Татьяна Бек. Смешанный лес
---------------------------------------------------------------
© Copyright Татьяна Бек, 1993
From: Zheleznyak@izvestia.ru
---------------------------------------------------------------
Книга стихов
Москва 1993
"Смешанный лес" - новая поэтическая книга Татьяны БЕК, в которую вошли
стихи, написанные с 1986 по 1992 год.
Ответственный за выпуск книги - А. М. Бек.
ISBN 5-85269-004-X - Татьяна Бек, 1993
- ИВФ Антал, 1993
Настоящее издание подготовлено и выпущено Инновационно-внедренческой
фирмой Антал с использованием передовых компьютерных технологий.
113035, Москва, а/я 59, ИВФ Антал. Тел. (095) 155-9486, 155-9341, факс:
(095) 155-9341.
Сдано в набор 01.02.93. Подписано в печать 25.02.93. Гарнитура
(Балтика(. Печать офсетная с оригинал-макета. Бумага офсетная. Формат
60(84/16. Объем 5 усл. печ. листов. Тираж 1000 экз.
Тип. ГПИ "Электропроект" Зак. No г. Москва
1. ШЕСТВИЕ ВИНОВАТЫХ
***
На ветру безудержно полощется
Зелень перепуганных берез...
Я приду - заступница, помощница,
Просто утирательница слез.
...Степи выдыхались, хлопья падали,
Рощи раздевались догола, -
Я всегда позорище, растрату ли,
Нечисть от любимого гнала.
Мы уйдем - растает поколение.
Но пока не грянул хор лопат,
Слушайте меня, - мои последние
Человек, и лестница, и сад!
Ухожу - и сразу же аукаю.
Потому что на изломе дней -
Скорой освещенные разлукою,
Вы еще дороже и родней.
x x x
Долетает ли песня из сада,
Наклоняюсь ли низко над гробом, -
Я во всем, я во всем виновата,
И меня сотрясает ознобом
Не подхваченная малярия,
А наследственной памяти бездна
(Эту бабушку звали Мария,
А про ту ничего не известно...)
И вобрав изведенные души,
Как бы ясно моя ни лучилась,
Я и нынче проснусь - не заснувши:
- Сколько боли кругом приключилось!
(Это в муках ушедшая мама,
Это темного времени вектор,
Это над стадионом "Динамо"
Одиноко горящий прожектор...)
О, как быстро сменяются годы:
И метели, и талые воды,
И - позднее - крапива и мята...
- Ты во всем, ты во всем виновата.
x x x
И шли, и пели, и топили печь,
И кровь пускали, и детей растили,
И засоряли сорняками речь,
И ставили табличку на могиле,
И плакали, и пили, и росли,
И тяжко просыпались спозаранку,
И верили, что лучшее - вдали,
И покупали серую буханку.
И снова шли, и разбивали сад,
И не умели приходить на помощь,
И жили наутек, и невпопад,
И поперек, и насмерть, и наотмашь.
И падали, и знали наперед,
Переполняясь ужасом и светом,
Что если кто устанет и умрет,
То шествие не кончится на этом.
x x x
На занятия бегала
мимо афиш и скворешен.
В пионеры вступала,
на горло мотая кумач!
...Я очнулась одна.
Вероятно, мой вид безутешен
Предлагаю не плакать
и бедные силы напрячь.
...Начинается осень -
сухая, холодная, злая.
Истощилась надежда.
Отчаялся разум и дух.
Но, чужого ребенка
на истинный путь наставляя,
Эту страшную сказку
ему не рассказывай вслух, -
Потому что нельзя
упастись от вины и погони,
Потому что он сам подрастет,
чтоб, себя позабыв,
Захлебнуться тоской,
закурить в некурящем вагоне
И свое жизнелюбие
возненавидеть как миф...
Здесь свобода спилась,
здесь грешат и ответствуют хором,
А прямую натуру
обычно встречают в тычки...
Здесь любимая родина
смотрит невидящим взором,
Поправляя рукою
в железной оправе очки.
А чего мне хватает,
так это кладбищенской хвои!
О простор ненаглядный,
родной и оплаканный весь...
Невозможно отторгнут ь
проклятое это, живое,
Это древнее, горькое,
неповторимое (здесь(.
x x x
Строительству души не надобны (леса( -
Скорее это рост природного подлеска,
Где хмель и мураши, лишайник и роса,
Где то печет вовсю, то холодает резко.
Знобило и трясло... Но к тридцати пяти
Из словаря земли я выгребла глаголы:
Мужать и матереть, тянуться и расти, -
Теперь мне нипочем укусы и уколы.
Паук не торопясь развесит кружева -
Какая красота в проемах беспорядка!
...Чем ближе до конца, тем больше я жива -
Счастливая моя и страшная догадка.
А если о любви, то это как восход,
Который обнажил, в полнеба полыхая,
Что сохнет и цветет,
и колется, и жжет,
Но главное - растет
душа моя лихая.
x x x
О шиповник!
...А хвоя в лесу,
А черемухи мелкой кипучесть!..
Отчего ж я, как ива, несу,
Лишь упрямую эту плакучесть?
(Ничего. Ничего. Не грусти.
