т! Малыш... приятен и, видно, будет боек... Вот забота! Пусть подрастет. А дальше - в пансион. Учеба у отцов - иезуитов и - с глаз долой! Подальше от лорнета!.. 3. "Мон шер! Вам скоро минет двадцать лет! Вы служите в Париже, но убого, бесперспективно - я бы так сказал!.. Тут ваша мать - мон дье! - опять просила немного вами поруководить. Я думал целый час - а что, как если попробовать устроиться в России? Хоть гувернером?.. В этом что-то есть! Москва, не скрою, хуже, чем Париж, но лучше, говорят, чем Гонолулу. Вот деньги на проезд. Вот письма к другу. А вот совет: оставьте этот вздор, который именуется стихами! Займитесь делом и... Пора, прощайте! 4. "Мой милый друг! Я вас весьма ценю! Мальчишки так болтают по-французски, что хоть куда! Пора кончать уроки... А жаль, мы к вам привыкли... Но сознайтесь, в именьи нашем вы слегка скучали?.." "Ах, что вы, ваша милость, разве можно?.." - и неотрывно смотрит он в лорнет на стройные лодыжки поселянок, мелькающие в яблочном саду... Девчонки, не смущаясь, строят глазки, поддергивают юбочки, а он... 5. Ах, Боже мой! Поэмка без конца!.. ... Москва шумит за окнами, а где-то шумит Париж... а ты слагаешь вирши, похмельною склоняясь головой на треснувший лорнет - наследство предка... НЕПРАВИЛЬНЫЙ ВЕНОК СОНЕТОВ УХОДЯЩЕМУ ВЕКУ 1. Венки сонетов пишутся с конца, - Пусть век толок зерно и плевлы в ступке, Но в форме совершенного кольца Останутся и вехи и поступки. И все, что, начиналось без любви, И все, что отмели и окричали, Окончится не Спасом - на - Крови, А Неспасеньем - Духа - на - Печали... Пиши живей, губерния, пиши! Веди учет колдобинам и кочкам, Подсчитывай земные барыши, Но не спеши в итоге ставить точку: "Забота о спасении души" - В конце концов, классическая строчка 2. В конце концов, классическая строчка Сама найдет чеканщика земного. Что было раньше: листья или почка? Что было прежде: Действо или Слово? Загадки малышей всего дороже: Невинен взгляд в заоблачные дали... Пусть яйца учат курицу, так что же? Коль куры сами их не расклевали! Чем век дряхлей, тем реже в нем задиры, Чем старше, тем покладистей овца - Все меньше сил для славы и для пира, И шея для ношения венца Ослабла. Бог с ним! Лишь бы кончить миром - "Лицом к лицу - не увидать лица"... 3. "Лицом к лицу - не увидать лица", Не чище ли легенды и преданья? Что толку слать честнейшего гонца В пределы недостроенного зданья? Намечены ступени - нет перил. Пути известны - ноги неведомы. Не отыскать загадочный берилл В одном из ста углов большого дома. Когда-нибудь предъявленный купон Оплатится без долгих проволочек... Кто нам родней: Дюпон или Гапон? Дурные мысли лезут ближе к ночи, Но без сомненья: мирный крепкий сон Вернее всех вопросов и отточий... 4. Вернее всех вопросов и отточий Полет плодовой мушки - дрозофилы. Уйдут в песок среди "иных и прочих" Сегодняшние "-фобы" или "-филы"... В дорожной сумке слишком мало места: Белье, зубная щетка, пара книжек - "Всегда готов к труду или аресту!" - Пел на Фонтанке умный Чижик - Пыжик Не уберечь от рака руку греку, И лодке не вернуться и не встать, - Оставим же в покое эту реку, Еще чуть-чуть, а там начнет светать... От срока "ВЕК" дряхлеющему зеку Всего пять лет осталось домотать... 5. Всего пять лет осталось домотать, Но тем, кто жив - не маленькая йота! Не все еще обучены считать, Но ведь на всех и не было расчета!.. Железо громыхает на ветру... Задуло с юга - добрая примета... Что думать о похмельи на пиру? Не в ветре звуки - звук живет в предметах... Не откреститься: На - Вухо - Донос - Сор - пыль - престол, возвысивший калеку... Вам мало комментариев и глосс? Сходите в Палестину или Мекку, Сведите все в один большой донос, И можно подводить итоги веку. 6. И можно подводить итоги веку, Перетекая в эру Водолея... Что нынешнему нищему ацтеку Иероглифы? О них ли он жалеет? Учите буквы! В мире все возможно, - Когда еще дела дойдут до крыши? Пусть нынешняя истина подложна, Но буквы кое-как ее опишут Растенья, птицы, камни, звери, гады, Виденья, населившие тетрадь... И будем мы не "ради" - просто рады Гербарий лет на старости листать, Сумев без сожаленья и досады Освистанное - впредь не освистать 7. Освистанное впредь не освистать Тем тяжелей, чем меньше повод к свисту. Пора бы человечеству устать Делить себя на чистых и нечистых, Но все идет по кругу. День за днем Печально смотрят в мир глаза Мадонны, Где "гомо", не пресытившись огнем, Заглядывает в бельма Абадонны Чем кончится? Что делать? Чья вина? Спасемся или тупо канем в реку? Кто даст ответ: при снятии Руна Овца успела бекнуть или мекнуть? Успеем ли, прессуя времена, Возвышенному дать слегка поблекнуть?.. 