Инок 1-й Тебя вторично я предупреждаю, Коль у тебя причины нет великой, Коль только ты не думаешь достигнуть Прощенья прегрешениям своим, В пещеру не входи. Людовико Вот, я уж в ней, Услышьте громкий голос мой отсюда, О, люди, звери, горы, небеса, О, день и ночь, о, звезды, солнце, месяц, Тысячекратно слово я даю, Тысячекратно здесь я подтверждаю, Что пытки претерпеть я жажду, ибо Так грешен я, что это покаянье - Ничто для искупления грехов, Иду, чтоб здесь найти мое спасенье. Инок 1-й Коль так, иди, и пусть в твоей душе И на твоих устах пребудет имя Христа. Людовико Да не оставит Он меня. Господь, Господь! Вооруженный верой В Тебя, в открытой битве нахожусь С моим врагом; Твое святое имя Да ниспошлет победу мне над ним; Тысячекратно знаменье креста Я сотворяю. Господи помилуй! (Входит в пещеру; вход за ним запирают.) Инок 1-й Из всех, кто ни вступал сюда, никто Не обладал таким бесстрашным сердцем. О, дай ему, Христос, настолько сил, Чтоб искушенья демонов распались, О, дай ему, в Тебя, Владыко, верить! (Уходят.) СЦЕНА 9-я Лесбия, Филипо, Леогарио, Капитан, Полония. Лесбия Нет, прежде чем туда пойти, куда Зовут твои нас доводы, мы скажем, Зачем сюда пришли; мы все хотели Увидеться с тобой: одно решенье Мы приняли. Полония Идемте; по дороге Расскажете мне все. Я вас веду, Чтоб удивились высшему вы чуду, Какое только видел взор людской. Лесбия А мы тебе, Полония, хотели Сказать одно. Ты пожелала здесь Жить между гор и сделала меня Пожизненной наследницею царства; И я тебе хотела сообщить Намеренье мое. Твоя пусть воля Моею будет, жажду повелений, А не советов. Женщина не может Решений принимать, а потому Ей нужно выйти замуж. Полония Справедливо Ты говоришь, и если твой жених Филипо, я сердечно одобряю. Моя любовь тебя во всем обяжет, Тебе даю я вместе с царством мужа. Филипо Да будешь жить ты целые века, Все новые и новые, как солнце, Что каждый день встречает смерть и снова Рождается, или как светлый феникс, Что восстает из своего костра. Полония Теперь желанье ваше совершилось, Так слушайте ж внимательно меня, Хочу сказать, зачем сюда веду вас. Есть некий человек, всем вам известный, Объятый крайним рвеньем, он пришел, Чтоб отыскать чистилище Патрика И претерпеть в нем пытки; в ту пещеру Вступив, сегодня выйти должен он. И чтобы с вашим страхом изумленье Сравнялось, я сюда вас привела, Да узрите святое это чудо. Я раньше не сказала вам об этом, Дабы испуг помехой не явился, Вот почему вы здесь со мной теперь. Лесбия Сестра, ты справедливо поступила. Я рада, хоть и страшно мне. Филипо Мы все Хотим узнать, как много в этом правды. Полония Ему, быть может, смелость изменила, Тогда не выйдет он из тех глубин, И в этом мы его увидим кару; А если из пещеры выйдет он, Мы от него узнаем сокровенность, Что скрыта здесь, - когда благополучно Выходит тот, кто так объят испугом, Что говорить не может, убегая От всех людей, в пустынные места, Чтоб быть наедине с самим собою. Леогарио Великие неведомые тайны! Капитан Мы вовремя приходим. Вон, глядите, Отшельники, безмолвствуя, в слезах, Идут открыть угрюмый вход в пещеру. СЦЕНА 10-я Иноки приближаются ко входу, ведущему в пещеру, и открывают его; из нее выходит Людовико, объятый изумлением. - Те же. Инок 1-й О, Господи, открой врата свои Для наших слез и воплей. Этот грешник Да победит жестокие темницы, Где нет виденья лика Твоего. Полония Открыли! Инок 1-й О, какое утешенье! Филипо Смотрите, Людовико! Людовико О, Всевышний, Возможно ли, прошли века; и вновь Я на земле и вижу свет небесный! Капитан Как он смущен! Леогарио Как страшно он взволнован! Инок 1-й Приди в объятья к каждому из нас! Людовико От сердца обниму вас