Яркий день и атеизм. В обществе дородных нянек -- Двух гусынь, ему усердно Помогавших при полете,-- Прибыл хмурый пеликан. Раненую грудь погрел он, С негодующим презреньем Поглядел на клан совиный И опять в окйо умчался. А потом к огню, воркуя, Пара голубков подсела, Посмеялись, освежились И умчались в путь-дорогу. Наконец удод явился, Длинноног, короткокрыл; Глянув, крикнул мне со смехом "Друг! Не узнаешь Хут-Хута?" Я невольно засмеялся: Это впрямь мой друг Хут-Хут/ Тридцать пять веков назад он Числился курьером царским И с депешей неотложной Срочно Соломоном Мудрым Послан был к царице Савской, К знаменитой Балкаизе. Царь в красавицу влюбился, По хвалебным описаньям; Ей же грезился лишь Мудрый, Чью весь мир прославил мудрость. И загадки предлагали Царь с царицею друг другу, И бежал, нося записки, Мой Хут-Хут песком-пустыней. И, устав от всех загадок, Прибыла в Ерушолаим И в объятья Соломона Кинулась она, краснея. Царь сказал, обняв царицу: "Величайшая загадка, Милое дитя, -- любовь, Но над ней не стоит думать". Да, Хут-Хут, удод мой старый, Прежним другом мне явился В колдовском воздушном царстве, В дымной хижине Ураки. Стар удод! Но он такой же, Как когда-то. Очень важен: Как тупей, он на макушке Носит гребешок из перьев. Он скрестил свои ходули, По привычке разболтался И дворцовых происшествий Выложил мне целый короб. Рассказал на новый лад То, что мне поэт арабский Рассказал: как ангел смерти Побежден был Соломоном. Царь остался жить, -- бессмертный, Обитает в Джиннистане; Там он демонами принят Как монарх самодержавный. "И царица Балкаиза,-- Говорил Хут-Хут, -- жива. Дар возлюбленного, дивный Талисман, ей дал бессмертье. Проживая в лунных землях, В горном царстве эфиопов, С Соломоном и доныне Сохранила связь царица. Оба, правда, постарели И остыли, но друг другу Как и прежде, часто пишут И, как прежде, шлют загадки. И по-детски Балкаиза Радуется, если Мудрый, Понапрасну потрудившись, Не решит ее загадку. И лукаво утверждает, Что с годами поглупел он, И, дразня, зовет его То Ночной Колпак, то Шеллинг. Царь ей год назад в отместку Твердый преподнес орешек,-- Он своей подруге верной Переслал со мной загадку: "Кто подлец наипервейший Средь германских подлецов, Среди всех, кто населяет Тридцать шесть держав германских?" Сто имен ему с тех пор Уж царица отослала; Царь в ответ упорно пишет: "Нет, голубка, он не первый". И царица чуть не плачет: Хоть ее посланцы рыщут Вдоль по всей земле германской, Все ж ответ еще за нею. Но едва она кого-то Первым подлецом объявит, Соломон ей пишет снова: "Нет, голубка, он не первый". "Милый друг, -- ему я молвил, Долго будет Балкаиза Биться тщетно, присуждая Немцу лавры подлеца. Ведь в моей отчизне подлость Прогрессирует гигантски; На венец из грязных лавров Слишком много претендентов. Так вчера еще *** Первым подлецом считался, Нынче по сравненью с*** Стал он унтер-подлецом. Завтра ж назовут газеты Архиподлеца, который Даже нашего*** Переподличать сумеет". ГЛАВА ХХШ Вместо строфы 4-й: Только младший, Корноухий, Бодрствует, отцу внимая. Тот опять мизантропично Философствует о людях: "Да, мой сын, всего противней Эта кастовая спесь. Это чванство подлых тварей, Пишущих анналы мира. Мы для них пустое место, Разве мельком упомянут Имя лошади, носившей На спине их короля. Если ж человек снисходит Родственных воспеть животных, Он и в этом начинанье Проявляет эгоизм. В песнях он, как в жизни, наши Узурпирует права. Из любой ничтожной строчки Прет тупая субъективность. И, героем взяв медведя, Он на деле воспевает Лишь себя -- свои безумства И болезненные бредни". ГЛАВА XXIV Вместо строф 10-й, 11-й и 12-й: И прославят имя Тролля Правнуки. Когда же время Уничтожит предрассудки, Будет принят он в Валгаллу. В первоначальном варианте рукописи после этого следуют еще три строфы: Будет бюст его меж Листом И великой Фанни Эльслер; Воспоет его как друга Надпись в неуклюжем стиле: "Атта Тролль, медведь великий, Родился на Пиренеях, Взяв одновременно как Жар испанцев, так французов -- Трезвость мысли; скрежетавший, Перед чернию плясавший, Иногда и вонь пускавший,-- Не талант -- зато характер". Имеется и следующий вариант: Когда-нибудь король Баварский поставит ему в Пантеоне Валгаллы статую в неуклюжем виттельсбаховском стиле: "Атта Тролль, медведь-санкюлот, дикарь-управитель. Уважаемый супруг, глубокий ум, религиозная душа, ненавистник фривольности". ГЛАВА ХХVII Вместо трех последних строф: Скачут по стенам германским, Хлопая культями крыльев: Ножки плоски, глотки сиплы, Много крику, мало пуха! Тут же белые вороны Каркают с утра до ночи: "Галлы, галлы показались!" Сообща спасают Рим. Да, у птиц иные песни! Я вчера прочел в газетах, Что у Тика был удар И что Тик -- советник тайный.