я!.. Встречай, любовь моя! Не огорчайся, что безногий я, Зато чисты душа моя и честь. А человек -- не в этом ли он весь? Октябрь 1943 г. ВАРВАРСТВО Они с детьми погнали матерей И яму рыть заставили, а сами Они стояли, кучка дикарей, И хриплыми смеялись голосами. У края бездны выстроили в ряд Бессильных женщин, худеньких ребят. Пришел хмельной майор и медными глазами Окинул обреченных... Мутный дождь Гудел в листве соседних рощ И на полях, одетых мглою, И тучи опустились над землею, Друг друга с бешенством гоня... Нет, этого я не забуду дня, Я не забуду никогда, вовеки! Я видел: плакали, как дети, реки, И в ярости рыдала мать-земля. Своими видел я глазами, Как солнце скорбное, омытое слезами, Сквозь тучу вышло на поля, В последний раз детей поцеловало, В последний раз... Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас Он обезумел. Гневно бушевала Его листва. Сгущалась мгла вокруг. Я слышал: мощный дуб свалился вдруг, Он падал, издавая вздох тяжелый. Детей внезапно охватил испуг,-- Прижались к матерям, цепляясь за подолы. И выстрела раздался резкий звук, Прервав проклятье, Что вырвалось у женщины одной. Ребенок, мальчуган больной, Головку спрятал в складках платья Еще не старой женщины. Она Смотрела, ужаса полна. Как не лишиться ей рассудка! Все понял, понял все малютка. -- Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! -- Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи. Дитя, что ей всего дороже, Нагнувшись, подняла двумя руками мать, Прижала к сердцу, против дула прямо... -- Я, мама, жить хочу. Не надо, мама! Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? -- И хочет вырваться из рук ребенок, И страшен плач, и голос тонок, И в сердце он вонзается, как нож. -- Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты вольно. Закрой глаза, но голову не прячь, Чтобы тебя живым не закопал палач. Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.-- И он закрыл глаза. И заалела кровь, По шее лентой красной извиваясь. Две жизни наземь падают, сливаясь, Две жизни и одна любовь! Гром грянул. Ветер свистнул в тучах. Заплакала земля в тоске глухой, О, сколько слез, горячих и горючих! Земля моя, скажи мне, что с тобой? Ты часто горе видела людское, Ты миллионы лет цвела для нас, Но испытала ль ты хотя бы раз Такой позор и варварство такое? Страна моя, враги тебе грозят, Но выше подними великой правды знамя, Омой его земли кровавыми слезами, И пусть его лучи пронзят, Пусть уничтожат беспощадно Тех варваров, тех дикарей, Что кровь детей глотают жадно, Кровь наших матерей... 1943 ПОСЛЕ БОЛЕЗНИ Я вновь здоров. И мозг усталый мой Очистился от мглы гнетущей. Мой влажен лоб. Он будто бы росой Покрылся в час зари цветущей. Я вижу вновь, как светом мир богат, Я слышу счастья веянья живые. Так дивно мне и так я жизни рад, Как будто в эту жизнь вхожу впервые. И вижу я в чудесном полусне Лучистой юности сиянье,-- Сиделка наклоняется ко мне, И нежно рук ее касанье. Октябрь 1943 г. НАВСТРЕЧУ РАДОСТИ Горе, скорей от меня уходи, Кончился день твой, светло впереди! Долго же ты у меня засиделось... Сколько я горя с тобой натерпелась! В маленькой комнате изо дня в день Видела я твою черную тень. Душу мою задушить порешило, Как часовой, ты меня сторожило. Ты приказало щекам похудеть, Траур ты мне приказало надеть... Счастье твердит мне: -- Ты горя не ведай, Милый к тебе возвратился с победой! Милый вернулся -- и стало светло. Будто в окно мое солнце вошло. Горе горюет, со счастьем не споря. Горе само разрыдалось от горя. Был не вчера ли мой жребий жесток? Ныне я сбросила черный платок. Ныне на солнце смотрю в упоенье, Сердца унять не могу я биенье. Солнцу, мой милый, открыл ты окно. Солнце -- иное, другое оно! Сколько в нем счастья, свободы и силы, -- Ты это солнце принес мне, мой милый! Сколько цветов в моем доме цветет! Счастье мое, проходи ты вперед! Ты же уйди от нас, горе-унынье, Мы не дадим тебе места отныне. Октябрь 1943 г. К СМЕРТИ Из твоих когтистых, цепких лап Сколько раз спасался я!.. Бывало, Чуть скажу: "Все кончено... я слаб!" -- Жизнь мне тотчас руку подавала. Нет, отказываться никогда Я не думал от борьбы с тобою: Побежденным смертью нет стыда, Стыдно тем, кто сдался ей без боя. Ты ворчала: -- Ну, теперь держись, Хватит мне играть с тобой, строптивец! -- Я же все упрямее