стово серая пляшет вода. Бегут дуновенья от края небес - Шагами расплесканы кроны древес; Бегут, зарываются наискось в пруд - И в страхе, как суслики, волны встают. Над парком покровы тучнеющих туч Рассек оловянный безжизненный луч - В открывшихся безднах, клубясь на ходу, Гряда облаков настигает гряду. Беззвучны ристания облачных сил В тех далях, которые ум не вместил,- Беззвучны и мне изначально чужды, Ведь я только холмик у серой воды. Кто в небе гряду громоздит на гряду - Тот вряд ли во мне испытает нужду. Угрюмые светы он льет с вышины, Такие, как я, ему вряд ли нужны. Лишь серый - лишь свет отторженья вокруг, И в небе провал закрывается вдруг, Останутся всплески и ветра рывки Да цвет отторженья и тусклой тоски. 1998 Андрей Добрынин Я вижу, как ползут по лицам спящих В зловещей тьме мохнатые комки. Глупец в Кремле открыл волшебный ящик, И вырвались на волю пауки. Брусчатка сплошь в разливе их мохнатом, В мохнатых гроздьях - грозные зубцы,И нечисть расползается - Арбатом, По Знаменке и в прочие концы. Они уже шуршат в моем жилище, Они звенят, толкаясь в хрустале, И вместо пищи жирный паучище Застыл, присев, на кухонном столе. Распространяясь медленно, но верно, Хотят одно повсюду совершить: Не истребить, а лишь пометить скверной, Не уничтожить, а опустошить. И оскверненная моя квартира Хоть с виду та же, но уже пуста, И во всех формах, всех объемах мира - Шуршащая, сухая пустота. Пролезет нечисть в дырочку любую, Сумеет втиснуться в любую щель, Чтоб высосать из мира суть живую, Оставив только мертвую скудель. Напоминают пауков рояли, Прически, зонтики и кисти рук, И в волосах на месте гениталий Мне видится вцепившийся паук. Со шлепанцем в руке на всякий случай Лежу во тьме, стремясь забыться сном, И чую волны алчности паучьей, Катящиеся в воздухе ночном. 1998 Андрей Добрынин Немало пьющих и курящих И потреблявших марафет Уже сыграть успели в ящик, И больше их на свете нет. Немало слишком работящих, На службу мчавшихся чуть свет Сыграли в тот же страшный ящик, И больше их на свете нет. Для правильных и для пропащих - Один закон, один завет: Все как один сыграют в ящик, И никому пощады нет. И новые теснятся сотни На предмогильном рубеже... На свете стало повольготней И легче дышится уже. Немало лишнего народу На белом свете развелось, Но дух перевела природа И на людей смягчила злость. Теперь готовится затишье, Но помни правило одно: Коль ты на этом свете лишний - Сыграешь в ящик все равно. Все люди в этом смысле - братство, Поэтому не мелочись, Раздай пьянчугам все богатство И нравственностью не кичись. Ты, благонравия образчик, Пьянчуг не смеешь презирать: Нас всех уравнивает ящик, В который мы должны сыграть. 19985 Андрей Добрынин Никчемными мне кажутся слова, Когда, прошита блещущею нитью, Невыразимо легкая листва Готова к беспечальному отплытью. И вязь листвы стройнее вязи строк, И лепку крон не пролепить поэтам, И беспечальной смерти холодок Вдруг прозмеится в воздухе прогретом. Не передать сиянья рыжий мех И как луны истаивает льдинка. Листва у ног - как сброшенный доспех В конце проигранного поединка. Чтоб шевеленье в лиственной резьбе Невнятностью не принесло страданья, Всего-то нужно превозмочь в себе Позыв к вмешательству и обладанью. Быть просто гостем в парке золотом,- Под шепот, растекающийся нежно, Почувствовать отраду даже в том, Что наше пораженье неизбежно. Под общий шорох не спеша курить, Рассеивая в волоконцах дыма Желанье то постичь и повторить, Что непостижно и неповторимо. 