Ты задумана так от рожденья -
Ненавидеть свое отраженье,
И тянуться к нему, и расти,
Ты, последыш и поздний побег,
Некрасивый, неистовый, новый, -
С иноземной фамилией Бек,
Обрусевшей по воле Петровой, -
Ты случайно явилась в ночи,
Ты очнулась в купели кромешной, -
Чтоб,
не путая звезды ничьи,
Все же быть и гневливой, и нежной.
Приготовься - еще не конец.
Испытуемой будешь, любимой...(
Так опять мне ответил Отец:
Тот, Единый,
и этот - родимый.
x x x
Письма ли пишу. бросаю зерна,
Жгу ли мусор раннею весной,
Все-то мнится: время рукотворно,
А оно смеется надо мной!
И как только воздух песнопенья
Тяжестью ложится на весы, -
Вмиг
выходят из повиновенья
Самые надежные часы.
Это дремлет будущим в бутоне,
Это прошлым дышит со страниц
И - уходит от моей погони
Бешеное время без границ.
x x x
Ты меня исцелил. Ты вернул меня в детство,
Где надежда прекрасна, как первая елка;
Где любое касанье, любое соседство
Переходит в родство высочайшего толка.
Где садовый жасмин - как молочная пена;
Где сандалии в августе требуют каши;
Где кругом - перемены,
Где колется сено,
Где сбываются сны и сбиваются наши
Голоса... Ты вернул мне
простые повадки:
Приласкать, заслонить
и продернуть в иголку
Нить, которая держит в порядке
Мирозданье... И бусы повесить на елку -
Золотые, витые, забытые бусы, -
И приладить звезду на макушке зеленой,
И составить депешу, глотая союзы,
И швырнуть через горы -
рукою влюбленной:
(Ты меня исцелил...(
x x x
Ночные наши дни темны и окаянны...
Давайте же прервем напрасные труды,
Поставим васильки в граненые стакан
И станем изучать историю беды,
Которую, увы, мы знаем препаршиво.
А как сказал один непревзойденный муж,
В китайских башмаках немецкого пошива
Россия шла и шла сквозь реквием и туш.
...Шагает и теперь по направленью к безднам
В кружении крутом откормленной мошки.
И в облаке вражды,
и с гонором белезным, -
И требуют жратвы все те же башмаки!
Однако мне ль судить,
когда я плоть от плоти
И правнучка ее, и пригоршня, и пясть...
Невероятный свет,
сполохом на болоте,
Морочит, и ведет, и не велит пропасть.
x x x
Далеко, за кустами жасмина
Юность, темная, как мезозой, -
Где на все наши (вольно( и (смирно(
Отвечала я страшной грозой, -
Так боялась вмешательства.
(То есть -
Посяганий, советов, облав).
...Я не знала, что главная доблесть -
Сохраниться, с людьми не порвав.
x x x
Прильнуть бы к мелочам! Но я не ювелир.
То трепет, то обвал - в моем сердечном стуке.
Отсутствие твое мне заслоняет мир:
Все ты да ты кругом, когда живем в разлуке.
Но об руку с тобой я вижу все острей:
И воинский ремень, и стариковский посох,
И ласточку в метро - за тридевять морей
От мазанки родной, от изгороди в росах...
Как мечется она во влажной глубине,
Как стелется крылом по мраморному своду!..
А я иду, держа в горячей пятерне
Последнюю любовь, не знающую броду.
Лишь об руку с тобой я вижу мир насквозь -
В отсутствие твое я делаюсь слепою.
...Когда умру, скажи: (Ей весело жилось -
Ей будничная жизнь давалась только с бою(.
Зато была полна до самых до краев
Счастливая душа, дознавшаяся лада!
Когда умру, скажи: (Она ушла на зов,
А не сошла на нет...
Оплакивать не надо...(
x x x
Родословная! Сказочный чан.
Заглянувши,
отпрянешь в испуге.
Я, праправнучка рослых датчан,
Обожаю балтийские вьюги.
Точно так же
мне чудом ясны
Звуки речи, картавой как речка,
Это предки с другой стороны
Были учителя из местечка.
Узколобому дубу назло,
Ибо злоба - его ремесло,
Заявляю с особенным весом:
Я счастливая. Мне повезло
Быть широким и смешанным лесом.
Между прочим - российским зело.
1980 год
x x x
Хворая, плача и кренясь,
Дрожали звезды над Арбатом, -
Где я однажды родилась
В глухом году сорок девятом.
Под мертвенный газетный стих
Пробилась травка дорогая,
Родителей немолодых
Неровным норовом пугая.
...И страх, и оторопь, и мор,
И ложь, сидящая на троне,
И жажда жить - наперекор
Неограниченной погоне, -
И тьма, разящая дотла, -
Без права думать о погостах...
Я с первым криком вобрала
Родимого простора воздух!
Меня не гнали топтуны...
Но, время задержавши в порах,
Я откликаюсь с той весны
На каждый плач, на каждый шорох.
x x x
В годы пространные, послевоенные,
В доме, который построили пленные,
Рядом с бараками, на пустыре
Выросло племя - дыра на дыре:
Я и мои неуемные сверстники,
Страшной эпохи веселые крестники...
Помните этот - ни свет ни заря -
Крик относительно сбора старья? -
Я ли забуду подружку раскосую,
Песню подвальную, многоголосую...
А устроители лучших затей -
Смуглые дети (испанских детей(!
