ю не любить Новороссийск, Новороссийск! И слезу не смахивают с глаз У развалин только дураки - Где в штыки ходили столько раз В 43-м наши морячки. К морвокзалу ласковый закат Созовет красоток неземных - Может лишь бездушный автомат Не влюбиться в каждую из них. Припев. 1997 Андрей Добрынин Я думаю с досадой:"Черт возьми, Как все-таки неправильно я жил - Встречался я с достойными людьми, Но разминуться с ними поспешил". Я помню, как камчатский буровик, Поивший сутки в поезде меня, Когда приблизился прощанья миг, Мне показался ближе, чем родня. В гостинице афганский эмигрант Со мною поделился анашой - Он в сердце нес сочувствия талант И обладал возвышенной душой. А как любил цыгана я того, Который мне девчонок приводил! Казалось мне порой, что сам его Я в таборе когда-то породил. Мудрец на склоне жизненного дня - Все повидавший старый инвалид Мне стал батяней, выучив меня Все тырить, что неправильно лежит. Тот был мне сыном, а другой - отцом, И братьями я называл иных... Слабея перед жизненным концом, Смотрю я с умилением на них. Спасибо вам, шагавшие со мной Там, где порою все вокруг мертво! Пусть сократили вы мой путь земной, Но дивно разукрасили его. 1997 Андрей Добрынин К побережным горам прижимается лес, Словно скрыться пытаясь от ветра ползком, И плывут безучастно эскадры небес В переполненном ветром пространстве морском. Металлический свет прорывается вкось И лудит кочевое качанье валов, И не счесть уже, сколько ко мне донеслось В беспорядке, как птицы, мятущихся слов. То, что шепчет, сшибаясь, резная листва, То, что глыбам толкует глубин божество,- Стоит слухом ловить только эти слова, Остальные слова недостойны того. 1997 Бродильный запах лезет в нос, У парапета спят собаки, Отбросы в хороводе ос Помпезно громоздятся в баке. Орет пронзительно дитя, Как будто перебрав спиртного, Фотограф, галькою хрустя, Дельфина тащит надувного. Стремясь дополнить свой обед, Пузаны покупают фрукты, И, неотвязный, словно бред, Свое долдонит репродуктор. Вся эта дрянь за слоем слой К нам липнет медленно, но верно, Но только взгляд очисти свой - И сразу опадает скверна. Взгляни с уединенных круч, Как строит неземная сила Треножник из лучей и туч, Чтоб в жертву принести светило. 1997 Андрей Добрынин Иногда до безумия можно устать Делать вид, будто жизнь интересна тебе. Перестань притворяться - и новая стать Тебя выделит враз в человечьей гурьбе. Ты поймешь, что всегда предстоит возрастать Твоему отчужденью, духовной алчбе, Ибо рядом с тобою немыслимо стать Ни единой душе, ни единой судьбе. Ты своим равнодушьем посмел оскорбить То, что братья твои обретают в борьбе И затем неизбежно теряют, скорбя; Рассуди, как же можно тебя полюбить, Не питать неприязни законной к тебе, Не лелеять мечту уничтожить тебя. 1997 Как флейты, голоса цикад Звучат в темнеющем просторе. Отстаивается закат, И гуща оседает в море. Легко колышется напев Флейт переливчатых древесных И тихо всходит звезд посев В полях тучнеющих небесных. Луна уже плывет в зенит, Заката хлопья отгорели, А флейта легкая звенит, Бессчетно повторяя трели. И неподвластно смене лет Ночного бриза колыханье И ввысь летящее из флейт Все то же легкое дыханье. И та, которая близка, Перекликается со всеми, Так беззаботна и легка, Поскольку презирает время. 1997 Андрей Добрынин Полнолуние. Шорохи ветра в ушах - Или живность на промысел вышла ночной, И хрустит по щебенке крадущийся шаг На обочине белой дороги лесной. Порождается в жабах, гадюках, мышах Роковое томление бледной луной; Стонет море, ворочаясь на голышах, Словно чувствуя зло студенистой спиной. Но оно из глубин неустанно несет Вспышки, словно сплетенные в танце цветы, Повинуясь призыву, что послан луной; И я чувствую, как напряженье растет В той земле, на которой столпились кресты, За кладбищенской белой от света стеной. Что-то хочет восстать и уже восстает Из камней, из корней, из сухой темноты, Чтобы в лунной ночи повстречаться со мной. 1997 Монотонно течение летнего дня, И душа наполняется смутной тоской. Дрожь от ветра, как будто по шкуре коня, Пробегает местами по ряби морской. Колыхнется под ветром сверчков трескотня, Словно некий звучащий покров колдовской, И опять - только кур в огороде возня И покоя лишающий полный покой. Как оно монотонно, течение лет, Уносящее этот глухой хуторок! Дни идут вереницей, ступая след в след, И приносят один неизменный итог: На житейских дорогах спокойствия нет, Так же как и поодаль от этих дорог. 