за жизнь Драться продолжал, тебе противясь. Знаю, знаю, смерть, с тобой игра Вовсе не веселая забава. Только не пришла еще пора На земной покой иметь нам право. Иль мне жизнь пришлась не по плечу? Иль так сладок смертный риск бунтарства? Нет, не умирать -- я жить хочу, Жить сквозь боль, тревоги и мытарства. Стать бы в стороне от бурь и гроз -- Можно тихо жить, не зная горя. Я шагал сквозь грозы, в бурях рос, В них с тобой за жизнь, за счастье споря... Но теперь, надежда, не маячь -- Не помогут прошлые уроки. В кандалы уж заковал палач Руки, пишущие эти строки. Скоро, скоро, может быть, к утру, Смерть навек уймет мою строптивость. Я умру -- за наш народ умру, За святую правду, справедливость. Иль не ради них я столько раз Был уже тобой, костлявой, мечен? Словно сам я -- что ни день и час -- Роковой искал с тобою встречи. Путь великой правды труден, крут, Но борца на путь иной не тянет. Иль с победой встретится он тут, Или смерть в попутчицы нагрянет. Скоро, как звезда, угасну я... Силы жизни я совсем теряю... За тебя, о родина моя, За большую правду умираю! Октябрь (?) 1943 г. УТЕШЕНИЕ Когда с победой мы придем домой, Изведаем почет и славу, И, ношу горя сбросив со спины, Мы радость обретем по праву. О нашей трудной, длительной борьбе Живую быль расскажем детям, И мы, волнуя юные сердца, Сочувствие и пониманье встретим. Мы скажем: -- Ни подарков, ни цветов, Ни славословий нам не надо. Победы всенародной светлый день -- Вот наша общая награда. Когда домой вернемся мы, друзья,-- Как прежде, для беседы жаркой Мы встретимся и будем пить кумыс И наши песни петь за чаркой. Друг, не печалься, этот день взойдет, Должны надежды наши сбыться, Увидим мы казанский кремль, когда Падет германская темница. Придет Москва и нас освободит, Казань избавит нас от муки, Мы выйдем, как "Челюскин" изо льда, Пожмем протянутые руки. Победу мы отпразднуем, друзья, Мы это право заслужили,-- До смерти -- твердостью и чистотой Священной клятвы дорожили... Октябрь (?) 1943 г. ДРУГУ (А. А.) 1 Друг, не горюй, что рано мы уходим. Кто жизнь свою, скажи, купил навек? Ведь годы ограничены той жизнью, Которую избрал сам человек. Не время меж рождением и смертью Одно определяет жизни срок,-- Быть может, наша кровь, что здесь прольется, Прекрасного бессмертия исток. Дал клятву я: жизнь посвятить народу, Стране своей -- отчизне всех отчизн. Для этого, хотя бы жил столетья, Ты разве бы свою не отдал жизнь?! Как долгой ночью солнечного света, Так жду в застенке с родины вестей. Какая сила -- даже на чужбине -- Дыханье слышать родины своей! Чем, шкуру сохранив, забыть о чести, О, пусть я лучше стану мертвецом! Какая ж это жизнь, когда отчизна, Как Каину, плюет тебе в лицо! Такого "счастья" мне совсем не надо. Уж лучше гибель -- нет обиды тут! Не стану чужаком в краю родимом, Где даже мне воды не подадут. Мой друг, ведь наша жизнь -- она лишь искра Всей жизни родины, страны побед. Пусть мы погаснем -- от бесстрашной смерти В отчизне нашей ярче вспыхнет свет. И этой смертью подтвердим мы верность, О смелости узнает вся страна. Не этими ли чувствами большими, О друг мой, наша молодость сильна?! И если молодости ствол подрубят, В народе корни не исчезнут ввек. И скажут юные: -- Вот так, отважно, Смерть должен встретить каждый человек! Октябрь 1943 г. 1 А. А.-- Абдулла Алиш, татарский писатель, вместе с которым М. Джалиль боролся в подполье. ГОРНАЯ РЕКА Что так шумна, бурна, Стремительна река, Хоть здесь ее волна В раскате широка? О чем ревут валы В кипенье седины? То ль яростью полны, То ль чем устрашены? Утихнет вдруг, зальет Окрестные луга И ласково поет, Плеща о берега. То вновь среди теснин Гремит о валуны, Спеша в простор долин, Бросает падуны. Иль чьею волей злой Встревожена вода, Изменчива порой, Стремительна всегда? Не удержался я И у реки спросил: -- Что ты шумишь, кипишь, Поток смятенных сил? Ответила река: -- Свободою одной Я грезила века В темницах под землей. В глубоких тайниках Ждала я сотни лет И вырвалась в горах На волю, в мир, на свет. Накопленную страсть, И ненависть мою, И счастье каждый час Всей мощью волн пою. Теперь свободна я, Привольно дышит грудь,-- Прекрасна жизнь моя, Надежен дальний путь. Я солнцу песнь пою, Над рабством я смеюсь,-- Вот почему шумлю И бурно вдаль стремлюсь. 