8. Возвышенному дать слегка поблекнуть, Творцу порою больно или жалко, Но Вечность есть любовь (по Билли Блейку), Во Времени прошедшая закалку. Пока бои еще не откипели, Жить в княжествах привычно, но удельно... А купол отражается в купели, И эта совокупность - беспредельна И все иное, (если вымыть кисти И в день седьмой потягивать вино), Не более, чем цепь банальных истин: Пределов совершенству не дано, Всегда есть, что исправить и подчистить, Раскрасив черно-белое кино... 9. Раскрасив черно - белое кино, Вполне законно жаждать гонорара. Не за металл бессмертного Гуно, Но если без юродства, то не даром Работали, копили барахло, Стирали в пыль, творили изваянья... Поэтам в этом веке не везло, Как, впрочем, и в иных: на подаянье Рассчитывать непросто - нищий люд Плодится безнадзорно и без лени. На каждого поэта - сто малют, На каждого пророка - сто каменьев. Попробуй-ка, покуда не собьют, Во всех полутонах найти знаменья!.. 10. Во всех полутонах найти знаменья И выследить тропу добра и зла - Пора гаданья и столоверченья: Каббала - звезды - магия числа... Ах, этот час разъезда с карнавала! Последний тур по улицам глухим! Все маски смяты... публика устала... И возглашают утро петухи... Шут с Королем прощается без лести, "Достоинство" слетает с Домино, И Дама Пик зевок невольный крестит, И что-то там сияет над страной... Нам повезло - все это видеть вместе, И оценить, как старое вино. 11. И оценить, как старое вино, Иронию тщеты и зоркость Босха - Не зрелостью суждений скудных, но Всей робостью вкусившего подростка. Он верит в наказанье за грехи, Но хмель тысячелетнего напитка Уже в крови. Сосуду быть сухим! Коль взялся - пей! Не пить - пустая пытка. Так женщина, способная пленять, Не держит впрок завидного уменья... Сосуд хорош - и не на что пенять, Лишь разгадай в шараде сотворенья, Как удается в нем соединять И серы вкус и ангельское пенье?.. 12. И серы вкус, и ангельское пенье В волшебном горле мальчика из хора... Он третий справа - странное растенье - Тщедушный отпрыск "барышни" и вора Что дали гениальному уроду Ночная моль и сумеречный бражник? "Причудливо тасуется колода", - Сказал один острожник. Или стражник. Ах, все равно! Не встреченный - так встречный! Цепь тянется, к звену куют звено... В Молочный Путь - Молчальный - или Млечный - Готовясь, надо помнить об одном: Открыть все окна - выдуть пыль беспечно - И не забыть добытое Руно. 13. "И не забыть: добытое Руно, Китайский веер, зонтики для дачи, Пять пар чулок, льняное полотно И что-нибудь такое - от Версаче..." Шпаргалка для мужей. О, древний грек! Ты волен был в пределах Ойкумены, А ведь ворчал: "Какой развратный век! В портах жулье! Нигде нет честной мены!" Какое там столетье на дворе - Не выяснишь по вечным изреченьям. Пусть многое рассеется в дыре Немерянной, но чуждое забвенья Останется, как муха в янтаре, В навечно остановленном мгновеньи. 14. В навечно остановленном мгновеньи Покой и буря равно безопасны: Любовь без боли, горе без мученья ОСТРАНЕНЫ - и выглядят прекрасно. Жизнь отгорчила - к черту огорченья! Чернила на исходе... ночь на сломе... И что б не петь о месяца свеченьи? О пастушках и лютиках в соломе? Нет! Хочется поумничать в предмете Поэзии: "Мол, в звуке бубенца Есть тайных смысл!.." Но знают даже дети, Что не природа - заданность скопца Виновна в том, что все на этом свете Венки сонетов пишутся с конца! 15. Венки сонетов пишутся с конца: В конце концов, классическая строчка "Лицом к лицу - не увидать лица" Вернее всех вопросов и отточий Всего пять лет осталось домотать, И можно подводить итоги веку: Освистанное впредь не освистать, Возвышенному дать слегка поблекнуть, Раскрасив черно - белое кино, Во всех полутонах найти знаменья, И оценить, как старое вино, И серы вкус, и ангельское пенье, И не забыть добытое Руно В навечно остановленном мгновеньи. x x x В ночь, как в плащ усталый путник, Завернулся город - кокон... Свет фонарный ломкий, чуткий Легким бликом лег на окна... Дня ушедшего пружина В недомолвках и причинах, Лица, лики и личины - В зазеркальях, в