1997 Андрей Добрынин Я поэтом большим называюсь недаром, Но с народом безумно, немыслимо прост. Выхожу я к нему и, дыша перегаром, Декламирую гимн, что возносит до звезд. Мне нельзя умолкать, потому что иначе С диким ревом народ низвергается в грязь. Потому засмеюсь я иль горько заплачу - Все я делаю вслух, никого не стыдясь. Посмотри, мой народ: вот я, пьяный и рваный, От стыда за меня тебе впору сгореть, Но не сводишь с меня ты свой взгляд оловянный, Ибо лишь на меня интересно смотреть. От народа мне нечего ждать воздаянья, Чтобы мог я на лаврах устало почить, Но не знал мой народ ни любви, ни страданья,- Только я его этому смог научить. Мне толкует мудрец:"Этот подвиг напрасен, Не оценят болваны подобных щедрот". "Хорошо, я устал и уйти я согласен, Но скажи: на кого я оставлю народ?" 1997 Вдохновение - мать всех нелепых стихов, Ведь оно позволяет их быстро катать; В воздаянье моих бесконечных грехов Я их должен порой с отвращеньем читать. Временами случается злобе достать До последних глубин, до глухих потрохов, И тогда я мечтаю свирепо восстать, Как Улисс на зловредных восстал женихов. Вдохновенные авторы, я за версту Отличу вас в любой человечьей толпе, Ненадежен расчет на мою доброту,- Я не добрый - напротив, чудовищно злой. Я спокойно лежу на моем канапе, Но в мечтах пробиваю вам глотки стрелой. 1997 Андрей Добрынин Ты напрасно любимой стеснялся сказать О телесной нужде неотступной своей, А всего-то пришлось бы мошну развязать И ей долларов дать,- а, возможно, рублей. Ей, конечно, захочется лишнего взять - Не давай по-мальчишески лишнего ей. Поторгуйся, старайся свое доказать, Ну а если не выйдет, то морду набей. Сколько стоит простая телесная связь? Уж, наверно, не столько, чтоб стать босяком, Обманула мерзавку твоя доброта. Эта дрянь облапошить тебя собралась, Почему-то считая тебя дураком, Ну так рявкни:"Проваливай!" - с пеной у рта. 1997 Из многочисленных глупых идей С женщиной дружба - из самых глупейших. Там, где любых принимали людей, Не пропуская ни конных, ни пеших,- Там запрещают тебе побывать, Ибо нуждаются в преданном друге, То есть в глупце, из кого выбивать Можно годами бесплатно услуги. Ты расшибайся в лепешку для них, Чтоб не лишиться их тягостной дружбы, Ну а потом недоумков таких Благодарят за несение службы. Ну а потом их знакомят с самцом, Всюду проникшим без всякой мороки. Все завершилось лоогичным концом, Так перечти эти горькие строки. В них, безусловно, поэзии нет - Я только правды ничем не нарушил: Это был попросту добрый совет, Коего некогда ты не послушал. 199766 Андрей Добрынин Когда приблизится старость, Матрос припомнит с тоской, Как трепетом полнит парус Упругий ветер морской. Когда приблизится старость, Стрелок припомнит в тоске, Как встарь ружье оатавалось Всегда послушно руке. Рыбак припомнит под старость, Не в силах сдержать тоски, Как рыба в лодке пласталась, Тяжелая, как клинки. Всегда побеждает старость, Поскольку смерть за нее, И долго ль держать осталось Штурвал, гарпун и ружье? Прошли все стороны света Стрелок, рыбак и матрос, Но им не дано ответаНа этот простой вопрос. Наполнен тоскою ветер, Вздыхают лес и вода, Не в силах найти ответа На главный вопрос:"Когда?" К ним тоже жестоко Время, Сильнейшее всяких сил - Нельзя им проститься с теми, Кто так их всегда любил. 1997 Андрей Добрынин Если дама отшибла и перед, и зад, Неожиданно ринувшись под самосвал, Разумеется, я окажусь виноват, Потому что на эту прогулку позвал. Если даме на голову рухнул кирпич И, шатаясь, она привалилась к стене, В этом я виноват, а не дворник Кузьмич, Потому что она направлялась ко мне. Если даме порой доведется простыть (А она чрезвычайно боится хвороб), То она меня долго не может простить, Потому что я, в сущности, тот же микроб. Если дама с джентльменом пошла в ресторан И обоим в итоге расквасили нос - Это я виноват, языкастый болван, Ресторана название я произнес. Если дама дверной своротила косяк, Словно клоп, насосавшись в гостях коньяка, Это я виноват - я устроил сквозняк, На котором ее зашатало слегка. Если дама озябла в разгаре зимы И раскисла в июле на солнце в Крыму, Не ищите виновных, людские умы - Я безропотно все обвиненья приму. И упорно твердит состраданье мое: "Как бедняжке с тобою мучительно жить! Так ступай и купи в магазине ружье, Чтобы всем ее мукам предел положить". 