28 октября 1943 г. БУРЯ Взыграла буря, нам глаза слепя; С дороги сбившись, кони стали. За снежной пеленой невдалеке, Огни деревни засверкали. Застыли ноги. Средь сугробов нас Жестокий ветер гнал с налета, И, до избы какой-то добредя, Мы принялись стучать в ворота. Казалось: не согреться нам... И вот В избе гостеприимной этой Теплом нежданным нас встречает печь И лампа -- целым морем света! Хотелось нам добраться через час До станции, но вьюга в поле Дорогу мигом замела, и мы Сюда попали поневоле. В избу мы вносим холод, и в сердцах Мы проклинаем ветер жгучий. И тут, улыбку нам даря, она Выходит, как луна из тучи. Взглянул и замер я. Глаз отвести Не в состоянье. Что со мною? Казалось мне: я встретился с Зухрой. Казалось мне: я встретился с Лейлою. Не описать мне красоты такой. Что стройный тополь перед нею? А брови серповидные ее? А губы -- лепестков нежнее? Не описать мне этих нежных щек, Ни этих ямок, ни румянца, Ни темно-карих глаз... Не описать Ресниц порхающего танца. Нет, все не то... Здороваясь, она Нам взгляд глубокий подарила, И вдруг согрелся я, и сердце вновь Наполнилось кипучей силой. Снег застил нам луну, и долго мы, С дороги сбившись, шли по кругу. Нас вьюга чудом привела к луне, А мы бранили эту вьюгу! И девушка за стол сажает нас И медом потчует и чаем. Пускай тяжелый путь нам предстоит,-- Сидим и юность вспоминаем. Утихла вьюга. На дворе -- луна. Мой друг накинул свой тулуп на плечи, Заторопился, точно протрезвев, Прервал взволнованные речи. Мы тронулись. Как тихо! И плывет Луна в мерцающей лазури. Ах, для чего мне тихая луна! Душа моя желает бури! И сердце ноет, что-то потеряв, Встают виденья пред глазами, Клубится пламя в сердце у меня -- Ветров и ураганов пламя. Зачем ты, вьюга, завела меня В поля бескрайные, чужие, Свалила с ног и бросила меня В ее ресницы колдовские? Моя луна осталась позади, В снегу летучем потонула, И слишком быстро молодость моя, Так быстро в бурях промелькнула. Пускай тебя швырнет то в жар, то в лед, Закружит в поле... Разве наши Стремительные бури во сто крат Застоя тихого не краше? 2 ноября 1943 г. ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ Я болел, уже совсем был плох, Истощил аптеку по соседству, Но бледнел, худел все больше, сох,-- Все мне были бесполезны средства. Время шло. Пришлось в больницу лечь, Но и здесь я чах в тоске недужной. Не о той болезни, видно, речь: Тут лечить не тело -- душу нужно. Это-то и поняла одна Девушка, мой новый врач палатный: Укрепляла сердце мне она Взглядами, улыбкою приятной. Ну, конечно, был тогда я хвор, Верно, и физической болезнью, Но определил врачебный взор Главную и чем лечить полезней. И теперь, во вражьем заточенье, Вспоминаю благодарно я Твой диагноз и твое леченье, Лекарша прекрасная моя. 2 ноября 1943 г. ЦВЕТЫ Ребята, на луга быстрей, Играйте, смейтесь в сочных травах! Развеселите матерей, Развейте боль свою в забавах! Цветы повсюду разрослись, Душисты, ярки, сердцу любы. Пылает мак, блестит нарцисс, Они свежи, как ваши губы. Они под солнцем расцвели, Их нежит ветер на рассвете,-- То нашей матери-земли Любимые, родные дети. Война была в родном краю, Пожары были и метели. Горели воины в бою, Деревни, города горели. Была за родину война, Земля взрастила нас борцами, И та земля напоена И кровью нашей, и слезами. В крови, в слезах мы шли вперед, И победило наше дело. Весна пришла, весна цветет И землю в пышный цвет одела. И в сердце раненом земли Победы вижу я цветенье, В цветах услышать мы смогли Родной земли сердцебиенье. Цветы земли, цветы весны,-- Резвитесь, дети, смейтесь, дети! Вы -- счастье, торжество страны И вести о ее расцвете. Быть может, брат ваш иль отец Погиб во имя вашей воли, Но вспоминал о вас боец В последний миг на ратном поле. Ласкайте вы цветы нежней, Дышите, дети, вешней новью,-- Дарит вам радость мирных дней Земля, напитанная кровью. Вы -- дети матери-земли, Вам доля трудная досталась, На той земле вы расцвели, Что нашей кровью пропиталась. О, как нам дорог ваш расцвет, Как вами родина гордится! Грядущих лет мы видим свет, Когда глядим на ваши лица, Цветите каждый день и час, Мы вас приветствуем сердечно. Свободу гордую для вас Завоевали мы навечно. 9 ноября 1943 г. ДВУЛИЧНОМУ Я в девяноста девяти заплатах, Но нет в душе прорех и нет заплат. А ты в одеждах щеголя богатых,-- Душа твоя с заплатами подряд! 