заоконьях - Вне закона и в законе... Город - кокон дремлет чинно, Что ж не спится мне, личинке?.. x x x Белый лист чист и гол, Гол и чист белый стол. Белый свет стар и сед, Видел все белый свет. Видел все белый лист - Чист бывал и нечист, Молчалив и речист - Все стерпел белый лист. Видел Ветхий Завет, Видел кляуз букет, Вязь бухгалтерских смет И Шекспира сонет... Тянет ноту кларнет, А ответа все нет: Мне садится за стол? Он пока чист и гол Что вписать в белый лист? Он пока гол и чист... Я ПУШКИНА СЫНУ ЧИТАЮ Нет света, а сумрак все круче, Дымит на столе шандал, Его Величество Случай Сегодня мне руку дал. В дрожащем неверном свете Играет волшебный мир: Людмила попала в сети... Тоскует младой Ратмир... Коварный Фарлаф крадется... Руслан горячит коня... Я знаю - все обойдется, Но рядом, обняв меня, Что силы есть, сжав кулачишки, Боясь лишний раз вдохнуть, Впервые ушел сынишка С Русланом в нелегкий путь. Свеча незаметно тает, Ночная взошла звезда... Я Пушкина сыну читаю Сегодня - и навсегда. x x x Калейдоскопная жизнь - маята и круженье, А суть неизменна, меняется лишь отраженье: В десятке стекляшек все Гоголи, Гегели, Канты... Десяток стекляшек в бессчетности вариантов... Цветные осколки плетут разноцветные судьбы, Творцов и ничтожеств равняя единою сутью, И в недрах зеркальных рождается вечность из мути: Мы люди, мы люди, вы слышите, люди - мы ЛЮДИ! Как было бы просто презренье сменить на прозренье, - Ведь суть неизменна, меняется лишь отраженье... x x x Черной шалью с душными кистями Август бросил ночь мне на плечо, Щедро звезды высыпал горстями И луну привесил на крючок. Замерли дневных напевов струны, Тишина на Кинбурнской косе, На плоту из тонких нитей лунных Я плыву по звездной полосе. Я плыву, а море тихо дышит, Терпким йодом мне щекочет нос, И боками теплыми колышет, Светлячков вплетая в прядь волос... Все сместилось, все перевернулось, И боюсь я волшебство спугнуть: То ли небо в море окунулось, То ли море лижет Млечный Путь... x x x Вечерний бриз причесывает скверы, Дневные раны лечит терпким йодом, Вечерний бриз - всего лишь полумера: В июльской топке краткосрочный отдых. Вечерний бриз петляет по бульварам, На стенах сушит легкие ладони, Следы сметает с пыльных тротуаров И влажно мой целует подоконник. Вечерний бриз не свищет и не злится, Течет водой прохладной из баклаги, И будто бы боясь навек проститься, Строкою замирает на бумаге... x x x Ну, что мне поля - горожанке в шестом поколеньи? Ну, что мне дрозды, если путаю их с соловьем? К мощенному плену привыкнув еще до рожденья, на мир я смотрю сквозь привычный оконный проем. В деревне я - гость, ошалевший от запахов дыма, от трав, петухов, необычно густой тишины, от ягодных мест и от хлеба ручного замеса, и свежих ветров, уносящих печные дымы... Прости мне, деревня! Приемлю любые резоны: начало, источник, основа, целебный родник!.. Но я - Робинзон. И, как всяческие робинзоны, я паруса жду - каждый день, каждый час, каждый миг! СКРИПАЧ Между бровей рябит морщинка строгая, глаза закрыты, пальца греют гриф - последний раз рыдает скрипка Когана, своим рыданьем воздух опалив И нет души, которая б не дрогнула, когда струна и пальцы - рать на рать... Сказать словами больше скрипки Когана хотя бы раз - и можно умирать!.. x x x Почему не несут меня крылья? Ты приехал, а я не спешу... Будто радость присыпана пылью, и по пыли я тряпкой вожу. В лихорадке утюг не роняю и такси не ловлю наугад, и на двушки рубли не меняю, и друзьям отвечаю впопад. Незаметно в разлуках и встречах я ступила за эту черту: это день, далеко еще вечер, но уже от тебя я иду. ... Красный свет, перекресток знакомый и знакомый троллейбус - битком... Не волнуйся, я выйду из дому. Я приду, но, пожалуй, пешком... x x x С отчаяньем ночного мотылька бьюсь о стекло, ломая слепо крылья, - который раз кляну свое бессилье, перо, бумагу, скудость языка... Который раз, стекая по стеклу, дождем, слезою, сукровичным сгустком, вдруг понимаю: в доме просто пусто, и тишина на вымытом полу... БАЛЕРИНА ЕКАТЕРИНА МАКСИМОВА Только улыбка - ни боли, ни пота, ни слез! Только улыбка - под аплодисментов наркоз. Только улыбка - хоть впору висеть на кресте! Только улыбка - как точка над фуэте! Только улыбка - все прочее в сумрак кулис! Только улыбка - танцуй, балерина, на "бис"! Только улыбка - о, зритель, ее оцени! Эту улыбку - пока не погасли огни... x x x Нас время построило, как старшина: налево смотрю - грудь второго видна. А годы несутся, все ближе ко мне правофланговые Нас время сдвигает, как косточки счет, и будет мгновенье - застынет плечо, открытое справа последним ветрам, незащищенное Все просто и вечно, как свет среди дня... И слева уже подросла малышня, и плечиком острым сдвигает меня в правофланговые x x x Мне казалось, скажи ты: "Замри!" - я замру. Мне казалось, скажи ты: "Умри!" - я умру. А сегодня стою на ветру и занудно, как ветхий гуру, говорю, говорю, говорю... Говорю, что уже не умру, не приду, не уйду, не замру - так беспечно в свободном миру я играю в свободу - игру... Но туман в рукава поутру заползет, и озноб по нутру пробежит, как похмелье в пиру ... Я тебе еще много навру, ты скажи мне: "Замри!" - я замру... x x x Прошло семь лет, а может быть, семь бед, а может, семь веселых каруселей мимо тебя галопом пролетели, а может, семь дождей и семь метелей семь раз успели замести мой след... А может, не случилось ничего? А может быть, по капельке всего... Что до того? Теперь мне дела нет... x x x В темной роще кукушка мне года ворожит, привирает болтушка, - столько мне не прожить! Столько мне и не надо! Столько мне не поднять! Поживу, сколько в радость, чтоб самой не устать, чтоб друзья не устали, чтоб остались враги, чтоб своими глазами видеть, как в бочаги по весеннему лесу утекает зима, чтобы там, а не в кресле день последний сломать, как сургуч на конверте, где отмечен мой срок, и водой, а не смертью ускользнуть в ручеек... x x x Я люблю неспешные поездки, чай вагонный с угольным дымком. Прадед мой, служивший на "железке", с этим вкусом тоже был знаком. Я люблю глухие полустанки, где старушки - тихий наш закат - с молоком в холодной скользкой банке к поезду поспешно семенят Я люблю, когда молчат соседи, и стаканы, тонко дребезжа, повторяют: "Едем... едем... едем..." - по "железке" - лезвию ножа... x x x Япония, манишь ты неспроста: как скрытая вуалью красота, как чья-то тень манит из-за угла, как женщина, что так и не пришла, как прерванный в начале разговор, как эдельвейс - хранитель тайны гор, как тайнопись древнейшего листа - Япония, манишь ты неспроста... x x x Бытует легенда о том, как седой каллиграф на улице знойной, приличья и нравы поправ, на белом халате японки свой знак начертил - знак вечной дороги бессмертных небесных светил. Рассеянность гения сделала белый халат не просто халатом - ценнее он стал во сто крат, отдельною жизнью зажил - своим счастьем, тоской, как все, что согрето искусной и умной рукой... Так краток, пределен и так удивительно прост наш путь от рожденья до смерти, от солнца до звезд... И счастье немногим - прошедшим сквозь вечный покой твореньем бессмертным, а может быть, просто строкой! x x x Вы, забежав вперед, не стали ближе!.. Я улыбнулась?.. Вы тут не при чем!.. Пустой вопрос: "Когда я вас увижу?" лишь краем оцарапал мне плечо. Но отдавая дань словесной моде, отвечу не всерьез и не шутя: - А это, друг ненужный, по погоде! Увидимся на краешке дождя!.. ... Лукавит дождик - ласковая сводня, на мокрые полоски делит сквер... Что это значит? Встретимся сегодня? А может, после дождика в четверг!.. x x x С рожденья бесхозные псы, на свалках царящие вольно, нет лужи - полижут росы и малостью этой довольны. Хозяина нет - не беда, любому хвостом повиляют. Нет друга - не будет вреда, ведь кто не имел - не теряет. Такого хоть Шарик, хоть Рекс окликни - несется покорно... Ах, этот помоечный плебс, взращенный в почтении к корму! Но ближе мне в тысячу раз не те, что ветшают в безболье, а те, что за ласку на час на лапы давить не позволят, что верно хранят имена, пройдя сквозь фавор и измену, и стойко - во все времена - не ищут хозяевам смену Их можно поймать, привязать, заставить взбеситься со скуки, но их не заставишь лизать чужие, случайные руки... x x x Опять крылом взметнулся парус, опять все сказаны слова, и вымпела веселый гарус опять ласкает синева... Отжатый линией прибоя, ты даже в мыслях не со мной: азартно ждешь начала боя, а я прошу быть легким бой!.. Я постою еще немного и посмотрю на хрупкий след - твоя любовь, твоя дорога, а мне туда дороги нет! Мы в духе времени, ты видишь, но все же чуть тревожно мне: твои дела - дела твои лишь. Мои дела - мои вполне... Мне не смешно, но рот смеется - в дороге горечь не нужна, и я желаю, как ведется, семь футов под килем до дна! Тебе гадает ветер свежий, как в сказке о Златом Руне... Да поведет тебя надежда! ... А что ты пожелаешь мне?.. x x x Не толкуй мне о причинах: было то, мол, стало - это!.. Брось, разгладь на лбу морщины - я сама найду ответы. Просто два ручья не слились - расплескались у излуки... Просто мы поторопились протянуть друг другу руки... ЖЕМЧУЖНАЯ ЛЕГЕНДА Уронила луна слезу, на небесном катясь возу, в полнолуние Подобрал ту слезу рыбак, только в доме его и так слез достаточно Бросил в море - волна в накат: - Не хочу день и ночь подряд я слезу точить! Собрался весь морской народ и решили в подводный грот слезку выбросить Лишь моллюск, не страшась грозы, в нежных створках овал слезы приголубливал И пока шумел сыр да бор, и пока гудел приговор - хлопнул створками... С той поры голубым ключом отпирает луна их дом в полнолуние... x x x Фальшивя, будто ржавая струна, мне говорил: "Не слишком ты нужна! Подумаешь, награда из наград!" Я улыбалась - зелен виноград! Слова - колючки и влюбленный взгляд!.. Сказал бы, что ты сам себе не рад. Но ты молчанья сеял мелкий град, и я молчала - зелен виноград. И вдруг - ушла. Да так легко ушла, не слушая, хвала или хула толкнет вперед иль позовет назад... Что возвращаться? Зелен виноград... x x x Ночь на этой стороне Земли... Даже днем ночная мгла и сырость... Наблюдаю в дырочку от сыра Ночь на этой стороне Земли В ночь на этой стороне Земли... Мыши прогрызают что попало, А листва свернулась и опала В ночь на этой стороне Земли Далеко за "Орбитом" орбит Буйство трав и запахов, и звуков... Может быть, сумеют наши внуки Улизнуть за "Орбиты" орбит? Пульс, слабея, катится в нули... Сыра нет... Но в дырочку от сыра Тоже видно, как темно и сыро Жить на этой стороне земли ОКТЯБРЬ, 1993 Опять толкают сирых к дележу: вороне Бог не шлет - все это сказки! Так много в патронташах алой краски, что я палитру под замком держу. Унять дрожь рук, хватаясь за древко, или гвоздем пришпилить руки к древу? А думалось: так мирно в доме Девы, из Млечной соски льющей молоко... ...Раскрыли астры острые лучи, и горек запах осени и тлена... Потомки ада - жертвы, палачи - мы прокляты до пятого колена... x x x Не полагаю, не сужу, дискуссий не веду: я просто Родине служу - иду на поводу. Писатель лжет, политик врет, в желудке - холодок, но я терплю, хоть шею трет короткий поводок. Я знаю: рядом - ничего, а в сторону - ни-ни! Хозяйку счастья моего ты, Боже сохрани! Наш вид привычен и знаком, идем нога к руке: хозяйка с длинным языком и я - на поводке! x x x Отвернулся Господь от меня, не дал тех стихов, за которыми лишь небо, и за то, что ложилась судьба решкой, отвернулся Господь от меня грешной... Но поскольку земной наделил речью, все равно перед ним я в долгу вечном... x x x Империя втянулась в берега - Окончены великие походы, И воины спроважены на воды, А лошади - в альпийские луга Пал Император - деспот и тиран, В провинциях орудуют шакалы... А стольких вин из самых разных стран Империя вовеки не алкала! И отупев от кликов и речей, И нахлебавшись вдоволь братской розни, Горластый раб, что нынче стал ничей, Уже мечтает о хозяйской розге x x x Дует ветер по имени "ТЫ"... Дует так, что теряют кусты, будто птицы, свое оперенье. Улетают сердечки сирени Острым клином в чужие края... Их не в силах догнать цеппелины... В доме плачет протяжно и длинно глупый ветер по имени "Я"... x x x Левее левого окна, левее тополя летит легчайшая луна - ледком подтопленным. Летит, как будто все под ней ничтожней волоса, как будто в сутках нету дней, а в мире - голоса, и лепет тополя в ночи Ее Высочеству не слышен, только и причин - лететь, раз хочется над степью, чашами воды, над леса стрелками - наивным зеркалом звезды, осколком зеркала... x x x Не тюрьма - так сума, Не сума - так тюрьма... Говорят, это лучше, чем съехать с ума... Говорят, это лучше, но грань так зыбка: от "сумы" до "с ума" - лишь нюанс языка... x x x Сто тысяч лет с неведомых планет летят на землю сборщики налогов - не ангелы, рассеивая свет, но мытари, отыскивая след, Божественного промысла - в убогом... ...