всех. И видя, Полония, тебя, я стану думать, Что лишь по милосердью твоему Моим грехам даровано прощенье. И ты, Филипо, знай, что я хотел Тебя убить, подстерегал две ночи, Но ангел спас тебя от верной смерти. Прости мою вину. И умоляю, Дозвольте мне теперь уйти отсюда, Бежать от самого себя со страхом, Сокрыться в средоточие земли: Хочу навек от мира удалиться, - Кто видел то, что видел я, тот должен Дожить остаток жизни в покаяньи. Инок 1-й Итак, во имя Бога, Людовико, Велю тебе, чтоб ты нам рассказал, Что видел. Людовико Не противлюся такому Святому повеленью, и чтоб в страхе Проснулся мир, чтоб не жил человек Умершим во грехе, и отозвался На зов мой, - начинаю свой рассказ. Пройдя сквозь целый ряд предупреждений, Торжественных и требуемых в деле Такой глубокой важности, - исполнен И мужества и стойких упований, Простился я со всеми, чтоб войти В пещеру. Дух мой Господу я предал, И в сердце многократно повторяя Святые сокровенные слова, Которых духи тьмы в аду страшатся, Вступил я на порог и, ожидая, Чтоб вход замкнули, так и оставался Один, недвижно, несколько мгновений. Замкнули, наконец, его, и я Во мраке ночи темной очутился, И так глаза о свете заскорбели, Что я закрыл их: вечно так бывает С тем, кто во мраке хочет видеть: я Пошел вперед с закрытыми глазами, Пока не прикоснулся до стены, Что находилась прямо предо мною. Не больше двадцати шагов прошел я, Идя вдоль той стены, как натолкнулся На темную скалу и там заметил, Что в узкую расселину ее Проходит свет, который не был светом, Как то бывает в час, когда заря Едва-едва займется на востоке, - И думает в сомненьи полумрак, Светает там вдали, иль не светает. Я повернул налево, осторожно Ступая по тропинке, и когда Достиг ее конца, вдруг подо мною Земля заколебалась, и как будто Готовый провалиться, зашатавшись, Я потерял сознание, но тут Ужасный гром загрохотал во мраке И пробудил меня от забытья. Земля передо мной разверзлась, мне Почудилось, что я низринут в недра, До центра глубины, и глыбы праха, И камни, полетевшие за мною, - Моей могилой были. Я упал И очутился в яшмовом чертоге, Что создан был умелыми руками, С искусством, полным знанья и ума. Раскрылись тотчас бронзовые двери, И подошли ко мне, числом двенадцать, Какие-то неведомые люди, Все в белое одетые, - меня Приветствуя смиренно и учтиво. Один из них, по-видимому, старший, Сказал мне: "Упование свое На Бога положи, и помни это, Не падай духом, демонов увидя, Хотя б они и мучили тебя; И знай, что если только ты поддашься Угрозам их иль обещаньям лживым, Ты навсегда останешься в аду". Казалось мне, что ангелов я вижу, А не людей; меня их увещанья Ободрили настолько, что как будто Вторично пробудился я! И вот Вся комната огромная внезапно Заполнилась видениями ада И духами мятежными, такими Ужасными на вид, что их ни с чем Сравнить нельзя. Один из них сказал мне: "Глупец, неосмотрительный безумец, До времени возжаждавший изведать Возмездие, что ждет тебя, узнать Заслуженные пытки; если так Твои грехи велики, что ты должен Быть осужден, - и, правда, нет тебе Пред Богом милосердия! - зачем ты Пришел за осуждением твоим? Вернись, вернись на землю, чтоб исчерпать Всю жизнь свою, и, как ты жил, умри. Тогда приди взглянуть на нас, мы будем Все в сборе, ад тебе готовит место, Что вечно сохранится за тобой". Ему в ответ не молвил я ни слова. И вот, схватив меня и осыпая Свирепыми ударами, они Связали руки мне, связали ноги, И стали жечь меня, и стали ранить Стальными остриями, волоча По спутанным и темным переходам; Зажгли костер и бросили в огонь. "Спаси меня, Христос!" - воззвал я с верой, - Бежали злые демоны, огонь Утих, погас, и вмиг его не