...В детстве, где вечно болели миндалины,
Были на шубке такие подпалины -
Ржавые и шоколадные, - что
В жизни не будет такого пальто!
Я уже там распахнула объятия,
Где на тележках безногая братия
Ехала, все формулируя в лоб, -
Я уже там испытала озноб
Невероятных сиротства и близости...
Надо же, Господи, - выгрести, вылезти
И разрыдаться, любви не тая:
- Все-таки счастье, что я - это я!
КАКТУС
Безо всякого жеста и пафоса
Я скажу на исходе витка,
Что прекрасней цветущего кактуса
Не видала на свете цветка.
Нелюбимый... Колючий... Уродливый...
Вы скривились?
Но он все равно
Остролистой звездой неугодливой
Озарит вас - цветок-Сирано!
x x x
Р. Сабитову
В спецодежде и кепочке
он, не вдаваясь в оттенки,
Принесет вам багульник
в начале холодного марта,
...Татарчонок московский,
рожденный в бутырском застенке,
И взращенный детдомом,
и выросший выше стандарта...
Обращаюсь к тирану,
который кровав и коварен:
На имперском Олимпе
понятны любые уловки.
Только что тебе сделал
неграмотный дворник-татарин
И подруга его,
убиравшая снег на Петровке?
...Он - тюремная карточка
в ворохе сталинских метрик,
Он - сиротской обители
неунывающий житель,
Он - рабочая косточка,
- если хотите: электрик, -
Он - детей ненаглядных
родитель и усыновитель...
Волевая надежда моя
никогда не потухнет.
Я историю вижу
как битву тирана с мальчишкой.
Победил ч е л о в е к.
Вот он чаю напьется на кухне
И уйдет от меня -
обязательно с книгой подмышкой.
Я еще не сказала,
что он - исключительный книжник!
...Он - улыбчивый, тихий
и, точно багульник, упорный,
Он - по виду чудак,
а когда приглядишься, подвижник
Этой жизни безжалостной,
этой распутицы черной...
x x x
Закат столетия свинцов...
Мы не вполне живем на свете -
Мы доживаем жизнь отцов,
Тяжелые, большие дети.
О, мы не можем ждать и дня -
Нам истину подай сейчас же! -
И в каждом гиблая родня
Гудит, свое не откричавши.
...Пока мы ссоримся впотьмах
И семечки пустые лущим, -
Ты
разметалась на ветрах,
Между прошедшим и грядущим,
Родная родина моя, -
Гостеприимные по-русски,
Не только рощи и поля,
Но и свирепые кутузки,
Но и могилы для живых,
И для здоровых лазареты...
Сошла б с ума, -
но кто за н и х
Рассмотрит новые приметы?
x x x
И эта старуха, беззубо жующая хлеб,
И этот мальчонка, над паром снимающий марки,
И этот историк, который в архиве ослеп,
И этот громила в объятиях пьяной товарки,
И вся эта злая, родная, горячая тьма
Пронизана светом, которого нету сильнее.
...Я в детстве над контурной картой сходила с ума:
(На Северный полюс бы! В Африку! За Пиренеи...(
А самая дальняя, самая тайная соль
Была под рукой, растворяясь в мужающей речи.
(...И эта вдова - без могилы,
где выплакать боль,
И этот убийца в еще сохранившемся френче...)
Порою покажется: это не век, а тупик.
Порою помнится: мы все - тупиковая ветка.
Но как это пошло: трудиться над сбором улик,
Живую беду отмечая лениво и редко!
Нет. Даже громила, что знать не желает старух,
И та же старуха, дубленая криком: (С вещами!(,
И снег этот страшный, и зелень,
и ливень, и пух -
Я вас не оставлю. Поскольку
мне вас завещали.
x x x
Ходившая с лопатой в сад,
Глядишь печально и устало...
Не строила - искала клад.
Не возводила - клад искала.
Твою надежду на чужой
Непредсказуемый подарок
Жизнь охлестнула, как вожжой:
- Не будет клада, перестарок!
...Под раскаленной добела,
Под лампою без абажура
Земная жизнь твоя прошла, -
Кладоискательница,
дура...
x x x
Все кончается!
С каждой кончиной
Жизнь уходит, пощады не зная.
...Этот стол. Этот нож перочинный.
Эта чистая шаль кружевная?
И рукав от военной рубашки,
И гребенка, и лампа, и клещи,
И в коробке - старинные шашки,
И другие ненужные вещи -
Все, что пахнет родным человеком
И внезапно бросает в рыданье, -
Стало памятью и оберегом,
На глазах обращаясь в преданье.
x x x
Похоронив родителей,
Которых не жалели,
Мы вздрогнем: все разительней
И горше запах ели.
Очнешься от безволия,
Чей вкус щемяще солон, -
Над кубом крематория
Слышнее птичий гомон.
Утрата непомерная
Под крик веселой птицы...
О жизнь моя, о смерть моя, -
Меж вами нет границы!
x x x
Вот оно, по-арестантски голое,
Вот оно, черное как беда...
Я захлебнусь,
не найдя глагола, - и
Хватит эпитета, голое, да, -
Не наготою зверей, любовников
Или детей - наготою конца, -
Дерево из допотопных столпников,
Не покидающих тень отца, -
Вот оно: загнанное, и вешнее,
И одинокое - на юру.