И день, и ночь, и сотни тысяч дней они летят, а жатва все скудней... ПОЭЗИЯ Ни ласки, ни слова, ни звука земного - корежься, как должно, одна - среди ночи, одна - среди тлена, одна - во Вселенной... Наложница - не-осторожная птица! На ложном пути ли? На чистой странице? И наверно - только в конце многоточье... На верном, как пес дворовой одиночье... Не - женщина - пола какого часть речи? Неявно - праслово, неточно - предтеча... Меж жизнью и смертью теченье глагола - нагольная правда на теле не голом... x x x Сочится кровь из треснувшей губы, такое время, что не до улыбок. И лозунги по-прежнему грубы для золотых и просто мелких рыбок. Лелеять этих, нежных, что за прок? Чуть дунешь - оперение погасло... В говядине - питательный белок. В подсолнухах - растительное масло. ...Зачем кормить пугливых ярких дур, приобретенных оптом за пол-литра, останками земных литератур и радостью шемякинской палитры? Уж как-нибудь - не каясь, но греша, - Протянет ножки век под "тыры - пыры"... ...В созвездье Рыб уносится душа быстрее, чем в озоновые дыры... x x x Пускай не вышла в "дамки" или дамы я, кручусь, верчусь, а в общем - на нуле, но верю: ты горишь еще, звезда моя, и потому болтаюсь на Земле. Творю грехи, слагаю покаяния, "бросаю тень" на Женщину и Мать, и руку для земного подаяния все так же не умею подавать... Звезда моя! Вот выдалась оказия, и пар валит от кончика пера!.. Пока ты терпишь эти безобразия, я знаю - уходить мне не пора!.. x x x Вот и все: прикушена губа, корочка отсохла и забыта... ...Съедена высокая судьба неизменной низменностью быта... x x x Это не боль и не мука - горе не стоит гроша... Милый! Я плачу от лука, что же меня утешать? В той шелухе шелковистой горечи бабьей жилье. Может, тут дело не чисто, только ведь дело - мое! Спросишь: "Обида ли? Скука?" Скажешь: "Сама не права!" Если я плачу от лука, не помогают слова... МЕНШИКОВ На этот снег - закатный, розовый - не вам бы, братцы, косоротиться!.. Пляшите! Меншиков в - Березове, и он оттуда не воротится... Опало золото сусальное, остался ряженый - не суженый... Князьям российским стать опальными так просто, как зевнуть за ужином. Скоропостижное забвение, скоропалительные проводы... Он не вернется до Успения, он не успеет... Да и повода не сыщется. В домишке рубленом, как в детстве все - чугун да братина, Светлейший грош - как сдача с рублика, щи, дух квасной, пирог с зайчатиной... x x x Запропали где-то ключи, а больше ничего не случилось. Чей-то кот нагадил под дверь, а больше ничего не случилось. Обозвали дурой в метро, а больше ничего не случилось. На ботинке лопнул шнурок, и больше ничего не случилось. За зимой явилась весна, но больше ничего не случилось. Без причин распухла десна, но больше ничего не случилось. Если можешь, цепь оборви, назови последствий причину - просто не случилось любви, значит, ничего не случилось... x x x Повезло всаднику без головы: ему не морочат голову соседи, и начальство не устраивает головомоек. Он не теряет голову от любви и горя, у него не болит голова от забот... И при этом, он еще и путешествует... x x x Гололедица облила акации прозрачным леденцовым скафандром. Город звенит, хрустит и боится - дворники солят тротуары, тротуары просаливают прохожих, прохожие роняют соленые словечки, которые падают отвесно и превращаются в соль земли русской, упакованную в серый картон, выданную красноруким дворникам, рассыпанную по тротуарам, разъедающую ботинки прохожих, которые роняют соленые словечки, потому что все равно скользко. x x x Баллистика есть точная наука. Когда в твоих руках согнется луком упругий стан, и к темным небесам закинутся грудей боеголовки, прошу тебя: не божьею коровкой, но мужем выступай! И за тобой останется сладчайшая победа!.. "Будь же стратегом, Лебедь!" - просит Леда, но Он опять под властью Ганимеда, вчерашних сплетен, сытного обеда - и не готов вести священный бой... x x x Когда до сна какой-то краткий час, бывает так: нашарю вдруг пятак, оглаженный бессчетностью касаний, потертый и заношенный в кармане, для верности прищурю правый глаз и - как влеплю в орлянку сам-на-сам! И выиграет правая у левой рука, но все равно не станет драться, не скажет "Нам давно пора расстаться!", не сложит тихий кукиш за спиной, сообразуясь, верно, с головой - хоть глупой - но одной. x x x У грека негреческий профиль - такая беда! Потомок Ахилла прохожим сует лотерею, дрожат у причалов, как в оные годы суда, и дико растут апельсины вдоль улиц Пирея... А я строю горку из косточек синих маслин, тяну потихоньку из