1998 Андрей Добрынин Да, маньерист устроен хитро: Я вечно вял, угрюм и хмур, Но лишь пока мужского скиптра Не тронет скипетром Амур. Тогда подобие улыбки Возникнет на моем лице И зазмеятся звуки скрипки В крепчайшем черепном яйце. И страшным скользким эмбрионом В яйце закопошится Грех, И скиптр, на зависть фараонам, Растет для чувственных утех. Спят те, кто властвовал на Ниле, Зашиты в просмоленный холст. Пускай длинны их скиптры были, Но мой - чувствителен и толст. Все повторилось этой ночью - Одно не шло из головы: Смежив египетские очи, В соседней зале спите вы. Как мощный властелин Египта, Я зашагал во мраке к вам, И тяжкий набалдашник скиптра Качался в такт моим шагам. Хоть я и выпил больше литра, Но это мелочь для меня, И мнилось: набалдашник скиптра Горит в ночи, как головня. Но где полки твои, Египет, Где колесниц несчетных мощь?.. Как муха, вами был я выпит, Стал неподвижен, сух и тощ. Увы, всегда за проблеск счастья Нас ждет расплата впереди. Как мумия, сложил я пясти На впалой высохшей груди. Тысячелетья пролетели, А я все ненависть коплю И душный саркофаг постели С убийцей собственным делю. Я должен, словно в пирамиде, Лежать средь этих простыней, Убийцу люто ненавидя И раз в сто лет глумясь над ней. 1998 Андрей Добрынин Взгляни, читатель, на меня: Меня ты больше не увидишь. Ты прав: поэзия - фигня, Не зря ее ты ненавидишь. Темна поэтов трескотня, За ней ты ничего не видишь. Они придумали свой идиш, Язык нормальный не ценя. Реальных ценностей держись, Ведь есть же будничная жизнь, Еда, квартира, дача, вещи. А я, чтоб не терзать твой взгляд, Исчезну, испуская смрад И в тучах хохоча зловеще. 1998 Из мемуаров Казановы Тьму знаний можно почерпнуть О том, как женщины бедовы, Как рады спать хоть с кем-нибудь. Девицы, жены или вдовы - Ко всем один надежный путь: Сопя, не проронив ни слова, Хватать немедленно за грудь. Полученная оплеуха Пусть не надломит силы духа - Любой самец их получал. Забудь ее - и в битву снова, Так забывал их Казанова И в мемуары не включал. 1998 Андрей Добрынин Девушка, к ВДНХ ты приближаешься мрачно - Ты презираешь мужчин, хоть и внушаешь им страсть. Тупо глядишь на фонтан имени Дружбы народов: Знай - золоченая медь дремлет в штанах у меня. x x x Девушка, тупость моя в Риме вошла в поговорку, Да и Москва, Третий Рим, ведает тупость мою. Умников много в Кремле и Государственной Думе, Но золоченая медь дремлет в штанах у меня. x x x Девушка, стяг ты несешь на демонстрации шумной,- Думаю, что от меня вечером ты понесешь. Те, что с тобою идут, только горланить горазды, Но золоченая медь дремлет в штанах у меня. Андрей Добрынин Без лишних слов я тебя прощу, Без лишних слов живу и дышу И странно тебе, что я молчу И ни о чем тебя не прошу. Тебя упрекать я ни в чем не буду, Ведь ты же мне ничего не должна, А если станет совсем мне худо, Пойду в ресторан, где ты не одна. И если даже мой взгляд угрюмый В густой толпе ты заметишь вдруг - Пляши и пой, ни о чем не думай, Ведь думать вредно, мой бедный друг. Вспышки ламп и музыки гром Бьются, как пульс, у меня в мозгу. В баре мне наливают ром, И ром смывает мою тоску. Умных людей не пугают утраты, И я смеюсь, ничуть не скорбя; Пускай из жизни моей ушла ты - Придет другая вместо тебя. И если даже мой взгляд угрюмый в густой толпе ты заметишь вдруг - Пляши и пой, ни о чем не думай, Ведь думать вредно, мой бедный друг. Взглядом тебя я ищу в толпе, Но сожаленья во взгляде нет. Это последний привет тебе Из пролетевших прекрасных лет. Умных людей не пугают утраты, И я смеюсь, ничуть не скорбя; Пускай из жизни моей ушла ты - Придет другая вместо тебя. И если даже мой взгляд угрюмый В густой толпе ты заметишь вдруг - Пляши и пой, ни о чем не думай, Ведь думать вредно, мой бедный друг. Андрей Добрынин Ты все говоришь, говоришь, говоришь - Откуда берутся слова? Ты скоро вконец меня уморишь, Опять заболит голова. Не