...Все несказаннее, все кромешнее
Время и место, где я умру.
2. МЕЖ ВЕЩЬЮ И ВЫСЬЮ
x x x
Ярко-зеленые листья в клею
Боготворю, а на холод плюю
И не по-женски чеканно шагаю.
Милая жизнь не вошла в колею
И не войдет уже, я полагаю.
...Как я любила грибные дожди,
Лыжи и веру, что все впереди,
Личную тайну и общую ношу...
- Милая, милая, не уходи!
Я еще сильно тебя огорошу.
Пряжки тяжелые - на сапогах...
Дай заплутаться в лесах и лугах,
Намиловаться с простором гудящим!
...Солнце играет в оленьих рогах...
Все времена - как одно - в настоящем.
x x x
Ужасают недуг небывалый,
Нелюбовь, каземат, полынья...
- Что страшнейшее в мире?
- Пожалуй,
Это все-таки запах вранья.
Тишиною меня осчастливьте!
Лучше кануть, не выйдя в князья,
Чем привыкнуть к обману и кривде...
Я уже привыкла. Нельзя.
От бездарности врали, от страха,
От желанья нажиться впотьмах...
Лишь какая-то частная птаха
Заливалась над нами в слезах!
Этот край - на краю одичанья,
Эти камни уже не сложить...
Мы погибли - минута молчанья.
...А потом -
попытаемся -
жить.
x x x
По дороге летней, длинной
Ехали на близкий север -
Некий кахетинец дивный,
Я, и Леша, и Наташа...
Нет. Не плакали, но пели.
Свет купейный был невесел,
Но была у нас собака,
И кураж, и хлеб, и чаша!
В одеяниях нелепых
На рассвете прибывали.
Продолжали - вертолетом,
И попутками,
И пехом...
(Главная была собака!)
...Главное: светились дали,
Все поросшие брусникой,
И забвением, и мохом.
И смиреньем... Вечерами
Пели! Озеро темнело.
Кахетинец, я и Леша,
И Наташа - молодели.
Свет хлестал со дна оврага,
Шел с небес, из буерака
Пер на нас осатанело...
Лучше ничего не помню!
Да. Еще была собака.
Боже. Зазубрить навеки:
Свет истошный, лес родимый,
Кахетинский голос певчий,
Лица Лешино с Наташей...
Я и впредь (а с той дороги
Минул срок необратимый)
Вспомню - и, преображаясь,
Чувствую себя н а с т а в ш е й!
x x x
Вы, кого я любила без памяти,
Исподлобья зрачками касаясь,
О любви моей даже не знаете,
Ибо я ее прятала. Каюсь.
В этом мире - морозном и тающем,
И цветущем под ливнями лета, -
Я была вам хорошим товарищем...
Вы, надеюсь, заметили это?
- Вспоминайте с улыбкой - не с мукою -
Возражавшую вам горячо
И повсюду ходившую с сумкою,
Перекинутой через плечо!
x x x
Тебя любили - ты не верил им...
Кусты шумели, как скитальцы.
Пространство разминулось с временем -
И время утекло сквозь пальцы.
Таких не взять руками голыми:
Тут - узел мужества и лени.
О, не героями - изгоями
Держалось наше поколенье.
Герой слагал восторги к празднику -
Его закармливал хозяин,
А ты завертывался в классику -
Суров, и нищ, и неприкаян.
- Кусты, кусты,
о чем вы плачете,
Читая улицу, как сводку?
- Вон юноша в коротком плащике
Ломает общую колодку, -
Чтобы простор прижался к времени
(Не быть бы срыву иль осечке!..),
Чтоб жизнь с разбитыми коленями,
Как девочка,
спустилась к речке...
x x x
Страшно у себя внутри,
Как в стенах чужих и стылых...
Кто-нибудь, окно протри, -
Я сама уже не в силах.
Кто-нибудь, протри окно, -
Чтобы луч раздвинул нишу...
Мне действительно темно.
Я ли света не увижу?
ИЗГНАННИЦА
Розгами, лозунгом и топором -
Прочь недобитых!.. Ату!..
Рослая женщина в шляпе с пером
Твердо взошла
на паром.
(В двадцать девятом и сорок втором
Сны ее скомкает гром.)
...Даже в парижском гуляя саду,
Страшную кровную слушать беду,
Не помышляя о том,
Что
в несказанно далеком году
Т а м обессмертят ее маету.
...Мы, у кого помраченье в роду
Даже архив соберем.
x x x
Не видать из-за горечи, -
Что там... Содом? Перегибы ли?
- Где вы, давние родичи?
- Целым коленом повыбили.
...Вы - работники, ратники,
Вы - просветители с азбукой,
Вы - в мундире и в ватнике...
Только без камня за пазухой!
Ты,
закончив Реальное
(Господи Боже!) училище, -
Угодил в ирреальное,
Черного года судилище.
Ты,
ходившая к раненым
В госпиталь, что под Саратовом,
Прямо в капоре мамином
Сгинула в гноище адовом.
Ничего не оставил ты
(Если оставил, то вызнаю!) -
Только лекцию с кафедры,
Ясную и бескорыстную...
Ничего ты не прятала,
Ибо была простодушною, -
Лишь портрет авиатора
Или письмо под подушкою.