1997 Андрей Добрынин Весь окоем заняла стезя - По ней, неспешные, как волы, Уничтожаясь, вновь вознося Гребни над зыбью, текут валы. Им уклониться с пути нельзя, Пеной не хлынуть на волнолом - Валы текут и текут, сквозя Зеленым, синим, серым стеклом. Переплавляет солнечный след В сочные отблески зыбь волны И чередою пенных комет Катятся гребни на валуны. Чайка, подладив к ветру полет, Смотр производит сверху валам; Облака тень лениво ползет По облесенным дальним холмам. Ветер подхватывает напев, Прежний еще не успев допеть. В будничной жизни не преуспев, Здесь я сполна сумел преуспеть: Все разглядеть, и ветер вдохнуть, И безо всяких мыслей и слов Сердцем постигнуть великий Путь - Путь неуклонных морских валов. 1997 Андрей Добрынин Порой ослу нужна морковка, Чтоб он не пятился, а брел - Так для любви нужна зубровка, Будь даже ты в любви орел. Зазвавши дорогую гостью, Себе ты кажешься ослом - Как будто подавившись костью, Она застыла за столом. Она, надменно сдвинув бровки, Сидит в молчании сперва - Необходим стакан зубровки, Чтоб ей припомнились слова. И тут уже зевать не надо - Тут только успевай кивать И, не сводя с любимой взгляда, В стакан зубровки подливать. Неплохо спор затеять мнимый, Но вскоре мудро отступитьь И в знак согласия с любимой Еще зубровочки испить. Возможно с барышни одежды Без драки лишь тогда совлечь, Коль ей подать на брак надежды, При том сумев ее развлечь. Но достоверность лишь зубровка Пустым надеждам придает; Она закручивает ловко Любой глупейший анекдот, Она подарит старикану Наружность молодца в соку, Ум Ломоносова - болвану И стать - любому мозгляку. От уговоров и воззваний Позволит к делу приступить И сладострастных осязаний Язык живой употребить. Возможна лишь одна заминка - Не все годится для стола; Следи, чтоб непременно в Минске Зубровка сделана была. А если так - тогда не мешкай, Скорей любимую зови, Чтоб зубр могучий беловежский Смел все препоны для любви. 1997 Андрей Добрынин Я признан собственной страною, Что ни скажу - всегда я прав.. Я преупел - тому виною Мой жесткий, непреклонный нрав. Напрасно вы играли мною, Красотки коптевских дубрав - Я говорил с моей страною, Все обольщения поправ. Я только той не пренебрег бы, А возвеличил всех превыше, Чей взор почтением горит; Той, что подругу ткнет под ребра И злобно прошипит ей:"Тише, Он со страною говорит". 1997 Андрей Добрынин В моем уютном уголке Не нравится иным ослам - В нем пауки на потолке И уховертки по углам. Так внятно говорит со мной Моих апартаментов тишь: Паук звенит своей струной И плинтус прогрызает мышь. Я запретил людской толпе Входить в мой тихий особняк - Мне надо слышать, как в крупе Шуршит размеренно червяк. Я слышу, двери затворя От надоедливой толпы, О чем толкуют втихаря, Сойдясь в компанию, клопы. Чтоб тишь в квартире уберечь, Остановил я ход часов. Я тараканов слышу речь, Ловлю сигналы их усов. Мне хочется уйти во тьму, Не говорить и не дышать, Чтоб бытию в моем дому Ничем вовеки не мешать. 1997 Андрей Добрынин Мотылек отлетался, похоже - В паутине болтается он; К паутинной прислушавшись дрожи, Сам паук покидает притон. "Ну, здорово, здорово, залетный,- Обращается он к мотыльку. - Все вы ищете жизни вольготной, Все влетите в силки к пауку. Всем вам нравится чувство полета, Все вы ищете легких путей. Нет чтоб сесть и чуток поработать, Наплести и наставить сетей. Но любое занятье нечисто Для такой развеселой братвы, Потому и всегда ненавистны Насекомым трудящимся вы. Все равно ваш полет завершится Цепенящим паучьим крестом, Я же рад и за правду вступиться, И себя не обидеть при том. Вам бы только нажраться нектару И по бабочкам после пойти. Час настал справедливую кару За порочную жизнь понести. Не тверди про свяятое искусство - Эти глупости все говорят. Приведут вас, голубчиков, в чувство Лишь мои паутина и яд. Погоди, от порхателей праздных Очень скоро очистится Русь. Изведу летунов куртуазных И до бабочек их доберусь. Помолись на дорожку, залетный - Ты стоишь на таком рубеже, Где ни крылья, ни нрав беззаботный Ничему не помогут уже". 1997 Андрей Добрынин Я от жизни хочу и того, и сего, Ну а спятить мне хочется больше всего. Этот мир не удался творившим богам И никак не подходит здоровым мозгам. Чем томиться то гневом, то смутной тоской, Лучше, тупо качая кудлатой башкой, Изо рта приоткрытого слюни пускать И с великим восторгом весь мир созерцать. Чем терзаться мирским неразумьем и злом, Лучше собственный разум отправить на слом; Чем любить и страдать, безответно любя, Лучше впасть в кретинизм и ходить под себя. Впрочем, даже тупицы к той мысли пришли, Что душа тяжелее всех грузов земли, А к бездушию как к панацее от бед Не взывал уже ранее редкий поэт. Но не стоит смущаться - известно давно, Что затертой банальности только дано До сонливой души достучаться людской - Если стоит с душою возиться такой. 