надо твердить о любви и душе, Не надо пытаться обнять. Все то, что ты ранее слышал уже, Сегодня попробуй понять. Не говори, не надо, Побереги слова, С любовью нету сладу, Она всегда права. Не надо рыться в хламе, Обиды ворошить, Ведь ничего словами В любви нельзя решить. В два счета себе ты другую найдешь, Не будь же таким дураком. Ведь ты и умен, и собою хорош, И мастер молоть языком. Услышав такую красивую речь, Нельзя устоять никому. А здесь тебе надо слова поберечь, Слова здесь уже ни к чему. Пусть я тебя не стою, Пусть я такая дрянь - Утешишься с другою, А от меня отстань. Когда пройдет досада, Поймешь, что я права. Не говори, не надо, Побереги слова. Не говори ни слова, Побереги слова, Ведь я люблю другого И потому права. Андрей Добрынин Тупость в любви не вредна - слухи подобные вздорны, Умники любят пускать их про нормальных людей. Умников зависть гнетет - боги их силы лишили, Но золоченая медь дремлет в штанах у меня. x x x Дом соблюдать и детей, много и честно трудиться - Девушка, долг твой таков в будущем лоне семьи. Долг же мужчины иной - чистить, лелеять и холить Ту золоченую медь, коей набрякли штаны. x x x Девушка, к лону семьи ты ведь пока не припала - Стало быть, строгость матрон ты проявлять не должна. Ты мне должна пособлять чистить, лелеять, и холить Ту золоченую медь, коей набрякли штаны. x x x С голоду я не помру - и не мечтайте об этом, Пусть клептоманы в Кремле все у меня украдут. Девушки, я и сейчас мало и скверно питаюсь, Но золоченая медь дремлет в штанах у меня. x x x Мрачных мужчин ублажать, жизнь их нелегкую скрасить - Вот он, девический долг, вот она, воля небес. Девушка, долг исполнять следует без рассуждений, Ведь золоченая медь скоро проснется уже. 1998 Андрей Добрынин Я спал в своей простой обители И вдруг увидел страшный сон - Как будто входят три грабителя: Немцов, Чубайс и Уринсон. Едва завидев эту троицу, Упала ниц входная дверь, И вот они в пожитках роются, В вещах копаются теперь. Немцов с натугой мебель двигает, Чубайс в сортире вскрыл бачок И Уринсон повсюду шмыгает Сноровисто, как паучок. Чубайс шипит:"Как надоели мне Все эти нищие козлы" - И, не найдя рыжья и зелени, Мои трусы сует в узлы. Дружки метут квартиру тщательно, Точнее, просто догола: Со стен свинтили выключатели, Забрали скрепки со стола. Все подбирают окаянные, И мелочей в их деле нет: Чубайс, к примеру, с двери в ванную Содрал обычный шпингалет. Добро увязывает троица, А я лишь подавляю стон И размышляю:"Все устроится, Окажется, что это сон". С меня и одеяло сдернули, Как будто помер я уже Но только съежился покорно я В своем убогом неглиже. С ритмичностью жучка-точильщика Я бормотал:"Все это сон" - Когда безликие носильщики Всю мебель понесли в фургон. С ночными вредными туманами Рассеются дурные сны, Ведь быть не могут клептоманами Руководители страны. Андрей Добрынин Они ведь вон какие гладкие, Они и в рыло могут дать - Уж лучше притаюсь в кроватке я, Чтоб сон кошмарный переждать. Но утро выдалось не золото, Хошь волком вой, а хошь скули. Проснулся я, дрожа от холода, Ведь одеяло унесли. Хоть это сознавать не хочется - Ничто не стало на места. Квартира выграблена дочиста И страшно, мертвенно пуста. И на обоях тени мебели Высвечивает чахлый день, И, осознав реальность небыли, Я тоже шаток, словно тень. Ступают робко по паркетинам Мои корявые ступни. Увы, не снятся парни эти нам, Вполне вещественны они. Вздыхаю я, а делать нечего - Не зря я бедного бедней, Поскольку думал опрометчиво, Что утро ночи мудреней. 