд - род титула для молодого английского дворянина, готовившегося к посвящению в рыцари (ХIII-XIV вв.). "Прости, прости!" - В начале первой песни навеяно "Прощанием лорда Максвелла" в "Пограничных песнях", изданных м-ром. Скоттом. - Имеется в виду сборник народных баллад: "Песни пограничной Шотландии". Герой одной из баллад - лорд Джон Максвелл отомстил за гибель своего отца, за что был осужден на изгнание. Покидая родину, он спел прощальную песню, которая послужила Байрону образцом. ...некоторое сходство с различными стихотворениями, темой которых является Испания... - Байрон имеет в виду, в частности, поэму Вальтера Скотта "Видение дона Родерика", опубликованную в 1811 г. Спенсерова строфа - строфа в девять строк, впервые введенная великим английским поэтом Возрождения Эдмундом Спенсером (1552-1599). Битти - английский поэт Джеймс Битти (1735-1803). -Его неоконченная поэма "Менестрель" написана спенсеровой строфой. ...освященном именами Ариосто... - Байрон говорит о великом итальянском поэте Лодовико Ариосто (1474-1533) и его поэме "Неистовый Роланд". Томсон Джеймс (1700-1748)- английский поэт; его поэма "Замок праздности" написана спенсеровой строфой. ДОПОЛНЕНИЕ К ПРЕДИСЛОВИЮ  Дополнение к предисловию впервые опубликовано в четвертом издании поэмы, в сентябре 1812 г. ...обычную порцию критики. - Основное обвинение критиков сводилось к тому, что Байрон высказал в поэме "нерыцарственное отвращение к войне". Сент-Пале - Ла Кюрн де Сент-Пале, автор книги "Записки о старинном рыцарстве", изданной в Париже в 178Тг. "Суды любви" - средневековые ассамблеи рыцарей и дам, на которых обсуждались и утверждались правила галантного поведения. Роллан д'Эрсевиль - автор книги "Разыскания о правах дам при судах любви", Париж, 1787. "не трактирным слугой, а тамплиером". - Байрон приводит реплику из пародии на реакционно-романтическую поэзию "Паломники, или Двойной сговор" Дж. Хукхэма Фрера, одним из героев которой является рыцарь, переодетый по ходу действия в трактирного слугу. Рыцарь-тамплиер - член духовно-рыцарского ордена тамплиеров, или храмовников, основанного в 1119 г. в Иерусалимском королевстве. Орден Подвязки - орден св. Георгия, учрежденный в 1350 г. королем Эдуардом III для особо узкого круга приближенных (25 кавалеров) во имя "оживления военного духа". Берку не следовало сожалеть о том... - Байрон имеет в виду "Размышления о революции во Франции" Эдмунда Берка (1729-1797), английского публициста и политического деятеля. Мария-Антуанетта. - С упоминания о встрече с королевой Франции Э. Берк начинает свои "Размышления". Баярд Пьер дю Терайль (1476-1524) - французский полководец; с течением времени образ Баярда утратил свои реальные черты, воплотив в себе отвлеченный идеал рыцаря. Сэр Джозеф Бенкс. - Байрон говорит о тех фрагментах из книги "Путешествие Хоксворта, составленное на основании судовых журналов нескольких капитанов и записок Джозефа Бенкса" (1773), которые посвящены королеве Таити. Современный Тимон. - Тймон Афинский жил в V в. до н. э., в годы Пелопоннесской войны. Междоусобные распри, войны и упадок нравственности превратили его в человеконенавистника, поселившегося в доме-башне. Зелуко - ожесточенный и нравственно опустошенный герой одноименного романа английского писателя Джона Мура (1729-1802). ИАНТЕ  Посвящение было впервые опубликовано в седьмом издании поэмы в феврале 1814 года. Адресовано одиннадцатилетней дочери графа Эдуарда Оксфорда Шарлотте Мэри Харли. Ианта - имя, означающее цветок нарцисса. ПЕСНЬ ПЕРВАЯ  В автографе песней первой и второй поэмы помечено: "Байрон - Янина в Албании. Начал 31 октября 1809 г. Закончил, Песнь 2-я, Смирна, 28 марта, 1810. Байрон". 1 {Цифра в начале примечания обозначает номер соответствующей строфы.}. Дельфы - древнегреческий город в Фокиде (Средняя Греция) у подножия горы Парнас. Дельфийский храм со знаменитым оракулом и священный Кастальский ключ были посвящены Аполлону - богу солнца и покровителю искусств. Предвидишь ты с французом бой... - В условиях войны между Англией и наполеоновской Францией бриг, на котором Чайльд-Гарольд отправился в свое паломничество, мог подвергнуться нападению судов французского военного флота. 14. Синтра - невысокий горный хребет Серра-да-Синтра в Португалии в пятнадцати милях к северо-западу от Лиссабона. 15. ...в эту землю вторглись палачи... - На основании секретного договора между Испанией и наполеоновской Францией (октябрь 1807 г.) о завоевании и разделе Португалии наполеоновские войска через территорию Испании вторглись в Португалию. Английское правительство также направило туда свои войска в августе 1808 г. Англия стала на защиту феодальных порядков и поддерживала феодально-клерикальные силы, подавлявшие революционное движение в стране. 