28 ноября 1943 г. УГОЩЕНИЕ ПОЭТА Толпой пришли к поэту стар и млад, Уже гостями полон дом его. Поэт повел их в тот роскошный сад, Что вырастил близ сердца своего. Потом, чтоб было весело гостям, Бокалы песней он наполнил сам; Искрится это жгучее вино -- В душе певца рождается оно. И молодые и бородачи От пламени тех песен захмелели. В сердцах гостей веселые лучи От сбывшихся надежд уже запели. Из-за стола поднялся старый дед. Старик сказал взволнованно: -- Друзья! Я очень стар. Мне девяносто лет. Но лучше пира не знавал и я. Судьба мне посылала много бед. Всю жизнь я шел по трудному пути. Мне удалось в твоем саду, поэт, Утраченную молодость найти. Ноябрь (?) 1943 г. СОСЕДИ У нас с соседом нелады, Живем с соседом плохо. В любое время жди беды, Нежданного подвоха. Белье развешу -- как на грех, Сосед золу выносит, Сгребу ли я к забору снег -- Он по двору разбросит. Капусту нынешней весной Я посадил за домом И жду, что скажет недруг мой, Каким грозит разгромом? Моя капуста между тем Цветет, растет, как надо. Мечтаю: "Пироги поем",-- И на душе отрада... Не зря предвидел я грозу: Однажды в день базарный Сосед привел домой козу... О, замысел коварный! -- Да поглотит, -- я возопил,-- Земля скотину эту! -- Козу я смертным боем бил, Но сжить не смог со света. Чуть утро -- гостья под окном, Стучат копытца смело. И так, кочан за кочаном, Весь огород объела. Похож мой бедный огород, Истоптанный плутовкой, На город, взятый в оборот Ночной бомбардировкой. Прощусь с капустой -- так и быть! -- Решил я втихомолку, А чтоб соседу досадить, Завел в отместку... волка. М о р а л ь р а с с к а з а Козу зарезал мой сосед, Он задал пир на диво, И первым я на тот обед Был приглашен учтиво. Сосед умен, приятен, мил, Он так хорош со мною... Я, видно, зря его винил,-- Я сам всему виною. Беда, коль ближнему сосед Не скажет слова толком, Из пустяка плетет навет, На друга смотрит волком. Я подозренья заглушу, Конец вражде и злости! Сниму капусту -- приглашу К себе соседа в гости. Ноябрь 1943 г. СЛУЧАЕТСЯ ПОРОЙ Порой душа бывает так тверда, Что поразить ее ничто не может. Пусть ветер смерти холоднее льда, Он лепестков души не потревожит. Улыбкой гордою опять сияет взгляд. И, суету мирскую забывая, Я вновь хочу, не ведая преград, Писать, писать, писать, не уставая. Пускай мои минуты сочтены, Пусть ждет меня палач и вырыта могила, Я ко всему готов. Но мне еще нужны Бумага белая и черные чернила! Ноябрь 1943 г. КАМЕННЫЙ МЕШОК Цепи каменного мешка Пусть твоя разорвет рука! А не сможешь, так смерть предстанет -- Ведь она здесь всегда близка! Положили тебя в мешок, Завязали под злой смешок. Ставят в очередь твое тело, Чтоб смолоть его в порошок. Мелет мельница жизнь людей -- Громоздятся мешки костей. Жернова ее из железа, С каждым днем они все лютей. Мельник злится, от крови пьян: Не мука -- кровь течет из ран. Жадно пьет ее клоп проклятый -- Бесноватый, слепой тиран. Пусть умолкнет мельницы рев! Пусть не вертит сила ветров Крылья черные! Пусть не льется Дорогая родине кровь! Развяжите горы мешков! Раздавите дом пауков! Развалите мельницу пыток Остриями гневных штыков! Ноябрь (?) 1943 г. ПАЛАЧУ Не преклоню колен, палач, перед тобою, Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей. Придет мой час -- умру. Но знай: умру я стоя, Хотя ты голову отрубишь мне, злодей. Увы, не тысячу, а только сто в сраженье Я уничтожить смог подобных палачей. За это, возвратясь, я попрошу прощенья, Колена преклонив, у родины моей. Ноябрь 1943 г. СИЛА ДЖИГИТА Всем сердцем соколиным, всей душой, Дав клятву верности народу, Он на плечо повесил автомат, Сел на коня, готов к походу. И там, где он прошел, был ворог смят Валились пушки, танки тлели. Откуда эта сила и огонь В его как будто слабом теле? Как знамя, верность родине подняв, Джигит прошел огонь и воду, Не автоматом, не конем силен, А клятвою своей народу. 