1998 Андрей Добрынин Прекрасен темный кипарис На фоне жгучей синевы; Прекрасно с кручи глянуть вниз, Где волны прядают, как львы. Прекрасен дымный океан, Прочерчен ходом корабля, Но мне милей земля славян, Моя угрюмая земля. Славяне прячутся в лесах, Ведь нелюдимость - их черта, Угрюмый вызов в их глазах, А чаще - просто пустота. Они выходят из лесов, Когда кончается еда, И подломить любой засов Не составляет им труда. Над их лесами хмарь плывет С утра до вечера все дни, И по краям глухих болот Торчат славяне, словно пни. Но к морю ласковому лезть Нет смысла для таких мужчин: На пляже к девушке подсесть Не может мрачный славянин. Кавказец может, и семит, И неотесанный тевтон, А славянин чуть что хамит И в драку сразу лезет он. Но злобность этих мужиков Не составляет их позор: Она - от ясных родников И от задумчивых озер. Она - из чистых тех глубин, Где дух таинственно живет. За бездуховность славянин Любому сразу в рыло бьет. Андрей Добрынин Свой мир славяне отстоят, Скрутив охальника узлом - Чащобы вдоль гранитных гряд, Мочажины и бурелом. А с пиний все течет смола, И вновь магнолии цветут, И женщин смуглые тела Мелькают дерзко там и тут. Но где-то за хребтом лежит Земля неласковая та, Где у мужчин свирепый вид И пахнет водкой изо рта. Я вправе нежиться в тепле, Но должен размышлять при том О милой сумрачной земле Там, за синеющим хребтом. 1998 Андрей Добрынин Я поутру глаза открыл И локтем в бок пихнул подругу. Я гордость женскую смирил И этим приобрел заслугу. Я по Пути всю ночь шагал И в самых каверзных вопросах Мне разобраться помогал Чувствительный массивный посох. Меж двух волшебных полусфер Я, как дракон, недаром вился - Весь мир, как блик во мгле пещер, Все призрачнее становился. Я понял: суть его мертва И нам несет одни измены - Когда в пещерке божества Я посохом обстукал стены. Полнейшей святости восторг Подкрался и, внезапно грянув, С рычаньем из меня исторг Сто сорок тысяч хубилганов. Я понял: святости экстаз Не достигается в покое. Я - будда, если смог не раз С подругой пережить такое. Но зазвенит с утра трамвай, И в страхе я кричу подруге: "Вставай, ленивица, вставай, Спеши приобретать заслуги! Хоть я как истинный святой И должен оставаться нищим, Но только подкрепясь едой, Вновь святость мы в ночи отыщем. Старайся людям услужить, Стань деловитой, словно крыса, И вскоре сможешь предложить Учителю горшочек риса". 1998 Андрей Добрынин Судьба смирила бурный темперамент, Теперь покой мне стал всего милей, Лежу в тиши, измученный пирами И яростными криками:"Налей!" Мечтаю вновь семью создать теперь я, С женой у телевизора сидеть, И печень, не вмещаясь в подреберье, Шевелится, как раненый медведь. Как там вчера судьба играла мною - Об этом я не помню ничего, И рядом, обратясь ко мне спиною, Неведомое дышит существо. Как звать ее - Наташа, Маша, Ира? Любое имя источает яд - Она ведь гостья из иного мира, Где пьют и о высоком говорят, А дальше в пляс пускаются, а дальше Творят такое, что сказать нельзя... Я говлрю ей, ненавистник фальши: "Моя с твоей расходится стезя. У столика, где лампы и приборы, Сидеть хочу я, бывший маньерист, И лобзиком в чудесные узоры Преображать простой фанерный лист. Так уходи, пришелица, не мешкай, Чтоб не изведать тяжесть этих рук, И не возись с прокуренной одеждой - На лестнице оденешься, мой друг. 1998 Андрей Добрынин Я миру мрачно говорю:"Ты чрезвычайно низко пал, Свои дела обстряпал ты исподтишка, когда я спал. Когда же я открыл глаза и начал понимать слова, Ты быстро вынул сам себя - как козыря из рукава", Да, этот мир в игре со мной не полагаеется на фарт, Я наблюдаю, как порой меняются наборы карт, Я наблюдаю,- но при том всегда правдив с самим собой: Я изначально проиграл при комбинации любой. Я миру мрачно говорю:"Пусть суетятся все вокруг - Не позабавлю я тебя азартом и дрожаньем рук. Есть козыри и уменя: едва засну - и ты пропал, И вновь начнутся времена, когдя я безмятежно спал". 