16. Луз - мифический король древней Лузитании, находившейся в западной части Пиренейского полуострова. 18. ...Элизий, над которым // Завесы поднял бард... - В шестой книге поэмы Вергилия (70-19 гг. до н. э.) "Энеида" описано посещение Энеем подземного царства и царства теней - Элизия. 22. Ватек. - Именем халифа Ватека - героя повести "Ватек. Арабская сказка" Байрон называет автора этой повести Уильяма Бекфорда (1760-1844), баснословно богатого английского аристократа, который в 1794-1796 гг. жил в Португалии в роскошном замке, позже совершенно заброшенном. 24. ...в этом замке был совет вождей... - Текст Синтрской конвенции, заключенной 30 августа 1808 г. между представителями английского и французского командования в Португалии, не был подписан, как ошибочно предполагал Байрон, в замке Марьяльва в Синтре, а лишь отправлен оттуда. ...карлик-шут, пустейший из чертей... - зрительный поэтический образ, дающий представление не только о внешнем виде дипломатического документа (пергаментный свиток), но и о неожиданном, почти шутовском характере условий, содержавшихся в Синтрской конвенции. 25. Конвенция, на ней споткнулся бритт. - По условиям Синтрской конвенции, французской армии, побежденной 21 августа 1808 г. в битве при Вимиере, было предоставлено право эвакуировать свои войска из Португалии на английских судах. Подписание Конвенции на этих условиях вызвало в Англии резкую критику политики торийского правительства со стороны оппозиционных кругов. Не побежденным здесь, а победившим горе! - Байрон не учел, что быстрейшее освобождение территории Португалии от армии наполеоновской Франции укрепило стратегические позиции Англии на континенте и в Средиземном море. 29. Мафра - колоссальных размеров дворец-монастырь близ Синтры. 31. В соседстве с необузданным врагом // Испанец должен быть солдатом иль рабом. - Фактическая оккупация Испании наполеоновской армией вызвала ряд восстаний народных масс в Аранхуэсе, Мадриде, Астурии, Валенсии, которые жестоко подавлялись французскими оккупантами. 32. Сиерра - горный хребет Сьерра-Морена на юге Испании, 34. Гвадиана - река; на протяжении пятидесяти одного километра образует государственную границу между Испанией и Португалией. Двух вер враждебных там кипели станы... - В 711 г. на Пиренейский полуостров вторглись арабы и захватили большую часть его. Более семи столетий испанцы и португальцы вели упорную борьбу за отвоевание своих земель, вошедшую в историю под названием "Реконкиста". 35. Где крест, которым ты была сильна, // Когда предатель мстил за слезы Кавы... - Успешное сопротивление оказало население горной Астурии. В 718 г. в битве при Ковадонге арабам было нанесено поражение. Вспыхнувшая в Астурии партизанская борьба положила начало Реконкисте. Крест. - По преданию, в бою при Ковадонге у астурийцев вместо знамени был крест из астурийского дуба. Слезы Кавы. - Вестготский полководец Юлиан, оборонявший форпост Сеута в северо-западной Африке, вступил в союз с наместником арабского халифа в Африке и способствовал внезапному нападению арабов на королевство вестготов, будто бы желая отомстить за насилие над своей дочерью Флориндой-Кавой королю вестготов Родериху. ...полумесяц пал, крестом сражен... - В 1492 г. отвоеванием территории Гранадского эмирата закончилась Реконкиста. 37. К оружию, испанцы! - Восстание в Аранхуэсе в марте 1808 г. и отречение испанского короля Карла IV от престола вызвало всеобщий героический подъем и упорное сопротивление населения многих городов наступлению наполеоновской армии. 38. Я слышу звон металла и копыт... - В ноябре 1808 г. Наполеон двинул в Испанию огромную армию и начал новое наступление. 27-28 июля 1809 г. соединенная англо-португало-испанская армия в битве при Талавере близ Мадрида нанесла французам поражение, но ценою огромных потерь. 43. О, поле скорбной славы, Альбуера! - 16 мая 1811 г. англо-испанские войска вновь нанесли поражение армии Наполеона, но так же, как и в битве при Талавере, потери были огромны. 45. Севилья... - Население этого города капитулировало перед наполеоновскими войсками лишь в начале 1810 г. Тир - крепость и важный порт древней Финикии. В историю вошла осада города войсками Александра Македонского в 332 г. до н. э., длившаяся более семи месяцев. 48. "Да здравствует король!" - точнее "Да здравствует король Фердинанд VII" - пароль-лозунг, которым испанские патриоты выражали, свое доверие Фердинанду VII - сыну отрекшегося от престола Карла IV. Годой, Мануэль (1767-1851) - испанский временщик; при Карле IV фактически управлял страной. ...Карла рогоносного клянет, // А с ним его Луизу... - В годы правления Карла IV (1748-1819), страдавшего слабоумием, власть принадлежала придворной клике, которую возглавляли испанская