Вы и были как не были -
Рослые, русые, милые...
Только щепки от мебели,
Только туман от фамилии...
О наследство щемящее -
Все из догадок и вымысла!
Я свое настоящее
Вашими силами вынесла.
x x x
Властолюбие - темная ересь,
Превращенная похоть и месть...
Лучше пить. Лучше спать изуверясь, -
Чем чужую свободу изъесть.
Он на ясную душу нацелен -
Вымогатель, вампир, златоуст...
Подчиняющий - неполноценен,
Посягающий - болен и пуст.
- Раболепства алкал - подавись им! -
Для меня ж,
при погоде любой,
Ты уродлив, поскольку з а в и с и м
От того, кто подавлен тобой.
Отрываясь от важного дела,
Попадая в лихой переплет, -
Я вас всех, как ни странно,
жалела:
Вы же мрете без рабьих щедрот!
Я и слушала вас, и вздыхала,
Сострадая натуре крутой.
Только вам понимания мало -
Обожанием вас удостой.
Нет уж, дудки! Прильнув и отпрянув
(Ты прости меня, бедный злодей), -
Я бежала бегом от тиранов
В равнодействие добрых людей.
...А на старости лет (или раньше),
Озаряя деталью рассказ, -
О тираны мои, о тиранши! -
Я сложила бы
Сагу
о вас.
x x x
Я не желаю тесниться в единой обойме
С теми, кто ловит улыбку любого тиранства...
Только с годами открылось мне в полном объеме
Чернорабочего пира простое пространство.
По малолетству мне нравились быстрые игры -
Салочки, прятки и жмурки,
лапта и горелки.
...Лес отворялся; дразнили и ранили иглы;
Звезды сверкали; линяли и прыгали белки!..
Это не правда, что люди стареют с годами, -
Просто линяют, чтоб слиться
с нахлынувшим снегом...
(Вот: полюбили загадки - и не отгадали!
Лес затворился, и стало дитя человеком).
Нынешним вечером больше работать не в силах,
В доме пустынном поставлю пластинку такую,
Чтобы оплакала всех непутевых и сирых,
Чтобы сказала, как я без ушедших тоскую.
Чтобы болезных моих навестила в палате,
Чтобы привадила жалость и выгнала злобу...
Чтобы напомнила первое детское платье
И предсказала последнюю смертную робу!
...Ну а покуда линяют и прыгают белки -
Надо поехать в Саратов, на родину папы,
И отказаться от замыслов, ежели мелки,
И уколоться опять о еловые лапы.
Я повторяю, что по нутру одиночка
И не желаю двора твоего, властолюбец...
Это не пишется: каждая новая строчка
Ветром глухим с перегона доносится, с улиц.
x x x
И ты, и ты хотела жить как все,
Но небеса отказывали в иске...
Покуда (газик( мчался по шоссе, -
Орали птицы и летели брызги!
А ты глядела в утреннюю даль:
То темный пар, то солнце на поляне, -
И открывалось, что твоя печаль
Нечестно претендует на вниманье.
(А разве он не заслужил (как все( -
Замшелый и заброшенный орешник,
Такой красивый - в инее, в росе, -
Отшельник, и молчальник, и кромешник?)
Пекло сильнее. Стало веселей.
И душу исцелял от нездоровья
Не то чтобы божественный елей,
Но свежий ветер бедного низовья.
О, всякое открытие - старо!
Пора принять, не требуя разгадки,
Горчайший мир, где все-таки добро
Кладет, кладет гордыню на лопатки...
x x x
Сирень лиловая в саду,
Сирень лукавая в тазу...
Когда опять сюда приду
И что с собою увезу?
Сирень ли пленную в руках,
Сирень ли пенную в росе...
Разлука - выход, а не крах!
Но это чувствуют не все.
А мне дано разлуку пить
Глотками ледяной воды -
И лишь счастливее любить
Чужие лица и сады.
ПЕСНЯ
Ох ты, время лиходеево!
Выморочная сторонка!
(...Ни посаженного дерева,
Ни родного ребятенка...)
Льется песня помертвелая, -
А когда-то вся звенела:
- Как же ты, такая смелая,
Оказалась не у дела?
Он страшнее воя зверьева -
Этот плач из одиночки!
...Ни посаженного дерева,
Ни голубоглазой дочки...
x x x
И поздно молодеть,
и расставаться рано...
Наперерез толпе,
неистовой с утра,
По Риму шла карга
в чалме из целлофана,
Безумна и страшна.
(А я - ее сестра.)
Развалины ко мне
величественно-глухи,
Но я им посвящу
любительскую песнь...
- В Италии живут
могучие старухи,
Которым нипочем
душевная болезнь! -
...Я, следуя за ней,
дойду до Колизея,
А потеряв, скажу:
(Спаси и окрыли(.
Здесь ангел пролетал,
т а к и е зерна сея,
Что до сих пор растет
волнение земли.
x x x
Гостиничный ужас описан...
Я чувствую этот ночлег, -
Как будто на нитку нанизан
Мой ставший отчетливым век, -
Где кубики школьного мела
Крошились, где пел соловей,
Где я ни на миг не сумела
Расстаться с гордыней своей,
А вечно искала подвоха,
И на люди шла как на казнь,
И страстью горевшая - плохо
Хранила простую приязнь, -
Любимый! А впрочем, о ком я?