1998 x x x Коль приглашен ты к меценату в гости, Забудь на время про свои обиды, Утихомирь в душе кипенье злости На тупость человечества как вида. Приободрись, прибавь в плечах и в росте, Привыкни быстро к модному прикиду, В гостях же не молчи, как на погосте, Будь оживлен - хотя бы только с виду. Блесни веселостью своих рассказов, Но успевай изысканной жратвою При этом плотно набивать утробу, Предчувствуя час сумрачных экстазов - Как поутру с больною головою Ты на бумагу выплеснешь всю злобу. 1998 Андрей Добрынин Трамвай лучами весь пронизан, И видно из окна вагона: Как бы висят в морозной дымке Коробки спального района. На стройных выстуженных стенах, Которые чуть розоваты, Вдруг окна заливает отблеск, Сминаемый огнем заката. И, приноравливаясь строго К дуге обширной поворота, Встают все новые уступы, Пустынные людские соты. Над ломкой парковой щетиной Скользит тяжелый шар багровый. Трамвай гремит по мерзлым рельсам - Как будто гложут лед подковы. Гремит промерзшее железо, Шатая собственные скрепы, Но цель любых перемещений В холодном мире так нелепа. В самих себе замкнулись зданья, В самих себе замкнулись люди, И никакому потепленью Не положить конца остуде. На ощупь в отчужденном мире К теплу отыскиваешь дверцу, А обретаешь лютый холод, Вмиг пробирающийся к сердцу. 1998 Андрей Добрынин С вечернего трмвая слезь - И за спиною щелкнут дверцы, И бесприютность, словно резь, Внезапно полоснет по сердцу. Плывут трамваи, словно флот Под парусами снегопада; Цветами мертвыми цветет Тьма электрического сада. Повсюду мертвые цветы - На гранях, плоскостях, уступах, На страшных сгустках темноты - Как украшения на трупах. Туда, где розоватый мрак Владычествует абсолютно, Я смело направляю шаг - Ведь мне повсюду бесприютно. Я не боюсь из темноты Подкрадывающихся пугал - Вновь лаз в заборе, и кусты, И между стен знакомый угол. Здесь теплым кажется мне снег, Охватывающий мне ноги. Здесь дерево и человек Без слов беседуют о Боге. Здесь только снег шуршит в тиши, С ветвей осыпавшийся где-то. Не осветить моей души Аллеям мертвенного света. Пусть будет в ней темно, как здесь, В укромной тьме живого сада, Пусть уврачуют в сердце резь Глухие вздохи снегопада. 1998 Андрей Добрынин Поэтов, пишущих без рифмы, Я бесконечно презираю, В быту они нечистоплотны, В компании же просто волки. При них ты опасайся деньги На место видное положить, А если все-таки положил - Прощайся с этими деньгами. С поэтом, пишущим без рифмы, Опасно оставлять подругу, Он сразу лезет ей под юбку И дышит в ухо перегаром. Он обещает ей путевки, И премии, и турпоездки, И складно так, что эта дура Ему тотчас же отдается. Поэтов, пишущих без рифмы, И лестницы спустить непросто - Они, пока их тащишь к двери, Цепляются за все предметы. Они визжат и матерятся И собирают всех соседей И снизу гулко угрожают Тебе ужасною расправой. С поэтом, пишущим без рифмы, Нет смысла правильно базарить: Он человеческих базаров Не понимает абсолютно. Но все он быстро понимает, Коль с ходу бить его по репе, При всяком случае удобном Его мудохать чем попало. Чтоб стал он робким и забитым И вздрагивал при каждом звуке И чтоб с угодливой улыбкой Твои он слушал изреченья. Но и тогда ему полезно На всякий случай дать по репе, Чтоб вновь стишки писать не вздумал И место знал свое по жизни. Андрей Добрынин И будут люди относиться К тебе с огромным уваженьем - Ведь из писаки-отморозка Сумел ты сделать человека. 