19 ноября 1943 г. НЕ ВЕРЬ! Коль обо мне тебе весть принесут, Скажут: "Устал он, отстал он, упал",-- Не верь, дорогая! Слово такое Не скажут друзья, если верят в меня. Кровью со знамени клятва зовет: Силу дает мне, движет вперед. Так вправе ли я устать и отстать, Так вправе ли я упасть и не встать? Коль обо мне тебе весть принесут, Скажут: "Изменник он! Родину предал", -- Не верь, дорогая! Слово такое Не скажут друзья, если любят меня. Я взял автомат и пошел воевать, В бой за тебя и за родину-мать. Тебе изменить? И отчизне моей? Да что же останется в жизни моей? Коль обо мне тебе весть принесут, Скажут: "Погиб он. Муса уже мертвый", -- Не верь, дорогая! Слово такое Не скажут друзья, если любят тебя. Холодное тело засыплет земля,-- Песнь огневую засыпать нельзя! Умри, побеждая, и кто тебя мертвым Посмеет назвать, если был ты борцом! 20 ноября 1943 г. ИЗБРАННИК Много к девушке-зорьке спешит женихов Из заморской чужой стороны, Все в парче да в атласе, и грузом даров Их ладьи золотые полны. Этот -- жемчуг принес, тот -- бесценный алмаз. Кто ж, красавица, суженый твой? Каждый слышит в ответ непреклонный отказ И ни с чем уплывает домой. Но пришел между ними однажды поэт И принес он ей сердце свое, Только сердце, где песни, где пламя и свет... Вот счастливый избранник ее! 29 ноября 1943 г. МЕЧТА Неволя! Истомила ты меня, Не отличаю дня от ночи. Мою надежду, сердца страсть Темница тягостная точит. И сыр и мрачен этот каземат. Здесь нажил кашель я упорный. Я к двери подойду -- дверь под замком, Окно -- в крестах решетки черной. Ждет виселица каждый день меня, Я к ней все ближе с каждым утром. Вся жизнь моя отныне -- лишь в мечте, Отрада -- в сне, тяжелом, смутном. И редко сквозь решетку луч зари Пройдет сюда с теплом, с участьем. Тогда мне кажется: ко мне пришло, Платком накрывшись алым, счастье. И кажется, любимая меня Целует с пламенною силой, Вот-вот возьмет меня и поведет На торжество свободы милой. И скажет: -- Не напрасно ждал, Тюрьмою и тоской окован. Я принесла тебе свободу, жизнь, Зарей зажглась в сиянье новом... Мечта, мечта! Как сладостно с тобой! Ко мне приходишь ты сквозь камни. Что б делал я в темнице без тебя? Хоть ты со мной! Ты так нужна мне! Я знаю: с жизнью и мечта уйдет. Зато с победою и счастьем Она зарей взойдет в моей стране,-- Сдержать зарю никто не властен! Ноябрь 1943 г. * * * Придет, придет Москва! Нас вызволит Москва Из темной ямы хищника-урода. На красном знамени Москвы горят слова: "Жизнь и свобода". Декабрь (?) 1943 г. * * * Юность, юность, сердце обжигая, За собой меня ты не зови: Дочка у меня уже большая. Сам старик я. Мне не до любви. Декабрь (?) 1943 г. ЛЮБОВЬ Любовь так долго юношу томила, Что как-то раз, дыханье затая, "Люблю" шепнул он робко. Но от милой Капризницы не услыхал: "И я!" Была ли то уловка страсти скрытой, Иль вправду был он безразличен ей,-- Не все ль равно? Любовь в душе джигита Все ярче разгоралась, все сильней. Пришла война и увела нежданно Джигита в пламя и водоворот. Любовь жила, и заживляла раны, И за руку вела его вперед. Сражался на переднем крае воин За дом родной, за девушку свою. Ведь имени джигита недостоин Тот, кто не дышит мужеством в бою. Любовь была и силой и опорой,-- Со страстной верой в битву шел боец. Когда зажглась заря победы скорой, Свалил джигита вражеский свинец. Последнее дыханье в нем боролось С угаром смерти. Бредил он, хрипя. -- Люблю...-- сказал он и услышал голос Своей возлюбленной: -- И я!.. 30 ноября 1943 г. МОЙ ПОДАРОК Моему бельгийскому другу Андре, с которым познакомился в неволе Когда б вернуть те дни, что проводил Среди цветов, в кипенье бурной жизни, Дружище мой, тебе б я подарил Чудесные цветы моей отчизны. Но ничего тут из былого нет -- Ни сада, ни жилья, ни даже воли. Здесь и цветы -- увядший пустоцвет, Здесь и земля у палачей в неволе. Лишь, не запятнанное мыслью злой, Есть сердце у меня с порывом жарким, Пусть песня сердца, как цветы весной, И будет от меня тебе подарком. Коль сам умру, так песня не умрет, Она, звеня, свою сослужит службу, Поведав родине, как здесь цветет В плененных душах цвет прекрасной дружбы. Декабрь 1943 г. ЧЕТЫРЕ ЦВЕТКА Преграждая путь гремящим "тиграм", Ждут в овраге пятеро солдат; Разложив гранаты и бутылки, Зорко за противником следят. Вот один из гадов стальногрудых, Остановленный, пройти не смог И свалился набок у кювета, К облакам задрав свой черный рог. Рвутся "тигры", изрыгают пламя, Все теснее их зловещий круг. И средь пятерых солдат нашелся Жалкий трус, он руки поднял вдруг. Но сосед-боец, приятель прежний, В спину штык ему тотчас вонзил. -- Смерть прими от земляка, предатель, Если ты заржавел и прогнил! Бой закончен. Вражеские танки Не смогли пробиться под огнем. Пятеро солдат лежат в овраге, Успокоившись последним сном. И четыре алые гвоздики Славные могилы осенят, Но репейник вырастет на пятой, Где схоронен трус, а не солдат. Вы придите, девушки, к могилам, Вырвите репей, что вырос там, И отдайте всю любовь и ласку Алым, незапятнанным цветам! Декабрь (?) 