стало. И тотчас увлекли меня к равнине, Где вместо роз, взамен гвоздики алой, Взрастила терны черная земля, Росли волчцы. И ветер, пролетая, Пронизывал насквозь, - в сравненьи с ним Казалась вздохом - режущая шпага. Во впадинах чудовищных пещер Стонали осужденные угрюмо, Отцов и дедов громко проклиная. И столько было муки в голосах, Произносивших нагло богохульства, И столько там отчаяния было, Когда тысячекратно повторялись Проклятия и вопли без конца, Что, им внимая, демоны дрожали. Пройдя, я очутился на лугу, Цветы там были пламенем, - как это Бывает в знойном августе, когда В полях поспеет жатва. И равнина Была так велика, что глаз нигде Не находил конца; там возлежали Толпы людей на ложах из огня; Один лежал, подвижными пронзенный Гвоздями раскаленными; другой Был крепко пригвожден к земле; иные Лежали, а ехидны из огня Их внутренности рвали; тот грызет Зубами землю, бешенством объятый; Иной готов изгрызть себя в куски, Чтоб сразу умереть, - и оживает, Чтоб умирать еще, еще, и снова. Туда я брошен был рабами смерти, Но ярость их смирилась и пропала, Как дым, пред кротким именем Христа. Пройдя вперед, я новое увидел: От страшных пыток раненых лечили, Прикладывая к ранам их свинец Расплавленный, с пылающей камедью, Иное прижигательное средство. О, кто тут в сокрушенье не придет! О, кто не воздохнет, не возрыдает! О, кто не вострепещет, усомнившись! И вот вкруг одного из этих зданий Сквозь двери и дымящиеся стены Прорвались ярко полосы огня; Как будто дом внезапно загорелся, И пламя выходило, где могло. "Вот, - мне сказали, - дом увеселений, Купальный замок женщин тех, что в жизни, Желаниям бесстыдным повинуясь, Всем сердцем возлюбили ароматы, Прикрасы, умащенья и купанья". Вошел я внутрь и увидал в пруду Из снега - женщин редкой красоты. Их множество там было, все дрожали В воде, среди ужей и змей, что были Для этих волн - как рыбы и сирены; Замерзшие их члены были видны В кристальности прозрачной льдистых вод; Стояли дыбом волосы и были Оскалены их зубы. Вышел я, И тотчас увлекли меня на гору, Высокую такую, что она Своим челом, пройти желая небо, Когда не порвала, то отогнула Покров небес лазурный. Посредине Вершины той находится вулкан, Он дышит и выбрасывает пламя, Огонь кидает в небо, как слюну. Из этого вулкана, из колодца, От времени до времени исходит Огнистый ток, и в том потоке души, И выйдут, и войдут, чтобы снова скрыться, И много их, и много-много раз Восходят и нисходят эти души. Подвижный воздух током раскаленным Схватил меня и, от горы отторгнув, Переместил внезапно в глубину. Я вышел из нее, и вот примчался Другой воздушный ток, неся с собою, Толпами, легионы сотен душ, И силою столкнувшихся порывов Я был перенесен в иное место, И мнилось мне, что, виденные мною, Все души здесь собрались, и хотя Их пытки были здесь еще сильнее, Они на вид спокойные стояли, Все с радостными лицами, и воздух Не оглашали криком нетерпенья, И в небеса вперив упорный взор, Как тот, кто ожидает милосердья, Роняли слезы нежные любви; И понял я, что это место было Чистилищем, и так в нем очищались От прегрешений легких. Не смутили Меня угрозы демонов, что я Пройти сквозь все мученья эти должен, Напротив, я ободрился. И, видя, Как постоянно мужество мое, Они мне приготовили возмездье Страшнейшее из всех, чье имя - ад: Они меня к реке широкой взяли, На берегу росли цветы огня, А по руслу ее бежала сера; Кишели в ней уродливые гидры И змеи, как чудовища морские, И страшно широка была она, А мост через нее тянулся узкий, Как линия, не больше, и такой Непрочный, что, казалось, невозможно Пройти и не сломать его. Сказали Мне демоны: "По этой-то дороге Ты должен совершить свой