Ушел и растаял вдали.
Лишь падают слезы,
как комья
Сырой похоронной земли.
Но главное: в пыточном свете,
Когда проступают черты,
Мои нерожденные дети
Зовут меня из темноты:
(Сюда!( - Погодите до срока.
А нынче,
в казенном жилье,
Я проклята. Я одинока.
Я лампу гашу на столе.
x x x
Это что на плите за варево,
Это что на столе за курево?
Я смутилась от взгляда карего
И забыть уже не могу его.
Там, за окнами - вьюга страшная,
Тут пытают перо с бумагою...
Мне сказали, что я - отважная.
Что мне делать с моей отвагою?
- Коль отважная, так отваживай. -
...Но какая тревога - нежная!
О, любовь моя, - свет оранжевый,
Жар малиновый, буря снежная...
x x x
Не лицо мне открылось, а свет от лица.
Долгожданное солнце согрело поляну.
Я сказала себе,
что уже до конца
Никуда не уйду и метаться не стану!
Это было как ясная вспышка во тьме,
Это было отчетливей вещего знака...
(Так больного ребенка в счастливой семье
Необузданно любит бездетная нянька.)
Я сейчас не хочу ничего объяснять,
Но по этому свету,
по этому знаку
Я - невнятная дочь и небывшая мать -
Ощутила любовь как могучую тягу!
...Разолью по стаканам кувшин молока:
Отстоялось на холоде - и не прокисло...
Надвигается вечер. Плывут облака.
И людская порука исполнена смысла.
x x x
Ты, который шагал через горы, -
Чтобы молча обняться при снеге, -
Я твои ненавидела сборы:
И всегда провожала н а в е к и!
Не боюсь ни чумы, ни погрома...
Но опять,
на прощальном вокзале,
Я несчастна, как дети детдома:
Навещали меня - не забрали.
x x x
Этот шрам над правой бровью -
Тайна, метка, оберег...
С необузданной любовью
Я гляжу на южный снег.
Я в пути вторые сутки.
Не в пролетке, не в арбе -
На замасленной попутке
Я приеду в Душанбе.
Не встречай меня по-лисьи,
Лучше выгони в упор...
Я не разлюблю Тбилиси -
Назло и наперекор, -
А скажу вершинам дымным:
- Лишь бы о н
остался жив. -
...Не обязан быть взаимным
Необузданный порыв.
x x x
Не заметил (поскольку привык),
Что - лишенная стати и сути -
Я мертвею, как мертвый язык,
На котором не думают люди.
Мы заварим немыслимый чай,
Мы добавим туда зверобою.
...Не заметил - и не замечай!
Я жива лишь твоей слепотою.
А заметишь - какая тоска, -
Я уйду, как ушли печенеги...
- Не меня ты, любимый ласкал,
Не со мною прощался навеки,
Не со мною мирился, крича,
Что не ту я фуфайку надела...
Ухожу (я была горяча
И любила тебя без предела)
Неизвестно зачем и куда
(Я и мертвая буду твоею)...
Как народ, как язык, как вода,
Ухожу, вымираю, мертвею.
x x x
Брошенный мною, далекий, родной, -
Где ты? В какой пропадаешь пивной?
Вечером, под разговор о любви,
Кто тебе штопает локти твои
И расцветает от этих щедрот?..
Кто тебя мучает, нежит и ждет?
...По желудевой чужбине брожу
И от тоски, как собака, дрожу -
Бросила. Бросила! Бросила петь,
И лепетать, и прощать, и терпеть.
Кто тебе - дочка, и мать и судья?
Страшно подумать, но больше - не я.
x x x
Человек привыкает к увечью...
И душа, гробанувшись с высот,
Расстоянье меж небом и вещью,
Одомашниваясь, обживет.
Я - земная, куда мне в колдуньи?
Но как явственно слышится зов,
Как отчетливы сны - накануне
Грандиозных моих катастроф!
Надо выжить во мгле костоломной,
Надо выпарить соль из беды.
...Я иду по окраине темной,
Над которой не видно звезды.
Так и будет - меж вещью и высью...
Но насколько сильней небеса!
То галопом, то шагом, то рысью,
Удираю на четверть часа, -
Там надежды мои прояснятся,
Не веля унывать во грехе, -
Хороши, как пасхальные яйца,
Отогревшиеся в шелухе.
3. СОН ОБ ОТЦЕ
x x x
Наугад раскинуты объятья
В темноте, где пусто и черно...
Я любила вас, мои небратья,
Оскорбляя и лаская. Но -
Не было любови беззаветней,
Нежели к тому,
кто, свет неся, -
Некрасивый, сорокадвухлетний -
На Рейхстаге без очков снялся.
Эта фотография пылилась
Меж страниц. Но именно теперь
В памяти возникла и продлилась,
Точно явь, не знавшая потерь:
Он глядит на страшные владенья
Свысока и вовсе не во сне -
Года за четыре до рожденья
Моего. Не зная обо мне.
...Я ступила во владенья эти,
Где стеною сдавлены сердца,
Лет через семнадцать после смерти
Временем
изъятого
отца.
Каменная строгая обитель -
Как рыданье
сжатое в горсти.