1943 г. РЫБАКИ Над песчаным обрывом рыбачья артель У своих шалашей запалила костер. Брызги-искры и страстные песни рекой Потекли по-над степью в пустынный простор. Пламя занавес ночи раскрыло, и вот Стал открытою сценой прибрежный обрыв. Вышел стройный джигит и по кругу поплыл. Ярко вспыхнул огонь, плясуна озарив. Парень пляшет, и ветви склонившихся ив, И шуршащие глухо в вечернем дыму Тростники, и свои же друзья рыбаки Прославляют его, рукоплещут ему. Триста центнеров рыбы -- улов рыбаков! Наградил их Байкал, -- и сегодня они Воротились и празднуют у шалашей. И на радостях жгут на привале огни. Их сердца не размякли от стылой воды, Их отвагу и ветер развеять не смог. Настоящий рыбак не устанет вовек, Триста центнеров рыбы добыв за денек. Лишь один на серебряный месяц глядит, Опустившись в сторонке на груду песка, И тоскует его молодая душа О любимой, что так от него далека. Триста центнеров рыбы ему нипочем, Коль стотонною тяжестью давит тоска. Он не в силах заснуть, он мечтает всю ночь О любимой, что так от него далека. Декабрь (?) 1943 г. РАНЫ Вы с нами, сестры нежные, так долго Делили бремя тяжкое войны! Глаза у вас от дыма почернели И кровью рукава обагрены. Вы раненых из боя выносили, Не вспоминая, что такое страх, Под вашими руками засыпали Уставшие в походах и боях. Мы помним ваши светлые улыбки И брови соболиные дугой. Спасибо вам за добрую заботу, Любимицы отчизны дорогой! И в день победы, отогнав печали, Обняв букеты полевых цветов, Вы свет несете душам утомленным На пепелища отчих городов. Немало ран, красавицы родные, В краю родном придется врачевать. Враг побежден, но каждый город -- ранен, В слезах ребенок, потерявший мать. Пусть ваши руки, маленькие руки, Подымут бремя радостных забот: Вы города немые оживите! Родными станьте тысячам сирот! Вы на поля, пропитанные кровью, Как вешний дождь, пролейте мирный пот! Идите, сестры! Вас на подвиг новый Израненная родина зовет! Декабрь (?) 1943 г. СНЕЖНАЯ ДЕВУШКА В сияющий день на исходе зимы, Когда оседает подточенный влагой Рыхлеющий снег, от рассвета до тьмы На горке Серебряной шумной ватагой Крестьянские дети играли в снежки. В тумане алмазной сверкающей пыли Они кувыркались, ловки и легки, Потом они снежную деву слепили. Стемнело. Морозило. В твердой коре Застыли сугробы, дремотой объяты. И, девушку бросив одну на горе, По светлым домам разбежались ребята. А ночью повеяло с юга теплом. И ветер, лаская дыханием влажным, Нашептывал девушке сказку о том, Как много прекрасного в солнце отважном: -- Ты солнца не знаешь. Могуч и велик Наш витязь блистающий, с огненным телом, Глаза ослепляет пылающий лик, И землю он жжет своим пламенем белым! Но девушка только смеялась: -- К чему Мне солнце твое и весна молодая? Я ваших страстей никогда не пойму: Из белого снега, из синего льда я, И в сердце холодном не сыщешь огня. Дружу я с морозом и с ветром студеным, А с солнцем простой разговор у меня: Захочет -- само пусть приходит с поклоном. Светало. За лесом горел небосвод. Могучее солнце взошло на пригорок, Красавицу снежную манит, зовет, Дарит ей лучей ослепительный ворох. И девушка вздрогнула. Ранней зарей В ней душу весна пробудила впервые... Любовь задает нам загадки порой. И жар ее плавит сердца ледяные. И снежная девушка к речке плывет, Влюбленная в солнце, совсем как живая, Туда, где под ветром ломается лед И льдины грохочут, друг друга сжимая. И солнце пленилось ее красотой И, сняв ледяное ее покрывало, В объятиях сжало рукой золотой И снежную девушку поцеловало. Ее опалило волшебным огнем... Охвачена неодолимым порывом И вся растворяясь в любимом своем, Она зажурчала ручьем говорливым. Прозрачные капли блестят на лице -- То слезы любви. Не узнать недотроги. Где гордая девушка в снежном венце? Где сердце, что было так чуждо тревоге? В объятьях любимого тает она, Течет, и поет, и горит, и сжигает, Пока не затихла, как моря волна, Когда она берега вдруг достигает. Лишь в землю последняя слезка ушла... Где снежная девушка с песней