переход. Взгляни, как перейдешь; и чтобы ужас Тебе сказал, - взгляни, как переходят". Я посмотрел и явственно увидел, Что все, кто этот мост хотел пройти, Срываясь, низвергались в волны серы, И змеи грызли их, и рвали гидры Когтями их на тысячи кусков. Я назвал имя Бога - Бог помог мне, И мужество нашел я, чтоб свершить Свой переход, и мне не страшны были Ни волны, угрожавшие мне снизу, Ни ветер, что свирепо бил меня. Дошел я до конца и очутился В лесу, таком пленительном и пышном, Что я возликовал, и дух отвлекся Ото всего, что было. Путь лежал Среди деревьев райских - кедров, лавров, Здесь бывших на своем достойном месте. Земля была усеяна цветами, Гвоздиками и розами, как будто б То был узорный шелковый ковер, Зеленый, белый, алый. Светлый воздух Был полон пенья самых нежных птиц, Звучавшего и сладостно и грустно, В созвучьи с многотысячным журчаньем Кристальных вод ручьев. И вдалеке Возвышенный возник пред взором город, Венчало солнце башни и дворцы; Врата его, из золота, сверкали Огнями бриллиантов, изумрудов, Рубинами и горным хрусталем. Они раскрылись, прежде чем успел я До них дойти, и вышла мне навстречу Процессия святых; там были старцы, И женщины, и юноши, и дети, И были все объяты ликованьем. Под звуки сладко-нежных инструментов Запели Серафимы звучный гимн, И ангелы ответили им хором. Вослед за всеми, блеском окруженный, Пришел Патрик, великий патриарх, И заключил меня в свои объятья, За то, что обещанье я сдержал, Его до смерти раз еще увидел, - И радовались все на эту радость. Ободрил он меня, и мы простились, Он мне сказал, что смертные не могут Войти в прекрасный град, где свет не меркнет, И мне велел вернуться в этот мир. Пройдя свою дорогу без помехи, Вернулся я назад, и злые духи Не смели прикоснуться до меня, И только что успел достигнуть входа, Как вы пришли, чтоб встретить здесь меня. И так как из опасности я вышел, Дозвольте, милосердные отцы, Здесь жизнь дожить мне, смерти ожидая. Да завершится здесь повествованье, История событья, о котором Свидетельствует ясно Дионисий Картезианец, Генрих Сальтаренский, Матеус, и Ранульф, и Гейстербах, Момбрицио, Марко Маруло, Рото, И Беллярмин, Гибернии примас, Бенедиктинец Бэда-проповедник, И Фраи Димас Серпи, и Солино, И Томас Мессингам {3}, и благочестье Всех христиан, своим правдивым словом Дающих подтверждение ему. И посему да завершится драма, И да начнутся громкие хвалы. ^TПРИМЕЧАНИЯ^U ^TОБОСНОВАНИЕ ТЕКСТА^U Как ни значительны цели, стоящие перед данным изданием, оно, разумеется, не является "критическим". Такая задача по отношению к драме испанского Золотого века (XVI-XVII вв.) медленно, десятилетиями решается и на языке оригинала, несмотря на беспрецедентную (в сравнении, например, с Англией или Францией) сохранность рукописей XVII в., даже автографов. Задача критического издания текстов К. Д. Бальмонта тоже не дело ближайшего будущего. Применительно к переводам драм Кальдерона мы пользовались лишь одним "окончательным" текстом, более обработанным, когда речь идет о шести напечатанных самим Бальмонтом пьесах, и менее завершенным в четырех новооткрытых в машинописи 1919 г. пьесах, печатающихся в этой книге в переводе Бальмонта впервые. Выше в статье отмечалось значение двойных литературных памятников - таких, в которых важна не только художественная ценность оригинала, но ценность вклада переводчика в русскую культуру. Приведены также сведения по истории текстов перевода Бальмонта, открытия машинописи утраченных четырех пьес: "Дама Привидение,", "Луис Перес Галисиец", "Волшебный маг" и "Саламейский алькальд". Нужно лишь еще раз повторить, что, по мнению издателей, бальмонтовские переводы