1998 Андрей Добрынин Уже как будто ничего не веся, Стремясь в зенит под музыку гобоя, Я с девушкой по имени Олеся Почти летел вдоль полосы прибоя. Но, впрочем, не гобои, не валторны - Ее иная музыка манила, И я за нею брел туда покорно, Где грозно ухал бар "У Автандила". Олесе намекнул я, что по пьяни Положено купаться без одежды - На это ритуальное купанье Я возлагал огромные надежды. "Щас, щас,- я думал,- сядем на веранде, Как следует наквасимся обои, И девушка поддастся пропаганде И мне отдастся в полосе прибоя". Гремел ансамбль, и пол стонал от пляски; "Простая дружба - это извращенье!"- Я проорал, почти срывая связки, И девушка потупилась в смущенье. На щечках девушки расцвел румянец, А на устах рождалось "Я согласна"; "Позвольте даму пригласить на танец",- Вдруг произнес над нами кто-то властно. И два атлета над столом нависли, Цепями и браслетами сверкая. Конечно, мы с Олесей сразу скисли - Пугала нас компания такая. "Нет, лучше мы вас угостим шампанским",- Сказал один, обритый как Котовский. Представился он Дро Нахичеванским, Второй сказал, что он Иван Московский. Смотрели оба только на Олесю, И в их глазах желание я видел, Когда ж в беседу попытался влезть я, То двух джентльменов сразу же обидел. Хоть говорил я только о погоде, Но мой базар был чисто дилетантский. "Мужик, ты чем-то недоволен вроде?"- Спросил внезапно Дро Нахичеванский. Андрей Добрынин Взирал он полусонными очами И поднимал губу, как Жириновский. "Ну что ж, придется разобраться с вами",- Вставая, произнес Иван Московский. Напрасны были робкие протесты: "Ну что, козел, в штаны уже нахезал?"- Сказали мне и вмиг сорвали с места, А кто-то из толпы пинка мне врезал. И к выходу нас повлекли с Олесей; Беспомощность с ума меня сводила - По-прежнему был безмятежно весел, Гудел от пляски бар "У Автандила". Расправа никого не удивляла - Ухмылками ушедших проводила Та публика, что густо населяла В ту ночь крутой кабак "У Автандила". Меня держало только чувство долга, А то в кусты я дунул бы, как заяц. По переулкам пропетляв недолго, На кладбище мы как-то оказались. И только там я обратил вниманье На то, что август - время звездопада И что сверчков несметное собранье Поет во тьме кладбищенского сада, Что сотни лиц глядят на нас влюбленно С овальных фотографий заоградных, И портят все лишь два тупых пижона, Носители инстинктов плотоядных. Я им сказал:"Божествен вид окрестный, Зачем же осквернили эту ночь вы?" - И, крякнув, стопудовый крест железный Я вырвал неожиданно из почвы. "Исчезни, нечисть!"- я распорядился, И меж созвездий тень креста мелькнула. Два раза гул над морем раскатился - И укатился в сторону Стамбула. Ничем не разобьешь башку атлета, Но две башки я вбил в грудные клетки. Два странных безголовых силуэта, Подергиваясь, как марионетки, Андрей Добрынин И делая бессмысленные жесты, Вспять поплелись, к покинутому бару, А я воткнул со вздохом крест на место И проводил глазами эту пару. Вот, значит, почему у Автандила Заметил я так много безголовых. Бармен вливал в них виски и текилу Через отверстья в пиджаках бордовых. Но это никого там не смущало, Да и меня в тот миг, представьте, тоже, Но на погосте, вспомнив все сначала, Пробормотал невольно я:"О Боже!" "Ты их убил",- заплакала Олеся. "Да нет,- я возразил,- не та порода. Они - как море, ветер или месяц, Как вечно нам враждебная природа. Едва с любимой ты уселся в баре И с ней собрался выпить граммов по сто, Как тут же вылезают эти твари И вас толкают в сторону погоста. От них спасались верой наши деды, Храня духовность русскую по селам, А крест служил гарантией победы - Когда бывал достаточно тяжелым". x x x Красавица по имени Олеся С тех пор свои сменила предпочтенья; Теперь ее уже, как ты ни бейся, Не заманить в ночные заведенья. Она теперь неряшливо одета И любит спорить по вопросам веры И лобзиком священные сюжеты Выпиливает ловко из фанеры. 1998