1997 Трудно ехать в вагоне с такими людьми, Что от вечной немытости мерзко смердят, Трудно ехать с храпящими, трудно с детьми, Трудно с теми, которые шумно едят. Трудно с теми, которые пьют и галдят, А потом как попало ложатся костьми. Так порою все нервы тебе натрудят, Что отделал бы всех без разбору плетьми. Но нельзя озлобление в сердце впускать - К сожалению, нам выбирать не дано, С кем разделим судьбой предначертанный путь. Постарайся смешное во всем отыскать - Все не то чтобы скверно, а просто смешно, Как и сам ты смешон, если трезво взглянуть. 1997 Андрей Добрынин Я увидел всех тех, что писали стихи За последнее время в Отчизне моей. Неземной трибунал разбирал их грехи, А какие грехи у певцов и детей? Но в тот день не везло вдохновенным творцам, Суд сурово смотрел на художников слов: "Воспевал старину, звал вернуться к отцам? Запоешь по-другому, вкусив шомполов". "Почему в словоблудье ударились вы, То в слащавый, а то в истерический тон? Что ж, идею державности из головы Самой русской нагайкой мы вышибем вон". Председатель-архангел сурово вещал, И решенье писец на скрижали занес: "Всем, кто судьбам еврейства стихи посвящал, Сотню розог - в ответ на еврейский вопрос". Да, несладким для авторов выдался день, Всем вгоняли умишка в филейный отдел: Кто оплакал судьбу небольших деревень, Загрязненье природы, крестьянский удел. За эротику тех было велено драть, Тех - за то, что пытались писать под Басе. Понял я: все как тему возможно избрать, Но вот зад уберечь позволяет не все. И коль дороги мне ягодицы мои, Без разбору клепать я не должен поэм, Помня суд неземной, став мудрее змеи, Осторожнее зверя при выборе тем. 1997 Андрей Добрынин Тополь - словно горянка в черном платке, Над ним одиноко стоит звезда; Одинокий фонарь горит вдалеке, И под ним асфальта блещет слюда. Оживленно нынче в небе ночном, Тень волоча по кровлям жилья, Облака пасутся, и серебром Подсвечены призрачно их края. Месяц гуляет среди отар, Горят и меркнут уклоны крыш. То видишь явственно тротуар, А то и бордюра не различишь. Все очертанья гор и дерев, Светил вращенье, облачный ход - Все составляет один напев, Общий безмолвный круговорот. И кажется - кружится кровь моя; Стоило бросить тепло и сон, Если в кружение ночи я Хоть на мгновенье был вовлечен. 1997 Андрей Добрынин Все радости в людской толпе Я ни во что не ставлю ныне, Избрав осознанно себе Уединенье и унынье. Все обольщенья темных сил Меня нисколько не дурманят, И враг, что всю страну растлил, Меня уж верно не обманет. На телевидении враг Свой шабаш мерзостный справляет И всем, кто сызмальства дурак, Кривляньем гнусным потрафляет. Пусть рукоплещет главарю Ватага младших командиров, Но я в унынии смотрю На сокрушение кумиров. Все те, кто партию любил, В останкинских исчезли недрах. Я точно знаю: их убил И расчленил проклятый недруг. Все те, кто защищал народ От нестерпимых страхов мира, Увлечены в подсобный грот, Где стали жертвою вампира. Все добрые ушли во мрак, Все пали жертвой людоедства, И взялся ненасытный враг Вплотную за семью и детство. Зарезал Хрюшу и сожрал И подбирается к Степашке... Он все "Останкино" засрал, Везде смердят его какашки. Смердит экранный карнавал, Зловонно всякое веселье. Покуда властвует Ваал, Я замыкаюсь в тесной келье. Пугает мертвенностью смех, Ужимки пляшущих нелепы. Весельчаки мертвее тех, Кто лег давно в гробы и склепы. Пусть пляшут, ибо их томит К деньгам зловонным тяготенье, А я избрал мой чистый скит, Унынье и уединенье. 1997 Андрей Добрынин Хвою полируя, ветер свищет - Из-за гор примчавшийся норд-ост, Но железных сосен ккорневища Беспощадно вклещились в откос. Я пьянею - сиплый рев прибоя, Шум вскипающий листвы и трав, Сиплый перезвон шершавой хвои В слух единый немощный вобрав. От порывов и скачков бесплодных, Овладевших берегом лесным; От несчетных колебаний водных, Связанных течением одним; От небес, в неведомую гавань Флот несметный вздумавших пустить, Взгляд бессильно падает на камень, Всех движений не сумев вместить. Кажется - усвоишь все движенья, В них врастешь, как дальний плавный мыс, И откроется для постиженья Действа развернувшегося смысл. Но неисчислимо многоуста, Многолика сцена эта вся, И бессильно отступают чувства, Только смуту в душу принося. Грозно развивается интрига, Молнии просверкивает бич. Можно все лишь на обрывок мига, Краем разумения постичь. Множества сошлись в одной работе, Многосложный замысел верша, Но в единственном мгновенном взлете, Может быть, поймает суть душа. 1997 Андрей Добрынин Не входи в положенье великих людей, Ибо их положенье плачевно всегда. В каждом гении тайно живет прохиндей И мечтает разжиться деньгой без труда. Их послушать, так нету их в мире бедней, И вот-вот их в могилу загонит нужда, Но они же кутят в окруженьи блядей И швыряют купюры туда и сюда. Так забудь же о пухлом своем кошельке, Пусть великий творец разорился вконец И теперь голосит, как библейский еврей; Просто денежки он просадил в кабаке Или вздумал кого-то обжулить подлец, Но другой негодяй оказался хитрей. 