Кальдерона - явление удивительное. Они доказывают осуществимость сочетания _максимальной точности_ (их можно рекомендовать как для занятий по совершенствованию знания испанского языка, так и по проблеме русских лексических и синтаксических эквивалентов стилизованной речи Кальдерона) _с высокой поэтичностью_. Пьесы расположены в хронологическом порядке. В тексте Бальмонта исправлялись лишь явные опечатки и описки. Написание иностранных имен собственных у Бальмонта сохранялось, но в некоторых случаях, где оно орфографически отличается от современной передачи вследствие известной общей эволюции принятых норм по сравнению с началом XX в., приводилось (с соответствующей оговоркой) к современной норме. Наиболее частое изменение - это сужение употребления "э" (особенно в дифтонгах) или приведение в соответствие с преобладающей современной традицией написания "у" или "ю" после испанского "ль", не соответствующего ни мягкому, ни твердому русскому "л". Например: вместо дон Гутиэрре у Бальмонта - дон Гутиерре, вместо дон Люис у Бальмонта - дон Луис. Не воспроизводится также спорная идея Бальмонта обозначать перенос ударения в имени Патрик (по-русски обычно на первом слоге) на "и", в соответствии с испанским (восходящим к латинскому) эквивалентом "Патрисио", путем написания сдвоенного "к" - "Патрикк". Мы пишем просто "Патрик", напоминая, что у Бальмонта всюду ударение на втором слоге: "Патрик". Не привилась по-русски и употреблявшаяся Бальмонтом (воспроизведенная Сабашниковыми) новоиспанская традиция ставить в начале вопросительных и восклицательных предложений соответствующие знаки в перевернутом виде. В рукописях и изданиях кальдероновских времен она не соблюдалась. Бальмонт переводил, естественно, по изданиям XIX в., в которые, в отличие от изданий XVII в. и в большинстве случаев более точно следующих им изданий XX в., вводилось деление трех действий (по-испански - "хорнад", "дней") на сцены ("явления"). Такое деление, ставшее в некотором роде международной нормой издания европейских драм, мы сохраняем. Этим достигается большая полнота воспроизведения перевода таким, каким его видел и слышал сам Бальмонт, а кроме того, обеспечиваются удобства при чтении и постановке, а также при пользовании примечаниями. В Дополнения включены целиком или с отмеченными сокращениями статьи, которые К. Д. Бальмонт предпосылал своим переводам. В случае, если в примечаниях используются примечания Бальмонта, они отмечены в скобках инициалами К. Б., а где эти примечания положены в основу измененного или сокращенного текста, то пометой в скобках: по К. Б. Печатные источники для воспроизведения перевода Бальмонта: Сочинения Кальдерона / Пер. с исп. К. Д. Бальмонта. М.: изд. М. и С. Сабашниковых. Вып. I-III. 1900, 1902, 1912; для рукописей: ГБИЛ. Отдел Рукописей. Архив К. Д. Бальмонта. Картон Э 10. Ф 261.14 (5-8). Помещаемый в Дополнении перевод драмы "Жизнь есть сон" известного ученого-испаниста Дмитрия Константиновича Петрова (1872-1925) воспроизведен по редкому малотиражному оттиску: Кальдерон Педро. Жизнь есть сон / Пер. Д. К. Петрова. СПб., 1898. Орфография, пунктуация, написание имен сохраняются. Сохранены также и примечания Д. К. Петрова. Надо напомнить, что они написаны в период, когда понятие барокко еще не применялось к литературе и специфика эстетики барокко Кальдерона не была уяснена. К нашему изданию приложены с соответствующим введением материалы по библиографии русских переводов Кальдерона Г. А. Когана. Подготовка настоящего издания проходила в известном согласовании с подготовкой книги: Iberica. Культура народов Пиренейского полуострова (Вып. II). Кальдерон и мировая культура XVII