бежала, Там выросла роза, как солнце светла, Как солнце, горячая пламенем алым. Любовь, так и ты разливайся, горя!.. Мы с милой сольемся, как вешние воды, Чтоб там, где любил я, где жил я все годы, Багряные розы цвели, как заря. 4 декабря 1943 г. ГРОБ Прожил девяносто лет Фарук. Утром встал, исполненный кручины,-- О себе задумался он вдруг, Низко опустив свои седины: "Пожил я -- и хватит! Человек Должен совесть знать, а мы забыли, Что пришли на землю не навек. Надо мне подумать о могиле. Надо мне оставить в стороне Горести и радости мирские, Надо помнить о последнем дне, Отвергая помыслы другие". И пошел к гробовщику старик, С бренной жизнью мысленно прощался. Но случилось так, что гробовщик Рядышком с цирюльней помещался. Только на крыльцо ступил Фарук, Сотрясаясь всем бессильным телом,-- В красных ичигах, в халате белом Девушка из двери вышла вдруг. Есть ли в мире сердце, чтоб осталось Равнодушным к прелести такой? Перед ней согнет колени старость, Смерть отступит перед красотой. Сердце стариковское бросала Девушка то в пламя, то в озноб. Засмеялась и, шутя, сказала: Как дела, мой дед? Вам нужен гроб? -- Что ты, дочка! Смерть -- не у порога, Рано думать о последнем дне. Бородой оброс я, и немного Бороду поправить надо мне. Декабрь (?) 1943 г. ОДИН СОВЕТ (О человечности) Людей-слонов нередко я встречал, Дивился их чудовищным телам, Но я за человека признавал Лишь человека по его делам. Вот, говорят, силач -- железо гнет, Вода проступит там, где он пройдет. Но будь ты слон, а я не признаю, Коль дел твоих -- по горло воробью. Пускай на всем, что совершаешь ты, Проступит след душевной чистоты: Ведь сила не во внешности твоей, А только в человечности твоей. В твоих делах проявится сама И справедливость твоего ума, И то, что сильным сердцем наделен, Что ты любовью к родине силен. Жить бесполезно -- лучше уж не жить, На ровном месте кочкою служить. Свети потомкам нашим, как маяк, Свети, как человек, а не светляк. Железо не ржавеет от труда, И глина обожженная тверда, Оценит мужа по делам народ, Героя не забудет никогда. 9 декабря 1943 г. ДУБ При дороге одиноко Дуб растет тысячелетний, На траве зеленой стоя, До земли склоняя ветви. Легкий ветер на рассвете Между листьев пробегает, Будто время молодое Старику напоминает. И поет он о минувшем, Про безвестного кого-то, Кто вскопал впервые землю, Проливая капли пота. Кто зажег в нем искру жизни? Кто такой? Откуда родом? Государем был великим, Полеводом, садоводом? Кем он был -- не в этом дело: Пот его в земле -- от века, Труд его -- в стволе могучем: Дуб живет за человека! Сколько здесь прошло народу -- Проходившим счета нету! Каждый слышал песню дуба, Каждый знает песню эту. Путник прячется в ненастье Под навес зеленолистый; В зной работников усталых Дуб зовет во мрак тенистый; И недаром лунной ночью Он влечет к себе влюбленных, Под шатром соединяя Тайной страстью опаленных; Заблудившимся в буране Путь укажет самый краткий; Тех, кто жнет, горячим летом Напоит прохладой сладкой... Преклонюсь перед тобою, Счастлив ты, земляк далекий. Памятник тебе достойный Этот старый дуб высокий. Стоит жить, чтоб в землю врезать След поглубже, позаметней, Чтоб твое осталось дело, Словно дуб тысячелетний. 10 декабря 1943 г. СОН РЕБЕНКА Как цветок на пуху, Он в кроватке лежит. Глаз нельзя отвести -- Очень сладко он спит. Повернется во сне, Полной грудью вздохнет. Будто розовый цвет, Нежный бархатный рот. Сон на яблочках щек, На фиалках ресниц, Сон на влажных кудрях,-- Спи, родной, не проснись! Ишь нахмурил во сне Шелковинки бровей! Одеяльце во сне Сбросил ножкой своей. Обнял куклу рукой -- Мой анис, мой нарцисс, Баю, баю, ба'ю! Спи, родной, не проснись! Все молчит. Тишина. Можно только шептать, Говоря меж собой, Чтоб ему не мешать. Чу! Ступайте легко, Пусть ничто не скрипит. Не будите его -- Пусть он досыта спит. Трех назойливых мух Шалью выгнали вон, Только б сладко он спал, Только б выспался он. Все притихли над ним, Мать склонилась над ним Чутко сон бережет Нежным сердцем своим. 