1997 Чтоб выжить, надо много есть, При этом правильно питаясь. Не вздумай, как иной китаец, Всем блюдам кашу предпочесть. Китаец, впрочем, не балбес: Едва юанем разживется, Как вмиг на торжище несется, Стремясь купить деликатес. И покупает там сверчков, Ежей, лягушек, тараканов, Помет манчжурских павианов, Змею в очках и без очков. Не дайте вкусу закоснеть, Как мудрый действуйте китаец: На все живущее кидаясь, Он все преображает в снедь. Пускай торчат из-под усов Иного мудрого гурмана Усы сверчка иль таракана И оттого тошнит глупцов,- Должны мы помнить об одном - Всего превыше ощущенье, А что пошло на угощенье - В то не вникает гастроном. Кун фу, китайский мордобой, Даосов - я в стихах не славлю, Но повара-китайца ставлю Едва ль не наравне с собой. 1997 Андрей Добрынин При обсуждении проекта В компании "Крыжопольгаз" Автоматический директор, Новейший робот принял нас. Он был весьма любезен с нами, Но я едва владел собой - Должно быть, у него в программе Произошел какой-то сбой. Занятным угощенье было - В тот день я поседел, как лунь: Взамен мороженого - мыло, Взамен шампанского - шампунь. Из чашечек сапожный деготь С улыбкой приходилось пить, Чтоб как-то робота растрогать И отношения закрепить. Как можно было отказаться? Уж слишком важен был момент. На нашем месте оказаться Был рад бы подлый конкурент. Мы пили скипидар с лимоном, Похваливая скипидар, Поскольку многомиллионным От сделки виделся навар. Мы славно глотку промочили - Аж до сих пор нутро печет, Но сделку все же заключили, И деньги мне пришли на счет. Непросто выжить бизнесмену, Чтоб не настигла нищета. Вот я сейчас рыгнул - и пена Вдруг повалила изо рта. 1997 Андрей Добрынин Пусть размеренно-ласково пена Застилает морской бережок: Знай, что прячется в море скорпена - Это рыба такая, дружок. Вся в шипах, в безобразных наростах, В пятнах мерзостных цвета говна. Увидать ее в море непросто, Ибо прячется ловко она. Подплывает скорпена украдкой, Чтоб купальщик ее не зашиб, А подплыв, в оголенную пятку С наслаждением вгонит свой шип. И надрывные слушает вопли Из укрытья скорпена потом. Очень многие просто утопли, Познакомившись с жутким шипом. Не спасут тебя водные лыжи, Не помогут гарпун и весло. Если кто, изувеченный, выжил, То такому, считай, повезло. Ненасытная водная бездна Потеряла свой счет мертвецам. Все бессмысленно и бесполезно - Понимаешь ты это, пацан?! Понимаешь ты это, гаденыш, На морскую глядящий волну?! Если ты наконец-то утонешь, Я с большим облегченьем вздохну. Там, где камни купаются в пене, Буду пить я хмельное питье, Размышляя о грозной скорпене, О могуществе дивном ее. 1997 Андрей Добрынин Надо знать разговорам цену, надо рот держать на замке, От несчетных слов постепенно затемняется все в башке. Забывается, что измена часто скрыта речью пустой, Что слова - это только пена над холодной черной водой. На язык ты сделался скорым, но слова - не лучший улов; Ты забыл язык, на котором разговаривают без слов. Слепо верил ты разговорам, а они - советчик худой И подобны пенным узорам над холодной черной водой. Так желанье любви подкатит, что потоком слова пойдут, Только страшно, что слов не хватит и всего сказать не дадут. Но все глохнет, как будто в вате, не родится отзвук никак, И дыханье вдруг перехватит беспощадный холодный мрак. В разговорах хоть годы мешкай, но паденье случится вдруг, И ни в чем не найдешь поддержки - все шарахнется из-под рук. Все сольется в безумной спешке, изменяя наперебой, Только отблеск чьей-то усмешки ты во мрак унесешь с собой. 1997 Я написать могу сонет, Какой душе моей угодно, В его границах мне свободно - Где для других простора нет. Свобода причиняет вред, Мы это видим превосходно, Когда поэт впадает в бред, Избрав верлибр, как нынче модно. Бунтарство хамов и тупиц Узора рифмы не сотрет, И ритма прелесть сохранится. Не в сокрушении границ Поэт свободу обретет, А подчинив себе границы. 