крохотной чашечки кофе, решая в уме с ударением: эллин - эллин? Хоть это неважно - у грека негреческий профиль x x x Озабоченной мухой, бодающей тупо стекло, деловым паучком, отрезающим мухе пути, домработницей Тоней, уверенной, что истекло время жизни пустых насекомых, и надо мести паутину со стен, а нахалку прихлопнуть к окну пожелтелой газетой, свистящей и жесткой, как кнут, - кем я стану, когда, отбоярив земную вину, из иных измерений меня в эту точку вернут? Женьке Халвою и серой пропах - с улыбкой на странных губах, всегдашним изгибом: о, чья-то погибель! И чья-то надежда и страх!.. Из почки, из точки, из споры, из - даже не на спор - но ссоры - осколок зеркальный мне - каменной, скальной, бегущей от всяких повторов, ты выпал! Козырная карта! Кому?! Безголовой, азартной! До линий руки отраженьем, до вдоха, до века суженья!.. ...О, бедные матери Спарты! x x x Как бисер низалась Держава тысячу горьких лет - бранила, хранила, держала, любила, растила, сажала, до судорог раздражала, но все же была Державой тысячу гордых лет... x x x Противен день, как спущенный чулок, неряшеством дождливых серых стрелок... Когда в порядке был бы потолок, я на него часами бы смотрела... Когда б не ветер, вышла б побродить в бензиновой и прочей градской вони... Когда бы огород не городить, зашла бы к вам без всяких церемоний. Без удивлений ("Раз пришла - сиди!") вы б разобрали спутанные пряди, поправили бы брошку на груди и что-нибудь еще в моем наряде... И стал бы так неважен разговор, как правила деления для Леды и, размыкая бублик - нудный тор, - день обратился б в штопор Архимеда, и красное вино из сулеи, не иссякая, стало б литься, литься... ... Но даме из порядочной семьи от скуки должно только удавиться!.. ПРЕКРАСНАЯ ЕЛЕНА Ну, что тебе было, Елена, разнять этих глупых задир? Отправить мальчишек из плена, открыть для любителей тир - носить им пернатые стрелы, дарить в промежутках "ранет" и выбором позы умело сводить перепалки на нет. Такое веселое дело сменяла на крови дела! Не дура, а значит, хотела, чтоб все догорело до тла... x x x Куриного мозга забава, любимый в миру анекдот: любовнику - вечная слава! Супругу - рога и почет. А этой, что сливочным телом желала двоих охмурить - усмешку, за то, что хотела хоть что-то себе подарить! Не Бог весть! - Но все же! Но все же! - Когда холодящий, как шелк, супруг все спокойней и строже справляет супружеский долг. Когда, ободряясь "Столичной", дружок доверительно ей бормочет: "В борделе - приличней..." Приличней. И даже - честней. x x x Еще не хлам, уже не вещи... С собой - никак. Бросать - неловко... Хозяйка знает, сколько трещин под этой спешной лакировкой. Что - от прабабки, что - от деда, что сами как-то наживали... "Нет, с барахлом туда не едут... да, прошлым летом побывали... Почти задаром - с этих толик не заживешь... но как придется..." ... Я уношу ненужный столик, как старика - в приют сиротский... МУЖСКАЯ ПЕСНЬ Пустейшая из жен! Нежнейшая! Твой муж иным смешон: он гейшею опутанный стократ, друзьями прошенный, но этих темных врат не бросивший! Подруга в болтовне и в гордости, уздечка на коне - а в горести готовая спасти невидимо... Бесценная! Прости обидевших!.. x x x Троллейбус людей с остановки слизнул, секунду подумал, уперся рогами, со вздохом щелястые двери сомкнул и канул... Железное чудо с семеркой во лбу, замызганный призрак по улице сонной унесся, как искры выносит в трубу - почти невесомо. И где-то ребенок заплакал со сна, и поздняя дверь осторожно закрылась, и только оранжевой фарой луна мигнула и скрылась... ПОСВЯЩЕНИЕ ДРУЗЬЯМ Вам, всегда заводящим ненужных друзей, Вам, теряющим все, кроме долготерпенья, не летящим вперед, пропуская ступени, - по затоптанным ближним и средним, и дальним, Вам, целующим чистую руку идальго, во Христе - без креста, на кресте - без обмана, за осьмушку листа отдающим нирвану, за ничтожное слово готовым к закланью, приспособленным только к бумагомаранью, достигающим в славе посмертной вершины - от ногтей до последней своей требушины предаюсь! МОЙ КАВКАЗ В кофейне, что сбегает к морю клином, официант шептал мне возмущенно: - Здесь кофе пьют старейшие мужчины! Не нарушай традиции, девчонка! Завешена тропа молочным паром, ползу наверх, талдыча обреченно: - Здесь тропы для потомственных архаров, не нарушай традиции, девчонка! x x x Семь лучиков