Здесь прошел неюный победитель,
Бросивший меня на полпути
С грузом необузданной гордыни,
Ярости и детского вранья.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- Женщина,
рыдавшая в Берлине,
Это - я ли?
- Это тоже я.
Июнь 1989
x x x
Носящие маски и цепи
В пределах отдельной страны,
Уже мы седые, как степи,
И тяжкие, как валуны.
Сутулясь от принятой ноши,
Мы плачем и плачем, храня
Все пыльники, все макинтоши,
В которых ходила родня, -
Все петли, и дыры, и пятна,
Все признаки будущей тьмы...
И наша печаль необъятна
И все-таки счастливы мы -
М ы : в ужасе, в яблоках, в мыле,
В разлуке, в тумане, в пыли.
...И не было города в мире,
Где мы бы с тобой не прошли, -
Ни шагу не делая с места,
А просто паря в облаках.
...Как дед твой -
за час до ареста -
С любимою книгой в руках.
x x x
Ни обиды, ни мести -
Лишь пение тайный волокон...
Вот и снова мы вместе
На маленькой кухне без окон.
Это даже не плохо,
Что, наши легенды разбивши,
Миновала эпоха -
Мы стали моложе и ближе,
Неуемней и строже...
(О Господи: целая эра!).
Что касается дрожи,
То страсть - это (высшая мера(
Наказания (или
Награды) за мысль о покое...
Мы любили. Мы были
Живые. Мы знали такое,
С чем ни блуд, ни аскеза
Не могут сравниться по силе...
В этот век из железа
Мы жили. Мы очень любили.
x x x
Ласка моя изнывает по розгам,
Вольная воля по ужасу пут...
Спор между голосом и отголоском,
Как поножовщина, вечен и крут.
Но коли гордость меня побудила
Милого кинуть и стыть на ветру, -
Это ж не патина,
а паутина:
Детским движеньем ее уберу!
Как бы глаза ни темнели от гнева,
Очень жалею и очень люблю
Все, что меня хоть однажды согрело:
- Родина! Не оттолкни во хмелю.
Тянутся к свету твои каторжане,
И среди них
- со звездою в горсти -
Я: не способная скрыть обожанье,
Ярость утишить, и дом подмести,
И хоть словцо написать без нажима,
И не погибнуть, удар нанеся...
- Милый! Согревшее - неотторжимо.
Можно обидеть, но бросить нельзя.
x x x
На смех толпе, в тоске позора,
Обшарпанная королева -
Тигрица, сосланная в зоо
На дно вольера, -
Фортуной брошенная в угол
Как неотстрелянная гильза, -
Играй,
чтобы воскресный бюргер
Приободрился!
...Прыжок без страсти,
рык без гнева,
Глаза потухли...
И лишь порою: небо, небо
Тебе напоминает джунгли, -
И ты крошишь кусты и ящик,
Неукротимая, как раса, -
Чтоб бюргер,
запахнувши плащик,
Летел и трясся!..
x x x
Неизвестность в любви
обращает меня к гороскопу,
Суеверьям, гаданьям
и прочим неверным вещам...
Ничего не хочу.
Занавешу окошко в Европу.
Буду сальную свечку
на скатерти жечь по ночам.
Я-то знаю, что зиму
нельзя пережить не надеясь, -
И колдунья-душа
начинает трясти короба...
Но когда я впадаю
в сию неуемную ересь,
Мне не стыдно ничуть,
потому что и снег - ворожба.
Как поет расстояние
от этажерки до стула -
Словно это простор,
где и поле, и лес, и дожди!..
А сегодня во сне
мне ладони свои протянула
Незнакомая девочка...
- Диво мое, приходи.
x x x
И родина, где я росла ветвясь,
Меня не видит и толкает в грязь, -
И мусор доморощенных жемчужин
На откровенном торжище не нужен, -
И город, где я счастлива была,
Закрыл ворота и сгорел дотла, -
И прохудились сапоги, в которых
Я шла на свет, -
и драгоценный ворох
Всего, что пело, я кидаю в печь...
Коль сгинул век, - то не себя ж беречь!
x x x
Я все тот же, все тот же
огромный подросток...
Е. Рейн
Ты, надевший впотьмах щегольскую рубаху.
Промотавший до дыр ленинградские зимы,
Ты, у коего даже помарки с размаху
Необузданны были и непоправимы, -
Ты, считая стремительные перекосы
Наилучшим мотором лирической речи, -
Обожая цыганщину, сны, парадоксы
И глаза округляя, чтоб верили крепче, -
Ты - от имени всех без креста погребенных,
Оскорбленных, униженных и недобитых -
Говоришь как большой и капризный ребенок,
У которого вдох набегает на выдох, -
Ты - дитя аонид и певец коммуналок -
О, не то чтобы врешь, а правдиво лукавишь, -
Ты единственный (здесь невозможен аналог!) -
Высекаешь музыку, не трогая клавиш, -
И, надвинув на брови нерусское кепи,
По российской дороге уходишь холмами,
И летишь, и почти растворяешься в небе -
Над Москвою с ее угловыми домами.
А вернешься - и все начинается снова:
Смертоносной игры перепады и сдвиги,
И немыслимый нрав, и щемящее слово,
И давидова грусть, и улыбка расстриги.
x x x
Оборочки, и вытачки, и складки...