1997 Андрей Добрынин Прорвались фекальные стоки, Земля поспешила осесть, Но все избегают мороки И медлят ограду возвесть. Отходы дымятся упрямо, Трагедией страшной грозя, И, значит, в забытую яму Не рухнуть мне просто нельзя. Пусть хриплые вопли разбудят Район, погруженный во тьму. Фекальщиков вскоре осудят И скопом отправят в тюрьму. Немало сироток осталось, Но скорби на всех не найти: Подобное часто случалось Со мной на житейском пути. В разлитую кем-то солярку Мечтательно я забредал, И тут же, конечно, цыгарку Мне под ноги кто-то кидал. На станции дерзко совался Я в люки цистерн с кислотой; Затем от меня оставался На дне только зуб золотой. Затем бензовоза водитель В наручниках ехал в тюрьму, А там станционный смотритель Бросался в объятья к нему. Всем миром мерзавцы охоту Ведут на меня одного. Коль провод под током размотан, То я ухвачусь за него. Метиловой водки торговля Продаст, разумеется, мне; И льдиною, сброшенной с кровли, Меня пришибет по весне. Случайный бульдозер задавит Меня у степного холма, А что тракториста исправит? Естественно, только тюрьма. Андрей Добрынин В тюрьму попадут непременно И кровельщик, и продавец; Увидят тюремные стены Монтера кошмарный конец. И сколько веревке не виться - К концу приближаемся мы. Сутулых фигур вереницы Вливаются в стены тюрьмы. И на на своем возвышенье Киваю, негромко бубня: "За вас и число, и уменье, Бессмертье и рок - за меня". 1997 Андрей Добрынин Случайных встреч на свете нет, И вот друг друга мы нашли. Перемещения планет К одной помойке нас вели. Качаясь, ты к помойке шла, Открыв в улыбке шесть зубов, И враз мне сердце обожгла Непобедимая любовь. Душою я взлетел до звезд И машинально закурил, И чуть протухший бычий хвост Тебе я робко подарил. Тебя умчать я обещал В цветущий город Душанбе, И циклодолом угощал, И звал в котельную к себе. Соединила нас любовь В котельной, в сломанном котле, Но мы отныне будем вновь Скитаться порознь по земле. Я скинул ватник и порты, А майка расползлась сама, И тут захохотала ты, Как будто вдруг сошла с ума. Что ж, хохочи и не щади Моих возвышенных идей, Увидев на моей груди Четыре профиля вождей. Исполнил я свой долг мужской, Но этого не будет впредь, Не в силах к женщине такой Я страстью подлинной гореть. Мы в парк весенний не пойдем С тобой бутылки собирать; Нам никогда не быть вдвоем, Раз на вождей тебе насрать. Другую буду похмелять Одеколоном я с утра, Ведь мне нужна не просто блядь, А друг, соратник и сестра. Андрей Добрынин Личная жизнь - это страшная жизнь, В ней доминирует блуда мотив. Все достоянье на женщин спустив, Впору уже и стреляться, кажись. Но у обрыва на миг задержись И оглянись: все обиды забыв, Скорбно глядит на тебя коллектив, Лишь на него ты в беде положись. Дамы, постели, мужья, кабаки Душу твою изваляют в грязи, Кровь твою выпьют, подобно клопам. Так разорви этой жизни силки, В храм коллектива с рыданьем вползи И припади к его тяжким стопам. 1997 Андрей Добрынин Я по жизни стихописец, Я всю жизнь почти прожил, Только злобный живописец Хрен на это положил. Живописец, стихописец - Оба мы любимцы муз, Но свирепый живописец Отрицает наш союз. "Кто ты есть?- он вопрошает. - Как ты смеешь мне дерзить? Мне никто не помешает Тлей тебя изобразить". Возражаю я:"Опомнись, Наши русские поля, Нашу русскую духовность Воспевать не может тля. Объясни ты мне как другу: Чем же я тебе держу? Тем, что я твою супругу В шутку за бок подержу? Оттого глядишь ты жутко На родное существо? Это дружеская шутка, И не более того". Он в ответ:"От этой шутки Враз живот начнет расти. Много ль надо проститутке - Лишь портками потрясти". Мне за даму заступиться Не дает мазилка злой - Из квартиры живописца Вылетаю я стрелой. Во дворе в ночную бездну С тихим вздохом я взгляну. Слышно, как в квартире бездарь Смертным боем бьет жену. Все застыло в Божьем мире, Между звезд луна плывет, Лишь маляр в своей квартире Шум нелепый создает. Андрей Добрынин Я шепчу:"Уймись, мазепа! Страшен в гневе ты своем, Но подумай, как нелепо Оживлять любовь битьем. Сразу станешь ты спокоен, Осознав башкой пустой, Кто из нас и впрямь достоин Этой женщины святой". 