11 декабря 1943 г. ВОЛШЕБНЫЙ КЛУБОК Как волшебный клубок из сказки, Катился мой жизненный путь. На закате у этого дома Остановился я отдохнуть. Как владыка дивов из сказки, Вышел хозяин навстречу мне: Мертвый орел вместо шапки, Топор висит на ремне. Железные двери, как в сказке. В железе дыра, и в нее Смотрит див ежедневно -- Жарят шашлык из людей... И сюда меня черная доля Завела из отчизны моей! Эх, сказки моей бабушки, Тягаться с правдой не вам! Чтоб рассказать о страшном, К каким обращусь словам? На ста кострах ежедневно Добро проверяет свое. Здесь всюду стоят капканы, Чтоб ты убежать не мог. Тень смерти на всех переулках, На каждой двери замок. У дива такой порядок: Умному -- голову с плеч! А матерей и младенцев -- В стальной каземат -- и сжечь! А чернобровым джигитам, А девам, подобным хурме,-- Без пищи, без воли зачахнуть На тяжкой работе в тюрьме!.. Видеть, как плачет юность, Видеть цвет увяданья на ней -- Страшной сказки страшнее, Тяжкого сна тяжелей. И мой черед скоро настанет, Но песни мои повторят для вас Ягоды, и цветы, и груши, и сосны, И все, что ласкал я в пути не раз... Как волшебный клубок из сказки, Песни -- на всем моем пути... Идите по следу до самой последней, Коль захотите меня найти! 12 декабря 1943 г. В СТРАНЕ АЛМАН1 И это страна великого Маркса?! Это бурного Шиллера дом?! Это сюда меня под конвоем Пригнал фашист и назвал рабом?! И стенам не вздрогнуть от "Рот фронта"? И стягу спартаковцев не зардеть? Ты ударил меня, германский парень, И еще раз ударил... За что? Ответь! Тому, кто любил вольнодумца Гейне И смелой мысли его полет, В последнем жилище Карла и Розы Пытка зубы не разожмет. Тому, кто был очарован Гете, Ответь: таким ли тебя я знал? Почему прибой симфоний Бетховена Не сотрясает мрамора зал? 1 Алм ан -- Германия (по-арабски). Здесь черная пыль заслоняет солнце, И я узнал подземную дверь, Замки подвала, шаги охраны... Здесь Тельман томился. Здесь я теперь. Неужто и мне, как Розе и Карлу, Смерть суждена от своры борзых? И меня поведут, и меня задавят, И сбросят с моста, как сбросили их?! Кто Цеткин внук?! Кто Тельмана друг?! Есть среди вас такие, эй?! Услышьте голос стальной воли -- Откройте наши тюрьмы скорей! С песней придите. Придите так же, Как в девятнадцатом шли году: С кличем "Рот фронт", колоннами, маршем, Правый кулак подняв на ходу! Солнцем Германию осветите! Солнцу откройте в Германию путь! Тельман пусть говорит с трибуны! Маркса и Гейне отчизне вернуть! Кто Цеткин внук?! Кто Тельмана Друг?! Есть среди вас такие, эй?! Услышьте голос великой правды! Наши тюрьмы откройте скорей! 19 декабря 1943 г. О ГЕРОИЗМЕ Знаю, в песне есть твоей, джигит, Пламя и любовь к родной стране. Но боец не песней знаменит: Что, скажи, ты сделал на войне? Встал ли ты за родину свою В час, когда пылал великий бой? Смелых узнают всегда в бою, В горе проверяется герой. Бой отваги требует, джигит, В бой с надеждою идет, кто храбр. С мужеством свобода, что гранит, Кто не знает мужества -- тот раб. Не спастись мольбою, если враг Нас возьмет в железный плен оков. Но не быть оковам на руках, Саблей поражающих врагов. Если жизнь проходит без следа, В низости, в неволе, что за честь? Лишь в свободе жизни красота! Лишь в отважном сердце вечность есть! Если кровь твоя за родину лилась, Ты в народе не умрешь, джигит. Кровь предателя струится в грязь, Кровь отважного в сердцах горит, Умирая, не умрет герой -- Мужество останется в веках. Имя прославляй свое борьбой, Чтоб оно не молкло на устах! Декабрь 1943 г. НОВОГОДНИЕ ПОЖЕЛАНИЯ Андре Тиммермансу Здесь нет вина. Так пусть напитком Нам служит наших слез вино! Нальем! У нас его с избытком. Сердца насквозь прожжет оно. Быть может, с горечью и солью И боль сердечных ран пройдет... Нальем! Так пусть же с этой болью Уходит сорок третий год. Уходишь, борода седая, Навеки землю покидая? Ты крепко запер нас в подвал. Прощай! На счастье уповая, Я поднимаю мой бокал. Довольно жизням обрываться! Довольно крови утекло! Пусть наши муки утолятся! Пусть станет на душе светло! Да принесет грядущий Новый Свободу сладкую для нас! Да снимет с наших рук оковы! Да вытрет слезы с наших глаз! Согрев целебными лучами, Тюремный кашель унесет! И в час победы пусть с друзьями Соединит нас Новый год! Пусть будут жаркие объятья И слезы счастья на очах! Пускай в честь нас печет оладьи В родном дому родной очаг! Да встретятся жена и дети С любимым мужем и отцом! И чтобы в радостной беседе, Стихи читая о победе И запивая их вином, Истекший год мы провожали И наступающий встречали За пышным праздничным столом!.. 1 января 1944 г.