бежали по стене: один шмелем засел на занавеске, другой - лиловый - размывая резкость, смягчил углы стола. А третий мне сел на висок, пульсирующей веной, чтоб подогнать медлительную нить... А остальные прыгали по стенам, не зная, как себя употребить. x x x Младенческая, ясная душа в твоих глазах святым сияет светом... Как, девочка, ты будешь хороша, пока не догадаешься об этом! x x x Прифонарная тень удлиняет короткие мысли... Обрывается день чередой надоевших картин... У меня - карантин. Так беспомощно руки повисли, и жирует бумага до будущий щедрых путин... x x x Не прощаясь, тихонько уйду, не накликав на дом ваш беду, льдом растаю на краешке дня - белый свет, отдохни от меня! Все останется: ветер и дождь, рыжих листьев неровная дрожь, только дым отлетит от огня и в дорогу проводит меня... И друзья в неотложности дел не заметят, что дом опустел - просто скажут: "Закат полинял!.." И забудут, забудут меня... x x x Все войдет в берега, как Яик и Ока по весне, напоив заливные луга, входят в русло. Так пейте же, пейте пока пить дают. Пейте впрок, как верблюды, готовясь к пути, чтоб до следующей речки живыми дойти. x x x День проступает сквозь шторы, сквозь дымный угар. День проступает - и надо ли праздновать труса? Тонко над ухом зудит тонконогий комар... Этот - укусит. Этот укусит и сытым взлетит за карниз, пятнышком темным лепясь к травянистым обоям. Я, расслабляясь, поглажу волдырь, будто приз: нам полегчало - обоим. Нам полегчало - комар отвопил и затих, я же укус раздираю до крови, до сути: если напиться хотят из сосудов моих, значит, и я что-то значу в сегодняшней смуте. x x x Курьерский поезд - скорые друзья, плацкартное расхристанное братство. От преферанса можно отказаться, а от расспросов спрятаться нельзя Здесь, дохлебав дежурный кипяток, домашним зельем полнятся стаканы, и, будто отказали все стоп - краны, стекают судьбы в общий котелок Не уставая, спорят до утра: клянут, клянутся, каются, пророчат... Как будто завтра - край! И этой ночью им нужно жизнь осмыслить до нутра... И возведя хрустальные леса, к утру расправясь с острыми углами, прощаются, как с близкими друзьями, не оставляя, правда, адреса КИШИНЕВ Центральный проспект - осевая старого города. Сто шагов в сторону, и он превратится в заворот кишок темных одноэтажных уличек... Калека - фонарь качается в жестяной тарелке так, что кажется, будто качается улица и скрипит вместе с ним. x x x Как пощечина на остывшем асфальте багровеет кленовая пятерня. Дождь. Сентябрь. И для меня уже окончился год. x x x Не по правилам бить лежачего: был рысак - да дорога склячила! В темных веках усталость прячется, обгоняют его - стоячего. Не по правилам злой смешок ползет: "Был силен рысак, да теперь не тот! Глянь, глаза ему заливает пот! Ну, а мы шажком проползем вперед..." Едкий смех камчой по губам сечет - он в последний раз в кровь закусит рот, и в последний раз землю вспять рванет, чтоб упасть, но там, где не всяк найдет... x x x Я умираю. Смерть моя легка, - так замирают бабочки к закату, теряют очертанья облака, становятся гражданскими солдаты... Так неприметно в жарких очагах поленья обретают легкость пепла... Я ухожу, когда строка окрепла, и нет нужды мне каяться в стихах... ПУТЬ ПОЭТА Муза. Тайное венчанье. Озарения. Находки. Час вечерний - чашка чая, чайник водки. Чушь, чугунное начало. Чирьи. Признаки чахотки. Час вечерний - чашка чая. чайник водки. Безрублевье. Одичанье. Черти. Чресла. Папильотки. Час вечерний - чашка чая, чайник водки. На челе печать печали. Чистый лист. Чужие шмотки. Час вечерний - чашка чая, чайник водки. Не боец - чудак, молчальник. Не в печать - на нитку, в четки черепки стихов - и к чаю чайник водки. x x x Мне бы жить, но неправильно падает свет, тень ложится на лист из-под правого локтя... Мне бы жить, но за стенкой гуляет сосед - обмывает получку и чашки колотит... Мне бы жить, но мешает битье - бытие, женский вой и короткие всхлипы ребячьи... Мне бы жить, но без денег - какое житье? А с монеты у нас не допросишься сдачи. x x x Грустно, брат мой, дичают стрелки тех полков, что "навеки едины"... Будто сдвинулись вечные льдины, и растут на глазах ропаки... А во мне - два десятка кровей и усталость от вечного боя, и желанье одно - стать травою, чтоб уже ни правей, ни левей, чтоб по ветру нести семена - без границ, без делений, без края.