1997 Андрей Добрынин Хорошо отдыхать, удалившись от дел, Со стаканом бурбона, с сигарой в зубах, Наблюдать, как герой всех врагов одолел, Слушать сладкие звуки "Бу-бух!" и "Ба-бах!" Негодяям несладко живется в кино - Истребляют водой их, огнем и свинцом. Их суда неизбежно пускают на дно - Выполняется это подводным пловцом. За рулем не успевший обсохнуть герой По горам за верстой покрывает версту. Издают негодяи страдальческий вой И, не выдержав гонки, летят в пустоту. На героя свирепо направит стволы В низкопробном притоне подонков толпа, Но повалит герой всех врагов под столы, Прострелив шишковатые их черепа. Ну а если мерзавцы полягут не все, Если теплится в ком-то преступная жизнь, То увидим героя мы в полной красе, Понесется махаловка - только держись! С мерзким ревом, с отчаяньем в глазках свиных На героя бросаются скопом враги. Под ударами екает в брюхе у них И трясутся, как студень, тупые мозги. Тот в паденье бутылки сметет со стола, Пролетит, растопырясь, за стойку другой. Водопадами на пол текут зеркала, Из разбитых бутылок - спиртное рекой. Негодяи бегут, заметая свой след, И красотка героем уже спасена, Но в глазах у нее благодарности нет, Свысока на спасителя смотрит она. Едких шуток у ней наготове запас, Может взвиться она ни с того ни с сего. Да, красиво герой эту девушку спас, Ну а если задуматься - ради чего? Для того, чтоб работать, подобно ослу, В благодарность же слушать попреки и брань? Может, было бы лучше ей сесть на иглу И в притоне обслуживать разную пьянь? Андрей Добрынин А теперь вот она, истерично крича, Выставляет нелепым любой его шаг. Он бы должен ей дать оплеуху сплеча - И вторую, чтоб звон уравнялся в ушах. Говорит он с ней голосом сиплым, чужим И готов на нее всю мошну растрясти, А ему бы поймать ее шею в зажим - Чтоб она, посинев, прохрипела:"Прости..." Он бы должен ей врезать внезапно в поддых, А согнется - по шее добавить замком, Ведь полезно порою девиц молодых Заставлять перед старшим елозить ползком. Почему бы ему не припомнить кун фу И пинком не покончить с ее болтовней, Чтоб она перебила посуду в шкафу, При падении шкаф протаранив спиной? Что ни сделает он, все не так и не то, Превращен в недотепу великий боец. Ну а рейнджерский нож, а нунчаки на что? А бейсбольная бита зачем, наконец? В его доме весь день несмолкаемый гам, Он из брани подруги усвоил навек, Что он попросту жалкий тупица и хам И коварно заел ее девичий век. Для чего-то по выставкам ходят они, И неведомо, где этой пытке предел. Если б мог он напиться, как в прошлые дни, То не хуже б картину намазать сумел. За любимой в концерт он плетется порой, С отвращением слушает там симфоняк... Мы-то думали, он - настоящий герой, На поверку же вышло, что просто слизняк. 1997 Андрей Добрынин Противная американка По имени Олбрайт Мадлен С упорством тяжелого танка Пытается "взять меня в плен". Но формула смутная эта Не может того затемнить, Что хочет старуха поэта К сожительству нагло склонить. Багрянцем пылает помада На лике совином ее. Противлюсь я робко:"Не надо, Не трогайте тело мое. Вы все таки где-то неправы, Ведь вам уж немало годков. Хоть многим старушки по нраву, Но верьте, что я не таков. Вы дама культурная все же, Зачем вы скатились на мат? Какой вы пример молодежи, Какой вы к чертям дипломат? И разве для вас оправданье, Что все происходит во сне? Оставьте свои приставанья И в брюки не лезьте ко мне. И дергать за ядра не надо, Они - деликатная вещь..." Но дряхлая эта менада Вцепилась в меня, словно клещ. И на ухо мне прошипела: "Умолкни, славянская вошь! Свое худосочное тело Америке ты отдаешь. И ежели ты не заткнешься, Тебя в порошок я сотру, За мною ведь авианосцы, Все НАТО и все ЦРУ. За мной - неулыбчивый Клинтон И пушки, несущие смерть, Но если полижешь мне клитор, То доллары будешь иметь". Андрей Добрынин Чапаев - и тот, несомненно, Струхнул бы на месте моем, И мы до тахты постепенно Допятились с нею вдвоем. Упал я в смятении духа В звенящие волны пружин, И вмиг завладела старуха Сокровищем честных мужчин. Свершилось - и взвыла старуха, И пол заходил ходуном, И гром, нестерпимый для слуха, Змеей полыхнул за окном. Поганками ввысь небоскребы Поперли из почвы родной, И образы, полные злобы, Нахлынули мутной волной. И Рэмбо, и дон Корлеоне, И Бэтмен, и прочая мразь... И в темном ночном небосклоне Реклама глумливо зажглась. И сызнова дом покачнулся - То пукнул Кинг-Конг во дворе. В холодном поту я очнулся На мутной осенней заре. Старуха куда-то пропала, Один я лежу в тишине, Но скомканы все покрывала И пляшет реклама в окне. Заморские автомобили Под окнами мерзко смердят, Вдоль стен под покровами пыли Заморские вещи стоят. Мой столик уставлен закуской, Пустые бутылки на нем И запах какой-то нерусский Витает в жилище моем. Моя несомненна греховность, И горько кривится мой рот: Вот так растлевают духовность, Вот так подчиняют народ. Андрей Добрынин Поддался угрозам старухи, К шальной потянулся деньге, Хотя и одной оплеухи Хватило бы старой карге. Посулами старой ехидны, Признайся, ты был потрясен. Как стыдно, о Боже, как стыдно, Пускай это был только сон. Вздыхаю и мучаюсь тяжко, Горя на духовном костре, Но в тысячу баксов бумажку Вдруг вижу на пыльном ковре. И в новом смятении духа Я думаю, шумно дыша: "Старуха? Конечно, старуха, Но как же в любви хороша!" 