в. Отв. ред. академик Г. В. Степанов (1919-1986); выпуск подготовлен Н. И. Балашовым и В. Е. Багно (Л.: Наука, 1986). Напомним, что, помимо издания отдельных пьес, в СССР были напечатаны два издания сочинений Кальдерона: Педро Кальдерон. Пьесы. Т. I-II /Сост., вступит, статья и примеч. Н. Б. Томашевского. Ред. переводов Н. М. Любимова. М.: Искусство, 1961; а также: Кальдерон де ла Барка Педро. Избранные пьесы (на испанском языке), с аппаратом на русском языке: статья С. И. Ереминой, подробный комментарий, включающий библиографию А. С. Науменко. М.: Прогресс, 1981. Основное испанское издание, по которому сверялся текст и на которое даны ссылки в статьях: Calderbn de la Barka, don Pedro. Obras completes. Vols I-III por A. Valbuena Briones. Madrid / Ed. Aguilar (t. I - 1966; t. II - 1959; t. IIII - 1967). Настоящее издание осуществляется в двух книгах. В первой помещены шесть драм Кальдерона, в Приложении статья Н. И. Балашова и примечания к шести драмам. Во второй книге четыре драмы Кальдерона в переводе Бальмонта, в Дополнениях - драма "Жизнь есть сон" в переводе Д. К. Петрова, предисловия Бальмонта к сочинениям Кальдерона. Приложения ко второй книге включают статьи Д. Г. Макогоненко и Г. А. Когана, а также примечания к публикуемым во второй книге драмам. Н. И. Балашов "ЧИСТИЛИЩЕ СВЯТОГО ПАТРИКА" (El Purgatorio de San Patricio) Драма написана в 1643 г. В основе ее лежит известная средневековая легенда о св. Патрике (ок. 389 - ок. 461), распространителе христианства в Ирландии. Одна из самых фантастических и связанных со средневековым субстратом драм Кальдерона. Объяснение католической неортодоксальности этой драмы см. в статье Н. И. Балашова, наст. изд.. кн 1: сценическая история драмы в России - в статье Д. Г. Макогоненко, наст. изд., кн. 2. Бальмонт употребляет не принятое по-русски ударение Патр_и_к (соответствующее латинскому и испанскому произношению). Чтобы передать это ударение, Бальмонт в первом русском издании 1900 г. писал имя через два "к": Патрикк. Хорнада I 1 Что породил семиголовый зверь... - Образцы, заимствованные из Апокалипсиса, гл. 13 и др. 2 ...горный остров. - Имеется в виду Ирландия. 3 ...второй Иосиф... - по Библии, Иосиф был известен как толкователь снов. См. Бытие, гл. 40. 4 Перпиньян - город в Пиренеях, ныне на территории Франции. 5 Меж Францией и Англией тогда // Была война... - Драма полна анахронизмов. Во времена св. Патрика не бьпо собственно ни Франции, ни Англии. 6 Тебе дадут там буллы Селестина. - Селестин I - папа с 422 г. по 432 г. Остальные имена относятся к церковным деятелям того времени. Хорнада II 1 Кто в мире мог // Избегнуть переменчивости рока? - Тема изменчивости судьбы характерна для Ренессанса и еще более для барочной литературы. 2 Дерзающий прийти во имя Папы. - В церковной истории считается, что Патрик был уполномочен папой ввести христианство в Ирландии, 3 ...О, небо, только этого хочу! - Об образе христианина злодея у Кальдерона см. в статье Н. И. Балашова, наст. изд., кн. 1. Хорнада III 1 Что я святой Антоний... - Видения и искушения одного из основателей монашества св. Антония были со средних веков постоянной темой в литературе и искусстве. 2 ...кто ты? // Застывший труп... - В испанской драме распространенный мотив явления грешнику вместо женщины ее праха или скелета. Здесь Людовико является как предупреждение его собственный труп. 3 Свидетельствует ясно Дионисий... - Приведение Кальдероном имен тринадцати богословов и церковных авторитетов разных эпох - лучшее свидетельство теологической шаткости всей конструкции драмы, нуждавшейся, даже по мнению автора, в такой экстраординарной поддержке. Д. Г. Макогоненко