А приглядишься - сполохи костра!
Опять горит в любовной лихорадке
Моя исповедальница-сестра.
Загорожусь от хаоса ладонью
И призову спасительную тишь.
(( Почто летишь в любовную погоню
За тем, кого проклятьями клеймишь?)
Ее холопство переходит в барство.
То выгонит, то кличет по стране.
...Но главное, что это - не коварство,
А женский подвиг, не доступный мне.
x x x
О, как жизнь хороша и нелепа!
Я в былое уйду с головой,
Как бы нить похоронного крепа
Намотав на мизинец живой:
Все пульсирует. Все - в настоящем.
...В старине
находя
новизну,
О, какое мы прошлое тащим
За собою, какую казну!
Там и желуди в детской коробке,
И рыдание ближних болот,
И тетради, сгоревшие в топке,
И изгнанников гневный исход, -
И правитель в пальто из ратина,
И кириллицы дивной шитье,
И стоявшее неукротимо
Над тобою сиротство твое, -
Там фонтаны с волшебной водою
И желание злое как месть...
Не тоскую: б ы л а молодою,
Но ликую: что было, то е с т ь!
Оболочка и вправду другая.
Но на палец
намотана -
нить.
Все пульсирует, изнемогая
От желания заново быть.
Вот и будет. Во времени высшем
Даже эры
прошиты
насквозь.
А тем паче: покуда мы дышим,
Все едино, что с нами стряслось.
...Это бедное стихотворенье
Оставляю - при всей нищете, -
Точно звездочку влажной сирени
У тебя на гранитной плите.
x x x
Одинокий и необычайный,
Этот путь закончится со мной...
Я умру в гостинице случайной
Под нерусский говор за стеной.
Ишь, затосковала на чужбине,
Прилегла на несколько минут,
И - меня в казенной домовине -
Тихую на родину везут.
Умереть, минуя умиранье, -
Господи! Ты ласков иль суров?
...Этот сон я видела в Милане
В маленьком отеле без часов.
x x x
А.Г.
Вот и кончена разлука.
Ливнем разразилась тишь.
- Школьная моя подруга,
Ты на родине гостишь!
Умница и балаболка,
Не озлобившая дух, -
О, как страшно,
о, как долго
Мы не говорили вслух!
Горбоносая пичуга,
Не желая быть чужой,
Ты т о г д а ушла из круга
И взлетела над межой.
...Сгинул Славка, умер Вовка,
Оступившись на лету, -
Те, кто звал тебя (жидовка(,
И любил за доброту,
И гулял с тобою в слякоть...
Знаю:
прилетев домой,
Ты ночами будешь плакать
Над могилой и тюрьмой.
О, как ветер губы студит, -
Будь то север или юг...
Никогда уже не будет
У меня таких подруг!
Но,
рыданье успокоив
В этом горе и тепле, -
Я скажу, что нет изгоев,
Нет изгоев на земле.
x x x
По холодному озеру
жми на веселой моторке.
Вислоухую псину
из ласковой миски корми.
...Но какие круги,
но какие крутые (восьмерки(
Возникали всегда
меж тобой и другими людьми!
Ты сперва тосковал
по большому и дружному дому,
Но опять и опять
одинокие петли вязал.
Ты влюблялся, -
но так ревновал к неродному излому,
Что, не в силах ужиться,
бежал на далекий вокзал.
- О, скорее туда,
где послушен жасмин белокурый,
Где крапива дичится,
где густо стоит немота!.. -
Ничего не поделать
с отпущенной небом натурой:
Ты совсем затворишься,
когда разменяешь полста.
Я гляжу на тебя
- на певца, удальца и красавца -
И на этот сиротский,
спиртующий душу простор.
Не касаясь людей,
вообще невозможно с к а з а т ь с я.
Но любое касанье
тебя истребляет как мор!
Здесь - и детская рана,
и смутное время, и предки,
И какая-то злая,
наверно, ведьмачья напасть.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Окунишек наварим -
и выбросим чайкам объедки.
Остается от жизни
пронзительно малая часть.
Загнивает вода:
виновата твоя же запруда.
Загородка, заслонка,
решение выжить во сне.
(Искажение Замысла.
В землю зарытое чудо.
Репетиция гибели.)
...Все это - и обо мне.
ТОСКА
Не умея ворожить,
Полуплачу, полувою...
Снова нежеланье жит ь
Накрывает с головою.
Это, туфли истаскав
По опушкам лесопарка,
Возвращается тоска -
Ненавистная товарка.
Это доводы н и ч ь и
Опрокидывают в гибель -
И ломаются в ночи
И часы, и дух, и грифель.
А предутренняя быль
Смотрит с ужасом безвольным, -
Как невытертая пыль
На Евангельи настольном...
x x x
Над территорией аграрной -
Сквозь воздух острый и крутой -
Петух оранжево-охряный,
И розовый, и золотой
Летит, сгущается и снова
Летит (цветение: весна) -
И от небесного покрова
Отслаивает пленку сна, -
Чтобы рассвет хлестнул без края
По дереву и кирпичу...
- Петух, ты - первый. Я вторая
Сегодня небом полечу!
x x x
Протяжная, как сказанье,
Короткая, как баллада,
Желанная, как касанье,
Соленая, как баланда, -