1997 Андрей Добрынин По кузне отсветы бродят, Металл уже раскален, И снова пляску заводят, Сцепившись, тени и звон. Кузнец осунулся что-то И болью кривится рот, Но алый отсвет работа На щеки его кладет. Ей нет никакого дела, Какой он болью пронзен, Она опять завертела По кузне тени и звон. Ей нравится в пляске виться, Взметая тени плащом. Она сама веселится, И здесь кузнец ни при чем. Вовсю ликует работа, Ей любо металл мягчить, И в звоне безумья ноту Не всем дано различить. Шипит металл возмущенный, Кладя работе конец. В дверной проем освещенный, Шатаясь, выйдет кузнец. И видят из ночи влажной Несчетные сонмы глаз В дверях силуэт бумажный, Готовый рухнуть подчас. 1997 Андрей Добрынин Кошка вяло бредет по паркету, От угла до другого угла. Хорошо б к ней приладить ракету, Чтоб медлительность эта прошла. Чтоб с ужасным шипеньем запала Слился кошки предстартовый вой, Чтобы кошка в пространстве пропала, Протаранив стекло головой. Заметаются дыма зигзаги Из сопла под кошачьим хвостом. Реактивной послушная тяге, Кошка скроется в небе пустом. Станет легче на сердце отныне, Буду знать я наверное впредь: Мы увязли в житейской рутине, А она продолжает лететь. Прижимая опасливо уши И зажмурившись, мчится она. Сквозь прищур малахитовость суши Или моря сапфирность видна. От суетности собственной стонет, Как всегда, человеческииий род, Ну а кошка вдруг время обгонит И в грядущем помчится вперед. Обгоняя весь род человечий, Что в дороге постыдно ослаб, В коммунизме без травм и увечий Приземлиться та кошка могла б. 1997 Андрей Добрынин Важна не девственность, а действенность - Я о девицах говорю. Коль девушка активно действует, То я любовью к ней горю. Когда ж она не хочет действовать И неподвижна, словно труп, Тогда томлюсь я подозрением И становлюсь угрюм и груб. Словам давно уже не верю я, Особенно в делах любви. Любовь лишь делом доказуема, Себя ты в деле прояви. Вершатся все дела успешнее С задором, пылом, огоньком, Любовь же - с гиканьем и воплями, Чтоб сотрясалось все кругом. Чтоб вазы с шифоньера падали И разбивались о паркет, Чтоб у тахты в утробе екало И звал милицию сосед. А коль девица не подвижнее Мешка с несвежей требухой, То, стало быть, в ней зреет ненависть И тайный умысел плохой. Коль девушка едва шевелится, То, значит, замышляет зло. Нам подсыпают эти скромницы В еду толченое стекло. И, чтоб не угодить на кладбище,- Ведь ты еще совсем не стар,- Приблизься сзади к ней на цыпочках И первым нанеси удар. Она качнется и повалится, А ты скажи ей сухо:"Что ж, Ты ловко это все затеяла, Однако нас не проведешь". 1997 Андрей Добрынин Где Везер угрюмый струится, Где катится сумрачный Рейн, В подвалах сутулые немцы Брезгливо глотают рейнвейн. Питье им давно надоело, Но рано ложиться в постель, И вот они пьют через силу, А после плетутся в бордель. У немцев усатые турки Похитили радость труда, А немцам остались бордели, Постылый рейнвейн и еда. Тевтоны серьезны в борделе, Как будто бы службу несут, А после в ночной виноградник Они облегчиться идут. Глядят они в звездное небо Под шум одинокой струи, А в небе, кружася, мерцают Созвездий несчетных рои. Раскатисто пукают немцы, В штаны убирают елду И видят на темном востоке Знакомую с детства звезду. К звезде обращаются немцы: "О льющая ласковый свет! Далекому русскому другу Неси наш печальный привет. Дома у нас есть и машины, Детишки у всех и жена, Однако же главного стержня Давно наша жизнь лишена. О горестной участи нашей Ты другу поведай, звезда. Германия - скверное место, Не стоит стремиться сюда". 1997 Андрей Добрынин Кому приятно слышать "нет"? Мы с каждым разом ближе к смерти. Ликуют в преисподней черти, Внушившие такой ответ. Нас женское жестокосердье Лишает наших лучших лет. "Нет" проникает, как стилет, В пульсирующее предсердье. О дамы, сокращая век Несчастному, что жаждет ласки, Побойтесь грозного суда: На берегах загробных рек Все зло подвергнется огласке, Вам все припомнится тогда. Распорядительницы нег, Прислушайтесь к моей подсказке, Загладьте грех, ответив:"Да". 1997 Андрей Добрынин Мое бессовестное пьянство Душа терпеть не захотела И с гневом унеслась в пространство, Подвыпившее бросив тело. Но тело даже не моргнуло Остекленевшим красным глазом - Оно лишь сдавленно икнуло, Стакан ликера хлопнув разом. Хоть сам-то я забыл об этом - Со слов друзей мне стало ясно, Что без души по всем приметам Я чувствовал себя прекрасно. Толпа девиц вокруг плясала, А тело любит это дело. Кряхтя, с дивана грузно встало Душ